Пусанский персик (часть 1)

-Кристофер, зайчик, ты чего так смотришь на меня? У меня на лице мороженое? – Чону улыбается маленькому альфе, что склонил голову вбок, цепким взглядом изучая каждую маленькую деталь на лице омеги. -Не, ты просто красивый. – Вот так просто. Кристофер не испытывает никакой неловкости, выражая чувства к тому, кто стал ему хорошим другом. На самом деле, он и папой-то его называть не собирался, не хотел. И сейчас не хочет. Это он Хёнджина с удовольствием отцом назвал. А назвать Чону папой было интересной многоходовочкой маленького альфы, который таким образом решил подтолкнуть ещё ближе друг к другу альфу и того, на кого этот альфа смотрел с благоговением. -Спасибо, зайчик, - Чону улыбается, даже не обращая внимание на то, что ребёнок ни разу не назвал его папой: успеет ещё, зачем торопить. Он всё ещё не знает, что малыш сказал это только Хвану, будучи уверенным, что тот его не выдаст. О да, план его удался: Кристофер счастливо зарылся в подушки прошлой ночью, притворяясь спящим, когда услышал, как Чону наконец зашёл в спальню к альфе. – Доедай и пойдём домой скорей, там Хённи ждёт. Вернувшись домой, Кристофер, обняв и поцеловав Хвана, сразу же побежал к себе в комнату изучать новые книжки и читать о динозаврах, оставляя наедине пару. Неловкая пауза была нарушена тактичным кашлем Хёнджина: старший должен сделать первый шаг, если младший не в силах рискнуть. -Я смотрю, вы хорошо провели время. -М-м…Ага. – омега прячет взгляд, не зная, что говорить: его течка вот-вот наступит, и он без понятия, что делать. Он хочет предложить альфе свой переезд на некоторое время, но ему до ужаса неловко это делать. -Твоя ваниль стала слаще. – Хёнджин подходит к омеге, без скрытых подтекстов просто вдыхая его аромат, убаюкивающе укачивая его в руках. -Скоро течка… - Чону опускает глаза, утыкаясь ему в грудь лбом, мечтая испариться из его рук, непривыкший к ласкам родного человека. – я не буду тебя стеснять, я… я поеду наверно к себе в квартиру? -Ты не хотел бы остаться? – Хван мечтает, молится, чтобы Чону сказал да, но он лишь выдаёт: -А Кристофер? Дом большой, но всё равно как-то… где ребёнок… -Ты мог бы пить подавляющие чаи, Чону, а по ночам расслабляться. – Альфа ластится, гладкой щекой потираясь о его макушку. -С тобой? – Чону сглатывает, поднимая голову, всё ещё весь раскрасневшийся. -Со мной. – Хван шепчет, боясь озвучивать это громко. Ему не верится, что это происходит сейчас на самом деле. – Доверишься мне? Омега молчит с минуту, продолжая таять в объятиях Хёнджина, а потом губами прижимается к его груди, ещё тише произнося маленькое короткое “да”. Чону устал отгонять от себя течку, устал сам страдать от неё, ждать непонятно чего. Рядом стоит идеальный альфа, которого он знает всю свою жизнь, и которому доверяет больше, чем самому себе. Так почему же он не может позволить себе это сделать? -Я буду осторожен. Я помогу тебе. – они оба знают, что никогда не были близки ни с кем, предпочитая одиночество, и нет никакого смысла стоять сейчас и врать тут о своих достижениях, обещая невероятное наслаждение. Всё, что они могут- это попытаться прислушиваться к друг другу. И они сделают это. *** -Па, ты пока спишь? -Чимини, солнышко моё, дверь с обратной стороны прикрой, я пока только сдохнуть хочу, - Сокджин хнычет в подушку, скучая по Намджуну, жадно вдыхая его аромат с неё. Он не встал даже после одиннадцати утра, и Чимина это здорово насторожило. Это не то, что редкость, это они уже ступили на тропу зоны фантастики. -Папуль, у тебя болит что? Может, мне лекарства какие принести? – Чимин всё же подкрадывается к старшему омеге, гладя его по плечу: Сокджин сжался в комочек, и плачет в обнимку с подушкой, шмыгая в неё носиком и отказываясь выпускать из рук. -Нет, солнце, я просто… я не знаю, эмоциональный… На Джуни свалилось так много работы после отпуска, а я не могу без него и дня…слишком привык ,что мы неразлучные были эти три месяца… - Сокджин сопит, обливаясь слезами и наконец выпуская подушку из рук, протягивая свои длинные руки к омеге, ожидая объятий. Чимин сразу же садится, позволяя папе обнять себя как ему удобно, поглаживая его волосы, успокаивая, как может. -Па, может, мы могли бы что-нибудь сделать? Может, я бы позвонил отцу, чтобы он приехал? -Нет, малыш. Так нельзя, у Джуни работа, он итак много пропустил, - всхлипывает, сморкаясь в майку Чимина, - а знаешь что, я хочу тот торт из старбакса. Он мне так помог в прошлый раз, Чимини… Может, закажем, а? – Сокджин смотрит так, будто это он тут ребёнок, выпрашивающий конфету у родителя, на что сын лишь улыбается, продолжая гладить его волосы. -Конечно, па. Я могу заказать и тот кофе, хочешь? -Хочу! Чимини, солнышко… ты … ты не против, если я… - Сокджин закручивает на палец хвостик от своей толстовки, замявшись: явно плохой знак. Папа так делает исключительно перед тем, как выдать какую- нибудь сложно перевариваемую идею, от которой отказаться не имеешь права. Чимин уже мысленно согласен, закатывая глаза, когда смешно их выпучивает и комично замирает, слыша продолжение, - ну если я бы пригласил того мятного альфу к нам? -Н-но… Па, хорошо… а… зачем? – СОБЕРИСЬ, ЧИМИН! НЕ ВРЕМЯ ИСТЕРИТЬ! -Ну, мята успокаивает. Я бы быстрей успокоился, если бы он просто посидел где- нибудь в гостиной… Я бы… я не знаю, Чими… Мне ничего уже не помогает, я не знаю, что делать!- Сокджин плачет в открытую, как младенец, пока Чимин обнимает его, понимая: вот что значит настоящая истинность. Вы не сможете и дня друг без друга. -Так а за что ты извиняешься-то? -Я знаю, что ты ненавидишь мяту, Чимини… Но мне кажется, это самый лёгкий способ успокоить меня… и если ты против, я пойму, и мы не станем… -Я СОГЛАСЕН. – окей, расслабься, Чимин. Возможно, в твоём ответе было слишком много энтузиазма, сбавь обороты! – Ну, кхм… э-э… если это то, что может тебе помочь, я согласен, па. Конечно. -Я обожаю тебя, солнышко!- Сокджин утирает слёзы, пытаясь расслабиться: его сын не против, и он наконец сможет прийти в себя, если мятный альфа появится на их пороге. Намджун уже согласился, ещё бы: альфа- его истинный, ему ни на секунду нет смысла ревновать или подозревать. Сокджин и не посмотрит никогда ни на кого: его глаза видят только ямочки его Джуни и его драконьи глаза: идеальней для него никого нет и не будет. В конце концов, если Чимину станет совсем плохо от запаха, он просто отдохнёт у Тэхёна до вечера, и Сокджин рад, что у него получится прийти в себя. Хоть на день. Не станет же он каждый день приглашать молодого альфу в дом там, где есть его сын- омега, которому ещё даже восемнадцати нет? Нет-нет, Сокджин ещё не выжил из ума, чтобы так поступать. -Я тогда позвоню ему, и ска… -Чимини, откуда у тебя его номер?? -Э-э… - это вот так надо было проколоться, Чимин? Прямо на ровном месте? – Ну, я же тогда кофе заказывал, он позвонил, когда предупредил что пробки и я могу отменить заказ, если хочу. Вот. -Аа…понятно. Юнги поднял сразу же: -Привет, пер… -услышав всхлип Сокджина на заднем плане, Юнги сразу же подключился, - сидские ковры не продаю, в секты вступать не собираюсь! -Э-э…Мин Юнги ? -Да. – Юнги замер в ожидании продолжения. Что скажет ему его персик? -Я хотел бы заказать кофе и кофейный торт с шоколадом и вареньем из шишек, - Чимин глянул на папу, который состроил щенячий взгляд, с улыбкой продолжая,- три порции. Мой адрес должен быть у вас в системе, он привязан к номеру телефона, если не сохранён, я продиктую. – Чимин говорит чётко, профессионально, с расстановками, но внутри он порхает от счастья и хочет смеяться в голос от ситуации. -Ага, вижу, сохранён. – Ага, в мозгу. – Ожидайте заказ. Чимин положил трубку, обнимая повеселевшего папу: три порции, это как надо скучать сильно? Полчаса пролетели незаметно, и Мин Юнги постучал наконец в дверь, которую открыл ему Сокджин, широко улыбаясь: -Я заждался вас, Юнги! О, это я возьму себе, - Сокджин сразу же взял у оторопевшего альфы из рук свой заказ, пока тот непонятливо смотрел на широко улыбающегося Чимина, стоящего позади омеги. Что вообще происходит? -Вы не против, если я приглашу вас на чай? – Сокджин улыбается с надеждой: одно дело- уговорить сынишку, другое- непонятно как объяснить незнакомому альфе-доставщику, что тебе легче станет только от его запаха до прихода мужа. Знал бы он, что Юнги вообще дважды просить не надо. -Оу… Эм… -Если ваша смена закончилась, конечно… - Чимин подсказывает ему, что пора действовать и соглашаться, ловя момент, глазами указывая на диван, на который ему надо будет через секунду опустить свой белоснежный зад. -Да, да, только сдал смену. Э-э… Конечно, не отказался бы от чая. -Замечательно! – Сокджин сцепил в восторге ладошки, поднимая их к щеке, зажмуриваясь, и Юнги улыбнулся: где-то он этот жест уже видел раньше. – Проходите, я поставлю чайник. -Садись, -Чимин шипит сквозь зубы, улыбаясь подозрительно широко улыбающемуся шокированному альфе, который вообще не понимает, что происходит. – Папа сказал, что твой запах успокаивает, а ему не хорошо, будь хорошим котиком, Юни, раздай вайфай своих феромонов, - Чимин покосился на старшего омегу, что уже влез в холодильник, заметно расслабившись под ароматом мяты, доставая оттуда блинчики. Глаза Юнги засверкали от счастья. -Чимини, я обожаю твоих родителей, я уже говорил? – Юнги не сводит глаз с грациозного широкоплечего омеги, на голову выше его, наблюдая за тем, как тот достаёт старенькую сковороду и растапливает масло, чтобы подогреть блины. – А где же розовая? – ехидно подмечает альфа шёпотом, который почему- то дошёл до омеги. -Издеваться ещё будешь? Скажи спасибо братцу- кролику, - Чимин цедит сквозь зубы, сложив ручки на скрещенных ногах, болтая ими, примерно улыбаясь улыбкой чеширского кота папе, который то и дело поворачивается, чтобы взглядом отблагодарить альфу, улыбнувшись пухлыми губами: он уверен, Чимин уже попросил того окутать его мятой, учитывая то, что Юнги так старательно распространил её по всей гостиной, которую Сокджин теперь ни за что не захочет покидать. -Чай готов, можно садиться. Юнги подскочил с дивана, скромно подходя к столу, под пристальным взглядом омеги. -Я надеюсь, вы любите блины, но если нет, Чимини приготовит вам карбонару… - Сокджин улыбается, смотря на Чимина. Ну а что! Альфа скромный, воспитанный, может, его сын закроет глаза на мяту, и попробует? Юнги опустил в удивлении уголки рта, присаживаясь, одёргивая длинную белую футболку, обнажая любимое родимое пятно Чимина в виде полумесяца: Чимин ведь не умеет готовить. -Эту твою лачимо...лачи....молалу эту, па, я не умею готовить, ты что, забыл? -А я подскажу, сынок, - Сокджин улыбается, невинно хлопая глазками. - Юнги, вы не против, если я перейду на ты? – О нет, Юнги очень даже всеми руками за! -Оу, конечно.. конечно. – Мин немного склоняет голову в знак уважения, Когда Сокджин хлопает его по-отцовски по плечу, прося расслабиться, и чувствовать себя как дома. -Чимини уже объяснил вам, к чему всё это, и мне как-то… неловко, я прошу прощения за такое наглое поведение. -Нет, что вы, всё в порядке. У меня не было никаких других планов. И вообще, я в восторге от ваших блинчиков! – Юнги выпаливает, не думая, под гипнозом шоколадных глаз шоколадного омеги, про себя отмечая, что Чимин не мог родиться не идеальным от такого идеала. Сокджин нахмурил брови, бросая взгляд на чистую, пустую тарелку альфы, а потом встречаясь с его лисьими глазами. -Но ты ещё не съел ничего. -Так а они выглядят как лучшее, что я съем в своей жизни, - прохихикал альфа, расслабляя обстановку, нарочно распуская свой феромон ещё сильней, отчего Чимин под столом намертво скрестил ноги, боясь окончательно затопить собой гостиную, держа себя в руках. -Я отойду буквально на минутку, прошу прощения, - Чимин не выдержал, подрываясь со стула и убегая наверх, прочь, переодеться, пока запах не впитался в одежду, чтобы папа не заподозрил реакцию его тела. Сокджин лишь поджал губы, цокая языком ему вслед грустно. -Ты его прости, Юнги, он у меня мяту с детства не переваривает, ни в каком виде. – Юнги улыбнулся смущённо, стыдясь своих мыслей: сегодня утром в душе он замечательно переварил его мяту в самом что ни на есть белковом виде, даже добавки просил. – Он сейчас вернётся, а ты ешь-ешь, а то такой бледненький, не успеваешь, наверно, на работе? -Нет, что вы, всё в порядке. Я понимаю… Это мой обычный цвет кожи, я просто сам по себе бледный. -Оу, вот как. Необычно. А ты учишься где-то? -Через месяц окончу университет, - Юнги подобрался на стуле, с гордостью это заявляя: о да, будет хоть какой-то толк. Вон, Сокджин улыбается как, - юридический факультет. -Ничего себе! Если вдруг Чимини снова кому-то заедет по челюсти, как в прошлом году, буду знать, кого звать на помощь, - Сокджин прикрыл рот рукой, дожёвывая торт, утопая в мятном запахе, мысленно благодаря Бога за то, что послал этого молодого альфу ему на спасение. Так ждать любимого истинного не настолько больно. Юнги улыбнулся, лишь отмечая у себя в голове, насколько гордится своим неординарным омегой. К тому времени, как Чимин вернулся, он уже съел свою порцию блинчиков, а Намджун вошёл в дом, улыбаясь широко мужу, который бросился в его объятия в своём необъятном пушистом розовом свитере, выдыхая с облегчением, и наполняя лёгкие родным запахом кофе и хвои. Вот он, его самый любимый альфа на свете. -Намджуни, знакомься, это Мин Юнги. Сегодня он меня спас. -Чимин спустился вниз, застыв на лестнице, словно кролик, в ожидании реакции отца. Намджун прикрыл глаза, доминантным запахом немного подавляя мяту, показывая, что хозяин вернулся домой, а после расслабился: не почувствовал ни панику, ни страх: Юнги смотрел во все глаза на высокого мужчину в очках, и Чимин, стоящий на лестнице, с облегчением тихо выдохнул, когда почувствовал абсолютно ровное, умиротворённое сердцебиение истинного: Мин Юнги стоит перед его отцом, скромно склонив голову в знак уважения, после этого смотря честными и полными восхищения глазами на обоих родителей истинного. Возможно, не так он мечтал познакомиться с ними, но разве встреча в любом случае не прошла удачно, когда Намджун похлопал того по плечу, благодаря молодого альфу за помощь, и улыбаясь ему искренней улыбкой? На вопрос Сокджина может ли альфа приходить к ним домой почаще, Намджун лишь глянул на сына, в ожидании реакции, зная, что тот терпеть не может мяту: -Пусть Чимини решает. Я не против. Чимин прочистил горло, сдавленно пища: -Я за, если папе помогает. Юнги улыбнулся тепло всей семье, прощаясь: сегодня ему тут больше делать нечего, главный альфа дома вернулся, и Сокджин может спокойно выдыхать и вдыхать воздух, не мучаясь. Подходя к двери, он ещё раз поклонился родителям омеги, под одобрительную улыбку истинного, когда Сокджин взял его под локоть: -Юнги, прости ещё раз, что я вот так. Вот, я упаковал тебе блинчики с собой, раз тебе нравятся, съешь, пожалуйста, - Мин опустил взгляд, беря в руки знакомый контейнер с цыплятами, сдерживая улыбку, когда вернул свой взгляд обратно на омегу. -Спасибо вам. Всем. -Оу, не стоит, это мы тебе благодарны. – Сокджин говорит искренне: он бы действительно хотел, чтобы его сынишка повстречал кого-нибудь настолько воспитанного. Неправильно оценив ситуацию за столом, он решил, что Чимин сбежал от запаха, не выдержав отвращения. Ну что ж, ничего не поделаешь. – Приходи к нам завтра, ладно? -Правда? – В глазах Юнги заплясали весёлые огоньки, когда он это услышал. Намджун подошёл к ним, обнимая со спины за талию своего омегу, прижимая ближе к себе, и улыбаясь Мину: -Если ты помогаешь моему истинному, тебе всегда рады в этом доме, Юнги. Юнги вышел из дома со слезящимися глазами. Он никак не ожидал такого лёгкого, домашнего, простого знакомства с родителями своего истинного, который сейчас сидит с родителями, стараясь не краснеть, обсуждая то, как у кого прошёл день. Может, начало дня и было отличным, но вечер оказался куда лучше. Может, Юнги и показал рассвет своему омеге, но зато истинный подарил ему всю галактику в этот вечер. *** -Ещё немного, и мы закончим, любимый, - Чанбин бережно в своей огромной руке держит хрупкую исхудавшую руку омеги, смотря ему в усталые глаза. Химиотерапия добила его возлюбленного окончательно, оставляя ему минимальные шансы на обычную, нормальную жизнь, но омега всё ещё держится за его руку, не теряя надежды. -Ещё одиннадцать, - простонал он сквозь боль, пытаясь перевернуться, чтобы не стошнило вновь. -Но я с тобой, и вместе мы всё преодолеем, верно, клубничка? – Чанбин старается утихомирить свой страх, передавая Ину лишь положительные эмоции, целуя его худенькие пальчики. – ты скоро встанешь на ноги, верь мне. И всё у нас с тобой будет замечательно. -А если… -Никаких если, Ин. Мы сделаем это вместе. Ты и я. Навсегда. – Чанбину не нужны никакие истинные, его истинный давно уже погиб в перестрелке с его телохранителями: это было почти двадцать лет назад, и по воле судьбы его истинный отравил его, поставив деньги на первое место. Благо его вовремя успели откачать. Чанбин разучился верить всем вокруг после того, как даже предназначенный им природой человек так низко пал, что уж о других-то говорить. Верить он мог только этому омеге, который раз за разом льнул к нему поисках безопасности, ни разу не лгал ему, высказывая всё в лицо, и крепко обнимал его даже сквозь страх к альфам. Верить он может только Ину, больше никому в этой жизни. *** Чонгук знает, что хочет его Тэтэ: его Тэтэ хочет каких-то лунных кроликов, о которых говорил во сне ещё вчера, и кто такой Чонгук, если он их ему не достанет? Солидный молодой мужчина стоит в магазине игрушек, рассматривая всех кроликов округи, пока его, давясь слюной, рассматривают омеги. -Что, прямо вообще нет таких? -Молодой человек, лунных кроликов в принципе не существует. Я знаю наименование каждого товара, который сюда завозят, и наш магазин- самый большой в Сеуле, но о лунных кроликах я отродясь не слышал, увы. Чонгук поджимает губы: Тэхён так сладко надувал губки во сне, хныча, что он видит этого несчастного кролика, что ему придётся хорошенько постараться, чтобы выйти из ситуации, чтобы любимый омега улыбнулся так, как он любит. Особенно после тяжёлой течки. Почесав затылок в раздумьях, он благодарит консультанта, выходя из магазина и направляясь в приют для животных: магазины с домашними питомцами- не про него. Малышей практически сразу раскупают, а из приюта можно взять какого-нибудь брошенку, давая ему шанс на тёплое будущее. Чонгук ходил между рядами, пока его сердце обливалось кровью: столько прекрасных животных, которые смотрят с такой надеждой, так преданно! Подойдя к клетке с двумя белыми кроликами с голубыми глазами, он сразу же понял: вот оно. То, что ему и надо. Прямо рядом, в небольшой клетке почему-то поместили сразу двух щенков, на что Чон не мог не обратить внимание. Один своим длинным хвостиком подёргивал во сне, ударяя в пушистый животик второго, который лежал, положив аккуратную голову на его лапы: абсолютно разные породы. -Извините, а эти почему вместе? -О, так а эти дружки по одиночке не могут: выть начинают, что хоть скорую себе вызывай, - мужчина подошёл, улыбаясь широко: видеть в приюте людей, готовых забрать хотя бы комарика- уже счастье. -А почему их никто не берёт? Классные ведь, - Чонгук прищурился, разглядывая пушистого щенка: маленький колобок с ножками враскорячку, так ведь это же тот комочек плесени с фото Тэтэ! – Могу… могу их погладить? -Конечно! Можете даже забрать, - мужчина рассмеялся добродушно, с любовью смотря на щенков: у самого уже восемь штук дома, если принесёт ещё хоть одного, истинный его просто пристрелит на месте. – У мелкого колобка проблемы с дыханием, надо делать массажи, уделять время. А у этого, - мужчина указывает на некупированного шоколадного добермана, чьи ушки весело хлопают, когда он подскакивает навстречу Чонгуку, а хвостик машет из стороны в сторону, - проблемы с позвоночником. На лечение нужны деньги, а приболевшие питомцы, как правило, никого не интересуют. -Зато меня интересуют. Возьму обоих, вместе с кролями. – Чонгук говорит уверенно, уже представляя себе, как счастлив будет его тактильный Тэтэ, когда он принесёт ему домой целый зоопарк. – Сколько им уже? Прививки делали? -Прививали, конечно. Лично прививал. Этому хвостатому, - мужчина тянется к доберману, что ластится к нему: явно привык к его рукам, раз с такой преданностью льнёт, - пока два месяца, скоро три будет. А тому пирожку уж пять месяцев скоро стукнет. -Замечательно. Это теперь мои хвостики. – Чонгук с любовью присел на корточки, одёргивая неизменный классический костюм, равняясь лицом с клеткой: малыши сразу же потянулись к нему холодными мокрыми носиками, изучая нового хозяина. Тэтэ будет пищать от радости, в этом Чонгук уверен на все сто процентов. Чонгук приехал домой к Тэхёну практически за полночь, чтобы Сокджин и Намджун уж наверняка спали, оставив свою машину у цветочного магазина, как и всегда, предварительно вколов в себя блокаторы: пять часов в день на жизнь с любимым, который панически боится твоей передозировки, и заставляет через день отдыхать от препаратов- сущий ад. Но Чонгук сам захотел идти до конца, и он пойдёт. Дверь ему открыл омега в коротенькой пижаме, от которой глаза Чона заблестели: нельзя так хорошо выглядеть на ночь глядя, для чьей-то упругой попки это чревато опасными последствиями! Зато отпустив поводок, он запустил в дом два энергетических шарика, сразу же пустившихся в неуклюжий бег по кафельному покрытию. Тэхён, чуть не сбитый ими с ног, обернулся посмотреть на ураганчики: -Чонгукки, это… это чьи?? -Это наши, Тэтэ. Наши с тобой. Я взял сегодня из приюта. – Чонгук улыбается широко своей неизменной кроличьей улыбкой, наблюдая, как Тэхён смотрит сияющими глазками то на шпица, крохотной пельмешкой скользящего короткими ножками по полу, чуть тяжело дыша, то на добермана, что своим неугомонным хвостиком уже сбил с низкого столика у дивана вазу. -Танни, - Тэхён опускается на коленки, поднимая щенка с пола, пока Чонгук с любовью разглядывает их всех, не понимая, как Тэхён так быстро подобрал имя щенку: сам он всю дорогу смотрел на этот ворсистый шарик, не понимая, что ему больше подойдёт: для добермана сразу нашлось подходящее имя: Бам. Именно его он и доказал спустя минуту после появления в доме, сбивая хвостиком вазу, смотря счастливо на Чонгука, высунув язык. -Это Бам, - Чон указал пальцем на добермана, который преданно подбежал к нему, словно имя ему дали ещё при рождении и он уже давно к нему привык. – Тэхёни, тебе нравится? -Чонгук, я в восторге!!- Тэхён поднимается с колен, прижимая к груди клочок дышащей шерсти, что носиком зарывается в него в поисках долгожданного уюта: ощущение, будто эти двое уже сто лет друг друга знают. – Это Ёнтан, - омега целует пушистую макушку, что весело качнулась, чихнув ему в лицо. – я его ещё четыре месяца назад в магазине увидел, влюбился сразу же! -Так а почему не взял-то? -Боялся ответственности, Чонгукки… я всегда её боялся до встречи с тобой. – Тэхён подбегает к Чонгуку, зарываясь носом в его яремную впадину, улыбаясь счастливо с маленьким щенком в руках, - спасибо тебе, Чонгукки… Чонгук кашлянул, когда в комнате раздался шорох: наконец Тэхён опустил взгляд на стол, на котором стоит клетка с двумя притихшими на время кроликами, что прижались друг к дружке, образуя маленькое ушастое облачко. Чонгук открывает клетку, чтобы Тэхён мог их вытащить, сразу же зарываясь носом в их пушистую шерсть, наблюдая за своим омегой с любовью. -Чонгукки, кролики… как ты… они мне снились сегодня!- Тэхён поднял слезящиеся от счастья глаза на Чонгука, который прижал его к себе, окружаемый теперь маленьким зоопарком. -Это не просто кролики, Тэтэ, это, - Чонгук приблизился к его уху, чтобы заговорщически прошептать, - лунные кролики. Сам проверь, если мне не веришь. Тэхён, у которого уже челюсть отвисла от удивления и восторга, поднял их ближе к лицу, отрывая от груди, где им уже стало так уютно: на шее каждого висит аккуратный ошейник, который не повредит здоровью крольчат, в каждом из которых вставка сияющего лунного камня. -Лунные кролики, Чонгукки! Наши лунные кролики!! – Омега запрыгал и затопал ножками по кафельному полу от восторга, словно ему не восемнадцать, а восемь лет, пока Чонгук умилялся картине: возможно, хотя бы ненадолго, но он смог перевести внимание возлюбленного со своих личных проблем на красоту жизни и новых членов их почти состоявшейся семьи. *** -Хённи, я боюсь… -Я тоже. -Может, не будем включать свет? -Как пожелаешь... Пара лежит в постели, освещаемая лишь лунным светом: течка Чону наступила после долгого горячего душа, и теперь он не может не ластиться к Хвану, пусть даже у того нет запаха. Омега стесняется, когда тот нависает над ним, а пряди его неизменной чёлки спадают на его лицо, щекоча Чону. -Я буду делать всё так, как ты скажешь, хорошо? Я сделаю всё осторожно. – Хван выдыхает рвано, сам не веря своим ушам: он в этой жизни никакого омегу себе рядом с собой никогда не представлял, кроме Чону, однако, он никогда раньше этого же Чону не представлял себе в роли омеги, принадлежащего именно ему. -Сначала… сначала пальцами… - Чону краснеет, не зная, куда деть себя от стыда: оба изучают тела друг друга, словно им вновь по шестнадцать лет. До чего же неловко! -Хорошо, дружок, расслабься, прошу тебя. Я не сделаю больно. – Хван тянется рукой вниз, ощущая притягательный ванильный запах, запуская руку в пижаму, и вместо боксеров натыкаясь на ажурное белье, по которому с восторгом и волнением ведёт рукой, удивленно выдыхая. -Не смотри так на меня, Хённи, я стесняюсь, - Чону закрывает глаза, словно альфа перед ним от этого исчезнет. -Чону, твоё бельё… -Хённи, я хочу, чтобы мой первый раз был красивым, пожалуйста, не смущай меня ещё больше, - Чону хнычет, дрыгая ножкой: он сейчас совсем не похож на себя: на рассудительного врача-омегу, строгого, до тошноты правильного во всём, не терпящего возражений на рабочем месте. Нет, он сейчас- омега, которого хочется прижать к себе, защищая от внешнего мира, никуда не отпуская. -Ты всегда красивый, Чону, -Хван смазанно целует его в подбородок, тихо порыкивая: он так хочет знать хотя бы цвет ажурной прелести под одеялом. – Я могу посмотреть? Чону молчит: его дыхание сбивчивое, он облизывает губы в страхе и предвкушении одновременно: его Хёнджин впервые за столько лет увидит его ниже пояса, ведь когда омеге исполнилось семь лет, он уже научил его купаться самостоятельно, просто ожидая его у двери на всякий случай. Сегодня он наконец может посмотреть, спустя долгих двадцать лет, на тело позврослевшего омеги, что стало более округлым за последние годы, приобретая мягкие, плавные формы. Чону кивнул коротко, зажмуриваясь, а потом сразу же открывая глаза: нет уж, увольте, он должен видеть первую реакцию Хённи на его тело! Хёнджин опустился плавным тягучим змеиным движением вниз, медленно сбрасывая с Чону одеяло, ведя рукой по животу, прищуриваясь в темноте и улыбаясь: -Как я скучал по тебе, - Хван улыбнулся, поднимая взгляд на Чону и целуя его родимое пятнышко в самом низу живота, которое последний раз видел двадцать лет назад. Оно всё такое же особенное, красивое, так подходящее омеге. Чону зарделся, отодвигая непроизвольно за плечо альфу ниже, туда, где уже всё ноет в ожидании. Стягивая с омеги пижамные штаны, уже немного просочившиеся ванильной смазкой, Хёнджин присел на коленях на кровати, ведя руками по его бёдрам, восхищаясь красотой перед своими глазами, пожирая Чону голодным взглядом: омега идеален с ног до головы. А в этих ажурных, тонких, ничего не скрывающих трусиках с невинным бантиком на резинке прямо посередине – тем более. Плавный контраст светлой кожи с белым бельём вызывает у альфы бурную реакцию, который он скрывает за восхищённой улыбкой, не желая пугать и без того дрожащего от стеснения Чону. -М-м-можешь… можешь н-не снимая? – Чону заикается, задыхаясь воздухом, цепляясь пальцами руки за изящные пальцы альфы на его бедре. -Хорошо, хорошо, - Хван опускается с короткими поцелуями обратно вниз, чуть сдвигая ажурное бельё в сторону, предварительно поцеловав маленький бантик на лобке: ну слишком он милый, чтобы этого не сделать! Альфа закусывает губу, приглушая тихий рык, чтобы ребёнок не проснулся, видя маленький аккуратный член, который с лёгкостью поместится в его ладошке. Чону покраснел, как рак, столкнувшись взглядом со старшим, когда тот опустился ртом на его маленькое возбуждение, совершенно без труда посасывая его тихо, размеренно: член ему даже до горла не дошёл, но его всё равно ведёт. Поднимая свои драконьи глаза наверх, он тихо мычит, чтобы Чону вновь положил свои руки ему на плечи, что тот и делает послушно, глубоко выдыхая, когда альфа играется языком с его яичками, слизывая поочерёдно смазку с его белья, хмуря брови и улыбаясь. -Хённи, пальцы, хочу… хочу больше… - омега пытается лежать спокойно, но разведённые в стороны ноги то ли от возбуждения, то ли от страха, так и норовят намертво захлопнуться. Хван улыбается счастливо, ещё дальше оттягивая бельё, осторожно длинным, тонким пальцем проходясь по девственной коже, перед этим широко её лизнув, и игриво подмигивая омеге, что сейчас вообще в прострации и может только просить больше и больше у альфы. Осторожно надавив подушечкой пальца на крепко сжатое маленькое колечко мышц, Хван прикусил губу, не понимая, как его член должен поместиться там, внутри, не разрывая самого дорогого человека. Пропуская внутрь омеги свой палец, он ловит второй рукой его пальцы на своём плече, сцепляя их вместе и возвращаясь к мучительно медленному отсасыванию до умиления аккуратного члена с блестящей розовой головкой, пока Чону не подбрасывает вверх бёдра, немо умоляя сделать что-нибудь ещё. И Хёнджин делает: -Я сейчас вставлю второй палец, Чону, расслабься немножко. -Хённи, хочу три, пожалуйста! – Чону уже теряет над собой контроль, шёпотом прикрикивая, боясь разбудить ребёнка в другом конце коридора. -Ты не готов для трёх, сладкий, я не могу. Тебе будет больно, - Хван смотрит на то, как судорожно вокруг его пальца сжимается кольцо, откидывая соблазнительное предложение, ставя в приоритет здоровье омеги. -Я теку, Хённи, мне не будет так больно, пожалуйста, - Чону уже хнычет, переходя на слёзы от перевозбуждения, и Хёнджин поддаётся, успокаивающее выцеловывая пятнышко на его коже, опускаясь своим длинным языком вниз, зубами оттягивая ещё дальше бельё, которое, судя по звуку, треснуло по швам от напряжения. Чону принимает в себя все три пальца, судорожно хватая ртом воздух, постанывая себе в ладошку, пока рука Хёнджина гуляет по его торсу, изучая безупречную кожу. -Хочу больше, Хённи, хочу тебя, - Чону говорит это сквозь слёзы, наконец принимая истину: детство позади. Они никогда не были родными по крови, но стали родственными душами, бок о бок идя по этому свету. Притягивая старшего к себе за шею, который успел вылизать свои пальцы от смазки по дороге, Чону позволяет себе тихо скулить ему прямо в ухо, заставляя член альфы дёрнуться в боксерах. Протягивая вниз ладонь, он цепляет их за резинку, спуская, и сразу беру в руку член альфы, увитый взбухшими венами, который он сейчас просто мечтает почувствовать в себе. -Я буду осторожен, Чону, обещаю, - Хван бережно берёт его под затылок, нависая над ним, и отвлекая омегу сладким, полным любви поцелуем, после чего говорит, - обними меня, дыши глубже, хорошо? – Частый-частый кивок послужил доказательством того, что омега всё же немного в состоянии его слышать, а потому Хван медленно приставил головку члена к его входу, чувствуя, как мокрые от смазки и слюны стенки податливо раскрываются, втягивая его глубже, вызывая сдавленный стон удовлетворения у обоих одновременно. – Чону, давай, родной, двигайся, я подстроюсь под твой темп, - альфа еле сдерживается, порыкивая, зная, что нельзя делать резких движений, когда сбивчивое дыхание омеги щекочет ему шею, и он широко улыбается, обнажая все свои клыки. -Хённи, Хённи, хочу чуть быстрей! – Чону извивается под альфой, крепко прижимая его разгорячённое тело к себе, словно тот испарится, если омега отстранит от его поясницы свои гладкие ноги, двигаясь ритмично, наконец найдя общий темп. И Хёнджин рычит, представляя, что там, внизу, эти невинные белые ажурные трусы любимого омеги стали совсем мокрыми, сбившись вбок стараниями бёдер, утопая в общей естественной смазке. Чону идеально раскрывается для него, обволакивая ванильным запахом, когда Хёнджин запрокидывает голову в наслаждении. Чону мало соображает, совершенно не понимая, что именно делает, бездумно повторяя “я люблю тебя” в шею Хёнджина, который не в состоянии выбрать хочет он продолжать в нём двигаться, или хочет выйти и опуститься на колени, вылизывая его, пока омега стонет и скулит, цепко хватаясь пальцами за его уже исполосованную царапинами спину, неожиданно для себя вгрызаясь зубами в шею альфы, прямо там, где вена так и пульсирует протекающей в ней кровью. Хёнджин выгибается от боли, чувствуя жжение и кончает в омегу, спустя тридцать секунд входя с ним в сцепку, шепча: -Я люблю тебя, дружок. Всю жизнь люблю тебя, Чону, спасибо тебе за метку… - Хван успевает лишь развернуться на постели, осторожно поддерживая омегу, прижимая его голову крепко к груди, оставляя его на своём разросшемся внутри узле, обняв его напоследок перед тем, как окончательно потерять сознание, пока из его шеи сочится кровь, а омега оторопело смотрит на него, словно не понимая, кто он и где, чувствуя слишком много всего одновременно: два оргазма, слившиеся воедино, выбили его из реальности, заполняя до краёв узлом, с которого ему ещё несколько часов не светит встать. Чону приходит в себя медленно, не совсем понимая, что именно происходит, когда рукой проходится по шее альфы, не отрывая головы от его груди, чувствуя что-то мокрое на пальцах. Нахмурив брови, он прислушивается к привычному сердцебиению. Которого нет. Широко раскрывая свои глаза от ужаса, Чону ёрзает на узле, стараясь слезть с него, понять, что происходить, когда немо орёт в пустоту от боли: не получится. Сцепка будет продолжаться несколько часов. До смерти запуганно глядя на любимого альфу, Чону дрожащими пальцами пытается то ли остановить кровь, струёй текущую из шеи альфы, то ли запихнуть её обратно, всхлипывая от ненависти к себе, и стараясь не кричать от безысходности, чтобы не разбудить маленького ребёнка, травмируя его общей картиной. -Хённи, Хёнджин, очнись, прошу тебя, пожалуйста, Хённи… - Чону делает всё, что в его силах в качестве врача в его нынешнем положении, игнорируя полностью боль от движения на узле, пробуя даже искусственное дыхание и массаж сердца, но ничего не получается, альфа не открывает своих драконьих глаз, спокойно и безмятежно закрытых, в уголке одного из которых скопилась влага не выпущенной слезы то ли боли, то ли счастья. -Нет, нет-нет-нет, нет, НЕТ!!!!! – Омега уже воет, практически срываясь на крик, не справляется с накатившей истерикой, от безысходности, от собственной глупости, от неправильности ситуации, от несправедливости жизни, - ты не можешь вот так уйти от меня, Хёнджин! – омега в отчаянии бьёт кулаками по его груди, рыдая над бездвижным телом, умоляя медленно холодеющего под ним альфу прийти в себя, обхватывая его руками, словно от этого он вгонит тепло в него обратно, - ну же, Хённи, любимый, давай, умоляю тебя, открой свои глаза, пожалуйста, прошу тебя! Хёнджин лежит, не двигаясь, отчего тело над ним содрогается, роняя крупные слёзы на его грудную клетку. -Давай, любимый, умоляю, давай же, ХЁНДЖИН! – Чону начинает дрожащими руками трясти тело под собой, ухватившись цепкими пальцами в плечи, до синяков надавливая на них, - открой глаза, посмотри на меня, альфа, я весь твой. Я твой, я твой Чону, прошу тебя, Хёнджин, не оставляй меня одного!!! Никакой реакции. Чону скулит от боли в сердце, от боли во всём теле, чувствуя, как его душит своё же сознание: это он виноват. Это он во всём виноват. ЭТО ОН, ЧОНУ ВИНОВАТ В ТОМ, ЧТО ХЁНДЖИН ЛЕЖИТ СЕЙЧАС ПОД НИМ, С КАЖДОЙ МИНУТОЙ ХОЛОДЕЯ ВСЁ БОЛЬШЕ. Чону ложится всем телом на альфу, стараясь согреть его, укрывая их обоих одеялом, дрожащими руками бережно поднимая его голову, сцеловывая одинокую солёную слезинку с уголка его глаз, впиваясь поцелуем в его шею, зализывая рану, зализывая её до самого утра без устали, обливаясь слезами, игнорируя боль, распространяющуюся от сцепки, без конца причитая: -Прости меня, любимый, прости меня, это я во всём виноват, прошу, открой свои глаза, посмотри на меня, я тут, Хённи…