***
— Что у вас произошло, а? Да рассказывай, чё ты, колись. Я вот с Иркой тоже часто срусь, я опаздываю, а она ждёт. Баба Нина говорит, что опаздывать нельзя, типа жизнь пропустишь, но я в приметы не верю. Августа, одетая в спортивные штаны и в топ, с широкой улыбкой оглядывает явно расстроенную Виолетту. Та пожимает плечами и суёт в рот кусок морковного пирога. Что ей сказать? Она сама не понимает, что случилось. Просто в один момент их отношения перестали быть настолько комфортными и спокойными. — Возможно… Мы не друг для друга. Я не понимаю, что чувствую. Я люблю Киру, но… Дмитриева перебивает, явно понимая, что к чему: — Но ты думаешь о бывшей. Воспоминания свежие, и ты сравниваешь, а Киру это бесит, да? Малышенко прикрывает глаза. Правильно. Почему-то она продолжает сравнивать своих самых любимых девушек даже сейчас. Как бы Андрющенко поступила? Что бы сказала? — Ну, я бы тоже злилась на её месте. Ты любишь человека, а он сомневается в тебе и сравнивает тебя с тем, кто уже умер. Мне было бы пизда как обидно. Виолетта облизывает губы и открывает глаза. Понимает, что Авгаша права, но не знает, что с собой делать. Слова сами вырываются, сами всё портят… — Я без понятия, как с этим бороться. Я стараюсь, но… Оно само. Дмитриева цокает и сжимает плечо подруги, пытаясь поддержать. Подмигивает ей: — Вы поговорите нормально. Может даже типа свечи, цветочки, горячая ебля… Малышенко смеётся и обнимает Августу, спрашивает задорно: — Тебе с Ирой такое помогло? А девушка чуть краснеет, что видно по порозовевшим кончикам ушей, и отвечает: — Ну типа.***
Виолетта возвращается домой снова поздно вечером, потому что от Дмитриевой до дома ехать довольно долго. Она раздевается и разувается, проходит в тёмную квартиру и вспоминает, как Кира встречала её раньше. Ароматом вкусной еды, объятиями, нежными поцелуями… От этого становится больно. Неужели для их истории пришел конец? Малышенко проходит на кухню и видит её. Та сидит, сгорбившись над тарелкой с пастой и сыром. Это грустная картина, от которой внутри всё рвётся и горит. Вилка сама это сделала. Сама испортила их чудесные отношения. — Кирюш… Медведева оборачивается сразу, как только слышит родной голос. Виолетта видит красные глаза и опухшие губы с носом. Тут же подлетает ближе, хватает за руки, усаживаясь рядом на стул. Кира прикрывает глаза и Малышенко видит, как у той по щекам стекают слёзы. Вилка спрашивает тихо-тихо: — Что случилось? Что произошло, любимая? Та облизывает губы и говорит, смотря на возлюбленную девушку с острой болью в глазах: — Я просто хочу, чтобы наши отношения стали прежними. Я скучаю, Вилу́. Очень скучаю по тебе. Виолетта плачет. Плачет, крепко обнимая Киру и прижимает ее к себе. Неужели та плачет из-за этого? Из-за того, что Малышенко никак не может двинуться дальше? Вилка уже не злится на чужие слова. Сама вывела, сама сделала больно. — Я рядом. Кирюш, я же не ухожу никуда… Я… Я не уйду. Зачем мне уходить? Я тебя очень люблю, понимаешь? Очень люблю. И ты права. Вилка признаётся себе в этом только сейчас. Она берёт заплаканное лицо в свои ладони и любовно гладит щёки большими пальцами. Добавляет мягко-мягко: — Она умерла. И мне плохо из-за этого, потому что я люблю её до сих пор. И всегда буду любить. Но Кира… Нет-нет, не плачь, Маинький, бля… Малышенко видит, как Кира пытается отвернуться, и усаживается на колени любимой. Покрывает поцелуями её лицо и шепчет хрипло: — Я люблю тебя. Ты живая, ты… Ты рядом. Её я люблю как воспоминания, как человека, что был рядом тогда… Я благодарна ей. Но у меня есть ты. Тебя я люблю иначе. Тебя я люблю как совместные завтраки, как объятия, поцелуи. Я… Я люблю тебя сейчас, понимаешь? И собираюсь любить тебя и дальше. Ты мой любимый человек, ты моя любимая девушка. Понимаешь меня? Скажи хоть что-то, пожалуйста, Кир… Медведева шмыгает носом и кивает. Чуть улыбается, стараясь успокоиться, а после лицом утыкается в ключицы Виолетты. Шепчет едва слышно: — Я тоже тебя люблю. Просто мне так обидно… Как будто ты пытаешься переубедить меня в том, что я чувствую. А я люблю тебя. Безумно люблю. Я никого так сильно не любила. Ты моя мечта, моё самое главное сокровище. Даже если я не делаю того, что делала Лиза. Малышенко тоже улыбается. Целует в губы, подняв аккуратно чужой подбородок. Носом потирается о чужой, добиваясь тихого смеха. И говорит твёрдо: — Я знаю. Мы пройдём это вместе, Кирюш. Вместе. Я верю в нас. А ты веришь? Верит.***
— Да вот к психологу хожу, занимаемся… Тяжело понимать, что Лиза больше не вернётся и что я не виновата в этом, но… Я учусь. Кира заботится как может, а я слежу за своим языком и не сравниваю их. Понимаю, что они разные и что обе… Ну, что любят… Виолетта вздыхает, не зная, как правильнее сказать. Она пьёт свой малиново-кокосовый раф и смотрит на Мишель, у которой обновлённый блонд и новое колечко на пальце. — Ты молодец, Вилка. Правда очень горжусь. Учитывая, что два года ты бежала сама от себя… Сейчас ты идёшь к себе самой навстречу. Это достойно уважения. Гаджиева потягивается и щурится от лучей тёплого солнца, что светят прямо в глаза. Они сидят в уютной небольшой кофейне и болтают, как это было всегда раньше. Будто ничего и не произошло, хотя трава больше не такая зелёная. — Спасибо, Миш. А ты… С кем там, а? Колечко новое, улыбаешься так… Мишель улыбается широко и отвечает, вытягивая ноги: — Да девушка новая у меня… Самая замечательная, вот правда. Кристина. Заботливая, сильная… И из нашей сферы. Не будет ныть, что дома не ночую, из другого участка… Короче, мечта моя. Романтичная даже! Малышенко улыбается в ответ. Она рада за подругу, та и правда заслуживает счастья и заботы, потому что является светлым и добрым человеком. — А давайте вместе соберёмся как-то, а? Типа двойное свидание… Да и в принципе, Вил, забегай в участок, по тебе не только я скучала. Мишель говорит это, хлопнув Виолетту по плечу, а та задумывается, но ненадолго. Кивает: — Приду. Почему нет, а? Да и… Надо отпускать всю эту ситуацию.***
Близится лето. Солнечная погода преобладает, грязи уже нет. Малышенко потягивается, сидя на матрасе, смотрит в обнажённую спину Киры, что проснулась раньше, и тихо спрашивает: — Кирь, я думала, что тебе завтра на работу… Медведева оборачивается и Виолетта не может удержаться от разглядывания чужой груди, что в солнечных лучах выглядит по-особенному прекрасно. — Да, но сегодня вызвали. Не скучай, малыш, ладно? Приеду вечером, посмотрим фильм или дорамку, роллы поедим… Малышенко встаёт, хрустнув коленками, подходит к Кире и приобнимает её. Шепчет, не желая ту отпускать на опасную работу, хотя сама также работала, также рисковала жизнью: — Ладно… Я люблю тебя, Кира. Очень люблю. Безумно просто. Медведева мягко смеётся, наклоняется к нежным губам и целует, прикрывая глаза. Прижимает ближе к себе, гладит по спине, а после уже вжимает в стену, выцеловывая открытую шею. Оставляет несколько засосов: — Так люблю тебя… Ты замечательная. Ладно, Вилу́, правда очень спешу, побегу, хорошо? Не переживай, я буду писать на перерывах. Виолетта улыбается и оставляет засос на шее Киры, помогая той натянуть рубашку и завязать галстук. Красный, красивый. Они обязательно испробуют его в постели, обязательно. Малышенко провожает Киру и приступает к уборке. Негласно они пришли к тому, что пока Кира работает, то убирается Вилка, а когда Медведева отдыхает, то убирается она. Готовят тоже по-разному, но Виолетта категорически не жарит блинчики, ведь у Киры они выходят лучше всего. Уже ближе к девяти вечера Виолетта решает прогуляться. На улице девятнадцать градусов, очень тепло, поэтому она одевается в шорты и в футболку. Гуляет с наушниками, уже привычно усаживаясь на лавочку в парке. И, прикрыв глаза, вспоминает Марата и Олю, которые умерли уже давно. Они пропустили столько прекрасных закатов и рассветов… Хотя, они пропускали их и при жизни. Малышенко вспоминает Лизу и понимает, что ей уже не больно. Она чувствует только тоску, но эта тоска больше не убивает, нет. Эта тоска заставляет чуть грустно улыбаться. — Ты хотела, чтобы я была счастлива, Лиза. И я правда буду счастлива. Я уже счастлива. Я столько лет боялась счастья, боялась, что ты будешь винить меня… А на деле, наверное, просто забыла, какой доброй ты была и как сильно любила меня. Ты бы не хотела моей грусти. Виолетта говорит это, проводя ладонями по воде в фонтане. На небе уже закат, алый-алый, прекрасный. И Малышенко словно видит в нём не менее прекрасную Лизу, что нежно улыбается и не злится. Она бы и правда не стала злиться. Домой идти пора. Малышенко не торопится, потому что знает, что Кира может задержаться, раз не писала. Она проходит в прихожую и стягивает кеды. Сейчас она подрабатывает иногда в доставке еды, хотя надобности особо нет. Медведева сама хочет заботиться, да и зарплата у неё больше, чем у доставщика еды. — Кира? Дома тихо. Виолетта облизывает губы и проходит на кухню, решая налить по стаканам апельсиновый сок. Достав телефон, она пишет: милая, напиши, как сможешь, ладно? уже поздно, волнуюсь. Но сообщений нет через полчаса, час. Вилка места себе не находит. Ходит из стороны в сторону, чувствуя, как вспотели от тревоги ладони и как сердце внутри оглушающе громко стучит. Страшно. Вдруг что-то произошло? Вдруг… Вдруг Кира погибла? Малышенко отправляет ещё несколько сообщений, всё ещё сдерживая слёзы. На часах уже половина первого ночи. Кира редко так задерживается, а если задерживается, то предупреждает. Всегда предупреждает. Кира, пожалуйста. я боюсь. Но сообщений снова нет. И это заставляет Виолетту всё-таки заплакать. Тихо, прикрывая лицо ладонью, словно кто-то её пристыдит за чувства. Вилка усаживается за кухонный стол и так и сидит. Ждёт, словно верная собака своего хозяина. Малышенко, наверное, засыпает, потому что обнаруживает себя уже на полу. Она сонно осматривается, понимая, что слышит шаги и… видит Киру. Живую и здоровую. — Кира! Ты… Что случилось?! Почему ты не брала трубку? Поднимается и подходит к ней, помогая раздеться. Медведева отвечает хрипло: — Прости, Вилу́, работа была… Мужчина взял женщину с ребёнком в заложники, не знаю, читала ли ты новости. Я была там и… Женщину не спасли. Ребёнок остался без матери. Виолетта ощущает аромат алкоголя и вздыхает. Теперь всё ясно. Тяжёлое дело. Это знакомо. Малышенко сама выпивала после таких смен, чтобы было легче отпустить. — Давай помогу… Наберу ванну, ладно? А потом спать. Вилка отводит Киру в ванную комнату, где набирает тёплую воду и усаживает туда возлюбленную. Садится на стульчик рядом и берёт за руку, смотря на бледное уставшее лицо. — Мне так жалко этого мальчика. Ему всего пять. Не знаю, понял ли он, что его мама больше никогда не придёт. Возможно нет. Мужика уже после… ликвидировали. Он успел ей шею… перерезать. Ребёнок вроде бы не увидел, я его сразу схватила… И больше никого у него нет. Или есть, не знаю. Медведева расслабляется от нежных прикосновений, но внутри всё болит. Виолетта переплетает их пальцы и произносит тихо: — Ты не виновата. Кира кивает: — Я знаю, но менее больно от этого факта не становится. Я просто не понимаю… Почему. Каждый раз теряюсь, когда погибает либо ребёнок, либо молодая мама. Это ужасно. Малышенко согласно мотает головой, помогая подняться. Вытирает бледное тело, оборачивает в мягкое полотенце и ведёт на кровать. Укладывает на неё и спрашивает тихо, поглаживая голову Киры, что лежит на животе: — Я могу тебе помочь чем-то? Медведева прикрывает глаза, отвечая едва слышно: — Просто будь рядом. Это самое важное для меня.***
— Я не могу спать на кровати до сих пор. Точнее… Я могу заснуть на ней, но если проснусь и увижу, что лежу на ней, то сразу слезаю. Любовь Анатольевна, это привычка? Виолетта нервно кусает губы, смотря на своего психолога, с которым она работает уже довольно долго. Та чуть улыбается и отвечает: — Возможно, это привычка, а возможно, это твоя непроработанная травма. Тебе нужно понять, что ничего страшного на кровати больше не произойдёт. Тебе нужно закрыть этот гештальт, как думаешь? Малышенко кивает и понимает… Теперь понимает, что ей нужно сделать. Но это будет сложно, почти невозможно… Почти нереально. Но Виолетте это нужно, чтобы стать здоровее. Чтобы жить полноценной жизнью, чтобы Кира могла жить полноценной жизнью ради с ней, а не ходить на носочках. — Да, нужно. Любовь Анатольевна, как думаете…