Куда иголочка, туда и ниточка

Я благодарен жадной своре псов За злобный лай, когда я приходил. И я признаться им в любви готов За то, что их повадки изучил. Я наблюдал за ними много лет. Всегда грозятся рвать всех на куски. Но, если рядышком поддержки нет, Мгновенно прячут жёлтые клыки.

Варвара на следующий день подруг в квартире встречает, они вино дорогое приносят и за стол садятся. Немного выпивают из красивых хрустальных бокалов, пока по телевизору фильм какой-то показывают, впечатлениями делятся, заодно рассказывая, кто с кем вчера на дискотеке познакомился, и фрукты с нарезкой в рот отправляют. Музыку на магнитофоне включают, подпевая, и расслабляются, наслаждаясь выходными перед колледжем. Потом решают во двор выйти, снеговика лепить и с горки кататься, в детство окунаясь. И Панина с девочками вместе собирается. Спортивные штаны натягивает и сапожки «луноходы», сверху свитер теплый, под горло, и пальто на плечи накидывает, варежки с трельяжа подхватывая. Они на улицу выходят и сразу же снежками друг в друга кидаются, пищат, если снег за шиворот попадает и падают театрально. Варвара выдыхается быстро. Она на скамейку садится и сигарету из пачки достает, вместе с коробком спичек. Последнюю поджигает и к табачному изделию подносит, затягиваясь и дым выдыхая густой в воздух. Смеется, за девочками наблюдая и предупреждает, если сзади кто-то подкрадывается. - Так что у тебя с тем гопником? – Спрашивает староста, подсаживаясь на скамейку и стараясь отдышаться, пока остальные бегают по двору. - Хожу теперь с ним. – Усмехается, пепел с сигареты сбрасывая. Подруга на это руками всплескивает и радуется искренне. - А я уж думала, что не согласишься. Так долго мальчишку держала на расстоянии. - Не долго. Всего-то две с половиной недели. – Варварка глаза закатывает, а староста ей руку на плечо кладет. - Ну да, Валеева мариновала два года и отшила. – Говорит и тут же от снежка, отправленного в нее Паниной, уворачивается, со скамейки падая. – Ты чего? - Чтобы не расслаблялась. – Смеется, ладошку подруге протягивая и подняться помогая. – На горку пошлите. - Варь, а ты не думала, что гопник с тремя хризантемами немного не твой уровень? – Интересуется девчонка из кордебалета, а Варя глаза закатывает. - Да… А вот тот солдатик ничего такой. – Встряет другая, и прима выдыхает, окурок в снег выкидывает и взгляд в небо переводит. - Это не ваше дело, девочки. В конце концов, вспомните, с кем вы вчера танцевали на дискаче. – Панина шаг ускоряет и у возвышения снежного останавливается, где дети резвятся. – Давайте закроем тему и просто отдохнем? Девушки на пакетах катаются, иногда санки у детей забирая и съезжая попарно. Звонко смеются, обидный для Варьки разговор забывая, и временем наслаждаются. Когда же темнеть начинает, прощаются и парочками, которым по пути, расходятся. Варвара до двора со старостой идет за учебу разговаривая, а потом в щечку целует на прощание и к подъезду своему подходит. Дверь тяжелую открывает, с соседками здороваясь, лифт вызывает и на нужный этаж поднимается, в замочек ключ вставляет и проворачивает пару раз, в квартиру заходя. Она мокрые от снега сапожки у входа ставит и пальто там же кидает, снег со свитера струшивает и в ванную идет, под горячий душ становясь. Потом полотенцем обматывается, в комнату к себе проходит и зимний халат на плечи накидывает. Ноги в тапочки засовывает и, шаркая, обратно в коридор возвращается. Сапожки на газетку предварительно разложенную ставит около батареи в кухне, пальто на плечики вешает, предварительно снег струсив, а варежки, оббив друг об друга, на теплообменник кладет. Варварка в зал уставшая идет, бокалы красивые за подругами убирая и, содержимое со стола в холодильник засовывая. Хрусталь в холодной воде моет, да так, что пальцы сводит, чтобы разводов не оставалось, а тарелки с содой ополаскивает под теплой. На сушилку все ставит, параллельно конфорку на плите поджигая, чайник полный воды набирает и оставляет воду греться. Сама на стул садится в кухне, книжку в руки берет и читать приступает. Но текст мимо ушей проходит, мысли всю голову заполняют и сосредоточиться не дают. - И где же он? Не пришел и не звонит… - Вопрос риторический задает, плиту выключая и заварку кипятком заливая, не церемонясь с красивым заварником. – Случилось что? – Глоток горячего напитка делает, за стол присаживается и печенье в руки берет. Гнусные мысли на задворки сознания отодвигает, о хорошем вспоминая. Как день прошел ее, как вчера с театра сбежала, а потом и с дискотеки с Туркиным за руку. И легче становится. Она глоток за глотком жидкость выпивает, чтобы не заболеть в новом семестре, кружку в раковине споласкивает и в зал идет. На телевизоре мультики включает, просмотром наслаждаясь, укутавшись теплым пледом в любимом кожаном кресле. А когда часы настенные десять показывают и балерину в сон клонить начинает, Панина все выключает, порядок наводя, и в комнату свою идет. Халат на прохладную футболку мужскую меняет и волосы расческой расчесывает, все узелки распутывая осторожно. Она кремом ночным личико мажет и в кровать ложится, одеялом по шею укутываясь. Сон хороший видит, практически нереальный, и на кровати ворочится. Морщится, когда лучи утреннего солнца на глаза попадают и разлепляет их с трудом. Тело ноет приятно от вчерашних посиделок, а телефон стационарный трелью разражается. Варварка ноги в тапочки запускает и, еле их от пола отрывая, к источнику неприятного звука подходит. Трубку снимает и мамин голос слышит. Приятно, конечно, что заботится, но не в такую рань. - Ты что, спишь? Времени час дня, Варя! Всю жизнь проспишь так. – Возмущается, и слышно, как она около зеркала помаду, поплывшую, поправляет пальцами. – У брата сегодня годовщина смерти, через час на кладбище поедем. Собирайся. – Предупреждает, а Панина сонный взгляд на календарь переводит. И правда, дату злополучную видит - двадцатое февраля. Вспоминает, как братишка ей «хороший» подарок сделал, умерев за несколько дней до дня рождения горячо любимой младшей сестренки. Варвара звонок сбрасывает, в ванную идет умываться и с зубной щеткой во рту на кухню шоркает. Ставит турку на плиту и кофе в нее засыпает, водой холодной заливая. На медленном огне нагревает, щеткой параллельно по зубам мажет. В ванную спешит, слюну и пену от зубного порошка сплюнуть и ополоснуть рот. На лицо пару раз холодной водой брызгает, чтобы проснуться и, вытираясь полотенцем, обратно к кофе идет. Видит пенку, до краев турку наполнившую, и с огня снимает, а затем снова несколько раз повторяет ритуал. Алия Ильсуровна так с детства учила, говорила, что напиток таким способом лучше получается и аромат с определенным вкусом не теряет. Пока кофе остывает, Панина в комнату возвращается. Джинсы со свитером надевает и волосы в косу заплетает. Под глазами мешки замечает и тут же их массировать начинает, сложно режима придерживаться, когда ты студент и артист театра одновременно. Варвара на кухню снова идет, пару глотков ободряющего напитка сделать успевает, как в дверь звонок раздается. С места подрывается и замок пару раз прокручивает, родителей в квартиру, убранную, впуская. Мама сначала цепким взглядом все обводит, а потом одобрительно улыбается. Всегда говорила, что из дочери хозяйка хорошая будет. Панина папу в щеку целует и с его помощью шубку на плечи накидывает. Голову и шею шарфом обматывает и сапожки на маленьком каблучке застегивает на щиколотке. Из квартиры выходит, дверь на замки закрывая и на лифте с родителями спускается. В пятиместный седан садится, закрывая за собой с характерным хлопком. Мама на это смотрит неодобряюще, мужчина должен помогать присесть, а отец только плечами пожимает, машину заводя. Движение начинает и из двора выруливает на уличные дороги. За черту города едет, где кладбище находится и у ворот останавливается. Варя ждет, когда папа дверь откроет и видит одобрение матери, потом аккуратно вылезает из машины, чтобы грязные пороги не зацепить шубкой, и по протоптанной дорожке к могилке идет. Оградку открывает и видит, что у памятника знакомая марка сигарет лежит, Кащей приходил, не забыл, значит. Сама помогает из пакетика алкоголь достать и поливает им землю могильную, в воспоминания похорон окунаясь по новой. Слякоть неприятная на улице стоит, вместо привычного мороза. С неба срываются капли дождя и, кажется, даже оно плачет по дорогому Панину Илье Владимировичу «Пану». Пацаны уличные гроб его на своих плечах несут до могилы, а Варвара следом плетется, за руку с Кащеем, что раз за разом ближе ее к себе прижимает и по спине успокаивающе гладит. Ей одиннадцать, она на бледное лицо любимого старшего брата глядит с интересом и ждет, когда же он поднимется, скажет, что шутка это все и из его посиневших губ прозвучит: «Вы че так рожи скорчили? Умер кто?». Но этого не происходит. Гроб с его телом на табуретки сначала ставят, чтобы каждый проститься мог и Кащей девчонку за руку тянет, потому что мама с отцом не в состоянии мыслить адекватно. Они на колени чуть ли не падают, проклиная убийц и врачей, что все так получилось. А бабушка то к одной, то к другому бегает с нашатырным спиртом, сама слезы утирая. Авторитет новый предлагает сестренке маленькой с братом попрощаться, руку может на его холодную ладонь положить, но та отказывается, истерично головой в разные стороны вертя. Слезам наконец по щекам позволяет течь и к Кащею прижимается дрожащим телом. Тот по голове заботливо гладит, в карман деньги ей засовывает и на корточки присаживается. - Заноза, слушай внимательно. – Он сам пальцами глаза вытирает, слезам стекать не позволяя. – Тут деньги, улица собирала. Придете домой, отдай родителям. Поняла? – Варварка кивает отрешенно, крепче парня за руку хватая, чтобы не отпустил. А он и не собирается. Кащей ее аккуратно подводит к могиле и стоит рядом все время, пока родные по горсточке земли с хорошими словами на заколоченный гроб кидают. Ловит мать Варькину, которая вниз прыгнуть хочет, лишь бы с любимым сыном не расставаться, с которым и без этого мало времени провела. На пацанов за своей спиной смотрит и слабо им кивает. Те тоже по очереди подходят и слово пацана дают, что не забудут друга и автора своего, а потом расходятся кто-куда. Кащей с Варварой последние подходят. Он на корточки присаживается и объясняет девчонке, что сделать надо, и Варька, рукой слезы утирая, слушается. - Илюша, братик, вставай, а? – Просит надрываясь, а сама горстку земли в маленькую ладошку набирает. – Ты же мой любимый братик. Я не хочу одна оставаться. – Говорит, всхлипы издавая, а мать с отцом и бабушкой в слезы снова ударяются. - Пан, ну ты че, не по-пацански как-то сестру плакать заставлять. – Кащей землю в руку берет и кидая на темно-синий гроб тихо обещает, чтобы только Варька слышала. – Я обещаю тебе, слово пацана даю, отомщу всем и за твоими пригляжу. Ни в чем нуждаться не будут. Варвара смотрит на все, взгляд отвести не решаясь и, когда все расходятся, с другом брата остается последними. Видят, как рабочие, которых смерть чужая не касается, тело закапывают, о чем-то своем переговариваясь. И Панина верит, что Кащей слово сдержит. За брата отомстит, за ней присмотрит и поможет ей оклематься. Вот только верит зря. - Что это за сигареты? – Зло спрашивает мама на мужа и дочь взгляд переводя. – Вы положили? – На отрицательный кивок, она их сбрасывает со ступеньки памятника. – Чертовы гопники. Смерти моего сына им не хватило, так они навещать его продолжают? Семь лет прошло, а они вину не признают. - Мам, хватит. – Варя к пачке подходит, осторожно ее поднимает и снег струшивает, обратно на место возвращая. – Илюха и сигареты эти любил, и пацанов. Вот они и помнят его. Разве это плохо, а? Они хлеб на могилку крошат и пару секунд стоят у оградки, вспоминая в теплом семейном кругу самые счастливые моменты с Паном. Тихонько смеются, а Варварка понимает, что родители сына своего не знали совсем, в отличии от одиннадцатилетней нее. Произносят обычное «Пусть земля будет пухом.» и к машине возвращаются. Приму домой завозят, а сами на другой конец города уезжают, предварительно оставив несколько баночек с едой для дочери. Панина все сразу в кастрюли переливает и стеклянные банки вымывает тщательно с содой, ставя приготовленную мамой пищу в холодильник. В комнату заходит, уставшая, хотя для нее день только начался, и вещи тяжелые зимние с себя скидывает, халат на плечи набрасывая. За стол рабочий садится, конспект писать приступает на пару по истории балета и расстановку с Артемом на занятие по классическому дуэту придумывает. Глаза, уставшие потирает и с места встает, блокнот закрывая. В ванну идет, тряпочку в руки берет и пыль с поверхностей протирает. Затем по подоконникам влажной тканью проходится и в тазик воды набирает, чтобы полы помыть. Она свою комнату тщательно выдраивает, переходя на ванную и туалет, в коридоре около зеркала останавливается, понимая, что разогнуться не может и тихо шипит. Спину прихватило. Аккуратно поясницу свободной рукой массирует и прядку со лба сдуть пытается, а когда чувствует облегчение, продолжает уборку в трехкомнатной квартире, в конце за пылесос берясь. Управляется со всем быстро, руки с мылом вымывает и кремом их мажет, чтобы не сохли. В кухню идет и чай себе заваривает в качестве полдника, и сладкими конфетами, которые в дефиците были, заедает, беря их из вазочки с ирисками и печеньем. Книгу параллельно читает, пока глотки обжигающего напитка делает и с ногами на табуретку залезает, на стену спиной облокачиваясь. После трапезы чашку в раковине моет, потому что не может в грязи жить и, накинув на плечи пальто, на лестничную клетку выходит. Сигарету из пачки достает изящными длинными пальцами и спичкой поджигает, затягиваясь. С соседями приветливо здоровается и, наконец, в мысли погружается о Валере, который из головы в последнее время не вылетал. Интересно ей, что же случилось, раз не приходит. Какова срочность его дел, что даже не предупредил? - Варька, ну красивая девчонка, а дымишь, как паровоз! Замуж никто не возьмет. – Восклицает старушка, на этаж с палочкой и тяжелыми пакетами поднимаясь. Панина сразу сумки ее перехватывает и пепел свободной рукой стряхивает, пока женщина дверь в свою квартиру открывает. - Значит, не судьба мне замуж выскочить. – Отшучивается, а старушка ее слегка в плечо бьет, чтобы глупости не говорила. Благодарит за помощь и на чай приглашает, но балерина отказывается, на дела несуществующие ссылаясь. Последнюю затяжку делает и сигарету в самодельную пепельницу выкидывает. Пакеты чужие ставит в коридоре, прощается с милой бабушкой и к себе возвращается. Косу расплетает и расчесывает осторожно, кожу головы пальцами массируя. С расчески волосы убирает и в мусор выкидывает, в зал направляясь. В кресло любимое садится и телевизор включает, останавливаясь на программе «Этот фантастический мир» и наслаждаясь различными историями. Варвара голову отключает, полностью в телеспектакль погружаясь и взгляд отвести от экрана не может. Слушает внимательно и заинтересованно, яблоко параллельно откусывая сочное. К концу программы телевизор выключает, на кухню возвращаясь и ужин себе разогревая. От духоты умирая, окно открывает и радио тихо-тихо включает, песням любимым подпевая у плиты. Панина от одиночества и скуки дома умирает. Сама с собой разговаривать начинает и думает о том, что жить с родителями было вовсе не плохо. Там папа развлекал, играя с ней в домино и истории нескончаемые армейские рассказывал, под недовольный говор матери. И Варька часто шутила, что жить совместно с такими различными характерами – просто невозможно. Мама, воспитанная в семье интеллигентной, где бабушка – Алия Ильсуровна – врач, кандидат медицинских наук, а дедушка – дипломат. И отец, отказавшийся от своих московских связей, получив профессорскую степень в ядерной физике, отправившийся в Казань. Но если он своим положением не кичился, то мама считала нужным показывать благополучие семьи везде, где только можно: дорогие вещи, дача, отдых в лучших санаториях Советского Союза и не менее качественное образование. В семье все даже думали, что Варвара пойдет по стопам родителей. Поступит в МГУ или МГИМО и будет и дальше радовать достижениями. Вот только Панина пошла по своей дорожке. Названная в честь цыганской певицы, она целиком и полностью отдала себя творчеству, балету, куда в четыре года ее отдала мать. Но прима и здесь живой себя не чувствует. С детства ей хотелось на улице больше играть, чем языки иностранные учить и в залах репетиционных торчать, столовый этикет осваивать и в высшем кругу виться, держа осанку ровно и подбородочек слегка задранным. Поэтому, как только с Валерой она познакомилась и время проводить начала, живой себя почувствовала. Сразу все запретное интересным и досягаемым стало, от того и в Туркина влюбилась, наверное. Ближе к ночи, Варвара в комнату к себе идет, в футболку отцовскую переодевается, лампу настольную включает и снова читать начинает. Когда усталость накатывает, ставит будильник на раннее утро и в кровать ложится, со включенным светом засыпая. Панина хоть сильной и кажется, но темноты до жути боится. В царстве Морфея по облакам розовым прыгает и смеется звонко, чувствуя себя пылинкой в огромной Вселенной. Но мутная трель, словно звук из-под воды раздается, заставляет глаза измученно разлепить. Она от зимнего солнца жмурится и будильник выключает, тапочки обувая. На завтрак кофе себе готовит, сумку учебную собирает и наряд в колледж выбирает. Радуется, что сегодня все еще в театре появляться не надо, там официальный выходной день, значит, вещей меньше брать. Поэтому у шкафа открытого стоит долго. Комбинезон бежевый на себя натягивает, волосы в хвост собирая. Реснички подкрашивает и шубку надевает, в шарф кутается и любимые «луноходы» не забывает. По дороге заснеженной идет, морщась и надеясь, что скоро снег растает и весна придет. С соседями привычно здоровается и приятного рабочего дня желает. В колледже обувь меняет на кроссовки модные заграничные, в аудиторию проходит и к обсуждениям последних новостей с подругами присоединяется. День пролетает быстро, Варвара даже моргнуть не успевает, как пары заканчиваются и с девочками уже расходиться надо. Она прощается, привычно всех в щеки чмокая, и по ступенькам спускается. Идет по многолюдным улицам, в лица людей заглядывая и думая, а объявится ли Валера сегодня? Она около «коробки» проходит, взглядом выискивая макушку чужую и натыкается. Не подходит, слишком гордая, да и разборки у них серьезные, видимо, раз даже Кащей присутствует. - Заноза! – Кричит авторитет, и Панина голову медленно поворачивает. – Иди сюда, обсудить кое-что надо. – Он пальцем ее к себе подзывает, а Варваре приходится подчиниться. Она бортик перепрыгивает и ближе подходит. Пульс в ушах чечетку отбивает, страх сковывает, но балерина этого не показывает. Она сестра бывшего автора, к которому уважение имели. А таким бояться пацанов – не по статусу. – Ща, мы тут перетрем с пацанами, а то мне предъяву, походу, кинуть хотят. И с тобой разберемся. – Прима молчит, высокомерно смотрит на все, ловит на себе взгляд Валеры и с вызовом на него смотрит. Вот только Туркину сейчас не до ее игр в «кто круче», у него тут разборки уличные. Не хотелось втягивать ее в это, но Кащею возразить пока не может. Не боится, тем более, зная, что делать будут сейчас, но пока план рушить не хочется. Он сожалеет, что Панина увидит все, но это же улица. Тут без драки – невозможно. Варя в чужие разборки не лезет, пока они ее не касаются. Слушает их разговор краем уха и наблюдает больше с интересом, что дальше будет. Она, как нежный цветок, лелеянный родителями в светском, хоть и гнилом, но высоком обществе. Для нее эти драки – открытие. Она разборок брата никогда не видела. Помнила только, что в коморке всегда с пацанами сидела и на их избитые лица смотрела. А сейчас, своими глазами видит, как они, словно свора псов, на троих старших накидываются, и во главе ее Валера… Нет, она в глаза его смотрит, и видит, что это не ее Валера, это уже уличный Турбо. Тот, который всю скорлупу в страхе держит, которому в фанеру прописать – раз плюнуть, взгляд которого холодный и высокомерный. Пацаны и сами получают, но в преимуществе превосходят, толпой наваливаясь. У Варвары от звуков неприятных сердце удары пропускает, и она глазки прикрывает, чтобы эти чудовищные моменты не видеть. - Харош, пацаны! – Кричит Адидас-старший, своих останавливая и замечая испуганный взгляд Паниной. – Харош! Харош, сказал! Мы улица! – Скандирует он, а все, словно загипнотизированные, повторяют за ним. – Мы улица! Мы улица! - Отморозки вы. – Выплевывает Варвара, когда Универсам затихает, понимает, что брат за такое по головке никого бы не погладил. Она к Кащею походит и на корточки присаживает. – Живой? – Спрашивает, хотя ответа не ждет, знает, что пошлет ее на все четыре стороны, чтобы таким слабым не видела. Он же авторитет бывший, сиделец, а таких не бьют и не жалеют, таких боятся. - Слышишь, а ты не сильно борзая? – Встряет кто-то из скорлупы, а Панина на него холодный взгляд переводит. – Ты под защитой Кащея ходила, поэтому никто и не трогал. А ща его отшили. Кто за твои слова отвечать будет? – Прима рот уже открыть собирается, но сказать ничего не успевает. - Ну я отвечу, со мной она ходит. Какая там у тебя предъява? – Привлекает к себе внимание Турбо, кровь с разбитого лба вытирая. – Кидай, разберемся. - Харош. – Прерывает всех Вова, подходя ближе к Туркину и опираясь на костыль. Валера выдыхает, слушаясь старшего и на приму взгляд переводит, в груди ее екает и страх сковывает, в глазах чужих читает недовольство, но она продолжает держаться, подбородок выше задирая. Ждет, пока универсамовские «коробку» покинут и помогает Кащею встать, отводя в квартиру его, где сигаретами и алкоголем все пропахло. Она раны не обрабатывает, только останавливает, спешащую к бывшему автору Лилю, за локоть хватая, и на себя тянет. Объясняет всю ситуацию и говорит, что залечь им на дно лучше, но старый знакомый и сам это знает. Она покидает квартиру, в которой тяжелая тишина прерывалась только хрипами побитых старших, и девушке советует отвести всех в больницу. Мало ли. Сама в дом свой возвращается, около подъезда курит долго, дым, успокаивающий выдыхает. Думает о произошедшем, и картинка перед глазами снова появляется. Абсолютно спокойный и немного надменный взгляд Турбо, его гордую осанку и вздернутый подбородок, будто не с авторитетом разговаривает, а с младшим возрастом. Уверенный и сильный замах, ни капли не сомневающийся, что прописать старшему по лицу – хорошая идея. И Варвара вздрагивает, сигарету на снег роняет и быстрым шагом в квартиру по лестнице поднимается, дрожащие руки из карманов достает и ключом в замочную скважину попадает с третьего раза. Кофе крепкий себе заваривает и, пока он остывает, в зале на ковре растягивается, чтобы полностью шалящие нервишки успокоить. Валера с остальным Универсамом в тренажерный зал подпольный возвращается, помогает сейф Кащеевский вынести и замок с него снять. Шумит одобрительно с остальными, когда деньги видит, который бывший авторитет со всех возрастов собирал. И ответственно кивает, когда Адидас-старший их ему в руки вручает. У всех секундный перерыв выдается, и Туркин на диван садится, глаза устало прикрывает, пока Вова рядом с ним аптечку кидает. Турбо на раны все равно, он наслаждение получает, когда в драки рвется, когда чувствует, как свой кулак с чужим лицом сталкивается. Ему бы в спорт какой-то идти, с боями связанный, но на это ни желания, ни денег нет. Хотя. Желание, может, и было бы, но последний аспект портит все. Он ваткой небрежно засохшую кровь с лица стирает с помощью перекиси и на мгновение перед собой видит те самые испуганные зеленые глаза. Не должна была Варька такое видеть. Не для драк она и не для группировок, не смотря на брата старшего, о котором Вову расспросить успел уже, пока в жизни Паниной те два дня не появлялся. Валера ватку в мусорное ведро выкидывает и куртку на плечи накидывает. Предупреждает пацанов, что будет минут через тридцать, а сам из качалки выходит, руки в карманы кожанки засовывая от холода уличного. К знакомому подъезду подходит и сигарету закуривает. Почти в две затяжки справляется, окурок выкидывая на землю, и ногой на него наступает, раздавливая. Он дверь подъездную открывает и заходит вовнутрь, по ступенькам на четвертый этаж поднимаясь. В дверь нужную стучит и слышит, как тонкий растерянный голос спрашивает: - Кто там? - Я. – Кратко отвечает, считая, что нет нужды представляться. Варька вздрагивает, волосы нервно за уши заправляет и замок все-таки проворачивает, открывая. На порог парня впускает и руки на груди скрещивает. - Что хотел? – Спрашивает холодно, подбородок выше задирая, будто не трусилась в квартире двадцать минут назад. Туркину не нравится, как она с ним разговаривать начинает, но он пока злость свою подавить пытается. - Скучал. - Тебя два дня не было. Не предупредил, не пришел, не позвонил, с колледжа не встретил, зато знакомого моего у меня на глазах избил, когда увидел. А если бы со мной что-то случилось за время твоего отсутствия? Или вдруг мне бы помощь твоя понадобилась, а, Турбо? – Она в глаза его заглядывает выжидающе, словно ответы ищет, а Валеру передергивает. Впервые за их взаимоотношения она его по кличке называет. – Ах, забыла еще, что вы с Кащеем оба, прям два брата-акробата, решили без меня, меня пришить. Знаешь, как в пьесе «Без меня, меня женили», если ты книжки, конечно, читал. – На оскорбления переходит, а у Туркина взгляд меняется, холодным становится. Подбородок вверх задирает снова, как будто скорлупе авторитет показать пытается. - Не борщи, Прима. – Он зубы стискивает так, что заметно, как желваки ходят под скулами. – Я пришел, потому что посчитал нужным это сделать. А в те два дня дела важнее были. - Какие, к примеру, дела, а, Турбо? Бухать с пацанами в качалке? Или кулаками без разбора размахивать?! – Почти кричит и в точку попадает. Туркин дышит часто, видно, как ноздри расширяются, словно у быка на красную тряпку. Он разворачивается, собираясь выйти из квартиры, чтобы лишнего не сказать, но его тут же голос женский останавливает. – Куда ты пошел, когда я с тобой разговариваю? На меня смотри! – Режет холодом, как лезвие, на более спокойный тон переходя, четко произносит Варвара, а Валера замирает на полпути. Он чувствует теперь себя, как скорлупа, которую он отчитывает такими же словами. Но ему не страшно, в отличии от младшего возраста. Его интерес захлестывает и злость, словно дымкой разум обволакивает. - Прима, - почти шипит, ближе подходя, Панину к стене прижимая всем телом. – Не путай, с кем разговариваешь. - А с кем я разговариваю? – Ухмыляется, в глубине души удивляясь, что так разговаривать с тем, кто сильнее и больше может. Думает, что братские гены пальцем не задавишь, он, все-таки, воспитывал маленькую балерину так, чтобы не обижал никто. - Со мной. – Выдает и из квартиры выходит, громко дверью хлопая. Валера понимает, что ошибался на ее счет. Не такая уж она и другая, такая же, как и все матрешки, на рожон лезущая. А Варька глаза устало закрывает. Ну и зачем она вспылила? По стене опускается вниз и дышит часто, пульс бешенный стараясь успокоить. Сигарету из пачки достает и прям в квартире курить начинает. Слишком много потрясений за один такой непримечательный день.