Изабель
Я спрошу, обязательно спрошу потом, откуда у этой чëртовой Анники адрес Софи. Моей Софи. Ах, простите, теряю самообладание. Сколько лет я была чудовищно законопослушной? Сколько лет не превышала скорости? Мысленно прошу высшие силы и даже своих мëртвых ангелов сегодня, сейчас держать от меня подальше незадачливых пешеходов. Вжимаю педаль газа, удивляясь растущей цифре на спидометре. Я успею, должна успеть. Каждый нерв кажется то ли крохотным оголëнным проводом, то ли острой иглой – срежет кожу, если решишь прикоснуться. А в мыслях моих часы на приборной панели разрастаются до огромного циферблата, с грохотом отмеряющего каждую секунду. Тихая улица одного из самых спокойных районов этого города. Тишина меня оглушает, сбивая с толку, заставляя во всём сомневаться. Не оставляя надежды на то, что я ошиблась. Я уже знаю, куда идти. Мимо неработающего лифта влетаю по лестнице. Дверь приоткрыта, как тогда. Меня снова здесь ждут. Будто в замедленной съëмке вижу, как мои пальцы опускаются на ручку двери. И я делаю шаг.***
Вижу её. С взрезанных запястий кровь стекает в воду. Когда-то светлое платье становится розоватым, насквозь пропитанным кровью. Мне ли бояться, мне ли не быть к такому привыкшей? Но меня пугают не алые цветы, распускающиеся под водой. Меня задрожать заставляет взгляд Анники. Будто дуло пистолета, прямо на меня направленное. И она смеётся, стреляя в упор. Меня будто будит её смех, абсолютно истерический. Выводит из транса и забытья, блаженного обряда очередной смерти. — Я на неё не похожа, – шепчет Анника хриплым голосом сквозь собственный смех. — Правда ведь? Никакого сходства, ни единого шанса. Я даже не заслуживаю быть убитой тобой. Дëргаюсь. Анника прикрывает глаза, будто засыпая. Продолжает тише: — Может, хоть смерть наша будет похожей. Может, ты хотя бы мëртвую меня полюбишь? И я делаю то, чего не сделала для Софи, и о чём никогда не жалела. Вызываю скорую, адрес почти выкрикивая. Встречаю врачей у подъезда. Моя девочка даже пытается отпираться, а я успокоить стараюсь, осторожно переплетая свои тëплые и её холодеющие пальцы. А она всё смеётся, смеётся, смеётся... И я, кажется, только сейчас замечаю, какая она всë-таки тоненькая, хрупкая, нежная. Смерть не к лицу ей, она нравится мне живой, но лëгкий шлейф предсмертной агонии, ещё не наступившей, лишь на пороге стоящей, делает её... Другой. Она не похожа на Софи, не похожа ни на кого вообще, и я, кажется, снова влюблена. Окончательно и бесповоротно.