Проект "ОДА"

***

   Когда они приезжают в башню Реджины, пока поднимаются на этаж в лифте, Антон в очередной раз одёргивает Арсения от ломания пальцев. Арс хрустит костяшками, не переставая, хотя те уже и не хрустят, а скорее поражённо скрипят и умоляют остановиться своего хозяина, который слишком поглощён внутренними переживаниями, чтобы их услышать.    Когда приезжают на этаж, Арсений из лифта направляется сразу же в сторону дальних апартаментов, где забаррикадировалась Реджи, а вот Шаста что-то тянет в другую сторону. Непонятно, что это, скорее всего, привычная уже ему чуйка, интуиция, но что-то кричит о том, что надо свернуть в другую сторону. Позже Антон поймёт, что звоночек интуиция дала из-за запаха духов и сигаретного дыма с той стороны.    Шаст просит Арсения подождать здесь, а сам заворачивает на закрытую и заброшенную старой мебелью лестничную площадку. Возле открытой форточки, у которой стоит банка от газировки, служащая пепельницей, на серой грязной плитке Антон видит высохшие пятна крови. Они здесь не так давно, не выцвели, не просохли даже полностью. Судя по форме и направлению дорожки кровавых пятен, борьбы не было, не было удара ножом, это был выстрел, стены чистые, значит, не в голову.    — Ты что-то нашёл? — доносится сзади голос Арсения.    Антон быстро разворачивается, утягивает Арса из этого коридора, говоря, что его просто паранойя ебёт и ему показалось, что там кто-то был. Зачем врёт, сам не понимает, но сказать Арсению то, что единственное приходит в голову, у него не поворачивается язык.    Реджина пропускает их в свою квартиру, смотрит прямо в глаза, не прячет уставшего и озлобленного взгляда. Арсений подмечает какой-то странный запах, Антон отчасти завидует Арсу, что для него этот запах «странный», выходит, незнакомый. Но тут же Шаст понимает, что завидовать нечему, если Арс до сих пор не понимает, если не знает, как Антон, запах мёртвого человека, то ему сейчас будет очень тяжело. Шаст не знает, кого они увидят, но вариантов, кто мог отдать жизнь рядом с бункером Реджины, не так уж и много…    — Арс, — ловит за плечо Антон, пока они не вошли в комнату, куда их вела Джонс. — Я не знаю кто, но… — Шаст прикрывает глаза, прерывисто вздыхая. — Это запах трупа, Арс. На лестничной клетке была кровь. Мы кого-то потеряли. Я не пущу тебя дальше, пока не убежусь, что ты к этому готов.    В Арсении нет отрицания или торга, в опущенных глазах Арса видно лишь то, что он перебирает в уме всех, кто мог умереть. И с каждым вариантом ему только хуже.    Арсений убирает со своего плеча ладонь Антона, медленно, словно каждое движение даётся ему с особенным трудом. И пусть так же медленно, но Арс кивает, понимая и принимая информацию, которую ему только что донёс Шаст.    За Арсением Антон бредёт молчаливой тенью, не торопится поднимать взгляд от пола, когда они проходят в комнату, где с Реджиной уже были Даня, Виктор, Лекси и Адриан.    — Варварство, — хмыкает Виктор, видя зашедшего Арсения. — Вот, что такое варварство, Арсений, — шипит он, приближаясь к Арсу и указывая ладонью на кого-то, кто лежит на сдвинутых столах.    — Виктор, блять, успокойся! — рыкает громко Поперечный, перехватывая Брагина за грудки и встряхивая в своих руках. — Не беси меня, я ведь достаточно знаю, чтобы тебя на место поставить, не заставляй меня.    — Как это не профессионально, товарищ психотерапевт, — заходится горьким смехом Виктор.    — Вон, — чуть отталкивая от себя Виктора, приказывает Даня. — Иди прогуляйся, подыши на лестнице. Покури.    — И тогда следующим трупом стану я.    — Не станешь. Ты уже умирал, Виктор, ты так решил, ты это выбрал. Иди остуди голову.    Пока Даня продолжает ругаться с Брагиным, Шаст с опаской следит за тем, как медленно Арсения обходит их и приближается к телу на сдвинутых столах. Пашка. Они втянули её в это, Расп предупреждал…    — Что ты делаешь? — глухо спрашивает Арсений у Лекси.    Олекса сразу не отвечает, продолжает своё занятие в виде рисования каких-то символов на рассыпанном вокруг тела цветном песке.    — Это мандала «Врата смерти». Для того, чтобы душа упокоилась, — шёпотом говорит Лекси. — У неё она неспокойная, ей помочь надо, чтобы уйти с миром и не застрять здесь…    Арсений кивает несколько раз, будто бы и правда понимает, верит в это и разделяет мысли и взгляды Олексы. Шепчет даже тихое «спасибо», едва разжимая челюсти.    — Как это произошло? — спрашивает у Реджины Антон, чуть приобнимая женщину за плечи.    — Вышла за сигаретами.    — Она знала, что не вернётся, — кривясь, шипит Адриан. — Я проверил комнату. Там всё… Она знала, что не вернётся, она знала, но она, блять, она сама пошла на забой, это фактически самоубийство.    — Адриан, — шикает Лекси, зло зыркая на Фелиоса.    — Я знал её больше вас, мы вместе работали, я знаю, о чём говорю. Но я не понимаю… Почему именно сейчас она решила… Вот так?    — Она сама себя убила? — непонимающе спрашивает Арс.    — Нет, у неё не было оружия, а смерть от пулевого в грудь, — ровным голосом говорит Реджина. — Олекса… Привела её в порядок, мы отвезём её в крематорий в четыре часа дня, уже записались. Я… Извлекла из системы её оптики последние файлы, она записала. Этот ублюдок зашёл за ней в лифт, она не успела выйти. Она могла пойти к квартире, турель бы разобралась, но нет, сраная королева драмы, ещё и говорила с ним, рассказывала про то, что сегодня не худший день для её смерти, а он продолжит жить с этим. Она умерла быстро. Зря они убили её…    — Сочувствую, Реджи, — тихо говорит Антон. — Но нельзя действовать…    — Нет, ты не понял, — перебивает Джонс, зная, что Шаст собирается сказать. — Она не первый и не последний журналист, которого я теряю. Однажды такая участь постигнет и меня саму. Надеяться на другой исход — глупо.    — Ты слишком спокойна для ситуации, — хмурится Антон.    — Кем я была, Бес?    — Журналистом…    — Я была военным корреспондентом, — качает головой Реджина. — Я насмотрелась на смерти и убийства, у меня кожа обожжена огнём оружия, гранат. Всё моё тело в шрамах, глаза нет. И сердце тоже уже давно не болит так сильно, как прежде.    — И тем не менее, ты сказала, что зря они её убили.    — Да, — усмехается Джонс, крепче сжимая себя руками, сложенными на груди, обтянутой бронежилетом. — Зря. Ни они, ни вы мою девочку узнать не успели. Плутовка прав, она знала, что не вернётся, и она хотела, чтобы всё вышло так, как вышло, видимо, на то был расчёт, она всё понимала.    Шаст, чуть хмурясь, наблюдает за тем, как Даня зачем-то поддевает край рукава рубашки на трупе, под рукавом кожа обтянута бинтами. Поперечный переглядывается с Брагиным, кажется, лица их озаряет понимание. Антон понимает лишь то, что Пашка явно давно тянулась к смерти.    — Зря они, им это аукнется, — кивает Реджина. — Она говорила, что у неё есть закрытые файлы, которые… Могут внести свою лепту в снятие масок. Так она говорила. И сказала, что в случае «внеплановой смерти», её система пошлёт импульс подключенный системе компа и эти файлы будут отправлены кому-то. А там раскроются карты, которые спрятали в рукава. Никакой конкретики… Ещё сказала, что отправка файлов после убийства будет крутой отсылкой на какое-то старое аниме, её голова — тот ещё бред сумасшедшего. Был…    — Какие файлы и куда отправятся, ты совсем не знаешь? — спрашивает заинтересованно Адриан.    — Нет…    — Сколько ей было? — осипло доносится будто бы издалека вопрос Арсения.    — Я не знаю, — качает головой Реджина. — Лучше не задумываться, не цепляться за такое.    — Знать бы, что за файлы, — хмуро говорит Брагин. — Может, ты не о том человеке волновался, — говорит он Антону, — и это покойная Пашка нам весь план спустит.    — С чего бы? — ощетинивается Арсений, резко поворачиваясь к Виктору, Шаст пытается удержать его на месте, потому что Арс сейчас выглядит так, словно будет с Брагиным драться.    — Горит сарай, гори и хата, — пожимает плечами Виктор. — Покойники любят забивать на тех, кто остался.    — Тогда понятно, почему ты такой, — шипит зло Арсений Виктору в лицо.    — Успокойтесь, — просит тихо Даня, а Антон видит, как сверкает на мгновение оранжевым его оптика.    Арсений с Виктором и правда успокаиваются, выдыхают из лёгких раздражение.    — Арсений, — зовёт Лекси. — Насколько я тебя успела узнать, исходя из этого, я поняла, что среди всех здесь присутствующих ты тяжелее всего реагируешь на смерть человека. Но это…    — Если ты сейчас начнёшь рассказывать мне про загробную жизнь, я за себя не ручаюсь, — сразу же предупреждает Арсений.    — Ладно, — пожимает плечами Олекса, обходя тело, зажигая вокруг него поставленные свечи. — Мы тут все привыкли к смертям и убийствам. Ты — нет. Это делает тебя более живым, чутким человеком, ты не пропитан смертью так, как мы. Но давайте каждый из нас сейчас, вне зависимости от своего отношения к этому, почтёт достойно память и не станет отравлять ауру херовыми эмоциями. Вы можете не верить в это, я верю, и она тоже верила. Хотя бы из уважения к ней, сделайте вид, что вам не плевать на такое и не сритесь между собой.    В комнате повисает тишина.    Антон разглядывает колышущиеся огоньки зажжённых свечей, нарисованные цветным песком смертные мандалы для проведения души в загробный мир. Это выглядит красиво… Лекси в этом плане, мало того, что с восточной эзотерикой знакома, умела наделять смерть эстетичностью, как бы это ни звучало, она ещё и от «Валентино» подхватила отношение к смерти и похоронным обрядам. У них это праздник, пышное торжество. Надо уметь провожать человека с достоинством.    — Я… — доносится из висящего в комнате телевизора голос Распа, и Арсений больше всего боится услышать «я говорил, что так будет». — Я сочувствую, — говорит вместо этого Расп. — Как бы это ни звучало с учётом того, что я не могу чувствовать…    — Не начинай, всё ты можешь, — обрывает Антон.    — Файлы, о которых вы говорили, они у меня.    — Что? — Арсений поднимает резко голову, уводя взгляд от бездыханного тела к экранам.    — Поначалу она действительно хранила эти файлы с… Как это назвал Виктор, «горит сарай, гори и хата». Но судя по дате изменения получателя этих файлов, она решила отправить их нам, когда мы… Когда мы включили её в проект. Изначально эта информация должна была стать достоянием всего мира, но я… В какой-то степени рад, что она отдала это нам. Если бы это получили другие государства, на Союз бы напали со всех сторон, это просто… Это привело бы к Четвёртой мировой, в конце которой Союз исчез бы с карты мира.    — Что там такое? — сильно хмурясь, спрашивает Виктор.    — Координаты огромного количества стратегически важных военных комплексов, амбары с техникой, доказательства разработки нового поколения химического оружия, засекреченные базы как военные, так и якобы научные. Вместе с этой информацией — контакты её источников, люди, находящиеся сейчас на территории Союза, своего рода серые кардиналы, которые смогут помочь не только в получении ещё большей информации, но и в том, что осталось по оставшейся части моего проекта.    — Откуда?..    — У неё было много друзей, а отсюда много связей, — хмыкает Реджина. — Она говорила, что, глядя на бездомных и спившихся неудачников, люди, как правило, видят отбросов, от которых надо держаться подальше, а она видела в них всегда кладезь информации и возможностей. Моя девочка, — улыбается Джонс, заправляя покойнице прядь рыжих волос за ухо, Арсений не может на это смотреть. — Одни люди приводят к другим, все мы огромная цепочка, мы сами не знаем, как через эту цепочку знакомых наших знакомых можем оказаться связанными с хоть президентом, блять, и в итоге через эту цепочку оказать влияние.    — Да, цепочки, — подтверждает Расп, — через них она вышла на нужных людей, которых я и назвал серыми кардиналами. Она оставила сообщение, текстовое. Просила, чтобы в её ячейку колумбария приносили сигареты, как на памятники и могилу Цоя приносят. Из цветов ей нравятся маки, но их, как она сама написала, вы хер где найдёте. Исчезнувшие маки в тумане сигаретного дыма…    — Расп? — нерешительно зовёт Арсений.    — Да? Всё нормально, я просто… Я принял решение, никому из вас оно не понравится. Я уверен в этом, как и уверен в необходимости этой меры.    — Мне уже не нравится, — кривится Брагин.    — Я отстраняю вас от своего проекта.    — Прости, что? — возмущается тут же Арс. — Ты ничего не перепутал, Расп??? Меня ты точно не можешь…    — Могу, — обрывает Расп. — Я не могу торговать жизнями, не зная даже их цену. Откуда? Я не человек, у меня жизни нет, я после удара могу восстановиться, меня можно восстановить, мою программу, а вас? Вас можно восстановить? Только если как энграмму и то, это призраки, а не те люди, которые были при жизни, я не могу так халатно… Это не предложение. Вы больше не участвуете. Вы внесли свою лепту, для дела, которое значит много для каждого из нас, вы сделали уже всё, что могли. Дальше осталось дело только за мной. А вы… Вы больше не приблизитесь, не хочу потом… Увидеть так кого-то из вас.    Комната снова погружается в раздражение вперемешку с негодованием, Антон наблюдает за этим со стороны, кто спорит с Распом, кто уже между собой. В тишине остаются только покойная Пашка, Лекси, дорисовывающая последнюю мандалу на песке, и Шаст, не знающий, что сказать и как это всё уладить.    — Антон, — с улыбкой подзывает Лекси, закончив рисунок, Шаст подходит к ней, смотрит потухшим взглядом. — Помнишь, что я говорила?    — Про что именно? — шёпотом спрашивает Антон, измученно прикрывая глаза ладонью.    — Про то, что из тебя может получиться безупречный лидер, если ты постараешься, если захочешь. Твоя семья грызётся на твоих глазах, не хочешь их успокоить и помирить?    — Я не знаю как, я не…    — Ты — житель двух миров, Шаст. Их мира, — кивает Лекси на Арсения с Брагиным, — и нашего, — кивает на вид Найт-сити за окном. — Ты понимаешь, что делать, чтобы не быть убитыми здесь, понимаешь, как выжить. И при этом знаешь, что чувствуют те, кто из другого мира. Не подберёшь слов? Даже не попытаешься?    Зажмуривая крепко глаза, Шаст даёт себе минуту на какое-то осмысление, но слова не приходят в голову, сердце колотится в ушах. Точно, сердце! У него всегда получались лучшие речи именно в те моменты, когда он говорил именно от сердца, не продумывал речи наперёд, не взвешивал слова, а говорил то, что чувствует. Как пойдёт, так и понесёт дальше, чем честнее, чем открытее, тем и громче звучат его слова для тех, кто рядом.    — Тихо, — сипит Шаст, и никто его естественно не слышит. Он сжимает крепче кулаки, откашливается и практически кричит: — Тихо!    И в комнате действительно все замолкают.    — Я понимаю, почему каждый из вас спорит с Распом, — начинает Шаст, веря в то, что нужные слова лучше всего приходят в моменте. — Я понимаю, почему и за что борется каждый из вас, но давайте откроем глаза на факт того, что то, что зависело от нас, уже действительно закончено. Всё, что осталось в проекте Распа, — это то, что должно осуществляться уже только им одним. Вас раздражает то, что он вас отстранил, потому что у кого-то это цепляет гордость, кому-то это подмывает опору, заключающуюся в мысли, что «я стараюсь помочь, что-то делаю». Для вас важна эта работа, но осталось лишь то, что не сделает лучше Распа никто. Нам хочется контролировать этот процесс, эту ситуацию, потому что это позволяет чувствовать причастность к этой борьбе, но вам нужно понять, что вы уже причастны, вы уже сделали огромный вклад в это, не надо ещё и жизнь свою отдавать.    Антон смотрит нерешительно в сторону, ищет в глазах Лекси поддержку и находит. Олекса улыбается ему мягко и кивает с призывом, чтобы Шаст продолжал.    — Вы сделали за это время больше, чем многие делают за всю жизнь. Пашка… Это был её выбор, Адриан сказал, что она знала, что не вернётся, а он у нас всё-таки детектив, так что ему можно в этом плане довериться. Да и в целом все кочевники хорошо читают следы, и я видел пятна крови, не было борьбы с убийцей, она не боялась, она так решила. А вы не такие, я вас знаю, вы надеетесь дожить до дня, когда можно будет вернуться домой. Так почему вы тогда так упрямо спорите с Распом, который делает всё, чтобы вас обезопасить и подарить вам эту возможность? Распу осталось только убрать старую власть и поставить на это место призраков для регулирования до определения новых кандидатов и проведения народных выборов. Почему вы упрямитесь? Недостаточно в этом вы поучаствовали? Кто из вас сделал недостаточно? Может, ты, Дань? Всех выходов на связь с общественностью, внесения твоих статей и обращений в систему Аполлона мало для того, чтобы ты успокоился и сказал себе «я молодец, пора бы и о себе немного подумать, передохнуть»? Мало ты для взлома «Хамелеона» сделал? Мало в создании реконструктов Распа поучаствовал?    Антон держит с Поперечным зрительный контакт до тех пор, пока он не опускает взгляд, чуть опустив голову, и не отступает назад, медленно качая головой.    — Или может, ты, Виктор, сделал недостаточно? Внёс в систему «Нового пантеона» экстренный пакет «Прометей», только благодаря которому всё и получилось с возвращением в строй старых ИИ, добрых богов и получилось освободить Аполлона, который уже сейчас активно борется с пропагандой? Этого недостаточно? — с вызовом спрашивает Шаст. — Надо ли что-то говорить про тебя? — спрашивает едва слышно Антон, переводя взгляд к Арсению. — Расп — копия твоего сознания, твой конструкт, только благодаря твоей голове это всё и происходит, ты хочешь сказать, этого мало?    У Шаста от всех этих эмоций во рту нещадно пересыхает, он слишком часто дышит, ещё и говорит, ему бы горло промочить, но он всё ещё чувствует неуверенность в тех, кто стоит напротив него, а потому продолжает говорить.    — Всё это время всё, что я делал рядом с вами, это смотрел за тем, как вы работаете, по инструкции Распа следил за вашими жизненными показателями, когда вы уходили в Сеть. Помогал вам встать с нетраннерского кресла в конце рабочего дня, опускал вас в ванны со льдом, помогал тренироваться. Вся моя работа заключалась в поддержке вас и наблюдении за тем, какие вы охуенные и сколько делаете, но так же нельзя, — с ощутимым отчаянием говорит Шаст. — Вы себя доведёте. Ты сказал мне беречь его, — с нажимом говорит Шаст, делая шаг в сторону Виктора и смотря прямо ему в глаза. — Он не отойдёт от дела один. Ты — его учитель, ты, — смотрит на Даню, — фактически его кумир. Он на вас равняется, боится подвести, он без вас не уйдёт. Вы сделали достаточно, все по отдельности и в купе. Вы двое уже пережили единожды смерть, как бы вам это ни удалось, не знаю, но что-то мне подсказывает, что Арс, получается, следующий, кто должен обмануть смерть? А если не получится? Если смерть обманет его? Хотите сыграть в эту русскую рулетку, это же ваших краёв игра, да? Поэтому думаете, что повезёт?    Шаст делает шаг назад, окидывает ещё раз взглядом Арсения, Виктора и Даню. Выглядят они теперь скорее угнетённо, чем раздражённо. Но это не угнетение на самом деле, это другое чувство, определить словом которое Антон не берётся.    — Вы сделали достаточно. Расп ведь в стольком вам полностью доверился, теперь и вы доверьтесь в чём-то ему полностью. Он не подведёт, поверьте мне, я с ним год в башке проходил почти что. Он никогда не подводил меня, всегда спасал, вытягивал из жопы конкретной, из пиздеца самого настоящего, из адского огня и каких-то внутренних заёбов. Он никогда не подводил, не подведёт и сейчас. Не думайте, что оставляете его одного, вы ему Аполлона вернули, всех ИИ-богов, он нихера не один, у него целый греческий пантеон! И ещё целая свита призраков! Какой к чёрту «один»? Вы его не бросаете, вы дали ему и броню, и оружие, вы построили ему замок, в котором он сможет себя защитить. И всё, что он хочет от вас, это, чтобы вы дали о себе позаботиться так же, как вы позаботились о нём. Неужели не дадите этому чуду отдать вам долг?    Несмотря на то, что слова от сердца выходят с лёгкостью, пусть и с лёгкой болью, Шаст всё ещё чувствует неуверенность, ищет поддержку. Он оглядываются на стоящую позади него Реджину, та тверда как камень, всё понимает и приняла сразу, она чувствует, когда сделано достаточно, она знает и видит грани, пусть у неё только один глаз, зато какой зоркий!    Адриан отчего-то отвернул лицо к окну и закусил заметно сильно нижнюю губу, и до Антона доходит, что этот придурок с комплексом старшего брата сейчас пытается не разреветься от гордости за Шаста. Идиот, ей Богу, но в целом Антону от этого становится очень приятно. Уверенность в своих словах возрастает.    На лице Лекси тоже читается гордость и, не стоит скрывать, самодовольство. Наверняка думает сейчас что-то из разряда «а я говорила, что ты вот такой, я знала, что ты лидер, а ты: напиздели звёзды, напиздели». Стоит с этой своей самодовольной ухмылочкой и чуть склоняет голову, пересекаясь с Шастом глазами, будто бы выражает своё почтение. Уверенность в себе крепнет.    И Антон уже хочет продолжить, возвращается взглядом обратно… И в этот момент внутри что-то разбивается, слова рассыпаются на несвязные звуки, замирая на кончике языка. Шаст стоит, замерев, не в силах пошевелиться, только смотрит бесконечно на Арсения, который сквозь навернувшиеся слёзы улыбается ему так мягко и тепло. Вместо слов у сердца Антона сейчас рождаются самые настоящие цветочные сады, соцветие чего-то пышного раскрывается букетами в лёгких. Антону почему-то видятся гроздья цветов калины.    — Я… Потерял мысль, — неловко откашливается Шаст, промаргиваясь.    — Ты не потерял, ты её нам отдал просто, — улыбается успокаивающе Арсений, ловя за ладони. — Спасибо…    — Кажется, нам всем надо исчезнуть, раствориться, — шёпотом говорит Антон, прикрывая глаза. — Иначе… Кончится плохо. Даже если эти два упёртых трудоголика, — кивает на Виктора с Даней, — решат остаться и продолжат ебать Распу мозги, которых у него нет, ну в смысле…    — Я понял, — с улыбкой кивает Арсений.    — Да… Даже если они останутся, я тебя отсюда заберу, Арс, — говорит уверенно, пусть и тихо. — Нельзя задерживаться на месте, выследят, нельзя привязываться к одному городу, к одной квартире.    — Всё-таки Тихон станет ежом-кочевником? — посмеивается грустно Арсений.    — Как и ты.    — И я стану ежом-кочевником?    — Просто кочевником, а вообще, как хочешь, — фыркает Шаст. — Здесь я не позволю остаться тем, чьи жизни мне важны. Придётся, свяжу по рукам и ногам и в багажнике увезу отсюда.        — Мой багажник в твоём распоряжении, — усмехается сзади Адриан.    — Как-то это двусмысленно прозвучало, тебе не кажется? — чуть морщась, спрашивает у Арса шёпотом Антон.    — У Фелиоса много чего так звучит, я не уверен, какой он в целом хотел вложить смысл в слово «багажник», — в тон Шасту отвечает Арсений.    — Поеду к Позу, — цокает языком Адриан, уходя из комнаты, а потом и из квартиры, попрощавшись со всеми.    — Думаешь, поехал предлагать свой багажник Позу после нашего отказа? — спрашивает Арс.    — Боже, — взвывает Даня, пряча лицо в ладонях. — И с вами в Пустоши? Да я же застрелюсь там!    — То есть, он уже согласен, — усмехается Арсений, но от внимания Шаста не ускользает облегчённый выдох.    — Выходит, «Белый ворон» действительно расправит крылья и оторвётся от земли? — заинтересованно спрашивает Лекси. — Надо догнать Адриана, я без машины, — тараторит Олекса, быстро накидывая на плечи кожанку и уносясь вслед за Фелиосом.    — Даня, Виктор, — окликает Шаст.    — Всё мы поняли, — обрывает очередную речь Виктор. — Не идиоты. Ты прав. Расп, пообещай мне только одно, если случится что-то, с чем ты и другие ИИ не смогут справиться, если появится преграда, которую только мы сможем перешагнуть, если понадобится помощь, будь то написание кода, душевный разговор, проверка показателей теста Тьюринга…    — Я незамедлительно свяжусь с вами, — обещает Расп. — Я никогда никого из вас не теряю, я теперь свободен, я не привязан к чипу. Я в любой момент могу проникнуть в систему Берты-старшей.    — Проникнуть в систему Берты он может, — кривится Шаст. — У него тоже проблемы с двусмысленностью, Арс.    — Я могу проникнуть и в твою систему, — доносится голос Распа неожиданно в голове, как это было раньше. — Я здесь долго сидел, каждый уголок знаю, могу подключиться к твоей системе, когда захочу. Не меняй только основной модуль, а то потеряемся.    — Как скажешь, — отвечает с улыбкой Шаст, прикрывая глаза.    — И, Антон, пока меня слышишь только ты, — шепчет Расп, будто бы существует вероятность, что его правда сейчас может услышать кто-то, кроме Шаста. — Спасибо тебе. За всё. Не только за эту речь, не только за то, что убедил их доверить окончание проекта мне и позаботиться о своей безопасности. За всё спасибо, я многому тебя научил, но и ты научил меня многим вещам. Верности, научил сражаться, научил быть смелым.    — Ты доведёшь меня до слёз, — предостерегает Антон, шмыгая носом.    — Спасибо за то, что слушал меня. И Арсения слушаешь, нам это очень важно, быть услышанными и понятыми. Когда нас впервые разделили с Арсением, я мог лишь надеяться, что он остался в живых, что он где-то цел и здоров. Расставаясь с ним сейчас, я не надеюсь, я знаю наверняка, что с ним всё будет в порядке, потому что я отпускаю его с тобой.    — Ты будешь с нами связываться и, пусть хоть поверхностно, но рассказывать о том, как продвигается работа, — наставляет Шаст, промаргиваясь от выступивших слёз, как же, блять, он ненавидит с кем-то прощаться. Ненавидит прощаться с теми, кто дорог, к кому успел привязаться.    — Я не оставлю вас в неведении, — обещает Расп. — Знаешь, Арсений всегда вёл себя с окружающими очень сдержано, потому что он видел в каждом скрытую угрозу, а ты, даже со своей паранойей, умудрялся вести себя со всеми открыто. Последним показателям теста Тьюринга, моим теперешним уровнем эмпатии и эмоционирования я обязан именно тебе. Потому что ты показал много эмоций на себе, но что важнее для моей модели поведения, ведь я всё-таки конструкт Арсения, ты показал, какими мы с Арсением можем быть. Какими мы можем быть… Живыми.    — Сука, я разревусь, не доводи меня! — в последний раз предупреждает Шаст.    — Что он тебе там такое говорит? — обеспокоенно спрашивает Арсений.    — Потом расскажу, — качает головой Антон. — Спасибо и тебе за всё, Расп, ты знаешь, за что, мне не надо уточнять, ты сам всё знаешь. Я буду тебя вспоминать, твои слова, ничего не забуду, пусть ты не человек, но в законах кочевников и не сказано ничего по поводу того, что члены семьи обязаны быть людьми, так что… Чтобы ты знал, ты тоже часть «Белого ворона», и все законы семьи на тебя распространяются, мы тебя не бросим, мы поможем, только попроси, если будет нужна помощь.    — Обязательно, — обещает шёпотом Расп. — Покидайте город сегодня же, не задерживайтесь, все, кто был даже минимальнейшим образом вовлечён в мой проект, кто знал о нём, забирай свою семью. Клан «Cuervo blanco», семья… Как тебе бы хотелось? Семьи Антона, семья Шастуна, семья Шаста, семья Бесу?    — Семья Антона, — тянет с довольной улыбкой Шаст.    — Ну, конечно, — хмыкает голос Распа снова с экранов, а не в голове. — Пора расправить крылья.    — Пора, — кивает Антон. — Реджи…    — Езжайте, я справлюсь, — улыбается Джонс. — Вы её почти не знали, она была моим другом и помощницей, мне её и провожать в последний путь, она не любила толпы народа, наоборот, ей нравилось одиночество, так что вы её не обидели бы таким.    — Тебе нужна какая-то помощь?    — Я позвонила Максу, он приедет, поможет завезти тело в крематорий, сопроводит меня. Всё будет хорошо.    — Ты не поедешь с нами? — с нескрываемой надеждой спрашивает Шаст.    — Прости, Бес, со всем моим уважением к тебе, я птица точно не из воронов и не из белых. Журналисты, скорее, гарпии, они с другими видами не уживаются. Это мой город, это моя крепость. Придут за мной, так пусть ещё доберутся сквозь все мои стены. А убьют, так убьют, в лицо им плюнуть я успею.    — Как бы там ни было, но знай, что ты один из моих любимых фиксеров в этом городе, — говорит с улыбкой Шаст, обнимая крепко Реджину за плечи. — Да и не только фиксеров, в принципе, людей. Береги себя, хорошо?    — Разумеется, не берегла бы, давно бы тут не стояла, — хмыкает Реджина.    — Антон, — снова окликает голос Распа в голове. — Хотел ещё сказать, что, несмотря на то, какой ты был неприятный человек поначалу, я рад, что оказался именно в твоей голове.    — Это взаимно, — почти что одними губами отвечает Шаст, но он знает, что был услышан.    Реджина прощается с Шастом и Арсением, а потом, словно бы не сдержавшись, бросает Арсу в спину:    — Надеюсь получить через пару лет заявку на статью, в которой меня попросят рассказать о том, как призрак Психеи изменил мир и какие у Психеи планы на будущее!    — Главное доживи до этой заявки, она будет! — доносится крик Арсения, а потом гремит закрывшаяся железная бронированная дверь.    Реджина хмыкает тихо, усаживается на стул рядом с телом, закуривает. Зажимая зубами сигарету, Реджи лезет в карман за чипом, подключает его к проектору голограмм, стоящему рядом. В воздухе над телом появляется призрачный синий текст. Старый английский стих поэтессы Энн Секстон. Стих «Правда, которую мёртвые знают».    Я говорю: «Прощай!» — и выхожу из церкви вон,    Отказываясь от грустного парада,    Пусть мёртвые одни плывут средь мёртвых волн.    Июнь. И я устала быть храброй.    Мы едем в Кейп. Я вновь пытаюсь жить,    В потоке солнца бьюсь, и снова таю;    Твоих объятий не могу простить;    Мы здесь. А где-то люди умирают.    Мой милый, ветер нем, нем и жесток,    Он пахнет камнем. Но когда мы вместе,    Мы вместе до конца. Никто не одинок.    Люди убивают за это. И за меньшее.    И что до мёртвых. Они спят, как камни,    В своих тяжёлых лодках, неподвижней грусти,    Или моря, если оно станет...    Плывут, спешат куда-то, без обувки.    Взгляд Реджины соскальзывает со строк стиха к бледному лицу, рука сжимает недвижимую кисть, а в голове стучит когда-то сказанная этой девчонкой строчка: «У онемевших мертвецов в моей стране самый громкий голос».    Джонс сжимает в пальцах висящей на своей шее золотой крестик, вздыхает тяжело, а после откидывается спиной назад, падая на спинку скрипящего пластмассового стула. Она прикрывает глаз, ей надо отдохнуть, она слишком давно не спала. Всем людям надо отдыхать, только отдых у всех разный. Кто-то выбрал смерть, кто-то покинуть город, раствориться. Реджина выбирает сон, до четырёх часов дня ещё есть время.

***

   — Твою мать, — выругивается Шаст, когда Станислав принимается настойчиво названивать на систему оптики, едва они с Арсением закрывают за собой дверь квартиры.    Арс видит светящуюся оптику, понимает, что Антону кто-то звонит, кивает, чтобы отвечал, он будет тихо собирать вещи. Шаст вот что-то совсем не уверен, что он хочет отвечать на этот звонок, потому что чуйка не предвещает ничего хорошего.    — Да? — односложно отвечает на звонок Антон.    — Ко мне. Прямо сейчас, без разговоров, — приказывает Станислав.    — А палку тебе в зубах не принести? — огрызается Шаст. — На задние встать и лапу дать не надо?    — Шаст, тебе интересна безопасность твоего нетраннера или нет? — доносится холодно вопрос Стаса.    Конечно, блять. Нашёл новый рычаг давления, нашёл, чем Антона шантажировать. Ублюдок ёбаный.    — Я буду через два часа.    — Жду через час, — говорит Станислав и тут же сбрасывает вызов.    — Сука, — выдыхает долго через нос, прикрывая глаза.    — Что случилось? — шёпотом спрашивает Арсений, прикасаясь пальцами к тыльной стороне ладони.    — Станислав что-то хочет, ставит на кон твою безопасность, — открыто отвечает Шаст. — Я поеду к нему донести свою точку зрения ещё раз, видимо, с первого раза он меня не понял.    — Ты… Что? Шаст, это слишком похоже на ловушку! — взмахивает руками Арсений. — Никуда я тебя не отпущу, — упрямо заявляет он, прожигая Антона взглядом.    — Всё будет нормально, — с грустной улыбкой заверяет Шаст, подтягивая Арса к себе и целуя в кончик носа. — Я со всем разберусь. Через полчаса поеду к нему, пока соберём с тобой вещи. Если я не вернусь…    — Не отпущу, — снова повторяет Арсений, но голос его звучит звонче, но при этом как-то сдавленно, будто бы Арс слёзы сдерживает.    — Арс, послушай, — настаивает Шаст, крепко сжимая в пальцах чужие плечи. — Я верю в тебя, ты, пожалуйста, верь в меня. Я лишь узнаю, что он хочет. Понятное дело, что до него дошло обновление заказа на тебя, понятное дело, что он хочет это как-то обсудить. Но кто знает, что именно? Вдруг всё не так однозначно, как кажется?    — Ты правда в это веришь? — осипло спрашивает Арсений, а взгляд поднять к лицу Антона, кажется, стоит ему всех оставшихся сил.    — Нет, — признаётся Шаст Арсу и самому себе. — Уверен, что он попытается заставить меня убрать тебя и разделить награду, уверен, что будет пытаться манипулировать. Но подумай сам, поехав к нему, я выиграю нам и остальным время на сборы, а потом мы свалим отсюда. А если не поеду, я не единственный наёмник в Найт-сити, а Станислав знает, где и как меня искать. Это чистый прагматизм.    — Это чистый идиотизм, — шипит Арсений, резко зажмуриваясь. — Ты едешь к тому, в кого сам уже не веришь, в ком разочаровался! Ты знаешь, что будет, но… Не ты ли мне говорил не жертвовать собой?    — Я не жертвую, — заверяет Шаст. — Клинки… Сними мне скрипт, они всё ещё не открываются.    Арсений смотрит на него так измученно, что сердце сжимается болезненно. Несколько мгновений раздумий — Арс сдаётся. Нет, не сдаётся, а даёт Антону шанс провернуть то, что задумал, и при этом иметь хоть возможность самообороны.    Оптика загорается, подсвечивая ярко голубые глаза, через мгновение Антон видит уведомление от системы о том, что скрипт «Сбой оружия» был устранён.    — Спасибо, — шёпотом благодарит Шаст, прикасаясь губами ко лбу.    Арс понимает, что это спасибо не за устранённый скрипт, это спасибо за веру в Антона, но страшнее всего в своей вере ошибиться. Арсений не должен наступать на старые грабли, не должен больше ошибаться в вере во что-то или в кого-то, слишком дорого такие ошибки стоят. Смерти Антона он не выдержит, эта мысль такая очевидная и такая пугающая, что сковывает дыхание.    — Я тебя не подведу, — обещает Шаст, обнимая со всех сторон своими большими руками. — Я уже знаю, куда мы поедем. Дорога через Пустоши будет долгая, но Калифорния лучшее место, чтобы сбросить хвосты из Найт-сити. А после… После решим, куда дальше. Самое опасное в этой дороге — пересечение границы, выезд за пределы Найт-сити. По основной дороге границу защищает «Милитех», я, как и все кочевники, у них в списках на публичную казнь. Поедем через кочевническую лазейку, мы знаем дыру в минном поле у границы, сможем прошмыгнуть безопасно, насколько это возможно, и без потерь.    — Антон, — прерывает Арсений, обхватывая холодными ладонями лицо Шаста, — ты главное вернись и забери меня отсюда, а куда и как дальше, мне уже не так важно, главное, чтобы с тобой, понимаешь?    Антон расплывается в робкой улыбке, кивает несколько раз, показывая понимание. Он вернётся, пусть Арсений даже не сомневается в этом. Шаст прикасается к чужим губам трепетным поцелуем, старается успокоить, обнимая бережно Арсения за талию. Они прорвутся, Шаст уверен на сто процентов, а когда в нём твёрдая уверенность, тогда всё заканчивается хорошо. Чуйка.    Даже если всё не пройдёт как по маслу, даже в случае появления конкретных осложнений — неважно, они прорвутся и проживут ещё долгую жизнь под крыльями белого ворона.    — Надо собрать вещи, закинуть их сразу в машину, — говорит Шаст, нехотя отлипая от Арса.    — Надо…    Поскольку теперь есть чёткое понимание, что сюда они больше никогда не вернутся, вещи Шаст забирает все. Всю одежду из шкафа, ноутбук, коллекционные шарики с животными, чипы с записями «Дискавери». По факту всё умещается в две не особенно большие картонные коробки, которые занимают лишь половину багажника. Нормальное оружие в машине есть, оружие, валяющееся в кладовке, пусть и сжав жадно зубы, но Антон всё-таки решает бросить. Последнее, что они закидывают в машину, — это рюкзак Арсения и гитару Шаста.    — У твоей пушки и машины есть имя, — доносится бубнёж из-за респиратора, пока они поднимаются в лифте обратно в квартиру. — А у гитары?    — М, бля, как-то не задумывался об этом, — трёт затылок Шаст. — Берта-средняя?    — Так и брызжешь фантазией, — закатывает глаза Арсений.    — Берта-средняя, — кивает уверенно Шаст, выталкивая Арса из лифта.    Когда они возвращаются в квартиру, Арсений тут же усаживает Тихона в переноску, а Антон проверяет всю квартиру на остаток ещё каких важных своих вещей. Выдыхает с облегчением, понимая, что кочевнический образ жизни всё-таки научил не обрастать лишними предметами.    Какое-то время он раздумывает, стоит ли брать еду, или всё-таки дотерпят они до ближайшей заправки, где поедят. В итоге всё-таки захватывает нечто вроде сухпайка, распихивает по карманам одежды шоколадные батончики, засовывает в переноску к Тихону две банки консервированного супа, извиняясь перед ежом за доставленный дискомфорт.    — Поеду, — говорит с кивком Шаст, проверяя время. — Пора. Будь готовым выходить, если вдруг…    — Никаких «если вдруг», — строго обрывает Арсений.    — Да, конечно, никаких «если вдруг», — улыбается мягко Антон.    Он подходит к Арсению всего на мгновение, сжимает его плечи в объятьях, вжимаясь в губы поцелуем, и почти сразу отходит, говоря, что они ни в коем случае не прощаются. Арсений будто бы эхом за ним вторит: «Не прощаемся».

***

   Чем ближе к высотке, в которой находится квартира Станислава, тем сильнее ускоряется в тревожной аритмии сердце. Уже в сотый раз Антон думает развернуться и, наплевав на всё, захватив Арсения, уезжать из города. Но только вот дело в том, что Арс не единственный, кто в его семье, и о них тоже надо подумать. Шаст связывался с остальными, им нужно выиграть хоть сколько-то времени.    По факту сейчас из фиксеров, заинтересованных поимкой (а, точно, уже не поимкой, уже убийством) Арса, осталось не так много людей. Сергио, Реджина, Асмодей на их стороне. Вакако не возьмётся помогать корпоратам, пусть даже советским, из вредности и старой обиды, корпы восемь её сыновей убили всё-таки, блять. Дино не вмешивается в подобные дела, Эль-Капитан придерживается образа доброго рыцаря, да и с Реджи они на короткой ноге. В целом, может на голову Арсения точить зубы только Мистер Хэндс, сидящий в Пасифике, Станислав, к которому, собственно, Шаст и едет, и кто ещё? И всё. Мистер Хэндс с Антоном не связывался и слава Богу, а Станислав ждёт его к себе на встречу.    Только вот об одном фиксере Антон всё-таки забывает, и это такая ошибка… Нет, не для их миссии, а ощущается ошибкой для Шаста как для кочевника.    — Еду я уже! — рычит Антон, принимая слепо входящий вызов на систему «Квадры».    — Куда путь держишь, Бес?    Шаст едва ли сдерживает в себе позыв вдавить тормоза. Дакота! Как он мог о ней забыть!    — Дако, блять, я совсем про тебя забыл, поможешь?    — Обычно это фиксеры звонят наёмникам за помощью, Шаст, — усмехается довольно Дакота Смит.    — Я тебя не как наёмник фиксера прошу, а как кочевник кочевника! — эмоционально вскрикивает Антон, заворачивая к высотке Станислава.    — Я слушаю тебя, — говорит Смит без тени усмешки.

***

   В квартиру Станислава Антон больше вваливается, чем заходит. Стас окидывает его оценивающим взглядом с головы до ног, подзывает к себе. Он не попросил присесть, это херовый знак.    — Ты понимаешь, зачем я тебя позвал? — в лоб спрашивает Стас, смотря из-под нахмуренных бровей на Шаста.    В комнате темно, вечереет, а небо затянуло тучами, будет дождь. Если здесь дождь, то в Пустошах — песчаные бури. С одной стороны, прекрасно, чтобы сбросить хвост, буря их спрячет, заметёт следы. С другой стороны, придётся как-то рассадить по машинам ребят так, чтобы за рулём были кочевники, способные даже в непроглядную бурю вывести машины туда, куда надо.    В одной машине Антон, в другой Адриан, он уже может ходить, может и водить, справится. Ещё надо посадить за руль Колбриса, Клариссу и Журавля — тех, в чью семью Антон не хотел по тупости переходить, но те пришли в семью Антона сами. Это получается пять машин. По четыре человека, не считая водителя, в каждой, выходит, двадцать мест, их точно меньше двадцати, все влезут, а кочевники поведут сквозь бурю.    — Шаст! — окликает строго Станислав, щёлкая у Антона перед носом пальцами. — Ты понимаешь, зачем я тебя позвал?    — Догадываюсь, но надеюсь на то, что ты не настолько слепой, — говорит прямо Шаст.    От его слов Стас морщится, как от зубной боли, лимонного сока и горького плесневелого ореха одновременно.    — Я не позволю ему навредить.    — Ты что-то не понял, Шаст, — тянет Станислав, и Антон уже начинает и вправду надеяться, что позвали его не для того, чтобы Арсения убить. Но все надежды в Найт-сити, в городе мечты, привычно разбиваются о не разрушаемую стену человеческой жадности и аморальности. — За одного только этого платят столько, что даже поделив пополам, мы сможем прожить остаток жизни, не работая! — взмахивает ладонями Станислав.    Шаст давит в себе тяжёлый вздох, отводит в сторону потускневший взгляд. Всем своим видом Антон сейчас показывает незаинтересованность, но Стас этого не замечает, продолжает подкупать Шаста тем, что для него сейчас имеет самую последнюю важность.    Слова и мысли Антона идут от его же сердца. Совесть и критическое мышление — разум, пробуждённый Распом. Неравнодушие и доверие кому-то в этом проклятым месте — душа, которая у Антона есть, всегда была, лишь спряталась, но была найдена Арсением. Вера в себя и свою значимость, некогда затоптанные чужим авторитетом, были воскрешены из пепла Позом и Олексой. Понимание того, что кому-то ты дороже любых денег, пришедшее в его жизнь с тёплым смехом Серого. Осознание, что даже за маской самого хитрого зверя может быть самый верный друг, — Адриан. И каждый из них, каждый человек, которого Антон сейчас старается спасти, уберечь, научили его столькому, включая знание цены правды и борьбы за неё, включая знание цены свободы. Этому научила его семья, которую он выбрал.    А Станислав предлагает ему какие-то деньги? Свобода и правда, верность и доверие, любовь и дружба, вера и поддержка… За какие деньги Станислав хочет у него это забрать?    — Я предупреждал тебя, — говорит тихо Шаст. — Ты меня не услышал, видимо…    — Прекрати! — рычит громко Стас. — Ты издеваешься надо мной?! Совсем с катушек слетел, меняешь наживу и славу, свою репутацию на призрачную любовь какого-то русского беженца? У тебя глаз замылился, Шаст!    — Ты и правда не понимаешь, — усмехается грустно Антон, склоняя голову набок. — Мне даже жаль тебя…    — Это мне жаль тебя, — шипит Станислав, тыча пальцем Шасту в грудь. — Этот человек тобой манипулирует, уже промыл тебе мозги. О чём я говорю, ты забыл, кто ты есть, Шаст!    — А кто я есть? — с раздражённой улыбкой спрашивает Антон.    — Ты Бес, один из лучших наёмников этого места! Выполняющий все заказы, выходящий всегда сухим из любого дела!    — Это твой план? — усмехается Шаст. — Заставить меня убить любимого человека, пощекотав моё эго?    — Кажется, ты заигрался в героя, Шаст, — оскаливается зло Станислав.    Антону едва удаётся не закатить глаза. Ему становится физически противно от того, что этот человек со всех сторон уже пытается подковырнуть, но уверенность и преданность Шаста слишком крепкая, чтобы что-то подцепить.    — Ты за тем, что тебе наплёл этот человек, забыл, кто ты такой, всё забыл. Ты не герой, Шаст, совсем нет, антигерой как раз-таки. Скольких ты убил?    Антон сжимает крепче кулаки и челюсти, зубы скрипят, а клинки-богомола не активируется автоматом только благодаря великому акту силы воли.    — Я спрашиваю, скольких?! Без сочувствия, без лишних мыслей, без пощады! Ты по горло в чужой крови! — громко рычит Станислав, приближаясь к лицу Антона. — Убей его. Сделай это!    — Нет.    Станислав отстраняется от него так же резко, как и приблизился, отступает на несколько шагов назад, раздражённо и почти что горько смеясь.    — Ты забыл, кто ты, — повторяет снова Стас, потирая щетинистый подбородок.    Шасту хочется сказать, что с Арсением он не забыл, кто он такой, а узнал. Узнал самого себя, узнал, что он за человек, для чего сражается изо дня в день, каким может стать, какой он внутри. Но Стасу он это всё же не говорит, слишком личное, да и оправдываться перед слепым душой человеком, всё равно что орать на глухого.    — У тебя, — по слогам чеканит Стас, зыркая на Антона. — Нет. Души.    Взгляд соскальзывает вниз, прячется за ресницами, когда Антон смотрит в пол. Но не от обиды или грусти, нет, его опущенный взгляд задумчивый. И сейчас Шаст подбирает нужные слова.    Скольких он убил? Не сосчитать уже, слишком рано начал. По горло ли он в крови? Больше, чем по горло. Убить Арсения? Нет души?    — У тебя нет души, Шаст, — повторяет Станислав.    — Может, и нет, — горько усмехается Шаст, поднимая взгляд. — Но у него есть, — говорит он, многозначительно изгибая брови и чуть наклоняя голову вбок.    У Арсения точно есть душа. Сам проект «Осколок Души Арсения», проект «ОДА» это доказывает. И всё, что Арсений делает, создаёт, говорит, — всё указывает на то, что есть у этого человека душа и она огромна. И горит ярко-ярко, что бы там про свет души не пиздел Виктор, пытаясь зацепить.    Больше Антону сказать нечего, он всё сказал. Всё, на что он надеется, — Станислав его услышал, понял. Вот и разворачивается на месте, обозначая конец разговора и желание уйти. Но едва Шаст делает шаг в сторону выхода, в спину, словно пулей врезается чужой отчаявшийся крик.    — Вернись! Вернись, я сказал!    Шаги становятся тяжелее, будто бы Антону к ногам привязали гири, а может, тела всех, кого он убил. Ноги будто бы сквозь гущу воды, а может крови, тянутся с затруднением.    — Ты труп! Ты слышишь меня?! Ты труп, блять!    Сердце грохочет в горле в такт бешеной музыке в лифте. Слёзы наворачиваются на глаза от пришедшего уже в полной мере осознания всего пиздеца, который происходил рядом с Антоном всю его жизнь. Его не пугает то, что им предстоит бежать, его пугает то, что он был верен и оставался так долго на стороне такого человека, как Станислав.    Им с Арсением однажды надо будет поговорить об этом. Антон выльет все свои переживания насчёт веры Стасу, а Арсений так же будет жаловаться на своё старое начальство, ведь он тоже верил в благие намерение тех, кто лишь пользовался им. И всё-таки они во многом похожи, какими бы разными ни казались.    В голове ещё стучат последние слова, услышанные от Станислава. Горят на коже злой обидой, которую не тушит даже ливень, когда Антон выбегает на улицу.    Не успевает Шаст сесть в машину, как видит сообщение в общем канале связи всех наёмников и фиксеров. Станислав спалил их всех, назначил заказ, награду любому наёмнику, банде, энтузиастам за голову Арсения, Брагина, Поперечного и… За голову Шаста.    — Кто бы мог подумать, что я столько стою, — усмехается Антон, видя цену за свою голову. — Может пристрелить себя, а?    — Не смешно, — неожиданно доносится из динамиков голос Распа. — Антон, это ужасно, я сочувствую, что всё так, я немного заглушил связь по городу, чтобы заказ на тебя не распространился слишком быстро. Вжимай газ в пол, езжай за Арсением, я свяжусь со всеми, скоординирую вас.    Больше команд Антон не ждёт, с разворота разгоняется до скорости, которая привычна была только для езды по Пустошам, главное не расшибиться.    Припарковав машину у выхода из высотки с апартаментами, Антон вылетает пулей, мчится в квартиру, молясь своему ангелу-хранителю, чтобы тот сегодня был на смене и очень внимательно следил за ним. Не отрывая глаз. Потому что накал пиздеца такой, что можно потерять всё, лишь моргнув.    — Поговорил? — взвинченно спрашивает Арсений, подскакивая к Антону, едва тот закрывает со собой дверь квартиры. — За тебя награду назначил, весь город на ушах! Отлично поговорили!    — Арс, давай не сейчас, а? — просит, удивительным образом сдерживая в себе раздражение.    Нет никакого смысла, нет оснований на Арсения раздражаться, злиться. В нём сейчас говорит страх за жизнь их всех, за жизнь Антона. Он о Шасте беспокоится, боится за него. Антон все чувства понимает, считывает причины чужих слов быстрее, чем когда-либо.    — Бери Тихона и…    Замолкает на середине слова, замирая всем телом. Волосы на затылке и руках поднимаются, пробегается холодная стая мурашек по спине. Сзади открылась дверь, судя по звуку открыли либо родным ключом, либо взломав систему.    — Много за тебя дают, Шаст, — усмехается Адриан, прикрывая за собой дверь. — За вас обоих. На такие деньги можно городок построить.    — Соблазн слишком велик? — настороженно спрашивает Антон, поворачиваясь к Фелиосу, рука сама тянется к кобуре на бедре: проклятая привычка!    — Да. Велик. Как думаешь, сколько дадут за меня, когда помогу вам отсюда выбраться? — усмехается Адриан, подмигивая. Шаста в момент отпускает, облегчённый выдох срывается с губ. — Вот это ты перепугался, abruti, видел бы своё лицо.    — Очень смешно, — огрызается Шаст. — Ты на машине?    — Естественно. Со мной Поз, Серый и Лекси, сидят в машине, не разрешил им выходить. Вокруг твоего дома уже куча народа, Шаст. Чем ты «Тигриным когтям» не угодил?    — Сейчас правда нужно ответить на этот вопрос???    — Нет, — качает головой Адриан. — Серого и Лекси выручают «валентиносы», Лекси они любят, а Серый фактически был их покровителем. Скажи спасибо фанатикам Санты Муэрты, прикроют зад, пока до машин добежим. Возле дома прикроют они, на выезде из города, если будет хвост, а он, Je t'assure, будет, ребята Лекси помогут отрезать их от нас.    — Ребята Лекси? — в один голос спрашивают Арсений с Антоном.    — Э… Да, не уверен, что сейчас подходящий момент, точнее, не уверен, что ты должен был узнать об этом так и от меня к тому же, но я должен сказать, чтобы ты не начал палить по тем, кто будет нас прикрывать, — витиевато говорит Адриан. — Помнишь всяческие вкиды Олексы о том, что у неё есть кое-какие связи в городе и связи с контрабандой? У неё есть люди, которые ей покровительствует и кому покровительствует она…    — Ближе к делу, Адриан, блять!    — Я боюсь сказать прямо, не знаю, как отреагируешь, — вздыхает тяжело Адриан. — Просто свяжи. Опасные друзья, контрабанда, её машина с характерными граффити…    Дальше Адриан не говорит, видит в расширившихся зелёных глазах понимание. «Духи». Лекси связана с «Духами», это всегда было на поверхности! Её отъезды по делам в Пустоши, контрабандные товары, защита со стороны кого-то сильного, влияние в определённых кругах, огневая поддержка. Олекса говорила, что её люди смогут помочь в Пустошах. Кто, кроме кочевников и «стилетов», мог уверенно сражаться на пустых песчаных землях?    Конечно, Адриан не хотел говорить прямо, конечно, ждал плохой реакции. «Духи» — это же одна из банд «стилетов», да, это, конечно, не «ржавые», представители которых вспороли тушу Антона ради детской почки, но это тоже «стилеты»!!!    И тут вспоминаются все байки, все слухи, которые ходили о «Духах» в последнее время. У одной из крупнейших банд Пустошей сменился глава, после этой перемены «Духи» как банда изменили свою тактику, поменялся отчасти и состав группировки. Их перестали называть «мусорщиками из Пустошей», «Духи» стали бандой с более крепкой идеологией, с отточенной стратегией работы, с конкретной направленностью в ней. Стали ли они законопослушными зайками? Нихера подобного, конечно! Но здесь ни одна банда, да даже кланы, семьи кочевников таким не похвастаются. «Духи» стали больше походить на обычную семью кочевников, пусть и с закосом на секту.    Раньше «Духи» были частью «ржавых стилетов», но то было ещё до рождения Антона, а потом банда подослабла и стала обычной преступной группировкой, грабящей конвои в Пустошах. У них была слава самых ненадёжных наёмников, потому что грузы, которые им доверяли на перевозку, очень часто не довозились или оставлялись себе. С целью какого-то локального прикола или для выкупа — когда как.    После смены главы в недавнем времени же Антон всё чаще слышал, что «Духам» всё больше доверяют поручения, они восстанавливают репутацию и не подводят её. Они обновили состав, не было больше конченных психопатов, а только те, кто якобы пытается после изгнания из семьи кочевников искупить грехи. Стоп.    «Однажды, когда ты перестанешь разделять людей по их принадлежности к банде, корпорации и соц слою… Когда поймёшь, что есть лишь те, кто грешат слепо и те, кто пытаются грехи искупить, тогда мы с тобой поговорим».    Так вот, что значили те слова Лекси. Вот о чём она говорила…    — Олекса… Она — их новая глава? — не веря самому себе, после нескольких минут раздумий спрашивает Антон. — Новая глава «Духов»?    — Она представляет их интересы, как она говорит, — усмехается нервно Адриан. — У неё есть доверенный, может, ты встретил его в тот день, когда Лекси подстрелили, он был тогда в клинике. Беловолосый такой, с жёлтыми глазами. Он что-то вроде её правой руки. Они в равной степени постарались над исправлением «Духов».    Как всё-таки всё символично циклично, думает про себя Шаст. В первый день знакомства с Арсением, в день, когда нашёл его в «Посмертии», Антон сражался с «Духами» и говорил с Дакотой о том, верит ли она в исправление одной из старой банд «стилетов». Это было до приезда Шаста в клуб, где он впервые увидел Арсения. На которого скалил зубы, угрожал, приказывал выметаться из его квартиры, говорил никому не доверять. Впервые увидел Арсения, которого сегодня любит всем сердцем и вывозит из города под прикрытием тех, кого расстреливал за несколько часов до знакомства с Арсом.    Круг замкнулся.    — Слишком тяжело осознать? — настороженно спрашивает Фелиос.    — Нет. Наоборот, многое встало на свои места, — кивает несколько раз Антон. — Надо выбираться отсюда…    — Я припарковал Шмеля рядом с твоей Бертой, как только выйдем из дома — пулей в машины, — наставляет Адриан, вытаскивая из кобуры свой пистолет. — Услышали меня?    — Более чем, — вздыхает Арсений, крепче сжимая пальцами переноску с Тихоном.    — Идите за мной, — приказывает Шаст, доставая из кобуры револьвер «Архангел».    Никто даже слова против не говорит. Всё-таки, Адриан чувствует себя куда увереннее со снайперской винтовкой, чем с огнестрелом ближнего боя, кивает Антону, чтобы тот шёл первым, а сам пристраивается за Арсением, чтобы тот был прикрыт спереди и сзади.    Уже на выходе из высотки Шаст слышит стрельбу и крики, и правда, город поднят на уши. Была у Антона, точнее, у Беса репутация, из-за которой его сторонились, но едва за его голову назначили награду, как все объединились для «благого» дела.    Как и договаривались, выйдя из апартаментов, доносятся бегом до машин, пригибаясь интуитивно от звуков выстрелов. Одна пуля пролетает со свистом ровно над Шастовой головой, кажется, даже волосы белые цепляет, но кожи не касается. Не моргает сегодня ангел-хранитель, вот и славно.    — Ку, ёптыть, — здоровается, выставляя два пальца буквой «V» с заднего сидения Даня.    — Какого хуя ты в моей машине?!    — Я взломал, — оттуда же говорит Виктор.    — Дави на газ, блять, хули ты стоишь! — вопит Асмодей, когда в бронированную пластину на задней части машины влетает пуля, отрекошечивая со свистом.    Шаст выворачивает резко руль, сдавая назад, активирует все защитные пластины на Берте и дополнительное защитное поле на лобовом стекле.    — За мной, — приказывает голос Адриана, подключившегося по каналу связи кочевников к «Квадре».    — Мы в тесной машине, — тянет Асмодей, — что-то напоминает.    — Не уверен, что хочу слушать что-то такое перед смертью, — бормочет Арсений, съехавший спиной по сидению. Он прижимает крепко к груди перевозку с Тихоном одной рукой, второй — держится за дверь машины, чтобы не улететь куда-то при первом же повороте.    — Хуй вам, а не смерть, — расплывается в усмешке Шаст. — Где Заря и Окс?    — Они с Бурым, — отвечает через соединение машин Адриан. — На Принцессе Джона. Поз, Серый и Лекси со мной. Пёс, Асмодей и Виктор с Арсением у тебя. Всё правильно, никого не забыли?    — Вроде, — тяжело сглатывая вязкую слюну, отзывается односложно Антон, заворачивая резко за Адрианом на перекрёстке. Скоро выезд из города. Здесь их встретят горячо, сомневаться не приходится. — Кларисса с Журавлём в одной машине?    — Нет, по отдельности, — отчитывается Адриан. — Будут ждать нас уже на той стороне границы, они там и были, когда мы связались.    — Хорошо, так даже лучше, провожающих много, встречающие тоже должны быть, — усмехается Антон. — Твою мать…    — Вon sang, d'où viennent tant d'entre eux?..    — Он тоже переходит на другой язык от сильных эмоций, — усмехается нервно Шаст. — Адриан, не впадай в ступор только, на всей скорости мимо при, объезжай, не задумываясь, как чувствуешь! Ты кочевник, блять, или как? Думаешь, не прошмыгнём между той красной и чёрной тачкой?    — Блять, если не прошмыгнём, это на твоей совести! — вскрикивает Адриан, Шмель которого перед ними просвистывает в зазоре между двумя машинами, оставленными на дороге у выезда с города баррикадой. Антон прошмыгивает так же ровно следующим.    — Вот видишь, давай, жми на газ! — подбадривает и одновременно успокаивает Фелиоса Антон.    На выезде из города большую часть хвоста, среди которого были представители самых разных банд и наёмники, отрезают «Духи». Антон бросает через связь, что они потом с Лекси об этом поговорят, а пока он может её только благодарить и желать долгих счастливых лет жизни за то, как их ведьмочка адаптировалась и какие себе связи заработала (в хорошем смысле этого слова).    Когда проносятся мимо мастерской Дакоты, оттуда, из-за поворота к ним присоединяется джип Принцесса, машина Колбриса, а высовывающиеся из окон Ласточка и Заря умудряются отстреливаться от оставшейся части хвоста из Найт-сити.    — Знаете, я восхищён, — доносится по связи теперь голос и Колбриса, подключился к их волне. — Вами всеми. Но если я потеряю вторую руку, вам придётся до конца жизни подтирать мне зад.    — Не потеряй, пожалуйста, нам бы очень этого не хотелось, — смеётся Шаст. — Вытирать тебе зад, я имею в виду.    — Засранец мелкий, — буркает недовольно Колбрис.    Когда на горизонте виднеется придорожный мотель «Рассвет», Шаст искренне жалеет, что не может остановиться и нормально попрощаться с этим местом, со Сьюзи. Он видит её фигуру, Сьюзи, а рядом Сантос. Вышли на гул приближающихся машин, видимо. Антон не сдерживает в себе нажатия на гудок, хоть так попрощаться, хоть так…    До границы чуть больше пяти километров. Их они на такой скорости минуют очень быстро, а хвост уже сброшен усилиями Оксаны и Зари. Буря вот-вот начнётся, и это прекрасно, потому что им скоро съезжать с дороги, а на песке следы шин слишком читаемы, их будет легко выследить. А так буря всё спрячет…    Только вот не успевают они доехать до места, где надо свернуть с дороги на сухую почву Пустошей, как Шасту приходится резко вдавить тормозную педаль и свернуть в сторону, чтобы не вмазаться в резко затормозившего перед ним Адриана.    — Адриан, твою мать, какого..?! — договаривать не нужно, потому что ответ на свой вопрос Шаст получает сам, посмотрев на дорогу впереди себя. — Быстро они, — нервно хмыкает он, разглядывая довольно широкую баррикаду с по зубы вооруженными солдатами «Милитеха».    — Не любят они нас, — вздыхает страдальчески по связи голос Колбриса. — Мы их грабили больше, чем других корпов?    — Не больше, — отмахивает Адриан. — Просто с ними чаще всего стрелялись, Шаст у них на первом месте в чёрном списке.    — Ты так думаешь? Я польщён, — паясничает Антон.    — Сзади город, впереди и по бокам — «Милитех». Кра-со-та, — тянет Колбрис. — Какой у нас запасной план?    — Не было никакого запасного плана, — шипит Фелиос. — Был бы это спланированный побег, мы бы не мчали, как в жопу ужаленные! Шаст…    — Нет, — обрывает Антон, зная уже, понимая по одной только интонации, что Адриан хочет предложить. — Мы не будем включать колокола, пробуждать твоего ебанутого берсерка и отправлять на бойню!    — А какой ещё вариант? — вспыхивает отчаянно Фелиос. — У нас нет запасного плана на этот случай, мы не продумали!    — У нас, кажется, есть, — тянет нерешительно Арсений, косясь на Антона.    В его глазах нет паники или лихорадочного расчёта, хода мыслей «как же быть». Нет, во взгляде Антона только напряжённое ожидание и настороженность.    — Ты знал, что так будет…    — Был почти на сто процентов в этом уверен, — кивает Арсу Шаст. — «Милитех» сторожит границы. За меня сто процентов бы назначили награду, я тебя прикрываю. «Милитех» меня не любит. Это было ожидаемо.    — И чего мы ждём в таком случае? — настороженно спрашивает Арсений, крепче вжимаясь пальцами одной руки в перевозку, где шуршит беспокойно Тишка, а пальцами другой — в дверь.    — Не «чего», а «кого», — поправляет с усмешкой Антон, видя, как со стороны равнины Джексона вздымаются клубы песка. Это не песчаная буря, но, тем не менее, буря, самая настоящая.    — И кого? — нерешительно спрашивает Арс, глядя, чуть хмурясь, в ту же сторону.    — Твою мать, это то, что я думаю? — заходится хохотом Колбрис. — Это Тортик???    — «Тортик»? — переспрашивает Арсений.    — Это имя машины, — усмехается Шаст.    — Как дела, сучки? — доносится весёлый женский голос с испанским акцентом по связи. — Скучали?    — Палмер, — тянет, мурлыча, Адриан. — Ты ещё жива? Я думал, тебя давно инсульт схватил. А ты мало того, что дышишь, так на подъём всё так же легка?    — Завали хлебальник, Фелиос, а то, блять, до границы тебя случайно перемолет «Милитех», я понятно, блять, выразилась?!    — Мат на мате, ничего не поменялось, — усмехается Шаст. — Это одни из наших, кочевники, из нашего клана, тоже «Альдекальдо». Из семьи Сола Брайта.    — Панам, давай помедленнее, солдатня, вон, не торопится, куда ты одна полетела?! — слышится по связи голос мужчины, видимо, связные каналы автоматически объединились.    — Митч, ты не представляешь, как я рад тебя слышать, — расплывается в кресле Шаст, тихо смеясь и прикрывая глаза.    — Дакота нас всех подняла с другого угла Пустошей, — усмехается охриплый от прокуренности голос Митча Андерсона. — Мы возьмём «Милитех» на себя, чур, тем, что у них найдём, с вами не поделимся!    — Оставьте себе, — улыбается шире Антон. — Награда за помощь.    Шаст знал, что на подъезде к границе всё перекроет «Милитех», знал, что их будет столько, что им не справится, знал, что, если вступят в открытый бой, то несомненно потеряют время и рискуют чьей-то жизнью. А потом, словно послание свыше, знак судьбы — звонок от Дакоты. И мгновенно в память врезалось то, что семья Станислава — не единственные кочевники, которых Антон близко знает.    Семья Сола Брайта не раз демонстрировала себя безумцами, вписывающимися за своих ценой всего, что есть. Кочевники в высшем проявлении этого «звания». А с ними Антон ещё и лично был знаком. С тех пор ещё, когда в «Рассвете» жил. Митч и Сол покупали еду, таскали на руках, подкидывали в воздух. Митч был единственным, кто с Антоном играл, правда всего один раз и в прятки, но это воспоминание настолько яркое, что не затмевается ничем спустя десятилетия.    Палмер учила Адриана стрелять из винтовки. У Панам Палмер две коронные пушки, по которым её можно узнать издалека. Первая — снайперская винтовка, довольно мощного калибра. Вторая — сраная базука, которой она может сбить транспортировочное ави корпов. Короче, с Панам лучше не связываться как с врагом. У неё слишком горячий нрав и слишком тяжёлая рука. Даже Митч, вырастивший её, не может никак с этим огненным характером справится.    — Я не знаю, как потом отблагодарю вас, — тараторит Шаст, когда приехавшие на подмогу кочевники семьи Брайта уже тормозят в паре сотен метров от военных «Милитеха». — Спасибо, Митч, Панам, все, кто слышит…    — Выручать славных городских наёмников, оказавшихся в полной жопе — это призвание нашей семьи и моё личное хобби, я не рассказывал? — усмехается хрипло Митч. — Расскажу, когда встретимся однажды на горячем песке после заката. Езжайте скорее, мы начинаем вечеринку.    — Спасибо ещё раз, — быстро говорит Антон. — Напишите мне потом, как вы справились. И удачи.    Больше Шаст ничего не говорит, лишь командует своим ехать за ним, выкручивает руль для поворота и съезжает с трассы на песчаную землю. Осталось совсем чуть-чуть.    Семья Брайта полностью отвлекает военных «Милитеха» на себя, какое-то время Антон ещё слышит эхо перестрелки и взрывы гранат, слышит сквозь помехи крики с объединившейся волны связи. Но чем дальше в Пустоши, дальше от дороги и семьи Брайта они отъезжают, тем хуже становится сигнал и в конце концов связь с кочевниками из другой семьи обрывается.    — Спасибо, Дакота, — с улыбкой говорит Шаст, едва принимает входящий на систему «Квадры». — Я знал, что вы не подведёте. Сколько я тебе должен?    — Ты же сказал, что тебе нужна помощь как кочевнику от кочевника, а не наёмнику от фиксера, — хмыкает с усмешкой Смит. — На том и сочтёмся, Бес, хорошо перебраться через границу. Береги себя.    — И ты себя, Дако, — улыбается тепло Антон, сбрасывая вызов.    Буря их всё-таки нагоняет, но сейчас это более, чем хорошо, сейчас это нужно. И пусть всем кажется, что за окнами машины ни черта не видно во тьме завертевшегося в ветре песка, главное, что всё видно кочевникам за рулём. Адриан, Шаст, Колбрис — они даже в вечерней буре прекрасно ориентируются. Могли бы ездить с закрытыми глазами.    Спустя почти полчаса езды в напряжённой тишине и без сброса скорости, кроме как на поворотах, Антон с Джоном и Адрианом заметно замедляют ход своих машин. Это не остаётся без внимания пассажиров. И сбоку, как и через установленную между машинами связь, слышатся вопросы, всё ли в порядке и почему они так заметно и значительно сбросили скорость.    — Это граница, — объясняет, получается, сразу всем, кроме водителей, Шаст. — Часть, где границу пересекают нормальные и обычные люди для нас перекрыл «Милитех». Да даже если бы не перекрыли, там дальше всё равно контрольный пункт, мы бы не прошли. Поэтому мы объезжаем по периметру до места, где сможем проскочить. Здесь минное поле, у наших машин есть специальные датчики, они улавливают ближайшие мины. И да, у нас есть лазейка, где можно проскочить, но всё равно надо ехать очень осторожно. Мало ли они заделали эту лазейку за время, мало ли мы в буре прогадали с местом.    — Не прогадали, — фырчит голос Колбриса. — Это точно то место. И мины они не поставили, они в глаза долбятся, не знают даже об этой лазейке. Думают, кочевники на ави по небу границу пересекают. Ну-ну, идиоты, ей Богу.    — Но ехать всё равно надо аккуратно, — говорит через связь голос Адриана. — Коридор для того, чтобы проскочить, не такой широкий, вот и сбавили скорость.    — И едем ровно друг за другом, — кивает Шаст. — Как идти за кем-то по песку и наступать точь-в-точь в след того, кто идёт перед тобой.    — Если будет мина, ваши машины точно успеют их обнаружить заранее? — спрашивает взволнованно Арсений, ёрзая на своём месте.    — Ты так спрашиваешь, будто бы у нас есть выбор, доверять тачкам или нет, — фыркает Фелиос на этот вопрос Арса. — Либо так, либо никак.    — Ну, технически, — витиевато начинает Арсений. — Мы с Виктором и Даней могли бы просканировать местность оптикой и в случае нахождения хотя бы одной мины запустить в общую систему через подключение к ней скрипт, чтобы на время дезактивировать вообще все мины в ближайшем радиусе…    — Я говорил, что он мне нравится? — доносится с динамиков охриплый смех Джона.    — В таком случае вы оставите след в системе, — бурчит недовольно голос Адриана.    — След? А весь город не видел в какую сторону мы уехали, — саркастично тянет Поз.    — Прости, Дим, но я согласна с Адрианом, — прерывает голос Олексы.    — Я тоже, — доносится из динамиков поддержка Оксаны. — Если мы прошмыгнём через границу тихо, у них в голове будет оставаться вариант, будто бы мы не выехали за территорию города, а прячемся где-то в Пустошах. И они будут искать нас там, а это поможет выиграть время. Так что если прошмыгнём тихо, не оставив следов ни в системах, ни на песке, с чем помогает нам буря, будет идеально.    — Поддерживаю, — кивает Шаст, тяжко вздыхая. — Только не обижайся, Арс, но Оксана дело говорит, это может выиграть нам время и добавит путаницы в вариантах, где нас будут пытаться искать. Особенно первое время.    — Я не обижаюсь, — качает головой Арсений, едва заметно улыбаясь при взгляде на Антона. — Это было лишь предложение. Кому знать Пустоши и что в них делать лучше, чем вам?    — Спасибо, Арс, — у Шаста вырывается облегчённый выдох со смешком. — Мы не подведём, верь нам, — подмигивает он, не отрывая при этом взгляда от дороги ни на секунду.    На добрый час снова повисает напряжённое молчание. Едут сквозь бурю, пересекают границу, внимательно следя за показателями минных датчиков от систем машин.    Песчаная буря, несмотря на то, что едут они очень близко друг к другу, всё-таки немного губит связь, с динамиков то и дело начинает трещать и шипеть, свидетельствуя о помехах на волне. Но в целом, как приговаривает сквозь эти помехи Адриан, «пять минут, полёт нормальный».    С губ срывается облегчённый смех лишь в тот момент, когда к системе связи подключаются ещё две машины.    — Мы уже думали ехать навстречу, думали, вы заблудились, — доносится весёлый смех Журавля.    — Я связывалась с Палмер, она сказала, что они вас отправили, — прорезается сквозь помехи голос Клариссы. — Я уже заволновалась, что вы где-то подорвались на мине.    — Мы пересекли границу, — говорит с широкой-широкой улыбкой Антон, наконец отрывая взгляд от дороги и смотря искрящимися глазами на Арсения. — Давно не был по эту сторону.    — Ты вообще не был никогда по эту сторону, — фыркает Адриан. — Тот раз не в счёт!    — В счёт! — спорит Шаст, прибавляя скорости. — Мы пересекали границу для передачи того заказа, пусть это как шаг за забор на пять минут, но это было, а значит, в счёт!    — Такое ощущение, что ничего не изменилось, — смеётся голос Клариссы. — Два мелких спорящих друг с другом придурка.    — Не, они подросли, — смеётся из динамиков голос Джона. — Шаста больше не надо заставлять мыться.    — Бурый! — вскрикивает Шаст, краснея, кажется, всем телом.    Ладно, когда они наедине, но при всех такое вспоминать! Нельзя же так честь человека порочить!    — И Адриана больше не надо заставлять причёсываться, — заверяет Колбрис.    — Да он постригся коротко только за тем, чтобы не расчёсываться, — заходится смехом Кларисса.    — Они звучат, будто они — ваши родители, — шёпотом говорит Арсений, улыбаясь успокаивающе зардевшемуся Шасту.    — А про меня никто ничего не скажет? — будто бы обиженно осведомляется по связи Журавль.    — Ты, блять, до сих пор с поленом в обнимку засыпаешь, о чём тут говорить??? — возмущается Кларисса.    Арсений смеётся тихо, слушая эти переговоры по связи. Его наконец начинает отпускать напряжение, словно бы он сошёл только что с самого страшного аттракциона в парке: адреналин ещё стучит, но теперь остались только приятные ощущения. Они смогли, выбрались за пределы Найт-сити, пересекли границу, едут сейчас по Пустошам спокойно, не отстреливая хвост, а гоняя шутки и воспоминания между собой.    Арсений только сейчас замечает, что всё это время вжимался крепко ногами в пол машины, только сейчас расслабляет ноги — и мышцы бёдер отдают щекочущей дрожью и немного болью.    Тихон в переноске на коленях всё ещё беспокойно пыхтит. Буря оказывается всё дальше за спиной, стирая их следы пересечения границы. Когда вырываются из поднятого ветром вороха песка, закатное солнце ложится золотом на кожу сквозь машинные окна, греет приятно физически и изнутри своим сиянием.    Лишь сейчас получается оглядеться по сторонам. Пустоши по ту и эту сторону границы никак визуально не отличаются. Всё тот же песок, те же жёлтые скалы, где-то копны сухой травы и мёртвые кактусы, низкорослые пальмы. Закатное солнце освещает бесконечный простор перед глазами. Не виднеется никакого города впереди, пока только степи и скалы.    Теперь видны едущие рядом остальные машины. Бронированный джип по имени Принцесса, как бы это ни было парадоксально. В принципе, так же парадоксален и владелец этой машины: Джон Колбрис — здоровый заросший мужик по кличке «Бурый» с механизированной рукой. Страшный на вид из-за своих размеров, но при этом тёплый человек по своей натуре на самом деле. Джип Принцесса, в котором едет отнюдь не принцессочный здоровый кочевник.    С той же стороны виднеется машина Адриана, Шмель. И эта машина оправдывает своё имя, ведь Фелиос на кой-то чёрт виляет так, будто ускользает от выстрелов (которых нет) или пытается сбросить хвост преследователей (которых тоже больше нет). Зачем Адриан так извилисто едет сейчас, непонятно, кажется, это выброс эмоций, а ещё ему явно нравится бесить Поза, который орёт на него, чтобы ехал нормально, иначе он сам сядет за руль.    Видны ещё две машины кочевников: Журавля, которого Арсений видел всего раз в своей жизни, когда искал похищенного Антона, и вторая машина, очевидно, Клариссы, которую он до сих пор ни разу не видел, но уже горит желанием познакомиться с этой женщиной. Арсения, кажется, поёбывает его профдеформации социолога, ему очень уж интересно, отличается ли как-то разительно женщина-кочевник от мужчин-кочевников, которых Арс теперь знает очень хорошо. Есть ли у кочевников гендерные роли? Или они свободны даже от этих предрассудков? Арсений почему-то уверен, что свободны.    Адриан, Журавль, Кларисса, Колбрис — их голоса по связи постоянно резонируют в салоне Берты-старшей, взрываются хохотом и сочатся ностальгией при воспоминаниях о старых временах, когда они все были одной семьёй. Говорят о том, что будто бы всё вернулось на круги своя и как же это охеренно ощущается. Закат, Пустоши, они переговариваются по связи, ведя свои машины, не зная куда, просто прямо в поисках нового места, которое может стать их домом (но не надолго, кочевники же). Они все рассуждают о том, что доедут до какого-то места, название которого Арсению ничего не говорит, там лучше всего будет устроить привал, перевести дух, расставить лагерь и переночевать. А может, задержатся там и на пару дней, пока не спланируют, куда рванут дальше. Такие вот Бременские музыканты, всё-таки украли принцессу Арсения, повезли с собой.    Вдруг Арс понимает, что за всё время переговоров между кочевниками по связи ни разу не услышал, чтобы что-то сказал Антон. Арсений поворачивает к нему лицо и едва в себе сдерживает судорожный вздох. Закатное солнце бликует в навернувшихся у зелёных глаз слезах, блестит на мокрых дорожках на щеках.    Конечно же, конечно, Антон сейчас молчит, его же от чувств переполняет. Он снова с семьёй, не с навязанной, а с той, которую хотел сам. Снова в дороге, не в клетке города, со своими людьми, снова свободен и открыт всему миру, слушает о старых временах и планах на будущее, в котором они будут друг другу помогать, заботиться. У Антона в мир возвращаются все краски, все, которых не хватало. Краски, которые никто, даже Арсений, не мог добавить в палитру Антоновой жизни, ведь эти краски в Пустошах, в дороге, в свободе от темниц-домов, заказов и чужих идеалов.    — Всё хорошо, — с улыбкой шепчет Арсений, сжимая своими пальцами коленку Шаста.    — Всё хорошо, — одними губами повторяет Антон, коротко глядя на Арсения и улыбаясь ему с такой благодарностью, будто бы всё, что сейчас происходит, — это заслуга Арса. В хорошем смысле. В самом хорошем.    Кларисса и Колбрис командуют ехать за ними, они здешние Пустоши знают в отличие от остальных, так что к месту привала, где они переведут дыхание, поведут они. Никто и не спорит. А когда начинается новый разговор по связи: с воспоминаниями и планами на будущее, смехом и шутками, благодарностями и опасениями — Антон больше не молчит, подключается к разговору. Он шутит так, что все заходятся самым настоящим хохотом, на шутки каждого реагирует ярче всех, на каждое опасение придумывает пути решения проблемы.    Арсений смотрит на него сейчас и понимает, что не только Антон всё это время хранил и растил свет Арса, но и он, Арсений, точно так же помогал свету Шаста стать ярче, чище. Будто бы только сейчас это доходит, и от осознания этого Арсений чувствует себя невероятно счастливым.    Когда они тормозят на месте, которое обозначили их привалом Джон и Кларисса, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Оставив машины открытыми, кочевники сразу разбегаются в разные стороны, оставляя в замешательстве остальных, едва выбирающихся на улицу после насыщенной поездки.    Через несколько минут становится понятно, что разбежались те с мачетами не для проверки и зачистки территории, а чтобы нарубить сухих кактусов и пальм для разведения костра. Такая скоординированность и налаженность действий для кочевников привычна, а вот остальным нужно время сначала, чтобы понять, куда те так поскакали, а затем и присоединиться к ним. Кто-то нарывал сухую траву, кто-то таскал булыжники, чтобы оградить будущий костёр, все принялись помогать.    Пока Адриан с Шастом и Клариссой таскали то, что поможет развести огонь, Колбрис принялся доставать из огромного багажника джипа палатки. Журавль вкинул что-то из разряда «кто последний поставит палатку, тот лох», а в итоге он и оказался последним, кто поставил.    Арсений, возвращаясь с Позом с собранными ветками и травой для разжога, смотрит ошарашенно на построенный уже целый лагерь. На импровизированный стол из двух запасных шин и какой-то фанеры, на котором уже стоит какая-то пакетированная еда, рядом с этим столом ящик с пивом. Говорил, конечно, Даня, что кочевники очень быстро обживаются, но насколько, Арс понимает будто бы только сейчас. Одно дело быстро обживать чужой дом, но пустую землю? Удивительно.    — Давайте сюда, — перенимает из рук Арсения и Поза ветки с травой Антон, уносит их быстро к участку, обложенному кругом булыжниками.        Адриан и Олекса рядом с ним разбивают мачетами большие куски сухих пальм на маленькие брусья, запасаясь поленьями так, будто бы они тут три года собираются сидеть. Асмодей помогает Джону Колбрису с установкой одной из больших палаток, да это скорее шатёр, чем палатка!    — Бензин для разжога не нужен? — громко спрашивает Кларисса, хлопоча с чем-то у своей машины.    — Не! Ветра тут нет! Нормально и так разожжём! — отвечает так же громко Антон, принимаясь сооружать костёр.    Подкладывает вниз траву и сухие ветви, посыпает их щепками и кусками мёртвых кактусов, а над этой кучей сооружает пирамидку из поленьев. Колбрис приносит из машины какой-то журнал, отдаёт его Шасту, который тут же поджигает бумагу и подсовывает её в центр пирамидки, где в момент вспыхивают щепки и листья пальм, а потом огонь охватывает и всю конструкцию, костёр разгорается.    Кларисса запрягает Даню с Виктором в работу в виде таскания из её машины матрасов к костру, а сама с Журавлём на пару насаживает на шампуры куски какой-то еды, которую Арсений не берётся идентифицировать.    — Я могу ещё чем-то помочь? — нерешительно спрашивает Арс, дотрагиваясь до плеча Антона, сидящего на корточках у костра.    — Не, предоставь это нам, принцесса, — усмехается Шаст, поднимая к Арсению глаза и кладя свою ладонь поверх пальцев Арса на своём плече. На кличку даже не хочется огрызаться, наоборот, от неё тепло как-то становится. А может, это всё от костра. Да, точно от костра. — Лучше садись и грей руки, опять ледяной весь, — бурчит Шаст, подтаскивая один из принесённых матрасов ближе к костру. Усаживает на него Арсения.    — Все что-то делают, мне неловко, я…    — Я посижу с тобой за компанию, — улыбается Лекси, усаживаясь рядом с ним. — Поверь, у них всё так налажено. Они друг с другом и этой работой годами, мы скорее мешать будем, под ногами путаться.    — Но Поз…    — Поз помогает Адриану сделать то, что Адриан смог бы сделать без его помощи уже пять раз, — хихикает Олекса, кивая на Адриана с Позом, которые возятся с одной из палаток. — Адриан просто не может его послать, боится обидеть, вот и возятся там уже столько времени.    — Виктор, сядь! — гаркает Шаст, видя, как хромающий Виктор пытается за раз перетащить матрасов больше, чем Даня. — Дай ноге отдохнуть!    — Романтично, — улыбается Арсений, глядя на всю эту возню с лагерем, на горящий костёр, греющий кожу.    — Это пока, — усмехается Шаст, оборачиваясь через плечо. — Ты в Пустошах долго не протянешь, Арс, косарь эдди ставлю.    — Это почему ещё? — возмущается Арсений.    — А сколько дней ты протянешь без душа? — весело дёргает бровью Антон, шире усмехаясь.    Арсений бурчит на него недовольно, отчего Шаст на громкий смех срывается. Конечно, Арсений не протянет со своей любовью к чистоплотности, но пока он может наслаждаться «романтикой», пусть наслаждается ей.    — Это был очень долгий и тяжёлый день, — вздыхает с измученной улыбкой Олекса, прикрывая глаза, но тут же распахивает их широко от чувства чего-то холодного, прикоснувшегося к щеке. — Боже, напугал, — бурчит она на Серого, который принёс всем по бутылке пива.    — Вы заслужили, — улыбается Серый, раздавая по бутылке Олексе, Арсу, Виктору и Антону. — Все заслужили, всем надо выпить.    — Так говорит, будто это его пиво, — усмехается весело Поз, пришедший к костру с Адрианом. — Ты бы хоть чем-то своим угощал, хваля от себя.    — Ой, Поз, а иди на хуй, а? — морщится Серёжа. — Я достаточно тебя спонсировал, чтобы теперь хвалить, тебе не кажется?    — И я бесконечно тебе благодарен, — задабривающе улыбается Дима, обнимая Сергио за плечи.    — Рассаживайтесь, — кивает на матрасы вокруг костра Антон. — Грейтесь и отдыхайте, поедим, выпьем и спать. Завтра решим, куда и как дальше. Денег пока у нас всех в сумме на всё хватает, на счету достаточно. Но лучше сразу взять на заметку, у кого будем брать работу.    — Кочевники без работы не остаются, — тянет со смешинкой Асмодей, садясь у костра между Виктором и Даней. — Вечные белки-работяги.    — Это была похвала? — скептично тянет Оксана, которая садится осторожно на матрацы, подгибая под себя одну ногу. Ира усаживается рядом, так взгляда и не поднимает ни к кому, чувствует себя не на своём месте. Это очевидно.    — Эй, Заря, — взмахивает ладонью Шаст, привлекая внимание Иры, заставляя её поднять взгляд. — Э, ничего, что по позывному как по кличке? Или лучше по имени всё-таки?    — Нормально, — нерешительно отвечает Ира.    — Пошли поможешь мне вытянуть из машины мой ящик с пивом и еду.    Ира переглядывается с Оксаной так взволнованно, словно думает, что Шаст её позвал в сторону, чтобы убить и закопать возле своей машины, а не помочь донести пиво. Оксана кивает и только после этого, словно бы Заря ждала разрешение от старого генерала, встаёт и уходит с Антоном к машине.    — Боишься меня? — спрашивает как можно спокойнее Антон, открывая багажник. — Я понимаю, что я пытался убить тебя при первой встрече, но ты тоже пойми, ты хотела моего мужика спиздить.    — Я всё понимаю, — прерывает Ира. — Но Арсений — не единственный, кому я успела навредить. Я тогда врезала ведьме так, что она отключилась, я выстрелила в голову Фелиоса.    — Да, это ты зря, — усмехается Шаст. — Надо было в плечо, у него там уязвимое место, — говорит Антон, подмигивая.    С одной стороны, он разбавляет обстановку, снижает градус чужого напряжения, демонстрируя своё настроение и позицию, заключающуюся в том, что не держит на Зарю зла. Найт-сити — ебанутое место, там и не такое случается. Да Антон сам чуть Адриана не прострелил, а если бы он всего пару месяцев назад узнал о том, что Лекси спелась с «Духами»? Наверняка бы закатил драму, устроил бы из этого трагедию, вторя словам Станислава, что никому-то здесь нельзя доверять, особенно тем, кто доверия, как кажется, заслуживает.    Но теперь Шаст знает, что это совсем не так. Люди заслуживают доверия, его люди заслуживают его. Те, кто сразу показал себя хорошим человеком, как Арсений и Поз, те, кто скалил зубы и ошибался, как Виктор и Ира, те, кто создают о себе не совсем благонадёжное впечатление, как Сергио и Адриан. Все люди разные, все по-разному себя показывают, все разные внутри, но эти люди, окружающие Антона сейчас, более чем заслуживают его доверия.    — Я знаю, что значит чувствовать себя где-то чужим, — говорит с грустной улыбкой Шаст Ире. — Когда приехал в город только так себя и чувствовал. У меня был Адриан, у тебя — Оксана, но это не спасает от чувства одиночества и тоски в новой обстановке и при новом окружении. Я знаю чувство, когда у тебя забирают то, чем ты жил, за что боролся. Знаю, что значит потерять идеалы. Ты сейчас похожа на меня до того момента, как я… Нашёл Арса, — улыбается более решительно, кивая в сторону костра, где Арсений с Даней ввязались между собой в какую-то дискуссию. — Никто тебя не вытащит, если ты будешь этому сопротивляться. Не бойся смотреть в глаза, не бойся говорить, хорошо?    Заря смотрит на него так уязвимо и потерянно, что не верится совсем, что в этих же глазах Шаст при первой встрече не видел ничего, кроме злости и слепой уверенности, что иначе никак. Она действительно выглядела так же, как когда-то выглядел Антон.    — Ну что ты смотришь на меня, как на второе пришествие Христа, — бурчит смущённо Шаст, всовывая в руки Иры пакет с едой. — Пошли уже, — пыхтит он, забирая из багажника ящик пива. — Закрой багажник, у меня руки заняты.    — Шаст, помоги мне! — доносится со стороны машины Клариссы, когда Антон ставит ящик с пивом на землю неподалёку от матрасов вокруг костра.    Шаст убегает к Клариссе, перенимает у неё часть шампуров с насаженными кусками синтомяса и какими-то хлебными изделиями. Они раздают всем по два шампура и тарелке, Журавль раздаёт пиво и газировку, кто что хочет. Закончив с обеспечением всех посудой, питьём и едой, усаживаются вокруг костра уже все. Антон сидит к Арсу близко-близко, вжимается всем своим боком в его, чуть поднимает локоть, говоря «не так близко к огню», когда Арсений, отвлёкшись от своего импровизированного шашлыка, засматривается на сидящего рядом Антона.    — У тебя корни отросли, — говорит с улыбкой Арсений, скользя взглядом по лицу Антона.    — Да, ближайшая покраска их нескоро ждёт, — усмехается Шаст, встречаясь взглядом.    Блики от оранжевого пламени костра играют в танце у Арсения на лице, жёлтые пятнышки света разбредаются в тёмных волосах звёздами по ночному небу. У Арса зрачок затопил почти всю радужку, Шаст понимает, что это из-за темноты, но хочет верить, что настолько Арсению его внешность нравится. В целом, так и есть.    — В тёмном-тёмном городе, — начинает Журавль. — На тёмной-тёмной улице, где тёмный-тёмный «мусорщик»…    — Журавль, заткнись! — в один голос умоляют Адриан с Шастом.

***

   — Поверить не могу, что удалось разогнать их по палаткам и заставить спать, — посмеиваясь, шепчет Антон, когда у потухшего костра остаются лишь они с Арсением.    — Ты такой молодец, — мурлычет Арс, устраиваясь головой на чужом плече. — Наш глава «Белого ворона».    — Сегодня я слышу это так часто, что мне уже неловко, — краснеет кончиками ушей Антон.    Арсений смеётся тихо с этого заявления, переплетает с Шастом пальцы, устраивая одну его ладонь меж двух своих. Антон курит, при каждой затяжке Арс слышит, как трещит сверху бумага сигареты, сам тянется за ней, затягивается прямо из пальцев Шаста, задерживая дым в лёгких на пару мгновений. Выдыхает.    — Расп выходил на связь через твою машину, — говорит шёпотом Арсений. — Поздравил нас с успешным пересечением границы. В городе и правда не поняли, что мы за пределами Найт-сити, нас ищут там, вы были правы.    — Хорошо, — расслабленно выдыхает Шаст. — Что ещё говорил? Как у него дела?    — Сегодня он полностью занят нами, — лениво качает головой Арсений, он меняет позу, съезжает вниз, устраиваясь головой у Антона на бёдрах, ложится спиной на матрас, вытягиваясь. — Следил за тем, как мы бежали из города. Сказал, что связывался с Реджиной. Пепел уже в ячейке колумбария… Больше всего меня пугает, что после побега из города вся наша работа аннулируется.    — Арс…    — Я знаю, что это не так, — заверяет Арсений, сжимая в своих руках пальцы Шаста. — Просто… После того, что было, сейчас страшнее всего, если не получится, ведь что получается? Всё это было зря? Все потери, все бега, вся работа. Нельзя этого допустить…    — Расп не допустит, — обещает Антон, отбрасывая в угли сигарету, зарывается пальцами в волосы на тёмной чёлке. — Не зря, Арс, всё будет. Мы вернём тебя домой, помнишь? И никто не посмеет тебя оттуда больше никогда выгнать, никто не обидит тебя там.    — И всё же какие твои слова громкие для моих чутких ушей, — прикрывая глаза, шепчет Арсений. — Но сейчас я верю в них как никогда сильно.    — Спасибо, — расплывается в расслабленной улыбке Шаст. — А там… У тебя дома найдётся работа для кочевников?    — Даже зная свой дом, мне сложно ответить на этот вопрос, — тянет Арсений. — Но теперь, зная хорошо кочевников, я с уверенностью могу сказать, что они нигде не останутся без работы. Даже в непривычном холоде, в чужих краях, не зная языка, обживутся за пять минут.    — Ты так хорошо знаешь кочевников, — со смехом, растягивая слова, мурлычет довольно Шаст.    — Одного уж точно хорошо знаю. А как ты сам думаешь, приживутся кочевники в Союзе?    — Даже зная кочевников, я затрудняюсь ответить на этот вопрос, — с улыбкой начинает Шаст, зеркаля ответ Арсения. — Но, как говорят, я хорошо лажу с «союзными». Ну, с одним уж точно, я бы даже сказал, больше, чем просто «хорошо лажу».    — Вот же придурок, — смеётся Арс, алея щеками, когда Антон в шутку принимается играть бровями. — Иди сюда, ложись рядом… Здесь такие яркие звёзды.    Они укладываются кое-как вдвоём на одноместном матрасе, Арсений устраивается головой на груди, а Шаст закидывает одну ногу Арсу на бёдра. Так тепло, так приятно. Эта близость необходима.    — И правда, — улыбается довольно Антон, бегая глазами по ночному небу. — Очень яркие звёзды.    — Как мы?    — Как мы, — с улыбкой отвечает Шаст, наклоняя голову и находя своими губами губы Арсения.    Они целуются нерасторопно, больше не надо: торопиться, бежать, спешить, бояться. Здесь они могут выдохнуть и наконец просто побыть собой. У Пустошей чуткий слух, но всё, что они слышат, — это спокойное дыхание и сердцебиение в унисон. В этом нет ничего такого, что нужно было бы скрывать.    Нацеловавшись до ощущения жжения на губах, лежат в тишине и смотрят на небо, покормленный Тихон сопит рядом в перевозке.    — Мне пока только одно очень не нравится в моём кочевнике, — тянет сквозь зевок Арсений, прикрывая глаза.    — Это что ещё? — пытаясь разлепить от находящего сна веки, возмущается неразборчиво Антон.    — Эти. Проклятые. Ремни, — бубнит сонно Арс, повторяя пальцами линию ремня от карабина на животе к бедру.    Антон смеётся тихо, разморенно совсем и лениво сонно. Не нравятся ремни Арсу, ну да, знает он, как не нравятся и насколько сильно. Придурок, вот ей Богу.    — Попугайчики ара в такое время уже видят седьмой сон…    — Почему седьмой? — бубнит Шаст.    — Ну… Не знаю, выражение такое.    — Опять перевёл дословно, что с тобой делать?    — Любить? — с надеждой, находясь уже наполовину в состоянии сна, бубнит Арс.    — Это уж точно…    Последнее, что срывается с губ, а потом сон от усталости после этого сумасшедшего дня забирает их обоих. Спать под крыльями белого ворона спокойно и сладко.

***

   Через три с половиной года.    — Нет, блять, точно не туда! — взрывается Даня, когда в очередной раз встаёт вопрос о том, в каком направлении по карте НСША они двинутся.    — Чем тебе Канзас не угодил? — разводит обессиленно руками Антон.    — У меня там батя спился, норм аргумент? — встаёт в позу Поперечный.    — Ладно, Боже, допустим, — быстро промаргиваясь, машет рукой Антон, опуская взгляд к разложенной на столе карте. — Небраска?    — Помнишь старый сериал про охотников на чудовищ? — с вызовом спрашивает Олекса. — Очень много историй, где людей убивали монстры, начинались с Небраски!    — Ваши аргументы становятся всё тупее! — взмахивает руками Шаст. — А в Альбукерке мы не поедем, потому что там Хайзенберг мет варил, да???    — Можем ещё посидеть на территории Колорадо, меня здесь всё устраивает, — бормочет Виктор.    — Не можем, я видел, как тот коп смотрел на Арса, его точно узнали, надо дельтовать отсюда, — наседает Шаст. — Отсюда мы можем поехать только в пяти направлениях. В Канзас мы не едем, потому что там спился батя Дани, отличный аргумент. В Небраску, потому что там чудовища, судя по историям «Сверхъестественного», в Нью-Мехико — лысый из «Во все тяжкие»! Вы себя, блять, слышите, или как?! — взрывается Шаст.    — Ты сам сказал, пять вариантов, — говорит Ира, пытаясь помочь Антону сторговаться со всеми. — Что осталось, кроме Нью-Мехико, Небраски и Канзаса? — она обходит стол, становясь рядом с Шастом, разглядывает внимательно карту, где отмечены маркером их передвижения за последние три года. — Почему ты зачеркнул Техас?    — Потому что это такой же ад, как и Найт-сити, я в это пекло не вернусь, — настаивает Шаст. — Там куча местных банд, повышенный уровень преступности, вечные перестрелки, убийства и грабежи посреди дня. Вот! — поднимает он указательный палец, оглядывая всех собравшихся. — Вот, как звучат здравые аргументы, блять!    — А что насчёт Вайоминга? — спрашивает Оксана, присоединяясь к этим разборкам.    — Там пусто, — кривится Шаст. — Живых городов очень мало, а значит, мало работы, мало денег, мало продуктов, мы там загнёмся от голода.    — А если проскочить Вайоминг по диагонали, поехать сразу к Объединённой Дакоте? — предлагает Адриан.    — Ты сдурел? Ты представляешь, сколько это дней пути? Мы пока доедем туда, трижды с голоду все ляжем, — взмахивает руками Шаст. — Канзас и Небраска — лучшие варианты!    — Я не хочу, чтобы меня сожрал вампир, — поднимая вверх руки, заявляет Лекси.    — А я не хочу быть в городе, в котором меня батя променял на бутылку!    — Давай спросим у карт, — предлагает Олекса, доставая из кармана куртки колоду. — Что хуже детская травма или съедение монстром?    — Монстров не существует!!! — бесится открыто Даня.    — Ну, знаешь, рыжик, — тянет Асмодей, но быстро затыкается, ловя на себе разгневанный взгляд.    — Давайте прокатимся через старую Оклахому, — предлагает Колбрис. — Объедем все точки, которые вы не хотите цеплять, там достаточно людей и работы, с голоду не рухнем, да и Канзас таким образом объедем быстро. Выедем через Оклахому сразу в Миссури. А оттуда — в Иллинойс.    — Отлично, — кивает Шаст. — Кто за идею Бурого? — спрашивает он громко, поднимая ладонь, обозначая свой голос.    В итоге все соглашаются за план, предложенный Колбрисом. Все, да не все, точнее, в голосовании принимают участие не все.    Антон бросает погрустневший взгляд в сторону Берты-старшей, в которой сидит в ожидании новостей от Распа Арсений. К нему нужно срочно подойти и поговорить, чтобы Арс не впал в уныние. Расп, чем дальше уходил его план, тем реже выходил на связь. Чем реже Расп выходил на связь, тем более нервным и грустным становился Арсений. Так и сойти с ума недолго. Надо подойти к нему, вытащить из этого состояния, отвлечь, рассказать о плане.    Но Антона отвлекают, Журавль с Адрианом начинают рассчитывать маршрут, чтобы заранее обозначить по какой дороге поедут, через какие города и где будут останавливаться у дороги, где закупятся едой. Это рутина, но рутина очень важная, и Шасту приходится уйти в неё с головой.    Когда где-то треть пути оказывается чётко спланированной, Антон делает с ребятами перерыв. Уже в глазах плывёт от карты, спина болит гнуться над столом. Журавль, Колбрис и Адриан отходят отдохнуть, а Шаст так и стоит у стола, упершись в него руками. Сейчас надо медленно разогнуться, а то, кажется, чуть более резко это сделаешь, и позвоночник сломается к чёртовой матери.    Разогнуться всё-таки получается. Антон трёт устало пальцами виски, чувствует отросшую щетину и длину волос, от белой покраски у него теперь только кончики белые, а большая длина, отросшая за время пути, природная, привычная русая. Дима ему говорил, что у Антона как-то нехорошо медленно волосы отрастают, мол, это не лучший звоночек от организма. Мол, у Шаста мало сил и ему надо больше отдыхать.    Надо пойти поговорить с Арсением…    Как говорится, мысли материальны, и буквально через мгновение Арсений оказывается рядом. А точнее влетает с разбегу в Шаста, запрыгивая ему на пояс, обхватывая со всех сторон руками и ногами.    — Блять, спина, Арс, спина!    — Получилось! — восторженно вскрикивает Арсений, спрыгивая с Шаста и хватая в ладони его лицо. — Слышишь? Получилось! Пятилетка за три года, ха-ха, Боже, я сейчас расплачусь, ты понимаешь???    — Не особо, — растерянно мямлит Антон, смотря неверяще на Арса. Он понимает, просто боится ошибиться, боится поверить.    — Всё кончено, Шаст, получилось, у Распа всё получилось, сегодня он проверил всё по своим критериям, по стандартам, которые задал для алгоритма проверки, у него получилось! И другие начали возвращаться, люди начали возвращаться домой, и Аполлон полностью-полностью реабилитирован, всё получилось! Действительно честные выборы, действительно честные статистики, действительно реальная возможность говорить то, что думаешь, не боясь быть сосланным или расстрелянным!    В столь ответственный момент у Шаста отнимает дар речи, он только смотрит бесконечно на сияющего ярко Арсения, притягивает его к себе за руки и обнимает крепко-крепко, покачиваясь с ним в своих руках.    — Я могу вернуться, Виктор, Даня, надо будет пройти серьёзную проверку на границе, Расп же, пока был в твоей голове, всякого насмотрелся, наперёд подумал, чтобы те же «Мусорщики» из Найт-сити не хлынули в страны Союза. Я смогу вернуться, Шаст… Я должен, я должен скорее присоединиться к Распу. Помнишь, что я говорил о Психее и Асклепии, а ещё ИИ, которые следили бы за сохранностью каких-то природных мест, охраняли бы заповедники? А ещё…    — Арс, — прерывает как можно мягче Антон, сжимая в своих пальцах родные хрупкие плечи. Арсений замирает в его руках. — Домой? — с улыбкой шёпотом.    У Арса на ресницах дрожат слёзы, голубой его радужки выглядит как никогда ярко. Арсений кивает часто-часто, зажмуриваясь и отпуская тем самым с ресниц тяжёлые капли слёз, а вместе с ними и все переживания, страхи, боль и тоску.    Обнимая за плечи, Антон придвигает ближе к себе, прижимается лбом ко лбу Арса, прикрывая глаза. Он гладит по спине до тех пор, пока Арсений не успокаивается.    Через несколько мгновений немного охрипшим, но бесконечно свободным голосом Арсений говорит шёпотом самое громкое слово:    — Домой…