Дефект

Блеск от солнечных лучей акцентировал внимание на пятнах от птичьего помëта на лобовом стекле припаркованного автомобиля, хозяин которого только что скрылся за дверью ветлечебницы — перед ней стояла вывеска, где говорилось о том, что «ваши питомцы достойны самого лучшего: от профессионального ухода у грумера до качественных прививок». Мне подумалось, что одно с другим не очень то вяжется. Всё равно, что в одной торговой точке предлагать средство от геморроя и анальные пробки.        Может ли смертельно больному псу понадобиться укладка шерсти? Вряд ли.        Но вот Чëрт, которого сейчас осматривали, точно бы не отказался от какой-нибудь вкусности или того, чтобы исцарапать мне руки, вместо того, чтобы терпеть больничный запах и касания ветеринаров, занимающихся процедурой, которую вслух при моём питомце называть не хотелось. Мне вполне хватило выслушать причитания о том, что стерилизацию следовало провести намного раньше, и теперь Чëрт испытает больший стресс, нежели в своём кошачьем подростковом возрасте.        Толку в этом не было никакого, всё равно дальше — заполнение анкеты, оплата картой и неделя созерцания кота в чудаковатом воротнике. Впрочем, извинительные лакомства уже заготовлены в сумке, осталось лишь дождаться, когда мне отправят смс. Сервис, однако.        И моё присутствие в пропахшем медицинскими препаратами кабинете — вовсе необязательно. Не хватало им, кроме наркоза животному, выводить меня из обморока.        От созерцания тёмно-синего бампера меня отвлëк щелчок зажигалки: в паре метров от меня, около соседней лавки, подкурил парень, параллельно начав беседу по телефону, включающую в себя обсуждение кого-то блохастого и любящего грызть мебель. Я хмыкнула, улыбнувшись воспоминаниям о том, как однажды Чëрт притащил на себе целый выводок этих тварей, подцепленных у соседского кота. Это, наверное, был один из первых звоночков, что нужно превращать своего питомца в домоседа, играющегося с шариком мяты, а не оборванца, дерущегося за право самого громкого голоса на весь район, разносящегося с крыш домов.        До носа доходил запах сигаретного дыма, смешивающегося с кофе, стаканчик с которым я сжимала в руке, никак не допивая. Напиток было жутко приторным и, казалось, что после того, как ëмкость осушится, на стенках останутся прилипшие крошки сахара.        Конец марта выдался довольно-таки тëплым, отчего я ощущала себя не очень комфортно в ветровке, которую стоило заменить на джинсовку или просто футболку с длинным рукавом.        Такая погода вполне позволяла не накидывать на строгий костюм пальто, как делал Сатору, только вот он предпочитал щеголять своей морозостойкостью, когда на дворе идёт слегка морозный февральский дождь, окрашивая влагой светлые волосы в более тëмный оттенок.        Картинка того, как он сидел рядом со мной и шутил обо всём подряд, не уходила из-под век, настигая меня везде, стоило только перестать покрывать её слоями рутинных дел.        Смешки, элегантные взмахи рук и губы с привкусом тёмного шоколада — всё живое и насыщающее кислородом, который вдыхаешь, выныривая из грязного водоёма с засасывающей тиной. И этого, видимо, мне всё ещё хватало, раз за полтора месяца не было ни намёка на то, что гнетущие мысли всполошат демонов, материализующихся прямо из воздуха.        Может быть, дело было в том, что Годжо никуда не девался, напоминая о своём существовании практический каждый день? Будто забыть его представлялось реальной задачей.        «Курение вредит здоровью», — возвестил мобильный через три дня после Дня Святого Валентина, когда я занималась пассивным вдыханием никотина, стоя рядом с коллегой на привычном месте и выслушивая её нескончаемую болтовню о мужчине, с которым она проводила всё своё свободное — и не только — время. Мне даже пришло в голову, что тот является безработным, или девушка его попросту выдумала.        А, ну да, выдумывать это по моей части.        Тогда я пялилась на экран добрых полминуты, а после вскинула голову, оглянувшись по сторонам, будто Годжо собирался выпрыгнуть из-за угла. В итоге пришла к выводу, что он нашёл одну из моих спрятанных на чёрный день пачек, к которым я не прикасалась… ну, где-то полгода.        Не было бы удивительным то, что он покопался в чужих вещах ради составления того самого досье, в котором наверняка хранилась информация о вредных привычках или иных отклонениях «исследуемого объекта», — уверена, там значилась какая-то такая фраза. Правда, почему он решил написать такое сообщение именно в момент, когда я находилась рядом с курильщиком? Непонятно.        «Так же, как и употребление непомерного количества сахара. Белая смерть, как её называют, знаешь?» — набрала ему в ответ и самодовольно усмехнулась. Уделала, как же.        Дальше комментариев не последовало, но взаимодействие уже складывалось из двух диалоговых облаков. Не хватало лишь запищать, как гормонально нестабильная девочка-подросток и пририсовать сердечко рядом с именем «Господин Годжо», придав этому названию большей пошлости, чем та, что уже имелась. Конечно же, я этого не сделала. И не открывала переписку до следующего сообщения, пришедшего через неделю.        Тогда я перебирала старые книги на полках, сортируя их по разным направлениям, что было намного атмосфернее похода в кино в виде двойного свидания, которое мне хотела навязать всё та же коллега с другом своего молодого человека. Похоже, завидный жених отменялся.        Вино не стало приятнее на вкус, оставшееся почти нетронутым в бутылке с того вечера, и налитое в обыкновенную чашку с массивной ручкой. И его я пила по старой привычке, чтобы опьяненно уснуть до того, как в сознание начнут закрадываться гадкие мысли.        «Кстати о сахарном: не забудь купить чего-нибудь мармеладного к нашей следующей встрече. Я не намерен больше давиться горькими шоколадками».        Дочитав, я не успела придумать ответ как пришла ещё одна смс:        «Или зефир. В молочном шоколаде».        А потом ещё одна, заключительная:        «Хотя нет. Торт из вафельных коржей с ореховым кремом и присыпкой в виде кокосовой стружки. Обязательно запиши на стикер и приклей на лоб. Не забудь!»        От этого на лице растянулась улыбка. Мне ещё не встречался никто, кто бы так рьяно пропагандировал кондитерские изделия. Разве что я сама, частенько ужинающая шоколадными пирожными, продающимися в соседнем квартале. Уж от их сладости непременно сводило челюсти. А кто безгрешен?        Расставив три последние книги на верхнюю полку и избавив чашку от присутствия в ней алкоголя двумя глотками, я вернулась к телефону, чтобы напечатать ответ.        «А задница не слипнется?» — дрожащий палец тыкнул на отправление и я закрыла рот руками, поражаясь своей смелости. В безобидной фразе из детства теперь читался флирт. При том направленный на Сатору-господи-боже-мой-Годжо, который прямым текстом сказал, для какой цели появился в моей жизни.        Я крутанулась на месте и, вздрогнув, обняла себя руками, чувствуя под пальцами вязку тëплого свитера. Не выдержала и дописала ещё несколько слов, подытоженных вопросительным знаком:        «И когда же будет следующая встреча?»        Разница в отправке составляла немногим более четырех минут, за которые сердце прогрохотало не поддающееся подсчëту количество поворотов секундной стрелки. По крайней мере, мне так казалось. Испепелять блекло светящийся экран взглядом не имело смысла — ответит, когда захочет. Или когда не будет занят магической дракой с каким-нибудь чудовищем. Или если захочет.        Он не был в моём распоряжении, в конце-концов. Потому я отложила телефон на столик и вышла из комнаты, чтобы умыться и лечь спать. В ту ночь мне приснилось, что я умерла от диабета.        Сейчас же, спустя месяц, глядя как брелок в форме кота колышется на цепочке, прикреплённой к бегунку на молнии сумки от ветра, и на то, как мужчина с сигаретой обсуждает дела насущные, поставив ногу на лавку с облезлой краской, я абсолютно спокойно потянулась к телефону в кармане куртки, услышав пришедшее оповещение. И чуть его не выронила.        «Всё зависит от того, почувствую ли я нарастающую панику в ближайшее время», — собранные в слова буквы перемешивались перед глазами, вызывая недоумение.        Годжо появился неожиданно и выдал нечто настороженное, как герой в сериале, которого не было видно по меньшей мере в двух сезонах, но вдруг сюжетная линия без него показалась сценаристам слишком пресной. Для эпичности не хватало зум-эффекта, направленного на мои нахмуренные брови или подëргивающийся нерв на ладони.        Он что, наловчился вычислять, когда у меня случаются припадки? Или, может, тогда в переулке мне не нужно было даже звонить ему, и он действительно ничего не планировал, зная, что нужно будет заявиться и спасать мою несчастную душу? Либо всё проще некуда и он просто издевался, усадив меня на эмоциональную качелю, и толкнул вперёд что есть мочи, дабы избавиться наконец от своего задания?        Я посмотрела на темноволосого мужчину, откинувшего в урну окурок — частички пепла, не долетев до асфальта, растрепались по воздуху, — и проследила взглядом за тем, как он прошёл мимо меня влево и зашёл в клинику, пропустив девушку с переноской, которая бормотала какие-то ласковые слова скрытому в ней питомцу.        Так, ладно. Ничего не случится, если я не отвечу Годжо. Пусть думает, что я слишком занята и у меня нет времени на забавы по типу всплеска проклятой энергии, терроризирующей общество, или на набор сообщения какому-то там магу. Пусть считает, что я окончательно выздоровела. Вот как.        Не донеся смартфон до кармана, я почувствовала вновь завибрировавшее оповещение, и гаджет всё таки упал — благо, ко мне на колени. В этот раз ничего непредсказуемого: пара слов от персонала о том, что Чëрт справился и готов к возвращению домой.        Кот мирно спал, свернувшись в переноске и даже не отворачивал мордочку от решётчатой дверцы, в проёмы которой изредка попадал солнечный свет, пока я тащила его домой пешком. Вызывать такси было совершенно не выгодно, да и с местом жительства мне повезло относительно нахождения по близости нужных учреждений.        Остановившись на переходе после включившейся красной ячейки светофора, я присела и заглянула к Чёрту, чтобы убедиться, что он не начал злиться от осознания, что его лишили физического доказательства мужского достоинства. Кот дёрнул усами и зевнул, тронув лапкой мешающий белый колпак.        — Не переживай, это ненадолго, — пробомотала я и выпрямилась, взглянув направо, где между жилых комплексов проглядывался заброшенный торговый центр. Мне показалось, что над зданием стал подниматься дым.        Перейдя дорогу, я подошла к первому попавшемуся дому и, поставив переноску на асфальт, взобралась по пожарной лестнице на небольшую высоту и внимательно вгляделась всё в ту же сторону. В небе образовывался никакой не дым. Это была та чернота, что обволокла магазин бытовой химии, создав купол. Неужели...        Неужели там сейчас изгоняли проклятье? Кто-то из коллег Годжо или он сам. Помню же, как он говорил, что духи возникают там, где произошло что-то крайне неприятное.        На миг прислонившись лбом к металлической перекладине, пахнущей ржавчиной, я выдохнула и медленно повертела головой из стороны в сторону. У меня не было повода опасаться за него. Сильнейшего, если судить по его же мнению о себе. И вот уж вряд ли при таком роде занятий, как у Сатору, можно было позволить себе переоценку собственных способностей.        — Господин Годжо, — проговорила я, совершенно глупо улыбнувшись. Увидь меня кто со стороны, то он тут же решил бы, что я чем-то обдолбалась и пытаюсь поймать солнечного зайчика, выплеснутого дурманом.        Спустившись вниз и неудачно поставив ногу с нижней ступеньки, я зацепилась о переноску, вызвав недовольное гудение Чёрта, и извинившись перед животным, потопала домой, стараясь не поворачивать голову к торговому центру слишком часто, чтобы ненароком не свернуть себе шею от любопытства, где уже слышался противный хруст. Это был эффект от того самого проклюнувшегося любопытства.       

***

       Светло-бежевый крем кривой дорожкой застывал на закруглëнном боку самодельного торта. Я скептически осматривала выложенные друг на друга вафельные коржи, между которыми нанесла смесь на масляной основе и с добавлением кофе.        Это должно было быть... съедобно в худшем случае. В лучшем — вкусно, как утверждали пользователи сайта, где я откопала несложный рецепт десерта, который теперь заслужил место на стеклянной полке в холодильнике, чтобы как следует пропитаться и дождаться момента быть съеденным. В мыслях сидело как на троне железное понимание, что готовила я его не для себя. Точнее, не только для себя.        Долбанные сообщения, зависнувшие в телефоне более, чем на месяц, вынудили меня впервые за всю жизнь испечь что-то сложнее печенья из магазинной заготовки. Хотя и здесь я умудрилась себя обмануть.        «Какие, нафиг, сообщения? Всё дело в высоком маге с озорной улыбкой, оскорбившем твои предпочтения в алкоголе и поцеловав тебя так, что если бы не мягкие подушки дивана, то ты бы потеряла сознание», — внутренний голос хохотал, но это не вынуждало осесть на пол и прикрыть голову руками.        Наоборот. Появилось блядски наивное чувство, сопоставимое с тем, которое испытывают детсадовцы, увлечённо разглядывающие жука, залетевшего в песочницу. Предвкушение на пару с интересом: выберется ли существо из рассыпчатого вещества, не переломав крылышек? покажет себя во всей красе, с жужжанием крутясь между вопящих детей, заманивая их взмахивать руками в попытке поймать себя? Буду ли я тем ребëнком, которому этот жук приземлится на раскрытую ладонь, выбрав среди остальных?        Какая глупость. Какой наивностью было считать, что меня вообще кто-то выбирал. Рутина. Так он сказал?        Протерев последний раз стол, перед этим убрав с него все понадобившиеся ингридиенты для кондитерского изделия, я налила стакан воды и, уже начав пить, услышала, как открылась дверь на улицу — не проходящему неврозу можно было временами сказать спасибо за чуткий слух.        Кого могло принести в пятничный вечер в дом к угрюмому человеку и утомлëнному издевательством над животной природой коту? Над этим не стоило даже задумываться, потому я просто сделала несколько шагов и выглянула в проём, за которым в неизменно тёмном коридоре стоял Сатору Годжо.        — Привет, — ляпнула, постучав пальцами по дверному косяку, чтобы обратить на себя внимание парня, засмотревшегося на Чëрта, посапывающего на моём старом свитере, лежащем на комоде. Этому коту позволялось многое.        — В этом доме и так мужчины не водятся, а ты и его сокровенного лишила, — со вздохом произнёс блондин, поднимая глаза на меня. На нём были серые футболка и, похоже, спортивные брюки, — трудно было точно сказать в полумраке.        Я нажала выключатель и над головой зажёгся светильник, тут же подтвердив мои догадки. Не драный халат, конечно, но ему определённо шло. Будто ему что-то могло не подходить.        — Но ты же пришёл, — ответила, глядя, как Годжо легко стаскивает кроссовки и ставит их на полку для обуви, составляя компанию моим ботинкам, покоящимся в противоположном уголке.        — Не имею привычки метить территорию, так что не считается, — он пожал плечами и погладил Чёрта, отчего тот вытянул лапки и на мгновение растопырил пальцы на задних, немного выкрутившись. — Ты когда дверь научишься запирать?        Что это с ним? Куда-то запропастилась весёлая манера речи и Сатору звучал так, словно притащил отчёт нерадивому начальнику и сдержанно огрызался на вносящиеся вслух поправки. Мои подозрения оказались верными и он был в торговом центре по заданию, которое?..        — Тогда же, когда ты перестанешь перепрыгивать ограждения и будешь предупреждать о своём приходе, — выдала я вместо того, о чëм собиралась спросить на самом деле. Почему он пришëл, если никакого проявления дефекта не намечалось? Вряд ли нарисованные в голове картины того, как он угощается домашней выпечкой могли быть связаны с его появлением. И вообще, что за бредовое предположение?        — Ох, простите, что потревожил, — протянул он, делая шаг вперёд и оказываясь рядом со мной, сжимающей дверную раму. — Будь любезна, составь тогда на месяц вперёд график своих всплесков проклятой энергии, чтоб я смог заранее выслать письмо, в котором оглашу время своего прибытия.        — Что случилось? — всё же спросила напрямую, никакого желания поддерживать тихую агрессию у меня не было.        — Где? — вскинул брови Сатору.        — У тебя, — напрямик. — Это же твоя работа? Под тем чёрным куполом сегодня? Я видела.        — Ага, — он положил ладонь на стену, прикрыв один из потëршихся узоров на обоях, и склонился чуть ниже ко мне. — Подглядывала, ты хотела сказать?        — С расстояния полутора километров мало что заметно, — тише произнесла я, постаравшись не сводить взгляда с его лица. — Там... У тебя какие-то проблемы?        — Есть одна, — прикрыл он глаза и приблизился, коснувшись носом моего виска. — И её почему-то волнуют чужие задницы.        Ухо опалило выдохом вместе с кратким смешком, который издал Годжо, прежде чем в голове пронеслось тихое «чего?»        — Если у меня что и слиплось, то это глаза, когда я лёг в постель после нашего сладкого поцелуя, — шëпотом добавил Годжо и отклонился, видимо, чтобы проследить реакцию на моём лице. Очередное смущение.        — И... — Выдохнула, собирая рассеявшиеся мысли воедино. — И часто ты думаешь о работе перед сном?        — В последнее время только об особых случаях, — парировал парень. — Трёхметровое проклятье с рогами, по типу того, что я изгнал сегодня, не очень то настраивает на здоровый сон.        — А я значит настраиваю? — если он, конечно, имел ввиду меня, а не кого-то ещё, получающего его умиротворяющие объятья.        — Ещё как, — Годжо протянул руку и, сжав край моей длинной футболки, слегка потянул меня к себе, снова наклоняясь и проводя носом по моей щеке, вниз к шее. И мягко поцеловал. — Но не тогда, когда вспоминаю о том, как тебя пугают собственноручно созданные черви. Даже если они плод дотошной депрессии.        — Но я... — начинаю не сформировавшееся до конца предложение и запинаюсь, снова видя глаза Сатору — бескрайнее море плещется в них под бликами от солнца. Я несмело протянула руку и убрала прядь шелковистых волос с прямого лба. — Уже давно ничего не было. Думаю...        ... что всё закончилось? Ещё в начале февраля я была бы счастлива знать, что мне просто показалось, и никаких проклятий не существует. Что никакой маг с фамилией Годжо не будет пить слишком сладкий кофе из белой чашки и не расположит к себе чёрного кота по имени Чëрт. Но по правде думала о том, что согласна терпеть этот ужас ещё неоднократно, лишь бы чувствовать на своих плечах конкретные руки и мурашки по всему телу от ощущения убаюкивающего парфюма.        И, замечая грусть, излучаемую Сатору, к основной мысли добавлялась другая, не уступающая серьёзности — неужели он хотел того же?        — Тогда ответь, почему я чувствую панику? — медленно проговорил Сатору, отпустив ткань футболки и сложив руки на груди.        — Не знаю, — ответила, нахмурившись. Что он имел ввиду? Обладал ли он способностью улаливать мельчайшее изменение в моём настроении, как только размышления доходили до его персоны? От этого веяло высочайшим уровнем самолюбия, ведь и без лишнего подтверждения было ясно, как быстро я скачусь до той стадии самобичевания, на которой была в день, когда сжимала в руке флакон шампуня и смотрела в спину высокой фигуры, после того, как за Сатору закроется дверь.        Но моя паника была тихой, той, которую на энный процент обволакивало смирение. Раз было херово раньше, то продолжится и в дальнейшем — нечего надеяться на лучшее.        — Скажи, почему ты не воспользовалась возможностью выздороветь с помощью другого? — проговорил Годжо, прищурившись. Над его головой пролетела крохотная пылинка, зацепившись за торчащую прядь волос.        — Не имею привычки менять терапевта в середине курса лечения, — повела я плечом и выровняла задравшийся рукав футболки, обняв себя одной рукой. Перед Чëртом начиналось отличное представление, если бы он только соизволил навострить уши со своей лежанки. — С чего ты взял, что есть кто-то другой?        — Ну как же, — Годжо расслабленно прислонился плечом к стене, склонив голову на бок, и бросил взгляд куда-то на ворот моей одежды. — Твоя сигаретная подруга очень разочарована тем, что ей не удалось свести тебя со знакомым. Сдаётся, ей почти удалось оглушить своего собеседника по телефону, когда она громогласно вещала об этом, идя по людной улице.        — Вот как, — ответила я, нечаянно посмотрев на участок светлой кожи, показавшийся из-под приподнявшейся футболки блондина. Он следил за теми, с кем я общаюсь? За редкой вынужденной знакомой. — Подслушивание чужих разговоров и слежка за людьми — тоже часть твоей работы?        — Ради этого, считай, и пашу, — хмыкнул Сатору, усмехнувшись и встретившись со мной глазами. — Так что?        — Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ? — ему определённо приносило удовольствие ставить меня в неловкое положение. Ему хотелось услышать, что мне нужен только он.        — Для протокола требуется твоя расписка, — серьёзно ответил парень и вытянул ладонь. Я замерла, когда он провёл пальцами по моей руке от плеча к кисти. — где будет сказано, что у нас всё по обоюдному согласию.        Кот поднялся на лапы и, потянувшись, лёг обратно, свернувшись клубочком в другую сторону. Годжо, откашлявшись, сжал челюсть, и выжидательно смотрел на меня. И я думала, что ответить на его фразу, воспринять ли её как стëб.        Какая, нахер, расписка? Мы совершеннолетние и ни одно из его действий и близко не походило на то, что я восприняла бы как насилие. Но кто знает, вдруг у них действительно такие порядки?        — У тебя есть готовый бланк? — произнесла я, игнорируя дрожь в голосе от... предвкушения? Да кто из нас тут ещё домогатор? — Или мне найти чистый лист?        Секунда. Пять. И Годжо рассмеялся, пока у меня расширялись глаза от осознания — он снова меня провёл. Подколол, как неопытную школьницу, замершую перед обворожительным преподавателем, сидящем на столе и рассказывающем о простецкой химической формуле, которую никто не мог запомнить из-за масштаба очарования. Впрочем, это было недалеко от истины.        — Идём, — отсмеявшись, сказал парень и отлепился от стены. Обогнул меня и направился к закрытой двери спальни, куда он точно не заглядывал до этого, но — блять, чему я удивляюсь? — уверенно шёл, как будто был здесь хозяином.        — Зачем? — оттягивала время, не иначе.        — Проводить сеанс, — ответил Сатору и, нажав на ручку, прошёл в комнату.        Я выдохнула, убрала волосы на одну сторону и приложила ладонь к груди, став отчитывать удары ускорившегося сердца — на десятом резковато выдохнула и медленно отправилась вслед за блондином.        Светлые носки скользили по линолеуму и тонкая ткань леггинсов становилась слишком тёплой от наростающего жара в теле. Ещё немного и от моего волнения из-под плинтуса полезли бы грёбанные червяки. Но, конечно, этот невроз был иного рода.        С опущенной головой я зашла в комнату и тихо прикрыла за собой дверь, отвлекаясь на еле заметный узор на деревянных деталях. Справа стояли корзина для белья и стол со сложенными на нём книгами, для которых не нашлось места на полках, напротив него — застеленная кровать с двумя подушками и мягкой игрушкой, оставшейся с детства и сторожившей мою постель. И ничего не остановило гостя усесться рядом с ней и упереть руки в синее покрывало за спиной, слегка отклонившись и закинув ногу на ногу.        Годжо, видимо, рассматривал несколько абстрактных рисунков в рамках на стенах, схожих с тем, что висел на кухне. Он поворачивал и склонял голову, водя прищуренными глазами по мазкам краски, даже когда я вошла в комнату. Тоже тянул время?        — Чего застыла? — произнёс парень и я подняла на него глаза. — Не стесняйся, проходи. Чувствуй себя как дома, — добавил он с улыбкой.        — Очень смешно, — проговорила я и сделала шаг вперёд, чувствуя под ногами короткий ворс ковра. — Мне стоит присесть в реверансе? — огрызание было бы более эффектным, если бы не подрагивали голосовые связки. Я обрадовалась, что на окнах были полуприкрытые жалюзи, которые хотя бы частично бросали тень на мои пунцовые щëки.        — Можешь и присесть. Но, — добавил он, когда я открыла было рот, чтобы возмутиться, и снял правую ногу с левой, немного разводя их в стороны. — Вот сюда.        Куда теперь деваться? Хотелось спрятать руки за спину и в тот же момент закрыться ими, когда Сатору перевёл свой взгляд с меня на свои колени, указывая направление.        Я сглотнула и через полтора шага вперёд оказалась перед ним — парню пришлось слегка приподнять голову, чтобы рассечь мои карие глаза голубой радужкой своих.        — Ну же, — сказал он и потянул за руку на себя, заставляя согнуть ноги в коленях и залезть на него сверху. Ухватиться за плечи и ощутить его ладони на талии. Ткань под пальцами была мягкой и пахла гелем для стирки. — Видишь, как всё просто.        — Что это? — произнесла я, проведя большим пальцем по ровной линии запекшейся крови немного выше воротника — выглядело так, словно Годжо под линейку полоснули ножом.        — То, что скоро исчезнет. Небольшое напоминание, что исцеление после битвы с проклятьем не всегда происходит быстро, — он скользнул рукой выше, смяв мою футболку и остановившись на лопатке, где заканчивались волосы, соскользнувшие с плеча обратно на спину. — Мм, а тут небольшая преграда.        — Ты работаешь в одиночку? — спросила, чувствуя, как пальцы парня надавливают на застёжку лифчика сквозь футболку, под «преградой» подразумевалась пара крючков. Неудивительно, что у человека, одарённого приводить в чувство чуть ли не одним касанием, есть способность и к регенерации.        — Зачастую, — ответил Годжо и, приблизившись, оставил поцелуй под ухом. Мурашки не заставили себя ждать, прокатившись от того места и вниз по рукам. — Сегодня со мной один из учеников напросился испытать удачу. Он чуть не лишился ноги, но вернулся беспредельно счастливым.        — Так тебя следует называть «сенсей»? — тихо произнесла, коснувшись светлых волос на затылке. Я угадала одну из составляющих его увлекательной жизни. — Или всё же «господин Годжо»?        — Набор для порнографических фильмов, — хмыкнул блондин, вдохнув воздух носом в выемке ключицы и расстегнув моё бельё. — Ты не пробовала ещё один вариант.        Всё вокруг туманилось, затягивая в горячий омут, выбивающий рваный ритм сердца и оставляющий в голове лишь произносимые сладким, как крем для торта, голосом Годжо фразы. Он хотел услышать своё...        — Сатору, — тихий шёпот вырвался из пересохших губ и я увидела как он поднял голову, ловя мой затянутый пеленой взгляд. Приблизился и поцеловал в уголок рта.        — Повтори, — проговорил, надавливая на спину руками, будто притягивая ближе.        — Сатору, — с такой же интонацией слушаюсь и едва успеваю облизнуть губы, как он их раздвигает языком, проникает внутрь, переплетает его с моим и я непроизвольно издаю стон.        Годжо дотянулся до корней моих волос, сжал их и отклонил мою голову, меняя угол поцелуя. Не открывая глаз, я огладила его шею и ладони соскользнули ниже, уцепились за воротник футболки в желании снять мешающий предмет гардероба. Пока парень не отклеился, из-под ресниц глядя на мои припухшие губы.        — Есть мысль призвать чудищ? — низко произнёс он и, смяв мою футболку, проник под ткань, дойдя до лямок лифчика и вынув маленькие детали из петлей. Бельё скомкалось, упало спереди, и я рефлекторно опустила ладонь, задев пах Сатору. И услышала на это негромкий выдох.        — Чувствительный, помнишь? — шепнул, ухватив меня за запястье, и другой рукой вынул из-под футболки ненужную сейчас вещь. Отбросил её куда-то к шкафу, грузно стоящему в углу комнаты.        — Есть другая, — промямлила я, чувствуя, как под надписью на одежде Сатору мог легко увидеть мои затвердевшие соски.        — Слушаю, — он невесомо провëл пальцами по рëбрам и наконец накрыл грудь ладонью, пробудив ещё один стон. Вместо ответа я наклонилась к его открытой шее и коснулась приоткрытым ртом. Втянула губами кожу, чувствуя нотку запаха, которую не могла недавно определить. Это была мята, а не лайм. Холодная и манящая, заставляющая оставить укус, из-за чего грудь сжали сильнее.        — Какой захватывающий вариант использования речевого аппарата, — вибрация от голоса Сатору ощутилась на щеке, которой я коснулась его подбородка. Он выдохнул и немного подвинул меня, так, что я почувствовала под собой недвусмысленную выпуклость. От этого по телу прокатилась очередная волна жара.        — Сатору, — шëпотом, мазнув губами по его челюсти и решительно взявшись за край его футболки, став её приподнимать.        — Теперь это твоë любимое слово, верно? — Улыбка расползлась по лицу парня и он убрал от меня руки, схватившись за ворот на шее и стянув вещь, которая была чертовски лишней.        Размах ключиц, крепкая грудь и напрягшиеся мышцы живота — такая картина открылась моим глазам, прежде скрытая серой тканью. И я откровенно пялилась, зависнув с приподнятыми руками.        — Говорю же: не стесняйся, — повторил Сатору и провёл ладонями по моим бëдрам, которые мне хотелось потереть друг о друга, но я лишь сжала ими ноги парня. И с пульсом, бьющим в ушах, наклонилась, положив руки на кубики пресса и провела ими по уже знакомой траектории вверх, встречаясь глазами с расширившимися зрачками напротив — мои наверняка тоже практически поглотили радужку.        — Ты выглядишь, как выпускник элитного учебного заведения, — совершенно-блять-невпопад выдаю я и Годжо задерживает руки на моих тазовых косточках. — Я ведь даже не знаю твоего возраста.        — А ты специалист по выбору времени для вопросов, — парировал блондин, всё же продолжив свои действия, задирая мою смятую футболку выше, оголяя живот. — Мне двадцать шесть. Не переживай, школьника ты сегодня не изнасилуешь.        Он на четыре года старше. Всего на четыре, но всё равно ощущалась какая-то пропасть. И, по сути, я была права в своих размышлениях. Пропасть есть, но не из-за возраста, но того, что я не просто девушка, привлекшая его внимание в каком-нибудь ночном клубе или в компании общих друзей; он — не просто парень, которого я чуть не облила кофе, споткнувшись и уцепившись за руку, таким образом начав знакомство. Наше «общение» вынуждено завязалось и так же вынуждено оборвëтся, оставив после себя смятые простыни, до которых мы ещё не добрались, и воспоминания, за которые я буду цепляться, лишь бы снова не тонуть в головной боли и не лицезреть, как потусторонние твари пожирают руку какого-то несчастного, не способного отбиться от напасти.        Мои руки, ведомые махинациями Сатору, поднялись, и он стянул предпоследнюю часть моего домашнего наряда. Румянец стал расползаться к шее и ниже, на оголившуюся грудь.        — Ещё немного и ты загоришься, — произнёс он и мне не хватало того всплеска волн в его взгляде, чтобы остудить кричащее чувство. Я уже горела, прикрывая глаза и упираясь руками в его бëдра, чтобы не тереться о член, пульсирующий в тисках брюк.        Годжо притянул меня за шею и стал покрывать краткими, кусающими поцелуями, вынуждая запрокинуть голову для предоставления большей площади.        — Боже, — стон вырвался, когда он сжал правую грудь, став перекатывать сосок между пальцев, и моя рука съехала, зацепив пояс брюк.        — От твоих действий и до Дъявола недалеко, — прохрипел блондин, глотая слюну и, резко поднявшись, перевернул меня на спину, частично комкая покрывало — волосы разметались по выглянувшему постельному белью. Он прижал мои руки к матрасу и склонился, прошептав в губы: — Я Сатору, не забывай.        Как, скажите на милость, об этом можно было забыть? Я задыхалась, чувствуя, как на шее выступил пот, а припухшие губы не закрывались, пытаясь поймать каплю кислорода, когда Годжо стянул с меня леггинсы вместе с бельём.        Бежать было поздно, некуда, да и — кому ты заливаешь? — я бы не посмела, не отрывая ладони от кровати, хоть их уже никто не удерживал.        Парень возвышался надо мной и глубоко дышал, брюки съехали ниже и стала заметна ребристая полоска от резинки, по которой я мысленно провела пальцем. Или языком.        Он нырнул рукой в карман и вынул длинными пальцами презерватив, сцепил его краешек зубами и принялся за завязку на спортивных штанах. Сердце разрывалось в горле, когда налитый член высвободился и Сатору, разорвав упаковку, растянул латекс по длине.        Он посмотрел на меня, внимательно изучив черты лица, и матрас рядом с моей головой прогнулся под давлением предплечья парня.        — Сатору? — вопросительно проговорила я чуть ли не по слогам, пытаясь поймать его взгляд. Он провёл ладонью между моих ног, совершенно точно почувствовав влагу, начавшую выступать ещё после его лёгкого поцелуя в шею в коридоре. Приставил член ко входу и взглянул в ответ.        — Дыши, — шепнул Годжо и медленно вошëл, противоположно резко целуя в губы. Оксюморон его присутствия. Плевать на понимание, что я могла видеть его в последний раз, пока его дыхание шевелит волосы у виска, а руки блуждают по моему телу, превращая волнение в бурлящую в крови похоть; пока я впиваюсь пальцами в его спину, оставляя следы от ногтей, черный лак на которых гармонирует со светлой кожей.        Плевать на отрицание того, что это была влюблëнность, пока он сгибает мою ногу, меняя угол проникновения и ловит прерывистые вдохи такими же обрывистыми поцелуями; пока кусает плечо, запечатлевая зубами на нём красный неравномерный след.        Плевать, что не удалось разобраться с тем, реальностью это было или выдумкой. Ведь если тело наслаждалось, а в голове царило спокойствие, то он правда был со мной.        Он был мне нужен. И он был здесь.        Для кого другого я бы добровольно приготовила торт?