Выше домов

      — Пока Кати нет, я хотел бы поговорить откровенно.       Андрей красноречиво взглянул на Сашу, чьё лицо вновь приобрело непроницаемое, едва ли не скучающее выражение после короткого эмоционального всплеска. Тёмные, почти чёрные глаза лишь усиливали это впечатление.       — Скажите, друзья… — обратился Жданов к собравшимся. — Вы ему верите?       Кристина послала брату воздушный поцелуй, и он улыбнулся ей из вежливости. Остальные энтузиазм Воропаевой предсказуемо не разделяли, да и Саше было не до улыбок. Он с трудом сдерживал себя, не желая доставлять Андрею удовольствие видеть его в совершенно разобранном состоянии. Враждебность и недоверие, скрытые или явные, исходили от всех, кроме Кристины, и осознание потери двух лет тёплых, почти семейных отношений причиняло боль. Сейчас он один противостоял целому миру, и никому не было до этого дела. Никого не интересовало, каково это — увидеть заверенный документ неизвестного содержания со своей подписью и понять, что тебя провели как школьника. Последствия аферы человека, который уже никогда не объяснит свой поступок, не ответит за причинённый ущерб, были непредсказуемы. Что делать с этим соглашением, как планировать свою жизнь, возможно ли юридически, а не на словах отказаться от навязанных Павлом обязанностей?       Побег Кати поверг Сашу в холодную ярость. Он никогда ещё не злился на неё так, как в эти минуты полного одиночества. Она могла бы остаться, она должна была остаться, но предпочла уйти. В самый непонятный и сложный момент в его жизни. Сидя перед всеми как малолетний хулиган перед участковым, он не мог представить, что когда-нибудь забудет это обострённое до предела ощущение оставленности самым близким человеком.       — Папа не мог быть способен на такое, — сказала Кира.       Её старшая сестра возвела глаза к потолку.       — Кирочка, давно ли ты стала такой идеалисткой? Ты же, в конце концов, была невестой Андрюши…       — Кристина! — одновременно рявкнули Андрей и Кира.       — Я что-то не то сказала?       Никита подавил ухмылку.       — Я не утверждаю, что папа никогда не изменял маме… Но измены — это одно, а побочный ребёнок — совсем другое. Наш папа был неравнодушным, совестливым человеком. Он не мог просто бросить сына…       — Кира, мы обязательно проведём ДНК-экспертизу, — заявила Кристина. — И признаем Сашу. Уверена, папа этого хотел бы.       — Рома, ты что думаешь? — повернулся к лучшему другу Андрей.       Малиновский пожал плечами.       — Я знал твоего отца восемнадцать лет. Убей меня, я не понимаю, зачем ему понадобилась такая схема.       — Как будто я понимаю, — процедил Воропаев. — Хорошо. Предположим, что автор этой восхитительной задумки — я. Разве Павел стал бы терпеть такое положение дел на протяжении двух лет? Почему он не обратился за помощью к любимому сыну, например? Чем я мог его шантажировать, осведомлённостью о его коррупционных схемах? Покажите мне собаку в Москве, которая о них не знает. Материалов на эту тему было предостаточно, равно как и о том, с чего начиналась компания в пресловутые лихие девяностые. На коротком поводке меня держал как раз он. Я два года жил под этим гнётом. Два года я каждый день собирался рассказать обо всём жене, но Павел мастерски нажимал на нужные кнопки. Ах, да наша Катя такая эмоционально неустойчивая, да она тут же подаст на развод, а я лишу тебя крупных заказов! Он разговаривал со мной как со щенком. А о том, что я, вероятно, сын его лучшего друга, я рассказал ему ещё весной. Он выслушал меня без всяких эмоций и дал понять, что ему плевать. Я-то рассчитывал узнать от него что-нибудь об отце, узнать, искал ли он меня, помнил ли… — Сашин голос дрогнул, но он мгновенно собрался. — Андрей, ты никогда об этом не узнал бы. И Катя не узнала бы. Человек умер, и я был готов простить ему два отравленных года. Я хотел всё начать с чистого листа. Но теперь, когда стараниями твоего отца вылезла неприглядная правда о нём, имей мужество её принять и не перекладывать с больной головы на здоровую. Мне твоя компания не нужна. В своё время я отказался от пакета акций, который ты мне предлагал.       — Разумеется, отказался. Зная, что в итоге получишь чуть ли не всё.       — Да не нужно мне это всё! На днях из Германии возвращается мой лучший друг, и мы с нуля будем создавать своё архитектурное бюро.       — Ты можешь сколько угодно наигрывать незаинтересованность, Воропаев, но всё не так просто. Вся процедура прописана чётко. Ты обязан на протяжении года занимать пост главы «Зималетто», причём не номинально, а по-настоящему. В любое время могут нагрянуть аудиторы, и если им что-то не понравится, ключевая доля в компании просто уплывёт из семьи.       — Меня это не волнует. Ваша компания лично мне не принесла ничего, кроме головной боли. Вы все — рабы, служители, жрецы, приставленные к идолу, с которым всё носитесь и носитесь. Вы не живёте, а обслуживаете «Зималетто». Постоянные переработки, командировки, летучки в выходные… Тебе это, разумеется, на руку — всё, что угодно, лишь бы Катя побольше ишачила и была под боком, пусть даже в ущерб её общению с дочкой, да, Андрей?.. Такая любовь, такое самоотречение! Рыцарь в сияющих доспехах.       Андрей вскочил с места.       — Мы сейчас здесь будем мои чувства препарировать?!       — Андрюх, спокойно, — попытался осадить его Рома.       — А почему бы и не попрепарировать, Жданов?.. — Саша понял, что попал по больному, и продолжил, презрительно глядя на него снизу вверх и скрестив руки на груди. — Тебе же ничто не помешало устроить мне публичную порку, хотя ты мог позвонить мне в любой момент и договориться о встрече один на один. Но зачем, когда можно наконец-то меня прижучить, показать Кате, да ещё и при всех, что я — лгун и притворщик, что женился на ней из корыстных мотивов. Не думая о том, как столь любимая тобой Катя это переживёт. Не думая о Кристине и Кире. Потому что ты любишь быть главным и единственно правым, а больше всего ты любишь быть в белом пальто. Сегодня, правда, ты его снял и показал, что вся твоя игра в благородство на протяжении двух лет — полная лажа. Ты воспользовался первой же возможностью, чтобы меня, как тебе кажется, разоблачить. Поздравляю. Но я не собираюсь следовать этой бумажке. Я не позволю твоему сумасшедшему отцу управлять моей — МОЕЙ! — жизнью из могилы.       Малиновский, не забывая держать Андрея за полы пиджака, с любопытством посматривал на Сашу. После такого монолога невольно верилось, что он был ни при чём. Никита негромко кашлянул, и все сосредоточили внимание на нём. Андрей неохотно сел.       — Друзья… Я сегодня молчал и слушал, как завещал профессор Преображенский. И лично я решил исходить из презумпции невиновности. Киру я понимаю, — Никита нежно улыбнулся жене, — но мне ближе позиция Кристины. Я тоже бизнесмен, Андрей, и не питаю иллюзий насчёт человеческой природы, но моё чутьё подсказывает мне, что Саша говорит правду. И когда ДНК-экспертиза подтвердит, что он действительно сын Юрия, я буду рад такому шурину. Предлагаю на сегодня разойтись, а завтра снова собраться, уже совместно с юристами. И заодно пригласить Юлиану, потому что, по-моему, вам просто необходима её поддержка. Новость необходимо правильно подать, чтобы не возникло ненужных пересудов. Ты согласен?       Спорить было не с чем.       — Спасибо тебе, Ник, но никакой новости не будет, — твёрдо заявил Саша. — Я никогда не буду работать в «Зималетто».       — Тебя обязали не работать, а руководить, — усмехнулся Андрей.       — Ну так это ты на этом посту руководишь, а не работаешь.       — Ты ничего не знаешь ни о компании, ни о моей роли в ней.       — Прекратите этот детский сад, — раздражённо потребовала Кристина. — Всё, давайте дадим ему подышать.       Саша остался один. Дышать легче не стало. Он чувствовал себя эмоционально выпотрошенным. Его пугал маниакальный блеск в глазах Андрея, обещавший, что от него уже не отцепятся. Жданов его ненавидел и не хотел уступать своё кресло, но ещё больше он не хотел терять увесистый пакет акций; Катя обязательно затянет что-нибудь про долг перед детьми, которые должны унаследовать сильную компанию. У Ариши и Юры не было свободы выбора, дарованной многим их сверстникам — так или иначе, им придётся развивать семейный бизнес. Не будет этой свободы и у его детей, если они вообще когда-нибудь появятся…       Он не следил за ходом времени. Погрузился в себя, но оставался настороженным, напряжённым, как натянутая струна, и мгновенно услышал скрип до смешного хлипкой двери. Стены в «Зималетто» всегда казались ему картонными, как и двери, которые выбил бы и той-терьер. В конференц-зал вошла Катя. Он не хотел её видеть и лишь скользнул по ней коротким равнодушным взглядом.       — Саш… — она дотронулась до его лица холодной ладонью.       — Не надо.       — Что не надо?       — Да, в сущности, ничего.       — Саш… Давай поговорим.       — Я уже наговорился, спасибо.       — Прости, что ушла.       — Не в первый раз.       — Надеюсь, что в последний.       — Следующий раз в любом случае станет последним.       — Зачем ты так?..       — Я не расположен к беседам, Катя.       — Как всегда.       — Не смей! — вышел из себя Саша. — Не смей сейчас предъявлять мне хотя бы одну самую ничтожную претензию! Ты хоть представляешь… — он, как и Андрей, вскочил со стула и в сердцах пнул его ногой. — Ты хоть представляешь, как я охренел, когда открыл эту папку? Представляешь, что это такое — увидеть подложный документ, который ты не подписывал, связывающий тебя по рукам и ногам?! Ты стоишь сейчас передо мной, смотришь на меня и даже не знаешь моей правды! Потому что ты, вечная её искательница, сбежала как раз тогда, когда я ею делился! И да, да, я сам идиот, что доверял Жданову, что подписал бумаги, не читая, тысячу раз да! Именно поэтому мне сейчас так хреново!       — Саш… — со слезами в голосе прошептала Катя.       — Я не хочу тебя видеть и слышать.       Он кулаком открыл дверь и стремительно направился к лифтам. Катя побежала за ним.       — Ты куда?!       — Не знаю. Поеду в бар. Может, сниму девицу с низкой социальной ответственностью.       — Издеваешься?       — Почему же? Отныне я буду с тобой предельно честен. Как там говорят?.. Careful what you wish for.       Он во второй раз ударил по кнопке вызова лифта, и тот наконец-то приехал.       — Мы же обещали Арише посмотреть с ней мультики…       — Пусть папа вместо этого расскажет ей сказку о старике, задолбавшем всех даже с того света. Потом поведаешь мне, какой у неё конец.       Двери лифта закрылись, окончательно отрезав их друг от друга. Это была лишь формальность — у Саши получилось гораздо лучше.       — Ну и вечерок, — раздалось со стороны ресепшен.       Катя вздрогнула.       — Кто здесь?..       Из-под красного стола вылез Федя с лицом почти такого же оттенка.       — Прости, Кать… Меня Жданов вызвал, чтобы я встретил каких-то юристов, если они приедут. Потом сказал, что юристов завтра будут дёргать. Минут сорок назад все наконец-то разошлись, кроме вас с мужем. Я Машке позвонил, сказал, что ты уехала, а я домой выезжаю, а она как запричитает, мол, ты что, дождись Катьку, а вдруг что не то, напряглась, что ты куда-то уехала с грустной миной… Ну, я и дождался. Вы выбежали, я под стол инстинктивно нырнул… Извини. Я никому ни слова. Даже Машке!       — Так я тебе и поверила, Фёдор Михалыч. Маше ты и душу, и почку отдашь, если понадобится, и тем более выболтаешь про нас с Сашей…       «Про нас с Сашей». Что она вообще о нём знала? Катя уже примирилась с тем, что человек, только что смотревший на неё из лифта, был её мужем, и эта новая версия Саши, как ни странно, нравилась ей больше, чем прежняя, хотя больно было чертовски — его холодность и незнакомые, издевательски-тягучие интонации ударили по нервам так, что руки тряслись до сих пор. Необходимо было прийти в себя, и Катя предложила Феде поужинать в ресторане «Вельвет», где они обедали с женсоветом.       — А ты с мотоцикла от переизбытка чувств не свалишься?       — Ну, как минимум дочери я всё ещё нужна, так что буду держаться крепко.       — Тогда поехали. Начальство меня сегодня и хлебом, и зрелищами обеспечивает.       — Всё для любимого коллектива…       В ресторане Катя набрала мобильный няни и убедилась, что дома всё в порядке.       — Нормально всё? — спросил Федя.       — Да. Аришка уже спит.       — Я тебе тоже поесть заказал, а то ты похожа на бледную моль.       — А что, моль бывает румяной? — грустно улыбнулась она и сжала виски пальцами. — Как думаешь, он правда, ну… снимет бабу?       — Да брешет он. По нему видно, что он такими вещами брезгует. Не бери в голову, Кать. Люди, чтоб друг друга до белого каления довести, такое могут говорить… Я тут книжку читал. «Игры, в которые играют люди». Старая, но до сих пор популярная. И вот там автор пишет, что мы всю жизнь придуриваемся, потому что в каждом из нас живут взрослый, ребёнок и родитель. Все трое нам нужны, но часто вылезают в самый неподходящий момент. Вот твой муж, по-моему, сегодня во власти внутреннего ребёнка. У него сейчас одна цель — всем нагадить по максимуму и наслаждаться эффектом.       — Фёдор, ты не перестаёшь удивлять. Может, тебя штатным психологом сделать? Странно, но мне так есть захотелось. От стресса, что ли? Я, наверное, тоже сейчас придуриваюсь… Сижу и сама перед собой делаю вид, что приеду домой, а там всё по-старому. А там, Федя, ни черта не будет по-старому. Я очень невовремя сегодня Сашу оставила, и теперь мне за это расплачиваться. Хорошо, если он вообще меня простит…       От душевных мук её отвлекла мясная лазанья. Ела Катя с аппетитом, радуясь возможности побыть с человеком, которого пока не поглотила воронка неминуемых перемен, надвигавшихся на компанию. Федя в любых обстоятельствах излучал такой неподдельный оптимизм, что рядом с ним хотелось верить в лучшее. После лазаньи и кофе она долго тянула с выбором десерта для семейства Коротковых, чтобы только не ехать домой, но двадцать минут спустя всё-таки остановилась на чизкейке с горой свежих ягод.       — Это же дорого, — нахмурился Федя.       — Это вознаграждение за работу в воскресенье, — успокоила его Катя.       Поздним воскресным вечером, да ещё и на мотоцикле они домчались до Миусов слишком быстро. Федя тут же уехал, и Катя с тоской взглянула на тёмные окна любимой квартиры. Эрна и Ариша спали, а Саши там наверняка не было. Приедет к утру или вообще заночует неизвестно где? Катя понятия не имела, чего от него ожидать — ей предстояло заново с ним знакомиться. Она разбудила дочку, как и обещала, и вдвоём они посмотрели несколько серий «Тимона и Пумбы».       — Мама, а Саша где?       — Они с папой заняты работой, малышка.       — А-а-а… — протянула Аришка.       Казалось, она не очень-то поверила маме, но происходящее на экране интересовало её больше, чем проблемы взрослых. Уложив дочь, Катя приняла душ, закуталась в плед и вышла на маленький балкончик с бокалом красного полусухого. Достала из тайничка пачку сигарет, которую они с Сашей прятали друг от друга, и закурила. Вспомнилась весна две тысячи шестого, когда она сидела на широком подоконнике питерской квартиры и разговаривала с Сашей, тогда ещё незнакомцем, голосом в мобильнике. Это было утро после их с Андреем последней ночи; ей было плохо, а Саша читал ей папины эсэмэски. Та «раскладушка», найденная им и спасённая Костей, до сих пор лежала в ящике рабочего стола.       Ей не хватало Кости и его спокойной, лишённой самолюбования мудрости, но выманить его из Питера было очень тяжело, поэтому после свадьбы они с Сашей дважды приезжали к нему. Было бы здорово сорваться в Петербург, вновь оказаться на кухне просторной квартиры на Фонтанке, смеяться с её гостеприимным хозяином и обниматься с прекрасным псом Нероном… Сзади раздались шаги. Катя вздрогнула и поняла, что успела захмелеть и провалиться в воспоминания. Саша молча встал рядом с ней, покосился на пепельницу с пятью смятыми окурками.       — Я был с Кристиной, — бесцветно сообщил он. — Ни с кем не спал, ничего не пил.       Забрал у неё очередную зажжённую сигарету и глубоко затянулся. Она боялась разрушить иллюзию хрупкого перемирия и молчала. Докурив и потянувшись к пепельнице, Саша оказался так близко, что их лица почти соприкоснулись; на мгновение ей почудилось, что он вот-вот её поцелует, но он лишь затушил окурок и ушёл в ванную.       — Интересно, как скоро я начну колоть дрова, как герой Челентано, — печально проговорила Катя, когда он лёг в постель.       — С твоим усердием ты можешь случайно выстрогать Буратино, а у нас уже есть Андрей.       Катя фыркнула, сдерживая смех сквозь слёзы.       — Я люблю тебя.       Саша стёр слезинку с её щеки.       — Дай мне время.       Она поцеловала его руку. Поколебавшись, он оставил её на Катиной подушке. Сегодня и это можно было считать хорошим знаком.