***
— Проходи, чувствуй себя как дома. Кира стягивает тёплую куртку и шарф с шапкой, вешая всё на крючок. Виолетта, которая стоит за ней, неуверенно осматривается, облизывая губы. Она давно не была в квартирах, а здесь… Красиво и просторно. Малышенко чувствует себя слишком грязной для такого светлого помещения. Вилка смотрит на свои грязные руки с омерзением, на свои мокрые кроссовки и… «Блять, я бы сама себя не пустила в таком виде, а она… Ей нормально. Это нездоровая хуйня. Синдром спасателя?» — Виолетта отодвигает свои кроссовки и стягивает новую куртку. В квартире тепло, не так, как в подвале. И пахнет… Приятно. Кажется, у Киры диффузор с ароматом кофе… Живот урчит, заставляя покраснеть. Виолетта смотрит на спину Медведевой, что идёт вперёд, видимо, на кухню. Слышит мягкое: — Проходи. Помоешь руки и будешь есть. Любишь макароны с сыром? От одних мыслей об этом внутри всё горит, и слюни подступают. Вилка хмурится, словно от боли, и послушно идёт вперёд, оставляя после себя влажные следы. Рваные носки выглядят глупо. Глупо-глупо-глупо, как и сама Малышенко. — Слушайте… Или слушай, похуй… Ты не обязана меня кормить. Кира, которая только что помыла руки ароматным мылом и обернулась, закатывая рукава рубашки, хмыкает: — А я хочу тебя кормить, Маш. Ты тощая, а ещё очень голодная, я прекрасно это вижу и слышу. Давай, лапки мой, садись и ешь, я тебе пока принесу спальную одежду. Она уходит, позволяя Виолетте осмотреть и кухню. Малышенко видит идеально чистую плиту, видит кучу специй, большой холодильник и раковину. Включает воду, начиная отмывать слой грязи. «А кровь не отмоешь. Зачем мыть руки, если они всё равно будут грязными? Ты сама вся грязная. Ты, блять, монстр. Чудовище, Вилка. Так какого хуя ты ведёшь себя, будто нормальная?» Не может себя не ругать. Не может не злиться. Может только ненавидеть. Остервенело потирая пальцы, Виолетта шмыгает носом. Нет, плакать нельзя, это вызовет жалость, а жалость для неё — мерзость. Таких нельзя жалеть. Малышенко умывается тёплой водой. Господи, когда она мылась в такой тёплой воде? Вилка так соскучилась по такому… Слёзы всё-таки бегут по щекам. Ей обидно за себя. И противно от того, что ей хочется нормальной жизни. Хочется. Логикой понимает, что прощение можно получить, но… «Аутоагрессия. Самоповреждение. Я сама себя закапываю, и я знаю это. Я осознанно себя убиваю, так почему я другой своей частью тянусь к спасению?» — Эй… Что-то случилось? Кира подходит сзади и смотрит так взволнованно… Виолетта понимает, что это из-за того, что она не знает. Знала бы — смотрела бы иначе. Малышенко шмыгает носом и вытирает руки о толстовку. Смотрит на Медведеву и мотает головой: — Нет. Просто… Макароны твои сожрать хочу. И садится за стол, видя, как тёмные брови поднимаются. Кира кивает и ставит макароны в микроволновку, а сама устраивается рядом. Спрашивает: — Сок будешь? Или молоко? Чай, кофе? Вилка вздыхает. От такого выбора она, честно говоря, теряется. Что она хочет? Что… — Что нальёшь, то и буду. Так легче. Могла бы попросить воды, но не додумалась. Малышенко трёт живот, когда перед ней оказывается тарелка с макаронами и стакан с апельсиновым соком. — Приятного, Маш. Да… Приятнее было бы, если бы Кира назвала её реальным именем, но… Тогда она сможет пробить её по базе данных и всё. Всё поймёт, а тогда будет неловко и стыдно вдвойне. Виолетта ест, как ей кажется, самые вкусные макароны с сыром. Она тяжело дышит и ускоряется, потому что хочется больше, намного больше. — Эй, стой, не так быстро. С непривычки желудку будет очень плохо. Малышенко не слушает. Она так долго ела хлеб с плесенью, что не может сдержаться. Вилка ест и ест, пачкается в масле и просто… Виолетта стонет, роняя голову на крышку унитаза. Её полоскало полтора часа. Чёртовыми макаронами. Так сильно полоскало, что горло болит, как и голова, а по лицу течёт пот. — Говорила же, что плохо будет… Ох, ладно. Давай, пойдём, покажу тебе комнату. У меня две комнаты, если что, не переживай. Кира, немного взволнованная, но спокойная, помогает Вилке встать на ноги и, придерживая её за тонкую талию, ведёт в спальню. Малышенко видит большую белую кровать, видит кучу цветов и бормочет: — Красиво… Ты любишь цветы? Медведева, посмеиваясь, качает головой, усаживая Виолетту на мягкий матрас. На очень мягкий матрас. Тот кажется пухом и… Вилка правда боится, что провалится. — Цветы любит моя давняя подруга. Возможно, ты познакомишься с ней когда-нибудь. Она любит цветы, кофе и... Кучу всякого странного. Вы сойдётесь. Кира видит, что Малышенко неуютно, и мягко сжимает её плечо, добавляя: — Всё в порядке, не переживай, ладно? Ты можешь спать столько, сколько тебе нужно. Тебе не нужно быстро уходить. Кстати, пойдёшь в душ? Полотенце розовое возьмёшь, оно чистое, для волос голубое. Виолетта, проведя ладонью по лицу, спрашивает с насмешкой: — Я воняю, да? Медведева улыбается и говорит будто бы серьёзно, но они обе знают, что это не так: — Ты сама это сказала, если что. И добавляет, взъерошивая грязные волосы Вилки: — Можешь брать любой гель для душа. У меня три. Один с персиком, второй с клубникой, третий с кокосом. Шампунь в бутылочке, бальзам в банке. Ванна твоя, а я спать пойду, рубит. Кира уходит, оставляя после себя чувство… Приятное. О Виолетте заботятся. Ей выделили чистую и большую комнату, мягкую одежду и… — Я не заслужила. Но… Мне так хочется… Хочется, чтобы её простили. Чтобы она сама себя простила, в конце концов, но… Тяжело. Тяжело перестать себя винить. Тяжело выиграть свой же суд. Малышенко раздевается и понимает, что её одежда воняет. Она швыряет её в ведро, очевидно, с грязным бельём и жмурится, забираясь в холодную ванну. Тело покрывается мурашками, Вилка вздрагивает и включает кран. Тёплая вода кажется незаслуженным раем. Виолетта тихо стонет и направляет душ на свою голову, смывая пыль, пот и грязь. Малышенко вспоминает, каково это, снова мыться. Распутывает волосы со стонами боли и в итоге расслабляется, садясь и вытягивая ноги. Ванна постепенно наполняется тёплой, серой от грязи водой. Серой, прямо как сама Вилка. Она тщательно моет волосы, промывает всё от корней и до кончиков, даже, блять, берёт одноразовую бритву, которой неаккуратно режется, и шипит, ненавидя весь мир ещё больше. Уже потом она вытирается, стоя перед огромным зеркалом. Рассматривает тощее бледное тело с татуировками, рассматривает старые шрамы и… Грустит. Когда-то она была образцом весёлого, радостного человека. Была душой компании… Виолетта неуверенно садится на мягкую кровать. Мягкую, словно облако. Разглаживает невидимые складочки на простынях, хочет лечь, но боится упасть. Это глупо, тупо и странно, но. Вилка берёт одеяло, подушку и простынь. Она кладёт их на пол, на мягкий коврик молочного цвета, и ложится, прикрывая глаза. Даже так очень мягко. Лёжа рядом с кроватью и смотря в потолок, Малышенко думает, что дура. Думает, что делает недостаточно и что её, наверное, она бы не простила… И засыпает с тревожными мыслями. Одна, но в тепле. Как дома…***
Кира зевает, поправляя волосы и объёмную футболку. Она заправляет свою кровать и отодвигает шторы, пропуская лучи морозного солнца в комнату. На удивление, Медведева выспалась. Даже хорошо выспалась! Она берёт с компьютерного стола кружку и направляется на кухню, паралельно думая, что бы ей приготовить для Маши. Яичницу? Вафли? Только вафельницу нужно мыть… Кира ставит чайник и два бокала. Достаёт тарелки и пирожные из холодильника, решая показать своей гостье, что можно ещё жить нормально, что не всё кончено. — Маш? Маша, ты проснулась? Медведева стучит в свою же спальню и, не получив ответа, осторожно заглядывает, а после широко открывает дверь. И понимает, что та сбежала. На столе лежит неаккуратно оторванный кусок бумаги, на котором написано маленьким почерком: спасибо за уют и тепло, но я должна уйти. было вкусно и спокойно Кира прикрывает глаза от досады. Она не понимает, что будет делать беглянка, не понимает, как её найти в случае чего. А морозы на улице ужасные, заснёт на лавочке или в подъезде — не проснётся.***
— Да сбежала она, Шум, прикинь? Сбежала и всё. Хорошо, что куртку с шапкой взяла, не так холодно будет. Гоняет ещё в своих кроссовках, я в ахуе. Кира стряхивает пепел на землю и отводит взгляд. Захарова, что стоит рядом, тихо смеётся: — А ты ждала, что она останется у тебя жить? Она бомжует уже два года, вроде бы. Ей привычнее спать в подвале с нариками, чем у копа на кровати. Медведева знает, что Кристина права. Знает, что вполне логично, что от неё буквально сбежали, но… — Я надеялась, что тепло и еда помогут ей сделать правильный выбор. Я же не лезу к ней, комнату выделила… Что не так? Крис хлопает Киру по плечу и тушит сигарету носком ботинка: — Да всё. Не от хорошей жизни она пришла к ещё более хуевой. Ей чуждо иметь что-то своё. Жила на улице, где нет личного уголка, а тут ей с неба упала свободная хата и горячая женщина. Медведева цокает: — Ага. Ей прям женщины и нравятся. Ты что, гадала? Кристина шутит в ответ, весело подмигивая: — Просила тест пройти на ориентацию. Стопроцентная розовая.***
Виолетта рассеянно жуёт сухой бургер, вспоминая, как семь дней назад спала на полу в тёплой комнате и мылась в красивой, чистой ванной комнате. Она думает, что хотела бы ещё раз там оказаться, но… Малышенко переводит взгляд на проходящих прохожих. Все спешат куда-то, все в своих мыслях… А Вилка, на деле, такая маленькая… Хотя ей далеко не пять и не пятнадцать. Маленькая настолько, что, кажется, мир стал ещё опаснее. Ещё страшнее. А она уже успела увидеть столько дерьма, что может написать с помощью него огромную книгу. Виолетта вытирает рот салфеткой и натягивает на голову шапку. Она направляется в уборную, решая перед улицей хорошенько умыться и привести себя в порядок, а в дверях сталкивается с самым неожиданным для себя человеком: — Мишель? Та удивлённо смотрит, моргая и взъерошивая свои светлые волосы. Оглядывает бледное лицо Вилки, её сухие губы, дрожащие пальцы и растерянный взгляд… — Ви… Блять, Ви, ты чё… Ты где была? Ты куда пропала? Мы… Мы знаешь сколько тебя ищем?! Знаешь? Нихуя ты не знаешь, боже… Гаджиева усаживает её за столик и хватает за руки, боясь, что Малышенко сбежит. А Виолетта дрожит, дрожит и смотрит куда-угодно, но не на Мишель. Не может. Стыдно. — Виолетт… Не молчи, ладно? Ты… Переехала? Сбежала? Почему вернулась? Вил… Тебя никто, слышишь? Никто не винит. Никогда и не винил. Ты сходишь к Любовь Анатольевне? Бесплатно, знаешь же… Тебе есть, где жить? Можешь пожить у меня, если что, я сейчас одна живу… Малышенко мотает головой и отвечает сипло: — Я в порядке. Я просто… Я живу… Я в порядке. Миш, а ты? Гаджиева кивает: — Да, я в порядке, зарплату повысили, летала в Таиланд, недавно прилетела, фоток куча… Пойдём ко мне? У тебя есть вещи? Наберёшь мой номер? Виолетта сглатывает и чувствует, как краснеет. Резко поднимается, вырывая руки: — Мишель, я… Мишель, прости, мне пора. Срывается с места, будто украла что-то, и летит, слыша крики в свой адрес от бывшей подруги. Летит по улице, едва не падая, даже пару раз кого-то задевает, пока лёгкие горят. Останавливается только недалеко от полицейского участка. Понимает, куда прибежала и чувствует, как опускаются руки. Неужели она питает надежду? Надежду, что Кира поможет ей, что она справится лучше психолога? Глупо, наивно и жалко. Тупо. — Эй, Маша же? Пойдём в участок, а? Кира тебя ищет, никак найти не может. Прочесала все остановки и больницы, а тебя нет. На вокзале спала, я права? Виолетта кивает. Кивает, смотря на Кристину Захарову, что мягко улыбается ей, будто Малышенко — опасное и испуганное животное. А по сути так и есть. Вилка чёртов олень, которого вот-вот собьют. Она позволяет отвести себя в тёплое помещение и сжимает кружку с какао, смотря в сторону рабочего стола Крис. Там банка энергетика, чипсы и куча бумаги. Да, радостная профессия… Многообещающая. — Тут проблема одна… Я вот нашла Машу Иванову, которая живёт в нашем городе, по возрасту тоже такая же… Только выглядит иначе. Как зовут-то? Ну, это ожидаемо. Виолетта вздыхает, отпивая сладкий горячий напиток, отвечает хрипло: — Секрет. Захарова щурится: — А за пятьсот рубасов скажешь? Вилка мотает головой, чувствуя, что ещё немного — и рассмеется. Шумахер продолжает: — А за косарь? А за полторы? А за интимки Киры? Малышенко успевает заинтересоваться последним, как вдруг их прерывает Медведева, которая, недовольно хмурясь, садится за свой стол: — Захарова, фу! Кристина закатывает глаза: — Я тебе не псина. Кира фыркает, потому что помнит, как сильно пьяная Крис любит, когда чешут её за ухом: — Ага, ты хуже. Пара минут тишины, прерываемой чавканьем Захаровой, что с явным аппетитом съедает доширак, а затем Кира спрашивает Виолетту: — Ты в порядке? Где жила? Малышенко уклончиво отвечает: — Я в норме. Снова тишина. Медведева протягивает Вилке деньги, не желает даже слушать отказ, потому что на улице зима и снег. Говорит твёрдо: — Купи ботинки. Виолетта мотает головой: — Нет. Это слишком много. Кира сдерживает детское топанье с трудом, потому что девушка перед ней просто до ужасного упряма, причём в такой-то ситуации: — Да. Купишь. Или хочешь остаться без пальцев ног? Отморозишь. Вилка делает глоток остывшего какао и бормочет: — Да и похуй… Тут уже впрягается румяная Захарова: — Похуй? Малышка, ты без ног на улице помрёшь! И крысы съедят твоё тело и вообще… Фу! Малышенко недовольно закатывает глаза и хватает купюры, засовывая их в карманы куртки. Кристина ухмыляется, подмигивая напряжённой Кире, что протягивает Виолетте простенький кнопочный телефон: — Держи. Чтобы на связи были. Держи зарядку. Вилка сжимает его и понимает, что такой же у неё был во втором классе, наверное. Это даже… Мило. Она ёрничает: — А чего не пятнадцатый айфон? Медведева наклоняется к её лицу и отвечает с насмешкой: — А ты хочешь? Куплю. Розовый? Добивается всё-таки смущённого румянца, потому что Виолетта явно не мечтает об айфонах.***
— Пойдём ко мне. Снова. Ну правда, у меня там тушёное мясо и картошка. И кровать. Вилка стоит рядом с машиной Медведевой и думает. Думает, потому что сегодня её не пустят на вокзал. Охранника и так чуть не уволили, а дядя Коля хороший мужик, только пьющий. Малышенко сглатывает. Она теребит края футболки, выдыхая белый пар. Решается, наконец, потому что пора. Потому что нужно хоть что-то делать, чтобы перестать тонуть… И либо окончательно опуститься на дно, либо подняться к солнцу. — Ладно. Уже в тёплой квартире и с чистыми руками Виолетта сует в рот кусочек мяса и невольно наблюдает за тем, как Медведева аккуратно нарезает огурец. А пальцы красивые у неё, честно говоря. Очень даже. — Загипнотизировалась? Кира мягко ухмыляется и подмигивает, а Вилка закатывает глаза, делая глоток сока: — Конечно. Ещё секунда — и я покажу тебе сиськи. Медведева двигает бровями, потому что ей правда смешно и спокойно: — А теперь секунды не нужны? Доводит Виолетту до весёлого и беззаботного смеха, заставляя понять, что она давно так не смеялась. От этого больно и немного стыдно, будто она не должна больше смеяться вообще. Вилка моет посуду, потому что должна хоть чем-то отплатить Кире. Устраивается на удобном полу и обнимает более маленькую подушку. Смотрит в потолок, пытаясь заснуть… И засыпает. Медведева, которая забыла Виолетте отдать домашнюю одежду, замирает в дверях, потому что Малышенко, свернувшаяся в клубочек на полу, такая маленькая и одинокая, заставляет сердце быстрее забиться и заболеть.