Пусанский персик (часть 1)

-Ай-ай…ауч-ч-ч… -Персик, побереги попку, я сам тебе принесу, что нужно, - Юнги обеспокоенно смотрит на истинного, который еле двигается: удовольствие и эйфория потихоньку отошли на задний план, возвращая возлюбленных в суровую реальность: Чимин чувствует себя настолько растянутым, что ему больно даже дышать. -Юн-и-и, почему так бо-о-о-ольно, - Чимин смотрит доверчивыми глазами, прижимаясь поближе к альфе, который успел его обмыть со всех сторон влажным полотенцем и теперь лежит, перебирая его пряди. -Я говорил, что будет больно, любимый, но ты не слушал, - Юнги знает, что это ничем не успокоит и не поможет, но это факт. -А мне плевать, пусть болит, Юни, зато мы с тобой сделали это. – Чимин уверен: он счастлив и так, хотя зад болит не по- детски, даже учитывая заживляющие мази, которыми альфа его щедро обмазал. -Чимин, у меня есть идея, но я не знаю, понравится она тебе, или нет, персик. – Юнги поджимает губы, думая, есть ли ещё какие-то способы помочь любимому. Омега смотрит на него доверчиво, пытаясь не двигаться от жгучей боли, когда он продолжает, - давай-ка тебя перевернём на животик, детка. Взяв Чимина за руку и поддерживая спину, Юнги помог с кряхтением омеге взобраться на его живот, прижимая тёплый пресс Чимина к своему молочному впалому вплотную. Чимин лежит, словно лягушка, расставив ноги по бокам бёдер альфы, руки просто лежат вдоль его тела: омега пытается расслабиться, лежа на сердце альфы и вслушиваясь в спокойное, равномерное биение. -Я помогу тебе совсем немножко, ладно, персик? – Юнги смотрит выжидающе, пока омега не кивает в знак согласия, позволяя делать с собой всё, что угодно, лишь бы боль прошла наконец. Юнги заносит руку за спину омеги, опускаясь вниз по пояснице к промежности, дотрагиваясь до растянутых, припухших от непривычной натруженности краёв, и омега тихо стыдливо поскуливает: так чувствительно и так тепло. -Расслабься, персик, я просто буду гладить, чтобы немножко расслабить тебя, хорошо? – Юнги целует любимого в висок, одной рукой удерживая его поперёк талии, другой всё ещё мягко, невесомо проходясь по кольцу мышц безо всяких контекстов. Он тут сейчас лишь для того, чтобы помочь своему омеге. Чимину, похоже, наконец-то удаётся расслабиться, когда он выдыхает плавно. -Ты у меня такой умница, персик. – Юнги без конца шепчет ему, нахваливая, пытаясь отвлечь, - такой храбрый маленький цыплёнок, я так сильно тебя люблю, эй, - он посмеивается, и смех его приятной вибрацией расходится по телу, вынуждая омегу теснее прильнуть к нему, в поисках максимального контакта и тепла. – ты так хорошо справился, никто бы так не смог. И я никогда не мог и не смогу с кем-то другим. Я только тебя вижу, цыплёнок: твои пальчики, которые я так люблю, твои умные, заботливые глазки, - альфа целует прикрытые веки омеги, не прекращая поглаживать пострадавшее местечко круговыми движениями, - твоё прекрасный голос… в тебе абсолютно всё идеально, Чимини, мой самый любимый на свете человек. Я так горжусь тобой, персик. Юнги останавливается на секунду, прислушиваясь: обессиленный омега тихо посапывает у него на груди, пуская одинокую слюнку на его сосок во сне. Улыбнувшись, Юнги прекращает поглаживания по его колечку мышц, что медленно наконец начинает сжиматься до конца, когда омега полностью расслабился, и просто укладывает обе руки ему на спину, поглаживая её вдоль и поперёк, вдыхая родной аромат, засыпая под любимым, напоследок шепча ему: -Я так сильно люблю тебя, Чимини, так сильно, что ты и представить себе не можешь. Пусть все твои боли перейдут ко мне, цыплёнок, пусть у моего любимого ничего не болит. *** -Нет, мы не можем… Нет, я не могу рассказать о нас Джуни, это убьёт его. Хватит! – Намджун стоит с протянутой рукой за дверью спальни, выйдя из душа и направляясь в неё, но никак не ожидая услышать шёпот мужа за дверью, от которого волосы на руках встают дыбом. Отряхнув голову и придавая лицу максимально спокойный утренний вид, Намджун заходит в комнату, улыбаясь как обычно, сверкая ямочками, которые он буквально выдавливает из себя. -Чего не спишь, шоколадка? На часах десять утра. -Хотел пойти в ванную после тебя, - Сокджин пищит: не смог совладать с голосом, подскакивая с места. А вдруг Намджун всё слышал? -М-м..ну-ну. Ванна свободна, милый. – Намджун снимает полотенце с талии, оказываясь лишь на минуту абсолютно голым, пока Сокджин замирает на месте, разглядывая его, словно никогда раньше не видел, шумно сглатывая. – Шоколадка, что то не так? – Сердце Намджуна колотится, и он прекрасно знает, почему: Сокджин явно ему о чём-то врёт. – у меня сейчас сердце на пол выпадет. -Оу…я… прости, любимый, - Намджун скалится немного: после непонятного одностороннего диалога за дверью ему неприятно, - просто разглядывал тебя. -И всё? – Намджун подходит к мужу медленно, отбрасывая в сторону халат, который собирался на себя накинуть: подождёт уж. Сокджин осматривает его стыдливо, не решаясь поддерживать зрительный контакт. -Ага… -Может, немножко развлечёмся до того, как ты пойдёшь принимать душ? – Намджун улыбается тепло, пытаясь разрядить обстановку, совершенно не понимая, что происходит, когда Джин отскакивает назад, как от огня, упираясь поясницей в тумбочку. -Да что с тобой, Джинни? Что у тебя болит?? -Н-ничего. Я просто… я пойду купаться, - Сокджин хватает телефон просто из привычки, выбегая, чтобы включить музыку в душе, как обычно, но в этот раз Намджун щурит глаза в недоверии. -Да с кем ты говоришь там… - Намджун выходит из себя, ощущая, как сердце бешено колотится в груди, набрасывая на себя халат и направляясь бесшумным шагом в сторону ванной комнаты, где слышит тихие всхлипы мужа, смешанные с текущей водой. Остановившись, альфа выдохнул глубоко, успокаивая себя, открывая дверь: Сокджин никогда не запирается от него, не заперся и в этот раз. Привычка, или ему нечего скрывать? -Намджун… -Джинни, ты чего? – Намджун входит в ванную, где Сокджин стоит в пижаме перед зеркалом, опираясь о раковину, смотря на себя с болью, и видя взгляд вошедшего истинного на себе, оборачивается. Подойдя и закрыв кран, Намджун развернул к себе мужа, который зажмурил глаза, пытаясь успокоиться, но из них лишь потекло ещё больше слёз. Намджун оскалился, принюхавшись к воздуху: шоколад горчит до ужаса, а значит его омега напуган. Нахмурив брови, он вдохнул воздух полной грудью, склоняя голову. -Джинни, ты чего это лосьоном обмазался ещё до душа? Джин срывается, бросаясь ему на шею, зарываясь в кофейно- хвойном аромате, обхватив голову альфы обеими руками. Намджун сразу же обнимает его, похлопывая тихо по спине, успокаивая, пока тот ревёт белугой. -Шоколадка, ну что же с тобой? Поделись, мы вместе решим, ну, - Намджун морщится: шоколад горчит теперь вместе с… вместе с лосьоном?? Бросив взгляд на полку, Намджун не обнаружил там крема, ведь обычно Джин всегда забывает убрать его она место, оставляя на ребре раковины, а потом истинный сам ставит баночку на третью полку в шкафу с дверцей. -Ты не решишь, Джуни, - Сокджин ещё ближе котёнком льнёт к мужу, не зная, как признаться, когда тот отрывает его от себя, смотря в глаза, которые омега отводит. Взяв лицо любимого в руки, Намджун строго говорит: -Посмотри на меня. – не вышло. – Я сказал, посмотри мне в глаза! – властный голос, который Намджун прекратил использовать ещё много лет назад ради омеги, заставил Джина подпрыгнуть на месте и повиноваться. Намджун лихорадочно разглядывает шмыгающее лицо своего омеги, скалясь: сердце болит так, что скорую вызывай. -Я задам тебе только один вопрос. И ты ответишь на него правдой. Хорошо? Омега кивает, в страхе сцепляя свои длинные заледеневшие пальчики с пальцами истинного, всё ещё держащего его лицо в руках. -Когда ты использовал крем в последний раз, Сокджин? Сокджин вновь срывается, его поджавшиеся плюшевые губы дрожат, глаза наполняются очередной порцией страха и надежды, когда он пускает крупные щёки блуждать по своему лицу, находя покой в крепких руках мужчины, который не верит своим глазам. -Сокджин, пожалуйста. Когда. Ты. Использовал. Его. В. Последний. Раз. – Намджун говорит чётко, требуя ответа, мысленно молясь, чтобы муж сказал, что использовал любимый медовый лосьон пять минут назад, когда его окончательно оглушают тихое, еле слышное: -Два месяца назад. Намджун опускает обессиленно руки, остекленевшими от ужаса глазами смотря на омегу: чтоб он провалился в тот день в отпуску, когда позволил мужу руководить собой и входить в сцепку! -Нет, нет, нет… нет. нет. Этого не может… Этого не может быть, Джинни. Нет. Нет! – Намджун хватается за свою голову, а после смотрит полным боли взглядом на истинного, вновь беря его лицо в свои руки: -Скажи, что ты пошутил, Джин! Скажи, что это неправда! Ну, давай!!! Джин может только поджимать губы, отрицательно мотая головой: нет. Это- самая настоящая правда. И Джин счастлив, однако реакция мужа вполне обоснованная: его счастье не сможет продлиться долго. -Я оставлю его, Джуни… - Джин кладёт руку на живот, давая альфе понять: это – их новая реальность, нравится тому она или нет. -Ты в своём уме, Джин? Этот ребёнок убьёт тебя!!! – Намджун в шоке открывает рот, понимая, что омега вряд ли отступится: его сердце бешено колотится, практически выпрыгивая из груди, и альфе сложно совладать с эмоциями. – Этого не будет, Джинни. Я не позволю тебе оставить нас с Чимином без тебя. Ради этого, - Намджун указывает, скалясь, на пока ещё гладкий мягкий животик омеги, который тот рефлекторно укрыл от альфы обеими руками. – Ради этого, Джин??? Ради того, кто ещё не родился?? -Джуни. – Сокджин выдыхает размеренно, стараясь не обращать никакого внимания на преобладающий, давящий запах кофе в ванной комнате, смотря в глаза мужу. Он пережил четыре выкидыша до того, как смог наконец произвести на свет любимого сына, и воспоминания режут его ножом по сердцу, но он всё равно их озвучивает. – Ты не говорил так о Чимине, когда я вынашивал его, и я не позволю тебе говорить так о Тэмине. -О Тэмине?! Ты его ещё и назвать успел, Джин?! -Детям обычно дают имена, Джуни, - Сокджин пытается мягко подобраться к альфе, но тот абсолютно закрыт от его мышления. -Не тогда, когда этот ребёнок уничтожит тебя, Джин! – Намджун кричит на него. Впервые повышает голос за последние двадцать лет, не сдерживая эмоций, скалясь и обнажая клыки. – Это не обсуждается. Мы будем делать аборт, Сокджин. Хочешь ты этого или нет. -Я не стану спрашивать тебя о том, что я могу, а что не могу вынашивать в своём собственном теле, Намджун. – Сокджин встрепенулся от этих слов, собирая всю силу воли в кулак, и мгновенно утирая слёзы, пытаясь храбриться, прятать страх, что съедал его изнутри всё последнее время. – Я говорю тебе один раз: Я буду идти до конца, как ты шёл до конца, когда добивался меня. -Я со… - Намджуну не дали договорить, приставив палец к его рту: Джин становится уверенным в себе, как никогда раньше. -Я не договорил, любовь моя. Даже не смей говорить мне, что ты- совсем другое. Я знаю. Я привожу пример. Я ни за что не сделаю аборт, и никто на свете не сможет меня заставить. Я чувствую жизнь внутри себя, и я никому, слышишь? Никому, никогда, - Сокджин тихо наступает на Намджуна, пока не подходит к его лицу вплотную. – Не позволю ему навредить. Ты не остановишь меня, Намджун. Не остановишь, как я не остановил тебя когда-то. Если хочу чего-то, мы оба знаем, что я это получу. -Джинни, это слишком опасно для твоей жизни. – бороться остаётся лишь фактами: Намджун представления не имеет, как ещё он может спорить с истинным, в привычное время льнущему к нему, словно котёнок, и в самый важный момент выпустившему когти, царапая безжалостно его сердце. – Это я во всём виноват. -Не смей. – Джин светлеет, распуская сладкий шоколад по комнате, укутывая альфу своим ароматом: Намджун знает, что он не сдастся. Он победил. - Ты не виноват в том, что подарил мне это счастье, - Джин кладёт дрожащую руку Намджуна себе на живот, хоть там пока и не наблюдается никаких движений. Намджун выпускает слезу, понимая, что Сокджин действительно ни за что не отступится, и жизнь, которую он сейчас так яростно защищает, погубит его собственную. – Это наше счастье, Намджуни, и ты полюбишь его. Тэмина нельзя не полюбить, вот увидишь. -Джин…Чону сказал, что ты… что тебе нельзя… плод будет убивать тебя во время беременности, Джинни, как ты хочешь, чтобы я с этим смирился? -Намджун прижимает руку к низу живота, словно стараясь придушить ребёнка, предупреждая, что это и сделает, пусть только тот посмеет отнять у него истинного. -Посмотри мне в глаза, Джуни, - Джин поднимает одной потеплевшей ладошкой лицо Намджуна, мягким взглядом возвращая его в свой желанный омут. – Плевать я хотел с высокой колокольни на то, что сказал мне Чону. Тэмин принесёт счастье в этот дом, Джуни, я уверен. Мой медовый мальчик никому не даст папу в обиду. – Джин улыбается, представляя себе ребёнка, который будет так похож на пухлощёкого Чимина в младенчестве: как же он ждёт этих дней! – Чону сам знал, на что идёт, когда укусил альфу, и убил его на целую ночь. Но Хёнджин проснулся, а значит и я смогу вынести всё, что мне дано. Ты хочешь, чтобы я убил любимого мне человека? Как мне жить с этим потом? -Джинни, а мне как жить, если это убьёт тебя? – Намджун плачет, плачет как ребёнок, отбросив в сторону мужскую гордость, прижимая к себе омегу, убаюкивающего его своей сладостью. -Тэмин никогда этого не сделает, Джуни. Я чувствую. Верь мне. – Джин кивает не столько Намджуну, говоря это, сколько самому себе. – Мы обязательно будем счастливы. *** -Я к Тэтэ хочу-у-у!!! – маленький альфа с утра уже все уши прожужжал Хёнджину и Чону, забравшись в постель прямо между истинными, пытаясь их разбудить. -Кри…Чанни, пока только девять утра, Тэтэ спит, малыш. – Чону всё же просыпается, смотря сонными глазами на ребёнка, что огромными глазами смотрит на него выпрашивающе. -Хочу к Тэтэ!! -Давай мы сейчас тихо встанем и вместе пойдём к Тэтэ, зайчик? Я приготовлю кашу, а ты поешь, и мы пойдём, чтобы не будить Хённи. Идёт? – Чону заводит за ухо прядку от чёлки ребёнка, который засветился от счастья, закивав. -Пойдём, зайчик. – Чону сдаётся, вставая бесшумно, поднимая на руки потяжелевшего альфу, постанывая, - ухх, ты чего такой тяжёлый стал, зайка? -А Тэтэ мне во-о-о-от такую клубничку дал, а я её всю-всю слопал! – Чанни руки растягивает, улыбаясь счастливо: сегодня они с братишкой снова будут лопать клубничку и говорить о папе, и это делает его счастливым до невозможности. -Ясно, ясно, зайчик, - Чону усмехается, глядя на глазки-галактики: Чанни счастлив до предела, до небес, и для него это – самое главное. Он любит ребёнка всей душой, но понимает, что если вдруг тот решит жить с Тэхёном, им с Хёнджином придётся позволить ребёнку самому выбирать, тем не менее присутствуя в его жизни, помогая воспитывать. Даже если они- лучшие приёмные родители, это никогда не сможет заменить Чанни настоящую, биологическую семью. -А ты знал, что у Тэтэ альфа есть? – Чанни прикрывает ротик рукой: Чонгук, пришедший с очередными сладкими подарками к омеге, пока Чанни гостил у Тэхёна, произвёл на ребёнка впечатление: он хочет теперь быть таким же хорошим, как Хённи, и таким же весёлым, как Чонгук. -Знал, зайчик, только дядя Сокджин и дядя Намджун об этом не знают, так что это- большой-большой секрет. Не проговорись, ладно? – Чону ставит на стол разогретую кашу, положив в неё кусочек масла прямо посередине, целуя в макушку облизывающегося Чанни: откуда только у ребёнка такой зверский аппетит? Быстро поев, двое оделись и направились к Тэхёну, который как раз только спустился вниз, чтобы попить воды. -Чанни! – Тэ сразу же забыл о воде, увидев через окно маленького ребёнка у ворот рядом с Чону. Быстро скинув домашние тапки и надев первые попавшиеся шлёпанцы, Тэхён выбежал навстречу, открывая ворота, и ловя бросившегося на него мартышкой младшего брата, прижимая его голову к себе, целуя в висок: -Тебе не спалось, хвостик? -Не-еа, я к тебе хотел. И к папе. Мы же будем сидеть сегодня в той комнате? – Чанни смотрит так преданно, широко раскрыв глазки, что Чону чувствует, как подступает ком к горлу: ребёнок однозначно выберет свою биологическую семью, и Хёнджину придётся с этим смириться. Хённи у него сильный, он поймёт. -Конечно, будем, хвостик. Пойдём! – Тэхён коленкой подкинул за попку повыше маленького альфу, обнимая его обеими руками, занося в дом драгоценную ношу, параллельно говоря с Чону: -Спасибо, что так хорошо заботишься о нём, Чону, - Тэхён смотрит такими же преданными глазками, и Чону понимает, насколько был глуп, когда раньше не замечал сходств между ними. – Он очень тебя любит. И Хённи, - Тэ ухмыльнулся задорно, подмигивая ему, вгоняя в краску. – Я хотел поговорить, хорошо, что ты пришёл. -Конечно. – Чону понимает, о чём Тэхён хочет поговорить: о метке. И он не сможет его остановить, омега точно забросает его вопросами. -Хвостик, соберёшь нам самую- самую вкусную клубничку, пока мы с Чону сделаем чай? – Тэхён достаёт из шкафа контейнер, протягивая его маленькому альфе, что гордо поднимает голову, кивая, соглашаясь идти на ответственную миссию в одиночку. -Умничка, держи, хвостик. – Тэхён смотрит вслед ребёнку, уложив лицо под руки, согнутые в локтях, садясь на стул: до чего же хорошенький малыш растёт! Папа был бы так счастлив… - Тэ… я не знал. -Всё в порядке, Чону. Возможно, так даже лучше. Чанни растёт в любящей и полноценной семье, а это- самое важное для ребёнка в его возрасте, уж я знаю. – Тэхён смотрит на Чону, улыбаясь квадратной улыбкой: омега подарил его братишке здоровую атмосферу в доме, и это безумно его радует. -Если однажды вернётся ваш папа… -То Чанни придётся выбирать. Я знаю. -Чанни рассказал нам с Хёнджином о вашем разговоре. У меня нет слов, Тэ. Я так ненавидел твоего папу, а по итогу могу им лишь восхищаться. Ты пошёл силой воли в него, - Чону прикладывает руку к лицу Тэхёна, прикрывающего в наслаждении глаза: о да, ему и самому впервые в жизни безумно нравится это сравнение. -Спасибо, Чону. Что говорит Хёнджин? -О…мой дружок в шоке. Сначала отказывался верить, говорил мол, не отдам никому, мой ребёнок!- Чону улыбается грустно, вспоминая шок на лице Хёнджина, услышавшего всю правду о прошлом ребёнка. – Но потом понял, сказал, что никогда не встанет между вами. Просто никогда не исчезнет из жизни нашего общего хвостика, если ты не против. -Шутишь? Чанни явно вас обожает! Он столько рассказывал мне о вас, я думал, у вас там ушки сгорят пока вы у НамДжинов сидели, - Тэхён хихикает, расслабляясь: если Хёнджин не станет вставать между ними, всё хорошо: он не хочет обидеть людей, заботящихся о его брате, дающих ему всю энергию и любовь. -Ты хотел поговорить, - Чону кашлянул, посматривая в оранжерею: Чанни уже почти наполнил маленький контейнер, то и дело останавливаясь около каждой спелой клубнички и вдыхая жадно аромат папы, по которому так соскучился. -Да. Э-Э… Чону, я хочу… Я хочу метку. Я хочу рискнуть. -Ни за что. Исключено. – Чону строго смотрит на молодого омегу, что хлопает ресничками, невинно глядя на него. -Но ведь у вас с Хваном получилось? -Это потому что я- доминант, Тэтэ. И фактически, я убил его в процессе. – Чону морщится, вспоминая недавние события с болью. -В смысле, убил, Чону? – Тэхён смотрит, не понимая. То есть как это убил, если Хёнджин целый и невридимый сидел в гостиной на розовом диване Сокджина? -В самом прямом. Мой яд прошёлся по его телу и у Хёнджина была клиническая смерть. Изза меня. – глаза Тэ распахнулись: такое бывает вообще? Чону, словно читая его мысли, произнёс, - Да, Тэтэ, оказывается, что такое действительно бывает. Я был в шоке, и думал, что он никогда не проснётся. -Но ведь проснулся же! -Повезло, просто потому, что мы оказались истинными. -Чону, но Чонгук тоже доминант! -Он- доминантный альфа, Тэтэ. Это в его крови. У доминантных омег это просто сбой в хромосомах. -Всё одно, эффект ведь один. -Тэ, решать тебе. Я не имею права диктовать, сам сорвался. Но у меня не было никого, кроме Хённи. У тебя совершенно другая ситуация, Тэтэ. Если ты рискнёшь, и что-то пойдёт не так, Чанни не переживёт. Подумай об этом. – Чону смотрит на ребёнка, который показывается в дверях кухни в полным контейнером, жуя маленькую клубничку на ходу. Тэхён поджимает губы, понимая: я рискну, Чанни. Рискну, чтобы тоже быть счастливым. Прости меня. -Хорошо, Чону, я подумаю.