Лог трансфуррмаций | Вакцина от озверения. Changed: Remake

После случившегося, я был некоторое время не в том состоянии, чтобы проводить опыты. В каком-то смысле я чувствовал облегчение, но насколько бы прекрасным это чувство мне поначалу не казалось, мои органы изнывали от усталости. За прошедшие две недели я практически не покидал своей скромной комнатушки, лишь изредка выходя перекусить или посмотреть состояние системы. Центральный банк данных работал исправно, однако некоторые из хранилищ приходилось регулярно чистить, так как за прошедшие семь лет их жесткие диски подзабились; но и за раз удалить все файлы скопом я не мог. Как бы то ни было, работу необходимо было продолжать. Единичный успех моей сыворотки не гарантировал полной победы, тем более, если для убийства одного латексоида мне было необходимо не только вступить с ним в полный контакт, но и еще израсходовать все силы. Охранная система комплекса на данный момент регистрировала порядка двухсот живых организмов внутри колосса. Не считая последних пяти этажей, остальные кишмя-кишели латексоидами второго и третьего поколений. На устранение каждого у меня бы физически не хватило сил, да и желания возиться тоже. Да и вишенкой на торте было и то, что в моем распоряжении сейчас оставалось восемнадцать последних репликантов; быть может, последних восемнадцать человек на всей планете. Как я уже отмечал ранее, для создания новой партии у меня уже попросту не оставалось ресурсов. А значит, я не мог даже ради интереса перепроверить, удастся ли мне очеловечить хотя бы еще одну латексную волчицу. Это вводило меня в депрессию, я понимал, что дальше так продолжаться не может. Необходимо довести сыворотку до ума, чтобы ею можно было пользовать повсеместно, без нанесения урона самому себе. В таком случае, я бы просто смог отстреливать латексных существ инъектором, отбирая необходимый материал на анализ. Радовало меня еще и то, что в ближайшем будущем количество латексоидов в здании не смогло бы хоть сколько-то приумножиться. Дело в том, что для размножения им был необходим свежий био-материал, прямо как мне для репликантов. А так как я последний человек во всем лабораторном комплексе, то и они обречены на вымирание. Худшим сценарием станет лишь то, что они смогут каким-то образом эволюционировать до четвертого поколения. Будь я таким же заядлым оптимистом, как и… она, то, быть может, сумел бы найти в себе силы разработать тактику по возвращению людей из трансфуррированного состояния. Но мне это казалось невозможным. Да и слишком устал я от всего этого. Даже продолжение этих исследований ничто иное как единственно-верный способ не сойти с ума от одиночества. Может, как только разработка сыворотки будет окончена, а в моем распоряжении останется еще несколько репликантов, я пойду на крайние меры и дело будет окончено. Главное, к тому времени позаботиться о том, чтобы ни один латексоид не сумел зайти дальше сорок третьего уровня, ни при каких обстоятельствах. С мыслями об этом я просыпался каждое утро. Каждый день начинался с того, что я мечтал о том, как однажды обрету покой, а всё мое дело обретет достойного преемника. “Не по этой ли причине я до сих пор еще жив?!” — я корил себя за совершенные проступки, но даже эта боль в скором времени затихла навсегда. — День 2621. Запись номер 68. Доктор Аллан Кануоми. Я еще раз проверил помещение в восточном крыле сорок второго уровня. При подаче электропитания оттуда стали доноситься непонятные крики, что скорее всего принадлежали октоволкам, что за два года пребывания возле силовых кабелей сумели эволюционировать до второго состояния. Их белый латекс позволяет проводить электричество в достаточно большом количестве, из-за чего всякие мои попытки подобраться к ним поближе могут закончиться моей смертью. Сегодня же, наконец, переборов свою очередную депрессию, я выступаю туда, снарядив четыре шприца. — закончил свою запись я тем, что продиктовал коды доступа от центрального хранилища, а также пароль от своего сейфа. Чтобы каждый, кто придет в лабораторию после моей кончины, сумел закончить моё дело, в случае неудачи. Засиживаться вне своего дома до ночи я не хотел. В очередной раз убедившись, что все необходимое при мне, я зашел в диспетчерскую, откуда стал осматривать благоприятный маршрут до водного сектора. Сорок второй уровень таковым изначально не должен был становиться, однако когда наши разработки дошли до нейролатекса на уровне морских гадов и их иммунитета, то начальство само обязало нас углубиться в этом направлении. Дело это заняло не так много времени, учитывая то, что половина человечества уже была мертва. Бюрократы значительно ослабили свой хват на поставках строительных материалов, так что контрабанда из Кореи и штатов дошла в кратчайшие сроки. А вот возводить камеры с бассейнами пришлось самостоятельно, полностью игнорируя колоссальный масштаб. Но, как итог, наш комплекс заимел три чуть ли не олимпийских бассейна, в каждом из которых мы испытывали новые виды нейролатекса. Хоть издали, на мониторах видеокамер, мне и могло почудиться, что тела октоволков состоят из белого латекса второго поколения, на самом деле, то был серый нейролатекс, что по изначальной задумке должен был одаривать человека способностью морского зверя – умением дышать под водой сколь-угодно долго. Однако, когда первые зараженные оказались схвачены таким латексом, то и об исследованиях пришлось забыть на некоторое время. Более того, когда звери дошли до второго состояния своего третьего поколения, то у них, по непонятной причине, открылись сверхъестественные способности… Их мозг, благодаря поглощенным телам людей, а также, казалось бы, пагубному воздействию разорвавшегося силового кабеля, части которого упали в бассейн с латексом, открыли некоторые способности в сфере, так называемой, псионики. Когда люди из моего отдела попытались усмирить одного из волков, то тот образовал вокруг себя непонятное энергетическое поле, а после парализовал обоих силовиков и разорвал на куски. Мне же их участь повторять не хотелось, поэтому я и вооружился сразу четырьмя шприцами. В двух содержалась моя сыворотка, а в остальных два вида ‘мантии-неведимки’ (одна для черных латексных, что могли встретиться по пути, а другая для белых). Уже будучи на подходе к восточному крылу, я в очередной раз прислушался. В коридорах стоял еле слышимый шум переливавшейся от резервуара к резервуару воды. Раньше эти бассейны казались райским местечком посреди апокалипсиса, сейчас же в воде плавали человеческие останки, смешанные с серым латексом, что принадлежал умершим октоволкам. Убедившись, что по ту сторону отсека всё тихо, я зашел внутрь. Где-то вдали, около южного ангара, был слышен зов, отдаленно походивший на сбитую человеческую речь. По мере моего приближения, этот зов все больше переходил в самую настоящую песнь. В глубине души я понимал, что меня уже во всю дожидались сирены: октоволки третьего поколения. Мне необходимо было отловить лишь одного, чтобы доработать свою сыворотку и на его теле тоже. Передвигаться приходилось очень скрытно. Я не ведал о точном количестве октоволков, но точно понимал, что они водятся исключительно стаями: два самца и одна-две самки. Водная территория комплекса была слишком мала, чтобы две стаи жили в одном водоеме, а потому они часто враждовали между собой за территорию, что еще не была усеяна сгнившими трупами. Но несмотря на всю надуманную чистоплотность, эти существа были крайне бесчувственными и жестокими. На моих глазах октоволк однажды схватил сотрудницу, после чего утащил ту на дно, поближе к гнезду. Камер внутри бассейнов, само собой, никто не ставил. Но по потокам крови, что постепенно вздымались ввысь, принося за собой части её тела и внутренние органы, можно было догадаться, что ничего хорошего в такой встрече не было. Тем не менее, у октоволков была не одна тактика по отлову людей. Среди всего прочего, самки действовали аналогично черным волчицам, выпуская через споры специальный секрет, благодаря которому те вмиг одурманивали спецов без противогаза или респиратора. Мой старый респиратор оказался поврежден после ночи с волчицей, а поэтому идти мне пришлось без него. На этот случай я взял две дозы сыворотки: одну для себя, другую, с повышенной долей нейролептика, для октоволчицы. Пробираться сквозь горы мусора и залитые полы латекса было крайне трудно, ведь на мне помимо халата был еще и тяжелый рюкзак. Борта были в меру широкими, и мне это было в плюс, ведь упади я в воду, то смерти было бы не миновать, насколько бы удачливым сукиным сыном я ни был. А меж тем, песнь становилась всё громче. Как только мой разум стал понемногу тускнеть, я вовремя сделал себе дозу вакцины, после чего двинулся дальше. Выйдя в смежный зал, я застал довольно необычную картину. На бортике одного из бассейнов, опершись тремя лапами на сгнивший труп, лежала октоволчица, заманивая меня жестами. Рано или поздно до неё бы дошло, что это гиблое дело, а поэтому я решил действовать еще до того, как она раскроет свои глаза. Она могла создавать невидимый барьер, но вот полный телекинез оставался для них закрытым – это играло мне на руку. Опустив голову вниз, я решил подойти к ней поближе. Её же реакция меня понемногу стала выводить из колеи, ведь вела волчица себя донельзя вызывающе. Все четыре длинные лапы были обращены ко мне, в то время как основные конечности оставались полностью расслабленными, будто она демонстрировала мне этим свою раскованность и вседозволенность. Из её пор сочился серый латекс, от запаха которого у меня бы за секунду снесло крышу, однако благодаря сыворотке мне удавалось этому противиться. Сенсорика октоволчицы была на высшем уровне, ведь она в каждый момент времени прекрасно осознавала насколько я к ней близок и куда направлен мой взгляд. Когда же я сблизился с ней, в голове продолжая высчитывать безопасное расстояние, то она решила пойти дальше, видимо, прекрасно осознавая, что её афродизиак на меня не действует. Зная, куда направлен мой взгляд, она приняла самую что ни на есть откровенную позу, из-за чего моя морда залилась румянцем. Дыхание стало сбитым, а отток крови сыграл своё дело. Но допускать очередную оплошность было нельзя. Мне было необходимо перейти от наблюдения к действиям. Стараясь не делать резких движений, я вынул из-за пазухи инъектор, после чего выстрелил ей прямо в живот. Сообразив, что её завлечение не удалось, волчица поднялась с пола и ринулась в мою сторону, оскалив свои клыки, однако в метре от меня застыла и оказалась парализована. Внимательно осмотрев сирену, пока та лежала в отключке, я чуть было не открыл её веко. Хоть она и была в состоянии шока, её способности всё еще угрожали моей жизни. А значит, мне необходимо было перестраховаться. На этот случай, на моём бедре всегда лежал армейский нож. Вынув его из ножен, я занялся кропотливой операцией, не отходя от бассейна. Прежде всего мне стоило удалить её глаза, а так как анатомия латексных не отличалась от человеческой, то и заняло это всего лишь пару минут. Мне было совестно это делать, ведь как только я принялся за работу, волчица задрожала в болезненных судорогах. Её лапы стали ритмично дергаться, пока в скором времени не замерли в одном положении. Первое глазное яблоко было удалено успешно, и я тут же положил его в специальную колбу с раствором для дальнейшего изучения. Веко волчицы кровоточило, омывая темно-серым латексом её нагое и хрупкое тело. На миг мне показалось, что сыворотка перестала действовать, ведь когда я потянулся ко второму глазу, то одна из её лап крепко впилась мне в руку, в надежде трансфуррировать. Благо, на мне был надет халат. Отскочив в сторону, я тут же выбросил его в воду, оставшись с набедренной сумкой и рюкзаком наперевес. После этого выпада, октоволчица окончательно потеряла сознание, и я продолжил процедуру. Всего понадобилось два часа на то, чтобы транспортировать её в лабораторию. Врагов на своем пути я не встретил, но все же тащить её огромную мохнатую тушу было затруднительно. В конце концов, это не моя лаборатория, где в вольерах были уже заготовлены капсулы. Но ради продолжения исследований, потаскать на себе липкую и промокшую волчицу я был не против. Закончив с этим, я в очередной раз заперся в душе, начав отмывать остатки серого латекса с меха. Как я и думал, сыворотка сдерживала трансфуррмацию, и что черный, что серый латекс ничего не могли этому противопоставить. Как нам всем и казалось изначально – белый латекс стоял на несколько ступеней выше в этом плане. Да и свою лепту вносил тот факт, что я уже был преображен. Однако, её реакция на меня, как на человека, оставляла веру в то, что раз я пах как человек, то человеком и оставался. Теперь дело было за репликантом.