Истинный дракон

От одного вида храма Владыки света у Визериса захватывало дух. Словно громадный костёр, желающий дотянуться до неба, он нёс в себе все цвета огня: золотой, оранжевый, красный. Они переходили друг в друга в плавном слиянии, и в точности отделить один от другого было невозможно. Этот храм был в три раза больше септы Бейлора и был гораздо ближе по духу к Валирии, нежели к Вестеросу, отчего Визерис вновь почувствовал себя на своей настоящей родине. Где-то там жил и проповедовал верховный жрец Бенерро. Визерис слышал, что с Мейгиром, как и с остальными правителями, у него были натянутые отношения, а если быть точнее, то триархи в своё время хотели его повесить. Оттого желание тигра сотрудничать с ним вызывало у принца и удивление, и раздражение — ведь сглаживать углы и договариваться поручили именно ему, Визерису! Неужели он сыскал себе известность переговорщика? В любом случае, она была лучше славы попрошайки. Одна лишь мысль о данной ему кличке приводила Визериса в ярость. Несправедливое обвинение жгло сильнее обоснованного, а потому эта рана не затягивалась. Не он был виноват в падении дома Таргариен, и не он был виноват, что им с сестрой нужно было что-то есть и где-то жить. Просьбы в адрес сильных мира сего выглядели несоизмеримо лучше, чем воровство или проституция. Заметив его мрачность, Джон поинтересовался: — Мой принц, что тебя тревожит? Визерис небрежно повёл плечом. — Когда мы были здесь с сестрой, Малакво Мейгир и Бенерро ненавидели друг друга. Я не понимаю, почему тигр решил обратиться к жрецу. И ведь я должен обойти эту тему, улыбаться и лебезить, в который уже раз, и ради чего? Чтобы эти двое моими усилиями наконец-то помирились? А мне-то что с того! Уверен, как только они добьются своих целей, нас с сестрой выдворят из города и даже слова доброго не скажут. Джон покачал головой. — Мой принц, на самом деле, ты делаешь гораздо больше, чем можешь себе представить. Большая часть Тигровых Плащей верит в Рглора. В этом они не отличаются от прочего населения Волантиса. Если приказы триархов поддержит верховный жрец, сражаться они будут куда более самоотверженнее и яростнее. Визерис слегка улыбнулся. Джон часто бодрил его дух, зачастую даже ненамеренно. Визерис увидел у входа в храм резвящихся храмовых блудниц. Юноши и девушки в одеяниях из полупрозрачной ткани цветов огня, они смотрели на принца с дружелюбным весельем. — Дракон, дракон, поделись с нами своим пламенем! — сказала черноволосая девушка с разномастными глазами, зелёным и синим. Не успел Визерис опомниться, как её рука уже легла ему на промежность, заставив густо покраснеть. Она отдалённо напомнила ему Дорею, так что вместе с возбуждением он почувствовал щемящую грусть по дворцу Иллирио в Пентосе. Тогда за ними не гнался кхаласар из кровожадных головорезов, и не нужно было искать спасения от них. Это казалось таким далёким прошлым, будто происходило несколько веков назад. В какой безмятежности они были, и в какой опасности сейчас… Аккуратно отстранив её, Визерис сказал: — Мы ищем верховного жреца Бенерро, где я могу его найти? Девушка хихикнула. — Если ты пойдёшь за мной, я скажу тебе и это, и многое другое. Тебе нужно лишь дать мне огня. Визерис огляделся. Зал храма был невероятно большим, казалось, здесь спокойно мог поместиться дракон навроде Мераксес. Полок терялся где-то высоко, упестрённый узорами и лианами, а посреди зала стоял гигантский фонтан, бьющий брызгами воды — странное сооружение в месте, где поклоняются огню. Со стен и колонн из переливающего оранжевым мрамора свисали лозы с красными цветами размером с ладонь, наполнявшими воздух своим цитрусовым ароматом. Покуда хватало глаз, находились люди: блудницы, прихожане, жрецы, и найти Бенерро среди такой толпы казалось невыполнимой задачей. В конце концов, Визерису ничего не оставалось, как сказать: — Джон, подождёшь меня? Рыцарь не высказал даже тени несогласия — он улыбался ластившемуся к нему стройному парню с серебряными волосами, видно, лиснийцу. Визерис лишь усмехнулся и последовал за своей спутницей, которая зачем-то повела его вглубь толпы, в дальнюю сторону зала. Принц просто шёл за ней, чувствуя, как внизу живота помимо возбуждения разливается волнение. У противоположной от входа стены стоял постамент с троном из красного дерева, с широкой лестницей. Принц и жрица поднялись по ней, отчего им стал виден почти весь зал храма. Визерис вопросительно посмотрел на девушку, и та со знающей улыбкой сказала: — Мой принц, вам стоит раздеться. Это застало Визериса врасплох. — Что? С чего бы мне это делать? — Посмотрите, все желают увидеть истинного дракона, таким, каким его создал Рглор, — она указала рукой на простирающийся перед ними зал. И правда, глаза всех присутствующих стали обращаться к нему. — Я могу начать. Лёгким движением она стянула красно-оранжевую ткань туники, и та бесшумно упала на пол. Взору Визериса открылось её тело, невиданной красоты, с белой атласной кожей, полными бёдрами и тонкой талией. У него пересохло во рту. — Теперь вы, ваше Высочество, — она протянула к нему руки, и стала расстёгивать его камзол ловкими и быстрыми движениями. Ещё сильнее покраснев, Визерис глянул на толпу. В устремлённых на него взглядах не было даже тени насмешки или удивления, скорее, взоры были окрашены нарастающим желанием и азартом. И среди сотен глаз были те, что принадлежали Джону Коннингтону. Не зная, куда себя деть, Визерис слегка возмутился: — Никто не смеет прикасаться к дракону. В этих словах отсутствовала его обычная злость, и оттого девушка стала будто ещё веселей. Не успел он опомнится, как его одежда упала на пол, являя миру его тело. Ему ничего не оставалось, кроме как вышагнуть из неё и из обуви, и вытянуть руки вдоль тела, не поддаваясь желанию прикрыться. «Мне нечего стыдиться», — сказал он себе. — «Я — дракон, а драконы — самые прекрасные создания на земле. Этим людям повезло узреть такого». И в подтверждение его мыслей, из толпы стали раздаваться одобрительные выкрики и свист. Визерис представил себя со стороны — его тело было пускай и не мускулистым, но поджарым и стройным. Стыд спорил с уверенностью в себе и вскоре проиграл. Поймав на себе одобрительный взгляд Коннингтона, принц даже приосанился. — Я хочу тебя, — сказали они с девушкой одновременно, отчего оба захихикали. Он сел на трон, а она, женственная и томная, словно пантера, медленно подходила к нему. Когда она сели на него сверху, Визерис вдруг подумал о том, что в будущем может разверзнуться новое восстание драконьих бастардов. «Плевать», — заключил он, когда они стали одним целым. Он откинул голову от удовольствия. А внизу лестницы, не смея подниматься, стояли люди и смотрели на них, кричали одобрительно, аплодировали им. Визерис будто ничего не слышал, его тело тонуло в наслаждении. Глаза в глаза, уста в уста, и когда конец был близок, они не сдержали громкого стона. Пытаясь отдышаться, девушка слезла с него, слегка покачиваясь. Он улыбнулся ей, ласково и ободрительно. Помахал толпе, вызвав ещё больше криков. Визерис вспомнил, как народ любил его брата Рейгара. Стоило тому лишь появиться на глазах простого люда, как его неизменно встречали счастливыми возгласами и цветами. Визерис помнил, когда ещё шестилетним мальчиком он сидел на окне одной из башен Красного Замка, и видел выход Рейгара в люди. Одна крестьянка, молодая девушка, с дикими криками чуть ли не по головам пробралась к принцу и упала ему в ноги. Мысль о том, что простолюдинка может представлять угрозу такому умелому воину, как его брат, была странной, а то и вовсе смешной, но стражникам и гвардейцам так не казалось. Они спешно стали приближаться к ней и достали мечи. Рейгар жестом отозвал их. Безо всякой тени раздражения или удовольствия, он некоторое время слушал её рваные признания в любви, кусочки молитв, благословений. Рейгар поднял с земли один из цветов и вручил его неразумной девице. Та от этого упала в беспамятстве и принц спокойно продолжил свой путь, будто ничего и не было, пока толпа заходилась вздохами и шепотками изумлённых пересуд. Визерис, впрочем, не получал даже крупицы этой любви. Словно девы в башне, Дейна, Рейна и Элейна, он жил в замкнутом и непроницаемом одиночестве. Его король-отец строго запрещал ему выходить из покоев без крайней необходимости, говоря при этом, как глубоко боится за его жизнь. Даже его матери Рейле приходилось спрашивать разрешения, чтобы увидеться с сыном, о присутствии других же людей в его жизни не могло быть и речи. Теперь же у Визериса появилось представление, что мог чувствовать его брат. «Когда я вернусь в Вестерос, люди будут встречать меня так же. Я уничтожу всех предателей и освобожу Семь королевств от семян лжи и измены. Народу это пойдёт только на пользу, и он будет благодарен мне». К ним подошла ещё одна жрица с чашей в руках. Девушка с разными глазами взяла её и подошла к Визерису, который уже почти отдышался. — Мой принц, я короную тебя королём любви и красоты. Прими эту корону, и твои подданые покажут тебе своё почтение. — Я готов, — уверенно ответил он. Она воздвигла чашу над его головой и наклонила её. Его обдало горячей водой, пахнущей травами и солнечным светом. От одного этого запаха к нему вернулись силы и желание, и вскоре он понял, что это было. — Если хочешь смыть с себя корону, дойди до фонтана, — она мило улыбнулась. — Если сможешь. Он хотел было взять её снова, на том же месте, но одним быстрым движением та увернулась и скрылась из виду. Он повернул голову в сторону фонтана. Идти до него было долго, а чем больше людей вставали на его пути, тем длиннее становился путь. Встав, Визерис медленным шагом пошёл вперёд. Ступни его шлёпали по мрамору, с его кожи стекали капли воды. Переступив через свою одежду, он стал спускаться. — Это же принц вестеросский! — закричал кто-то. — Уверен, он ничем не хуже наших шлюх! Визерис покраснел и широко улыбнулся. То, что раньше разбудило бы в нём дракона, теперь лишь сильнее раззадоривало и возбуждало. Люди принялись нетерпеливо кучковаться на его пути, и вскоре стали плотной стеной. Однако, стоило ему дойти до последних ступенек, как они стали пропускать его, неохотно, но давая достаточно пространства. Он не спеша продвигался вперёд, чувствуя, как аромат меняет ход его мыслей, ставит желание прежде разума. Чем дальше он шёл, тем плотнее его окружали, началась толчея. В конце концов, до него дотронулись. — Никто не смеет… — начал было он, но осёкся. Его подняла в воздух пара сильных рук. Он обернулся и увидел женщину с Летних островов, выше себя на две головы. Сопротивляться не пришло ему в голову. На большой тахте у стены он познал её, как и многих других. Десятки рук гладили его. Прикосновения, которые раньше неприятно пробирали его, теперь стали желанными. Его тело покрыли сотни поцелуев, с головы до ног, сменяясь иногда укусами. На время Визерис забыл о своей миссии и напряжение ушло из его тела, оставляя место томности и податливости. Мужчин было не меньше, чем женщин, но он не высказывал ни капли несогласия или непринятия — каждый имел право увидеть дракона. Стоя на четвереньках перед одним из лиссенийцев, он вдруг встретился взглядом с Джоном Коннингтоном. Какое-то время принц не узнавал его — слишком много чувств и ощущений переплетались в его теле. Но восторженный взгляд льдистых глаз сумел привлечь его внимание в ту секунду больше, чем что-либо ещё на этом свете. Расставшись с лиссенийцем, Визерис подал рыцарю знак, казавшийся понятным только его замутнённому желанием разуму. Джон, однако, уловил его. Подняв на руки принца, он, напрягшись, понёс его к фонтану. «Он истинный рыцарь для дома Таргариен», — смутно размышлял Визерис. — «Он не прикасается к дракону, даже когда другие — да». Вода и брызги обдали его свежестью. Люди, ранее возбуждённые, стали просто общаться между собой и потихоньку расходиться. На улице, тем временем, заходило солнце. Выкупавшись, Визерис стал мыслить яснее. В душу ему, словно хищные насекомые, стали проникать противоречивые эмоции. Всю свою жизнь он не видел от людей такого отношения. Эйрис запрещал кому-либо приближаться к сыну, любовь народа доставалась одному лишь Рейгару, а после смерти матери, бродя по чужой земле, он и вовсе забыл, что такое любовь. Повсюду его встречали в лучшем случае равнодушно, а в худшем — со смехом. — Они любили меня, — наконец сказал он. — Это было так странно. Джон усмехнулся. — Пускай у Вас будет немного сторонников, но поверьте, свою малую численность они компенсируют верностью и светлым чувством. «Да», — думал Визерис, когда Джон поднял его на ноги. — «О да». Когда Визерис оделся, к нему снова подошла жрица с разномастными глазами. — Пламя и лёд схлестнутся в смертельной битве. Чтобы победить север, тебе нужно пойти на юг. Близкие станут дальними, а дальние — близкими. Не теряй надежды, драконий принц. Её глаза замерцали. — Мёртвое станет живым, а живое — мёртвым. Визерис молча смотрел на неё, не зная, что и думать. Не говоря больше не слова, она повела его и Джона в сердце храма, туда, где жил и служил Рглору верховный жрец Бенерро. В его покоях пахло сандалом и отварами трав. Тьму ночи с лёгкостью разгонял свет пламени посреди комнаты, чей дым ускользал сквозь решётчатый потолок, к звёздам. На невысоком столике перед тахтой жреца стояли зажжённые палочки с благовониями, хрустальные статуэтки в виде танцующих дев и юношей, в кружках родом из Йи Ти парил травяной чай. Джон и Визерис расположились напротив, расслабленные запахами и отдыхом в главном зале. Бенерро внимательно прочёл письмо. — Занятно, — признал он. — Но я не вижу причины бояться кхала. У храма есть собственные воины, готовые защитить его от любого зла. Тигры нам не нужны. — Огненная Рука… — протянул Визерис. — Скажите мне, верховный жрец, какое число больше: тысяча или сорок тысяч? Даже сквозь его пламенные татуировки было видно, как побледнел Бенерро. — Рглор защитит своих слуг от любой напасти… — после долгого молчания сказал он. — Да, — согласился Визерис. — Тем, что даст своим воинам силы и отваги. Он говорит вашими устами, и потому народ ждёт вас. Поверьте мне, как человеку, в котором течёт кровь дракона. Огонь близок мне и моему роду ещё со времён великой Валирии. Жрец улыбнулся безгубой улыбкой. — Полагаю, перед лицом смерти тигры всё-таки идут на сотрудничество. — Как и все мы, — сказал Джон и глянул на Визериса. Принц хотел было уже собираться на выход, но жрец предложил ему ещё одну исходящую паром чашку чая. — Конечно, это ничто по сравнению с тем жаром, который вы подарили нам в большом зале. Визерис медленно опустился на тахту, не отрывая взгляда от жреца. Воспоминания о произошедшем теперь приносили не возбуждение, а стыд. Глупо было предполагать, что Бенерро о ней не узнает, но в глубине души Визерис всё же надеялся, что им не придётся это обсуждать. — Да, большая честь для почитателей света и огня познать дракона. Скажите, а правда ли драконья кровь была настолько горяча, что могла плавить металл? Я слышал, вы, Таргариены, никогда не откажетесь от горячей ванны, должно быть, ваша плоть стремится к жару. — Так и есть, — просто ответил принц, не зная, куда клонится разговор. — Вот это-то мне и не понятно… Раз вы так любите огонь и жар, почему стремитесь на запад, в страну, наполовину закованную в лёд? Лицо Визериса заострилось. — Я связан долгом перед предками. Я должен отомстить предателям и убийцам моей семьи. И, если позволите, я вернусь к своей миссии. — Разве для неё вам не нужны деньги? Принц остановился и вопросительно посмотрел на жреца. Тот не сдержал довольной улыбки. — Конечно, многие щедро заплатят, чтобы познать дракона. Зарождающееся любопытство Визериса поникло из-за задетой гордости. — Что вы сейчас сказали? — сказал он голосом опасным, как змея перед прыжком. Жрец махнул худой рукой. — Да бросьте, драконий наследник. Все видели, что в вас нет ни стыда, ни скованности. Всё, что вы делали сегодня, вы можете повторить, не так ли? Притом, не бесплатно, а за хорошую цену. Ещё лучше. Визерис медленно потянулся за рукоятью меча. Внутри него горел гнев, клацал зубами, словно дракон, и он требовал сделать хоть что-нибудь, только бы не оставить это неотвеченным. Слишком долго он глотал оскорбления и намёки ради семьи и её будущего. Но сегодня он достиг своего предела. Его называли королём-попрошайкой, и пусть! Но его точно не будут называть королём-шлюхой! «То, что было в зале… То было… Не за деньги!» — со злостью думал он. — «Я лишь дал людям шанс всей их жизни — увидеть дракона!» Мысль о том, что он из идола превратиться в безликого раба в огненной тунике, вызвала отвращение и гнев. Его могли окончательно лишить личности, не выпускать из храма, заставить служить и продаваться. К его лицу прилила кровь, и он едва сдерживался, чтобы не заскрипеть зубами. Конечно, убить жреца означало обречь Волантис на гибель — рабы и половина Тигровых Плащей взбунтуются, и кхал Дрого без труда возьмёт ослабленный город, вместе с их, Дейнерис и Визериса, головами. Но оттого идея вырвать жрецу язык не казалась менее привлекательной. — Я слышал, вы полжизни провели в скитаниях, — подлил масла в огонь Бенерро. — И то, что у вас есть сестра. Не лишним будет ли заработать денег, накопить ей на приданое? Подумайте о сестре. Визерис выхватил меч и широким взмахом разрубил хрустальные статуэтки на столе жреца на мелкие сверкающие крошки. Ярость окатила принца с ног до головы, и он готов был уничтожить самого жреца, если бы его не остановили чьи-то руки. — Не смейте! Не вздумайте! Никто не смеет прикасаться к дракону! — орал он, разбрызгивая слюну. — Визерис, это для блага твоей сестры, — он не понял, сказал ему это кто-то, или то были его собственные мысли. Широко распахнув глаза, но ничего не видя, Визерис метался лихорадочным взглядом по комнате, по Джону, по жрецу. Чья-то сторонняя сила всё ещё сковывала его, и он понял, что сейчас его хотят заволочь в бордель и оставить там рабом для чужих утех. Он клял богов за то, что они заточили его в худом слабом теле, что не позволяло ему дать отпор своим угнетателям. Жадно хватая ртом воздух, он боролся и метался во всю силу. Чем больше он слышал призывов успокоится, тем больше он пытался спастись. Его пленитель был горячим и большим, словно огненный червь, сковавший всё его тело. Когда на лице принца показалась чья-то плоть, он немедля со всей силы вонзился в неё зубами. Раздался чей-то крик. Но Визерису было плевать, кому тот принадлежал, у него была одна цель — спастись! Бежать со всех ног! Не отпуская хватки зубами, он, в конце концов, почувствовал долгожданную свободу. Теперь его мир состоял лишь из открытой двери. Он должен добраться до неё! Любой ценой! Проход, как назло, был словно в нескольких километрах от него. Пустяки. Визерис был готов бежать всю жизнь, лишь бы сохранить свободу. Он устремился на выход, как вдруг его закрутило в воздухе. Теперь скользкого мраморного пола касалась только одна его нога, и он понял, что падает. Стены кружились, как пьяные танцовщицы, пока он нёсся вниз. Раздался чей-то обеспокоенный крик, но удар головы о что-то твёрдое отрезал все звуки.