У последней черты

      Бить боевыми в проклятых домах идея самоубийственная – собственное плетение пройдя через искажение чужой воли может потерять силу и лишь раздраконить противника, либо развернуться и прилететь со всей любовью в лицо создателю. Но выхода особо не было, и махнул девчонке «сидеть», на что супружница скривилась, готовая огрызнуться, Фир проводив взглядом осыпающуюся паутину скользнул в коридор. Половица под ногой предательски скрипнула, в отличие от точно летающей каны маг ещё не приноровился в этим сигнальным ловушкам и ногу невольно согнул, балансирует и прислушиваясь.              Ошейник для светлого был больно сильным, стоило узнать, откуда у светлейших такие игрушки. Наверху было тихо, лишь неясно шебаршило нечто, выломившее окно.       — Птица может? — шепот за спиной едва не послужил спусковым крючком для удара и Фир сжал ладонь в кулак, удерживая оголодавшую тьму. Девчонку мотало от полного безразличия до такого же безрассудного энтузиазма, иначе бы сидела, как положено всем дамам в беде, на месте, а не тащилась за темным.       Пришлось прикусить язык на шутке о размерах птички – слишком хорошо Фир помнил встречу с местной фауной и не факт, что таких брошенных фантазий здесь были в количестве одной штуки. Маги, ступающие на скользкую дорожку преобразований, меры не знали, и по безумию могли составить конкуренцию утратившим контроль тёмным.       Тонкие паутины, взметнувшиеся от грохота и парившие в воздухе, белеют на фоне чернеющего в потолке провала, Россана громко пыхтит за ухом. Её возбужденное сознание рисует жуткий четырехрукий силуэт. Шатающийся там, наверху и глядящий очень голодно. Хочется, безумно хочется вцепиться в руку мага и повиснуть на мужской шее, как полагается всем дама в беде, как требует накатывающий волнами страх.Но спасенный чернокнижник только шипит проклятия под нос, переступая через гнилые доски и пробуя ногой на крепость нагромождения, те ужасно скрипят, и маг отводит ногу, примеряясь.       Темнота, ласковой любовницей льнущая в тонким мужским пальцам оказывается сброшена куда-то в угол, ошейник лениво нагревается, но не обжигает, когда под ногами вспыхивает рыжеватый круг. Пока маг присаживается, подобно готовящемуся к прыжку коту, гладит тлеющие знаки, точно отпечатывающиеся на его пальцах, и подрывается вверх, как чем-то подброшенный, хватаясь за гладкий край и со стоном подтягиваясь. Боль отзывается глухим отголоском, когда плетение, дернутое обратно влетает в тёмное нечто, существо разрывается животным криком, когда сеть пускает в него вытягивающие силы когти и… в источнике до обидного пусто, тьма больно бьётся внутри, требуя любой крови.       — Рей, — в колени врезаются щепки, осколки стекла и забытые боги знают, что ещё, пока тёмный маг клочками сдергивает с дрожащего тела клочки «пут», те не истаивают дымом, исчезают, точно впитываясь куда, но Фир слишком увлечён, выпутывая темные нити из перьев. От тяжелого взгляда черных глаз что-то внутри дрожит.       — Смерть моя от твоих рук будет, — каркает ворон, вид он представляет жуткий, застрявшие в полуобороте руки–крылья, перья вместо волос и втянутый сколотый клюв на человеческом лице.       — В пророки заделался? — шипит в ответ, стягивая последнюю нить, глухую к жизненной силе фамильяра, пальцы путаются в жестких перьях, зарываясь глубже, посылая импульс для завершения оборота.       Грей тощий как жердь, совсем на свою лоснящуюся истинную форму не похожий, меняющий шею разминает, не рискуя встать, пока хозяйские руки касаются то там, то тут. Выискивая свои же печати. Извиняется по-своему. Но благодарности в вороне как воды в засохшем колодце, подрывается, как только маг руки отводит, впиваясь в мужчину изучающим взглядом.       — Странное место, — Грей голову в плечи втягивает, враждебно вглядываясь в вязкую темноту, — и лес… Чаща пустая словно, мёртвая. Я тебя не чувствовал, Ил! — И с кряхтением поднявшись дополняет, отряхиваясь, — ты и сейчас мутный.       — Чума прошло только, — лениво отмахивается Филлар оглядывая заброшенный второй этаж разглядывая, оценивая и жесткую посадку ворона – тот просто выбил окно и ввалился в кучу мусора. И поддев пальцев ошейник демонстрирует новое украшение, — гляди красота какая.       Грей только останавливается, задумчиво оглядывая ошейник: металл треснул и золотистой паутиной светило на шее, обожаю громовую руду и печать Дракона. Слишком дорогая вещички, из тех, что Талан использовал на своих рабах. Не самая лучшая и позднее тиран разжился более мощными артефактами. Первый столь влиятельный чернокнижник перед Многоликим.       Говорили, что древний маг пережил три перерождения и лишь в третий раз совершил то, что было ему уготована, барьер Четырёх пал и Основатели разбрелись по свету. Была ещё дурная теория, что делал это маг от любви к первой жене и детям, но об этом история умолчала       — Где ты видел больных, опустошивших лес? —ворон нервно облизывает сухие губы, вглядываясь в чернильно-черную темноту, плечи его нервно подрагивают, выдавая волнение, — Наместник неофициально – пока что – объявил исчезновение племянника юношеским максимализмом, мол сбежал высочество, женской ласки возжелал, но в Совете уже идут разговоры о том, что единственного сына Объединения решили принести в жертву для воскрешения Многоликого.       Фир не удерживается от смешка. Нельзя было воскресить то, что мертво не было.       — Ты знаешь, где он, — маг не удерживается от усмешки, перехватывая этот горделивый отдающий синевой взгляд. он не был для Грея первым магом, редко какой фамильяр ещё раз связывал с кем-то свою жизнь, чаще они уходили за своим призывателем. Ивер тогда пугал отсутствие у таких верности, а Фир смотрел на ворона, уже взрослого, древнего и взгляд не мог отвести.       — Подсказать тебе, кого первосвященник обвинит? — Грей раздраженно поправляет тронутые сединой волосы, приглаживая так, чтобы скрыть плешь, которую, по ворчанию ворона, ему проел как раз неугомонный мальчишка, конечно, отвадили – мол, нечего голову ребёнку ерундой забивать, а запомнилось. Но картина начинала складываться. Дрянная и воняющая как умертвие в стадии разложения, но хоть что-то становилось ясно.       — Обойдусь.       Сложив два и два можно было догадаться и где найдётся потеряно величество, а значит стоило торопиться и бросать это клятое местечко.       Снизу плеснуло густым страхом, таким вязким и почти материальным, что тьма жадно навострилась, даже Грей посмотрел на заволновавшиеся тени удивленно, приняв за потерю контроля. Пока Филлар сделав знак следовать за собой сел на краю. Свесившись вниз и позволив кривоватый оскал девчонке. Тому следовало быть успокаивающим, но судя по тому, как спасительница дёрнулась назад, такие таланты чернокнижник растерял где-то на жизненной нити.       — Выдыхай, мелочь. Гость у нас.       Со стороны они смотрелись как две нахохлившиеся птицы, даже головы склонили в дну сторону, настороженно разглядывая друг друга. Винить девчонку Фир не мог, она не удержалась от вопля, когда Грей, жалея свои старые кости не стал прыгать следом за магом, а отрастив себе вместо рук крылья мягко спустился вниз. А Фир, как всякий крылатый обиделся на такой неприкрытый ужас, птицы из меняющих вообще слыли самым обидчивым народом. Сразу после лис.       Но проблема была в другом. Ошейник стоило снять. Иначе далеко они не уйдут, а нечто уже заинтересовалось новыми обитателями, заставляя мага и его фамильяра то и дело сбрасывать иллюзорные пальцы.       — Условие, — гудел Грей после, нависнув над магом, грубо прижав когтистой лапой к дивану. — Без переводчика мы условие снятие узнать не сможем       — Может я попробую?       Спасительница была исключительно светлой. Чтобы не происходило. Даже страх свой поборола, хотя по мнению Фира, кана приняла ворона за какого-то монстра. А все равно просунулась под его рукой, вздрогнув только от жестких перьев, защекотавших ей волосы, и серьёзно сощурилась, пытаясь разобрать написанное в зеленом свете маг – фонаря.       — Маленькая мисс… — ворон запнулся, хекнул, то ли посмеялся, то ли выразил презрение, крутя хозяйский ошейник двумя пальцами, — ис знает язык империи? Росса только нахмурилась – когда-то бесконечно давно торговцы спускали с рук на вторичный рынок всё, что не попадя, а смешливый рябой матрос учил её разбирать диковинные рисунки – руны. Южанина, конечно, отвадили – мол, нечего голову ребёнку ерундой забивать, а запомнилось. Чужое пренебрежение её не тронуло, как и странное внимание, которое странный не–человек уделил одинаковым браслетам.       — И откуда вы только взялись такая, — проигнорировав предложенное весело прокаркал ворон, с интересом поглядывая на пристроившихся под ним людей.       — Ты же меня бросил, — тут же припомнил Филлар, трагично прикладывая левую ладонь ко лбу и закатывая глаза в лучших традициях театральным дамочек, — и тогда храбрейшая Россана воспользовалась Правом Спасения и уберегла меня от ужасной участи.       Мужчина запрокинул голову, каркающее рассмеявшись:       — У вас очень... интересные способы поиска супруга, дитя.       — Сами понимаете, — блондинка остро улыбнулась, заставляя Фира жмурится, иногда мелькает в ней что-то не то, — брачный возраст к закату, да и как кого-то сжигают смотреть не могу.       Ворон задумался, на девятнадцать – предел таких провинций девчонка не тянула, пятнадцать максимум.       — Твой батенька в восторге будет, — ввернув магу его колкость авторитетно заявил ворон.       Фил только фыркнул невесело, растирая содранную шею.