Колдовство

Изабель думала, что сможет сломать своего похитителя и сбежать из Clessidra в первую же ночь. Она вышла из ванной в одном полотенце, которое швырнула в Призрака, прежде чем переодеться в полупрозрачную ночнушку. Откуда у мужчины полный гардероб женской одежды подходящего Изабель размера девушка не стала спрашивать. Откинув за плечо мокрые кудри, она принялась втирать в лицо крем, громко распеваясь. Мужчина не реагировал. — Что? — она хмыкнула. — Уже не нравится мой голос? Он больше не вызывает восторгов и аплодисментов? Призрак перевёл на неё равнодушный взгляд, держа пальцами перьевую ручку. — Со сцены звучишь лучше. В квартире — как недорезанная собака. Изабель не должна была реагировать, ей следовало закатить глаза, отмахнуться от Призрака, отвернуться. Но она сжала губы, умолкла и принялась расчёсывать мокрые волосы. В своих письмах он всегда был честным критиком, иногда наставлял её, иногда давал советы, порой ругал. Похвала от него, его восхищение были для Изабель наградой. Призрак был строг, но объективен, из-за этого у девушки не возникало ощущения, будто он льстил ей, как большинство поклонников. Её голос был тем немногим, что Изабель любила в себе, тем, что любили другие, тем, что могло привлекать людей, когда от красивого лица и тела останутся только воспоминания. Недорезанная собака. Неужели так плохо? Неважно. Раз голос его не соблазнил, нужно использовать проверенные варианты. — Я совсем не хочу спать, — произнесла она, фальшиво улыбаясь. — Почему бы тебе не... утомить меня как следует? — В Германии рабочий день начинается в восемь утра. Театралов это тоже касается. — И что с того? — Изабель опустилась на кровать. — Один раз придёшь невыспавшимся. А сейчас иди ко мне. Призрак окинул её долгим, тяжёлым взглядом, после чего щёлкнул пальцами. Девушка кокетливо приспустила с плеча лямку, не сводя взгляда с мужчины, но спустя пару секунд без сил свалилась на кровать. Её глаза закатились, веки отяжелели, и глубокий, внезапный сон придавил своей тяжестью. Проснулась Изабель уже ранним утром. В комнате было темно, только через витражи под потолком проникали крохотные лучики света, пахло розами и дымом, а рядом, под одним с ней одеялом лежал Призрак. Изабель скрипнула зубами, глядя на него. Мало того, что этот извращенец любил уничтожать на ней одежду, так ему ещё и нравилось против воли заставлять её спать. Не просто извращенец, но и с замашками папика-деспота. — Guten... Девушка со злобы протянула руку к его лицу, сжала пальцами маску и со всей силы сорвала. По крайней мере, Изабель показалось, что она её сорвала. Она чувствовала тепло чёрной маски, её гладкую поверхность, её вес. Но в то же время в руке ничего не было, да и лицо маньяка по-прежнему было скрыто. Призрак в ответ стиснул пальцами её волосы и с такой силой дёрнул их назад, что Изабель вскрикнула. Зажмурившись, она изогнулась, вцепилась в его руку, пытаясь выбраться. Он повалил её на подушки, навис сверху, не выпуская из захвата её кудри. — Есть вещи, которые я не позволю даже тебе, — тихо, сквозь зубы произнёс он. — Сбежать. Убить себя. Выйти замуж. И сорвать. С меня. Маску. — И что же там? — огрызнулась девушка. — Шрамы? Ожоги? Или ты просто стесняешься своих морщин? — Тебя не должно волновать, что я скрываю. Работай на меня. Пой мне. И не приближайся. — Отпусти меня, ублюдок, — процедила она. — Зачем? Безвредной ты мне нравишься больше. Изабель изгибалась и хотела уже ударить его, но Призрак опередил её намерение. Он склонился ниже, приблизился, и от жара его дыхания девушка застыла. Воспоминание о вчерашнем поцелуе, о захватах и угрозах мгновенно ожило в памяти. — Tut mir leid, ich bin unhöflich, — прошептал он. — Nur keine Angst. Alles gut. Ich liebe dich. Говоря это, он смотрел в её глаза. Изабель замерла. Его речь действовала на неё, словно заклинание. Девушка прислушивалась к тону голоса, но не могла распознать эмоций мужчины. Она не понимала значения слов, и от этого становилось ещё страшнее. Он угрожал убить её? Он приказывал идти работать? Он мог сказать что угодно! Немецкий был настолько чужд для француженки, что она не распознала бы даже признания в любви! Призрак отпустил её, отстранился. Изабель поднялась, до боли сжимая зубы. — Ты со мной в одной кровати спишь. И просишь не приближаться? Мужчина вновь перевёл на неё взгляд. — Уже захотела приблизиться? Что ж, за всё в жизни нужно платить, mein Herz. За глупость ты расплатилась жизнью жениха. За твой талант я расплачиваюсь немецкими марками. Магия тоже требует платы, — он выдержал паузу. — Как и мои тайны. Изабель посмотрела в сторону. Тайны. Неплохо. Всё это можно будет использовать против него же самого. — И какой же ты хочешь платы? — Равнозначной. Отвечаешь честно на мои вопросы, я отвечаю честно на твои, — он поднялся с кровати. Спустя мгновение его поза сменилась, на мужчине теперь вместо бархатного халата был элегантный чёрный костюм с красным галстуком и алой розой в нагрудном кармане пиджака. — И, будь уверена, я знаю, когда ты лжёшь. Изабель моргнула, оценивающе глядя на него. — У тебя весь гардероб такой яркий, цветастый? Не мог бы ты одеваться скромнее? У меня уже в глазах рябит. — Тебе я тоже приготовил великолепное чёрно-красное платье. Оно ждёт тебя в ванной. Девушка закатила глаза, без предупреждения сбросив с себя одеяло. Призрак поспешил отвернуться, но всё же не успел. Он заметно напрягся, оправляя на шее галстук. Изабель улыбнулась, приблизившись к нему со спины. — А бельё ты тоже мне приготовил? Или сегодня я снова выйду в театр без него? Призрак взглядом игнорировал сам факт её существования. — Своими намёками ты можешь соблазнить только зелёного школьника, mein Liebe, — его голос звучал ровно и спокойно, сдержанно. — У меня было столько женщин, что твои попытки больше похожи на лепет младенца. — Какие попытки? Такие? Изабель мягко коснулась его плеч, прильнула к нему со спины, обняла. Призрак замер. — Уверен, что сам можешь мне солгать? — Не льсти себе, — просто ответил он. — Ты красива, изящна и талантлива, но бурных чувств во мне не вызываешь. Она не ответила. Просто скользнула лёгкими, невесомыми прикосновениями по его торсу, закрыла глаза, вдыхая ароматы дыма и роз. Медленно скользя ладонями по его телу, она пыталась сквозь одежду почувствовать следы от ран, крупные шрамы, воздействие магии. Ничего. Только жёсткое тело, твёрдые мышцы и жилы. Совсем не такой, как Филипп. Во всём грубый, резкий, наглый и вероломный. Хищный. Не тот тюфяк, с которым Изабель раньше имела дело. Что же ей делать? Как сбежать? А если и получится сбежать, где гарантия, что Призрак не станет её преследовать? Она зажмурилась, стиснув зубы, водя пальцами по его плоскому животу, задевая пуговицы рубашки. Нельзя бояться. Никак нельзя. Как только окажется дома, запрётся в комнате и всласть насладится истерикой и нервным срывом. — Как тебя зовут? — шёпотом спросила она. — Это неважно. — Не любишь своё имя? — подхватила девушка. Нужно разговорить его, смягчить, заставить утратить бдительность. — Я тоже своё не люблю. Мне всегда хотелось быть... Вивьен Ренуар. Он глубоко вздохнул. — Почему? — А почему ты стал Призраком? — она попыталась улыбнуться. — Ты потребовал платы, а сам платить отказываешься. — А ещё я потребовал не приближаться. Поэтому убери руки с ремня. Изабель послушалась, но не до конца. Кончиками пальцев она игриво водила по низу его живота. Что же ещё у него спросить? На что он смог бы ответить? — Сколько тебе лет? — А это тебе зачем? — Ты старше меня, и я хочу знать, насколько. Я гожусь тебе в дочери? — 158. Я родился в 1823 году, ещё при Габсбургах. Изабель вздрогнула, замерла, застыла, не до конца расстегнув нижнюю пуговицу его жилета. Сколько? 158? Впрочем, чему она удивлялась? Солнечные маги старели медленно, а те, кому подчинялось время, явно умели без конца себя омолаживать. — Удивлена? — И чем же тебя заинтересовала я? Глупенькая, молодая певичка... которая ещё и звучит, как недорезанная собака. Он сжал её руки, стоило Изабель кончиками пальцев проникнуть ему под одежду, повернулся к ней лицом и, глядя в глаза, поцеловал бледные ладони. Девушка сощурилась. Она искала в его лице смятение, похоть, вожделение, но не увидела ничего, кроме мрачной строгости. Да из чего он создан? Из титана? — Я читал твои письма. Каждое. Ты в отчаянии, напугана и сломлена, но далеко не глупа. Лицо Изабель приобрело бордовый оттенок. Она отдёрнула руки. — С чего ты взял, что их писала я? На каждое твоё письмо отвечала моя служанка! — Та трусливая Närrin, не способная связать и двух слов, не задохнувшись? — Она добрая, милая, работящая, и она ни за что не вывела бы меня из себя. В отличие от некоторых. Изабель горделиво отвернулась и прошла в ванну, громко хлопнув дверью. — Кусок сволочи, — тихо процедила она, шагая в душ. — Который из себя ничего не представляет. Она собиралась долго, в четыре раза растягивая каждое действие, долго крутилась перед зеркалом, долго расчёсывала кудри. Но, когда Изабель вышла, Призрак сидел за книжкой, за окнами ещё не занялся рассвет, а на часах не прошло и минуты. — Ты в курсе, что я тебя ненавижу? — Wie schade, — он вздохнул. — Weil ich verrückt nach Liebe. — Какого чёрта ты там прогавкал?! — Это значит, что я ненавижу тебя втрое больше, — с этими словами он поднялся, вернул книгу в шкаф. — На уроках и репетициях запоминать придётся очень и очень многое... — А нахрен пойти не хочешь? — огрызнулась девушка. — Что значат твои "херц" и "либе", которыми ты меня постоянно называешь? — Узнаешь на уроках, — он оправил на себе пиджак, взял трость. — А теперь пойдём. Нас ждут на сцене. — Не так быстро! — Изабель пригрозила ему пальцем, держась от мужчины на расстоянии. — Я хочу быть в равных условиях. — О? — Как будет "тварь" на немецком? Он приподнял бровь и с ухмылкой ответил: — Schatz. — Шатц, — процедила она. — Теперь пошли. — Так просто? Без скандалов и драк? — Я надеюсь, что среди персонала найдётся кто-то адекватный, кто поможет мне убить тебя и сбежать. Призрак хмыкнул, глядя на неё, после чего взял фонарь и вышел из комнаты, протянув девушке руку. В этот раз она приняла его помощь — Изабель не хотела споткнуться на высоких ступеньках и переломать себе все кости. И, выйдя из комнаты, она обернулась, взглянула на запертую дверь. Этот мужчина... богат. Неприлично богат, к тому же, наделён опасной магией. Почему он живёт в театре? С его деньгами он мог поселиться во дворце. Он мог отстроить себе дворец! Изабель неоднократно слышала, что немцы живут на работе, что они не люди, а роботы, отлаженные механизмы, существующие только для изматывающего труда. Потом она перевела взгляд на мужчину. Он не желал расставаться с маской, взбесился, когда Изабель попыталась её сорвать. Почему же? Пока они шли по бесконечным лабиринтам, Изабель прокручивала в памяти сегодняшнее утро, но никаких значимых выводов не сделала. Нужно пристальнее следить за ним, нужно внезапнее нападать. И нужно говорить правду. К чёрту. Если это поможет ей сбежать, пусть Призрак знает, с каким ничтожеством связался. Они вышли в холл. Изабель окинула взглядом разноцветные витражи, ощутила холодный ветер, врывающийся в единственное открытое окно. Аромат роз, пропитавший театр, слился с морозной свежестью. Барельефы и мозаики изображали мужчин и женщин в масках, животных, птиц, светила... Со вчерашнего бала никто не убрал из холла цветущие розы. С одной стороны, театр казался таким же строгим и сдержанным, как католическая церковь, с другой — он был изящным, пускай и мрачным, древним, давящим, внушающим трепет. Как же здесь красиво. Изабель вздохнула, остановив взгляд на витраже с изображением Солнца. Это темница. Красивая, дорогая, идеальная, но всё же темница. Изабель обязана из неё вырваться. — Нравится? — спросил Призрак. — Всё, что ты видишь, строилось с нуля. По моему проекту. Девушка вздохнула. — Теперь понятно, почему от каждой детали веет безвкусицей. Мужчина скосил на неё взгляд. Изабель отвернулась. Он понял, что она солгала, и ей не хотелось видеть хитрый блеск в его тёмных глазах. — Если бы ты сообщила мне о своей свадьбе чуть раньше, я предложил бы сыграть её здесь, в Clessidra. Девушка вновь посмотрела на него. — И зачем? — Тут легче избавиться от свидетелей. Она закатила глаза, в то время как Призрак задумчиво, невесело улыбался. — Ты убил человека, с которым я долго строила отношения. Не расскажешь мне, почему же от этой новости я не пускаюсь в пляс? — Разве? Вчера в ванной ты голосила во всю свою мощь. И пела ты явно не похоронные романсы. Изабель покраснела. Впервые за долгое время ей стало по-настоящему стыдно. Вчера она пела всё самое эротичное, что приходило на ум, всё самое пошлое и вульгарное. Она ожидала, что мужчина не выдержит и ворвётся к ней сразу после арии "La femme fatale", но этого не произошло. В итоге он остался холоден и равнодушен, а она — пристыжена. Но Призрак был прав. Вчера, пытаясь бороться за свою свободу, она действительно забыла про Филиппа. Если вообще переживала о нём. — Идём. Мужчина тронулся с места так резко и быстро, что Изабель не успела опомниться. Едва она поняла, что нужно идти, как временная петля вновь сдавила шею, натянулась, стала душить. И вновь швырнула девушку в объятия Призрака. Она перестала дышать. Мужчина же хмыкнул, опустив ладони ей на талию. — Изабель... кажется, я предупреждал о своей магии. — Ты сам сорвался с места, — процедила она. — Тебе не кажется, что для того, у кого я "не вызываю бурных чувств", ты слишком часто ко мне жмёшься? — Вот какие выводы ты делаешь? — с этими словам он принялся накручивать прядь её волос себе на палец. — Не приписывай мне то, что испытываешь сама. — Я?! Я тебя ненавижу! — Неужели? Не ты ли вчера оседлала меня, раздевалась при мне, пыталась соблазнить? — он хмыкнул. — Раз так хочешь, можем повторить то, чем мы занимались в ложе. Призрак долго смотрел ей в глаза, потом скользнул взглядом к губам, к шее. Вчера он всё-таки оставил на её коже засос. Грубое животное. Изабель коварно улыбнулась и подалась вперёд, навстречу. Призрак остановил её, надавив пальцем на губы. — Петля сжалась, — холодно, без прежнего лукавства произнёс он. — Постарайся больше не медлить. Девушка нахмурилась, глядя на Призрака и, прежде чем мужчина успел отстраниться, выпустить её из объятий, грубо оттолкнула его. — Ты мог привязать меня к своей квартире и не плеваться пафосом, — она едва не рычала от стыда и унижения. — Мерзкая скотина! Маньяк! Schatz! Призрак схватил её за руку, не позволив далеко уйти. Сильно, твёрдо, почти причиняя боль. — Не так быстро, — произнёс он. — Ты же не хочешь стать ко мне ещё ближе? Изабель стиснула зубы, опустив голову. От гнева её плечи дрожали. — Давай договоримся, — мужчина обошёл девушку, опустил руку на плечо, заставив посмотреть себе в глаза. Он на мгновение замер, увидев в её голубых глазах мерцающие слёзы. — Во время репетиции я увеличу диаметр петли до десяти метров, — его голос звучал спокойно, ровно. — И если ты сегодня не будешь капризничать, то и впредь сможешь отходить на десять метров. Изабель нахмурилась и жестом смахнула его ладонь со своего плеча. — Быть с тобой честной, не капризничать, — она закатила глаза. — Ты похитил приму парижской оперы, так что с тобой я буду вести себя, как захочу. Хмыкнув, Призрак невесомым жестом убрал прядь волос за ухо Изабель, из-за чего она заметно задрожала. Более эффективного способа заставить её заткнуться не придумал ещё ни один режиссёр. — Ты такая храбрая, такая мужественная, неистовая, — прошептал мужчина. — Но это всего лишь маска, которую легко сорвёт даже слабый ветер. Изабель сделала шаг назад, глядя в сторону и сжимая кулаки. Возразить ей было нечего, особенно когда сердце колотилось от ужаса, а тело тряслось, словно в лихорадке. Призрак окинул её задумчивым взглядом, после чего снова подал руку. — Идём. Пора работать. Изабель не сжала его ладонь, демонстративно скрестив руки на груди, но без лишних возражений пошла следом. Репетиция проходила в том же зале, что и вчерашний концерт. Изабель огляделась. Зрительный зал вмещал, должно быть, тысячу человек, и вчера он был полон. — Вчера была премьера? — не удержалась Изабель. — Моего "Люпена" мы ставим не первый год, правда, иногда я переписываю сценарий, — Призрак хмыкнул. — К нам приезжают и из других стран, другие режиссёры ставят свои версии этой оперы, пишут свои дешёвые сценарии. Но права на неё я продал только Opéra Garnier. Не первый год и полный зал... Изабель закусила губу, промолчав. Она подняла взгляд к потолку, задержала его на гигантской хрустальной люстре. Сколько в ней тонн? Пять? Шесть? Будь у Изабель её силы, она бы с удовольствием расплавила крепление и обрушила бы эту махину на Призрака. Оркестр поднялся с мест, стоило мужчине подойти ближе, артисты тут же остановили репетицию. Они приветствовали его... приветствовали поклонами и реверансами. — Guten Morgen meine Damen und Herren! — прогремел Призрак, заставив Изабель вздрогнуть. — Heute feiert unser Theater ein freudiges Ereignis! Die Leadsängerin der Opéra Garnier Isabelle Ido ist endlich zu uns gekommen. Beifall! С этими словами он прошёл к Изабель, протянул ей руку. Нехотя она подала ладонь. Нужно быть послушной. Всего пару часов быть послушной. Улыбнувшись, мужчина мягко поцеловал костяшки её пальцев. Артисты аплодировали и что-то радостно восклицали на немецком. — В Clessidra нет француженок, — продолжил Призрак. — Кроме тебя и одного несравненного дарования. Знакомься, Изабель. Он подошёл к дирижёру. Женщина была одета в строгий чёрный костюм и завязала длинные чёрные волосы в такой тугой пучок, что у неё, наверное, натянулась кожа на лице. — Мадлен Жири. Сердце Изабель упало. Она похолодела, когда мадам Жири обернулась, ответила Призраку улыбкой, позволила поцеловать руку. На двадцать... нет, на тридцать лет моложе. Но те же величественные черты лица, тот же холодный взгляд голубых глаз, те же грациозные жесты, та же возвышенная аура. Когда Изабель была маленькой девочкой, она восхищалась звучным, полётным меццо-сопрано Мадлен Жири. Каждый раз после возвращения из театра, она пыталась петь её арии и каждый раз её тоненький голосок больше напоминал визги умирающего животного. Когда Изабель подросла и начала петь в хоре, слава Мадлен Жири гремела во всю мощь. Когда Изабель поступила в консерваторию, Мадлен Жири была её преподавателем академического вокала. Изабель старательно училась, у неё были лучшие результаты на курсе, и всё же она и не надеялась, что Мадлен запомнила её или хотя бы обратила внимание. Никто не верил в Изабель, в том числе и она сама. Никто её не замечал. Никому не были нужны её таланты, когда она сама была больше похожа на бегемота, чем на женщину. — Я так давно не слышала родную речь... — Мадам Жири, — прохрипела Изабель, сжимая пальцами подол юбки. В её голосе слышались слёзы. — Вы же умерли. Я... я была на ваших похоронах. Я положила цветы на вашу могилу. — Мадемуазель Идо, похороны так легко сфальсифицировать.., — Мадлен перевела взгляд на Призрака. — Мне в этом помог наш маэстро. По щекам Изабель побежали слёзы. — Ну что вы? Я вас так расстроила своим воскрешением из праха? — Нет, что вы? — Изабель опустила взгляд, часто дыша, тщетно пытаясь взять себя в руки. — Я... я просто... Она провела ладонью по лицу. Мадлен была так спокойна, так хладнокровна, и явно не подозревала, что смогла своим талантом изменить чью-то жизнь. И разрушить чью-то семью. — Мадам Жири... вы были невероятны на сцене Opéra Garnier. — Спасибо, дорогая, — женщина улыбнулась, поклонившись. — Вижу, у меня подросла достойная замена. Изабель мотнула головой, сморгнув слёзы. — Я всегда мечтала стать такой же, как вы, — выдохнула она. — Понятия не имею, как примой стала эта безмозглая выскочка Бланш Бувье. Глаза Мадлен округлились, на мгновение она забыла, как дышать. Изабель сжала губы и перевела взгляд на Призрака. — Я хочу выйти. На пару минут. Пожалуйста. — Natürlich. Мужчина вновь подал ей руку и впервые она была благодарна ему за это. Изабель стиснула его ладонь и шла следом, на каждом шагу боясь упасть.