Рождённая из зимнего пепла

Полуденное солнце грело спину Сакуры. На небе не было ни облачка, а зимний ветер был не сильнее, чем легкое дуновение, дразнящее пряди волос, выбившиеся из косы Сакуры, и задевающее ее подбородок. Они с Ино закончили выжимать белье и вынесли корзины на улицу, чтобы развесить простыни и полотенца на веревках для просушки. — Я предпочитаю сушить белье на веревке. Свежий воздух лучше, чем спать в простынях, пахнущих лесным дымом, — сказала Ино, закрепляя деревянными булавками отрез ткани, который она водрузила на веревку. Сакура не очень-то возражала против запаха лесного дыма. Он напоминал ей о лесных походах с товарищами, подкрепляясь вкусом горячего рагу, которое варилось в железном котелке на огне. Она скучала по своим сородичам, по дому. В нескольких ярдах от нее раздался звук стали, вонзающейся в дерево. Сакура заглянула между рядами мокрого белья и увидела, как некоторые воины участвуют в знакомом упражнении по метанию топоров на тренировочной арене. Деревянные мишени были расставлены рядами, а нарисованные круги обрамляли красное яблочко. Сакуре захотелось, чтобы ее собственный топор был закреплен между лопаток. Рана, которую Рин зашила ей в боку, заживала хорошо, но Сакура знала, что если будет бросаться топором, то мышечная ткань только воспалится, и рана может снова открыться. Хокаге запретила ей прикасаться к оружию, но Сакура боялась, что потеряет силы, если не будет тренироваться. Если бы она когда-нибудь вернулась в Кумогу, ей пришлось бы начинать процесс подготовки заново. Хокаге считала, что обучение ее целительству важнее всего остального. Утренним уроком было управление. Хокаге пыталась показать Сакуре, как приземляться к земле, и говорила о том, как важно очищать свой разум перед тем, как приступить к целительским искусствам. Чтобы обрести сознание через человеческие прикосновения, Сакура должна была научиться читать человеческую энергию. — Ты должна уметь чувствовать их боль, Сакура, — сказала ей Цунаде. — Твой дар подскажет тебе, как лечить, когда ты найдешь источник боли. Цунаде привела воина по имени Итачи – старшего брата Саске, как узнала Сакура, и одного из мастеров оружия Черной армии. Как и его брат, Итачи распустил свои черные волосы, а не заплел их в косу или воинский узел. Его темные глаза были похожи на глаза Саске, но были подчеркнуты полумглой тенью, и казалось, что они несут на себе тяжелое бремя. Когда его взгляд остановился на Сакуре, руки Итачи сжались в кулаки. Сакура заметила рану на тыльной стороне его руки: кровь стекала по костяшкам и падала на полированную деревянную скамью Хокаге. Ему было неприятно сидеть перед врагом, и это было видно по чертам его лица. Итачи положил руку на стол Хокаге, давая Сакуре возможность использовать его рану для тренировки. — Как это случилось, Итачи? — спросила Хокаге. — Тренировался с младшим братом, — признался он. — Он очень хорошо владеет кинжалом. Сакура, не понаслышке знавшая о действии кинжала Саске, прекрасно понимала, что имел в виду Итачи. Она подняла руку и накрыла ладонью рану Итачи, пытаясь „почувствовать“ его боль. Она, конечно же, нашла его рану, кровотечение давало о себе знать, но почувствовать его боль было невозможно. От Итачи исходила холодная, неприветливая энергия. Сакура, пытаясь прочесть его энергию, чувствовала себя примерно так же, как колючка под кожей. Ей не удавалось очистить разум, и она пыталась сосредоточиться на чем-либо, кроме того, как он смотрел на нее. Такой взгляд она не раз видела на поле боя, и ей хотелось, чтобы они встретились с оружием в руках. Сакура не смогла его вылечить, и за дело пришлось взяться Хокаге. Только когда она начала его лечить, Сакура почувствовала боль в его руке, как свою собственную – то же самое было и с раной от стрелы на плече Какаши. Сакура не сказала Хокаге, что чувствует его боль. Возможно, Сакура упрямилась, но какая-то часть ее души все еще не хотела, чтобы пророчество оказалось правдой. Но если бы это было не так... Конохе не нужно было бы сохранять ей жизнь. Сакура нашла Итачи на тренировочном поле. Он помогал воину примерно ее возраста отработать удар топором. Она узнала этого воина еще в столовой: он был одним из тех, кто пощупал ее, когда она проходила мимо, и потом смеялся над этим со своими друзьями. С тех пор она не раз видела его в коридоре, когда он называл ее „кумогской мразью“ и плевал ей в лицо. Казалось, он специально из кожи вон лезет, чтобы напомнить ей, что ей здесь не рады. Сакура пожалела о своем мече – она хотела вогнать его ему в живот и заставить страдать. — Что это за воин? — Сакура указала на него. — Тот, что с Итачи. Ино вытряхнула полотенце и перекинула его через верёвку, после чего посмотрела в сторону воина. — Его зовут Кабуто, — сказала Ино. — Он мастерски владеет клинком, но он насекомое, — Ино сделала задумчивую паузу. — Хуже того. Он паразит. Сакура смотрела, как он запускает топор в деревянную мишень. Лезвие ударилось о дерево, но не зацепилось. Сакура заметила, что он неправильно ступает и стоит слишком близко к мишени. — Он что-то тебе сделал? — спросила Ино, в ее тоне сквозило любопытство. Сакура не хотела отвечать. Ино не была ее подругой. Насколько она знала, они могли быть в сговоре друг с другом. Сакура решила, что лучше солгать. — Нет, — сказала она. — Просто я думаю, что он ужасно владеет топором. Ино захихикала, покачиваясь на пятках и заправляя прядь волос за ухо. — Сакура, будь осторожна с ним. У него никогда не бывает добрых намерений, поверь мне. Сакура услышала, как что-то изменилось в голосе Ино. Она увидела, как Ино сомкнула зубы в замок. Выражение ее лица было таким, как у человека, умудренного опытом. — Он тебя обидел? Ино впилась взглядом в лицо Сакуры, нахмурив брови. — Да ладно. Нам еще нужно помочь Аюми с ужином, а потом вернуть одежду в дом до захода солнца. Сакура поджала губы и еще раз окинула взглядом воинов на арене, после чего подхватила пустую корзину и последовала за Ино внутрь. *** Фартук Сакуры был испачкан кровью от говяжьей ноги, над которой они с Ино работали на кухне. Разделочный нож был, пожалуй, единственным оружием, которое Сакура могла держать в руках. Лезвие умещалось в ладони и с легкостью разрезало мясо. В тот день она наточила кухонные ножи и теперь проверяла их прочность на говядине. — Тебе повезло, — сказала Ино, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Должно быть, ты очень нравишься Хокаге, раз она разрешила тебе отказаться от службы. — Когда ты будешь учиться у Рин? — спросила Сакура, проигнорировав замечание о том, что Хокаге проявляет к ней благосклонность. Хокаге не любила Сакуру – она видела в ней инструмент, который можно использовать для помощи Конохе. Только поэтому она разрешила ей работать в конюшнях, а не служить. Это была попытка сохранить качество своего пророческого актива и не более того. — Когда ты с Цунаде, я с Рин. — Как долго ты с ней тренируешься? — Полгода, — пожала плечами Ино. — В гражданской деревне больше нет медиков. Я хотела научиться ради них. Цунаде, Шизуне и Рин обычно заняты здесь по горло, особенно в сезон боев. Я хотела научиться этому ремеслу, чтобы и жителям деревни было кому помочь. Как благородно, — подумала Сакура. — Как давно ты работаешь служанкой? Сакура не совсем понимала, от чего вспыхнули щеки Ино – от ее вопроса или от жары на кухне. — С пятнадцати лет, — ответила Ино. — Передай, пожалуйста, сушеные травы. Сакура нашла тарелку с зеленью и протянула ее Ино. У нее уже начала складываться теория о блондинке. Она уже давно служила в Черной армии, а медикам научилась всего полгода назад. Медики зарабатывали больше, чем слуги, – в этом не было никакого секрета, и это наводило Сакуру на мысль о том, почему девушка не замужем. Сакура догадывалась, что она влюблена в одного из воинов, но, возможно, для брака не хватало монет. Через несколько минут пришла Аюми и поручила ей почистить еще одну порцию картофеля. Старшая женщина заставила Сакуру сидеть в углу, подальше от остальных работников, когда она была на кухне – чтобы та ни на секунду не забывала, что она все еще враг. Когда приготовление ужина было закончено, Аюми отпустила девочек, а Сакура и Ино вышли во двор, чтобы собрать белье, которое они разложили сушиться. К тому времени, когда все было сложено и убрано на хранение, пришло время ужина. Сакура спокойно съела говядину и вареный картофель в углу кухни, после чего с нетерпением отправилась на работу в конюшню. Женщина с черными волосами и каштановыми глазами встретила Сакуру у входа в конюшню. — Я Куренай, — сказала она ей, — хозяйка конюшни. — Она провела Сакуру в конюшню и устроила ей экскурсию. Она показала ей стойла для грумминга и комнаты для хранения сбруи, а затем повела ее на крытую арену, где воняло грязью и плесенью. На арене были бессистемно расставлены мишени и манекены в форме человека, сделанные из рогожи и соломы. — Воины используют этот зал, чтобы тренироваться в стрельбе с лошади, — сказал ей Куренай. — После захода солнца она не так часто используется. Она слишком большая, чтобы хорошо освещать ее, а я не люблю, когда на арене горят масляные лампы. Логично, — подумала Сакура. — Конюшни разделены по назначению лошадей. Наши рабочие лошади находятся в южном крыле вместе с пожилыми лошадьми. Боевые лошади содержатся в северном крыле, где вы и будете работать. — Она провела Сакуру в северное крыло и указала на задний ряд стойл. — Ты будешь отвечать за уборку в стойлах и следить за тем, чтобы у каждой лошади было свежее сено и чистая вода. Как только это будет сделано, ты сможешь ухаживать за лошадьми, если захочешь. Сакура заметила, как Фрост высунула голову из-за двери стойла и негромко тявкнула, привлекая внимание Сакуры. Сакура усмехнулась и подошла к белоснежной кобыле, потянувшись к ее мягкому серому носу. — Будьте осторожны с ней, — предупредил Куренай. — Она любит кусать людей. Сакура погладила кобылу по носу, прижалась лицом к мягкому изгибу ее шеи, а та игриво погладила шерстяной плащ Сакуры. — О, — сказала Куренай, положив руки на бедра. — Я так понимаю, вы уже знакомы? — Да, — ответила Сакура, почесывая грудь Фроста. — Хорошо. Будет здорово, если кто-то еще будет ее опекать. Какаши не помешает перерыв. — Фрост не позволяет никому прикасаться к себе? — поинтересовалась Сакура. — Она терпит нас достаточно долго, чтобы дать ей еды и воды, но если мы подходим к ней с расческой, она закатывает истерику. Она старая душа, — сказала Куренай. — Должно быть, она чувствует в тебе что-то особенное, что-то раненное. Сакура подмигнула Куренай и посмотрела на нее из-под шеи кобылы. — Ранена? Куренай кивнула. — Фрост привязывается к тем, кто, по ее мнению, нуждается в ее помощи. Сакура нахмурилась. Фрост, в свою очередь, опустила голову и дунула Сакуре в лицо своим сладковатым дыханием, а затем уткнулась носом в щеку Сакуры. — Какаши спас ее с поля боя десять лет назад. Она была слишком мала, чтобы брать ее на войну, и ее всадник был убит. Какаши вернул ее обратно, и с тех пор они неразлучны. Сакура задумалась, есть ли правда в словах Куренай. Может быть, лошадь просто была очень избалованной и разборчивой, когда дело касалось людей, которых она пускала в свое личное пространство. Как бы то ни было, Сакура чувствовала себя польщенной тем, что такая красивая и сильная лошадь, как Фрост, решила впустить ее. Куренай оставила Сакуру одну в северном крыле, так как у нее были дела в казармах. Сакуре пришла в голову мысль украсть боевого коня и сбежать, но она сомневалась, что успеет пройти через ворота, прежде чем кто-нибудь ее остановит. Рисковать жизнью одной из лошадей Сакура тоже не хотела. Она работала до самого вечера, чистила стойла и следила за тем, чтобы у лошадей было свежее сено и вода. Сакура двигалась медленнее, чем привыкла, держась за бок, чтобы не повредить его, когда она поднимала навоз и бросала его в тачку. Сакура слушала, как лошади скребут копытами по полу стойла. Несколько из них поскуливали, когда она проходила мимо, и кивками головы просили внимания. Она регулярно останавливалась, чтобы перевести дух, и часто возвращалась к стойлу Фроста, чтобы почесать ему шею или погладить по носу. Запахи конюшни действовали успокаивающе, на время ослабляя поток беспокойства, охвативший Сакуру. Когда Сакура закончила все свои дела, луна уже стояла высоко в небе. Закутавшись в плащ, она вышла из конюшни и зашагала по заснеженному ландшафту в кромешной тьме. Мир вокруг был тихим, слишком тихим - как затаенное дыхание. Сакура медленно подошла к боковому входу и повернула голову: волосы зашевелились на затылке. Что-то метнулось к ней в темноте. Адреналин пронесся по венам Сакуры, как молния, подстегивая инстинкт борьбы и защиты. Сбоку на нее обрушился кулак, но Сакура увернулась, прижавшись к стене, чтобы ничто не могло ее достать. Сакура отбила удар предплечьем, когда нападавший снова замахнулся на нее. Она почувствовала, как затрещали кости в запястье, и нанесла свой удар, который пришелся по кости. Костяшки пальцев лопнули от силы, и Сакура снова ударила его. Она услышала, как он сплюнул. — Тебе здесь не место, отброс Кумоги. — От его знакомого голоса по позвоночнику пробежала дрожь. Это был Кабуто – воин, которого она видела тренирующимся с Итачи, тот, кто плюнул ей в лицо и лапал за задницу в столовой. Сакура отпрянула назад, чтобы снова ударить его, но Кабуто поймал ее кулак в свою ладонь и сильно ударил коленом по ребрам. Взрыв боли, словно динамит, взорвался в животе. Сакура рванулась вперед и упала на колени в снег. Кабуто ударил ее ногой в раненый бок, и зрение Сакуры потемнело по краям, когда она упала лицом в снег. Воин резко дернул ее за волосы и ударил по лицу. Сакуру пронзила боль, и она почувствовала, как недавно заживший разрыв на губе снова разошелся, а по подбородку потекла кровь. Во рту появился острый привкус железа. Она застонала, когда он завел ее руки за спину и начал связывать запястья веревкой. Он дернул за веревки и начал тащить ее по земле в сторону конюшни. Если бы только она была в полной силе, подумала Сакура, если бы только у нее был меч... Снег налипал на одежду, ледяные кристаллы царапали кожу, словно крошечные иголки. Сакура пыталась вкопаться в землю сапогами, извиваясь на конце веревки, как червяк на крючке. — Прекрати драться, мерзавка Кумоги! — Кабуто отпустил веревки Сакуры и в дикой ярости бросился на нее. Когда он подошел достаточно близко, Сакура выпрямилась и изо всех сил ударила его по колену. Кабуто споткнулся и упал рядом с ней. Она попыталась отползти от него, но он навалился на нее сверху, острие холодного ножа уперлось в сонную артерию. Сакура перестала извиваться. — Я так и думал, — сказал Кабуто. Лунный свет дрожал на снегу, отражаясь от лица Кабуто в уродливой улыбке. На его зубах темнела кровь от удара, который она нанесла ему в рот. — Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем услышать твой крик. — Он вонзил острие ножа в кожу под подбородком Сакуры, заставив ее снова уткнуться головой в снежную землю. Холод ужалил ее кожу головы, как и острие ножа в подбородке. — Ах ты, змеиная дрянь, — прошипела Сакура сквозь стиснутые зубы. Кабуто рассмеялся, проведя плоским концом ножа по горлу Сакуры. — Ты можешь быть любимцем Хокаге, но ты все равно наш враг. В твоих жилах течет кровь Конохи, но тебе здесь не место, и большинство из нас согласны с тем, что ты должна умереть. — Кабуто откинулся назад и провел острием ножа по корсету Сакуры, разрывая шнуровку. Сакуру охватила новая волна паники. Она слышала, как нож прорезает ткань ее туники; казалось, этот звук эхом отдается в окружающей ее темноте. Холодный зимний воздух обдавал ее кожу, когда Кабуто разрывал на куски ее рубашку. Сакура извивалась под ним, изо всех сил пытаясь сбросить его с себя. Его грубые руки лежали на ее животе и скользили по ребрам, пока ладони не сжали ее грудь. Тошнота захлестнула ее с головой, а желчь ужалила горло. Сакура продолжала бить ногами и ступнями, крутить бедрами, пытаясь сбросить его с себя, но она была слишком слаба. Кабуто отпрянул назад и ударил ее кулаком в лицо, и кроваво-красные звезды вспыхнули в глазах Сакуры, выбив из ее тела все силы. Она лежала на снегу, открыв глаза на приглушенный свет звезд над головой, и молилась, чтобы боги забрали ее. Она услышала шорох ткани, но он был не ее. Прошло мгновение, прежде чем она почувствовала, как его руки потянулись к поясу ее леггинсов и... В ночи раздался треск, похожий на звук ломающихся костей, когда тело Кабуто оторвалось от нее. Сакура повернула голову и увидела, как мужчина с волосами цвета лунного света ударил нападавшего ногой в бок и повалил его лицом в снег. Кабуто поднялся на колени и, задыхаясь, пополз вперед. Какаши дал ему побороться и снова ударил ногой по почкам Кабуто. — Пожалуйста, не надо — сказал Кабуто, — она не одна из нас. — Ты больше не будешь говорить. — Голос Какаши был смертельно спокоен, в глубоком тоне звучали угроза и обещание. Кабуто поднялся на колени, и Какаши нанес сокрушительный удар в угол челюсти Кабуто. Кабуто упал на снег, наполовину оглушенный, когда Какаши навалился на воина и начал бить его по лицу. Сакура не знала, как долго длилось избиение, но тело Кабуто стало совершенно неподвижным, когда Какаши вернулся к Сакуре. Какаши окинул лицо Сакуры взглядом, осмотрел ее раны и взял в ладонь подбородок. Он потянул ткань рубашки Сакуры на грудь, помогая ей принять сидячее положение, когда боль закричала в обеих ее сторонах. Сакура вскрикнула, пытаясь отдышаться. Какаши достал нож и разрезал путы на запястьях Сакуры, после чего просунул одну руку ей под спину, а другую – под колени. Он легко поднял ее на руки и прижал к своей груди, а руки Сакуры обвились вокруг его шеи. Ее голова оказалась под его подбородком, когда он нес ее в казарму. Тусклое освещение слепило глаза Сакуры, и она зажмурилась, прижавшись лицом к шее Какаши. — Боги, что с ней случилось? — услышала она незнакомый голос. — Найдите Цунаде или Рин, — рявкнул Какаши, — и отправьте их в мои покои. Сакура едва ощущала, как Какаши уверенно переставляет ноги, неся ее по коридору. Его шея жарко прижималась ко лбу Сакуры, а может, — подумала Сакура, — это её кожа горела от жара. — Ка–ши, — выдохнула Сакура его имя полусловами. — Останься со мной, Сакура, — сказал он, — останься со мной.