«Но как-никак, тут не найти мораль, Но я вообразил по-детски Воина света из себя и в зеркалах ищу чудовищ, как Антоха Городецкий И каждым утром нахожу Оттопырив веки, вижу: смотрит соскалившийся упырь И во имя добра я бью, но стекло без ответа Я вдруг понял секундой позже, что нежить та — это я»
— Один поцелуй, — Вэй Ин ласково улыбнулся, укладывая свои ледяные руки на чужие щеки, притягивая к себе ближе лицо напротив, шепча в самые губы. — А после я заберу твою жизнь. — Согласен. — А еще меня называют сумасшедшим, — вновь смешок. — Я не шучу, Лань Чжань, я возьму нож, как только ты меня отпустишь. У тебя еще есть возможность передумать. Даже если до этого момента и были какие-то сомнения, то теперь, когда он услышал этот шепот… пусть убьет. Пусть забирает, что хочет. Он уже забрал все. Ванцзи обнял того за шею, совсем не невинно целуя. Раз уж он заплатил за это жизнью, то следует забрать столько, сколько ему дадут. Приятно. Целовать его в последний раз было приятно.«Друг друга отражают зеркала Друг друга, и взаимно искажая отражение, А что если не так? И правда в том, что зеркала не искажают ничего, а отражают искажение? Что, если сам и есть я искажение И был таким до зеркала давно Это дивно или дурно? И есть вопрос, но могут знать ответ лишь тени: Я искажался постепенно или был таким с рождения?»
Вэй Ин уже давно начал терять свой рассудок. За этим наблюдал весь мир. Такой добрый и справедливый в прошлом ребенок на глазах тысячи человек обращался в страшного монстра, который забавлялся тем, что скармливал людей мертвецам, если не присоединялся к общей трапезе. Не раз на полях битвы можно было заметить, как этот помешанный мог начать жрать свежие трупы и упиваться чужой кровью. Пока он был выгоден людям, многие отказывались обращать внимание на то, что он начинал сходить с ума от темной энергии. Личность разлагалась, превращая некогда доброго и веселого мальчика, которого полюбил Лань Чань, в такого безумца. Ванцзи не раз наблюдал как его любовь так легко и грациозно прогуливаясь по побоищу, мог опуститься на колени, раскидывая по земле свои рукава одеяний, припадал к очередному свежему трупу, разрывая раны сильнее для того, чтобы напиться чужой кровью, будто задыхаясь от жажды. Мерзко. Всегда это было так мерзко. Приходилось, сдерживая порывы проблюваться, оттаскивать его, не давая мародерствовать. Насколько бы не было высоко желание отвернутся от него, каждый раз постыдно смотрел на это перемазанное кровью лицо, которое хотелось поцеловать. Целовать прям так, самому пробуя чужие тела на вкус. Как он умудрился полюбить этого звереныша? Жутко от самого себя. Сейчас в реальности все было куда лучше. Целоваться было приятно, если не задумываться, что он тащил временами в рот. Сейчас…сейчас было приятно. Слюны набежало столько, что, казалось, можно было подавиться, но ничего подобного не происходило. Вэй Ин обнимал его за шею, будто и правда осознавая, что прямо в эту секунду завалил своего друга детства на кровать,вместо ледяного пола, затыкая тому рот своими губами. Все это выглядело неимоверно грязно. И пусть Ванцзи отдает свою жизнь, он мог себе позволить развлечься в последний раз. Вот бы это не заканчивалось…от него оторвались.«Ах, так много на кону И я могу всё проиграть, Но мне не ясно только проиграть кому? В игре судьбы, игре ума, добра и зла, воображения Я верю в неизбежность, но не верю в поражение И никак не сходится, ты как не подведи, Но я клянусь то, что когда-нибудь свяжу всё воедино И затяну небрежно два узла Я верю не в его непобедимость, верю в неизбежность зла»
Лань Чжань пытался отдышаться, осознавая, что, видимо, время пришло. Глаза открыть было страшно. Почему же так мало? Ему казалось, что он заплатил достаточно, чтобы остановить все тогда, когда он этого захочет. В груди почувствовалась резкая, почти нестерпимая боль, но не смертельная. Совсем не смертельная. Ванцзи распахнул веки, заставая перед собой картину, как Вэй Ин распарывает кожу на его груди. Не глубоко, лишь так, чтобы пошла кровь. Шальной взгляд, не отрываясь, смотрел на то, что происходило на чужом теле. Губы, все еще влажные от слюней, припали к распоротой линии, целуя. Этот безумец вновь решил насладиться кровью, но уже не свернувшийся и холодной, а горячей и свежей, которая некой пульсацией вырывалась из нанесенной им же раны. — Ты говорил, что сразу после убьешь меня, — Ванцзи немного неловко стал придерживать чужие волосы, чтобы те не мешали Вэй Ину в его трапезе. — Я такого не говорил, Лань Чжань, не надумывай. — Но ведь ты сказал, что возьмешь нож и… — И заберу твою жизнь? Я забрал твою жизнь. До Ванцзи только отдаленно начало доходить, на что он подписался. Правильно говорят: не заключай с демоном сделок. — Теперь ты мой. О чем мы и договаривались. Ты хотел, чтобы я убил тебя? Молодой господин Лань, какого вы обо мне мнения? — Язык проходился по кровавой каше на его груди так пошло и по-собственнически, что было непонятно, хотелось ли ему оторвать взгляд или нет. Вэй Ин все же соизволил отпрянуть, усаживаясь на чужих бедрах удобнее. — В чем разница? Что так твое тело осталось бы со мной, что иначе. Однако все же есть различие. — Усянь вновь припал к чужим губам, сразу же жадно целуя, смешивая свежую горячую кровь со слюнями. — Я могу поцеловать тебя еще не раз. Ванцзи холодеющими руками стал развязывать свой пояс, медленно оголяя грудь, давая больший доступ к своему телу. Выходит тут банкетный стол на двоих? — Так, значит, еще не один поцелуй? — Начал шептать он, будто боясь спугнуть зверя, который согревал холодную кожу своими горячими губами. — И всегда свежая кровь. — Вэй Ин провел вновь пальцами по чужой крепкой груди, нащупывая пульс колотящегося сердца. — Кто еще из нас сумасшедший, Лань Чжань? Нефрит, видимо, и правда продал душу, но не демону, а этому зверю, которого он вновь и вновь называл своим любимым человеком. И теперь… он останется с ним. И правда, кто сейчас выглядит еще большим безумцем. Однако пока его любовь позволяет находиться рядом, Ванцзи не пожалеет о подаренной ему жизни. — Ты и правда так легко готов принять свое положение? — Вэй Ин уже не мучил, а лишь целовал истерзанное тело. — Я верю в неизбежность зла. Раздался смех, смазанный чьи-то поцелуем.«Я верю только в неизбежность зла Не верю в чудеса, как говорят, Но это про то, что на алтаре хоть режь козла Я верю в вероятное добро И верю в неизбежность зла Я верю только в неизбежность зла»