Пусанский персик (часть 1)

-Солнышко, это ведь твой день рождения, нам обязательно сегодня надо закатить вечеринку. Даже слышать ничего не хочу!- Сокджин размахивает венчиком с безе над своей головой, готовый разорвать на куски любого, кто помешает ему осуществить план. Чимин всю жизнь старался делать вид, что дня рождения у него нет, отчего- то не любя его. -Па, а может маленькое семейное застолье? – Чимин улыбается, жмётся к косяку двери, переминаясь с ноги на ногу: кто говорил, что знакомить альфу с родителями легко и просто? Омега выбрал свой день рождения, чтобы немного обезопасить Юнги от какой-нибудь неадекватной реакции отца, который такой же наседкой дрожит над единственным сыном, как и Сокджин. -Пригласим Тэ хотя бы? -Э-э… - Чимин уже говорил с Тэхёном, предупредив его о своих планах, и тот запросто согласился остаться дома, забежав лишь с утра на пять минут, чтобы поздравить друга с персиковым тортом в руках. Тэхён понимает, что однажды и ему придётся пройти через эту стадию знакомств, и уж его-то стадия может оказаться похлеще Чиминовской, учитывая его природные сбои. – Тэтэ взял себе новых питомцев, па, которых ты вчера видел… он должен сегодня сделать им прививки. Врач в другой день не может. -Ты уверен, что не хочешь пригласить больше никого? -Я приглашу одного хорошего человека, папуль. -Какого это хорошего человека? -Ну, Юнги, если ты не против? – Чимин закусывает губу, невинно глядя в потолок, сцепив пальчики до боли и не зная, какая реакция последует. Сокджин лишь улыбнулся, на удивление спокойно отреагировав: -Как я сам не подумал, солнце. Вот я дурак. Он так помогает мне, а я такого воспитанного человека чуть не обделил! – Сокджин поджал губы под тихое “аййщщ”, продолжая готовить: Чимин умничка, приглашает альфу, чей запах не переносит, из уважения к нему и к родителям. Улыбаясь своим мыслям, Сокджин позволяет Чимину уйти “с глаз долой” до вечера, чтобы тот не спалил очередную сковороду в попытке помочь. Чимин отправляется к Тэхёну, который во дворе своего дома выгуливает счастливо светясь всю свою ораву питомцев: лунные кролики активно подстригают забытый в уголке около роз подорожник, пока Ёнтан и Бам носятся по двору, как угорелые за мячиком, который, омега, сидя на траве, подкидывает им. -У тебя весело, - Чимин гладит за ушком Ёнтана, который, запыхавшись, смешно фырчит и плюхается на землю. -Это у тебя будет весело сегодня вечером, - усмехается Тэхён, представляя себе лица родителей друга за ужином. -Ну, в своё оправдание могу сказать, что до восемнадцати мы с Юнги целомудренно не трахались. Если, конечно, меня это спасёт хоть как-то.- Чимин присел рядом с Тэ, подергоивая траву между ними. – Как думаешь, отец сильно будет нервничать? -Ну, если говорить правду, думаю, не особо. Ну вот смотри: Юнги помогает Джинни, а для Намджуна это на вес золота. Так что, думаю, он подойдёт по госстандарту нашей семейки. -Ага, а как насчёт “вы не знали, но мой истинный уже давно ходит к нам домой на чай?” – Чимин выдохнул шумно, сгибая коленки, и кладя на них голову. -Ну так ведь звал его не ты, и идея- не твоя. -Тоже верно, но ведь всё равно как-то не очень складывается ситуация? -Чимини, ты пойми: не очень- это если ты случайно залетел, а так вы даже сдерживались и ждали до последнего. Чимин шумно выдохнул с облегчением, понимая, что уж что-что, а залетать он пока не планирует. Вся жизнь впереди, он вообще ещё даже представить себе такого не может. *** -Чону… - тишина. -Чону, родной… - короткое шевеление, после которого Чону резко поднимает голову с заплаканными глазами, всё ещё лёжа сердцем на сердце альфы, не веря своим ушам, носу, глазам, ничему не веря. Его сердце в унисон бьётся с сердцем альфы, потеплевшим под его телом, любимый открыл свои драконьи глаза, устало улыбаясь омеге, не обнажая клыков. Но самое главное- запах. Чону расширяет глаза, смотря на альфу, не моргая, протягивая дрожащую руку к его лицу, изучая его, словно впервые в жизни видит. -Хённи… Хённи, ты… ты живой!!! – Чону бросается ему на шею, шипя от боли, когда наконец сходит с узла, но ему плевать: его альфа, его Хённи, его самый лучший на свете человек с ним. Только… - Но… Как??? -Ты звал, дружок. Ты звал, и я слышал. -Хённи, но ты был весь ледяной! И сердце у тебя не билось, Хённи!- Омега плачет навзрыд, не веря своим глазам: ещё ночью он думал, что уже потерял его, а сейчас происходит такое, что он будто во сне. -Малыш, ты чего так больно укусил? Не думал, что у моего нежного котёнка такие зубы острые!- Хёнджин собирается с силами, поднимая руки, чтобы обнять любимого, который мешает сопли со слезами на его груди, пока сам улыбается в потолок. -Это патология, Хённи, я… я не должен был… никогда не д-д-олжен был… я чуть не уб-и-и—и-л тебя, Хён-н-ни, - Чону уже не сдерживает эмоций, переходя на скулёж, ненавидя свою патологию. Доминантных омег практически нет в природе, но ему посчастливилось быть одним из них. – Но как ты… -У меня остановилось сердце. Знаю, котёнок, тише, тише, поплачь, вот так, - Хёнджин улыбается, прижимая ближе к сердцу омегу, чтобы тот удостоверился: оно точно бьётся. – Такое уже было, пару раз. Когда ты попал в аварию пять лет назад, и когда ты упал с лестницы в девятнадцать. Врачи говорят, клиническая смерть. Я говорю, - Хёнджин тёплой ладонью обхватывает лицо Чону, поднимая его голову, впервые делясь теми воспоминаниями: он никогда не рассказывал Чону, не желая заставлять того нервничать: они оба тогда ничего не понимали. Оба всю жизнь были слепыми. – Я говорю- истинность. Чону шмыгнул носом, подползая обессиленно к альфе повыше, повыше к его лицу, к его соблазнительно ароматной шее: сладкий инжир. Вот он, его идеальный запах. Хёнджин поцеловал того в макушку, широко улыбаясь, утирая слёзы омеги, жадно вдыхающего аромат своего истинного: -Спасибо тебе за метку, котёнок. Если бы ты этого не сделал, мы бы никогда не поняли свою настоящую суть. -Хённи, я… я всё равно виноват, я… я подверг твою жизнь опасности, Хённи, - Чону всхлипывает, не может прийти в себя после тяжёлой ночи, после страха, а теперь и шока. -Чону, родной, посмотри мне в глаза, спасибо. А теперь слушай меня внимательно, и запоминай: Мы с тобой- истинные, родной, и мы бы никогда об этом не узнали, если бы ты не пометил меня, слышишь? – Чону пальчиками хватается судорожно за каждую часть его тела, за которую может, убеждаясь, что это не сон, что его альфа с ним, не оставил его одного в этой жизни с маленьким Кристофером на руках. – Я бы умер столько раз, сколько потребуется, чтобы узнать об этом, Чону. Потому что я люблю тебя, Чону. Потому что ты- единственный в моей жизни омега, которого видят мои слепые глаза. Потому что ты- единственный на свете омега, который способен вернуть меня с того света своим голосом. Потому что ты- единственный, ради которого стоит жить и умирать. И я никогда не позволю тебе извиняться за то, что ты возродил меня полноценным альфой. Слышишь меня, котёнок? Чону глотает слёзы, кивая, сдерживая поток извинений, вновь возвращаясь к изучению лица альфы обеими руками. Метка на его теле останется навсегда. Метка доминантного омеги: одна метка на миллион в этом мире. Закрывая синхронно глаза, истинные вдыхают глубоко воздух, замирая: одно сердцебиение на двоих. Одно ровное, спокойное сердцебиение на двоих. Хёнджин нарушает тишину первым: -Чону, твоя течка прошла, котёнок. Так быстро. Чону махнул рукой, счастливо улыбаясь и утирая слёзы: плевать он хотел на эту течку, когда его истинный сейчас дышит, говорит, существует: когда он такой тёплый, такой живой. -Это оттого, что я перепугался, Хённи. Не бери в голову. -Тогда, может… может, проверим Кристофера? Который час? – Альфа слишком привык к ребёнку с огромными глазками, слишком полюбил его, словно тот- родной его сын. -Уже почти десять утра. Лежи, Хённи. Я сам. Я принесу тебе завтрак сюда, и даже не думай отказываться! – Чону целует нежно, со всей любовью, не желая отстраняться: но завтрак для ребёнка сам себя не приготовит, увы. Да и сказать тому, что веская причина отсутствия завтрака- недолгая смерть новоиспечённого отца- такая себе идея. -Я весь твой, котёнок. Крути мной, как пожелаешь, - Хёнджин улыбается во все свои тридцать два, притягивая слабо к себе омегу, целуя его коротко: ему всегда будет мало. Он никогда не сможет насладиться им сполна. Жизнь послала ему истинного, который единственный оказался способным пробудить в нём запах, делая Чону доминантом. Природа действительно предопределила всё, спланировав будущее, в то время как судьба распорядилась, в прямом смысле подкидывая спасителя- младенца семилетнему, ничего не подозревающему Хёнджину. Чону встал с постели на подкашивающихся ногах, по которым вниз потекла белёсая струйка спермы, отчего он стыдливо пискнул, когда Хван, с восхищением разинув рот, наблюдал за тем, как его семя выходит из истинного, струйками наперегонки пытаясь добраться до самого пола. Прикрываясь простынёй, которую омега осторожно вытянул из-под альфы, Чону, краснея забежал в ванную комнату при спальне. Сердце его бешено заколотилось, отпуская наконец эмоции, приходя в себя, когда он услышал из спальни приглушённый смех: -Успокой сердечко, котёнок, если не хочешь, чтобы оно у меня вновь остановилось! *** Юнги пришёл домой ровно в восемь часов вечера. Ни минутой раньше, ни секундой позже. Дверь ему открыл именинник, который сдерживал улыбку до последнего, пока не увидел печенье собственного приготовления у него в руках. Мятное. Альфа знает, что их сегодня ждёт, и сердце Чимина сейчас колотится точно так же, как и у него. -Юнги! Добро пожаловать! Чимини, не держи гостя на пороге!- Сокджин широко улыбается, радушно встречая единственного гостя, поглядывая на сына: как он переживёт вечер? -Здравствуйте, - Юнги кланяется, улыбаясь в ответ скромно, протягивая коробку старшему. – Я вот… испечь решил тут… -Ты ещё и печёшь?? – Сокджин выпучил глаза, рассматривая упакованное печенье, выглядящее словно покупное, а после этого поджимая губы от досады: и почему только Чимин так ненавидит мяту? -Э-э.. ну… я люблю готовить. – Юнги замялся, от смущения почесывая пальцем шею. Сокджин так пристально его рассматривает, того и гляди дыру просверлит. -Чимини, тебе бы поучиться. – Омега смотрит на сына , помахивая коробкой перед его носом. -Я мог бы помочь, - Юнги решается, считая что уже время, но тут же затыкает рот, когда истинный закашливается. -Пройдём к столу? – Чимин идёт впереди неуклюже, словно утёнок неприкаянный, вспоминая по дороге утренний разговор с Тэхёном, уговаривая себя расслабиться. Намджун спускается вниз, договаривая по телефону, прощаясь со своим подчинённым, когда пожимает уже машинально, по родному, руку Юнги, улыбаясь ему гостеприимно. Мин сглатывает, ощущая, что чувствует себя вот-вот готовым блевануть от напряжения, от страха, скручивающегося внизу живота. Взрослые садятся за стол счастливые, поздравляя сына с долгожданным восемнадцатилетием, когда Сокджин выдаёт: -И желаю тебе наконец встретить замечательного альфу, с которым будет так же спокойно, как и мне с твоим отцом! После этой фразы Мин поперхнулся соком, пока Намджун похлопывал его по спине, помогая возвращать дыхание: вот бы он это дыхание у него не отнял через несколько минут, подумал Чимин, ковыряя вилкой запечённую картошку. -Джинни, милый, рано пока такое желать! Моё сердце не переживёт, если Чимини заявится в дом с альфой в таком возрасте! Истинные переглянулись украдкой, когда Чимин, сглотнув шумно от отцовских слов, поднял голову, одновременно под столом сжимая кулачки. -Намджун, ты не будешь готов, даже когда Чимини стукнет сорок лет. Будешь отгонять от него всех подряд- без внуков останешься! – Сокджин сказал это, как отрезал, сверля мужа взглядом. Он будет молчать о многом, уступая любимому, но гиперопека на уровне с сумасшествием, в результате которого у любимого цветочка- сыночка могут не сложиться отношения вообще ни с кем- это не по его адресу. Когда настала очередь Юнги поздравлять любимого, он, нервничая, осушил полностью стакан воды, не зная даже, с чего начать. -Э-э… поздравляю тебя, Чимин. Восемнадцать- это отличный возраст, - “чтобы наконец уже собраться с силами и рассказать о нас родителям”, так и вертится на его языке, когда он продолжает, улыбнувшись скромно, кивая себе же в знак одобрения, - желаю тебе встретить того, кто осчастливит тебя, - “как ты осчастливил меня”. – ну и… ну и чтобы твои родители приняли твой выбор и остались довольны им. Твоему альфе повезёт, вот. -Спасибо… - Чимин смотрит на Юнги, считывая с его лисьих глаз эмоции: он знает эти огоньки, Юнги ждёт от него следующего шага. Выжидая, что же скажут родители, Чимин сжимает свою ногу под столом до скрежета зубов, прежде чем что-либо предпринять. -Эх, Юнги, - Сокджин надувает пухлые губы, смотря хитро на мужа, который прищурил свои глаза с драконьим разрезом, - может, его истинный совсем рядом, а мы и не знаем. Представляешь, сколько упущенных дней счастья для обоих? -Джинни, милый, - Намджун останавливает мужа взглядом, больше ничего не говоря, понимая, что тот его провоцирует, на что Сокджин лишь улыбается, невинно хлопая глазками и предлагая перейти к десерту. -А вот и тортик, Тэтэ принёс сегодня утром, - старший омега ставит на стол рядом с Чимином торт со свечками, зажигая их, - загадывай желание солнышко, оно обязательно сбудется! -Да уж хотелось бы… - Чимин тихо шепчет, смотря в упор на покрывшегося румянцем Юнги: оба знают, что загадает омега, задувая сегодня свечи. Чимин жмурит глаза, сосредоточенно отпуская во вселенную все аффирмации, которым его учил Тэхён, задувая свечи все одной под радостный писк папы: его сыночку официально восемнадцать! Разрезая торт, Сокджин гостю положил в тарелку первый кусок, после чего по кругу передал оставшиеся тарелки. -Юнги, ты чего не начинаешь есть? – Намджун смотрит на Мина, немного зардевшегося, когда все уже поднимают вилки вслед за ним. -Первый и последний кусочек всегда будут принадлежать имениннику, - Юнги проговаривает это тихо, скромно улыбаясь, на что Намджун одобрительно хлопает его по тыльной стороне ладони: -У нас с Джинни всегда так, с самого первого дня. Знаешь, твоему омеге с тобой повезёт. -А может, уже везёт, - Чимин не выдерживает, краснея, как рак, затыкая себя первым кусочком торта. -Не понял, в смысле? Юнги, у тебя уже кто-то есть, сынок? – Сокджин переглядывается с мужем непонятливо, когда Чимин кивает альфе, чтобы тот наконец донёс до рта торт, повисший на вилке в воздухе. Юнги собирается, отправляя его в рот, прикрывая глаза: персик. Чимин в этот момент тянется ручкой к мятному печенью, откусывая кусок, и дожёвывая его одновременно с истинным. Выдохнув синхронно, они оборачиваются к родителям: Юнги к Сокджину, Чимин- к Намджуну, когда проглатывают одновременно от страха комом застрявший кусочек, на одном выдохе произнося: -Персик. Истинный. -Мята. Истинный. Глаза Намджуна расширяются от шока до невозможности, когда мужчина смотрит на сына, что преданно смотрит ему в глаза, с надеждой, с мольбой. Сокджин, который так и мечтал о таком зяте, как Юнги, для своего сына, никак не может поднять челюсть обратно, когда Юнги, пользуясь моментом, выпускает языки своих феромонов, заставляя всех в комнате успокоиться. Намджун осоловело смотрит то на альфу, то на Чимина, что прикрыл глаза, расслабляя лицо, видя, с какой нежностью Юнги смотрит на него. Оборачиваясь к своему мужу, чтобы спросить, какого хрена вообще происходит, Намджун встречает заплывший от подступающих слёз взгляд истинного, сглатывая тяжело: он не позволит себе грубить альфе, и делать больно своему омеге, а потому берёт себя в руки, сжимая до побелевших костяшек кулаки, спрашивая громко и чётко, смотря в упор на Юнги: -Как давно. -С первой встречи. -Я спрашиваю, как давно. -Три месяца, восемь дней, шестнадцать часов. – Юнги выпаливает без раздумий, чувствуя, как феромон отца подавляет его, заставляя подчиняться: его мозг навсегда запомнит точку отсчёта их отношений, до мельчайшей секунды, этого у него никто не отнимет. Сокджин смотрит на сына вопросительно, но тот не видит: он во все влюблённые и испуганные глаза наблюдает за диалогом, что разносится эхом по гостиной, гордясь своим альфой за то, что тот ни разу не поджал хвост, смотря прямо в глаза своими честными глазами в налившиеся кровью от внезапного напряжения глаза его отца. Сокджин, услышав ответ Юнги, под столом скрещивает пальчики, надеясь на благосклонность мужа: рано или поздно этот разговор бы всё равно состоялся, и лучше, что он происходит сегодня, в кругу семьи, в день рождения сына. -Ты что-то позволял себе? Чимин открывает возмущённо рот, краснея от столь прямого разговора, но Юнги впервые в жизни врёт напропалую, даже не моргнув глазом, чувствуя страх истинного сердцебиением, продолжая поддерживать зрительный контакт. -Ничего больше объятий и поцелуев. – Никто не станет уточнять, поцелуев куда именно, и объятий в какой именно позе, так что, по сути, он не солгал. -Насколько серьёзно ты настроен? -Я его истинный. Я настроен идти до конца. Намджун рычит, понимая, что проиграет перед истинностью в любом случае. У него нет шансов перед природой, никогда не было: это он понял, ещё встретившись с Сокджином, который с надеждой смотрит на него сейчас. Закрывая глаза, он пытается успокоиться на раз-два-три, поворачиваясь к сыну: -Чимини, сынок. Ты никогда не любил мяту. -Оказалось, что я люблю её больше всего на свете, отец. – Чимин дрожит пухлыми губами, произнося это, смотря в упор на отца. -И ты думаешь, что готов заводить отношения в восемнадцать лет? -Папа завёл их с тобой в пятнадцать. Я готов. -Папа- другое дело. – Намджун не имеет никаких веских причин запрещать, но ему сложно уложить в голове всю ситуацию вокруг себя. -Абсолютно такое же дело, Намджун, - в ход вступает тяжёлая артиллерия: Сокджин встал со стула, мягким шоколадным ароматом расслабляя мужа, становясь рядом с Юнги, что так и не сел, стоит, словно вкопанный, обнимая его за плечи. – Просто более легальное. -Сокджин. -Намджун. -Отец… -Чимин. Юнги стоит молча, понимая, что уж он-то звать никого не станет. Принимая тёплое, крепкое объятие старшего омеги, он ждёт, пока Намджун успокоится под его феромонами, признавая тот факт, что ничего страшного в отношениях в наступлением совершеннолетия нет. -Намджун, я скажу это один раз при всех. – Сокджин икает от нервов, чувствуя изжогу, поднимающуюся предательски вверх по пищеводу. – Ты мог бы отбрыкиваться от любого альфы, который подойдёт к твоему сыну, но отталкивать его от истинного я тебе никогда не позволю. Я всегда тебе уступаю в важных семейных решениях, как главному человеку в своей жизни, но это, - Сокджин указывает на “это”, в руках сжимая плечи Юнги, вставая у него за спиной, возвышаясь над ним, словно телохранитель, - это буду решать я. Я одобряю эти отношения, и возражений не приму. Юнги- замечательный, воспитанный альфа. Я не вижу причин отказывать ему, а тем более – собственному сыну. Сдавайся, любимый, нас трое, а ты- один. Сокджин выдохнул с облегчением, договорив, пока Намджун молча слушал, смотря в глаза сыну. Дослушав, он глубоко выдохнул, беря Чимина за руку. -Не глупите. Никаких детей до двадцати лет. Чимин и Юнги с облегчением выдохнули, прикрывая глаза. Юнги почувствовал тёплое объятие пушистого свитера со спины, после чего Сокджин устроил свою голову на его плече, шепча тихо, чтобы только они вдвоём слышали, пока Чимин душил отца объятия благодарности: -Добро пожаловать в семью, сынок. Обидишь моего сынишку- я лично из тебя мятную приправу сделаю. Люби его всю жизнь, как я, и оберегай. -Я умру за него. – Юнги тихо честно отвечает, смотря с благоговением на Намджуна, который сдержанно кивнул и улыбнулся ему в знак согласия на отношения, чувствуя, что Сокджин улыбается, обнимая его крепче, обволакивая своим шоколадом с лёгкими нотками мёда.