Пусанский персик (часть 1)

-Намджун приехал. Чонгук, покинь, пожалуйста, палату. Я должен поговорить с ним с глазу на глаз. – Чону мягко касается руки Чонгука, выводя его из транса: молодой альфа всё ещё в шоке, отказывается отпускать руку Тэхёна, и кажется, даже не моргает, в страхе упустить малейшее движение омеги. – Вставай, Чонгук, тебе надо привести в порядок мысли. Ребёнок чувствует всё, поэтому нам надо, чтобы ты был настроен позитивно. Чонгук поднимает свои заплывшие от слёз глаза, прищуриваясь, пытаясь вникнуть в то, что говорит Чону, но на деле просто мечтает оказаться на месте любимого омеги. Кивая, он целует ладошку Тэхёна перед тем, как встать, тихонько шепча, вдыхая аромат: -Малыш, я люблю вас обоих, тигрёнок, прошу тебя, просто открой свои глаза, и я сделаю всё, что ты захочешь, мой Тэтэ. Просто открой свои красивые глаза, чтобы я мог в них снова утонуть. -Чонгук, ты столкнёшься с Намджуном, если не поторопишься, - но Чонгук слышит только голос Тэтэ, застрявший в его голове, не в состоянии говорить, не в состоянии сдвинуться с места и оставить его одного. – он с Сокджином, Чонгук. И именно в этот момент дверь распахнулась с грохотом, впуская разъярённого Намджуна в палату, и Сокджина, который округлив глаза от страха, сразу бросился к койке- обнимать Тэхёна, будто это его разбудит. -Что ты сделал с ним, сволочь?! – Намджун уже взялся тяжёлой рукой за ворот Чонгука, но он ничего не хочет делать. Он заслужил всё, что даст ему Намджун, воспитавший Тэхёна в своих заботливых объятиях, как родного птенца. – Я спрашиваю!!!! Что. Ты. Наделал?! -Намджун, мы могли бы поговор… - Чону пытается встрять между ними, когда Намджун скалится, обнажая клыки, рыча громче, чем позволял себе за последние двадцать лет, отпугивая омегу. -Чону, оставь. Они должны сами по… - Сокджин открывает было рот, понимая мужа, пытаясь как-то утихомирить ситуацию своим шоколадным запахом, когда его перебивает тяжёлый коньяк: доминант, понимает Сокджин, распахивая глаза. Доминант и его хрупкий маленький тигруля Тэтэ?? А он даже не знал? Сокджин не успевает договорить, когда Чонгук в лицо Намджуну говорит правду, понимая, что убегать от неё нет смысла: -Тэхён беременный. От меня. Намджун отпускает его, отходя на несколько шагов в шоке, скалясь и рыча на доминанта, не уступая ему практически своего ребёнка, и Сокджин вроде бы и выдыхает, когда он отходит. Однако отходит Намджун лишь для того, чтобы достать изза пазухи пистолет, щёлкая предохранителем, наводя его прямо на сердце альфы: -Ты сдохнешь на этом месте от моей же руки, щенок, если с моим ребёнком что-то случится! -Стреляйте. Я сам приду за этой пулей к вам, если с ним что-то случится. – Чонгук говорит уверенно, однако руки его дрожат от страха за омегу: он и представлять себе не желает, что конец Тэхёна может оказаться таким. Слова молодого альфы заставляют старшего зарычать громко, уверенно сжимая пистолет в руке, на которой вены вот-вот лопнут от напряжения. Чону не знает, что ему делать: звать охрану? Намджуна могут засудить. Не звать? Он может убить, и за это его всё равно задержат. Его доминантность работает лишь на истинном, и он не может ей воспользоваться, а потому смотрит на Джина, у которого лицо перекосило от страха на долю секунды. Но Сокджин долго не думал. Ему хватило всего секунды, зная импульсивность мужа, чтобы подстроиться под ситуацию, бережно кладя руку Тэхёна обратно на больничный плед, уверенным шагом подходя к Чонгуку и закрывая его своим телом с едва выпирающим животиком, вызывая дрожь по телу у своего мужа. -Не смей, Намджун. Я сделал это двадцать лет назад, и сделаю это сегодня, если понадобится. -Джин, отойди. -Опусти. Пистолет. – Джин чеканит уверенно каждое своё слово, не давая никому в комнате сомневаться в том, что он- не просто любитель розового и пушистого, а уверенный в себе омега, способный укротить альфу с пистолетом в руках одним движением, одним словом, просто положив руку себе на живот. – Не заставляй меня при всех говорить, Намджун. Намджун рычит, переходя на скулёж отчаяния перед протяжным криком: его прошлое встало перед его глазами, в двойной мере причиняя боль его сердцу. Опуская пистолет, он смотрит исподлобья на своего омегу, опускаясь перед ним на колени при всех. -Прости. Сокджин кивает Чонгуку, чтобы тот вернулся к Тэхёну, подходя к мужу, садясь рядом с ним и шепча на ухо: -Мы не дадим Тэхёну пережить то, через что прошли сами, Намджун. Никогда. Держи себя в руках, любимый. Сейчас мы встанем, и пойдём с Чону в кабинет, чтобы он рассказал нам всё с самого начала, идёт? – Сокджин нежно гладит по голове альфу, с которым, знает, что жестоко обошёлся, возвращая самые страшные их воспоминания, воплощая их в жизнь, вновь переигрывая момент. Опустив руку, он пережал щелчок предохранителя, давая Намджуну пистолет обратно в руки на глазах у шокированных Чону и Чонгука. Но Джин знает: Намджун не посмеет. Он ни за что не посмеет. И Намджун действительно прячет пистолет за пазуху, поднимаясь с колен, держа крепко за руку мужа, вдыхая глубоко его запах и кивая Чону. -Идём. -Тэ, прости, что наше знакомство прошло вот так, тигрёнок, - Чонгук остаётся в палате один, медленно приходя в себя от увиденного только что, беря в руки худую ладошку Тэхёна, вновь выцеловывая её вдоль и поперёк, - прости, солнышко, прости. Я обязательно всё исправлю, они полюбят меня, вот увидишь, ты только проснись, Тэтэ, ну, пошути со мной, тигрёнок, - Чонгук опускает лицо на ладонь Тэхёна, вдыхая аромат их ребёнка, успокаивая себя: маракуйя осела тяжело куполом над ними, а значит, Тэхён его слышит. Или его слышит ребёнок? -Смотри, Тэ, наш с тобой малыш тут. Он будет таким же прекрасным и талантливым, как ты, ты только очнись, ладно, малыш? Чонгук говорил с омегой ещё два часа, безостановочно, пока в палату не вошли Юнги с Чимином и Феликс с Хоби, переговорившие практически со всеми врачами во всех процедурных. - Братишка, Чимин заменит тебя, тебе надо прийти в себя, давай, - Хосок осторожно касается плеча альфы, на что тот мотает отрицательно головой: -Я никуда не уйду, пока он не откроет глаза. -Чонгук, Тэхён может сегодня не… - Феликс, рационально мыслящий, понимает, что вряд ли это так быстро произойдёт, когда на него по кошачьи предупреждающе шипит Юнги, сжимая в руке ладонь Чимина. -Я никуда не уйду. -Хорошо, Куки, хорошо. Вот, мы принесли тебе кофе. – Чимин протягивает альфе стаканчик, который тот берёт из его руки и тут же ставит на тумбочку рядом: он выпьет его ночью, чтобы не уснуть. Все в палате молчат напряжённо, пока обратно не входят Намджун с Сокджином: Чону на очередной операции, а потому не может их сопровождать всюду. Джин подошёл к койке Тэхёна, обнимая за плечи бережно и окутывающе альфу, тихо прося: -Намджун хочет поговорить. Прости его за реакцию. На всё есть свои причины. Я посижу тут вместо тебя, давай, сынок, - Джин целует альфу в самую макушку, видя в нём молодого Намджуна, слабо улыбаясь ему вслед, когда тот наконец встаёт и покидает палату, под удивлённый взгляды всех находящихся в ней. Намджун сидит на лавке перед палатой, нервно сжимая кулаки и выдыхая глубоко, когда останавливается сосредоточенно, учуяв доминантный запах: альфа встаёт перед ним на колени, наплевав на всякую гордость, на всякое смущение перед пациентами, снующими из палаты в коридор и обратно. Опустив глаза в пол, он уверенно, но тихо произносит: -Я виноват. Перед всеми вами виноват за то, что сейчас происходит. Я должен был познакомиться с вами, получить одобрение, а не во… Ему не дают договорить: Намджун устало выдыхает, кладя руку ему на плечо, отчего тот поднимает заплаканные глаза: -Ты виноват. В том, что ты сорвался. В том, что Тэхён сейчас- беременный. В том, что действовал, не получив нашего с Джином одобрения. Ты во всём этом виноват, Чонгук. – Намджун говорит спокойно, размеренно, устало, от навалившихся воспоминаний и двойного страха за дорогих ему людей. – Но ты не виноват в том, что полюбил его. Ты не виноват в том, что ради него травился изо дня в день добровольно препаратами. Ты не виноват в этом. Чону мне всё рассказал. И я бы не стал говорить с тобой так, как в палате, если бы знал раньше. Прости меня. Чонгук хмурит брови, выпуская очередную слезу, понимая, что даже при таких обстоятельствах они смогли его принять, благодаря бога за подаренный шанс. -Мы вместе будем молиться за то, чтобы он пришёл в себя, Чонгук. – Намджун поднимается с лавки, протягивая руку Чонгуку, чтобы тот встал рядом. – Вместе через всё это пройдём. Я отчётливо вижу сейчас, почему Тэхён выбрал именно тебя. – Прижимая к себе молодого альфу, Намджун вдыхает полной грудью его запах, улыбаясь слабо, - я горжусь его выбором. Ты не стал использовать свою доминантность даже перед заряженным пистолетом. Значит, Тэхён не зря тебя полюбил. Прости меня, Чонгук. Чонгуку нечего сказать: он просто цепляется в пиджак альфы старшего альфы, стараясь не рыдать в три ручья от доли стресса, которая хоть как-то спала с его плеч, когда его приняла семья любимого. Главное- чтобы и любимый его принял. *** Час сменялся часом, переползая в новый день, когда все смирились с тем, что Тэхёна надо подключать к аппарату. Ничего не вышло. Омега не смог прийти в себя самостоятельно, а потому Чонгук совершенно забыл про сон, днями напролёт просиживая у койки омеги, делая ему массажи, разговаривая с ним, обтирая, переодевая, шепча на ухо о том, как ждёт его, как хочет вместе с ним назвать ребёнка, рассказывая о том, как Намджун принял его, и теперь ему не придётся парковаться у цветочного. О том, как Сокджин приходит в больницу вместе с Чанни, который хвостиком вьётся около своего любимого мёда, периодически постукивая пальчиками по животу его папы, выпрашивая выйти наружу поскорей. Дни сменились на целый месяц, когда Чонгук уже потерял счёт времени, никого не подпуская к себе, кроме родителей Тэхёна, даже братьев и Чимина, что таял на глазах от стресса. Альфа внутри рвал, метал, скулил, но он давил его в себе, охраняя самое драгоценное, что у него есть. Вера и надежда в то, что омега откроет свои глаза, хлопая невинно пушистыми ресничками, шутя и дразня, настолько глубоко засела в сердце альфы, что выкорчевать её уже не казалось возможным. Если бы не уговоры Сокджина поесть за Тэтэ, и властный голос Намджуна, возвращающий его в реальность тёмным осадком пепла, Чонгук бы вряд ли протянул долго, сходя с ума в одиночку. Но вместе сходить с ума, как это всегда оказывается, полезней и легче. *** -Я хочу отвлечься от этого, - Чимин кладёт руку Юнги на своё сердце, которое бешено стучит вот уже которую неделю. Альфа ничем не может помочь: его брат в таком же положении. -Чем я могу помочь, Чимини? – Юнги прижимает омегу к себе, укрывая пледом поверх голого тела после душа. Они с Чимином совершенно выпали из реальной жизни, не вылезая из больницы, сидя в углу палаты, ведь дальше их не подпускал рычащий Чонгук, укрывавший Тэхёна своими широкими, опустившимися плечами. -Я хочу сцепку, Юнги. – Чимин смотрит честными глазами в лицо альфе, говоря это: он чуть не умер от боли в их первый раз, а больше Юнги себе и не позволял, зная, что омега боится. -Сцепка принесёт тебе больше боли, чем наш первый раз, персик. – Юнги смотрит серьёзно: два дня назад был его день рождения, и Чимин даже не смог его поздравить, в очередной раз утыкаясь в плечо и плача навзрыд, просто наткнувшись на фото Тэхёна в телефоне. -Я знаю. – Чимин дрожит, абсолютно весь дрожит от страха. Но ему надо физической болью заглушить психологическую. -Чимини, я не могу делать тебе больно специально. -Юнги, когда-нибудь это всё равно произойдёт. Я не хочу оттягивать. Я готов. -Тебя нет смысла отговаривать? -Нет. Чимин прижимается к Юнги, не понимая, отчего его так ведёт. Он чувствует вину за то, что у него всё с альфой хорошо на фоне лучшего друга, который лежит там сейчас, не может прийти в себя уже месяц и два дня. Юнги старается быть нежным, шипя и покусывая кожу своего омеги сточенными короткими зубами, отвлекая его от растяжки. Чимин знает, что будет больно. Он стискивает зубы, когда в него входит уже четвёртый палец, понимая, что Юнги настолько отрешён, что сам практически не понимает, что сейчас происходит, смотря в упор на его лицо своим застывшим, каменным. Да, у Юнги всегда стоит на его омегу, и сейчас не исключение. Просто альфа пытается разглядеть абсолютно все эмоции на лице истинного, что прикрывает глаза, стараясь потише стонать, когда он попадает по простате. Вытаскивая пальцы из Чимина наполовину, и щедро поливая их смазкой, Юнги морщит нос, ненавидя себя за то, что так мучает омегу размерами, видя то, как он пальчиками цепляется за одеяло, судорожно сжимая его, но отказываясь признавать, что пять пальцев- слишком много, слишком больно. Ведь иначе он не получит сцепку. -Сейчас, Юнги, - Чимин игнорирует свой колом стоящий член, стараясь раствориться в боли, а не в наслаждении, когда Юнги не позволяет ему, не сдерживаясь, всё же начиная посасывать головку, всё ещё разрабатывая кольцо мышц для более плавного вторжения. – Юнги, прекрати! -Замолчи, персик. – Юнги стреляет в него взглядом, полным боли, когда это говорит: он отлично понимает, чего добивается истинный: он наказывает себя непонятно за что, будто это он кусал своего друга и отправлял в кому. Будто это ему надо отвечать за чужие действия и решения. Будто это не его истинный здесь сейчас перед ним, готовый любить его до гроба. Чимин сдаётся, хныча от удовольствия, переходя на слёзы, не понимая, зачем его потянуло на эту идею после посещения Тэхёна в последний раз. Будто ему как-то помог бы болезненный секс Мина и лучшего друга: какое извращение. Юнги встаёт на колени перед своим омегой, руководя процессом: ещё не хватало, чтобы тот в порыве желания заполонить себя болью по полной программе, насадился полностью на всю его длину: альфа не позволит такому случиться. -Смотри на меня, персик, - Юнги шепчет, приставляя набухшую головку к входу, что сжимается вокруг пустоты после пальцев, плавно проскальзывая благодаря практически целой упаковке смазки, не давая Чимину заветного желания боли. Чимин мотает головой из стороны в сторону отрицательно, не позволяя себе притронуться к альфе, когда тот нагибается над ним, входя под новым углом, вызывая стон у обоих, шипя ему прямо в лицо, - смотри на меня, Чимин. Это я, и я живой. И я люблю тебя. Хватит мучать себя, персик. – Чимин судорожно вдыхает, напрягаясь с каждым толчком дальше, глубже, пока Юнги, плавно раскачиваясь, не выходит медленно наполовину, вновь толкаясь обратно в размеренном ритме, крепко сдерживая бёдра омеги по бокам от себя, чтобы у того не было возможности причинить себе боль резкими движениями. -Боль не сделает тебя счастливым, персик. – толчок. – Никого не сделает.- ещё один, уже менее болезненный. – Не вини себя за чужие решения, даже если это- твой самый близкий человек. – толчок, от которого у Чимина закатились глаза, из которых брызнула новая порция слёз, которую Юнги тут же сцеловывает, не позволяя ей скрыться в мокрых волосах любимого. -Ещё… - Чимин не знает, чего именно “ещё” он хочет: ещё больше нежных толчков внутри, где он чувствует себя максимально наполненным, настолько, что его вот-вот разорвёт, или ещё больше утешительных фраз, которые по непонятному теории работают только, если их произносит его альфа. Однако Мин понимает, что это “ещё” означает - оба аспекта в одном флаконе. А потому он продолжает плавно, размеренно толкаться внутри жара родного тела, покрывая его шею и ключицы поцелуями: Чимин запретил ему ставить метку, пока Тэхён не придёт в себя. Очередной вид самонаказания, однако Юнги пришлось согласиться: в этом условии Чимин непреклонен. -Мы обязательно найдём способ, любовь моя. – Юнги шипит, чувствуя, что вот- вот кончит, не выпуская из руки член омеги, плавно надрачивая ему в том же ритме. Он не хочет, чтобы Чимин стонал под ним сегодня, как в последний раз на свете: нет. Сегодня Юнги хочет помочь ему залечить свои раны любовью, а не самоуничтожением, и похоже, Чимин сдаётся ему, постанывая в ухо, наконец цепляясь после долгожданного ожидания альфу руками в его спину, - Мы все вместе обязательно что-нибудь придумаем. Чимин раскрывает глаза широко, в немом стоне искажая лицо, когда чувствует, как Юнги кончает в него, перехватывая его подбородок, перед глубоким, нежным поцелуем шепча прямо в губы: -Я люблю тебя, Чимин. Верь в то, что я говорю. Чимин кивает согласно часто-часто, шмыгая носом, чувствуя, как и сам кончает, прикусив губу, когда альфа осторожно переворачивает его, укладывая себе на грудь, откидывая мокрые пряди волос назад, поглаживая по спине омегу, что прокусывает своими ровными зубами его плечо от боли, оставляя след за собой, чувствуя, как внутри него становится тесно, когда узел до невероятных размеров увеличивается, ощущая его в низу живота, прямо под пупком, выдыхая и вдыхая судорожно, когда Юнги тянет его на себя, укладывая обратно головой: -Спасибо, Юнги. -Тшшш… Я люблю тебя. И я никогда не позволю тебе вредить своему здоровью. -Я люблю тебя. – впервые за последний месяц Юнги слышит эту фразу, дрожащим голосом Чимина произнесённую, чувствуя, как и сам начинает дрожать от нахлынувших эмоций, утыкаясь носом в персиковую макушку. Всё обязательно должно быть хорошо, он будет молиться.