Энциклопедия в моментах

Максиму не спится. Время давно ушло за полночь, в тишине комнаты слышно лишь как тикают старые настенные часы, да как теплится тихое дыхание таких же неудачников, как и он, съехавшихся в полуразрушенный монастырь при умирающей деревне. А он все крутится на матрасе, сбивая под собой одеяло. Лечь никак не получается, сон никак не идет. А закроешь глаза - все мерещится чужой темный взгляд. Затягивающий, глубокий и опасный, как зыбучие пески. Открывает снова, и только серп-полумесяц на него из-за занавески на мутном от старости окне смотрит. Тяжело в груди становится. Душно. Не выдерживает Кольцов, поднимается, как в бреду, одевается тихо-тихо, чтобы никого рядом не разбудить, и выходит на крыльцо, прикрыв за собой дверь. Стылый ночной воздух заставляет запахнуть жилетку, но на улице после первого же глубокого вдоха становится легче. Фонари вдоль узкой проселочной дороги не работают - отрубили от сети в эту ночь. Как бабка сказала: в нежилые деревню Топи записали. Максим уже подумывал бы с этим согласиться. Он стоит, облокотившись о деревянные перила, рассматривает освещенный месяцем двор, а за ним глухая темнота среди старых покосившихся домов и заборов. И мерещится ему, что эта темнота его к себе зовет. Прислушивается, всматриваясь напряженно - тишина. А в груди снова поселяется скребущее тревожное чувство, толкающее его вперед в жуткие руки ночи. Он бы и рад супротивиться, да не может. Ведомый сходит с крыльца, толкает подобие калитки, закрывая. Во мраке не видно, как от чужой руки едва колышится тонкая прошитая кружевом занавеска. Старушка, провожая Кольцова взглядом, опасливо отходит от окна. Пропал мальчишка. Максим идет по пустой улице, совершенно не разбирая дороги, что-то само его тянет, указывает куда ему нужно. И чем ближе, тем становится острее неизвестная жгучая нужда, на полпути заставляя сорваться почти на бег, спотыкаясь о кочки и ямы. Там. Оно. Его. Быстрее же! Дом, к которому приходит Кольцов, смотрит на него своими пустыми провалами-глазницами и кажется таким же пустым, как и десятки тех, что встречались ему на пути. Но что-то в нем шепчет, просит подойти ближе, заглянуть за порог и посмотреть. Здесь, же, здесь. Сюда. Максим останавливается у двери, касается холодного дерева, и та, оказавшись незапертой, приоткрывается едва, приглашая его войти. Он, не думая, делает шаг туда, где он нужен, куда его зовут, до боли распирая грудь неясным волнением. Дверь сама за ним закрывается, отрезая уличный холод. Нет теперь для Максима пути назад. В сенях, как и в гостиной, темно. И только из-за одной двери пробивается тусклый свет, да слышатся чьи-то шаги. Кольцов идет вперед, затаившись. Прислушивается, чуть дыша, а в ушах только гулкий шум крови от загнанного, как в погоне, сердца стоит. Максим прислоняется к стене и приникает к двери, где сквозь тонкую щель видно спальню, освещенную тусклыми желтоватыми огоньками свеч. И там перед высоким зеркалом стоит он. Полы длинной леопардовой шубы, накинутой на нагое тело, качнулись, когда отражение снова пришло в движение, вторя своему хозяину. Денис двигается плавно и выверено, будто танцует, а Максим, как прикованный, не может оторвать от него взгляд. Мягкий свет золотится в беспорядке прядей волос, обрамляет тенями острые скулы и облизывает точеную челюсть, стекая ниже по шее, где может дотянуться, не теряясь в меховом воротнике. Но там, где он не может коснуться кожи, это делают короткие мазки пальцев. Они скользят по разлету ключиц, тонут в ямке между, а затем, трепетно погладив по косточке, перемещаются к груди. Ногтем вдоль по грудине Денис опускается ниже, оставляя за собой едва видимую розовеющую полоску. Пересчитывает очертания ребер, уходя к животу и отбрасывая мешающий край шубы в сторону. Максим жадно наблюдает за ним, в паху стремительно тяжелеет, и собственные ладони горят, нестерпимо желая ощутить под собой мягкую кожу. Он даже не сразу замечает, когда через зеркало Денис смотрит прямо на него. Стоит вполоборота, зная как показаться еще лучше, еще красивее, и, улыбаясь едва, протягивает к Кольцову руку. Чужие глаза черные, бездонные, как немая холодная ночь за окном, и Максима, потерявшего последний осколок воли, затягивает с невероятной силой. Он входит в комнату, как завороженный, и ловит прохладную ладонь в свою. 'Колдун' - проносится в пустеющей голове, а больше ничего, когда Кольцов рывком притягивает Дениса к себе и впечатывает в свою грудь. Руки забираются под шубу, беспорядочно сминают нагретые мехом бока и бедра, а губы находят чужие, впиваясь горячо и жадно. Всю тревогу и пустоту будто за миг выдергивают из грудной клетки вместе с воздухом, и Максим задыхается, как выброшенная на берег рыба, вылизывая чужой рот. Денис отрывисто стонет, цепляясь за жилетку, и под его пальцами, расстегиваясь, нещадно трещит замок. Кольцов выпутывается из одежды, бросает на пол следом за жилетом толстовку и вновь прижимает к себе чужое тело. Мнет в ладонях упругие ягодицы, накрывает губами челюсть, шею и в конце концов дергает мешающую шубу с плеч Дениса, толкая его на кровать. Под ним Денис кажется совершено тонким и хрупким существом с нежной бледной кожей и трепетно дрожащими ресницами, и выдают настоящее разве что призывно разведенные шире ноги и невменяемый блядский взгляд, которым он одаривает Кольцова. Максим готов на него молиться и даже на всю жизнь в этой чертовой деревне остаться, если будет постоянно видеть перед собой такую красоту. Он облизывается, тянет за бедра на себя, заставляя проехаться по одеялу, и наваливается сверху. Хватает за худые запястья, прижимая руки Дениса к кровати, и целует-лижет-кусает, опускаясь с шеи к груди. В приоритете сжать сильнее, впиться зубами и пальцами крепче в плоть с метками родинок, чтобы оставить как можно больше следов, пока тот старается притереться ближе и скулит жалобно, вздрагивая, когда Максим крепко прихватывает губами соски. Чужой член истекает смазкой, когда Кольцов отрывисто движет рукой по стволу, собирая ее на пальцы, и вводит в тугое отверстие сразу два, заставляя Дениса задохнуться и вскинуться на кровати. Он сжимается, комкая простынь, но принимает по самые костяшки, вскидывая бедра. Дениса хочется до жалкого животного скулежа. Взять. Обладать. Присвоить. Грудь ходуном ходит, с трудом втягивая горячий воздух, и член болезненно пульсирует, упираясь в ширинку. Максим не церемонится, терпения не хватает, растягивает грубо и быстро, пока Денис, глухо матерясь и всхлипывая, извивается на пальцах. Вжикает молния, и Кольцов, скользнув рукой по члену, упирается головкой в колечко мышц, раскрывая мучительно медленно, прежде чем толкнуться сразу и до конца. Денис протяжно стонет, вцепившись пальцами в кудри Кольцова, и, натягивая до боли, толкает его на себя, забрасывая ноги на его бедра. Они целуются, сталкиваясь губами и зубами, кусаются и дышат одним воздухом, не оставив между и сантиметра. Жарко, узко, быстро, движения рваные и беспорядочные, Денису приходится схватиться рукой за прутья спинки кровати, чтобы не сползти выше и не удариться головой. Голос срывается на хрип, и на языке оседает стойкий медный привкус крови, Кольцов не знает чья она, только слизывает жадно с чужих губ вместе с задушенными стонами, натягивая на себя податливое тело. А в голове лишь Денис-Денис-Денис. И только месяц за скрытым шторой окном знает, что сегодня Максим отдает колдуну душу и никогда не вернется обратно.