Свечи в темноте

      Планы Кирилла на переезд загород были известны брату ещё зимой: он то и дело говорил о большом доме где-то в сосновом бору, своём хозяйстве и прочем. Возможно, эти мысли об уходе из жизни большого города не слишком подходили под образ карьериста Кирилла Воронцова, которого всегда больше интересовало новое спешл меню в его любимых ресторанах на Никитской, однако Матвей видел, как мужчина всё больше «оседал» и готовил почву для дальнейшей семейной жизни. Идея бросить всё и поселить семью на природе на самом деле казалась Матвею чем-то для него пока не постижимым, но вполне реальным для брата. Он точно был готов к чему-то такому, авантюрному.       Диана, впрочем, была другого мнения, и в её всегда хладнокровных глазах то и дело мелькал страх и неуверенность, что этим наполеоновским планам не суждено сбыться без её сердечного приступа. Косметический ремонт квартиры казался ей более чем безопасным вариантом.       — Он опять за своё…       — Не слушайте её, в конце концов, ей просто придётся согласиться и засесть с девчонками выбирать комоды в игровую на мансардной, — пожал плечами брюнет, подмигнув своей девушке и чокнувшись со всеми напитком. — За перемены!       — И здравомыслие.       — И смелость, — добавила сидящая напротив Матвея девушка. Она только пожала плечами на возмущенный взгляд сестры. — Что? Ты знаешь, что он прав. Ещё недавно ты сама показывала мне участки…       — Неправда! Я просто смотрела.       — Присматривала.       — Спасибо, моя дорогая будущая свояченица, за важную информацию. Теперь мне будет, чем крыть, — Кирилл довольно потёр ладошки, возвращаясь к ужину.       Диана и правда могла убить взглядом, и сейчас целями были её парень и сестра. Лиля намазывала на хлеб масло и, казалось, вовсе не замечала опасных стрел в свою сторону. Сестре она только тепло улыбнулась, тут же обезоружив ту и заставляя поражённо закатить глаза. Спор был более, чем глуп, и не в пользу Дианы. Расклад ясен, а дому быть.       Матвей аккуратно расправлялся с лазаньей, неуверенный, как часто ему стоило для приличия смотреть куда-то кроме, как на девушку впереди себя. Он и сам не заметил, как стал изучать её как какой-то невиданный объект. Простой прозрачный маникюр, тонкие запястья, обтянутые чёрной тканью водолазки — это было более менее безопасным обзором. Он также позволял себе поднимать глаза время от времени и просто наблюдать. Рыжие, низко забранные заколкой волосы и неторопливые движения руками. Она могла что-то сказать про это лето в Москве и поправить упавший локон за ухо. Потом она молчала. Не спешила в словах. Слушала. И… Матвей не знал, но память ему то и дело подкидывала ту, вечно раздражающе тянущую руку на уроках истории или литературы, и он не знал, была ли это всё ещё та же девушка.       Это была она?       Да, если верить глазам. Но было что-то во всём этом неторопливом и точно… грустном, чему он не мог подобрать название.       Лиля Никифорова изменилась за более, чем десять лет, и дело было в чём-то более очевидном, чем если бы она перекрасила волосы в зелёный цвет.       Удивлённый своим внезапно проснувшимся интересом к бывшей нелюбимой однокласснице, Матвей покачал головой и принялся усерднее пережёвывать тесто. Всё дело было в том, что девушка появилась из неоткуда и непонятно когда: свалилась как снег на голову.       К непониманию добавлялось то, что рыжеволосая бестия вовсе не мелькала ни в одних разговорах ребят, а как оказалось, Лиля приехала в Москву ещё под Новый Год.       — А Лиля у нас кудесница, недавно с ней на пару готовили пастуший пирог, — сказал Захар. — Восторг.       — Было дело, — смущённо протёрла губы Лиля и только на пару секунд посмотрела на Матвея.       «У нас». Ну, да. Матвей усмехнулся. Из неоткуда скорее появился он, а девушка тут совершила легендарное возвращение и, как в старые добрые, мгновенно влилась в компанию.       Своя в доску.       — Не дури, Матюх, сходим к Лиле, у неё первое выступление в нашей школе.       — Вместо матча, о котором мы договаривались месяц?       — Первое выступление. Поддержим, ну.       Все обиды давно прошли, но присутствие девушки всё так же вызывало в нём странные чувства. Точно все резко оказались под её обаянием и чарами, и только он всё не мог понять, кто она. Сестра Дианы. Всезнайка с острыми коленями и рубашкой, застёгнутой под горло. Лиля.       Кто она?       Он решил покончить с этим глупым анализом и вернуться мыслями туда, зачем сюда пришёл: он действительно давно не видел друзей и скучал по ним.

***

      А скучал он даже по тому, с какой серьёзностью каждый из них подходил к новой настольной игре. Лёша нацепил очки и стал водить глазами по мелкому шрифту на сложенном в три погибели листе.       — По шесть карточек, Захар. Ты раздал им по семь, верни одну, пожалуйста.       — Матерь Божья, мы и правда сейчас читаем инструкцию… Карту на базу.       Матвей вложил карту в раскрытую ладонь друга и не мог сдержать улыбки.       — Уморительное дерьмо.       — О, — Ксюша вдруг выглянула из-за Агапова. — Лиль, ты ж нам как-то что-то подобное приносила. Карточки с «правдой». У нас короткая память, но ты точно нас учила играть в них.       — «Ничего кроме правды», да. Это был стратегический ход, мне нужно было честным путём выяснить, как они готовятся к экзамену. Нихрена они не готовились, — девушка потянулась за мандарином, хмыкнув. Поймав на себе взгляд парня напротив, она подняла руки в защитном жесте. — Это не азартная игра, если что, я не растлила своих одиннадцатиклассников.       — Даже не сомневался.       — В чём?       — Что в итоге ты стала учителем.       Теперь стала более понятна её скрупулезная сосредоточенность на всём подряд. Даже на этом мандарине, что она пыталась освободить от шкурки. Замечание Матвея отвлекло девушку, и теперь он на себе словил озадаченный взгляд. Плюс одно очко в его пользу. Вот так вот, Лиля. Воспользовавшись моментом, он взял у девушки несчастный фрукт, на страдания которого он уже не мог смотреть, ловко подцепляя кожуру.       — Ты, Алексей, вспомни ещё тогда в школе говорил: вот увидите, — он отдал очищенный фрукт Лиле, — уйду в науку.       — А в итоге не теоретик, а практик, — согласно кивнул Захар.       Лёша покачал головой, наконец бросив затею разобраться с инструкцией.       — Наука во мне цветёт и пахнет, жена не даст соврать. Статьи пишутся по ночам.       — Подтверждаю. Этого задрота я оттаскиваю от монитора за три утра. Читаю карточку, вопрос тебе, Матвей, — Ксюша посмотрела на парня из-под очков. — Самый отвратительной вкус на свете.       — Томатный сок и остальное овощное извращение.       Солёный привкус, от которого его действительно могло вывернуть наизнанку. Что он точно не ожидал, так это смешок впереди себя. Матвей вопросительно приподнял бровь, но девушка только махнула рукой и дала ему три дольки от мандарина. Тот факт, что он совсем не умел читать эту девушку, его стал сильно напрягать. Она — один сплошной знак вопроса.       Он медленно отправил дольки в рот, не отнимая глаз от развеселившейся девушки.       — Что?       — Ещё раз убедилась, что в старшей школе твоей целью было меня позлить.       — Одна из, не преувеличивай своё значение, — Матвей откинулся на диване. — Твоя тоже.       — Ты ненавидел морковный сок и всё равно тогда в столовой выпил его, чтобы, не дай Бог, мне не достался. Смешной ты.       — Сама такая.       — Я и забыла, как было забавно с этими двумя тогда, чёрт возьми, — поражённо протянула Диана.       Ещё минуту они сверлили друг друга взглядом, пока Матвей окончательно не решил для себя, что не спроста они одиннадцать лет не общались. Могли и дальше продолжать с тем же успехом. Она странная, Лиля Никифорова. Вот кто она.       Сладость мандарина во рту стала подозрительно напоминать разъедающую кислоту.

***

      Вечер получился приятным и тёплым. Тем, о котором он мечтал все эти месяцы. Он помог с тарелками и вместе с Агаповыми собирался домой. Впечатление смазывалось только беленькими конверсами у галошницы, и то и дело мелькающими перед глазами рыжими волосами. Избавиться от ощущения, что за те полгода, что девушка уже была в городе, пока он был за тысячи километров, она успела проникнуть в компанию и навсегда окрасить её этими закатными мазками, о которых он ни черта не знал.       Лёша был чуть трезвее, чем уже покинувший квартиру Захар, но от этого не менее любвеобильным.       — Рад, что ты вернулся, друг.       — Хотел, — пожал плечами Матвей, краем глаза завидев чем-то озабоченных девушек в коридоре. — Не знаю почему.       — Может судьба?       — Не верю в такое.       — А зря, — Лёша вдруг задумчиво улыбнулся и кивнул на округлившуюся девушку в его рубашке. — Я так женился. Ксень, чего там застряли?       — Да, такси в большом спросе или что. Лёш, ты последнее видимо заказал.       — Всё для тебя.       — Ой, ладно. Лиль, поехали с нами, мы вторую точку укажем, ну приедем чуть позже, как тебя подбросим?       Девушка продолжила бесполезно обновлять ленту. Она выглядела чуть уставшей и явно спешила куда-то, но на предложение друзей махнула рукой.       — Не стоит, нам совсем в разные места, и так поздно, не буду вас задерживать.       — Мы с Киром под градусом. Дерьмо.       — Я отвезу.       Куда бы ему засунуть это чёртово удовлетворение от того, что он уже второй раз за вечер застаёт отличницу врасплох? Он, кажется, уже вырос из этого возраста.       Два больших изумруда посмотрели на него из-под недоверчиво сведённых бровей. Думала. Накинув на плечи пиджак и ещё пару секунд поизучав уже готового тронуться в путь мужчину, она так и не смогла высмотреть там подвох. Быть может только его скучающую и не слишком терпеливую физиономию. Кивнула.       Кивнула, блин. Что она за человек такой? Делать комментарии по поводу её многословности он уже сегодня точно не хотел. Всё, что хотелось, это лечь побыстрее в кровать и успеть завтра на экстренный утренний слёт по проекту.       — Решили, в общем.       — Ой, ну прекрасно! — засуетилась обрадованная удачным стечением обстоятельств Диана и вручила им по ланчбоксу с горячим. — На завтра вам лазанью. Отказы не принимаются. Напишите, как доедете.       — Хорошо.       Хорошо, что всю дорогу до его машины им не пришлось разговаривать и делать вид, что им комфортно в обществе друг друга.       Хорошо, что в машине из колонок играла Enigma, и каждый думал о своём, не замечая попутчика. Они были два случайных попутчика. Что встретились вновь спустя одиннадцать лет после последней такой же случайной совместной поездки. Ни одному не нужно было знать, что творилось в жизни другого.       Нехорошо, что запах персиков и миндаля стал слишком очевидным, чтобы его игнорировать. Нехорошо, что он помнил его и, как и тогда, не знал, почему так зациклился на этом.       — Не жарко?       — Немного, — она приподняла голову, пока парень плавно увеличил мощность кондиционера, и вновь подпёрла подбородок рукой. — Так лучше, спасибо.       Совсем не хорошо было наблюдать за её точно сосредоточенным и немного усталым взглядом. Он не знал природу этого. Он не знал, как поменялась жизнь этой девушки за столько лет, и не знал, почему вдруг захотел узнать.       Почему она сейчас ехала к маме Дианы, а не домой?       Почему кроме работы в школе он ничего за весь вечер так и не услышал от неё о себе?       Почему больше не тянула руку для ответа?       — Бросай это.       — Что? — Матвей не сразу понял, что девушка обращалась к нему.       Лиля дождалась, пока они остановятся на светофоре и недоверчиво посмотрела на своего водителя. И он и не знал, что думать. Всё было слишком странно.       — Я просто говорю, что не надо пытаться вскрыть мне голову.       — Думаешь, мне и правда нечем больше заняться?       — В этом и дело: я не думаю, а ты делаешь это слишком много, — она заправила медный локон за ухо и вновь ушла в свои мысли.       Почти ушла, Матвей не мог это так оставить. Кто она, чёрт возьми, такая, чтобы знать, что он делает или нет?       На улице стояла июньская жара и, если выкинуть её за окно, то девчонка не замёрзнет, ведь так? Он мог бы это сделать. Она говорила, что ей вздумалось.       Это не поменялось с той самой школьной скамьи.       — Ты не просто так сюда приехала. В Москву.       Она неопределённо пожала плечами.       — Ты тоже, разве нет? Мог бы сейчас пить пинты в местных пабах и читать «Гардиан».       — Как жаль, что я не тот самый фанатичный «левый», — они свернули на уже знакомую обоим с детства улицу.       Если ему не изменяло периферическое зрение, то девушка театрально закатила глаза. Это было очевидно.       — Политика там достойно пишется.       — И всё-таки мне больше по душе консервативный «Таймс».       — Ясно.       «Банально» читалось между строк, но его это не особо волновало. Он довёз её в целости и сохранности и на этом считал сегодняшний вечер почти завершённым.       Почти, потому что это было делом принципа.       За окном воцарилась тишина летних московских дворов и только изредка слышались шаркающие шаги местных ребят. Они сидели в темноте перед двором Ольги Тимофеевны, пока девушка не заторопилась уйти.       — И всё же. Ты не ответила, Лиля.       Рука Лили осталась на ручке двери, ожидая, что парень проложит мысль, и она сможет сказать какое-то глупое оправдание. Она же поставила себе цель — быть чёртовой загадкой этого вечера.       Матвей не любил, когда его водили за нос.       — Если я спрошу у ребят, они мне расскажут, ведь так?       — Да, — ясные зелёные глаза вопросительно смотрели на него, — наверное. Не знаю. Тебе это так важно?       — Нет. Но просто так спустя одиннадцать лет не бросают нажитое место.       — Я и до десятого с вами не училась. Год и больше тебя не раздражала своим присутствием.       — Юношеский максимализм. Что-то вроде этого.       — Взрослая жизнь, Матвей. Она так иногда делает. Планы рушит, — просто сказала она, и в её голосе он впервые услышал что-то до отвратительного живое. — Больше не лезь ко мне с этим, понятно?       Оголённое, обожжённое.       Там было больно. Её пальцы сжимали сумочку, а в глазах почти ничего. В одно мгновение он вдруг перехотел пытаться что-либо откапывать и, возможно, стоило снова поговорить про британские политические газеты. Не стоило ему лезть, куда и не хотел изначально.       Это был тёмный лес. Слишком холодный и тёмный. Отчего-то только кто-то всё разжигал там на опушке огонь, оттуда ещё шло тепло. Почему никто не видел? Почему хотелось узнать.? Дурацкие сравнения, дурацкая ситуация. И самое страшное — этот разбитый взгляд в свете фар он вспоминал весь остаток этой долгой ночи.