Once underground

***

Это утро для Гермионы было практически таким же, как и все предыдущие – безумная сухость во рту, болезненные ощущения в теле при каждом движении и несносная головная боль, которая даже не давала девушке открыть глаза. Но все же было одно отличие, а именно чужая рука, которая крепко вжимала ее в матрас и не давала пошевелиться. Грейнджер медленно подняла худую руку Поттера и борясь с подступающей тошнотой села на кушетке. Гермионе снова было холодно, даже несмотря на то, что она уснула в относительно теплом свитере, и когда девушка избавилась от согревающих объятий друга, то ее пробрала резкая дрожь, опускаясь до самих пяток. Гарри негромко посапывал, иногда хмуря густые брови и безмолвно шевеля губами. Без круглых очков и при тусклом освещении его лицо хоть и выглядело уставшим, но Гермиона узнала в нем еще очень молодого парня, которому не придавала возраста даже редкая щетина на подбородке и скулах. Девушка не удержалась и мягко провела пальцами по его впалым щекам, чувствуя под ними колючие короткие волоски. Поттер не проснулся, но пробурчал что-то нечленораздельное и отвернулся к стене, укутываясь в плед до самой шеи. Гермиона грустно улыбнулась и всунув ноги в растоптанные тапочки с плюшевой обивкой, прошлепала до брезентовой занавески. Огонек, словно привыкнув к утреннему ритуалу, плавно переместился за худые плечи Гермионы и застыл в воздухе, слабо освещая отражение в зеркале. Оттуда на волшебницу снова смотрела бледная девушка с отекшими веками и напухшими от выпитого алкоголя губами. Еле заметные веснушки кое-где проглядывались на бледном лице, а на щеке красовался отпечаток подушки и небольшое покрасневшее раздражение на остром подбородке, скорее всего Гарри во сне елозил по ней своей щетиной. Гермиона протерла закисшие глаза, стянув и откинув на спящего друга свитер, открыла скрипящий кран и подставила ладони под прохладную воду, стекающую тонкой струйкой. Умыв лицо и тщательно убрав все ненужное из уголков покрасневших глаз, девушка щелчком пальца подозвала к себе стакан с зубной щеткой и по утреннему обычаю принялась за чистку зубов, чувствуя облегчение от хвойного привкуса. Жетонов в кармане брюк с каждым днем становилось все меньше, особенно учитывая то, что на легилименцию и заклятие забвения волшебница потратила не меньше двух десятков. Но Грейнджер это сейчас не волновало, у нее были приличные запасы благодаря работе в лаборатории и сотрудничеству с Томом. Девушка стянула резинку с волос и те, почувствовав свободу, небрежными кудрями слегка подпрыгнули вверх. Гермиона закрыла кран и оперлась о медную раковину, устремляя взгляд на свои руки через отражение в заляпанном зубной пастой зеркале. На тонких и бледных предплечьях набухли темные вены, а из-за тусклого мерцающего освещения грубые шрамы островками тени украшали ее тонкую кожу. Некоторые из них девушка получила при работе с реактивами и во время сражений, но большинство из них нанесла сама. После того, как Гермиона поняла, что она натворила, поместив артефакты в бойцов Ковчега, груз вины за содеянное сжирал волшебницу изнутри. Каждый раз пересекаясь с пустым взглядом кого-либо из отряда, Гермиона не могла унять в себе чувство тревоги и безмерного сожаления. Моральная боль была настолько сильной, что после произошедшего с Роном, только лишь физическая боль могла хоть как-то уравновесить состояние Грейнджер. Она не пыталась покончить с собой, наоборот, она хотела жить, и в тот момент лишь тонкое лезвие перочинного ножика, с резной деревянной рукояткой, позволяло ей прийти в себя и снова ощутить себя живой. Тонкая струйка алой крови, которая стекала по запястьям девушки, давала ей понять, что она тоже человек, а людям свойственно ошибаться. Было ли самоповреждение наказанием за свою, как ей казалось фатальную ошибку? Отчасти да, но в большей мере это было якорем, который не давал Гермионе потеряться в глубоком океане вины, безнадежности и опустошения. Конечно, девушка могла убрать шрамы, обратиться к целителю или использовать специальную маскирующую мазь, но она этого не хотела. Тонкие выпуклые полоски рубцовой ткани каждый раз напоминали волшебнице о том, что она не сдалась, о том, что она боролась с собой за свою жизнь, и с каждым новым порезом у нее это получалось все лучше. Гермиона всегда носила мешковатую одежду с длинными рукавами, потому что россыпь шрамов было чем-то личным, даже интимным. Только Поттер видел их, но даже ему девушка не позволяла к ним прикасаться. Гарри действительно никогда не осуждал девушку, он настолько всецело и слегка наивно был ей предан, что Гермиона даже не знала, какой бы ее поступок заставил друга от нее отвернуться или хотя бы изменить их отношения. Да, он переживал за Грейнджер, но эти внешние шрамы были лишь толикой того, какой след на них оставила война. Парень понимал, что волшебница таким образом пытается удержать себя на поверхности и не захлебнуться ужасом того, что происходит вокруг. Гарри был рядом, когда это было необходимо, и оставлял ее на едине с собой, когда Гермиона нуждалась в одиночестве и собственных мыслях. Он был ненавязчив, но в то же время был тем человеком, с которым можно разделить душевную боль и терзания. Поэтому Грейнджер его любила, она искренне любила Поттера, ведь без него она бы не была собой. Как и Рона. Ведь без своих друзей она бы перестала быть той, кто не смотря на все, что с ней произошло, всеми силами держится за тонкую ниточку жизни. Да, достаточно эгоистично любить кого-то ради себя, но все мы в душе эгоисты, это глупо отрицать. Ну, по крайней мере так себя успокаивала Гермиона. И сейчас волшебница готова была рискнуть всем, только чтобы исправить свою ошибку, ведь только тогда она сможет унять ту боль, которая все еще тихо и неторопливо поедает ее изнутри, противно причмокивая и облизывая обглоданные кости сожранных надежд. Сильно ли изменилась гриффиндорка за последние годы? Достаточно, чтобы полностью изменить свое мировоззрение и раствориться в войне без остатка. Убить волшебника, который даже не видит тебя позади себя? Легко, ведь Гермиона знала, обернись он и она была бы мертва. Разработать невероятно кислотные бомбы, которые заставляли кожу кровавыми лаптями слезать с костей? Нужно больше снарядов, чтобы убить ими как можно больше маглов, ведь сейчас они были самым опасным противником. И Гермиона знала это куда лучше других, ведь сама жила в этом мире, где люди не надеются на магию и заклинания, вместо этого наука и передовые военные технологии. Грейнджер потеряла слишком много своих друзей, многие из которых умирали у нее на руках, истекая кровью от выпущенных пуль, чтобы начать ненавидеть маглов также сильно, как и все остальные. Она всегда считала не волшебный мир более продвинутым и лояльным, но после его вступления в ожесточенную войну, где главной целью был геноцид всего магического, Гермиона основательно поменяла свое мнение. Но несмотря на это Гермиона не стала стесняться своего происхождения, наоборот она гордилась тем, что магия предков переродилась именно в ней, спустя многие поколения маглов в ее семье. Что именно она стала достойной того, чтобы магическая энергия выдернула ее из лап магловского мира и дала возможность овладеть той силой, которая теплилась внутри ее тела. Стала ли Гермиона после своего переосмысления понимать Темного Лорда и его приспешников? Конечно же нет, волшебница не переставала считать его мерзким чудовищем, который не смотря на свою смешанную кровь презирал и истреблял себе подобных. Маглорожденные не хуже других, даже наоборот, ведь они были избраны дремлющей в их крови родовой магией. Гермиона всегда считала магию даром, тем даром, который позволил ей изучать до сели просто невероятные вещи. Гриффиндорка просто растворялась в новых знаниях, требуя все больше и больше. Возможно поэтому на начальных курсах в Хогвартсе ее все считали невыносимой заучкой. Отчасти они были правы, девушка действительно была таковой, но не потому, что хотела быть лучше своих сверстников, а из-за того, что слишком поздно открыла для себя этот мир. Мир магии и волшебства, он поглощал ее целиком, заставляя раствориться среди фолиантов и энциклопедий, где описывались знания поколений. Гермиона хотела целиком и полностью узнать тот мир, в котором ей придется жить, не хотела упускать ни одной возможности изучить еще больше информации. Те вещи, которые ее однокурсники знали с детства, по рассказам родителей или из детских книжек, гриффиндорка открывала для себя уже в осознанном возрасте, все больше и больше поражаясь возможностям и могуществу магического общества. Грейнджер безумно раздражали волшебники, которые относились ко всему, что для магла казалось непостижимым, с каким-то пренебрежением и абсолютно не ценили окружающие их чудеса. Поэтому чтобы не стать похожей на них, Гермиона пыталась докопаться до истоков, понять каким образом магия работает и из чего состоит. Уже на третьем курсе девушка начала самостоятельно изучать невербальную магию, чтобы творить заклинания, не произнося их вслух, ведь проговаривать название чар необходимо было волшебнику лишь для того, чтобы сосредоточится и настроить себя на те чары, которые он должен наколдовать. С простыми манипуляциями все было легко, заставить совиное перо парить в воздухе с помощью невербальной магии у девушки получилось спустя пару недель тренировок. Но вот с более трудными заклинаниями было куда сложнее, у Гермионы, не смотря на безупречно изученную теорию, были проблемы с концентрацией. Она просто не могла должным образом сосредоточиться, ведь неудачи очень сильно ее подкашивали и выбивали из колеи. Тогда гриффиндорка с головой ушла в изучение природы магии и каково же было ее удивление, когда она поняла, что для волшебника, который вступает со своей врожденной магической силой в абсолютный симбиоз, не нужна даже волшебная палочка. Ведь палочка всего лишь проводник, позволяющий направить энергию тонким потоком на определенное действие, и если приложить должное усилие, то можно обойтись вовсе без палочки. Конечно, обуздать природную магию, живущую внутри каждого волшебника, безумно сложно, необходимо потратить огромное количество сил и времени, чтобы научится концентрироваться и идеально визуализировать заклинание. Что уж тут говорить о многосоставных чарах, которые требуют немало усилий и с использованием проводника. Но Грейнджер это не пугало, наоборот с нездоровым фанатизмом девушка начала каждый день практиковаться, чтобы хоть немного привести свой разум в порядок, ведь залог концентрации – это упорядоченные мысли и четко выстроенные чертоги разума. Практически все лето перед четвертым курсом Гермиона разгребала «завалы» из непомерного количества знаний у себя в голове и сортировала их по мере полезности и важности. Поэтому к началу четвертого года обучения гриффиндорка уже могла сосредоточиться достаточно хорошо, чтобы с помощью невербальной магии творить не только элементарные и бытовые чары, а и куда более сложные заклинания, связанные со стихийной магией, такие как согревающие или охлаждающие чары, также воспламеняющие чары волшебного огня и аугаменти, которое ее сверстники начали изучать только на шестом курсе. Гермиона безумно гордилась собой, ведь даже такой, казалось бы, незначительный прогресс, казался девушке невероятным успехом. Ведь она, маглорожденная волшебница добилась того, о чем даже не задумываются чистокровные маги. Так ей казалось ровно до того момента, как она не увидела, как осенью четвертого курса Малфой без волшебной палочки и каких-либо усилий поджег мантию Невилла, а Виктор Крам в совершенстве пользовался боевыми невербальными заклятиями при сражении с драконом. Тогда гриффиндорка поняла, как сильно заблуждается и апатия густой дымкой овеяла ее до этого позитивный настрой. Но все резко изменилось, когда волшебница заметила, что один из лучших учеников Дурмстранга проявляет к ней знаки внимания. Виктор Гермионе и правда импонировал, она считала его приятным и ей было комфортно с ним в общении. Поэтому осознанно отдалившись от своих друзей, девушка стала проводить больше времени с Крамом, тот любовался ею, когда она занималась, а она, взамен на ухаживания и безобидные прикосновения к ее изящным рукам и непослушным волосам, засыпала его вопросами о невербальной магии и боевых искусствах. Дурмстранец неторопливо рассказывал ей о аспектах обучения в своей школе, явно пытаясь растянуть их общее время подольше, ведь ему критически не хватало их общения, равно как и Гермионе, которая жаждала выведать больше информации. Поэтому со временем волшебница стала позволять Виктору чуть менее безобидные прикосновения, и чуть больше времени вместе. Конечно, это все еще были подростковые обжимания в пустых пыльных коридорах или посиделки у Черного озера с излишним тактильным контактом, но уже тогда Грейнджер поняла, как можно манипулировать парнем. Больше дозволенного – больше полезной информации. Виктор научил ее не только получать удовольствие от приятного петтинга умелых и крепких рук, а и использовать эмоции при создании невербальных заклинаний. Наглядным примером он демонстрировал ей свои магические возможности находясь в возбужденном эмоционально и физически состоянии. Его магия становилась сильнее, а заклятия четче и действеннее, особенно это касалось темных боевых искусств. И именно Крам подробно объяснил гриффиндорке последствия использования темной магии, ее влияние на волшебника, а также продемонстрировал амулет, который помогал ему лучше концентрироваться. Гермиона поняла, как сильно важно моральное и физическое состояние, когда во время новых и более приятых прикосновений уже блуждающих под одеждой рук Крама, тот заставил ее без помощи палочки поджечь лист пергамента, лежащий на столе уединенного заброшенного кабинета, где они обычно «тренировались». Грейнджер тогда так обрадовалась своему продвижению, что чуть-ли не в первый раз за все время сама поцеловала Виктора. Их взаимовыгодные отношения продлились до конца учебного года, но после случившегося в третьем туре Турнира Трех Волшебников Крам был морально подавлен. Непростительное для контроля разума пагубно повлияло на его эмоциональное состояние, но несмотря на это парень все еще продолжал проводить все свободное время с Гермионой, пытаясь насладиться ее компанией как можно дольше. После того, как Виктор перед своим отъездом вручил ей свой амулет в подарок, девушка настолько преисполнилась в своей неподдельной благодарности, что позволила парню дойти до финальной точки их физического контакта и лишилась с ним невинности. Первый раз для Грейнджер был приятным и осознанным, Крам бережно относился к гриффиндорке, стараясь не причинить ей никакого дискомфорта и болезненных ощущений. Гермиона до сих пор благодарна дурмстранцу за то, что именно он стал ее первым мужчиной, ведь практически весь последующий сексуальный опыт был для нее либо вынужденной мерой, для достижения каких-либо целей, либо просто насильственным актом, который она не раз пережила во время войны и скитаний по разрушенной Великобритании. После отъезда Виктора, Гермиона с новыми силами и вдохновением окунулась в практику не только невербальной и беспалочковой магии, а и продолжила изучать темные искусства. Ведь после того, как Поттер рассказал о случившемся на кладбище Литтл-Хэнглтона, гриффиндорка поняла, что как прежде уже не будет. И оказалась права, когда в конце их пятого года обучения ей пришлось сражаться с пожирателями в Отделе Тайн, и именно тогда она поняла, как важно то, чем она занимается. Когда пожиратель заклинанием лишил ее голоса и выбил из рук волшебную палочку, думая, что он полностью ее обезоружил, то Грейнджер сконцентрировавшись (не без помощи амулета Виктора) направила всю зародившуюся внутри злость и ненависть прямиком в противника, мысленно представляя, как того охватывает пламя. И это сработало, поток пламени вырвался из наставленной на пожирателя руки и охватил его тело, заставляя того корчится от боли и сдирать с себя горящую мантию, которая мгновенно плавилась и прилипала к обгоревшей коже. В это время гриффиндорка успела схватить свою палочку и невербальным заклятием обездвижила мужчину, буквально заставляя гореть его заживо. Естественно, никто тогда не подумал на Гермиону, возможно решили, что в него срикошетило чужое заклятие других пожирателей. Но Грейнджер знала, что то обгоревшее тело под уцелевшей маской, ее рук дело, что это первый человек, которого она лишила жизни, даже не используя непростительное заклятие. Видел бы Виктор ее в тот момент, возможно он бы даже собой гордился, насколько действенными оказались его «уроки». Никому из членов Отряда Дамблдора Грейнджер не демонстрировала свои приобретенные навыки, даже ее близкое окружение не догадывалось, как сильно гриффиндорка преуспела в своей практике. Случившиеся в министерстве окончательно убедило девушку скрупулезно вычитывать фолианты с руководством по темной и межпространственной магией, которые ей пересылал Виктор. В Дурмстранге это были обычные пособия, которыми ученики пользовались во время обучения, для Гермионы же это было чем-то запретным, чем-то сокровенным. Она прятала эти книги под своим матрасом и накладывала множество заклинаний, чтобы никто не мог прочесть их содержимое. Перед началом второго семестра шестого года обучения, Грейнджер все-таки открылась друзьям и поделилась с ними своей небольшой тайной. Гарри отреагировал весьма скромно, практически не удивившись, он всегда считал Гермиону самой умной и усердной, поэтому такие ее достижения для него казались данностью. А вот Рон уже был заинтересован гораздо больше, видимо рождение в магической среде, а тем более в семье чистокровных волшебников дало о себе знать. Он оценил навыки подруги и удивился тому, как быстро она освоила беспалочковую магию, ведь даже с покровительством не обрывающейся родовой магии не каждый волшебник может достигнуть такого уровня концентрации. Об амулете девушка все-таки умолчала, ведь как потом она поняла, энергия, которая в нем таилась, была отнюдь не светлой. Рон отметил, что подозревал, что девушка хорошо владеет также невербальной магией, ведь она первая, кто смог трансгрессировать на их подготовительных курсах в Хогвартсе. Парень также выразил желание научиться использовать негативные или позитивные эмоции при сотворении чар, но вспомнив их уроки с Виктором, девушка постаралась сделать так, чтобы Уизли забыл о своем желании. Тем более тогда она была сердита на парня из-за его скоропостижного романа с навязчивой Браун, которая дико раздражала Гермиону. После того, как Северус начал практиковать с Гарри занятия окклюменцией, Гермиона также заинтересовалась наукой о контроле собственного разума. Поскольку концентрация требовала такого же четкого порядка в собственном сознании, как и окклюменция, девушке легко дались ее азы. Волшебница научилась выстраивать магический барьер, защищая свои мысли от проникновения в разум, естественно тут играло свою роль и паршивое владение легилименцией Поттера, но банальный блок девушка все-таки освоила на приличном уровне. Шестой курс для всех закончился огромным потрясением. Смерть Дамблдора заставила Гермиону чувствовать себя уязвимой, ведь оказывается даже в родном Хогвартсе нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Когда Поттер рассказал ей о крестражах, девушка уже знала об этом темном заклятии, как ни странно, оно было описано в одном из фолиантов Виктора. Грейнджер приняла для себя твердое решение отложить последний курс обучения в Хогвартсе и помочь Гарри в поисках осколков души Воландеморта. Тогда друзья были готовы к трудностям, с надеждой в душе и решимостью во взгляде отправились искать то, что могло помочь победить им Темного Лорда. А сейчас что? Сейчас Гермиона смотрела на уставшую девушку с практически потухшим прежним огоньком в глазах, которой двигало лишь чувство вины и практически неосязаемый отблеск призрачной надежды на успех. Из размышлений об утерянном прошлом Гермиону выдернул громкий стук в дверь, который заставил ее испуганно вздрогнуть и кинуться к лениво зевающему Гарри, чтобы быстро натянуть привычный свитер. Стук был настойчивым и продолжительным, девушка поняла, что это не кто-то из ее соседей, которые иногда могли заглянуть, чтобы взять в долг пару жетонов. Волшебница откинула засов и отворила слегка покосившуюся дверь. – Боже… – девушка прижала холодные руки ко рту и машинально сделала шаг назад. – И тебе доброе утро, Гермиона, – на пороге стоял высокий парень, облаченный в темно-серую, почти черную одежду. Девушка плохо могла разглядеть его лицо, но медный отблеск его волос, которые подсвечивали маячившие сзади огоньки, и до боли родной и знакомый голос ввел гриффиндорку в ступор. – Рон! – громко выкрикнул уже окончательно проснувшийся Поттер и тут же вскочил на ноги, слегка покачнувшись и нахмурившись от похмельной головной боли. – Что ты тут делаешь? Как бы странно это не звучало, но члены боевого отряда жили в обособленной части города, в специальной закрытой общине, где у них были персональные столовые, купальни и все остальные необходимые удобства, включая собственную команду лекарей. Такое решение было принято советом после того, как жители потребовали изолировать потенциально опасных и безупречно подготовленных бойцов подальше от детей и безоружного мирного населения. Люди боялись отряда и Гермиона их прекрасно понимала. С виду обычный человек, который общался почти также как и все и выглядел как все, но стоило только посмотреть ему в глаза и сразу становилось не по себе. Взгляд, лишенный эмоционального отблеска, натянутая машинальная улыбка никак не отражалась на глазах, это было больше похоже на устрашающую гримасу, которая отталкивала и настораживала. А еще постепенно стирающиеся грани социальных правил и морали, которые были присущи всем остальным в обществе. Людей пугало то, что они не знали, чего ожидать от вечно сосредоточенных бойцов, выполняющих приказы с холодным расчетом и полным вовлечением в свое дело. В жилых кварталах члены отряда не появлялись, их можно было встретить только в административном здании и то очень редко, в каких-то ситуациях, не требующих отлагательств. И то, что Уизли младший сейчас стоял возле барака Гермионы, девушку насторожило еще больше, ведь ничем хорошим это не сулило. – Ищу тебя, Поттер, – Рон без приглашения переступил невысокий деревянный порог и оглянулся, рассматривая комнату. – Не думал, что ты когда-то будешь так использовать свои книги, – парень кивнул в сторону письменного стола, под сломанными ножками которого было подставлено несколько старых справочников, и посмотрел на Гермиону. Из-за того, что в комнату залетело еще несколько огоньков, девушка наконец-то смогла разглядеть лицо своего собеседника. Короткие волосы, которые с возрастом потемнели и обрели темно-медный оттенок, грубый шрам над левой бровью, впалые щеки и острые скулы, покрытые небрежной густой щетиной. И глаза, зеленые и пустые, слово после поцелуя дементора. – Как ты меня здесь нашел? – Гарри машинально обхватил Гермиону за талию и завел ее за свою спину, выступая вперед, словно Рон был чем-то опасным, и парень пытался ее защитить. – Глупо следопыту задавать такие вопросы, – Уизли явно заметил оборонительные движения брюнета. – Дома тебя не было, а Том с радостью поведал, что вы вчера ушли вместе, собственно, поэтому я здесь. – Ясно, – Гарри прочистил горло, и уже более ровным голосом продолжил, – так зачем ты меня искал? Что-то случилось? – Собирайся, нужно наведаться в администрацию, совет тебе уже сам все объяснит, – рыжеволосый парень развернулся и последовал к выходу. – Рон… – голос Гермионы сорвался, и она резко замолчала, таращась в спину остановившегося парня. – Не забыла спросить разрешения у Поттера, чтобы ко мне обратиться? – Рон даже не развернулся. Гарри, который в это время умывался и наспех чистил зубы, пробурчал с щеткой во рту что-то нечленораздельное. – Я просто хотела спросить, как твое самочувствие? – девушка обняла себя руками, чувствуя, как холодный воздух заходит через открытые двери. – Замечательно, – Уизли все-таки развернулся к волшебнице лицом. – Это все? – Рон, я понимаю, как ты себя сейчас чувствуешь, просто расскажи, я правда хочу вам всем помочь, хочу доработать артефакт… – А мне кажется, что как раз таки наоборот, ты ни черта не понимаешь, Гермиона, – парень окинул гриффиндорку взглядом, заставляя ту поежиться. – Я ничего не чувствую, и именно это – замечательно. – Анкарт не лишает тебя чувств, просто эта дрянь не позволяет тебе выражать эмоции, они все равно еще где-то глубоко внутри тебя! – Правда? – Рон сделал шаг вперед, заставляя Гермиону попятится, а Поттер заметно напрягся, застывая с деревянным гребнем в руках. – Ты же, наверное, лучше меня знаешь, небось сама ходишь с артефактом почти год. Или же я ошибаюсь? – Ты прав, я не могу точно знать какого тебе, но я понимаю, что это трудно и… – Эта, как ты выразилась, дрянь спасла меня, и этого ты до сих пор никак понять не можешь, – Гермионе показалось, что губы Рона на мгновение дрогнули, но это была лишь игра теней от мерцающих огоньков. – Разве это можно назвать спасением? – гриффиндорка сама сделала шаг вперед, сокращая расстояние между ними. – Неужели ты и правда так думаешь? – Хватит, это просто пустые разговоры, на которые у меня нет ни сил, ни времени, – Рон просто отмахнулся от нее и резко развернулся к выходу. – Вот поэтому Поттер мне всегда нравился больше, он по крайней мере не пытается залезть мне в голову. – Неужели ты забыл даже то, что именно из-за Поттера умерла твоя сестра? – слова сами вырвались из ее уст, спина Рона даже не дрогнула, а вот сбоку раздался тяжелый выдох Гарри, который не ожидал такого от своей подруги. – Не забыл, просто мне плевать, – Уизли не оборачиваясь вышел на улицу и захлопнул за собой дверь. Гарри и Гермиона остались в комнате вдвоем. Гриффиндорка боялась повернуться лицом к Поттеру и увидеть в его глазах разочарование и ту боль потери, которая и так преследовала его все это время. – Ты же знала, что его это не заденет, – охрипшим голосом сказал Гарри, обувая старые кроссовки. – Гарри, я … – Гермиона все-таки посмотрела на друга и ее сердце сжалось, от его блестящих от наступающих слез глаз. – На самом деле я так не думаю, ты же знаешь это. – Не важно, что думаешь ты, – Поттер подошел вплотную к подруге и аккуратно взялся рукой за ее подбородок, слегка надавливая на него большим пальцем. – Важно то, что я так считаю, и вот об этом ты точно знала, – Гарри прикоснулся губами к ее холодному носу, оставляя влажный и теплый след на его кончике. – Прости, пожалуйста, – чуть ли не шепотом проговорила девушка, наблюдая как гриффиндорец покидает ее комнату, плотно закрывая за собой дверь. После утреннего визита старого друга Гермиона чувствовала себя еще хуже чем обычно. Голова раскалывалась не только из-за похмелья, а и от навязчивых мыслей, которые преследовали девушку. Всю дорогу до лаборатории гриффиндорка думала о том, что же могло произойти такого, что Гарри срочно вызвал совет, даже привлекая к этому членов боевого отряда. Гермиона предполагала, что всех лазутчиков или ведущих их команд собрали в администрации, возможно это как-то связано с ограничением на порт-ключи. Девушка точно не знала так ли это, но других догадок у нее не было. На улицах Ковчега было холодно, настолько холодно, что при выдохе едва заметный пар растворялся в воздухе. Если вчера перепад температуры ощущался только в квартале возле ее работы, то сейчас практически весь город кутался в одежды и растирал руки, чтобы немного согреться. Если вечером гриффиндорка грешила на городового, который мог пропустить чары регуляции, то сейчас ей это уже казалось чем-то странным и подозрительным. На удивление Гермионы в лаборатории не оказалось Слизнорта, который обычно приходил за полчаса до начала рабочего дня. Возле своих столов копошились шотландцы, которые каждый день корпели над зельем плодородия, а возле стеллажа с книгами ошивалась девчонка из госпиталя, что-то усердно пытаясь найти среди потрепанных справочников и руководств. Грейнджер поздоровалась с коллегами и проигнорировав их любопытные взгляды, залезла в ящичек профессора, наспех опрокидывая в себя несколько пузырьков с зельями, которые должны были облегчить тяжелую голову и унять тошноту. Гриффиндорка решила уделить несколько часов своему привычному занятию и приступить к изготовлению боевых припасов, поскольку визит к Минерве сейчас был невозможен, так как женщина была одним из главных членов совета. Как скоро закончится их совещание Гермиона не знала, но перед обедом все-таки планировала зайти к Макгонагалл и надеялась заполучить необходимый фолиант. Спустя пару часов работы Слизнорт так и не появился, девушку это насторожило, но она успокаивала себя, что мужчина также присутствует на совете, ведь он был крайне уважаемым волшебником, который прежде по собственной воле отказался от членства. Примерно за час до обеда Грейнджер убралась на своем рабочем месте, заплела более аккуратную косу и закинув сумку на плечо покинула лабораторию. Досадуя, что не трансформировала себе теплое пальто, девушка быстрым шагом засеменила по улочкам, направляясь прямо в центр города, где, собственно, и находилась администрация. Это было действительно красивое здание, если конечно сравнивать его с другими серыми и невзрачными постройками в округе. Три этажа с винтажными оконными рамами с прочными железными решетками, высокие белые колонны на входе и большая резная дверь, возле которой, на удивление Гермионы, стояли двое бойцов, безразлично смотрящие перед собой. – Мне нужно к профессору Макгонагалл, – твердым голосом сказала Грейнджер, когда крепкие бойцы преградили ей путь внутрь администрации. – Совет сейчас не принимает посетителей, все личные встречи отменены, – отчеканил один из парней, окидывая девушку взглядом с ног до головы. – Но это важно, – получилось слегка отчаянно и Грейнджер понизила тон. – Передайте Минерве, что это касается анкарта, я не займу у нее много времени. Парень прищурился и недолго думая кивнул своему напарнику, тот отворил тяжелую дверь и скрылся из виду. Гермиона неловко переступала с ноги на ногу, пытаясь согреться она растирала свои плечи руками и упорно игнорировала взгляды проходящих мимо волшебников, которые скорее всего пялились не на саму гриффиндорку, а на высокого бойца, небрежно опершегося на одну из колонн. – Мадам Макгонагалл ожидает вас у себя в кабинете, я провожу, – с толикой раздражения выплюнул седой мужчина, который показался в дверях. Гермиона почувствовала волнение и, пытаясь успокоить сбившееся дыхание, последовала за пожилым волшебником. До этого гриффиндорка всего пару раз была внутри здания совета, когда анкарт был поставлен на обсуждение и девушка настояла присутствовать при встречах. Большой холл, по которому неуверенно шагала Гермиона, плетясь за проводником, был уставлен чудом сохранившимися статуями и бюстами известных волшебников, а на стенах висели портреты, которые удалось спасти от пожаров и разрушений снаружи. Поднявшись по широкой лестнице, мужчина оставил Гермиону перед высокой темно-коричневой дверью и поспешил откланяться, исчезая за поворотом длинного коридора. Девушка задержала дыхание, чувствуя собственное сердцебиение и легонько постучала в дверь, та бесшумно отворилась, пропуская волшебницу в небольшой уютный кабинет в бордовых тонах. Минерва сидела за столом, ее морщинистое лицо казалось бледнее обычного, а глаза были красными и опухшими. Гермиона почувствовала что-то неладное, в груди защемило, и девушка на ватных ногах подошла к письменному столу из красного дерева и медленно опустилась на стул с высокой мягкой спинкой, который стоял напротив. – Профессор, что случилось? – гриффиндорка скинула сумку с плеча и оставила ее возле ножки стула, слегка придвигаясь к столу и протягивая пожилой волшебнице руку. – Гораций, он… – Макгонагалл невольно всхлипнула и одной ладонью вцепилась в протянутую руку, а другой приложила к носу белый носовой платок. – Он жив? – хриплым голосом спросила Грейнджер, чувствуя подступающую тошноту. – Минерва, скажите он жив? – К счастью, да, – декан протерла глаза платком, смахивая вновь наступившие слезы. – Но Гермиона, он в очень тяжелом состоянии, я боюсь, что Гораций может в любой момент… – женщина тяжело вздохнула и сжала ладонь Грейнджер. – Я не понимаю, что произошло? Вчера все было как обычно, мы целый день провели вместе в лаборатории. – Я не могу рассказать вам подробности, мне жаль, – Минерва убрала скрюченную болезнью ладонь и сложила руки в замок, прижимая их к груди. – Это же Гораций, профессор! – Гермиона почувствовала, как подступающих ком тошноты начал проситься наружу. – Вы не можете оставить меня в неведении, вы же знаете, как он мне дорог. – Совет не хочет, чтобы эта информация вышла за пределы здания, – женщина поджала губы и посмотрела на гриффиндорку, – пойми меня правильно. – Неужели вы думаете, что я кому-то могу рассказать о случившемся? – в дрожащем голосе Гермионы чувствовалось разочарование. – Мне просто важно понимать, что именно произошло, может я могу чем-то помочь. – Мисс Грейнджер, я сомневаюсь, что вы как-то поможете. – Минерва, если хотите, я дам Непреложный обет, что сохраню все в тайне, прошу вас, – нижняя губа девушки предательски задрожала и Гермиона уставилась на декана. – Вчера вечером, буквально за пару пару до общего ужина, – тихим голосом начала Макгонагалл, словно сдавшись под щенячьим взглядом карих глаз, – эти недоумки, не могу их назвать по-другому, из регистрационного бюро, неправильно нанесли заклятие защиты на колбы с новой сывороткой, – выдержав небольшую паузу декан продолжила. – Последствия были крайне неприятные, они не придумали ничего лучше, чем вызвать Горация, чтобы тот лично убрал обледенение и остановил его распространение за пределы бюро. – Почему лично профессора, разве для этого у нас не существует специального отряда? – девушка нахмурилась, ее просто разрывало изнутри одновременно от любопытства и переживаний за Слизнорта, который сейчас по словам Макгонагалл был в плачевном состоянии. – Возможно это совпадение, – Минерва снова поднесла платок к лицу, – но после ужина, по пути в бюро на Горация было совершено покушение, причем самым что ни на есть варварским способом – более десятка ножевых ранений, – женщина всхлипнула и запрятала осунувшееся лицо в ладони. – Какой человек в нашем городе на такое способен, Гермиона? Напасть на старика со спины! – Это просто ужасно, – у Грейнджер невольно навернулись слезы, и та поспешила их убрать растянутым рукавом свитера. – Из-за этого в городе так холодно? Неужели только из-за сыворотки? – Не совсем, – женщина сразу замолчала, словно раздумывая говорить ли ей дальше. – Если без подробностей, то большая часть городовых не приступило к своим обязанностям, они как будто растворились в воздухе. Я не буду ничего утверждать, это чрезвычайная ситуация, пока никаких выводов мы не делаем. – Как такое возможно? – Гермиона почувствовала зарождающийся внутри страх, который волной начинал накрывать ее тело. – Это связано со случившимся с профессором Слизнортом? – Совет разбирается, мы подключили боевой отряд для патрулирования улиц, возможно будем обыскивать дома, – декан внимательно посмотрела на девушку напротив. – Надеюсь вы понимаете, что такая информация ни в коем случае не должна распространиться среди населения. Общая паника нам сейчас ни к чему. – Конечно, я понимаю, – Грейнджер затеребила пальцами скомканный свитер у себя на бедрах и не знала как после услышанного перевести тему на то, зачем она сюда и явилась. Но Минерва, словно почувствовав напряжение девушки, сама задала нужный вопрос. – Гораций сейчас находится в надежных руках, наши лекари делают все возможное, чтобы ему помочь, – женщина отложила носовой платок в ящичек стола и достала оттуда большую толстую книгу в потрепанной кожаной обложке. – Я так понимаю, вы пришли за этим? Гермиона застыла и безмолвно уставилась на профессора, та грустно улыбнулась и медленно протянула гриффиндорке старый фолиант. – Как вы… – Грейнджер сразу напряглась, ведь сразу подумала, что женщина использовала легилименцию во время их разговора. – К сожалению Гораций так и не пришел в себя после ранений, совету пришлось извлечь его воспоминания за последние дни, – Макгонагалл окинула взглядом крепко вцепившуюся в книгу Гермиону и добавила, – вопреки нашим ожиданиям нападавшего он не видел, но меня очень заинтересовал ваш со Слизнортом разговор об особняке Малфоев. – Я не знаю, как вам объяснить, профессор, но эта книга действительно мне очень нужна, – девушка понятия не имела, как выкрутиться из этой ситуации, ведь если Минерва и совет видели все воспоминания мужчины, то и список зелий, который ему отдала Гермиона тоже не остался бы без внимания. – Верю, вы бы не стали тревожить меня по пустякам, – Макгонагалл поджала губы и расправила смявшуюся на груди мантию. – Чтобы вы не задумали, Гермиона, я надеюсь вы знаете, что делаете. – Я тоже на это надеюсь, – девушка поднялась со стула и с легким головокружением направилась к двери, когда поняла, что разговор лучше не продолжать. – Ключ пропустит только десятерых, – неожиданно добавила декан, когда Гермиона уже открыла дверь и хотела шагнуть за порог. – Но я думаю вы это и сами знаете. – Знаю, – машинально вырвалось у Грейнджер, и та почувствовала, как сердце начало бешено колотиться от осознания сказанных профессором слов. – Будьте осторожны, мисс Грейнджер, никто не знает, что может вас с Поттером ожидать в том гиблом месте. И да, то, что вам было нужно от Горация находится в столе вашего кабинета, – добавила Минерва и девушка услышала, как та зашуршала бумагами на своем столе. Гермиона развернулась и безмолвно кивнула пожилой волшебнице, чувствуя, как собственное тело отказывается ее слушать. Засунув тяжелую книгу в сумку и плотно закрыв дверь трясущимися руками, девушка поспешила поскорее убраться из этого здания, чтобы в спокойной обстановке переварить случившееся.