За мёртвых платят меньше

      Ночью пришли волки. Карен слышала, как они пируют в лесу и радостно воют, и могла лишь надеяться, что они наедятся мёртвыми Мёрфри и не станут близко подходить к дому. Днём она, забыв о своей ненависти к уборке, тщательно прибралась на кухне, вымыв до блеска плиту, пол и даже стены с окном, чтобы избавиться от запаха варёной человечины, и устала так, что проспала остаток дня, свернувшись в кресле у очага. И когда ночью её разбудили голоса волков, она лишь недолго послушала их и вскоре провалилась в сон.       Проснувшись утром, Карен потянулась, разминая мышцы, затёкшие после сна в неудобной позе. Взгляд тут же упал на брошенные в угол штаны и куртку, такие грязные, что было противно даже думать о том, чтобы снова в них влезть. Морщась, Карен подковыляла к шкафу, который вчера с таким трудом поставила на место, и начала рыться в вещах хозяйки. Вчера она уже это делала – открыла на кухне банку домашней консервированной фасоли. И сегодня, как и вчера, ей неожиданно стало совестно от своего воровства.       Она всегда была хорошей воровкой. Воровкой с мозгами и принципами. У простых работяг и служанок красть нечего, охотиться надо за богатыми, которые любят выставлять напоказ золотые цепочки и шёлковые платки. Будешь умной и ловкой – одно удачное дело обеспечит тебя на месяц, а будешь таскать медяки из карманов поношенных курток – добычи будет хватать лишь на то, чтобы выжить, и на дело придётся выходить каждый день, а так больше вероятность попасться. Она воровала у тех, кто имел больше, чем нужно, кто наживался на бедняках и их мучениях. И чутьё и опыт подсказывали ей, что леди, в дом которой привела её судьба, не была такой. Дом был чистым и уютным, но небогатым. Старушка явно жила только тем, что могла вырастить на своём огороде. Ухаживала за могилами родных. Штопала поношенные траурные платья. Жила тихо, никого не трогала. Она не заслужила того, чтобы отморозки Мёрфри зарубили и сварили её, как свинью. И того, чтобы кто-то рылся в её вещах. Натягивая на себя чужую одежду, Карен впервые за долгие годы почувствовала, что делает что-то не то.       Застегнув пуговицы чёрного тёплого платья, она собрала в корзину грязную одежду и вышла на улицу. И замерла, чувствуя, как во рту становится горько от страха. Весь снег вокруг дома был в волчьих следах. Волки всё же подошли к дому. Бегали вокруг него кругами. Карен присела на корточки, измерила ладонью один из следов. Здоровенный.       С пьяными законниками и неуклюжими Мёрфри она справилась относительно легко. Но звери – совсем другое дело. Они нападают неожиданно, они быстрые и бесшумные. Прямо как Чарльз. Будь он в порядке, ей бы не было так страшно. Но он со вчерашнего дня не приходил в себя. Так и лежал без чувств, только стонал иногда, да так жалобно, что Карен не знала, чего ей хочется больше: приласкать его или придушить, чтобы отмучился наконец. Единственное, что удерживало её от второго, это осознание, что она точно не сможет вытащить из дома его тело, а оставаться наедине с хладным трупом как-то не улыбалось. В своём теперешнем состоянии Чарльз хотя бы был тёплым. Даже слишком тёплым. Жаль, что в доме не было ни одного яйца, а то Карен бы прямо на его лбу яичницу пожарила.       Всё время, пока она оттирала снегом кровь с одежды и развешивала её на кустах, ей казалось, что она чувствует на себе взгляды волков. От револьвера, торчащего за поясом, спокойнее не становилось: со вчерашнего дня в нём не осталось ни одного патрона. Закончив с работой, Карен ещё раз тоскливо огляделась по сторонам. Серое небо, серый лес, серый снег. Где-то неподалёку шумит серая река. Где-то среди этой серости потерялся Артур, тела которого Чарльз так и не отыскал. А нет тела – нет дела. Он не погиб, просто не мог погибнуть. Только не он.       Раздумывая над этим, Карен вдруг заметила что-то такое, чего здесь никак не должно было быть, и тихая тревога превратилась в страх. Медленно вытирая озябшие мокрые руки о платье, она сделала несколько шагов в сторону тропы, что вела к реке, и остановилась, разглядывая снег.       Как раз в этот момент серые тучи немного расступились, пропуская лучи солнца, и вокруг стало очень светло, снег из серого сделался ослепительно белым, блестящим. И на этом блестящем снегу были следы. Не волчьи – человеческие. Можно было понадеяться на то, что это вчерашние налётчики оставили, вот только Карен отлично помнила, как тащила их в лес, схватив за ноги, какие у них были изношенные драные башмаки. А тот, кто оставил эти следы, носил добротные ковбойские сапоги. В снегу отчётливо отпечатались и острые носы, и подковки на каблуках, и борозды от шпор. Карен сжала кулаки так, что ногти чувствительно вонзились в ладони. Ей сразу же вспомнилась позапрошлая ночь. Звон шпор у неё над головой. Неровная поступь. Спокойный низкий голос.       Эй, малыш. Хватит прятаться. Я всё равно тебя найду. Только злой уже буду.       В ушах у Карен шумело, и она не сразу расслышала, как за спиной под тяжёлыми шагами скрипит снег. Только когда на неё упала знакомая высокая, широкоплечая тень, она выпалила:       – Чарльз, нам надо…       Не договорив, она обернулась, и слова застряли у неё в горле. Позади неё стоял не Чарльз.       Это был высокий чернокожий мужчина с короткой курчавой бородой, в которой седых волос было больше, чем чёрных. Но для старика, к тому же хромого, он двигался невероятно быстро и ловко. Карен не успела и моргнуть, как он бросился на неё. Карен увернулась, одновременно выхватывая из-за пояса револьвер и ударяя рукоятью незнакомцу прямо в зубы. Это была её вторая ошибка: он был выше, и замахиваться пришлось вверх, а руки у неё так болели после всех вчерашних приключений, что она промахнулась. А первой и главной ошибкой было то, что она в принципе попыталась его ударить, а не прицелилась. Пусть в барабане не было ни одного патрона, незнакомцу об этом знать не полагалось. Блеф мог бы если не спасти её, то хотя бы выиграть для неё пару лишних секунд.       Обо всём этом Карен вдоволь поразмышляла, пока незнакомец ловил её за руку, выкручивал запястье, бросал в снег бесполезный револьвер и тащил её к дереву. Второй рукой он зажал ей рот с такой силой, что голова Карен откинулась назад, затылком она ударилась о мёрзлую кору дерева. Мужчина навис над ней, совсем близко были его глаза, такие же, как ветки над их головами – чёрные, колючие, насквозь промёрзшие. Солнце вновь скрылось за тучи, и вокруг стало холоднее, чем раньше.       – Я же говорил, малыш, – сказал седой. – Ты далеко убежала, но я нашёл. И я очень злой.       Говорил он спокойно, даже с лёгким брезгливым сожалением. Как будто он чертовски устал и занимался бы чем угодно, кроме этого. И именно отсутствие враждебности в его голосе напугало Карен сильнее всего. Она достаточно тёрлась среди преступников и бандитов всех мастей, чтобы понять: те, кто орут, матерятся и трясут оружием, и вполовину не так страшны, как те, кто всегда тих, вежлив и спокоен. Но ещё она достаточно повидала мужиков, чтобы знать, что делать, когда один из них зажимает тебя в углу. Вот только незнакомец успел выставить колено на секунду раньше, чем она, и вместо того, чтобы пнуть его в пах, Карен зашаталась и потеряла равновесие. Мужчина крепче прижал её к дереву:       – Спокойно. Я не хочу убивать тебя. Но если будешь дёргаться, убью того, кого ты прячешь в этом доме.       Карен мотнула головой и попыталась укусить его в ладонь, но большим пальцем он так сильно надавил ей на подбородок, что она не могла разжать челюсти. Голова закружилась от страха. Откуда он знает, что их двое? Как долго он следил за ними?       – М-м-м, – зло сказала она, глядя ему в глаза так гневно, как только могла, чтобы он не понял, насколько она напугана и сбита с толку. Седой отодвинул ладонь от её губ, и Карен тут же выпалила:       – Я никого не прячу.       – Вот как? – седой усмехнулся, но взгляд остался пустым и холодным. – А мужская рубашка, что висит на кустах, видимо, твоя?       Карен посмотрела в его ледяные глаза и медленно, соблазнительно улыбнулась. Подалась навстречу, откровенно прижимаясь к нему всем телом:       – Ах, на мой размер так сложно найти нормальную одежду! Современные портные совсем не думают о девушках с большой грудью...       Правой рукой она приобняла его, потянулась ладонью к кобуре. Но в следующую секунду замерла, почувствовав, как к животу прижимается дуло револьвера.       – Это ищешь? – спросил седой тем же усталым тоном. Карен закатила глаза и томно вздохнула:       – Легче, ковбой. Я стою целых семьдесят пять долларов. Со мной надо обращаться бережно.       Отвлекать, соблазнять, тянуть время. Она делала это столько раз, что у неё обязательно получится снова. Но седой совершенно не поддавался на провокации. Презрительно усмехнувшись, он сказал:       – Ты стоишь намного больше. Из-за тебя сгорел товар, и мой босс потеряла три сотни долларов. Она будет в ярости, – Карен застыла, почувствовав, как револьвер больно давит ей под рёбра. – Когда мой босс в ярости, меня ругают. Когда меня ругают, я становлюсь злым. А когда я зол, то моя рука может случайно дрогнуть. Ты ведь этого не хочешь, малыш?       Карен только молча смотрела на него, лихорадочно думая, что бы ответить. Она не собиралась показывать, как ей страшно, но беда в том, что сейчас было страшно не только за себя. В ушах звенело недавнее обещание: «Я убью того, кого ты прячешь в этом доме».       – Иди в дом, а то простудишься. А тебе ещё долг отдавать.       С этими словами он развернул её и подтолкнул в спину револьвером. Карен шатало, как от целого ящика виски, она тяжело оскальзывалась на снегу, но ум её не был заторможен, в отличие от тела, и все эти несколько шагов она пыталась придумать, что делать. В голове колючим ледяным осколком засела одна мысль: топор. Как только войдёт внутрь, нужно будет сразу же схватить его, хорошо, что хватило ума поставить прямо у двери… Но не успела Карен потянуть тяжёлую дверь на себя, как незнакомец снова схватил её за плечо и прижал к себе спиной. Прикрываясь Карен, как щитом, он легко открыл дверь и втолкнул девушку внутрь, хищно оглядываясь по сторонам. Сразу же заметил топор, схватил его, и Карен чуть не заскулила от злости.       – Сядь, – седой толкнул её к стулу, – и не дёргайся, мне совсем не хочется тебя привязывать.       – Спасибо и на этом, – прошипела Карен. Незнакомец выпрямился, и в хижине сразу стало теснее. В три шага он прохоромал к кровати, на которой лежал Чарльз, совершенно неподвижный, только по еле заметному движению ожерелья на забинтованной груди можно было догадаться, что он ещё дышит. Незнакомец навис над ним, вглядываясь в него колючими глазами, потом наклонился, всё ещё держа в руке топор, и тут Карен не выдержала, вскочила и бросилась на него. Незнакомец тут же выбросил другую руку назад, Карен налетела на неё, как на толстую ветку дерева, от удара из груди вышибло воздух. Она чуть не упала, но незнакомец сгрёб её воротник в кулак и удержал. Посмотрел на неё со зловещей улыбкой:       – Забыла, что я сказал? Не дёргайся, или он умрёт. Третьего предупреждения не будет.       Он отпихнул Карен, и она упала прямо на плечо, которым вчера ударилась о колоду для дров. От боли у неё перехватило дыхание, и она сжалась в комок, борясь со слезами. Будто услышав, как она упала, Чарльз вдруг резко вздохнул во сне, пошевелился и приоткрыл здоровый глаз. Карен затаила дыхание, глядя на то, как Чарльз смотрит на незнакомца, как его лицо искажается от ужаса. Он глухо зарычал, приподнялся на кровати, но тут же рухнул обратно и опять потерял сознание. Седой молча стянул с него одеяло, окинул взглядом бинты. Одобрительно кивнул:       – Сама перевязывала? Правильно, – развернувшись, он наклонился к ней и снова взял её за воротник, притянул к себе: – За мёртвых платят меньше, малыш. А парни, которые возят чёрное дерево на плантации Гуармы, заплатят за него хорошо. Половину твоего долга покроют, пожалуй.       Карен ударила его по руке и вырвалась. Выпрямилась, поправляя платье, и сказала сквозь зубы:       – Его не впутывай. Он тут ни при чём.       Седой пристально посмотрел на неё.       – А кто же тогда убил моих людей? Неужто ты?       Спрашивал он без издёвки, но почему-то Карен разозлилась ещё сильнее.       – Да, я. Это я прикончила Джеймса, Расселла и всех остальных. Потому что руки свои совали куда не следует.       Лицо незнакомца окаменело, в глазах мелькнуло холодное бешенство, но спустя секунду взгляд потеплел.       – Выходит, слухи не врут. Ребята ван дер Линде умеют постоять за себя и за друзей. Значит, будешь расплачиваться сама?       Карен сглотнула, резко втянула ноздрями воздух и выпалила:       – Я буду разговаривать только с твоим боссом.       – Тогда собирайся.       – Ч-что? Прямо сейчас?       – Ты предлагаешь дождаться ночи? – Он обошёл её, распахнул дверь. – Моя лошадь ждёт у реки. Поторопись. Раньше пойдём – раньше вернёмся, и тогда твоему другу не придётся ночевать с волками. ***       Чёрт бы побрал авторов любовных романов, которые утверждают, что ехать на крупе лошади, держась за пояс мужчины – это охренеть как захватывающе и романтично. Карен была захвачена только одним: попытками не соскользнуть с подскакивающего коня и не упасть в сугроб. Вот бы оказаться в седле с удобными стременами и сжать в руках поводья! На таком хорошем крепком мустанге, который оказался у незнакомца, она бы мигом добралась до Ван Хорна и…       … и что? Сбежала бы? Бросила бы Чарльза одного в лесу, где хозяйничают четвероногие и двуногие звери? Он мог бы бросить её в «мышеловке», но не сделал этого. И она так не поступит. Потому что если она найдёт Артура… когда она найдёт Артура, тот будет недоволен, что Карен бросила его лучшего друга в опасности.       Глядя, как тусклое солнце пробивается сквозь тяжёлые тучи, Карен тихо спросила:       – Может, хоть скажешь, как тебя зовут?       Она ожидала очередной колкости, но седой внезапно ответил:       – Трент.       – И всё?       – Этого хватит.       – Как скажешь… – Карен задумчиво закусила губу. Трент… Она была уверена, что уже где-то слышала эту фамилию. Почему-то ей вспомнилась Мэри-Бет, будто это было как-то связано с ней. Странно, при чём тут Мэри-Бет? Этот тип скорее напоминал одного из парней Формана, с которыми раньше водилась Тилли.       – У меня есть просьба, – внезапно сказал Трент. Карен изумлённо уставилась на его курчавый затылок:       – Ого, что-то новенькое. Я думала, ты будешь отдавать приказы, а не просьбы.       – Видишь ли, приказ выполняют, даже если не понимают его. А просьбу мою ты поймёшь. Раз ты сама попросила не впутывать твоего друга в это дело, я тоже попрошу тебя молчать о нём. Я скажу, что нашёл только тебя.       – Хорошо, – не стала спорить Карен. Ей и в самом деле не хотелось, чтобы Чарльз был в этом замешан. Это не он бросил горящую тряпку в телегу с самогоном, и ему не за что расплачиваться. К тому же ей пора научиться решать свои проблемы без помощи мужчины. Замуж поздновато, да и не хочется.       Трент вёл своего коня всё дальше в горы, и места вокруг становились всё более дикими. С широкой наезженной дороги они свернули на узкую тропу, что виляла между нависающими скалами и старыми замшелыми деревьями. Порой конь шёл по самому краю обрыва, и тогда Карен крепко сжимала пояс Трента в кулаках и прикрывала глаза, борясь с тошнотой. Она облегчённо вздохнула, когда Трент наконец остановил коня и объявил:       – Мы на месте.       Карен съехала с крупа коня и с удовольствием потянулась, разминая мышцы. При этом постаралась незаметно от Трента оглядеться и оценить обстановку. Тропа вывела их на небольшую полянку, окружённую высокими старыми деревьями, они росли так густо, что Карен не сразу заметила, что на полянку ведёт ещё одна дорога – достаточно широкая, чтобы по ней могла проехать телега. Посреди полянки возвышалась маленькая, но добротная хижина. Возле хижины темнел сарай, дверь была приоткрыта, и Карен успела увидеть угол повозки и смазанное дёгтем колесо, прежде чем Трент подтолкнул её в плечо. Она отпихнула его руку и зашагала к хижине, выпрямив спину и задрав подбородок, радуясь, что вчера перед сном вымыла волосы и накрутила их на папильотки. Трент обронил, что его босс – дама. А для дамы внешний вид ещё важнее, чем для джентльмена. Глупые мужчины думают, что женщины наряжаются и прихорашиваются для них, но на самом деле они делают это друг для друга. Чтоб подруги восторгались, а завистницы давились злобой.       Поднявшись на низенькое крылечко, Карен пнула дверь сперва одним башмаком, потом другим. Трент мрачно сверкнул на неё глазами, она невинно захлопала ресницами:       – Что? Я просто снег стряхиваю!       Трент молча отстранил её от двери и постучал в неё кулаком – четыре быстрых коротких удара, потом, после паузы, ещё один. На этот раз из-за двери послышался скрип половиц, и спустя несколько секунд она приоткрылась совсем немного, ровно для того, чтобы наружу высунулись дуло револьвера и весьма острый морщинистый нос.       – Мисс Файк, – Трент слегка наклонил голову.       – Трент, – холодно кивнула старуха и отступила назад в комнату. Карен вошла внутрь и услышала, как Трент входит следом и закрывает дверь. Мисс Файк отошла к столу и открутила фитилёк керосиновой лампы, так что огонь стал ярче. И тут Карен слегка вздрогнула. Когда мисс Файк повернулась к ней, огонь осветил правую половину её лица, что раньше была в тени. Щёку и лоб покрывала сплошная корка уродливых шрамов, бровь отсутствовала, и веко, перекошенное, будто подтаявший воск, косо нависало над слепым глазом. Карен знала, откуда эти шрамы.       У Чарльза на правой ладони был точно такой же.       – Я полагаю, эта девица – причина, почему ты так долго отсутствовал, Трент? – холодно спросила мисс Файк, садясь на стул. Трент не успел ответить, потому что Карен заговорила сама:       – Эта девица чертовски замёрзла и устала, и будет очень признательна, если мы сразу перейдём к делу.       Мисс Файк слегка скривила рот, а может, улыбнулась – из-за шрамов было непонятно. Она окинула Карен пристальным взглядом зрячего глаза. Это был колючий, недобрый взгляд, который сразу напомнил Карен о мисс Гримшоу.       – Что ж, как твоё имя, мисси?       – Карен Джонс.       Левая бровь мисс Файк удивлённо приподнялась:       – Ты одна из девок старого Датча ван дер Линде. Я наслышана о вашей компании. Выходит, вас ещё не всех перестреляли. Раз не умеешь держать язык за зубами, садись и рассказывай, почему вместо денег за удачно сбытый самогон Трент привёз ко мне тебя.       Карен села на стул, чувствуя себя как на допросе. Лампа ярко светила ей в лицо. Глядя прямо на мисс Файк, она ответила:       – Потому что люди, с которыми вы связались, думали не головами, а головками. Я ехала по своим делам и никого не трогала. Но им вздумалось меня задержать. Я была готова сдаться, – она изобразила самый невинный и искренний взгляд, на который была способна, – но вместо того, чтобы отвезти меня к шерифу, они притащили меня к себе в логово и привязали к кровати. И не для того, чтобы насильно накормить овсянкой. В том, что произошло дальше, нет моей вины. Девушка должна оберегать свою честь.       При этих словах мисс Файк усмехнулась так неприятно, что Карен захотелось схватить керосинку и подарить старухе шрам и на левой стороне лица. Но тут неожиданно вмешался Трент:       – Она говорит правду. Во всяком случае, часть правды. Я наведался в дом Джеймса и обнаружил там его и ещё двоих мёртвыми. Погреб был пуст, а кровать перевёрнута, и на изголовье была верёвка.       – Двоих? – быстро переспросила мисс Файк. – Но у него в подчинении было трое.       – А-а-а, Такер, – скучающе проговорила Карен, наматывая на палец кончик локона. – Он взлетел на воздух вместе с вашим самогоном. Полагаю, он до сих пор догорает. В аду. С другими насильниками.       – Это тоже правда, – подтвердил Трент. – Я сам видел, как она вместе с Такером приехала в Аннесберг и зашла в офис шерифа. Потом там началась заварушка. Такер выполз на улицу, зовя на помощь, а она выбежала следом и подожгла телегу с товаром, за которой он прятался.       – Руфус?       – Мёртв. В камере остался Штраус, ещё один тип из её банды. Говорят, это тот, кто был в курсе всех махинаций и знал, где спрятан общак. Во всяком случае, он тоже был мёртв, когда я до него добрался.       – Я всего лишь хотела спасти друга, мисс Файк, – сказала Карен тихо и почти искренне. – Только и всего.       Мисс Файк молчала. Стало очень тихо, и в этой тишине Карен вдруг услышала тихое гудение. Она замерла, прислушиваясь, и поняла, что гудение доносится не из-за стены, а… снизу? Она не успела подумать об этом, как вдруг мисс Файк вдарила кулаком по столу:       – Надо было послушать тебя, Трент. Джеймс и его дружки и в самом деле полные идиоты… были идиотами. Ты уверен, что в подвале не осталось ни одной бутыли?       – Уверен, босс.       – Значит, и улик против нас нет. А Мёрфри в последнее время вновь распоясались, так что если законники обнаружат трупы, подумают на них. А вот Руфус… – она недовольно поморщилась. – Дьявол. Руфус был нам необходим.       Карен молча буравила взглядом горящую керосинку. Мысленно она понадеялась, что Руфус сейчас варится в одном котле с Такером. Ей ярко вспомнилось, как стонал от боли Чарльз, и отчаянно захотелось снова оказаться с ним. А вдруг он умрёт, пока её не будет рядом? Умрёт, как Штраус, в полном одиночестве, когда некому услышать последние слова…       – Сколько тебе лет, Карен Джонс? – резко спросила мисс Файк. Карен встрепенулась:       – Двадцать пять.       – Двадцать пять… Я варила самогон, когда тебя ещё и на свете не было. Потом Кэтрин Брейтуэйт выжила меня из бизнеса, а её карманные законники попытались сжечь меня вместе с моим заведением. Я долго мечтала разделаться с ними, но частично твои друзья сделали работу за меня. Когда этим летом Датч покончил со старухой, я наконец снова смогла поставлять самогон в Лемойн. Но только-только мой бизнес начал поднимать голову, как появилась ты. Из-за тебя я потеряла не только товар, но и крышу.       Карен улыбнулась и пожала плечами, хотя внутренне она похолодела от тревоги. Мисс Файк продолжала:       – Чтобы сварить самогон, который ты сожгла, я купила кукурузы для спирта и других ингредиентов на пятьдесят долларов. Готовый муншайн я собиралась продать за три сотни, и на эти деньги приобрести новое оборудование для варки. К тому же за эти месяцы я примерно столько же положила в карманы шерифу и охотникам за головами, чтобы они не мешали мне спокойно делать дело. В общей сложности ты нанесла мне ущерб на шесть с половиной сотен. Придётся очень потрудиться, чтоб вернуть долг.       Карен продолжала молча смотреть на неё, а в душе у неё всё оборвалось. Вот, значит, каково было тем бедолагам, которые задолжали Штраусу. Она взяла себя в руки и снова улыбнулась:       – У меня в корсете лежит четыре десятки, которые я вытащила из карманов ваших законников. Надеюсь, мистер Трент отвернётся и не будет смущать даму?       Мисс Файк коротко засмеялась – будто камушки в реке перекатились и загремели:       – Детка, меня интересует не то, что у тебя в корсете, а то, что у тебя в голове. Тебе придётся хорошенько напрячь мозги, чтобы помочь мне восстановить мой бизнес. И если ты сделаешь всё хорошо, то и сама в накладе не останешься. Ну что, согласна?       – А у меня есть выбор?       – Конечно, есть, – Мисс Файк вытащила из-под стола две пузатых бутыли и два стакана. – Здесь муншайн «Хвойный», настоянный на ползучем тимьяне, а здесь – мой фирменный рецепт «Тропический», с персиком и ванилью.       – С персиком и ванилью? Боюсь даже подумать, какой дрянной у вас спирт, что приходится так маскировать его вкус.       – Значит, «Тропический», – Мисс Файк вытащила пробку и разлила немного в стаканы. Карен быстро стрельнула глазами в сторону Трента, но он равнодушно смотрел в пространство. Кажется, «Тропический» муншайн его не заинтересовал. А вот у неё самой от приятного фруктового аромата, смешанного с горечью спирта, на миг помутился рассудок. Вчера ей так и не удалось выпить ни капли, а в доме старушки не было ровным счётом никакого алкоголя, и ломало Карен страшно.       Мисс Файк подняла свой стакан, и Карен сделала то же самое. Глядя на то, как старуха подносит стакан к губам, Карен сделала глоток. Горло охватил жидкий огонь, самогон пролился в желудок, обжигая, как раскалённый металл – но тут же жар исчез, превратившись в ровное тепло по всему телу, а вместо горечи на языке расцвела дурманящая сладость. Безумно захотелось выпить залпом всё, что оставалось в стакане. Но сегодня впервые за много дней гордость говорила громче зависимости.       – Ты в деле, Карен Джонс, – улыбнулась мисс Файк. Карен улыбнулась ей в ответ, а потом уронила стакан на пол и раздавила осколки каблуком.       – Да, – сказала она, глядя в застывшее лицо мисс Файк. – Я в деле.