Мэри Сью? Нет, спасибо!

Я развалилась на своей большой кровати и смотрела на потолок. Та самая балка уже была приколочена обратно (скорее всего магией) на своё законное место. Комната тоже была приведена в порядок: кровать и стёкла в окнах целые, постельное бельё без пятен, вазы с цветами вернулись на свои законные места (сколько себя помню в этом теле, они всегда там стояли). Спальня в целом приятная и комфортная, я бы даже сказала в ней есть какая-то успокаивающая атмосфера. Но есть одно большое «но». Комната совершенна не походила на спальню маленькой девочки: ни игрушек, ни картинок, ни чего из того, что любят дети семилетнего возраста! На прикроватной тумбочке лежал только один весьма увесистый том потрёпанной книги про каких-то мелких волшебных земноводных. Книга была найдена мной буквально за сутки до происшествия на чердаке среди коробок, и ещё не была прочитана. А чем ещё заниматься ребёнку, который целыми днями сидит один дома без игрушек и друзей? Даже цветных карандашей нет. Отец мог бы ради приличия купить хоть что-то, чтобы занять меня. Так обычно поступала моя мать из прошлой жизни: и я занята, и её никто не трогает. Возможно, что у отца нынешнего тела проблемы с деньгами, но наш дом говорит об обратном. А ещё его вечно важные дела, которых последнее время становилось всё больше. Я ведь всегда верила, что отец уходит из дома в выходные на работу, и частые командировки тоже по работе, и ночные отлучки по работе, и в мой день рождения ушёл тоже по работе. Вот уж во что больше никогда не поверю. Семилетней мне такая наивность простительна, но нынешняя я вижу, если не всю картину целиком, то большую её часть точно. Начнём с того, что «переваривать» саму себя, а точнее разделить воспоминания из обеих жизней, мне удалось ещё в больнице. Первое время я чувствовала себя шизофреником. На вопросы целителя отвечала, что зовут меня Агата Бакли, 25 лет, родилась 30-го июня 1987 года в России. И так было несколько раз. Целитель конечно же прифигел от таких ответов, но списал всё на моё не очень хорошее состояние в целом и сотрясение в частности. Конечно перед выпиской мне ещё раз позадавали стандартные вопросы и, после правильных ответов, отпустили с миром. На деле знаний нынешней меня оказалось не очень-то и много, как ни как семь лет, большая часть жизни выпала на раннее детство, а такие воспоминания толком не сохраняются. Самые чёткие были за последние полтора года и те, которые связанны с яркими эмоциями. А вот память прошлой меня заняла большую часть моей личности. Так что, каким бы ребёнком внешне я не была, ассоциирую себя всё же больше со взрослым человеком. Выписка прошла весьма интересно. На дворе 18 июля, в больнице я находилась девятнадцатый день, и тут соизволил появиться отец. Зовут его, кстати, Оскар Бакли. Он что-то втолковывал ругающейся медсестре и недовольному врачу, потом подписал какие-то бумаги и забрал меня домой. Перемещались мы через камин, и я узнала адрес: «Поляна». Вот так вот просто – «Поляна». Уже находясь в гостиной дома, развернулась к отцу лицом и задала так интересующий меня вопрос: – Ты где был? От такой краткой и отчасти грубоватой постановки вопроса, а также от тона, Оскар сначала немного опешил. Как ни как от меня раньше так и веяло восхищением и любовью в его сторону, слова грубого не говорила, а сейчас не то что не улыбаюсь, смотрю выжидающе прямо в глаза, практически не моргая. Отец взял себя в руки и ответил, тихо, отводя взгляд в сторону. – Задержался… по работе. Новые сорта цветов и всё такое… – ему явно было неуютно. Отец одёргивал и снова поправлял закатанные рукава его клетчатой рубашки, нервно проводил рукой по волосам, на меня не смотрел. – Почти три недели цветочки выбирал? – грубо, прямо, с ноткой сарказма. Оскар явно опять опешил, удивлённо посмотрел на меня, но, стоило нашим глазам встретиться, снова отвёл взгляд. – Там… возникли сложности. Пришлось… задержаться, – сейчас отец выглядит максимально неуверенно, немного виновато и смущённо. «Ужель совесть проснулась, папаша?» – И как зовут эту твою «сложность»? Вот теперь отец выглядел реально ошарашенным и даже не отводил не верящего и испуганного взгляда. – Как… – Оскар сглотнул, – как ты узнала? – От тебя пахнет духами, женскими. В больнице от нескольких женщин пахло так же, – и ведь почти не соврала. Конечно же никаких женщин в больнице я не нюхала, а вот одежда отца так и пропахла явно не цветами, запах слишком резкий и стойкий, аромат цветов бы давно выветрился, хотя за магические сорта не ручаюсь. – Я… Понимаешь, Агата… тут такое дело, – Оскар никак не мог подобрать слова, – она просто коллега, в смысле… работает по соседству и... – Мне всё равно, – грубо перебиваю его. Всё и так понятно. На самом деле отец достаточно привлекательный: тёмно-синие глаза, светло-каштановые волосы, аккуратные усы и небольшая щетина, чёткие контуры лица, широкий подбородок, прослеживается родство с ирландцами. Да уж, цветовой гаммой я явно пошла в неизвестную мне мать: длинные рыжие волосы, глаза голубые, еле заметные веснушки и вечный румянец на щеках. А вот некоторое внешнее сходство с папой прослеживается. – Всё равно? – голос опять тихий. Вот такая неуверенность отца напоминают мне небезызвестного фанатам оборотня Люпина. И так во всём: говорит мало, ведёт себя максимально незаметно, убегает от проблем, то есть от меня, при любой возможности либо в кабинет, либо на работу, и вечно поношенная одежда. Хотя она придаёт отцу скорее некий шарм, хоть что-то отличает его от Люпина. – Всё равно, – протягиваю к нему руку с раскрытой ладонью. Оскар непонимающе смотрит, а потом неуверенно пытается взять мою ладонь в свою. Недовольно кривлю губы, отдёргиваю свою руку от его и опять протягиваю. – Подарок! – Что? Какой подарок? – вот честно, он сегодня наудивлялся больше, чем за всё моё детство, наверное. – Подарок на мой день Рождения, который ты провёл на «работе», – в последнем слове специально растянула все гласные. Угадаете что? Правильно: опять удивление. При всех его попытках свести наше общение к минимуму, отец всегда строго придерживался неких… правил. Во-первых, отмечать со мной его и мой Дни Рождения, Рождество и Новый Год. Во-вторых, хотя бы раз в неделю уделять время моему минимальному обучению: чтение, письмо, немного истории и географии магической Британии, всякие житейские мелочи, типа правил поведения, плюс ответы на мои вопросы, которые появлялись после прочтения очередной книги (я их даже записывала в специальную тетрадку). В-третьих, никогда не оставлять меня дома одну дольше, чем на двое суток. Что могу сказать, за эти две недели Оскар нарушил сразу все правила. Так и не дождавшись подарка, опускаю руку и ухожу на второй этаж в свою комнату. По пути меня никто не пытается остановить. Ожидаемо. То, что такое поведение вызовет подозрение я не боюсь. У детей со временем меняются характер и привычки, особенно, если родители уделяют им мало внимания, особенно, если целых 19 дней подряд. И всё же, эта каким безответственным нужно быть, чтобы оставить ребёнка одного без общения больше чем на полмесяца? Хорошо, что маленькая я что-то уже умела готовить. А ведь не проснись воспоминания прошлой жизни, вполне мог быть труп. И вот сейчас я лежу на кровати в позе «звёздочки» и обдумываю своё ближайшее будущее. А именно: чем я буду заниматься следующие четыре года в доме, где ни черта нет? А ведь меня ещё в больнице захватил Второй Двигатель прогресса, а именно – Скука! Теперь же она грозит плотненько так осесть во мне на несколько лет минимум. Начнём с того, что почти все книги в доме, за редким исключением, связанны со всякими растениями и животными. Ещё есть немного книг по зельеваренью. Как я понимаю все эти книги собирал отец ещё с детства, видимо уже тогда увлёкся флористикой. Не знаю, есть ли книги по типу магического права или, например, какие-нибудь школьные учебники, но на чердаке и в моей маленькой библиотеке их точно нет. Значит нужно наведаться в кабинет к Оскару. И да, у меня есть небольшая личная библиотека, а точнее личный шкаф с книгами, рядом с моим учебным столиком на первом этаже. Все книги там прочитаны, а некоторые и перечитаны не по разу, но большинство из них мною были так и не поняты из-за сложных умозаключений, а вот картинки растений и животных мне очень нравились. Из моей личной маленькой библиотеки, открывается шикарный вид на цветочные поляны у дома, просторные поля и практически Альпийские горы! Ну, в живую я альпийские горы не видела, поэтому только предполагаю. Ещё на первом этаже находится гостиная, кухня, совмещённая со столовой, небольшая уборная и проход в подвал под лестницей на второй этаж. Как-то раз я спускалась вниз, но ничего кроме паутины и старых досок не нашла. Из окна кухни, кстати, можно увидеть вдалеке магловскую деревушку. На втором этаже находится спальни моя и отца, ванная комната с туалетом и рабочий кабинет. И как полагается окна в доме большие и широкие, и из каждого открывается невероятный вид на луга, поля и горы! О, и самое интересное – везде стоят вазы с цветами, даже в туалете. Домик и правда, как из какой-то сказки, вот только атмосфера в нём не сказочная. А ведь если смотреть со стороны – картинка, а не дом. – Картинка? Точно, картинка! – я аж подскочила на кровати. Скатившись на пол, понеслась вниз по лестнице. На первом этаже отца не оказалось, пришлось бежать обратно на верх. Оскар был в кабинете, в который я влетела без стука, и читал какое-то письмо с похоронным и весьма бледным выражением лица. Отец обернулся на шум и, увидев меня, быстро убрал пергамент в столик. – Агата? – Картинки! – ой, не то, – то есть, я буду рисовать! Да, вот и занятие на будущее – я буду рисовать. Зачем что-то придумывать, изобретать велосипед, строить воздушные замки, планировать захват мира. Я просто буду делать то, что и всегда – заниматься любимым делом. Я люблю читать, но по большей части художественную литературу, а книги в доме к данной категории не относятся. Я люблю смотреть фильмы, аниме и играть в компьютерные игры, но тут остаётся только всплакнуть. А ещё я очень люблю рисовать. Хоть на жизнь в прошлом зарабатывала 3D-моделированием по готовым референсам, но рисовать умела и любила. И маленькая Агата обожала картинки растений, животных и зелий в книгах. Так зачем страдать с выбором, если я и так уже знаю, что мне нравится. – Рисовать? Ты хочешь что-то нарисовать? – он потёр шею правой рукой и как-то неуверенно-вопросительно улыбнулся. – Да! – утвердительно киваю. – Ну… эм… хорошо, рисуй. – … – … – Мне не на чем и не чем. – Как нечем? У тебя же есть блокнот и пергамент, и ты в них делала заметки из книг, – голос даже стал чуточку по громче, хотя я его шёпот за свои детские годы научилась различать. «Серьёзно?» – Я хочу рисовать, а не писать. А для этого нужны цветные карандаши, восковые карандаши, масленые краски, акварель, кисточки, большие листы бумаги, альбом, палитра, хоть что-то из этого в конце концов! А у меня только блокнот, небольшие листы пергамента и перо с чёрными чернилами. Вот он реально думал, что мне хватит того, что есть? Ну, на первое время можно, но это тело ещё ни разу не занималось рисованием хоть сколько-то серьёзно, поэтому руки так как надо слушаться точно не будут. Да я в первый же день извазёкаю всё чернилами и стану примером того, что мышечная память при попаданчестве не передаётся. Это как с вкусовыми рецепторами. «Эх, моя кашка, когда-нибудь я полюблю тебя снова!» Услышав сие внушительный список, Оскар с искренним удивлением смотрел в мои глаза. «Да, я сегодня бью все мыслимые и немыслимые рекорды в номинации «Удиви отца!»». – Краски, да, да, краски, – папа нервно пригладил волосы, начал оглядываться, подхватил какой-то поношенный кожаный ранец и пошёл в мою сторону, – я схожу сейчас за красками и за… бумагой. Я вышла из кабинета и наблюдала, как отец торопливо спускается вниз и идёт на выход. Похоже будет телепортироваться. Нет, не так – аппарировать, вот. Кто-то скажет: «Зачем ты выпрашиваешь что-то у такого человека, он ведь про тебя забыл! Где твоя гордость?» или «Ты же сама больше не желаешь с ним общаться, так зачем пошла на контакт первой?». А на деле всё просто. Кроме меня в этой жизни обо мне может позаботится только Я или Я. И если, для того, чтобы не сойти сума от тотального одиночества и отсутствия досуга мне нужно просить об этом отца – я попрошу. Сейчас у меня ещё есть такая возможность, а в будущем, есть шанс, что я останусь совсем без обеспечения и средств сразу после поступления в Хогвартс. То, что обо мне легко забыть, отец дал понять, и до того, как меня выкинут в «добрый» волшебный мир, я предпочту подготовится по максимуму. И начну я с хобби! – Я скоро вернусь, – уже в дверях обернулся отец, – я не задержусь. Я так и провожала его взглядом с верхней ступеньки лестницы, пока дверь полностью не закрылась и послышался характерный хлопок телеп… аппарации. А вот сейчас время Первого Двигателя прогресса – Любопытства, которому я редко сдаюсь, но та часть меня, что ещё недавно была ребёнком, не редко отдавала ему предпочтения, в отличие от Второй (Скуки) и Третьей (Лени) движущей силы, ведь так редко удавалось найти что-то новое и интересное. Я вернулась в кабинет отца и сразу же направилась к столику. В не до конца закрытом ящике лежал тот самый пергамент, из-за которого папа стал бледнее смерти. Не боясь оставить улики, уверенно вынимаю лист, разворачиваю и читаю. «Выписка о состоянии здоровья от 30 июня 1987г. Пациент: Агата Бакли. Выдано: 18 июля 1987г.» На пергаменте мелким почеркам было полностью описано моё состояние с момента поступления до полного выздоровления, начиная с физического состояния, заканчивая психологическим. Само собой, были упомянуты мои «оговорки», то неправильно называла возраст, то место рождения. В заключении было указанно, что, не смотря на полное физическое восстановление, рекомендуется дополнительное посещение специалистов в связи с суицидальными наклонностями, связанными с тяжёлым психологическим состоянием. – А это откуда? Какие к чёрту «суицидальные наклонности»? Вот чем-чем, а суицидом ни разу не страдаю! Убрала пергамент обратно в ящик стола и вернулась в свою комнату. Ложиться после стольких дней в больнице не хотелось, поэтому забралась на подоконник с ногами. Благо он широкий, ещё долго буду целиком на нём помещаться. Я, точнее взрослая часть меня, понимала, что отец осознал в какой жопе чуть не оказался. Да, он не любил меня, но и до смерти доводить явно не хотел. А уж возможность попасть в Азкабан за халатное отношение к ребёнку… если такой закон, конечно, есть. Теперь понятно, почему он был такой бледный. А вот маленькая Агата всем сердцем хотела верить, что испугался отец вовсе не из-за возможных проблем с законом, а из-за неё. Настроение резко испортилось. Ну ничего, один раз я уже проходила терапию, под названием «Разочаруйся в своём родителе», второй раз пройдёт быстрее и не так болезненно. «Ничего, маленькая я, ничего, ты скоро перестанешь верить в сказки, и я наконец-то смогу спокойно жить без этих неприятных чувств».

***

Пытаясь примирить своё небольшое раздвоение личности, я пропустила приход отца. Сколько времени прошло не знаю, но кукушка к обеду ещё не позвала. В дверь постучали и немного приоткрыли. – Агата, я войду, – неуверенность наше всё. – Да, – слезаю с подоконника и подхожу ближе, – купил? – Да, – отец зашёл лишь на пару шагов и открыл ранец, – я не очень разбираюсь во всём этом, поэтому не уверен, что купил то, что нужно. Серьёзно? Я же не акции или ценные бумаги купить попросила, а просто краски или карандаши. Отец начал доставать какие-то маленькие коробочки и складывать на мою кровать, одна была значительно больше остальных, но ничего из этого не напоминала мне краски. Когда последняя коробка была поставлена на прикроватную тумбочку, папа достал палочку. – Редуцио! Предметы, на которые он указывал, увеличивались в размерах. Вот тут-то я и увидела: большой набор красок, много коробок карандашей, упаковки радужных чернил (судя по названию), грифели, акварель-обычная, альбомы, блокноты, какие-то неизвестные мне принадлежности, разные книги (зачем?), а в самой большой коробке оказался мольберт. – Я попросил продавца помочь подобрать что-нибудь для рисования, – судя по звуку, отец опять пригладил волосы, но я этого не видела, а во все глаза рассматривала то самое «хоть что-то», что попросила купить. За всю мою детскую жизнь отец дарил мне сладости на день рождения и взрослые книги, но с красочными картинками. А это… это… Это что вообще такое? Он реально понял, как сильно на этот раз накосячил? Справочка из больницы что-то в мозгах сдвинула? – Я не уверен, что здесь есть всё, что надо, – «шутишь?!», – но всегда же можно докупить, верно? Продавец посоветовала эти книги для начинающих. Отец стал немного нервно поправлять закатанные рукава рубашки, пока я пыталась рассмотреть его лицо. Вспоминая все попытки Оскара как можно реже со мной общаться, всё то игнорирование, и то, что он делает сейчас казалось не подарком, нет. Откупом. Именно, откупом от того, что оставил ребёнка одного, от того, что забыл про мой день рождения. – Я… – отец тяжело вздыхает, – Агата, я поступил очень плохо. Я это понимаю. Я не должен был тебя оставлять одну на столько дней ради… Я просто… стоит подумать, чем бы могло всё закончиться, если бы ты не использовала камин. Я очень виноват и понимаю, что это не исправить. И день Рождения, – ещё один тяжёлый вздох, – я знаю, что уже поздно, но… Он направляет палочку в сторону коробки на тумбочке, произнося заклинание, возвращает реальный размер покупки и снимает картонную крышку. В коробке оказался торт, украшенный цветами из крема и ягодами. Отец говорит почти шёпотом, но я всё равно различаю: – С Днём Рождения, Агата! Маленькая я хотела плакать от счастья и любви к отцу, взрослая я – от осознания того, что и в этот раз может быть также больно разочаровываться, как и в прошлый.