Линия Спички

      В Степи Лиза, по всей видимости, переполненный чувствами, возражать Спичке не решился. Однако едва они добрались до Кожевенного, как он принялся костерить на чем свет коменданта, в хвост и в гриву разоблачая его никчёмную личность. Прильнуть к груди закона он не хотел, но страх перед Варом и его людьми, вероятно, перевесил.       Спичку же охватило знание того, что дело нужно довести до конца. В «Берлогу» он возвращаться не посмел: знал, что Вара теперь не остановит даже Медведь. А после того, что они с Лизой видели в «аптеке», старик, вероятно, и вовсе назначит за их головы награду.       К Стержню они, опасаясь засады, пробирались дворами и оврагами и, наконец, минуя все волнения, оказались внутри.       Дежурный, услышав их просьбу о встрече с комендантом, загремел по столу, что шуточек таких не потерпит и поинтересовался, не предоставить ли им ещё и столичного прокурора с инквизитором в придачу для их важных нужд. Ситуация поменялась, как флажок при сильном ветре, на противоположную, когда Спичка продемонстрировал руку в мешке. С подобной уликой их из Стержня выпускать уже не имели права. Мальчишек разместили в коридоре пустом и длинном, а после проводили в приёмную, где и приказали ожидать Александра Васильевича.       В приёмной, в отличие от коридора, скамей не было. Обвиняемым и просящим сидеть не полагалось. Их прямые ноги обычно экономили время и побуждали говорить кратко и по делу.       Мальчишки, не сговариваясь, встали вдоль стены. Красная, как ад, приёмная глушила тишиной.       — Ну и сколько его ждать? — спросил псиглавец.       — Четверть часа, сказали, — устало ответил Спичка.       — Барин, небось, сарделю жирную жуёт. Ему не до нас, — цокнул языком Лиза.       — Час поздний. Ночь. Его, наверное, с постели вытаскивают. Или того хуже... от работы отрывают.       Александр Сабуров на портрете в полный рост передавливал даже гнетущий красный интерьер.       — Спичка, — позвал его псиглавец. Спичка оглянулся.       Лиза стоял перед ним, открытый, в синяках и ссадинах, с порванным ухом и отстранённым голодом во взгляде. Он внезапно обхватил Спичку за плечи и потянул на себя. Спичка оттолкнул его машинально, сам не понимая, зачем это делает. Вдохнул внезапной духоты. Лизу толчок не смутил. Он шагнул к Спичке уверенней, чем раньше, вновь притягивая. Глаза смотрели в глаза. Устало, жаждуще. Твёрдая рука притянула за затылок, губы пытались попасть по губам.       — Спича...       Его вдавили спиной в стену. Лиза целовал его хаотично и безумно. Спичка поначалу пытался спасти от напора свои горящие рёбра, но очень быстро происходящее распалило его настолько, что боль перестала ощущаться вовсе. Сейчас было не время и не место. Ночь, Стержень, давящая приёмная. Абсурд. Но Спичка обеими руками вцепился в Лизу, как в спасательный круг. Он отвечал ему торопливо, несдержанно, целовал рот глубоко, тёрся о чужой язык. Он тянул на себя Лизу сам, погружаясь в него всеми мыслями и ощущениями. Он обожал его сейчас. Обожал его до слёз, до обморока.       Длинный свитер задирали прохладные руки, пытаясь проникнуть к нему под ремень. Он поощрял всё, что Лиза с ним делал. Безумное желание охватило его. Сейчас он хотел сбросить всю одежду, хотел тереться о Лизину кожу, пока они оба не загорятся. Хотел, чтобы жёсткая ладонь дрочила ему. Они целовались так, словно пришли в Стержень на добровольный расстрел, который через пять минут заберёт их друг у друга.       Далёкие шаги по коридору остановили действо. Строгая поступь звучала всё ближе, Сабуров направлялся к приёмной.       Заторможено отлипнув один от другого, они вновь встали вдоль стены. Дышали шумно, сглатывали. Спичка оправлял свитер, перекрученный на нём спиралью. Стояк мешал думать. Спичка вспоминал, зачем они здесь.       В приёмную промаршировал прямой, как столб, сухопарый мужчина. Жестом велев мальчишкам занять место в освещённом центре, он опустился за стол. Седой и высушенный. Такой питается не сарделями, подумал Спичка, а задержаниями и арестами.       — Говорите, молодые люди, — произнёс Сабуров строго. — Только к делу. Только к сути.       Лиза, при виде Сабурова, тут же накинул на себя маску до безобразия хорошего мальчика. Он нещадно переигрывал, и Спичка забеспокоился не умышленно ли он это делал.       Псиглавец начал пересказ их злоключений. События он передавал достоверно, «забыл» лишь упомянуть происшествие с бочкой. Лиза выглядел нереально, как полуночная театральная постановка: он говорил голосом благочестивого пионера, но использовал, при этом, вокабуляр трижды мотавшего срок каторжника.       — ... мы, получаица, к ним политкорректно, а они нас за шкирку и заточками жалить. Затащили нас с братишкой в подсобку. Уууу, думаю, ну всё, сношать будут, как баранов. Гляжу — а на столе-то жмур! Воняет, как тыща говен. Весь на части рубленный. Вкруг бидоны с требухой и прочею нутрянкой. Они, всяко дело, на продажу, поезда до большой земли ждут. А мясо со жмуров они себе оставляют, чтобы зимой балдеть по-чёрному. Мы жмура руку подбарахлили, чтобы правосудию предъявить, навроде вас. А то он, может, муж чей, отец, ну или там, хотя бы, сын. Хоть похоронить по-человечьи, — чуть не выдавил слезу Лиза. — Тут мы с братишкой поняли, что умирать нам никак нельзя, и дали по педалям. Их старшой, падла некрещёная, по нам с обреза палил. Мы по дому бежать, а там... не коли портак мне в дышло, — вся воровская шерсть: балконщики, босяки и мокрушники разные. Хотели нас похватать, но бортанулись — мы в окно птицею...       Сабуров прищурился. Он разглядывал Лизу очень внимательно.       — Понесли ущерб, не скрою. Братишке, вон, обе батареи отбили, — указал он на Спичкины рёбра. — Отобрали ценный молоток.       В облике Сабурова проскользнуло что-то едва уловимое, что-то такое, что Спичка понял, если Лиза продолжит говорить, то доведёт до арестов совсем не тех людей. Всё дело было в том, что Лиза выглядел... подозрительно. Он выглядел так всегда, но сейчас особенно. А такие люди, как Сабуров, подобные вещи не игнорируют.       Спичка сделал пару шагов вперёд, сжав мешок, как бедный родственник. Он посмотрел коменданту в глаза проникновенно и грустно, ведь по другому и не умел.       — Нас убить хотят, — просто сказал он. — Уже убили бы. Прошу, поверьте. Мы не врём.       Сабуров глядел на него строго.       — Смотрите мне, юноши. По вашим словам выходит так, что пожилой, уважаемый, между прочим, человек, который имеет фармацевтическую лицензию, регулярно обновляет сертификат качества на препараты да ещё и живёт и работает на Площадь Мост, а, стало быть, пред очами самого судьи Каина, является кровавым душегубом. Всё так? — обдал он льдом чистого голубого цвета Спичку.       — Там потайная дверь! — выпалил Спичка.       — Где?       — В аптеке Площадь Мост.       Сабуров нахмурился, но слушать продолжил.       — За дверью — морозильня с органами, — объяснял Спичка. — Окна там были заколочены, а на столе лежал мертвец. Мужчина, вроде молодой. Но разделан, как на мясо, тонко. Так только степняки тела режут. Я точно знаю.       Он протянул Сабурову мешок с рукой. Тот указал жестом, чтобы мешок положили перед ним на стол. Расправив его края, комендант стал разглядывать содержимое.       — Вы гляньте лучше, это живого человека рука, — говорил Спичка. — Старый Вар там не один был. С ним ещё двое. Одного Горка звать. Остальные по квартирам сидят. Тоже бандиты.       — Вот как.       — Они стреляли по нам, — сглотнул Спичка. — А теперь, когда мы покойника видели и морозильню, Вар вообще нас убить клялся. Он же Медведю навредить может, Александр Васильевич! Они, может, уже «Берлогу» нашу штурмом, пока мы с вами тут лясы точим!       — Какой Медведь, какая «Берлога»? Попрошу без шифровки изъясняться. Имена, фамилии.       — Бурах! Старика Бураха сын!       — Постой. Артемий Бурах? Хирург?       Спичка закивал.       — Да! Он Катерину, жену вашу, лечил! Вспомнили?       Сабуров вспомнил. Взгляд его смягчился.       — Вот что, юноши, — посмотрел он на них со значением. — Обвинения эти очень серьёзные. За умышленную дачу заведомо ложных показаний предусмотрено наказание. Вплоть до лишения свободы. Мне таких, как вы, в день набегает по пятоку. Один сосед дал пинка другому и начинается: «живорез, убийца, насильник, мракобес, заберите, посадите, арестуйте, покарайте». Закон — есть ножницы. И стригут они все волосины в ряд. Закон — есть гнёт, и равен он для всех.       — Мы не обманываем, — уверенно произнёс Спичка.       За секунду до того, как он собрался поклясться в своём слове на чем-нибудь страшном, комендант объявил:       — Хорошо. — Задвигались шкафчики, на столе оказалась бумага. — Пишите.       — Что писать? — растерялся Спичка.       — Всё, — ответил Сабуров. — От начала и до конца. Как там оказались, имена, сколько было человек, который был час, кто стрелял, как ушли.       Разложив всё необходимое на столе, Сабуров резкой, решительной походкой направился к двери.       — А вы куда?... — проводил его взглядом Спичка.       Уйдёт? Не поверил? Как же арест?... Спичка шагнул ему во след, подавившись вопросами, замер. Внезапно коменданта задержал голос Лизы.       — Брать Вара надо прям щас, начальник, пока они жмура на фарш не покрутили. А они могут. Ничего святого в людях, как есть черти. Улику прятать будут, отвечаю.       Сабуров остановился, развернулся и поднял повыше мешок с отсечённой кистью.       — Исполнителей я отправлю. А вы пока пишите обвинение. И помните, что я сказал вам про закон, — сурово добавил он.