***
На улице минус четыре, поэтому Виолетта не надевает шарф, что подарила ей Кира, но надевает милую шапку-бини, помня, как Медведева протянула её и строго-настрого приказала носить. Это было так хорошо… Малышенко волнуется. Очень волнуется, потому что решилась на встречу с Мишель. С Мишель, с которой они раньше хорошо общались и иногда даже пили вместе. «Я должна ей рассказать обо всём. Она волновалась… Как и остальные ребята. Блять, чувствую себя такой тупицей, вот честно». — Эй, Ви… Господи, я так рада, что ты решила встретиться! Я пиздец как скучала по тебе. После Лизы… Было так пусто в отделе. Гаджиева с красными от лёгкого мороза щеками, растрёпанная и улыбчивая, подбегает, тут же втягивая в объятия. Малышенко тихо смеётся: — Миш, задушить же можешь, ну в самом деле. Я в порядке. Мишель вздыхает шумно и звонко чмокает Вилку в лоб, заставляя расхохотаться снова. Гаджиева всегда была такой… Всегда была солнышком. Раньше они светили вместе, но сейчас… Нет, Виолетта снова будет в порядке. Точно будет. — Пойдем в кафешку? В Шоколадницу, помнишь, мы там иногда зависали? Пирожные поедим, я заплачу, если что. Малышенко краснеет, потому что думает, что Мишель её жалеет. Мотает головой и из куртки достаёт карточку, показывая её Гаджиевой: — Вот. Есть… Не моя, правда, но… Ты поняла. Я давно ничего не покупала. Мне многое нужно рассказать тебе. Собеседница кивает, поджимая губы, тянет Виолетту в сторону кафешки, пока над головой всё-таки светит солнце и пока слышно чириканье. Уже внутри уютного заведения Малышенко снимает верхнюю одежду и неуверенно обнимает себя руками, рассматривая вывеску с ассортиментом. Видит какао, которое они с Лизой часто брали, и прикрывает глаза. Как же Виолетта скучает… — Эй, всё хорошо? Мишель приобнимает её, обеспокоенно смотря прямо в глаза. Малышенко чувствует себя дурой. Дурой, жалкой дурой, потому что её снова жалеют. Жалость — не круто. — Да. Просто… Вспомнила, как мы были здесь с Лизой. На лице Гаджиевой появляется понимание. Она краснеет и говорит хрипло: — Прости. Я правда не подумала… Мы можем уйти и сходить в другое место, хочешь? Виолетта мотает головой и чуть улыбается, подходя ближе к кассе: — Нет. Я не могу всю жизнь бегать от воспоминаний. Я взрослый человек. Быть взрослым — это значит принимать своё прошлое, жить в настоящем и не бояться будущего. Гаджиева кивает. Она наблюдает за тем, как Малышенко заказывает какао с маршмеллоу, и выбирает себе кофе, а также одно овсяное печенье с шоколадной крошкой. Они садятся у окна, и Виолетта, отпив горячий напиток, облизывает губы. Произносит тихо: — После того, что произошло с Лизой… После того, как её убили, я… не могла найти себе места. Жить в квартире казалось адом. Спать на кровати… где её не стало. Она же предложение мне сделала. Ребёнка хотела, девочку. И… меня стали мучить кошмары, ты же знаешь. Я пыталась бороться с этими хуёвыми мыслями, но не смогла справиться. Утонула в этом говне… Гаджиева берет её за руку. Мягко гладит костяшки и спрашивает аккуратно, боясь обидеть или сильно надавить: — Ты сейчас… Ты сейчас в порядке? Где живёшь? На… на улице? Вил, ты могла пойти ко мне… Я бы никогда, слышишь? Никогда бы тебе не отказала. Малышенко кивает и смаргивает слёзы, мотая головой: — Я… не на улице уже. Но сначала да. Не знаю, что с квартирой, я же не платила… И я… Я живу с очень хорошей девушкой. Она тоже в органах работает, Кира Медведева. Добрая, светлая… Она помогает мне. И… нравится. Мне. Уже… Блять, как думаешь, это нормально? Мишель поднимает брови, уточняя: — Ты о чувствах к человеку, который заботится о тебе? Вилка кивает, не зная, что ещё сказать, пока Гаджиева облизывает губы и берёт Малышенко сразу за две руки. Смотрит внимательно прямо в глаза, не даёт отстраниться и прямо произносит: — Это самое правильное, что ты можешь испытывать. Это нормально. Лиза не хотела бы, чтобы ты страдала. Она… любила тебя. И хотела бы твоего счастья даже после смерти. Чтобы ты была счастлива с кем-то кроме неё. Виолетта прижимается к подруге, утыкаясь мокрым от слёз лицом прямо в шею. Она всхлипывает и сотрясается в рыданиях, потому что ей плохо. И хорошо. И… правильно. Лиза бы и правда не хотела всего этого. Она бы хотела… хотела, чтобы Малышенко не бросала свои планы, чтобы она не винила себя.***
Вечером Виолетта приезжает к Кире, уже более или менее успокоившаяся. Она разувается, стягивает с себя шапку и, вдохнув, чувствует приятный аромат мяса и сыра. Живот урчит, потому что после кафе они с Мишель долго бродили по улицам и говорили-говорили-говорили. Оказывается, она встречается уже с какой-то девушкой, живёт в собственной квартире и работает. У Малышенко рассказ был меньше, ей не захотелось говорить подробности жизни на улице… Зачем это нужно, да? — Ой, Вилу́, ты уже вернулась? Замечательно, я как раз нам ужин сделала. Голодная? Кира с хвостиком, в милом розовом фартуке и с закатанными рукавами… Она выглядит как искусство, как тепло, как дом. Как… как тот человек, с которым Виолетта хочет провести как можно больше времени. Малышенко шмыгает носом, понимая, что стала очень ранимой. Она смотрит в потолок, так и замерев у двери, а Медведева вытирает руки и спрашивает взволнованно: — Что случилось? Ты… плачешь? Не хочешь ужинать? И, прежде чем Кира её обнимает, Вилка делает первый шаг. Прижимается к горячему, сильному телу, носом трётся о шею и шепчет сипло: — Я… Ты мне нравишься. Я хочу попробовать, Кир… Но мне страшно. Я боюсь тебя потерять. Она чувствует, что девушка замирает. Чувствует, как длинные пальцы гладят её по спине, и слышит такое приятное: — Я сделаю всё, чтобы ты меня не потеряла, милая. Вил… Пойдём есть. Уводит на кухню, где очень тепло, где на плите стоит сковорода с мясом в соусе и сковорода с макаронами с сыром. Виолетта садится за стол и не может отвести взгляда от Медведевой. Та накладывает горячую пищу в тарелку и ставит её перед Малышенко. Кладёт вилку рядом, наливает чай… — Кирь… я правда… Правда думаю, что ты мне нравишься. Я пыталась заставить себя перестать… чувствовать это к тебе, но не могу. Ты же такая… потрясающая. Кира чуть краснеет и садится рядом. Поддерживающе сжимает коленку Виолетты, зная, что той странно. Что та потерялась. Но Медведева поможет ей найти себя, понять, что Вилка чувствует… — Я тебе верю. Вил… Покушай, ладно? И полежим вместе, хочешь? Люблю лежать в твоей комнате. Малышенко кивает, начиная есть. От горячих пальцев на колене тепло. Очень. И душе, и коже. Сердце бьётся быстро, наконец она позволяет себе чувствовать. Позволяет себе смотреть на Киру иначе… Виолетта вытирает лицо салфеткой, что лежит на столе, и смотрит на Киру с ответной нежностью. Спрашивает тихо, опуская взгляд на бледные губы: — Может… Может мы?.. И ахает тихо, когда её целуют. Аккуратно, нежно, но целуют. Медведева прижимает Малышенко к себе и чуть прикусывает её нижнюю губу. Виолетта так давно не целовалась… Она помнит поцелуи Лизы. Они были другими. Приятными, но… Малышенко перестаёт думать, когда оказывается на коленях Киры. Та гладит её спину, заставляя прогибаться, нежными касаниями влажных губ переходит на открытую шею… Тонкие пальцы сжимают плечи Медведевой. Виолетта чувствует уже забытое возбуждение, которое не чувствовала почти два года. Ей неловко, стыдно перед Лизой, но так хорошо… — Остановимся? Вил, нам необязательно это делать. Может быть, рано… Хочешь, просто полежим? Кира, заботливая Кира, нежная, добрая, такая ласковая, что плакать хочется. Она гладит щёки Вилки, что красные, наблюдает за тем, как грудь поднимается быстро из-за учащённого дыхания. Малышенко может отказать. Может сказать, что и правда не готова… Но отказывать не хочется. Внутри себя чувствует, что готова. Бесполезно тянуть дальше, они и так потеряли время… Виолетта знает, что его может быть не так много. Вдруг они не успеют? — Я хочу тебя. Кира, я… устала бегать от себя, от своих чувств, от воспоминаний… Я хочу построить отношения с тобой. А в данный момент я хочу поцелуев с тобой и… Я хочу заняться с тобой любовью. Глаза Киры загораются от радости. Но кивает она серьёзно, видимо, решая защищать Вилку даже от себя и отнестись к этому делу с ответственностью. Она шепчет хрипло: — Иди в спальню. Я… помою руки, ладно? Малышенко кивает, немного заторможенно поднимаясь. Тоже моет пальцы, потому что мало ли, да? И направляется в комнату, почему-то решая сделать это в чужой комнате. Отчаянно хочется иметь одну комнату. Одну кровать. И… Виолетта хочет научиться спать на постели снова. Кира в это время намывает руки, думая, что рядом сокровище. Что Малышенко нельзя обижать. Что её нужно беречь. И… Господи, та согласилась стать ближе. Не только в сексуальном плане, нет… Она согласилась на отношения и приняла чувства, призналась в своих… Когда Медведева заходит в свою спальню, то видит её. Свою мечту. Та лежит на белых простынях, уже обнажённая… И Кира смущается неожиданно для себя, жмурясь. Виолетта тихо смеётся и произносит тихо: — Кира… Я… Я правда готова. Я хочу. Вдруг у нас нет времени? И именно этот вопрос заставляет Киру отмереть и подойти ближе. Залезть на кровать коленями и через верх стянуть с себя футболку. Не смущается своей голой груди, лишь наслаждается загоревшимися глазами Виолетты, что гуляют по чужому обнажённому торсу заинтересованно и восхищённо. — У нас есть всё время в этой вселенной. Один день — одна комната, Виль. Снова целует, накрывая тёплое нежное тело своим. Слышит тихий стон и разводит податливые бёдра. Оставляет поцелуи и небольшие укусы на длинной бледной шее. Сжимает на пробу маленькую грудь, увенчанную небольшими розовыми сосками, что уже твёрдые либо от возбуждения, либо от прохлады. Малышенко чувствует себя счастливой. Счастливой в сильных руках. Позволяет себе испытать что-то кроме огромного балласта вины. Горячий рот накрывает твёрдую горошину, и Виолетта выгибается, издавая сладкий стон. Она умоляюще поднимает бёдра, ощущая, как влага скапливается внизу. Боже, как же ей отчаянно хочется почувствовать Киру внутри себя… — Всё в порядке, Вилу́. Всё в порядке. Я рядом с тобой. Я держу тебя. Я сделаю тебе очень, очень хорошо. Малышенко верит нежным, тихим словам. Смотрит в потолок и будто в раю оказывается, потому что ласки спускаются ниже, по втянутому животу. Тело покрывается мурашками. Виолетта ахает, когда горячий раздвоенный язык скользит между половых губ. Нежность. Это именно она. — Ты такая вкусная… Господи, я… так винила себя за мысли об этом… Но сейчас не виню. Кира говорит эти вещи, которые похожи на сказку, пока облизывает клитор, пока играется с сосками и пока смотрит на красное от возбуждения лицо. Малышенко тихо скулит, поджимая пальцы на ногах. Бёдра дрожат. Она шепчет судорожно: — Войди в меня. Кира, я… Я хочу тебя. И на мгновение в голове Лиза. Лиза, которая тоже нежно целовала, тоже нежно проходилась языком по всему телу… Медленное проникновение Виолетта встречает громким стоном. Кира успокаивающе целует её в подрагивающий живот и спрашивает осторожно: — Не больно? Малышенко мотает головой и поднимает бёдра, насаживаясь больше. Да, у неё ничего не было даже с собой уже больше года, но… Она так возбуждена, что кроме этого ничего не чувствует. — Ты мне безумно нравишься, Виль. Я… люблю тебя. И от этого признания голова кружится. Виолетта согласно стонет, сжимает светлые волосы Киры, и почти кричит, когда толчки ускоряются. Большой палец ложится на клитор, а внутри уже два пальца. Горячие губы оставляют на шее засосы, потому что теперь можно, а Малышенко не может и не хочет запрещать. — Вот так… Ты такая прекрасная… Отпусти себя, малыш… Ты можешь кончить. Вилка кончает только от этой нежности. Кончает, зажимая между трясущихся ног ладонь, плачет, жмурясь, ощущая губы, что стирают солёные дорожки со щёк. Кира обнимает уже спящую Виолетту со спины и понимает, что у них получается. Что Малышенко заснула на кровати, обнажённая и счастливая, а не на полу. И от этого становится очень, очень приятно. Медведева засыпает рядом, понимая, что довольна. Что она смогла дождаться ответных чувств. Но утром, когда Кира открывает глаза, она не видит Вилку рядом с собой. И только сев на кровати, она замечает её на ковре рядом, обнажённую и обнимающую подушку. «Будет тяжело, но мы справимся. Мы справимся», — твердит себе, ложась рядом и накрывая такую хрупкую девушку одеялом. Обнимает её со спины, носом утыкаясь в шею и думая о том, что должна делать всё, чтобы исцелить Виолетту. Чтобы та выиграла суд в своей голове окончательно. «Лиза, если ты держишься за неё… Отпусти мою Вили, а то утянешь её за собой». Но Кира не знает, что это Виолетта держится за Лизу, боясь потерять окончательно, хотя этого никогда не произойдёт. Всегда будут воспоминания. Всегда.