Два дня спустя.
Главное здание Высшего Совета.
Кабинет Руслана.
Холодные солнечные лучи ласково поглаживали макушку, задорно перескакивали на край стола и отсвечивали в стекле большого книжного шкафа у дальней стены. После разговора с Китаном мужчина погрузился в глубокие, не предвещающие ничего хорошего раздумья. Что такого могла американка искать в государственных делах его отца? И почему именно у него? Первая мысль о внутреннем перевороте кольнула его доверие сильнее всего, но тут же была отметена тонной фактов того, почему она не смогла бы подобного провернуть. Все данные советского времени признаны устаревшими и не несут косвенной военной тайны современного государства. А это значит, что она искала что-то связанное конкретно с теми временами, когда они вместе могли пропасть на неделю в одном из небольших городов, не объясняя причин. Перечить отцу дело заведомо гиблое, хотя Руслан и был тем, кто получал от Иосифа больше всех за свою любимую особенность сунуть нос там, где мужчина того не желал. Каким образом выходило, что она не знала чего-то, если все подобные поездки была рядом? Он мог скрывать что-то? Сложно сказать какие именно были отношения между этими двумя. Несколько раз Руслан слышал слухи о том, что она лишь заменила собой почившую любовницу, но подтверждения им никаких в памяти не было. Они были дружны. Амелия была частым гостем в их доме и не единожды оставалась с детьми, когда отец куда-то уезжал. Можно подытожить, что отношения у них были доверительные, а это идёт в разрез с незнанием каких-то дел. В ходу раздумий его неожиданно кольнула очевидная мысль: «Какой именно документ она забрала?» Перебирая недалёкие обрывки пережитых моментов голова загудела, сдавило виски словно кто-то назойливо копался в его голове против воли. А потом взгляд остекленел. Мысленно оказавшись в архивах русский вспомнил отчётливо. Документ был из засекреченных исследований, но он не относился к военным, а потому Руслана совсем не интересовал. То-то было его удивление, когда Китан пришёл с просьбой одолжить один конкретный документ на время. Моментально оттолкнувшись длинными ногами от пола и подкатив кресло к столу, парень набрал знакомый номер. Гудки были не долгими, а на том конце устало поздоровалась женщина в возрасте. Не хотелось пугать работниц, но время утекало, заставляло торопиться, пришлось сказать, кто их беспокоит. На той стороне провода действительно оживились, почтенно представились, слушая распоряжения. Несмотря на обилие документации в архивах, нашли нужную категорию довольно быстро. Девушка нетерпеливо, слегка напугано перевела дыхание, но в следующую секунду её голос звучал без запинки, уверенно: — Нужный вам документ был взят из категории довоенных совместных экспедиций с Нацисткой Германией. Засекречены под золотой звездой и доступа к ним нет ни у кого, кроме действующей правительственной власти. Конкретно нужный вам документ был о погружной экспедиции, остальные четыре из папки, фиксируемой с 1930 по 1936 года, принадлежат той же категории, но пломбы с них не снимались, — по спине не ясно от чего прошёл неприятный холодок. Какие-то мысли метались по черепной коробке, а мужчина всё никак не мог поймать их за хвост. Коротко поблагодарив повесил трубку, оставаясь один на один с полной растерянностью. Почему-то он не думал о том, что этих двоих связывало что-то кроме страсти к войне. Но опустив его незнание… Откуда об этом знала Амелия? Нервы вылились в непрерывно подрагивающую ногу, одним лишь чудом не задевающую поверхность стола. Дыхание, тяжёлое и сбитое, не позволяло настроиться на размышления. И почему Китан не выглядел удивлённым, говоря об этих документах? Если знал о подобном, отчего не говорил тогда? Едва взойдя к власти он решительно настроился поднять архивы войны, узнать всё то, что скрывалось, конкретно о связи его отца с ней. Однако на вопрос, знает ли что-то Кит об этом, получил полное отрицание. Зачем же соврал? Вот это он мог спросить вполне прямо, и даже имел на это весомые основания. Закрывая кабинет на ключ парень обогнул полукруг второго этажа и несколько раз грубовато постучал в деревянную дверь чужого кабинета. Он чувствовал его энергию, непрерывно циркулирующую по венам, почти осязаемо видел образ. «Стоило только сосредоточиться, и самый сильный противник оказывается у тебя на ладони» — неожиданно всплыли в голове слова отца, что он озвучит на одной из их изнурительных тренировок. Голова тогда соображала плохо, приёмы запоминали руки и тело, а не голова. Она улавливала только звуки, голоса, слова. Не прошло и пары минут, как дверь открылась, а на пороге стоял хозяин кабинета, со слегка растрёпанными волосами. — Руслан? — видимо заведомо не прислушиваясь к энергии удивлённо раскрыл глаза китаец. Не сказать точно, было это приятное удивление или нет, но пропустил он вглубь не задумываясь, почти автоматически. Стоило мужчине пройти внутрь, как он отчётливо почувствовал запах благовоний, красной дымкой окутавших затемнённое помещение. Не званый гость заведомо поблагодарил проектировщиков здания, что потолки везде одинаковые. В памяти всплыла забавная картина, как они с отцом пригибались, чтобы проходить в невысоких европейских проёмах и едва умещались в узкой китайской мебели. Не сказать, что они были гигантами, но их род был единственным, чей рост достигал двух метров, а в некоторых случаях и переваливал за это число. Дед вот его был два метра пятнадцать сантиметров. Интересно даже, как бы он смотрелся на фоне современности. Отец был ниже, Руслан и подавно, едва дотянув до двух, выше расти не получилось. Удивляясь отвлечённости мысли парень слегка нахмурился, что не ускользнуло от Китана. Он обошёл кабинет полукругом, помешивая какую-то жидкость в дымящийся башенке и едва заметно улыбнулся. — Не думай, это масла. Голову очищают от дурных мыслей, — младший неоднозначно качнул головой, не совсем представляя как к подобному относится, а потому решил постараться сразу перейти к теме, которая определённо собеседнику не понравится. — Кит, ты же знал что за документ искала тогда Амелия? — прямота заданного вопроса мужчину явно не удивила, но вырвала из его груди измученный вздох. Конечно знал, как и то, что он обязательно догадается, придёт и эту тему придётся открыть. Но в груди отчаянно теплилась надежда, что сделать это будет нужно как можно позже. Указывая гостю на диван китаец прошёлся по кабинету и истощённо упал в кресло напротив. Из него будто выжали все силы одними мыслями о том времени. — Это были 1930 года. Гера, или Генриетта, как её многие знали, начала приходить к власти. Молодая, амбициозная, и уже имеющая за спиной «больших» друзей. Некоторые возлагали на неё большие надежды, остальные панически боялись, вспоминая репутацию её матери. Отец твой не боялся, был в числе первых, — какая-то болезненно укоризненная ухмылка тронула его губы, — Они были друзьями детства, она знала твою мать, держала тебя на руках, только родившегося. Подумать только, доверять первого родного ребёнка ей… — кажется этот факт ранил какие-то личные чувства, и Руслан догадывался какие, но встревать с другими вопросами не стал, внимательно следя за тем, как Китан дрожащей рукой протирает лицо, — Когда твою мать убили, а через несколько лет всплыли слухи о том, что между друзьями детства не только дружба, подозрения упали на неё. Мол, избавилась от конкурентки, — эти слухи русский слышал, и даже у отца спрашивал, поверив каким-то задирам-мальчишкам во дворе. Разговор этот был тяжёлым, неприятным, словно отец сам не до конца верил тому, что говорит, но прямую причастность отрицал грубо. Будучи взрослым он даже предположил, что отец пытался заведомо защитить немку от этой темы. — Почему ты говоришь именно об этом? — не выдержав задал вопрос парень. Собеседник горько хохотнул и покрутил какой-то перстень на указательном пальце правой руки. — Потому что именно образование их связи стало отправной точкой поисков, — Руслан явственно удивился, приподняв густые брови. Он давно знал о том, что что-то в этой истории было не так чисто, как вымазывался отец, уворачиваясь от любых расспросов где он был и с кем, но чтобы настолько… — Хочешь сказать слухи о них были правдой? — Китан неоднозначно качнул головой не соглашаясь и не отрицая заданный вопрос. — Я точно знаю, что она любила его… — тишина повисла в кабинете так неожиданно и чётко, что в ней было слышно, как шипит тлеющая палочка благовоний и на первом этаже зала закрывается чья-то дверь. Когда казалось, что молчание будет продолжаться ещё долго, он всё же продолжил, — А он любил её… Любил? Её? Вопросы посыпались по голове словно град среди ясного неба. Стало тяжело и неприятно дышать. Зажало где-то под глоткой, перекрывая поток кислорода. Он всегда видел это. В тайне подслушивая под дверью вместе с братьями видел как она ласково перебирала его волосы на голове, пока руки отца крепко сжимали тёмную форму на талии. Слышал, как они тихо смеялись, гуляя ночью по коридорам и удаляясь в сторону спальни родителей. Замечал, что на «деловых» встречах они выбирали места, совсем неподходящие строгой атмосфере. Гуляли в парках или встречались на одной из личных территорий. Вспоминается улыбка отца, редкое, до трепета в груди приятное зрелище. Он всё видел, но упорно не хотел признавать. Почему-то при мысли о том, что он примет её. Моментально возникала вторая — что он предаст родную мать. С возрастом разобраться в этом вопросе так и не получилось, лишь прибавилось новых. Не чувствуя и не понимая, что правильно, он не совсем понимал слово «любить». Хотел ему соответствовать, но понятия не имел как. При одной лишь мысли об этом, на обрывках сознания начинали маячить ярко-голубые глаза, пухлые, искусанные губы, длинные русые волосы, с неизменным запахом сладкого винограда и горького шоколада. Он не знает, что испытывает, но при мысли о любви, всегда вспоминает её. — Не знаю точно, что произошло, но они как цепные псы начали проводить странные, ничем не объясняемые экспедиции. Можно сказать, что образование этой связи натолкнуло их на поиски чего-то… — растирая подрагивающими пальцами переносицу мужчина, окончательно утратив желание продолжать ответил неоднозначно, — Поверь мне, я не знаю почему. Но знаю, что Амелия капает в том же направлении, что и они когда-то. И доступ у неё есть, она из уважения к тебе просила меня предупредить о том, что документ забирают, — шок перемешивался с явным негодованием и потерянностью. Но мучить старого друга больше не хотелось. Перед уходом крепко сжав его плечо, Руслан только с сочувствием нахмурил брови. Отца любила не только Генриетта, но если ей хватило смелости признаться, то кому-то не хватает её даже после его смерти.Отель «Dormy House»
Номер Кана и Каза
Канадец развалился в просторном кресле у камина, потирая пальцами зажмуренные глаза. Уехать из дома родителей пришлось в спешке рано утром. Секретарь обрывала телефон, говоря о том, что случилось что-то ужасное. Не желая бросать казаха одного, по пути канадец заехал в давно знакомый отель там же, в пригороде. Сняв большой номер и пообещав приехать к вечеру, наградил мягким, ласковым поцелуем. Утомление и истощение показывать не хотелось, желая наверстать упущенное время, весь сегодняшний и вчерашний день они провели вместе. Прогулки по извилистым дорогам парка, побег в небольшую деревушку и несколько стаканов пива в старинном кабаке, построенном в тринадцатом веке. Ласковые, обжигающие поцелуи, едва прикрыв дверь снятого номера. Старший не позволял заходить далеко, не касался там, где не следовало, не пугал и не нагнетал своим обществом, позволял телу привыкнуть. Судя по зудящим царапинам на спине привык мальчик быстро, раскидывая ярко золотые крылья по большой двухспальной кровати. Сейчас думать о чём-то таком не так стыдно, как раньше. Узнав от Амелии, что он должником как таковым не является, пришлось вскрыть засекреченный, похороненный на дне сейфа конверт. Почему-то счастья он не испытывал. Теперь на плечи свалилась неразбериха в голове и неопределённость. Сестра была права, чувства мешают ему действовать и помогать. Рыться в советских архивах было опасно, если бы Каз узнал о чём-то таком, последовали бы вполне логичные вопросы. Ещё хуже была мысль о том, что молодая страна мог решить, что канадец через связь с ним подбирается к его брату. Видимо его тёмная, утомлённая энергия заволокла весь номер, потому что по плечам ласково скользнули горячие пальчики. Губы сами собой растянулись в мягкой, приветственной улыбке, большие ладони накрыли чужие руки, поднося их к лицу и целуя по очереди. Судя по тому, как быстро комната наполнилась успокаивающим горячим теплом, в отличие от него, Каз был в отличном настроении, и, как и прежде, непрерывно им делился. — Я разбудил тебя, Mon amour? — казах расплылся в довольной улыбке. Обойдя кругом кресло уверенно уселся на колени, по собственнически просто обнимая за шею. Его глаза светили как ночные звёзды, а расслабленно опущенные крылья говорили о сонливости. — Немного, — ласкаясь своей щекой к его прошептал Каз. Мягкое, тёплое чувство разливалось в груди подобно нуге, размешанной молоком. Хотелось растаять от тёплых рук, придерживающих так аккуратно, словно он был хрустальным, и в любой момент мог рассыпаться на сотни тысяч осколков, — Что случилось? — канадец закрыл глаза, отдаваясь нежности его рук. Покачал головой, словно такой ответ мог его устроить, — Расскажи, — конечно не мог. — Я кое-что сделал, и не могу понять, правильно ли поступил, — серьёзность тона казаху не понравилась. Его тонкие пальцы осторожно зачесали каштановые волосы, перебирая лёгкие, едва заметные кудри. — Тогда посмотри со стороны. Отец часто говорил нам так: «Если ты не можешь понять, правильно ли поступил, посмотри на свой поступок чужими глазами», — намёк на откровенность разговора Кан понял безошибочно, и в который раз убеждаясь в том, что встал на очень опасную тропу. Нужно было как-то избежать этого разговора, увести его в другое русло, пока не дошло до ссоры. Ситуацию спас звонок телефона. Старший ответил сразу, как увидел на экране короткую подпись «Сестра». — Привет…
— Что случилось? Где они?…
— Я буду в течение часа. Взволнованный голос немного напугал казаха, заставляя быстро подняться. Кан, стоило только завершить звонок, моментально начал собираться. Златокрылый не очень понимал, что происходит, потому что голоса на том проводе не разобрал, но по сгущающейся энергии понял — что-то случилось. — Кан? — встревоженный голос заставил названого отвлечься и нервно пробежаться глазами по комнате. — На маму с сестрой напали, — комната погрузилась в тотальную тишину. Сердце болезненно замело.