Пусанский персик (часть 1)

-Что происходит? – Хёнджин шепчет на ухо Чону, у которого глаза на мокром месте. -Чанни- это младший братишка Тэтэ, Хённи. -Какой братишка? У нас Кристофер, Чону!- Хёнджин в недоумении: какого лешего происходит? Как такое вообще возможно? -Тише, я дома всё объясню. Лучше посмотри, какой наш ребёнок счастливый,- Чону цепляется пальцами в руку Хёнджина, выпуская слёзы одну за другой, пока Сокджин ровно вдыхает и выдыхает впервые за последнее время чувствуя себя идеально: а почему нет? Его тигрёнок Тэтэ нашёл часть своей семьи! -Ребята, я думаю, нам стоит оставить их наедине, может, отпустим их домой к Тэ, пусть пообщаются дети? – Намджун оказался единственным, кто быстрей всех подключился к теме, понимая, что ребятам, сцепившимся в углу комнаты в объятиях, действительно много о чём надо поговорить. Когда все сидящие на диване заторможенно кивнули в знак согласия, он подошёл к детям, кладя руки на их плечи, тихо шепча Тэхёну на ухо, - Тэ, может, ты хотел бы показать ему свой дом? Тэхён тихонько закивал, не разжимая объятий, словно ребёнок исчезнет из его рук и испарится сразу же, шмыгая носиком и поднимаясь с колен, поднимая на руки маленького альфу, что отказался отцепляться от него, и неся его к себе в дом. -Это наш дом, хвостик, - Тэхён глянул на вышивку в кармашке рубашки, улыбаясь: и правда, его маленький хвостик. Даже похож! – Хочешь поесть чего-нибудь? А потом мы бы пообщались и всё-всё рассказали друг другу? – Ребёнок закивал, улыбаясь, утирая свой носик рукавом, заглядывая за спину Тэхёну, в оранжерею. Тэхён наскоро приготовил оладьи, накормив ребёнка, следя за каждым его движением: казалось, будто это его папа сидит рядом с ним: каждое движение, взгляд, ребёнок будто впитал все повадки Айена в себя, без труда их копируя. Даже то, как он маленькой ручкой махал над кружкой чая, вместо того, чтобы на него подуть. Наевшись, Чанни сполз со стула, аккуратно приземляясь на землю и глядя в сторону оранжереи: -Это папина клубничка, да? -Да, хвостик, это она. Хочешь посмотреть? – глаза Тэхёна наполняются слезами, пока он разглядывает маленького братика: он никогда не испытывал ревности или зависти к альфе за то, что родители забрали его с собой: наоборот, Тэхён, зная отца, переживал за него всю жизнь. И вот сейчас перед ним топает своими маленькими ножками в кедах маленький холёный альфа, прикусывающий губу в предвкушении, открывающий двери оранжереи. -Пахнет, как папа!, - Чанни оборачивается к Тэхёну, искренне от счастья подпрыгивая. -Давай соберём свежую? – Тэхёну даже спрашивать не надо, он знает, что ребёнок согласится. Странно только то, что ребёнок действительно, похоже, любит своего папу и скучает по нему. Только вот где папа, и как малыш оказался у Чону? -Папа всегда рассказывал что эту клубничку, - Чанни уже откусывает маленькими зубками кусочек сбоку самой большой клубники, едва помещающейся в его руке, которую ему протянул брат. – Папа говорил, что он посадил её для нас, чтобы мы его помнили. -Я помню… - Тэхён шепчет себе под нос, но альфа всё равно его слышит.- Хвостик, а как ты с Чону оказался, расскажешь? Как меня узнал? Где папа, знаешь? Чанни поморщил носик от раздумий, присаживаясь на кушетку рядом с ящиками, начиная свой рассказ. Тэхён не перебивал его, слушал внимательно, понимая, как к горлу медленно поднимается ком, душащий его. -Мы сначала в Мексике жили. Там отец работал. Но я его редко видел. Он папу бил много, у папы стоо-о-олько синяков огромных было!- Чанни опускает уголки губ, хмуря бровки: отца он ненавидит, его папа- лучший папа на свете! Как можно было его бить? Тэхён сглатывает, слушая внимательно: правда, которую он ждал так много лет, наконец вылезает маленькими бусинками ожерелья. - Но папа говорил, что денюжки нет и мы не можем уехать. Я один раз только видел, как отец его ударил. Так больно было, папа кровью кашлял, знаешь? Он тогда сказал папе что мне пора работать и обслуживать каких-то клиентов, я ничего не понял, не знаю как работать пока, - Тэхён округлил глаза, поднимая их в потолок: этот ублюдок и маленького ребёнка хотел подкладывать под клиентов! -А папа ему сказал, что “Тэтэ я тебе не дал и специально вызвал течку, и Чанни тебе тоже нико-о-о-гда не дам ”, вот! У Тэхёна распахнулся рот в осознании: то есть та течка папы, когда он стоял на коленях униженный перед отцом, трясясь, как листик, это папа действительно его спасал?? Он ему помогал, а Тэхён был настолько слепым, что считал, что и папа такой же, как отец? Слёзы скатывались по его щекам, а он ух всё утирал безостановочно, прося встревоженного маленького альфу продолжать: -Всё хорошо, хвостик, я просто… я просто по папе тоже скучаю. Продолжай, Чанни. – Тэхён прижал ребёнка к себе, как спасителя: страхи и воспоминания прошлого гонятся за ним сейчас лишь для того, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, и разорваться в клочья, испариться пеплом, и Тэхён согласен это сделать здесь и сейчас, окутанный родным запахом папы и младшего брата. -Вот, а потом отец его в животик ударил и я хотел ударить отца, но он мне руку та-ак больно вывернул! Папа мне ещё сто раз её какой-то мазью мазал, говорил что “спинке Тэтэ она помогала когда я её ночью мазал, и тебе поможет”. Вот. А мне помогла. – Тэхён втянул глубоко воздух, выгибаясь на кушетке: это папа лечил его по ночам, и ему это не снилось, как он всегда думал. – Папа тогда какой-то ножик достал, сказал, что он ни-и-и-когда больше не будет тр…тра… - Чанни поморщил носик, прищуривая глаза: он не может выговорить слово, но папа так быстро его проговорил, и он всё равно его запомнил, просто оно слишком ещё длинное для ребёнка. – Тра-авмиирить нас с тобой, вот. -Травмировать, хвостик? – Тэхён улыбнулся, утирая слёзы рукавом длинной рубашки, прижимая альфу поближе к себе, понимая: папа никогда не хотел. Папу заставляли. Папа делал это всё, чтобы спасти их, жертвуя собой. -Да! – маленький альфа активно закивал, вспоминая: да-да, именно так его папа и говорил. – Вот. Папа сказал, что не отдаст нам ему, никогда-никогда! Папа меня так за спиной держал, а я хотел отца ударить! – альфа занёс кулачок в воздух, представляя, как мстит отцу за обиды и нанесение вреда любимому, лучшему папе на свете. -А дальше, дальше что было, хвостик?? -А потом мы так быстро бежали, я даже не знал куда. Папа сказал, так надо. Он только телефон взял и паспорта наши. Потом он позвонил кому-то, попросил денюжку, и нам добрый дядя та-а-а-к много дал, что мы улетели в Канаду, представляешь? – Чанни заёрзал на кушетке, залезая на неё ножками, смотря прямо на Тэхёна огромными, доверчивыми глазами. Папа нам имена поменял, сказал, что так отец нас не сможет найти, а потом мы жили у нашего дяди, Тэтэ. Он злой. Очень злой дядя, он папе всегда говорил, чтобы он оставил меня лучше отцу, а папа с ним всегда ругался, но нам негде было жить. Вот. -Чанни, хвостик, а откуда ты знаешь, как я выгляжу? – Тэхён следит за историей, но никак не может понять, откуда ребёнок может знать его внешне. -А папа мне тебя всегда показывал, вот. Он мне на ночь сказки про динозавров читал, а потом всегда показывал на ночь твою фотографию. У нас правда одна только была, папка сказал, что взял её, когда уходил со мной. Но он её всегда носил с собой, Тэтэ, - альфа подполз на коленках ближе, прислоняя маленькую пухлую ладошку к сердцу Тэхёна. – вот тут в кармашке. Папа всегда говорил, что скучает по тебе. Он всегда хотел позвонить, но начинал та-ак плакать, говорил, что нельзя-нельзя так делать с тобой. Вот, а потом папа заболел. – губы малыша дрогнули, когда он сказал это: он всё ещё помнит лицо папы, когда они сидели у врача и тот ему сказал что у него рак. Альфа тогда ещё не понял, какой ещё рак, и как они его привезли из Мексики в Канаду, и просил показать нового питомца, пока папа его не поцеловал, и не сказал, что питомец пока внутри него, растёт. Чанни так никогда и не увидел этого рака, которого папа прятал. Тэхён шумно выдохнул, осознавая: папа так рисковал своей жизнью все эти годы, так безжалостно подставлял себя под горячую руку отца, позволял себя насиловать, избивать, делать всё, что угодно, только бы тот не тронул детей, что неудивительно, но насколько же это, чёрт возьми, нечестно, что жизнь так с ним обошлась! -А потом папа сказал, что мы летим в Сеул, чтобы он подлечился, потому что немножко болеет. – Господи, дай сил! Сколько ещё должен Айен пережить, чтобы наконец улыбнуться в этой жизни? Где же Айен сейчас? -Хвостик, ты знаешь, где он сейчас? -Неа. Врач сказал, что папе нужна химо..хими… ну, лечиться. Папа пробовал, но у него не получилось. Он столько вырывал, знаешь. Ему сказали, что рак растёт.А я так и не увидел этот рак. Папа не показал. – Тэхён прижал невинного малыша к себе, убаюкивая: Чанни сложно вспоминать то, как папа оставил его в детском доме, он никому, даже Хёнджину никогда не говорил об этом. Шмыгая носиком, он решил закончить свой рассказ, в надежде, что старший брат ему поможет, потому что папа всегда говорил, что “Тэтэ у нас- яркая звёздочка! Ты сам обязательно когда-то убедишься!”, целуя на ночь Чанни, а после и фотографию сына, бережно кладя её в карман у самого сердца. -А потом он оставил меня в том доме, где Хённи и Чону меня нашли. Папа сказал, что это самое безопасное местечко, чтобы отец меня не нашёл, пока он вернётся. Папа сказал, что чуть-чуть полечится и придёт за мной, потому что денюжки не было. Врач сказал, что в Шанхае ему помогут. Папа обещал, что придёт за мной, когда рак из него вылезет, и мы вместе к тебе придём. Знаешь, Тэтэ, а я ждал его каждый день. – Альфа уже не сдерживается, переходя на плач, вспоминая, как плакал у окна каждый день, ожидая любимого папу, в каждом прохожем выискивая родное лицо. – А потом Хённи и Чону меня полюбили, Хённи такой хороший, я его даже отцом называю. Он лучше нашего в сто тыщ раз! Они даже, - ребёнок приблизился к уху Тэ, со смешком выдавая секрет, - они даже любятся, представляешь? Чону хороший, но он не папа, хотя кашу готовит вкусную такую же, как папа мне готовил каждое утро. Я всегда всю ем, папа говорил “добавка каши за нашего Тэтэ- самая вкусная!”, и я привык есть с добавкой, - ребёнок веселеет, вспоминая это, прикрывая ладошкой рот. - Наш папка- самый-самый лучший, Тэтэ, веришь? Ребёнок с таким энтузиазмом спросил, что плотину сдержанности Тэхёна прорвало окончательно, когда он начал расцеловывать всё личико Чанни, тихо приговаривая, и впервые в жизни веря в то, что произносит это сам: -Верю, хвостик, конечно верю! Папа у нас – самый -самый!!! – Тэхён знает, что всё, что произошло внутри этого дома, требуется наконец, впервые в жизни, отпустить, учась жить с новой реальностью: Айен – жертвующий собой человек, который всю жизнь стремился лишь защитить своих детей, и у Тэхёна нет ни одной причины, чтобы его не полюбить так же, как и Чанни. Шрамы на спине кольнуло, напоминая о фантомном присутствии папы в воздухе, окружённом спелой, цветущей клубникой: вот бы и папа победил рак и расцвёл, рядом с двумя любящими его сыновьями. Вот бы папа однажды вернулся. Тэхён теперь знает, что тонкое кольцо папы, которое он никогда не снимает, не зря покоится на его руках, каждый день напоминая ему о нём. Тэхён теперь знает, что ждёт не один. *** -Юнги, мне уже восемнадцать, и я устал ждать. Хочу чего-то большего, чем минет. – Чимин настроен серьёзно, сидя прямо в середине кровати Юнги, скрестив руки. -Персик, не соблазняй меня. Тебе будет больно. Для этого нужно много смазки, я а её не имею здесь и сейчас, - Юнги ухмыляется, переодеваясь в свежую футболку, думая, что это может убедить его истинного. Чимин воспользовался моментом слепоты Мина, быстренько вскакивая с места, и придвигаясь ближе к краю постели, ладошки укладывая на его торс: он своего любимого знает, как никто, а потому смазка, принесённая им в рюкзаке, уже лежит в его кармане, греется, когда он достает её из него. -Кии-и-иса, посмотри-ка, что у меня тут есть, - с соблазнительным, нежным голосом с придыханием, Чимин поднимает победно руку со смазкой: не отвертеться. Юнги прищурил глаза, услышав новое прозвище, хищно обнажив сточенные зубы: -Назови ещё раз, персик. Чимин криво улыбнулся, облизывая торс альфы длинным язычком: -Ки-ии-и-иса… -Ну всё, персик, ты сам напросился. – Юнги стаскивает нахрен свежую футболку обратно: она ему точно не понадобится сейчас. Чимин выпрямился, сидя на коленях, выгнув спину грациозно, обнажая свою грудь постепенно, дразня, расстёгивая пуговицы одну за другой, облизнув пересохшие от волнения губы, когда Юнги, не выдержав пытки, разорвал рубашку на его теле, отчего пуговки с тиким стуком посыпались по полу. -У-у-у… - Чимин присвистнул, глядя на пол, причмокивая довольно: наконец лёд тронулся. – Возьми меня так же, как сорвал эти пуговки, Юни. Давай, киса, я жду. Юнги ладонью откинул его на спину, ставя колено между его ног, медленно, хищно приближаясь к добыче, которая для большего удобства ползёт вверх, ближе к изголовью. Положив широкую ладонь ему на грудь, Юнги ведёт языком по шее истинного, слизывая весь аромат, раскатывая его на языке, закатывая от удовольствия глаза. -Если тебе будет больно, ты сразу же остановишь меня, персик, идёт? -Идёт, - Чимин улыбается широко, втягивая в глубокий, мокрый поцелуй своего альфу, который уже тянется к его джинсам, расстегивая их. Насколько быстро они разделись ни альфа, ни омега уже не помнят. Помнят лишь с того момента, как Юнги опустился языком вниз по торсу Чимина, слизывая его аромат, приближаясь с любимому члену, сдавливая крепко сжатый в руке свой. -Вылижешь меня? Хочу кончить без рук. – Чимин поднимается на локтях, смотря на самый прекрасный вид: Юнги раскраснелся от возбуждения и наслаждения, румянец так идеально сочетается с его бледной кожей. – Вместе с тобой. Кивнув коротко, Юнги опустился ещё ниже, удерживая ноги Чимина, которые тот раздвинул до невозможности, целуя внутреннюю часть бедра каждой, по очереди аккуратно укладывая его ноги себе на плечи, зарываясь лицом в промежность, горячо дыша прямо туда, откуда уже потоком вытекает естественная смазка, вязкими тонкими нитями пачкая одеяло под собой. Шикнув по кошачьи, Юнги хищно облизывается, после чего пальцами раздвигает половинки, пытаясь раскрыть омегу настолько, насколько это возможно, широкими мазками слизывая весь персиковый сок, выбивая стоны из любимого, игнорируя свой член: он своё ещё получит, сейчас главное- достаточно растянуть Чимина для своих размеров. Оглаживая большим пальцем судорожно сжимающееся кольцо мышц, Юнги размазывает смазку по кругу, сплёвывая прямо посередине, вызывая восторженное: -Ох, сделай так ещё раз! Повторив развязное действие ещё три раза, пока слюна, смешавшаяся со смазкой, не стала капать вниз, создавая грязное месиво, Юнги любовался своим истинным, по кошачьи шипя: рык из него никогда не выбить, с этим он уже давно смирился. Впуская осторожно один палец внутрь, он заворожённо смотрел на то, как тугие края послушно для него раскрываются, засасывая палец до самой костяшки. Поглаживая низ живота омеги, он продолжил целовать его, оставляя яркие засосы на коже, поглядывая хитро на своего истинного, что наслаждается, откинув голову на подушки, мыча себе в локоть. -Персик, детка, мы одни дома, не сдерживай себя, - Юнги кусает его легонько в бедренную косточку, так соблазнительно выпирающую, чтобы тот услышал его. Чимин поднимает руку над головой, цепляясь пальцами за простыни, скуля нетерпеливо, повиливая бёдрами, и прося сразу три пальца. Мин делает то, о чём его просят: как можно отказать громко стонущему, раскрасневшемуся, столь развратно извивающемуся омеге? Впуская сразу три пальца, он начинает двигать ими немного чаще, понимая, что для подготовки к своему размеру, понадобятся все пять. Чимин пока принимает его замечательно, раскрываясь для альфы, принимая всё, что тот даёт, пока Юнги не задевает его простату, отчего он стонет надрывно: -Юнги! Юнги! Там! Ещё раз! Дай больше! -М-м-м… моя детка просит больше? – Юнги ухмыляется, понимая, что сейчас не время для шуток, так как он сам практически дрожит, переживая о том, как уместить в омеге свой безразмерный возбуждённый орган. Но он знает, что пошлые разговоры нравятся его истинному, а сейчас они могут помочь ему отвлечься, когда Мин вставляет четвёртый палец, ещё шире растягивая омегу, отчего он мечется на постели, всё ещё прося, хотя сам уже не понимает о чём. Наливая смазку прямо на вход, Юнги вытаскивает медленно все пальцы из любимого, только чтобы с пошлым чавкающим звуком вновь их впустить внутрь, скользя благодаря смазке более свободно, выцеловывая внутреннюю часть бедра омеги. – Говори со мной, детка, я же знаю, что тебе нравится. -Да, Юнги, да!!! Я хочу ещё больше, хочу тебя, хочу тебя всего, альфа, трахни меня своими пальцами так, как подобает послушной шлюхе, я всё приму!- Чимин срывается со стонов на крики, чувствуя, как в него входит уже пятый палец, до невозможности растягивая его изнутри, но она так хорошо, так правильно себя чувствует, что просит лишь о большем. Омеге не терпится почувствовать пульсирующую длину Юнги в себе. Юнги же, услышав то, что сказал омега, прищурил глаза, пытаясь не кончить там же, на месте. Его омега вынуждает его, а потому он прикусывает легонько напоследок кожу рядом с его членом, ухмыляясь хищно, поднимаясь с колен. Вытаскивая бережно пальцы из омеги один за другим, после чего из истинного выскользнула вся сдерживаемая внутри смазка, смешанная с лубрикантом, Юнги восхищённо присвистывает, разводя его ноги шире. Его малыш хочет разговорчиков? Будут ему разговорчики. -Ты бы видел, как жадно твоя дырочка сейчас раскрывается для меня, умоляя меня заполнить её. Какая нуждающаяся детка мне попалась, да, Чимини? – Юнги смотрит в упор на Чимина, который, весь красный от смущения, возбуждения, и такой превосходной растяжки и стимуляции уже задыхается разбито, словно его уже успели взять во всех позах, но храбрится: -Она вся твоя, альфа. Заполни её собой. Я только твоя детка, только для тебя буду так хорошо раздвигать свои ноги, прошу, дай мне свой член, умоляю! Юнги прикусывает губу в восхищении: он никогда не знал, что его будут заводить такие слова. С виду ангельский цветочек Чимин, его маленький уютный комочек, его цыплёнок, в постели преображается в ненасытную шлюху, готовую стонать под альфой, извиваясь, и это не может не радовать его. -Ну раз ты так хорошо просишь, ты получишь всё, что тебе полагается, шлюшка, - Мин берёт свой член за основание, пошло и с хлюпами постукивая им прямо по промежности, смазывая толстыми нитями естественных и синтетических жидкостей всю свою длину, перед тем, как приставить багровую от возбуждения и ожидания головку к растянутому отверстию: ему всё ещё кажется, что Чимин не сможет принять его полностью, а ведь его размеры – это лишь в возбуждённом состоянии, что же делать, когда его узел увеличится почти до тридцати сантиметров? Склоняясь над лицом омеги, Юнги смотрит в заплывшие от возбуждения и слёз удовольствия глаза, видя в них страх боли: он не может успокоить омегу, он и сам боится. Мин отлично понимает истинного, на время прекращая игру, заботливо целуя его в губы, чуть толкаясь вперёд головкой, шепча: -Готов, детка? Я вхожу. -Готов. – Чимин храбрится, цепляясь пальчиками за рука Юнги, широко распахивая свои глаза от разрывающей изнутри боли, что печёт просто до ужаса, когда Юнги пропускает головку члена в него. Даже с лубрикантом этого гиганта в себя без боли не пропустить, и Чимин представления не имеет, насколько больно ему будет однажды при сцепке. Замерев, оба тяжело дышат, когда Юнги прерывает молчание, подбадривая любимого: -Ты умница, детка, посмотри, как ты меня принял, персик. Скоро будет болеть меньше. -Говори…говори со мной, Юнги… -Я тут, мой сладкий. Всё хорошо, ты со мной? – Юнги нагибается вперёд, обеспокоенно смотря на прикрывшего глаза Чимина, - детка, ты со мной?? -Да, да… я просто.. АХХХХ!!! – Чимин стонет громко от боли, выгибаясь, ладошками упираясь в грудь альфы, когда член непроизвольно из-за обильного количества смазки скользит немного глубже. – Говори со мной, как раньше, Юни, это … это мххмхммм…это поможет… Юнги подстраивается под омегу, понимая, что тому действительно надо отвлечься на разговоры: -Это то, что ты хотел, верно, детка? Чтобы тебя так растягивал мой член, чтобы ты так прекрасно стонал подо мной, возбуждая меня ещё больше? Отвечай! – Юнги повышает тон, шипя то ли на боль от того, как его сжимает омега, то ли на то, что грубо говорит с любимым, то ли оттого, что тому это действительно нравится. -Да, альфа, я хочу тебя глубже. Хочу, чтобы твой большой… - член Юнги скользит ещё глубже, до невозможности растягивая, а он ещё даже не дошёл до основания, лишь до середины. Не так сложно принять его длину, как толщину, не умещающуюся в ладошках омеги, - ммммм… толстый член полностью исчез в моей мокрой дырочке, чтобы ты увидел, какой хорошей…. Послушной шлюхой я буду для тебяя-я-яа-а, Юнги! Юнги срывается лишь на секунду: он не может отрицать, что его ведёт от того, что происходит сейчас похлеще, чем омегу под ним. Он толкается бёдрами немного вперёд, заполняя чудовищной толщиной истинного, шипя, обнажая дёсны. -Вот так, детка, бери глубже. Я буду трахать тебя медленно, чтобы ты искупал меня в своей смазке, умолял о большем, детка, - Юнги шепчет это на ухо, так как понимает: если будет смотреть в лицо любимому, они оба не выдержат: Юнги засмущается и не сможет всего этого выговорить, а Чимин просто расплачется от переизбытка эмоций и ощущений. Ни то, ни другое им не нужно, поэтому оба отлично знают, что надо продолжать в том же ритме: вытаскивать уже поздно. -Да, альфа… ммм.. ты так хорошо меня растягиваешь, войди ещё глубже, ахххххмм… - Чимин позволяет себе короткое движение, вызывающее восторг у альфы: он действительно нашёл в себе силы качнуть бёдрами навстречу, помогая ему толкнуться ещё глубже, практически до самого конца, крича под ним. – Хочу чувствовать тебя тут, альфа! – Чимин ладошку положил на низ гладкого живота, стараясь расслабить пресс, указывая на то место, где, как ему показалось, он секунду назад почувствовал альфу. Юнги опустил голову вниз, наблюдая за тем, как головка его члена действительно проступает очертанием и маленькой выпуклостью именно в этом месте, восхищённо и неверяще поднимая взгляд на своего омегу, прося: -Смотри, детка. Смотри, как хорошо ты меня принимаешь, я хочу, чтобы ты видел и чувствовал меня в себе полностью, - Юнги, увидев, как Чимин сжимает его плечо одной рукой, опуская взгляд на низ живота, в шоке распахивая глаза от увиденного, пользуется моментом, толкаясь до самого конца, сумев отвлечь омегу, заполняя его собой полностью, до самого шлепка тяжёлых яиц о мокрую промежность, вызывая истошный крик омеги. – всё, малыш, всё, всё хорошо, я тут, Чимини, я тут, смотри на меня, дыши глубоко, персик, мы сделали это, - Юнги выцеловывает всё лицо омеги, который до крови сжал ногтями его плечо, пытаясь успокоить его, и тот судорожно хватает ртом воздух, стараясь не двигаться под альфой, распираемый настолько, что вот-вот разорвётся на части. – как ты, малыш? -Жить можно, киса. – Чимин приходит постепенно в себя, напоминая себе, что не он один тут боится, да и не так уж страшен волк, когда ты уже в лесу со стволом. Глубоко в заднице, правда, но кому нужны детали? - Давай тихо двигаться? – Омега уже не хочет никаких пошлых разговорчиков: он хочет лишь наслаждаться нежностью и болью первого раза, напоминая себе, что для истинных всё устроено природой, и от этого никуда не деться, а значит, он получит удовольствие. Просто через эту боль надо пройти. Кивнув, Юнги на пробу качнул бёдрами назад совсем немного, возвращаясь тут же обратно, отчего омега посмотрел на него шокированно: ему нравится. Ему нравится эта боль. -Давай ещё, Юни, точно так же, сможешь? -Смогу, персик, - Юнги еле сдерживается, чтобы не начал втрахивать омегу в матрас до истошных криков, но ставит на место мозги, напоминая себе, что пошалить они ещё успеют: сегодня надо делать всё максимально медленно, не спеша. Снова качнувшись, уже чуть больше выходя, он загоняет член обратно с пошлым чпоком стуча яйцами о Чимина, вызывая у того очередную волну румянца. – Тебе хорошо, Чимини? -ммм…. Да… - Чимин уже начинает покачивать бёдрами под альфой, нетерпеливо насаживаясь на толстый член, каждую венку чувствуя внутри себя, проходясь по каждой влажными стенками, так болезненно-приятно ноющими. – Мне нравится…. Боль. Юнги улыбается, качая головой: -Ты просто невероятен, персик. Я так люблю тебя. -Трахни меня уже, киса. Чтобы я стонал под тобой громко. Не бойся. Я остановлю, если будет слишком больно.. – Чимин смелеет, понимая, что альфе тоже нужна хоть какая-то разрядка, и подбадривающе прикусывает его в плечо, навстречу подмахивая уже изрядно уставшими от напряжения бёдрами. Юнги шипит, вновь обнажая дёсны, толкаясь вперёд и назад, размеренно, потом немного набирая темп, не сдерживая своих стонов, пока Чимин отпускает себя, позволяя себе кричать и скулить под ним настолько громко, что радуется, что никого в доме нет. Иначе бы подумали, что его тут режут. Чувствуя, как оба приближаются к разрядке, одновременно смотря восхищённо на низ живота омеги, сквозь который проглядывают очертания упирающейся головки, снующей внутрь и наружу, Юнги медленно выходит из омеги, не желая шокировать его сегодня ещё и сцепкой, тем более без презерватива: детей до двадцати им не видать. Опускаясь на колени перед раздвинутыми ногами омеги, он с неприкрытым восторгом смотрит на растянутую до предела красную, уже натруженную дырочку, чьи края никак не могут сомкнуться после его размера, жадно стараясь сжаться и разжаться вокруг пустоты, вновь прося заполнить себя таким идеальным стволом. Широко лизнув всё ещё раскрытые чувствительные края, Юнги доводит омегу до исступления и жалобных стонов и скулежа от чувствительности, языком подбирая проглядывающую в широком отверстии смазку, раскатывая вкус на языке, с удовольствием сглатывая. Вторую порцию Юнги, поднимаясь выше, всё же доносит до омеги, давая ему почувствовать вкус, отчего тот пошло закатывает в удовольствии глаза: естественная мятная смазка альфы преобладает над синтетической, и он проглатывает всё без остатка, развратно раскрывая рот и показывая чистый язык альфе, доводя его до края. Взяв в ладошку его возбуждение, Чимин начинает ему надрачивать в том же ритме, что и истинный, обхвативший его член. Смотря друг на друга, не отрывая влюблённых глаз, оба кончают, обессиленно откидываясь на подушки. -Персик, ты как? -Замечательно, моя дикая киса. Правда сидеть моя задница вряд ли согласится завтра утром, - Чимин хихикает, наконец расслабляясь, принимая объятия счастливого Юнги. -Спасибо тебе, любимый,- Мин целует его в плечо благодарно, подбородком упираясь, поднимая на него взгляд. – ты меня осчастливил. -Я люблю тебя Юнги. – Чимин устало выдыхает, опуская дрожащие в коленках ноги на постель полностью, вдыхая успокаивающий аромат альфы, разочарованно ноя, – но я такой грязны-ы-й… -Киса слижет, детка, лежи и наслаждайся, - Юнги хитро улыбается омеге, опускаясь вниз, начиная слизывать всё до последней капли, наслаждаясь вкусом: похоже, он действительно киса. Только молочко он с живота омеги лакает персиковое.