Сенсибилизация

«a face watches every time I lie a face that laughs every time I fall (and watches everything)» — Linkin Park, «Papercut»

      На следующий день после того, как Томми вернул Олли его повседневности, Матела бросил оставшиеся силы, чтобы оторвать голову от подушки. Мужчина обнаружил себя замотанным в одеяло по самые глаза — согреться после того, как он замерз и уснул в скрытом от всех гараже его мучителя, представлялось невозможным. Каждая мышца тела ныла от усилий, приложенных к разрушению цепных звеньев. Перелив дверного звонка застиг Олли за поиском одежды: вчера он в полной деперсонализации выполз из душа полностью обнаженным и сразу спрятался в шорохе простыней. Тело тогда будто жило своей жизнью и двигалось из одного лишь автоматизма.       Матела замер и прислушался. Неизвестный продолжал добиваться его внимания. — Что вам нужно? — крикнул Олли.       Открывать он не спешил — ночной кошмар все еще кружил около него. — Доставка, — послышался незнакомый голос, озвучив название рабочей организации.       Олли знал наверняка, что это Лалли снова постарался для него, но ни одна окружающая душа не знала, как ломается жизнь Матела, и глупо было прятаться от человека, никак с трагедией его существования не связанного. Он распахнул дверь и действительно увидел доставщика в форменном костюме. Тот всучил растерянному хозяину квартиры упаковку и, без эмоций выдав заготовленные вежливые фразы, оставил Олли в одиночестве. Матела ознакомился с содержимым и нервно хохотнул: Томми, совершивший покушение на его свободу, заглаживал вину, решая покормить Олли! Вместе с благословенным чувством голода он ощутил тошноту. Однако, дар пришлось принять — ноги и руки ощущались ватными, неподъёмными. Немудрено — Олли не ел третий день. Вместе с тошнотой в нем вдруг проснулась иррациональная благодарность человеку, который превращал его жизнь в фильм жанра хоррор.       Томми не забрал его предсказуемо после работы: то ли действительно пожалел его и решил дать передышку, освободив от своего физического присутствия, то ли вынашивал еще более ужасающий план. Матела успокоенно выдохнул, когда не обнаружил внедорожник, в котором он ранее, бессознательный и связанный, ехал, чтобы стать пленником.       Олли пообещал себе демонтировать дверной звонок ко всем чертям, когда вечером его снова отвлекли от попыток погрузиться в сверхурочную работу. Пришедшим вновь оказался доставщик. Он с видимым облегчением сгрузил большую упаковку в руки хозяина квартиры, отдал дань обряду сервисной вежливости и сбежал. От тяжелой упаковки распространялся жгучий холод, и в руках ее держать было сложно и странно. Олли разорвал ледяную фольгу, заглянул внутрь и выронил ношу совсем. Кристаллы замороженной воды разлетелись по полу, мешаясь с большими шмоткàми красного мороженого мяса. Бесформенные кровавые куски довели тревогу Олли до пика. Это еще одно проявление навязчивой заботы или очередная попытка свести его с ума?       Что делать с, наверное, десятком килограммов животной плоти, он не представлял. Олли не придумал ничего лучше, как побыстрее спрятать странное подношение в морозильную камеру — мясо плотно забило пространство ящиков. У Олли, все же, кроме замороженной плоти была задача посерьезнее — он не только не знал, куда деть все это мясо, как обмануть бессонницу или запретить панике электризовать тело. Он не знал, как дальше жить.       Вообще, знакомство с Томми помогло Матела усвоить много уроков. Например, Олли научился вздрагивать от каждого звука и ценить тишину. Тревога стала доброй привычкой, которая постоянно, даже когда глаза пекло от бессонницы и сил жить не хватало, держала тело в готовности к обороне. Мир поблек, и слова потеряли смысл. «Где ты?» «Я жду тебя» «Я убью тебя» «Я люблю тебя»       Что бы ни написал ему Томми, все фразы сливались в единый гимн безнадёжности. Гимн этот звучал во снах под аккомпанемент лязгающих цепей и пронзительных криков, от которых закладывало уши. Олли толком не вчитывался в короткие послания. Он и так знал, чего хочет Томми. Его. Все его попытки связаться с ним и навязать отчаяние били точно в цель, загоняя Матела в панику.       Медленно тянулись дни, и на их протяжении почту разорвало от писем из техподдержки всех его соцсетей с одним и тем же содержанием о попытке входа на аккаунт, смене паролей или блокировке записей после произведённого кем-то взлома. Олли давно, еще до того, как тот решился его похитить, догадывался, что Томми, пообещав ему когда-то установить программы, блокирующие и вычисляющие злоумышленников, на самом деле подготовил все, чтобы захватить контроль над его сетевыми данными, а может, и не только над ними — Матела не знал обо всех способностях Томми. Мобильник Олли наверняка был беспрепятственно использован — на руку Лалли сыграло то, что Матела, прикованный к скобе, задыхался от паники в это время. Без вариантов, он уже начинил устройство некими скрытыми программами слежения или еще какой-нибудь дрянью.       Это прозрение Олли, не оставившее сомнения в том, что теперь всего данные его переписок, все файлы, все соцсети в доступе и под контролем у двуличного морального чудовища, совпало с нежданным приглашением Нико на тусовку выходного дня. Матела невольно подумал, позволено ли ему встречаться с друзьями, но быстро вспомнил, что решил твердо не допустить Томми отнять у него жизнь, потому решительно согласился.       Все номера, с которых Томми пытался до него дозвониться, все почтовые адреса и аккаунты, созданные во имя любви к Олли Матела, он блокировал, но Лалли всегда находил способы связаться с ним.       За день до встречи мессенджеры атаковали сообщения с одним и тем же содержанием. Каждое начиналось полным именем, далее ползли числа паспортных данных, указывался актуальный адрес и место работы. Нико, Йоонас, Сантери, Алекси, Йоэль, Кирил, Йоона — Томми нашел всех близких друзей Олли. Его тревога почти достигла пика, когда глазу стали доступны вложения: к каждому посланию крепилось смазанное фото упомянутого человека, явно сделанное самим преследователем, либо кем-то, кто ему помогал в грязном деле.       Матела не понимал нового послания, зашифрованного хаотичностью. Томми вновь ставит ему какой-то ультиматум или просто запугивает? С последней задачей Лалли справлялся на отлично — Олли из-за него почти не спал, опасался выходить из дома и по многу раз на дню проверял, не забыл ли он запереть дверь на все замки и не потрудилась ли уже над системой замков отмычка злоумышленника. Олли успокаивало только то, что у Томми нет и не могло быть доступа в его жилище — ключи от дома всегда оставались при нем, они тяжелили карман даже в те дни, когда Матела держали в гараже.       Олли отчаялся и… сам заговорил с Томми. «Чего ты хочешь?» — в сообщении смешалась надежда на определенность вместе со страхом оправдания худших ожиданий. «Хочу, чтобы ты отлично провел время на выходных, чего мне еще желать?»       Олли посланию не обрадовался. Все проявления Томми были не к добру, и нетрудно почувствовать, что слова сочатся иронией. Конечно, Томми не одобрял любых людей, которые могли посягать на внимание Матела, но наверняка не стал бы лезть с угрозами к целой компании. Вдобавок, подозрения Олли о том, что Томми уже знает о его планах, подтвердились. Чтобы препятствовать им, Лалли всегда может поступить очень просто — затолкать его в машину и запрятать в каком-нибудь вселенной забытом месте.       В день встречи Олли ждал, что Лалли заедет за ним, проконтролирует все его контакты и перемещения, и подивился тому, что тот не объявился и не запретил встретиться с друзьями вовсе. Томми ведь не трогал его всю неделю — только изредка писал сообщения. Внутри знакомо заскреблось нехорошее предчувствие — на что Томми пойдет в этот раз? Так просто оставит его в покое? Убьет по дороге?       Кажется, в этот раз опасность миновала — Олли преодолел все отрезки пути до места встречи, не получив от Томми ни знака.       Нико и Йоонас сняли лофт по случаю надуманного повода и созвали всю добрую музыкально-университетскую компанию, всего чуть больше дюжины человек. Лишь бы выпить, подумал Олли. На этот вечер он надеялся забыть о своем преследователе — сюда ему доступ закрыт. Почти все уже были в сборе. Йоонас активно изучал ассортимент бара и каждому гостю предлагал присоединиться к дегустации. В условиях полумрака Йоэль с Алекси совместными усилиями разбирались с техникой, чтобы включить караоке и усилители для инструментов: Алекси послушно подсвечивал фонариком телефона процессоры, динамики и проводки, пока уже слегка пьяный гиперактивный Хокка пытался приспособить кабели к нужным разъёмами. В какой-то момент Алекси психанул, вручил Йоэлю мобильник и принялся за дело сам.       Нико, уподобившись богатому устроителю светских приемов, по-хозяйски скользил между гостями, одновременно участвуя в горячих обсуждениях всех сбившихся в группки гостей. Появление Олли весьма обрадовало его, он широко и приветливо улыбнулся, и Матела искренне ответил тем же, заразившись его радостью. Видеть кого-то родного сердцу было особенно приятно, когда не знаешь, в какой момент тебе сломают жизнь окончательно. Нико для него давно преодолел статус друга и считался братом, частью семьи. Моиланен увлек Олли к бару и торжественно вручил одну из жестяных баночек с легко узнаваемым содержимым. — Ты как? — от взгляда Нико не укрылись тени под ясными глазами. — Случилось чего?       Олли нервно передернул плечами, на миг теряя маску праздной беззаботности и позволяя тревоге завладеть изгибом бровей и уголками губ. Да, случилось. Он пережил похищение, ужас быть убитым и сводящий с ума страх за близких людей. Еще Матела неусыпно преследовали, угрожали ему самому, его друзьям и даже семье; словом, пытались довести до сумасшествия и паранойи всеми возможными способами. — Работы много, — оправдался Олли, возвращая лицу непринужденное выражение. — У тебя что нового?       Моиланен недоверчиво прищурился на заявление друга, но продолжать допрос не стал. Мучительно хотелось ткнуться в плечо Нико и вывалить все, что происходило последние дни. Но нет, Олли не мог поделиться этим. Может, чуть позже, когда найдется способ ускользнуть от Лалли, и эта история растворится в прошлом.       Иногда Олли думал о том, кому стоит молиться, чтобы Томми Лалли наконец сдох в мучениях и оставил его в покое. Приходила мысль, что от этого дьявола его избавит только смерть, но чья? Идею наложить на себя руки Олли пресекал в зачатке. План убийства Лалли он рисовал в воображении только для того, чтобы успокоиться и поверить в возмездие, и всерьез никогда не думал о лишении Томми жизни. Нет, Олли никогда не станет таким же зверем, как он. — Нашли с Алекси недавно на концертной площадке хорошего парня, разрулил нам проблемки с организацией, — похвастался Нико, переключаясь, — вроде как бизнесмен. Подумал, что захочет присоединиться к группе, потому позвал его к нам. Познакомитесь, подружитесь, — он бодро ударил своей баночкой с пивом о баночку Олли, и неуемная перспектива на экстраверсию увлекла его к следующей компании.       Нико все не терял надежды на стабильность состава их местечкового бэнда и давно хотел снова записывать песни. Моиланен желал, чтобы все члены группы были ему друзьями, оттого наемные музыканты его не устраивали. Ходили слухи, что у Нико есть тексты и наброски партий, но тут даже Йоонас, подобравшийся к Моиланену ближе всех, разводил руками.       Олли приметил Йоонаса, загружающего лед в ведра для охлаждения бутылок спиртного, и подплыл к нему. Порко, конечно, не вспомнил об окончании вечера в клубе — Томми и до крайности встревоженный Олли легко стерлись из его памяти следующим же утром. Йоонас не изменял своей бесцеремонности, и вместо приветствия притянул друга к себе, ледяными руками сжав его в медвежьих объятиях. Матела поморщился от холодного касания и ответно обернул руками тело Порко, прикрыл глаза. Он любил прикосновения за дарованную ими молчаливую поддержку.       Олли, слегка отстранившись, тихонько поинтересовался: — Ты ведь говорил с Нико о переезде?       Взгляд Йоонаса прояснился: весь он, и так перманентно лучащийся энергией и жаждой жизни, засиял от счастья. — Он согласился, Олли, действительно согласился! Я перевез его вещи к себе в тот же день, — Йоонас расплылся в улыбке от нахлынувших воспоминаний. — Конечно, трудности возникают, без трудностей никуда… Но мы справляемся. — Ты еще предложение ему сделай, — Олли добродушно хмыкнул.       Йоонас улыбнулся, но секундой позже и вправду задумался. В таком состоянии его обнаружили Алекси и Йоэль; они сладили с техникой и присоединились к друзьям. Каунисвеси, которому повезло из глубин сердца слышать голос эмпатии, постоянно обращал внимательный, из-под чуть сведенных к переносице бровей, взгляд на Олли, будто неосознанно замечал в нем перемену к худшему, и глобально никак не мог понять, что же с ним не так.       Энергичный приветственный вопль Нико послышался откуда-то со стороны входа — Олли не обратил на него внимания. Сломанный проигрыватель паранойи включил в голове запись знакомого низкого голоса и поступи.        Кто-то остановился прямо за плечом Олли. — Хей, помните, я рассказывал об одном крутом парне? — задорно произнес Нико. — Томми, будем знакомы, — голос мужчины заставил Олли вздрогнуть и напрячься всем телом, помнившим холод гаража и ужас неизвестности.       Матела хотел ускользнуть, не привлекая внимания. Невидимо для всех, Томми положил руку на его спину и остановил мягким давящим прикосновением, не позволив сбежать. Олли послушался, но двинулся от него, чтобы уйти от прикосновения — место, где лежала ладонь Лалли, горело огнем.       Лица его друзей озарялись дружелюбными выражениями, и Томми уделил внимание всем, ни словом, ни жестом не выделив из общей толпы Олли. Будто не он до клиники повернут на Матела. По крайней мере, Лалли вряд ли станет причинять ему вред при свидетелях. Правда? Томми, как любой сознавающий реальность человек, не желал портить репутацию, скрывал от общественности все, что творил с Олли, и Томми же, как любой сумасшедший, был непоследователен и впадал в крайности. Он вгонял несчастную жертву в ужас и недоумение сообщениями, от которых не существовало спасения, кроме смерти. Настроение Лалли менялось по щелчку пальцев, словно он никак не мог выбрать стратегию завоевания между истязанием шипованными кнутами и приманивание самыми сладкими пряниками, и оттого Олли попеременно был для Томми лучшим другом и скверным предателем, нежным возлюбленным и жестоким дьяволом, светлым ангелом и распоследней шлюхой.       Этим вечером Олли почти не пил, чтобы сохранить контроль над разумом и телом на случай, если нужно будет защитить себя. Он окунался в весёлый щебет друзей и, как мог, отстранялся от кружившего рядом хищника. Томми к нему и его компании на вечер не лез, но Матела ощущал на себе его тяжелый взгляд, а гнетущая аура пригибала к земле.       Когда Йоонасу, светившему в любой компании ярче софитов и равному наводимой им шумихой оркестру, надоело вместе с Алекси орать в микрофон песни в караоке и мучить перегруженную электруху в дуэте с басом Олли (Матела сам предложил, соскучившись по концертному драйву и вниманию), он рассудил, что все присутствующие в нужной кондиции для компанейских игр, которые, к счастью, забываются, как страшный сон, и на смену их веселому послевкусию вместо стыда приходят головная боль и благословенная потеря памяти. — Бутылочка, друзья! — задорно проорал Йоонас, победно вскинув руку с зажатой в пальцах пустой стеклянной бутылкой.       Он никогда не видел ничего предосудительного в откровенных прикосновениях, тем не менее, считался с ревностью Нико и старался лишний раз ее не будить. С его же подачи решили, что к тем, кто в отношениях, никто с языком не лезет. Олли ужасала сама возможность оказаться с Лалли в одной игре, не то, что целоваться с ним. Томми не только проник в его повседневную жизнь, но и пробрался к друзьям, его второй семье. Лалли и так достаточно долго навязывал Олли свою странную игру, постепенно превратив его в параноика, оттого поцелуй с ним Матела не переживет.       Олли стал частью устроившегося на полу кривоватого круга из людей, собравшихся испытать судьбу. Он не слишком следил за ходом игры — главное, что к нему не прикасались. Йоонас поцеловал (хотя, скорее, лизнул) кончик носа Кирила под пристальным взглядом ревнующего Нико; Алекси и Йоэлю пришлось целоваться по-настоящему, а потом они изумленно смотрели друг на друга весь вечер. Олли даже растерялся, когда горлышко бутылки повернулось к нему. Донышко указывало на Сантери Коппело. Матела выдохнул и игриво поманил его пальцем к себе — в целом, Сантери был ему симпатичен. Тот рассмеялся и потянулся к Олли. — Олли, кстати, в отношениях, — Томми внезапным фактом припечатал игроков; голос его звучал грубо и ядовито. — И когда ты собирался об этом рассказать?! — послышалось со стороны Алекси.       Олли натянуто улыбнулся и, чтобы не привлекать еще больше внимания, мимолетно коснулся губами острой скулы Сантери. Матела с опаской поднял глаза на Томми, угадал момент — тот направил на него взгляд, исполненный чистой яростью. Он, впрочем, быстро взял себя в руки, но к Олли запоздало пришла мысль, что Лалли может навредить не только ему — Сантери, случайно выбранный для поцелуя, оказался под угрозой.       Дальше бутылку крутили еще несколько раз. Олли везло, его очередь не наступала, и он совсем успокоился, насколько это было возможно рядом с Томми; потому, когда Нико объявил последний заход, Матела безмятежно делал последний глоток виски: граненый стакан преломлял мир, и свет в гранях окрашивался в радугу. Бутылка тем временем медленно развернулась донышком к нему.        Горлышко указало на Томми. Вот черт. Сама идея прикосновений к Лалли отвращала; Олли боялся его, одного его присутствия рядом, звуков его голоса. Томми похлопал себя по коленке, словно подзывая домашнего кота, так приглашая приблизиться. Олли не сдвинулся с места — каждая мышца заледенела. — Олли, кончай ломаться, мы не закончим, пока вы не сделаете это, — подбодрил его Юха и дружески-сокрушительно хлопнул по плечу, мол, не дрейфь. — Да, Олли, иди ко мне, — с безмятежным спокойствием позвал Томми.       Олли почувствовал себя связанным по рукам и ногам буйным сумасшедшим среди сочувствующего общества здоровых людей. Он поднялся с места, сделал пару нетвердых шагов и опустился на колени рядом со своим кошмаром. Томми склонился к нему, оставил невесомый поцелуй рядом с углом челюсти и едва слышно, одними губами, почти без воздуха, шепнул: — Я тебя люблю, ты знаешь.       Олли обожгло желание содрать с себя кожу или разреветься.        На них быстро забили. Только Алекси порывался узнать, чем Томми так не устроил Олли, озадаченный моментом мертвенной бледности друга. После игры остались только алкоголь, разговоры и время для прощания с гостями, которые уже начинали разъезжаться. Матела выскользнул из лофта, не сильно надеясь, что Томми не последует за ним. — Я тебя подброшу. — Я вызову такси.       Томми хватанул его за запястье и вырвал из пальцев мобильник, с которого планировалось заказать машину. Олли снова почувствовал себя беспомощным, бесправным, безымянным. — Знаешь, на том моменте, когда ты появился в лофте, исчерпался ежедневный лимит издевательств надо мной, — заметил Матела; он злился на безраздельную власть Томми и хотел хоть как-то уколоть его. — Брось, волшебный был вечер, — мечтательно протянул Лалли, — мне и не снилась такая удача. — Хватит прикидываться, ты бы попытался добиться своего и без идиотской игры, — Олли эта подлая двойственность и на людях, и с ним наедине безмерно раздражало.       Невыносимо играть в чужие игры, когда не знаешь правил. Утешало одно: все партии рано или поздно заканчиваются. — Я читал, что на принуждении здоровых отношений не построишь, — вполне серьезно выдал Лалли без тени насмешки.       Олли истерически хохотнул и забрался в салон авто. Там Томми вернул ему мобильный и спровоцировал погружение в саморефлексию. Стоит ли поднять разговор о Сантери, который получил поцелуй Олли? В опасности ли он? Нет, наверно, не нужно — Томми может расценить это как волнение за объект любви. Он вообще теперь не упоминал при нем других людей, но теперь прощупать почву стало необходимым. — Зачем тебе данные о моих друзьях? Тебе же нужен я, а не они, — Олли попытался вложить рациональное зерно в сумасшествие между ними. — Я воспользуюсь всем, что поможет добиться твоего смирения, — Томми пожал плечами, — если хочешь меньше переживать о них — будь умничкой и без вопросов иди ко мне после работы. Я жду, ты же знаешь.        Олли стиснул зубы, не ответив — его согласие или отказ ни на что не повлияют. Тут оставалось только послушаться и принять условия психопата. В конце концов, у этой охоты только два исхода: неудача хищника или смерть добычи. — Мне не нравится, что Йоонас лезет к тебе, — вдруг выдал Томми, сводя брови к переносице.       Матела возмущенно фыркнул. — Он и Нико вместе. Он лезет ко мне, чтобы поговорить в основном о Нико, — ровно произнес Олли, краем глаза замечая, как плечи Томми расслабляются и распрямляются во всю свою косую сажень.       Лалли заметно успокоился, погасил пламя в глубине зрачков и сменил раздражение на милость. — Прости, что не заезжал за тобой всю неделю — дела.       Олли сдержал себя от усмешки и шутки про то, что Лалли сбавляет обороты и ленится кошмарить его с прежней интенсивностью: если дела включали взлом его интернет-пространства и запугивания, то много времени это наверняка не заняло. Искреннее извинение Томми тоже позабавило бы его, если бы не звучало, как издевательство. Но пришлось держать рот на замке. — Я скучал по тебе, — продолжал Лалли.       Он с нежностью поглядел на своего пассажира сквозь зеркало. Олли отвернулся и сильнее вжался в кресло, вдруг всем телом ощутив липкость этого взгляда.       Этот взгляд заставлял теперь Олли подолгу задерживаться на работе. Матела с особой тщательностью работал со всеми музыкантами на записи, по тысяче раз перепроверял сведенные треки и не оставлял задачи на следующие дни. Он нередко сам вызывался на выезды со звукоинженерами в концертные залы, даже если раньше изменение обстановки в течение рабочего дня не приветствовал. Матела приходил раньше всех, не сумев найти себе место во времени, освобожденном ото сна невозможностью заснуть крепко и надолго, и уходил позже всех, чтобы не оставаться один на один с собой и со страхом за жизнь. Телефон ежедневно разрывался от сообщений Томми вроде: «Где ты?» «Мое терпение заканчивается» «Иди ко мне, я ничего тебе не сделаю» «Снова появилось желание отправиться в лес на уик-энд?» «Ты не думаешь о последствиях» «ГДЕ ТЫ???»       Олли проигнорировал каждое из них, продолжил покидать работу ближе к полуночи. Злой Томми, жизнь которого, казалось, зависела от того, как долго он не видится с объектом своей сумасшедшей любви, неизменно ждал его, насколько бы Олли не задержался, грубо хватал запястья, выворачивая руки, и насильно вел не оказывающее сопротивления тело к своей машине, постепенно смягчая хватку до объятий. В его сильных руках Олли едва не плакал от унижения и отвращения. Он хотел бы, чтобы так его касался человек, которого он любит и желает, а не… Не его ночной кошмар, славший ему все больше угроз.       Одно из его посланий убедило Олли больше всех обещаний пристрелить его. Томми поразил его новым проявлением своей мании, но не сам, а скинул новостную статью с заголовком: «Половая психопатия: насильственная сексуальная преступность»       В тот день тело Олли все-таки не выдержало. По тонкой организации органов ударило то, что он забывал пообедать, почти не спал от перманентного ощущения опасности, а сейчас был загнан в угол угрозой. Лалли решает перейти к последнему этапу — сломать его окончательно. Высоковольтные линии нервов закоротило — Олли прочитал заголовок и на грани с тишиной услышал неясный звук знакомого голоса из общего для офисов коридора здания.       Он почувствовал, что задыхается — Томми пришел за ним. Бежать было некуда — окно в студии замуровано, запасных выходов комнатушка тоже не содержала. Он принялся искать ключ, чтобы защитить себя хоть как-то, но не нашел его на краешке стола, куда бросал обычно. Шумные глубокие вдохи дарили больше кислорода истощенному сердцу, и оно, напуганное, билось сильнее. Трясущиеся руки и бегающий взгляд обшаривали рабочий стол, каждый кусочек пола, диван, полки, и чем дольше Олли не обнаруживал ключа, тем глубже он впадал в отчаяние и тем сильнее становилась боль в груди. Пространство попеременно сужалось до точки и в следующую секунду расширялось до размеров необъятной вселенной. К спине липла от внезапно выступившего горячего пота футболка. Олли будто сходил с ума, и все системы были перегружены. Разгерметизированные артерии с бешеной скоростью гоняли по телу адреналин.       Мир снова сжался до сияющей точки, и в голове мелькнула мысль удавиться — но материалов под рукой не оказалось. Мир резко распахнулся до тревожного беззвучного космоса, и Олли переключил внимание с ключа на новые ощущения своего тела. Тремор колебал руку, которой Матела притянул из угла комнаты ведро, по которому растекся черный полиэтилен, к себе, и болезненный спазм поразил Олли — его вырвало от панического приступа. От боли в горле, нехватки воздуха и безысходности глаза жгли слезы. А Томми, вознамерившийся его добить, так и не появлялся.       Тело Матела перетерпело последние спазмы и пришло в норму. Он отдышался, поднял голову и увидел, как блеснул забытый в замочной скважине ключ. И вокруг стояла тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием Олли. Он на ватных ногах достиг выхода и вывалился в коридор. Пространство было темно, но пустынно — преследователя нигде не было. Паранойя довела Матела до слуховых галлюцинаций. Он еще раз осмотрелся, вернулся в комнату за полиэтиленовым мешком, чтобы избавиться от последствий сбоя, и побрел к уборным. Холодная вода из-под крана, залившая язык, десны и лицо, показалась благословением.       Время приближалось к раннему утру — он здорово задержался, но и выйти после непрозрачного намека от Томми тоже не мог, не мог психологически, боялся не справиться, сломаться и быть сломанным. И прятаться здесь вечно нельзя было — Олли хотел позвонить Йоонасу, попросить, чтобы тот приехал и забрал его. Матела добрался от уборных до студии, упал на диван и взял в руки мобильник. Пространство вокруг темнело по краям, мозг не мог вспомнить, какая иконка на рабочем столе нужна ему, прямоугольники клавиатуры ускользали от взгляда и смещались. Мигрени со зрительной аурой у Олли не было давно — со времен учебы. Он психанул и бросил мобильник, который отпружинил от диванной подушки и сполз на пол. Олли было все равно — он на минуту прикрыл глаза.       Таким и обнаружил его начальник рабочим утром — встрепанным, с кругами под глазами, раскинувшим руки и ноги в неудобной позе и умудрившимся заснуть. Когда Матела позвали по имени, он вздрогнул и распахнул глаза. Белки были красными от лопнувших капилляров, оцарапанное горло все еще болело. После неубедительной лжи Олли о том, как он просто заработался, доводя до идеала особенно интересный проект, и случайно заснул, он принудительно отправился домой, а на его место срочно был вызван другой звукорежиссер, давно рвавшийся на стажировку — не отменять же записи музыкантов. Олли возражать не стал — днем Томми вряд ли решился бы караулить его. Резко стало все равно на угрозы преследователя — пусть он уже убьет его, и дело с концом.       Матела добрался до дома, едва не заснув в такси, и быстрее спрятался в шум капель горячей воды. Мигрень тоже проснулась и теперь навязчиво била по затылку, сводя Олли с ума.       Он вышел из душа и, взяв мобильник в руки, подивился тому, как бесстыдно и напоказ Лалли каждый раз демонстрировал свою власть над его жизнью, когда не шифровался, что отслеживает его геолокацию. Мужчина настойчиво интересовался: «Что-то случилось?» «Почему ты не на работе?» «Ответь, иначе я приду к тебе»       Поток сообщений не позволил просмотреть до конца поступивший звонок. Матела на автомате едва не сбросил его, но истощенному мозгу казалось, что им с Олли терять нечего. Он ответил. — Ты испытываешь мое терпение, — Томми был разозлен, — почему ты не поехал домой? — Из-за тебя, — голос Олли звучал хрипло и слабо. — Олли, ты в порядке? — настроение Томми за мгновение сменилось на противоположное, подстроившись под объект любви.       Путь от ярости до сожаления никогда не казался таким быстрым, но Лалли сломал шаблон. Матела не рассчитывал на жалость. Сама идея сочувствия от Томми представлялась ему противной. — У меня просто выходной. — Ты меня обманываешь, — Лалли не стал играть с ним в доверительные отношения. — Ну разумеется, — Олли не нашел в себе желания отпираться и сбросил вызов.       Вскоре отчетливо заголосил дверной звонок. Глухой голос Томми вещал что-то за подъездной дверью, просил увидеться с ним — или это снова была слуховая галлюцинация, настойчивее обыкновенного его сопровождавшая. Олли не имел сил, чтобы хотя бы дойти до зала и начать отвечать. В сознание влезла ночная угроза насилия — но Олли начал сомневаться в себе. Да, Томми касался его интимнее, чем ему было позволено, но никогда напрямую, когда все карты были открыты, не говорил, что хочет чего-то такого от него. Матела поймал себя на мысли, что сам придумывал себе ультиматумы, сам дорисовывал в воспаленном мозге громкие сцены, сам навязывал себе фантомную боль. И, может, это он виноват во всем, происходящем вокруг него. Олли терялся и не знал, чему довериться — своим предчувствиям, любви Томми или надежде, что рано или поздно он очнется в постели и поймет, что все это все ему пригрезилось. Переживания замучили в край: Олли забрался на постель, забился в угол между спинкой кровати и стеной и накрыл себя одеялом с головой. Мягкая защита отрезала Олли от света, от звуков, от прикосновений. От Томми.       Мир вновь расцвел перед глазами Олли поздно вечером. В затылке все еще глухо пульсировала мигрень. Было тихо. Удивительно тихо для человека, который вывел из себя психопата. Но отмечать данное обстоятельство было поспешным решением — мобильник беззвучно разрывало от сообщений, отправленных внезапно не Томми. Олли напрягся.       Дисплей заполнили голосовые сообщения Йоэля, записанные в из общий чат. В уши ударил взволнованный, оттого громкий голос, вступавший в партию шума ветра. Известия наотмашь ударили Олли по лицу. — Короче, Алекси под арестом. Его держат в участке уже пару часов, — Йоэль приправлял речь крепкими, грубыми словами, и Матела разделял его гнев и беспокойство, — сам толком не знает, за что взяли. Просто остановили машину на выезде их города и нарыли в багажнике какую-то запрещенку. Даже не сказали, что именно нашли. Ясно, что проплаченная подстава, но непонятно, от кого, Алекси тоже не знает. Больше на связь не выходит, мобильник отобрали, — это Йоэль отвечал на отправленный в чат вопрос разом активизировавшегося Нико, — разрешили сделать только один звонок. Шнуркам его пока сообщать не будем, думаю, Алекси этого не захочет. Сами попробуем зарешать проблему, там посмотрим. Он рассчитывает на нас.       Матела немедленно подключился к общему решению проблемы. О, он точно знал, кто за этим стоит. Поэтому решительно отписался в чате, где уже рассчитывали сумму, которую можно предложить за освобождение Алекси, что свяжется с «хорошим» влиятельным знакомым и узнает, что можно сделать.       Конечно, Алекси рассчитывает на них. И Олли не подведет его.       Матела не представлял, что когда-нибудь по доброй воле снимет со знакомого номера блокировку и захочет поговорить с Томми Лалли. — Арест Алекси — это твоих рук дело? — напал Олли вместо приветствия.       Лалли на том конце издал одобрительный смешок. — Я знал, что ты быстро поймешь, что к чему, — от похвалы Томми неприятно заскребло в груди. — Сколько ты хочешь за освобождение Алекси? — Олли решил придерживаться строгой манеры до конца. — Я хочу только тебя, — Томми обыденно легко признался ему в чувствах, — знаешь, ты намного ценнее.       У Олли упало сердце. — Что мне нужно сделать? — его страшные опасения претворялись в действительность быстрее, чем он полагал.       Томми немного помолчал в динамик — Матела даже почудилось, что он сбросил вызов. — Принять душ и открыть мне дверь, ничего сложного, — ровно проговорил Томми, исключая даже намек на насмешку. — Ты не посмеешь, — решительно ответствовал Олли, убеждая больше себя, чем уговаривая мучителя. — Хоть что-нибудь, кроме этого, пожалуйста?        Больше он говорить не стал — дрожащий голос выдал бы его, за секунду разогнавшегося от фонового беспокойства до истерики, с головой. — Ничего, Олли, — проговорил Томми с особенной лаской и удовольствием, — больно постараюсь не делать, если не будешь рыпаться, не переживай. Дай мне около получаса, и я приеду, ладно?       Матела понимал, что его ответ ничего не решит, потому прикусил язык и сжал дрожащими руками мобильник. Он поднялся на подгибающиеся ноги и зашагал в ванную, с трудом узнавая собственный дом. Стопа случайно запуталась и потащила за собой толстый черный кабель от процессора, змеящийся по полу. Олли подавил в себе мысль повеситься — Алекси это не поможет.       Горячая вода упала на него сверху; капли не несли прежнего успокоения, нежно поглаживая — они клинками сыпались и впивались в кожу, обжигали, добирались до костей. К потолку поднимался жаркий водяной пар, но тело била крупная нервная дрожь, будто Олли окунули в ледяное озеро и никак не давали всплыть, чтобы он наконец расстался с последним кислородом и потонул.       Олли со странным отвращением прикасался мыльными руками к своей коже. Бритвенный станок задорно блестел лезвиями, умоляя взрезать венку на запястье. Матела на минуту завис взглядом на лезвиях, но вовремя себя остановил от разрушительной затеи. Он переживет. И отомстит, если повезёт. А сейчас, пока вода с мыльной пеной отказываются спорить с гравитацией, сбегая вниз по бедрам и лодыжкам, деваться некуда. Полотенце отчего-то кололось и норовило выпасть из рук. Длинная, до середины бедра, футболка с раскрошившимся лого какой-то рок-группы прилипла к коже. Влажность сильнее затянула волосы Олли в кольца. Каждая мышца тела была напряжена, и чувства обострились. Оставалось только ждать и молиться, чтобы все закончилось побыстрее. Или чтобы у Томми Лалли навсегда остановилось сердце по дороге.       Звонок заставил его нервно вздрогнуть. Олли, чувствуя себя приговоренным к казни, на деревянных ногах дошел до двери. Глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. Повернул ключ в замке. Механизм со щелчком открылся и позволил знакомому мужчине войти.       Олли не поднимал на него взгляд, смотря в пол, а потому видел только мыски грубых ботинок и свои босые ступни. Томми не произнес ни слова, только подошел к нему, протянул руку и с нежностью захватил его ладонь своей. Потянул за собой, быстро сориентировавшись в двух комнатах Олли. Матела повиновался и послушно зашагал за своим мучителем. Кисть пришлось напрячь, чтобы она не дрожала позорно в руках Лалли. Томми завел его в спальню и за руки развернул лицом к себе, так, что Матела уперся пустым взглядом в мощную грудь своего мучителя.       Он легким движением отвел завитки волос от красивого побледневшего лица, подцепил за подбородок и потянул вверх, призывая закинуть голову. Они схлестнулись взглядами — глаза Олли, отражающие безучастность и отчаяние снежной пустыни, смотрели в глаза Лалли, где зрачок вытеснил радужку, и ясный лед в ней плавился от эйфории на грани с сумасшествием.       Томми подцепил край его футболки и потянул наверх, попутно проводя руками по ребрам: Олли хорошо чувствовал, с каким аппетитом и нетерпением скользят по его коже кончики чужих пальцев — те тоже слегка подрагивали, оставляя на нем невидимый пунктир. Матела поднял руки, чтобы вылезти из рукавов, и Томми жарко, с придыханием обожания, шепнул ему: — Умница.       Олли захотелось ножом вырезать себе плоть в местах, где его касался Лалли, и закричать.       Отбросив футболку подальше, Томми подтолкнул его к постели, надавил на голые, в родинках, плечи, принуждая опуститься на краешек. Занял место рядом, провел кончиками пальцев по замерзшей коленке. Матела не справился с нарастающим ужасом и резко свел ноги вместе — обнаженные ляжки ударились друг о друга с мягким хлопком. Матела прикусил щеку изнутри и на несколько секунд прикрыл глаза. — Так дело не пойдет, — голос Томми стал вдруг очень глубоким, и низкие частоты проникали в Олли вибрациями.       Мужчина поддержал его за локоть, побуждая подняться с постели вместе с собой, развернул спиной к себе и несильно подтолкнул так, чтобы Олли встал на матрац коленями и уперся в него ладонями. Фаланги чужой руки чувственно и ненавязчиво пересчитали позвонки от крестца до шеи, заставив Олли прогнуться в спине, а кожу — изойти мурашками. Горячая ладонь остановилась между острыми лопатками и настойчиво надавила. Матела, признав бессилие, подчинился и лег грудью на одеяло, уперев лоб в сложенные руки. От того, что он одновременно стоял на коленях и лежал грудью на постели, спина сильнее поддалась гибкой геометрии и изобразила соблазнительный изгиб. Где-то сзади прерывисто вдохнул Томми, не справляясь с эмоциями.       Олли почувствовал, как кончики чужих пальцев коснулись внешней стороны притягательных, приятно мягких и плотных бедер, мучительно медленно проследовали к тазовым косточкам, провели по ткани боксеров, переместились на талию и ребра. Одна рука скользнула на шею, дошла до кудрей, зарылись в них, сжала пряди и немного потянула. Натяжение на мгновение отозвалось в Олли нежданным удовольствием.       Хватка внезапно усилилась, из нежной превращаясь в повелевающую. Олли зажмурился и тихо зашипел от боли, двигаясь назад, в направлении тяги, чтобы уменьшить неприятные ощущения. Томми подхватил его, положив ладонь другой руки в район диафрагмы, и помог выпрямиться — голые лопатки соприкоснулись с грудью Томми, стоящего позади. Их сердца бились одинаково быстро и гулко. Хватка на волосах исчезла, нежданное мягкое касание губ пришлось на родинку под левой лопаткой — на месте поцелуя тут же расцвел жар. Горячее дыхание обожгло кожу за ухом, и по телу Матела вновь разбежались предательские мурашки. — Больше не бегай от меня, усвоил? — Томми понизил голос до полушепота и дождался покорного кивка. — Я люблю тебя, ты знаешь.       Ласковый, до сумасшествия влюбленный тиран погладил Олли по щеке и оставил горячий и вместе с тем невинный поцелуй на изгибе шеи. Взял его руку в свою, поднимая к лицу, и нежно поцеловал костяшки пальцев жертвы. Мгновением позже обнаженной спины коснулся холод — Томми отстранился и несильно толкнул Матела обратно на постель, завершив странную прелюдию.       Олли угадал, что Лалли начнет стягивать с себя одежду, а потом примется за него. Глаза застелила мутная пелена от обиды, отвращения и страха, пальцы нервно стиснули простыню. К горлу знакомо подкатила тошнота от нервного ожидания боли. Олли ушел в себя, чтобы отключиться от происходящего, и взгляд его на минуту расфокусировался. Слух воспринимал глухие шорохи и будто отдаляющуюся поступь. Быть Олли — так же странно, как следить в безвоздушном космосе за взрывом звезды, преобразующейся в сверхновую, и не слышать рева высвобождаемой силы или шума разрушения материи, потому что в космосе не бывает звуков. Быть Олли — беззвучно кричать и не быть услышанным.       Из-за концентрации на отсутствии реальности, он даже не сразу осознал, что Томми рядом нет.       Матела сморгнул пелену и удивленно осмотрелся по сторонам, ища угрожающую фигуру, чужую одежду, хоть какие-то признаки того, что Лалли был с ним. Но детали пространства ничем не выдавали Томми, и уши закладывало от окружившего его молчания. Олли встал, добрел до прихожей. Позвал тихо: — Томми?       Наэлектризованная тишина не дала вразумительного ответа. Зато знакомый спазм свернул внутренности в узел, и Олли едва успел по стенке добраться до ванной — там его вывернуло наизнанку. Отплевываясь от соленой слюны, он пропустил трель рингтона. Олли выровнял дыхание, пару раз набрал холодной воды в рот, умыл лицо и сразу перезвонил Алекси. — Да? — просипел Матела в трубку. — Олли, — голос Алекси звучал устало, но радостно, — не знаю, что ты сделал и к кому обратился, но я у тебя в долгу! — Где ты? — уточнил Олли.       Тиски страха понемногу отпускали его, и мышцы расслаблялись после длительного напряжения — Олли сполз по стенке на холодный кафельный пол. — Уже на свободе, — сообщил Алекси, — меня без объяснений отпустили около получаса назад. Йоэль забрал меня из участка. Сейчас едем на штраф-стоянку за моей машиной. Выяснить бы только, кому я не понравился… — Ошибка, — резко оборвал его Матела, решая замять дело — Алекси не представлял, в конфликт с каким человеком ввяжется, если начнет расследование, — это была ошибка, я выяснил.       Олли не стал слушать ответ друга и отключился. Матела предстояло еще осмыслить то, что он согласился на близость с Томми ради Алекси, и завести себя в новый лабиринт в поисках ответа, почему Лалли не стал пользоваться положением. Память откинула Олли на полчаса назад и вновь заставила посмотреть в глаза, сияющие неподдельной страстью, темным вожделением и несказанной нежностью. Неужели Томми действительно…       Олли с удивлением ощутил сочувствие.