Темнота

      Затяжка далась легко. Маратка подержал в легких, как сделал Андрей, и выдохнул. Подумал, что хуйня это все про пресловутый сладковатый запах, о котором говорили на собраниях комсомольцев. Воняло обычной жженой травой. Марат прислушался к своим ощущениям и ничего не почувствовал. Не было как с сигаретами: сразу прилив никотина и перемена в давлении. Просто продрало горло от тяжелого дыма.       Протянул косяк обратно Андрею: — Чет хуйня какая-то.       — Да погоди, Комсомол! — Андрей усмехнулся и затянулся еще.       — Нет уже комсомола, — Марат сказал это просто чтобы что-то сказать, заполнить паузу, где ничего их не связывало. Раньше не было так. Они постоянно болтали, перебивая друг друга, ну ладно, Марат перебивал. А сейчас — о чем еще спросить? Он сам и не интересуется, как сложилась у Маратки жизнь. Не про тюрьму же спрашивать.       — А пацаны есть, — выпуская густую струю в воздух, сказал Андрей. Дым не рассеивался в маленьком помещении и остался висеть на свету лампочки. — Виделся с кем?       После встречи с Турбо доктора вырезали у Марата кусок отбитой и разорванной почки. Всю четвертую четверть провалялся в больничке, даже на похороны отца не попал. С Зимой тоже виделись после, но тот посчитал, что краями они разошлись, после того, как Марат выдавать Валеру ментам не стал, хотя и мог.       — У вас там Зима все еще старшим?       — Ты смотрел второй Терминатор?       — Смотрел конечно, — Марат давно еще посмотрел, как только кассету принесли в библиотеку. Там про будущее, про судьбу и про пацана с мамой в психушке. И Шварцнеггер конечно. Про что сейчас хочет поговорить Андрей?       — Вышел, пока я сидел. У Валька дома видак, я у него и завис тогда, всю коллекцию пересмотрел, что вышло пока я на зоне мотался.       Мотался — значит не отшивался. Видак дома — это конечно. Мог бы пачками молодых парней трахать этот уебок. Чей-то сынок небось, Марат вспоминал импортную рубашку гитариста, показавшуюся тогда крутой, а сейчас — пошлой и аляповатой. Еще и наркоман. Как такой утырок музыкой-то увлекся вообще? Марат незаметно для себя начинал злиться и ему хотелось поддеть Андрея, который со спокойным ебалом рассказывать какую-то дикую жесть.       — После зоны-то долго в форму приходил, чтобы играть опять?       — Там пианино было, ты прикинь, — Андрей улыбнулся, вспоминая. — Слабал там Седую ночь, и сразу меня в музыканты записали. Ирина потом ноты приносила, новые тоже играл. Так странно потом было слышать эти песни в оригинальных аранжировках. Я-то просто по нотам играл. Почти как свою версию песни делал, а пацанам нравилось.       — Ирина, с ПДН которая? — Марат все пытался раздуть в себе ту злость, но она проваливалась в рассказ Андрея, который с каждой фразой выводил туда, куда совсем не ожидал Марат. Снова интересно было с ним. Если когда-то Марат в основном рассказывал новое для Андрейки, то сейчас он сам шел по следам его жизни, удивляясь тому, как много можно не знать о другом человеке, который когда-то казался понятным насквозь.       — Да, она еще Юльку под опеку брала, меня хотела тоже, но я уже попался тогда. Она много кого навещала, оказывается. Меня все просили рассказать, как я ее в шортиках поутру встретил, — вдруг усмехнулся Андрей. — Представляешь? Просто короче, в ванную иду, а она там в маечке и шортиках, в которых спит. Спросил тогда, я ей зачем, не хотел, чтобы жалела меня. Ну она жалела конечно, она всех жалеет, — под глазами Андрея залегла тень от улыбки да так там и осталась. — Так че я? А! Кароч пацаны такие, а че ИринСергевна к тебе зачастила? Вон к Серому понятно, он вообще круглый сирота остался на свете. А ко мне тогда мама с Ильдаром приезжали, пацаны знали. Да еще и Иринка приезжала, а я возьми и ляпни, что жил у нее. Тайга тогда как услышал, аж охуел: и че, говорит, давай рассказывай, как оно было. На ужин собрались прямо вокруг меня и слушают. Сеанс значит. Ну я вначале так рассказал, что ну в шортах была, поговорили. А потом уже по-новой просили рассказать, и я уже насыпал подробностей: что шорты те вот до сюда были, а у маечки то лямка слетела, и пахло от нее тогда сиренью и шампанским…       Маратка фыркнул. Отчего то стало легко и смешно представлять себе Андрейку, фантазирующего перед голодными взглядами пацанов. Шампанским пахло, надо же!       — И че, слушали? — Марат чувствовал, что и у него под глазами наливалась тяжесть, но было лень что-то с ней делать. Если будет рассказывать про зону, то пусть хоть такое, смешное. Ильдар значит все-таки с мамкой его остался, не упустил деталь Марат. Когда-то он хотел отомстить, хотел убить Ильдара, пусть даже посадят. Но вбивая ботинок в лицо Колика, он уже понимал, что это ничего не решит. Не простил конечно, не святой. Но думать забыл. Заставил себя забыть, когда мама пришла без отца в больничку и сказала, что прогнозы плохие.       — Слушали, конечно. Там из развлечений — книги и подрочить. Но ты не думай, не распечатали меня там, — Андрей насмешливо посмотрел на Марата, который конечно подумал, но таких слов даже в голове у себя не хранил.       — Не думаю, — быстро сказал. Я про Турбо думал тогда, ну что он… — неожиданно даже для себя вспомнил Марат.       — Чего? — Андрей сделал крайне тупое лицо и Маратке опять стало смешно.       — Ага, — начал Марат, — пока он с Лилькой не начал ходить. На Новый год притащили пацаны телек в качалку. У кого родители бухают, у кого где, я тогда дождался, когда мои спать лягут и смотался к ним после полуночи. А у них там пьянка, праздник короче. Кащей тогда еще был, песни блатные пел, скорлупу бухать заставлял. Где телек спиздили было непонятно, его потом сразу же и унесли, меня тогда в подробности посвящать не стали, не дорос еще. И кароч сижу смотрю, там концерт идет. Зима с Турбо рядом сидят и че-то пиздят как обычно. Слышу: ну чего, Туrбо, а тебе девушки-то какие нrавятся? — Марат старательно копировал мурлыкающую интонацию Зимы, наблюдая, как Андрейка смотрит на него. Почти как раньше. Выжидательно и с интересом, готовясь улыбаться. — Да нравятся, отъебись; Турбо ему такой. А тот не успокаивается: а я чето как ни посмотрю, с пацанами одними. Не пидоrок, ли ты часом, а, Валеrа? А тот прикинь, смотрит на него. Ни въебал сразу, ни орать не начал. Я тогда не знал, что это проверка на пидора такая, подъеб кароч. Сижу думаю, чето я не то услышал нахуй, сваливать пора походу. Смотрю в телек значит. А они затихли как-то, Зима продолжает: ну че ты, вот тебе какие девушки нравятся? Покажи хоть. А Турбо на телек такой махнул, да вот такие, например. А там Леонтьев, блять! — Марат не выдержал и улыбнулся уже. Андрей тоже засмеялся. — Волосы там длинные, костюм этот блестящий, Зима присмотрелся, как давай ржать. Ну тут подрались конечно уже. А Турбо все с девчонками начал ходить. Ни одна на Валерия Леонтьева не была похожа, — добавил Маратка. Смеяться было удивительно легко, хотелось прям ржать не останавливаясь. И пить немного. И может поесть. Сгущенки.       — У меня тут Аленка есть, если слишком прибило, — Андрей разглядывал смеющегося Маратку.       — Какая нахуй Аленка, ты же по мужикам? — Маратика несло, он шутил уже полную чушь. Андрей однако широко улыбнулся и потянулся за сумкой. Вытащил пачку сигарет и шоколадку. Фильтр от косячка уже плавал в бутылке от лимонада, и Андрей закурил сигарету, аккуратно скидывая пепел в узкое горлышко.       — По мужикам, да. Ты ж меня научил, — Андрей держал сигарету во рту и распаковывал обертку Аленки. Резко перестало быть смешно.       — Да блять. Андрей. Я… — что? Не хотел? Хотел. Сам не стал же таким? Это что ли Маратку оправдывает? Сожаление, чувство вины за свои поступки и так стали постоянными спутниками Марата, но напрямую его никто не обвинял ни за что. Ни за то, что он пришился, ни за то, что он с Айгуль начал ходить, ни за то, что он сумку гребаную с мячиком не захотел вынести, ни за то, что отца не смог поддержать. Только Андрей ему тогда руку не подал из-за шапки. И теперь предъявлял ему за ту ночь. Ну да, его вина, как ни посмотри. Если б он не потянулся тогда, если б он почувствовал, что тот не хочет, если он не говорил тогда это все, если б он не позволил Андрею и себя потрогать… Может Андрей не стал бы таким, встретил бы девушку, а не Валька, может тоже женился бы… — Прости меня.       — Да ты чего? — Андрей озабоченно смотрел на Марата, подавая ему кусочек. — Чет совсем расплющило тебя, пацан! Ешь давай, — Марата и правда накрыло чувство вины за все-все. Он нехотя взял шоколад и положил в рот, хотя не чувствовал, что заслуживал даже это сладкое. Детское чувство — сладкое надо заслужить. Но, вопреки ожиданиям, сладкий вкус во рту не отдавал горечью, а прям таки взорвался волшебными переливами. Этот кусок шоколада был определенно самым вкусным в жизни Марата.       — Во! — Андрей наблюдал его лицом и улыбался удивлению, — вкусно, да? По накурке сладкое пизже всегда, — Марат молча кивнул, не в силах открыть рот, чтобы не терять ни секунды наслаждения.       — Я ж пошутил. Ты думаешь, можно человека пидором сделать? Ну, можно конечно изнасиловать, но сам он от этого с мужиками трахаться не захочет. Я думал об этом, с нашими разговаривал. Каждый знал об этом сразу. Разница только в уровне отрицания. Мне повезло с тобой, ты не напирал, очень нежно меня потрогал. Мне понравилось прям сразу. А кого-то и трахнули. Но все равно, это даже не от первого опыта зависит. Просто знаешь в глубине души, что ты — такой, — Андрей тоже рассасывал шоколадку, и голос его разливался сладостью по сознанию Марата. Еще не до конца он верил Андрейке. Но очень хотелось верить. — Ну че, полегчало? — Марат кивнул и засунул в рот еще один квадратик. Тот был не менее вкусным.       Хотелось закурить еще и он взял сигарету. Дым тоже был вкусный, но по-другому. Вкусы смешивались во рту и было хорошо. Они оба сидели на кровати, опершись спинами об стену и скидывая пепел в бутылку в руке Андрея. Марат положил ладонь на эту руку. Сознание будто улавливало только положительные импульсы. Рука была теплой, спокойной, сильной. Марат ощупывал сбитые костяшки и слегка гладил длинные пальцы. Почему то это вновь казалось чем-то более интимным, чем отсос. Прикосновение сейчас тоже как будто ощущалось ярче. Не таким возбуждающим, просто ярче, хотелось трогать чужую кожу и ласкать ее. Но основной фокус внимания до сих пор был во рту. Интересно, а как это — целоваться накуренным? Марат сбросил пепел в горлышко и посмотрел на Андрея. Тот выглядел расслабленным, но смотрел насмешливо:       — Не надо только этого, ага? — Андрей убрал руку с бутылкой и кинул туда свой бычок, — то, что мы сделали — это так, захотелось мне. Это ничего не значит.       — Понял, — Марат снова повернул голову. — А долго это будет еще? — он пошевелил пальцами в воздухе.       — Ну ты можешь поесть, попить. Или спать лечь. Скоро отпустит, это тебе не индийский гашик, — Андрей прикусил губу и кивнул на бутылку у кровати. — Ну ладно, пойдет твое перемирие? Водки вон глотни еще, чтобы перегар был. Пизди поменьше и не ржи, никто не спалит.       — М. А ты… — и не решился спросить, что хотел. — Завтра будете работать еще?       — Да будем конечно, пожму руку тебе, не кипишуй. Не догадается Розка твоя. Давай, иди уже, спать хочу.       Марат поднялся с кровати и закружилась голова, как будто он был сильно пьян. Но взял бутылку, глотнул побольше и вышел.