Маски

      Черная Lada Vesta движется со скоростью не превышающую допустимую. Солнце медленно движется к закату и его лучи попадают прямо в лобовое стекло, не щадя слишком молодого и неопытного водителя для такой длительной поездки. От этого у Арма открыт солнцезащитный козырек. Я слушаю музыку в своих наушниках и играю в игры, которым не требуется интернет, так как он на трассе очень плохой, а если и ловит, то еле-еле. Я почти прохожу тридцать седьмой уровень, как телефон разряжается и предательски отключается.       — Бли-и-и-н! — громко возмущенно кричу я.       — Ты что меня так пугаешь? — вскрикивает Арм от испуга и крепче вцепляется обеими руками в руль. — Что случилось?       — Я почти прошел последний уровень перед повышением, но телефон вырубился, зараза! А автоматического сохранения в игре нет, — объясняю и с возмущением бью кулаком по своей коленке.       — У тебя какой разъем в телефоне?       — Лайтнинг, — отвечаю и вынимаю наушники из ушей.       — Давай сюда свой телефон, — проговаривает и тянет руку ко мне, при этом свой взгляд не отрывает от дороги.       — Зачем? — не понимаю я.       — Дань, иногда ты меня удивляешь своей тупостью.       — Эй, не обзывайся! Я же не упрекаю тебя в твоей излишней странности, тогда и ты должен относиться ко мне так же! — обиженно надуваю губы.       — Ох, Даня, иногда ты меня бесишь, — вздыхает Арм и трет двумя пальцами переносицу. — Ты видишь, что мой телефон стоит на зарядке?       — Вижу, я же не слепой, — все так же оскорбленно отвечаю ему.       — Не слепой, но зато другое присутствует в обильном количестве. Я хочу поставить твой телефон на мой зарядный шнур, потому что у нас у обоих лайтнинг. Теперь понял, дурачок мой? — разжевывает мне всю информацию и кладет в рот, а я не отказываюсь и проглатываю.       — А-а-а, так бы стразу и сказал. Держи, — кладу свой айфон в протянутую руку Рыбкина. — Арм, сори, я сегодня немного туплю.       — Ничего страшного, с кем не бывает, Данюша, — на пару секунд поворачивается ко мне и одаривает приятной улыбкой, а затем ставит на зарядку мой телефон.       Взгляд мой застревает в одной точке и фокус пропадает. Меня начинают одолевать сильные воспоминания из детства.       Данюша? Где-то я это уже слышал, помимо недавнего кошмара с Настей и гробом. Что-то до боли знакомое, что заставляет меня почувствовать нечто теплое и родное. Но что именно? Я не могу вспомнить.       — Дань? Ты чего так резко замолчал? — вырывает меня Рыбкин из глубоких раздумий. — С тобой все хорошо? — снова поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.       — Да, — киваю, — просто воспоминания резко накатили.       — Точно все хорошо? А то ты так безжизненно пялился в одну точку, казалось, будто бы даже забыл дышать.       — Да, Арм, точно все хорошо. Со мной так иногда бывает. Это норма.       Рыбкин все еще смотрит на меня с подозрительным взглядом, будто пытается прочитать и узнать причину моего застревания в одну точку. Но вот же незадача! Я сам не знаю причину!       — Арм, ты лучше не на меня пялься, а на дорогу смотри! Я не хочу умереть молодым от рук неопытного водителя! — кричу я и с силой поворачиваю его лицо к лобовому стеклу.       — Да не бойся, я научился водить с трех лет!       — Ха-ха, как смешно! А будет еще смешнее, когда мы куда-нибудь впечатаемся!       На горизонте нашего пути появляется пост ДПС.       Внутри меня возникает дичайший страх.       Пост ДПС. А у нас же нет прав и мы оба несовершеннолетние! А если нас сейчас остановят? Бля-я-я-я, что же с нами будет?       Я вжимаюсь в сиденье и зажмуриваюсь, дабы не смотреть страху в глаза. Но понимаю, что это не спасет нас от неминуемой погибели. Бля, что же делать-то? Сижу с закрытыми глазами минуту, две, три, пять…       — Даня, что с твоим лицом? — спрашивает, когда в очередной раз поворачивается и видит мою зажмуренную рожу.       — А мы уже проехали пост? — открываю сначала один глаз, потом второй, а после оглядываюсь по сторонам.       — Давно, Дань, — смеется Рыбкин.       — Ты чего ржешь? А вдруг бы нас остановили? А мы оба несовершеннолетние и не имеем водительских прав. Чтобы было?       — Не остановили бы. Я еду четко по правилам. У них просто повода нет, чтобы нас останавливать, — с уверенностью объясняет парень.       — Ну знаешь ли, всегда нужно быть готовым к плохому развитию сюжета.       — Это пустая трата нервных клеток. Ты же со мной едешь, значит, тебе нечего бояться.       Минута молчания. Я понимаю, что что-то здесь не сходится. Почему он так уверен в себе? Или хочет показаться перед своим парнем таким крутым и всемогущим? Но это ж глупо, ибо нам реально грозит тюрьма во всех случаях.       — Арм, а где ты научился так хорошо ездить и знать все правила? — щурю свои глаза.       — Меня мать учила ездить на машине, когда приезжала на выходные в Россию. А правила я сам учил, в интернете и по книжкам, — говорит, параллельно барабаня большими пальцами по рулю.       — М-м-м, ты большой молодец, Арм. Я бы так не смог.       — А хочешь, когда приедем к твоей сестре, я начну обучать тебя езде на машине?       — А что, можно? — подбираюсь ближе к водительскому сиденью.       — Конечно, я же не твой отец тиран, а любящий парень, — играючи, легонько щелкает меня по носу, на что я широко лыблюсь, словно довольный ребенок, которому дали вкусную конфету.       Мой слух обращает внимание песня по радио.       — О, это моя любимая песня! Арм, сделай погромче, — прошу и усаживаюсь поудобнее. — I don't give a fuck about your friends, — начинаю петь под любимый трек. — I'm right he-e-e-re. He-e-e-re. Oh baby, take a look around. I'm the only one that hasn't walked out. I'm right he-e-e-re. He-e-e-re.       — Ты очень красиво поешь, Дань.       — Да? Мне никто еще такого не говорил, — смущенно чешу затылок и добавляю легкий смешок. — Кстати, я еще никогда не слышал, чтобы по радио крутили песни чейзов.       — Потому что это не радио.       — В смысле?       — Ну, видишь в магнитофон вставлена флешка? — он указывает пальцем на белую USB-карту.       — А, только что заметил.       — Я закачал на флешку все песни, которые ты пел, пока мылся в душе.       Мои глаза округляются, а уши и щеки заливаются краской.       — Я, — продолжает Арм, — хочу слушать ту музыку, которую слушает мой парень, а другой мне не нужно.       Арм поворачивает голову ко мне, и я с теплотой, влюбленно улыбаюсь ему.       — Кстати, Дань, ты чего сел сзади, а не рядом со мной? — чуть недовольно спрашивает Рыбкин.       — А почему я не могу сесть здесь?       — Потому что у меня потребность, видеть тебя. А мне приходится поворачивать голову так, как будто я сова, а не человек.       — Знаешь как говорят? Трудности любовь закаляют, — незлобиво смеюсь.       — Вообще, ты прав. Когда рука в руке, вместе преодолевают трудности, тогда чувства можно пронести вдвоем на долгие годы.       — Почему на долгие годы? А если я хочу навсегда? — надуваю губы.       — Дань, и когда ты стал таким милым со мной в общении? Раньше на три буквы посылал, а теперь навсегда остаться хочешь, — смеется Арм.       — Сам не знаю. Я когда люблю человека, начинаю к нему относиться с сюси-пуси. А когда вижу других парочек, которые так делают, меня это начинает дико раздражать. Но иногда свои же сюси-пуси меня же самого и бесят.       — А я и не против сюси-пусь, только желательно не перебарщивать с этим.       — Это да, не хочу быть слишком сладкой парочкой. Всего должно быть в меру.       Машина, что ведет Арм, подъезжает к подъезду по адресу, который скинула мне моя сестра. Выходим из автомобиля, и я устало потягиваюсь, а Арм направляется к домофону. На улице уже успело стемнеть, а на небе появиться еле заметных, из-за света ярких фонарей, несколько тысяч звезд.       — У меня так занемели мышцы. Пять с половиной часов езды на машине, одуреть можно, — все еще потягиваюсь, растягиваю свои ноги.       — Ты то просто сидел, а я все время за рулем сидел и за дорогой следил, — говорит и наклоняется к домофону. — Дань, а какой номер квартиры?       — Пятьдесят третья, — проговариваю и зеваю.       Рыбкин набирает нужные цифры и нажимает кнопку вызова. Несколько гудков и из хриплого динамика домофона доносится знакомый голос сестры.       — Это Даня и я. Пожалуйста, откройте нам дверь в подъезд, — вежливо просит мой парень.       Дверь подъезда пятиэтажного дома открывается, и я подхожу к Рыбкину. Мы входим в многоэтажку, поднимаемся по изнурительно длинной лестнице на пятый этаж и стучим в черную железную дверь. Нам открывает моя сестра. Я сходу набрасываюсь на девушку, которая с мокрыми волосами и в банном халате не успела еще прийти в себя после душа, как я уже ее крепко обнимаю.       — Как же я давно тебя не видел, я так скучал! — кричу и еще сильнее обнимаю ее.       — Данил, ты меня сейчас задушишь, — кряхтит она.       Ноги моей сестры подкашиваются, и я падаю вместе с ней на светлый ламинат. Белое полотенце, что было замотано на ее голове падает рядом с ней, оголяя неестественный цвет волос.       — Лер, ты что покрасилась в черный? — лежу на сестре и смотрю на нее сверху вниз, тем временем, у нее начинает дергаться правый глаз.       — Даня, ты раздавил человека! — Рыбкин хватает меня за талию и поднимает с Леры, словно я не человек, а пушинка.       Я повисаю на его руках, как сдувшейся шарик. Руки его не исчезают с моего живота до тех пор, пока я не начинаю дрыгать своими конечностями, словно собачка. А Лера поднимается и отряхивает свой бордовый халат.       — Дань, из-за тебя я нормально не поздоровалась с твоим молодым человеком, — проговаривает и затягивает пояс на халате.       — Вы знаете кто я? — удивленно задает вопрос Рыбкин.       — А — так, давай на ты. Б — конечно, мне Данил все рассказывал про тебя, — говорит с улыбкой и после берет моего парня за руку. — Арм, чувствуй себя как дома. Я полностью принимаю выбор моего брата и хорошо отношусь к тебе.       — Спасибо, — кивает он.       — Так, ладно, а то еще уведешь моего парня! — вскрикиваю и убираю руку Леры подальше от Арма.       — Ты что, ревнуешь? — Валерия вопросительно выгибает правую бровь.       — О, теперь я знаю, чем вы похожи! — восклицает Рыбкин.       — И чем же? — поворачиваюсь к парню и поднимаю правую бровь.       — У вас привычка выгибать брови, в основном правую! — показывает он на наши лица.       — Да? А я не замечал этого за собой, — удивленно говорю и поворачиваюсь к сестре.       — Да и я тоже не замечала такого, — она нахмуривает брови и отрицательно машет головой.       Ну вообще, я думаю, что это немного кринж. Я считаю, что у меня нет такой глупой привычки.       — Парни, может я чай поставлю? — предлагает сестра.       — Да, давай, а то я жрать хочу как собака! — говорю и тут же принимаюсь активно снимать с себя верхнюю одежду и обувь.       — Тогда раздевайтесь, я жду вас на кухне.       Сестра скрывается в коридоре, а за ней и я. Вхожу в комнату со светлыми стенами и мебелью такого бежевого цвета, а вот пол здесь темно-коричневый, почти черный.       — Вау, у тебя такой интересный дизайн кухни, знаешь, как белая середина и одна половина шоколадной стороны печенья орео.       — А знаешь почему дизайн такой красивый? Потому что я выбирала его сама, а не старый пердун отец, — кривится она.       Лера ставит электрический чайник, а я сажусь за длинный обеденный стол тоже светлого оттенка.       — Кстати, об отце. Когда мы ехали к тебе, он писал мне всякие гадости.       — А ну-ка, покажи, — просит и достает из кармана халата очки для зрения и черную шелковую тряпочку.       — Стареешь, Валерия Викторовна, стареешь, — подмечаю я и открываю в телефоне переписку. Злой Виктор — батя: Ты где, сын-пидорас? Я же тебя все равно найду! Найду и убью! Мне не нужен заднеприводный сын! Ты от меня не скроешься, наша ошибка с твоей матерью! Сукин ты сын! 18:15       Сестра в шоке прикрывает рот рукой, а ладонью поглаживает меня по плечу.       — Знаешь, Лер, иногда мне кажется, что наш отец не является нашим родным отцом. Ведь родной человек сможет ли такое писать собственному сыну, а еще постоянно бить?       Лера смотрит мне в глаза и молчит, ее взгляд не читаем.       В дверном проеме появляется Рыбкин и садится рядом со мной.       — Да за такие сообщения надо было в опеку обращаться! — возмущается Лера, делая вид, будто бы и не слышала моих только что сказанных слов.       — Я это и говорил Дане, но он отказывался идти, потому что у отца везде связи, — объясняет Рыбкин.       — Ну ничего, в дальнейшем мы что-нибудь придумаем. У меня много компромата на нашего любимого в кавычках папочку. Не переживайте, в дальнейшем зло и несправедливость будут наказаны и никакие связи не помогут.       Чайник подает щелкающий звук, значащий, что он вскипел, и Лера подхватывается, принимаясь заваривать напитки.       — Парни, вы что будете, чай, кофе, какао?       — Я чай с двумя ложками сахара, — отвечаю я.       — И мне тоже также.       Моя сестра заваривает две кружки чая и одну кофе и после заглядывает в холодильник. Достает оттуда блюдо с нарезанными бутербродами, другое блюдо с овощной нарезкой и несколько эклеров на блюдце среднего размера.       — Опа, опа, мои любимые пирожные, — облизываюсь и беру один эклер со стола.       — Я запомнила, как ты их уплетал за обе щеки в детстве, поэтому сходила и купила к вашему приезду.       Эклер выглядит слишком аппетитным, чтобы кусать его несколько раз. Потому я засовываю его целиком в свой рот.       — Да ты ж моя любимая сестренка! Я бы поцеловал тебя в щеку, но рот занят, — с набитыми щеками пытаюсь понятно произнести и на удивление это удается.       — Ты ж сам говорил, что тебя бесит излишняя милота в общении, — говорит Арм.       — Это мою сестру не касается, не сравнивай! — кривлю Арму рожу все еще с набитым ртом.       — Прожуй сначала, а потом уже возмущайся, а то подавишься, — смеется он.       Через секунду так и происходит. Накаркал, твою мать!       Я давлюсь бедным эклером и Арм начинает спасать меня тем, что бьет ладонью по спине. Но это не помогает и я продолжаю задыхаться, а в глазах начинает темнеть от недостатка кислорода. Глаза Леры округляются и она начинает напугано кричать. Рыбкин хватает меня за руку и вытаскивает из-за стола, обхватывает сзади грудную клетку обеими руками и резко тянет мое тело вверх. И я выплевываю содержимое глотки. Наконец вдыхаю воздух. Рыбкин ставит меня обратно на пол, и я со слезами на глазах от интенсивного кашля поворачиваюсь к нему.       — Балбес! — щелкает меня по лбу. —       Знаешь, как мы испугались за тебя!       — Данечка, больше с полным ртом не разговаривай, — Лера гладит меня по плечу.       — Хорошо, больше не буду, — весь трясусь и голос мой дрожит от пережитого.       Я сажусь обратно за стол, все еще жадно хватая ртом воздух. Придвигаю к себе кружку ароматного чая с плавающей долькой лимона.       — Братик, может расскажешь, что сегодня случилось в школе? А то ты кратко написал, и я ничего толком не поняла, — спрашивает Лера и отпивает немного чаю.       — В общем… — я вздыхаю.       Я хочу начать, но тревога в душе не дает мне собрать все мысли в кучу. В голове полный хаос. Мысли разлетаются в разные стороны, и я не поспеваю за ними. Арм без лишних слов понимает мое волнение, поэтому берет мою руку в свою, а другой начинает успокаивающе гладить меня по руке.       — Не волнуйся, мы уже пережили это. Можешь рассказывать и не бояться, ведь я и твоя сестра рядом.       Голос Арма действует на меня, как успокоительное. И я киваю ему, начинаю повествование истории:       — Утром были похороны моей бывшей девушки.       Вспоминаю ее могилу и ту фотографию на ее памятнике. Мои губы начинают дрожать, но я пересиливаю свои эмоции и беру себя в руки.       — Все хорошо? — с заботливым и понимающим взглядом спрашивает сестра, на что я киваю и продолжаю.       — Днем к нам в класс приходил полицейский и увез с собой в участок тех четверо уродов, что убили Настю.       — Слава Богу! Какое облегчение! — Лера всплескивает руками от радости.       — А затем произошло самое ужасное. Меня при наших родителях осудили за наши отношения с Армом и за изнасилование, которое я не совершал, наоборот, та девка из бара сама на меня полезла! — раздраженно кричу и бью по столу так, что Виноградова аж подпрыгивает на стуле.       — Спокойно, все хорошо, — Рыбкин гладит меня по спине, а голос его звучит очень мягко и нежно.       — Ну и отец конечно же предложил нас с Армом посадить за решетку. Лер, — обращаюсь к сестре со слезами на глазах, — родители даже не попытались меня и моего парня понять! Отец никогда не принимал меня таким какой я есть. Мне так сложно и больно…       — Данил, помнишь, как я делала, когда папа на тебя срывался? — тихим голосом спрашивает сестра.       — Протягивала мне свои руки и просила положить в них свои ладошки, — я тоже понижаю громкость своего голоса.       Сестра коротко улыбается, кладет передо мной на стол свои открытые руки и кивает. Я перемещаю свои ладошки в теплые руки своей сестры. И в ту же минуту, как только чувствую тепло ее ладоней своими, я ощущаю себя тем самым маленьким заплаканным мальчиком. И теперь на меня смотрит не взрослая девушка с распущенными черными волосами, а та самая маленькая девочка с задорными светлыми хвостиками и жизнерадостной улыбкой.       — Даня, послушай меня и пожалуйста, пойми наконец.       Я соглашаюсь кивком.       — Папа никогда не поймет нас с тобой, как бы мы не старались донести до него все то, что хотим. Но это не значит, что нужно класть на собственной жизни крест, нет, наоборот! Посмотри на свою жизнь, у тебя прекрасный любящий парень, который на все готов ради тебя, даже угнал машину собственного отца! У тебя есть любящая и полностью принимающая тебя сестра. И поверь, большего тебе не нужно. Ты никогда не изменишь, то что уже не изменить. Поэтому живи и радуйся всему, что у тебя сейчас есть.       — И я добавлю еще, — Арм плавно присоединяется к нашему разговору и кладет свои руки поверх моих. — Дань, что бы ни случилось и что бы кто-нибудь ни сказал, я все равно буду любить тебя и всегда буду на твоей стороне. Если тебя кто-нибудь обидит, сразу же говори мне и я моментально разберусь с обидчиком.       — Как же мне повезло с сестрой и с парнем! — радостно восклицаю и обнимаю любимых.       После мы располагаемся поудобнее, и я решаю перевести тему на более приятную.       — И сколько лет ты уже живешь в этой квартире? — спрашиваю я.       — Как только поступила в ВУЗ.       — То есть, уже четыре года. Ого, и я у тебя в гостях впервые за столько времени…       — А сколько стоила эта квартира? — интересуется Рыбкин.       — Честно, без понятия. Вопросом покупки занимался отец, но вот дизайн полностью мой, точнее наш.       — В смысле наш? Ты с кем-то его проектировала? Или у моей сестры наконец-то появился парень, а?       Девушка смущенно смеется.       — А ну-ка, Лерка, признавайся! Ты же знаешь, от брата ты никогда ничего не скроешь!       — Дань, лучше. Я уже шесть лет в отношениях с девушкой.       — Ах! — я хватаюсь за сердце и изображаю обморок, падаю на колени Рыбкину.       — Это отлично, я так рад за тебя и твою девушку, — искренне улыбается Арм.       — Как хоть ее зовут-то? — резко вскакиваю с Арма и больно бьюсь головой об стол. — Блин!       — Вот до чего доводит твоя драма, Данечка, — хохочет Виноградова.       — Да, до добра она точно не доведет тебя, Дань, — Рыбкин тоже смеется.       — Да идите вы! Сначала говорите, что принимаете меня таким, какой я есть, а сами нагло лжете и ржете! — надуваю губы и отворачиваюсь.       — Да ладно тебе, не обижайся, — Арм обнимает меня и целует в макушку.       — Я умру сейчас от такой милоты, — сестра с улыбкой отмахивается от нас.       — Какой умру! Быстро сказала родному брату как звать твою девушку, иначе натравлю на тебя своего парня! — указательным пальцем показываю на Рыбкина, на что тот рычит и делает вид, будто собирается откусить мой палец, щелкая зубами. — Не на меня, Арм, на Леру!       — Ее зовут Карина.       — Подожди-ка! Это что, та самая подруга, которая постоянно ночевала у нас дома?       — Именно, она. Помнишь, она еще хорошо ладила с тобой? Играла с тобой все твое детство?       — Как же ее забыть! Она для меня стала, как вторая старшая сестра. Точнее, ты для меня мать, а Карина — сестра.       — Да, — Лера с улыбкой призадумывается, а затем улыбка куда-то пропадает. — Стоп. Почему лицо Арма мне кажется таким знакомым? — она поднимает свой встревоженный взгляд на Рыбкина.       — Что? — он давится собственной слюной.       — Может потому что я присылал тебе ранее фотки его внешности? — вмешиваюсь в тревожный разговор.       — Нет, я определенно видела твоего парня еще очень давно, но я не могу вспомнить где и когда именно, — она прищуривает глаза, а взглядом в острых чертах лица Арма пытается найти ответ на собственный вопрос.       Брови Рыбкина приподнимаются, глаза распахиваются шире. Он закусывает нижнюю губу. А по лбу стекает капелька пота. Он явно нервничает. Но почему? Значит, ему есть что скрывать от нас? Но что?       — Лер? — единственное, что говорит Рыбкин, с явным напряжением в голосе.       — С тобой все хорошо, сестра?       — Кто ты такой, Арм? — она не сводит глаз с Рыбкина и пилит его своим пристальным взором.       — Лер, ты возможно меня с кем-то путаешь. Людей с похожей внешностью найти в нашем мире можно по крайней мере штук сто. Но поверь, я ни разу тебя еще не видел в своей жизни, — говорит убедительно и сомнений быть не может, что Лера Арма просто с кем-то путает.       Раздается внезапный звонок в дверь, который явно спасает сложившуюся напряженную ситуацию.       — Я пойду посмотрю кому это в десять вечера не спится, — произносит Виноградова, встает из-за стола и все также пронзает парня взглядом.       Я бросаю недоверчивый взор на Арма и тоже выхожу из кухни, прячась за углом, не желая показываться пожалувшим гостям в поздний час без предупреждения. Остаюсь в коридоре за стеной и подслушиваю разговор Леры, но выглядывать не решаюсь.       — Мы люди вашего отца, — говорит один из незнакомцев.       — Да? И что же хочет мой отец во время, когда я уже сплю? — задает вопрос моя сестра.       — Он хочет узнать не появлялся ли у вас ваш младший брат? — отвечает другой незнакомец, у которого голос повыше.       Ко мне подходит Арм, несколько раз толкает в плечо и пытается что-то сказать, но я отмахиваюсь от него и прошу не мешать мне подслушивать разговор.       — Нет, не появлялся. А что, он куда-то пропал? — Лера хорошо играет встревоженную интонацию.       — Валерия Викторовна, вы только не волнуйтесь, мы найдем Данила и сразу же оповестим вас, — начинает виновато тараторить первый.       — Конечно, найдите его и поскорее.       — Валерия Викторовна, а вы случаем не знаете, где ваш брат может скрываться?       — Поверьте, понятия не имею. Мы давно уже не разговаривали, поэтому я не знаю. Прошу извинить, но помочь в поисках ничем не смогу.       — Ничего страшного. До свидания, Валерия Викторовна. Спокойной вам ночи.       — Да, до свидания.       Слышно, как двое парней уходят и Лера закрывает за ними дверь.       — Надеюсь, вы больше здесь не появитесь, — полушепотом с раздражением высказывается сестра.       Я наконец поворачиваюсь туда где ранее стоял Рыбкин, но его уже там нет.       И что он хотел мне сказать?       Пожимаю плечами и ухожу в гостиную. Прохожу по комнате с бежевыми обоями, наступая на светло-серый махровый ковер. Останавливаюсь посередине гостиной и снимаю свои тапочки. Перемещаю ноги на ковер и начинаю кайфовать от его мягкости. Присаживаюсь, а затем падаю на спину и принимаюсь двигать ногами и руками в разные стороны, так, как будто решил сделать снежного ангела.       В коридоре слышно трещит ламинат, но я не тороплюсь подниматься с такого мягкого облачка. Над моим лицом появляется узкоглазая рожа моего новоиспеченного парня. Он наклоняется ко мне и его челка спадает мне на щеки, приятно щекоча. Но видимо этой дозы щекотки Арму показалось мало, ибо он запускает руки ко мне под худи и принимается мучить.       — Ахахаха, щекотно.       Смеюсь я и пытаюсь оттолкнуть его от себя, но сильные руки останавливают меня и прижимаются к моему животу. Ну слава Богу хотя бы прекратил щекотать. Рыбкин наклоняется еще ближе и мягко целует. Его теплые пухлые губы приятно сминают мою нежную кожу. Я запускаю свои руки в его длинные волосы и пальцами немного оттягиваю темные локоны.       — Кхм, я конечно понимаю, что у вас любовные нежности и все такое, но не могли бы вы уйти с проходу, — просит нас, вошедшая в комнату Виноградова.       Рыбкин, как ошпаренный отскакивает от меня и перемещается в дальний угол комнаты. А я неохотно поднимаюсь с мягкого коврика и усаживаюсь рядом с сестрой на диван кремового цвета с розовыми подушками по бокам, что кстати почти не уступает по мягкости ковру. Арм тоже присаживается рядом со мной. Сестра берет пульт в одну из рук и включает телевизор с огромным экраном.       Мой взгляд привлекает фотография в светлой рамке. Я тянусь и беру ее в руки. Всматриваюсь в четверо счастливых лиц и меня тут же накрывает раздирающая изнутри ностальгия.       — Это ты, Лера, Настя и… — предполагает Рыбкин.       Он тыкает пальцем в девушку, что обнимает мою сестру, с белым каре и розово-фиолетовыми редкими прядями. Фарфоровая кожа девушки сильно выделяется среди нашей, загоревшей. Ее широкая улыбка делает и так пухлые щеки еще пухлее. У нее присутствует лишний вес, но это не делает ее уродливой, наоборот, с ним она кажется еще милее.       — Это Карина.       На нас с Армом смотрят четыре пары глаз. На фотографии я со своей сестрой, ее еще на тот момент подругой и своей девушкой стоим в обнимку у моря, где-то за границей, у какого именно моря я уже не помню. Помню только, что наши состоятельные семьи, моя и Настина, взяли с собой на отдых, скажем так, не очень благополучную в плане денежных средств семью Карины. Всего в семье Дмитриевых два человека: Карина и ее мама. Так что обеспечить комфортные условия во время летнего отдыха за границей не составило ни малейшего труда. И все остались довольные. И еще помню, что дни проводимые в отеле на берегу моря были очень счастливыми, в тот момент мне даже казалось, что отец наконец-то понял, кто есть семья для него, но этого не произошло и после возврата домой, все стало, как и прежде. Мне даже иногда кажется, будто это не мой настоящий отец. Мать в детстве говорила, что раньше папа был совсем другим, не таким жестоким и равнодушным к проблемам других, любил свою дочь и был благодарен своей жене просто за то, что она есть и готов был ее носить на руках, но когда родился я, он приобрел совершенно иную черту и больше никогда не был добрым, каким был прежде. Я до сих пор не могу понять, почему он так резко поменялся? Разве люди способны так кардинально поменяться просто из-за рождения второго ребенка, сына? Или что-то другое его заставило охладеть к нам?       — На фотографии вы такие счастливые, — вырывает меня Рыбкин из глубоких раздумий, и я поворачиваю на него голову.       — О да, это было самое счастливое время в нашей жизни, — отзывается Лера. — Дань, ты помнишь, как Настя любила прыгать в воду с вышки и пыталась столкнуть и тебя? Мы тогда так смеялись с вас, — у сестры на лице появляется улыбка, которую подхватываю и я.       — Конечно, как такое можно забыть. Жалко, что Насти больше нет…       — Дань, ты сильно по ней скучаешь? — спрашивает Арм глядя мне в глаза.       Я могу лишь кивнуть. Арм берет мою руку в свою. Его теплая кожа приятно касается моей холодной.       Повисает какая-то странная тишина.       — Ты все еще ее любишь, Дань? — пронзает паузу голос Рыбкина.       Я поднимаю на него взгляд. Карие глаза смотрят на меня с некой надеждой. Ощущаю, как на его ладони появляется влага.       Значит, он волнуется.       — Я не знаю, наверное, да, — выдаю я правду.       Его взгляд опускается куда-то в пустоту.       — Пойми, мы встречались большое количество времени. Этот человек успел стать дорог мне. У нас были планы на совместное будущее. А потом все резко оборвалось и исчезло…       — Дань, ты понимаешь, что этот человек предал тебя, еще и после размазал по стенке перед родными? Она была недостойна тебя. Как ты можешь ее любить? — рука Арма крепче сжимает мою.       Я молчу, смотрю на Леру, которая явно пребывает в шоке.       — Дань, скажи, ты начал со мной встречаться не по тому, что захотел ее забыть? Или ты действительно любишь меня?       Я снова молчу. Потому что я не знаю. Правда не знаю, я еще толком не разобрался в чувствах к Арму.       — Прости, Арм, я не знаю, — могу сказать только это.       Рыбкин вздыхает, отворачивается от меня и пытается выдернуть свою руку, но я не позволяю.       — Мальчики, ну вы чего, а? Вы приехали ко мне, чтобы выяснять отношения и потом вовсе поругаться?! А ну, быстро обнялись!       Я смотрю на сестру в недоумении, перевожу взгляд на Арма, а тот лишь обиженно фыркает на меня.       — Как дети малые, ей Богу! — она закатывает глаза. — Я сказала, обнялись!       Лера хватает нас обоих за шеи, насильно обнимает и мы невольно остаемся в теплых объятиях друг друга.       Когда напряженная пауза между мной и Армом исчезает, я первый отлипаю от Рыбкина, а моя сестра начинает говорить:       — Парни, я хотела сказать вам кое-что важное.       Мы в ожидании поворачиваемся к ней.       — Сейчас приходили люди моего с Даней отца. Вас ищут уже не только в вашем городе, но и в остальных, включая Москву. Скорее всего долго я вас здесь прятать не смогу, вам нужно будет как можно скорее куда-нибудь далеко уехать. Залечь на дно, хотя бы на год или больше, посмотрим по обстоятельствам.       — Мы поняли тебя. Лер, если что-нибудь будешь узнавать про это, пожалуйста, обязательно сообщи нам, — просит Рыбкин.       — Хорошо.       Я обращаю внимание на экран телевизора. Там идет какая-то сопливая мелодрама. Я помню лет в шестнадцать, сестра начала их смотреть и в прямом смысле была зависима от них, получается, что сейчас ничего не поменялось. И, как всегда, есть деревенская бедная девушка, у которой болеет мама/бабушка или другой родственник и еще есть какой-то мужчина с кучей денег, откуда они у него появились — неважно. По классике жанра она влюбляется в этого мужчину или наоборот он в нее влюбляется, у них какие-то трудности в постройке отношений, после этих трудностей он помогает этой бедной девушке вылечить понос своего родственника, дает ей кучу бабок, они играют счастливую нереально богатую свадьбу и живут вместе долго и счастливо. Это я вкратце рассказал. Наверное, все подобные сериалы строятся исключительно по этому сюжету, ну либо же я просто не шарю, сори.       Ближе к полуночи Лера выделила нам ничейную комнату и постелила там двуспальную кровать. Я ложусь на темно-бордовую постель и ощущаю приятную прохладу исходящую из открытого на проветривание окна. Нежусь и потягиваюсь в уютной кроватке.       В комнату входит Арм и садится на стул напротив кровати. Я привстаю на локтях и похлопываю по постели подле меня. Но парень морщится и отрицательно машет головой. Я вздыхаю и закатываю глаза. Молча встаю, хватаю Арма за горловину лимонной футболки, которую выдала ему Лера из своих оверсайз футболок и тяну на кровать. Неожиданно я поскальзываюсь босиком на полу и падаю спиной на постель, а сверху на меня Арм. Он прижимает меня всем телом к кровати. Его ноздри втягивают запах моей кожи на шее.       — Ты так приятно пахнешь после душа, — шепчет он мне прямо в ухо.       — Давай ложиться спать, Арм! — смущаюсь я и отталкиваю парня от себя.       — Давай один поцелуй напоследок и будем спать, — просит он.       — Ладно, только быстро, а то я устал после длительной дороги.       Я удобнее ложусь и притягиваю к себе Рыбкина. Он ложится сверху меня и обнимает за талию. Тянется к моим губам и нежно целует в мои чуть приоткрытые губы. А затем дарит еще один поцелуй в лоб и перебирается на свою часть кровати. Я долго смотрю на него с улыбкой и стараюсь запомнить как можно больше деталей его красивого лица. А именно длинные ресницы, изредка подрагивающие, ровный крупный нос, втягивающий еле слышно воздух, большие пухлые губы идеальной формы, густые широкие брови, которые немного неряшливо взъерошились, хорошо выраженные скулы… Я могу бесконечно так перечислять.       Я трогаю темные средней длины волосы Арма с улыбкой на устах. Оставляю еле ощутимый поцелуй на его щеке.       — Я не люблю Настю, я люблю только тебя, — очень тихо шепчу уже спящему Рыбкину.       Коротко улыбаюсь и перехожу на свою половину постели.