24/7

Чан не может сдержать нервного смешка. — Извини? — он как-то глупо улыбается, сам того не желая, но Чонин выглядит серьезно. — Ч-то?.. У Чана в голове паника. Что не так? Ну, что не так? Как такое могло произойти? Ведь они с Чонином должны были всегда-всегда быть вместе, ведь они столько пережили вместе! К горлу подкатывает ком. Он смотрит на такого красивого и грустного Чонина, и вдруг замечает, что Ян выглядит очень... уставшим. Чан не обратил на это внимания сегодня за весь день ни разу, но Чонин и правда выглядит измотанным. Он вспоминает все его тяжелые вздохи и отведенные взгляды за день и понимает, что его любимый, наверное, долго обдумывал это предложение. Чонин и правда очень, очень повзрослел. Перед Чаном уже давно не семнадцатилетний мальчишка, у которого из проблем — только наступающие экзамены. И взгляд у Чонина взрослый, осознанный и, опять, уставший. — Иен-а, — осторожно зовет Чан, и Ян поднимает на него печальный взгляд. У старшего от этого взгляда болит сердце. — Чем я тебя обидел? Что я не так сделал? Но Чонин, словно ожидавший услышать что-то другое, только поджимает губы. — Ты ничего не сделал, хен, — отвечает он и грустно улыбается. — И в этом проблема. — Я не понимаю, — растерянно бормочет Чан. — Конечно, ты не понимаешь, — печально усмехается Чонин и наливает им чай, по привычке в обе кружки, а не только себе. — Если бы ты понимал, возможно, до такого бы не дошло. Он подходит к столу, за которым сидит абсолютно потерянный Чан и ставит кружки на стол, а потом садится рядом. Бан поднимает на него беспомощный взгляд, полный непонимания ситуации. — Просто... — Чонин снова поджимает губы и смотрит на кружки на столе, — наши чувства угасли, наверное? — он теребит пальцами бирку от чайного пакетика, сгибая маленькую картонку в разные стороны так, что краска на ней расползается, обнажая белые края сгибов. — Без лишнего огня и драмы. Чан, — он вскидывает на него умоляющий взгляд, — ну, посмотри на нас. — А что не так?.. — Мы превратились с тобой просто в сожителей. Я уже давно не чувствую от тебя ни тепла, ни заботы, которые были раньше. Мы будто живем каждый своей жизнью и снимаем квартиру на двоих. Ты — на сменах, я — в студии, иногда видимся по вечерам. Еще реже — ложимся спать вместе. Мне двадцать пять, а я чувствую себя как дряхлый старик, который уже прошел свой жизненный путь и теперь ему ничего не остается, кроме как вспоминать о том, как хорошо было раньше. Чан не может поверить этим словам. Как такое вообще могло произойти? Чонин говорит, что не чувствует себя нужным, что у Чана работа всегда важнее. Да как она может быть важнее Чонина, которого он любит больше жизни? Где он оказался? Это так он прожил жизнь, о которой мечтал? — Мы... мы ссорились с тобой, Чонин? — аккуратно и нерешительно спрашивает Чан, понимая, что закапывает прошлого Чана еще глубже с такими вопросами. Чонин удивленно вскидывает брови, а потом только тихо и устало смеется. — Ссорились, хен? Было бы славно, — хмыкает он. — Тогда было бы понятно, что хоть что-то еще живо в наших отношениях. Ну, не считая нашей вчерашней ссоры, конечно. Очень мило, что ты делаешь вид, что не помнишь. Вчерашней ссоры?.. Чан бы действительно хотел закопать прошлого себя. Нет, сначала откопать, воскресить, а потом убить за то, что он сделал с Чонином, с ними — и только тогда закопать обратно. Так глубоко, чтобы поближе к преисподней. — Это первое за последние десять лет Рождество, которое мы провели порознь, Чан, — напоминает Чонин и усмехается. — А ты даже не заметил? Не помнишь, хочешь сказать, как мы хлопали дверьми, как я собрал сумку и уехал к родителям? Поразительно, хен. Чонин добивает его с каждым словом. Он еще и позволил Чонину уйти накануне Рождества? Да что с ним в этом мире случилось вообще? Чан в полном смятении от того, что происходит, и вдруг понимает, что он совершенно не помнит последние десять лет. Какие-то ключевые моменты, обрывками крутившиеся в его голове, пока он не проснулся окончательно утром, он помнит: выпускной Чонина из школы, как они съехались, как Чонин выпускался из университета, но... все остальное? Полный провал в памяти, как словно этого и не было. Чонин вздыхает и кладет ладонь на лоб. Он очень сильно устал. — Иен-а, пожалуйста, — умоляюще выдыхает Чан. — Обещаю тебе, я исправлюсь. Я уже не тот Чан, который был. Пожалуйста, ты... — Не надо, — просит Чонин, словно ему больно или неприятно все это слышать. — Не надо мне больше ничего обещать, хен, пожалуйста. Давай просто разойдемся, пока мы можем это сделать по-человечески. Я совсем не хочу заканчивать наши отношения скандалом. Вот так просто. Чан пережил просто эмоциональную мясорубку за последнюю ночь, чтобы попасть сюда и узнать, что он довел своего любимого, маленького Чонина вот до такого. Чтобы, обрадовавшись с утра его появлению, узнать, что он на самом деле собирался с мыслями, чтобы попросить его уйти из его жизни. Конечно, спасенная жизнь Чонина ни идет ни в какое сравнение ни с чем в этом мире, в том числе и с их отношениями, но... Просто, к чему тогда все это было? Чтобы показать Чану, что они с Чонином все равно не будут вместе? Чтобы доказать ему, что в конце концов он все равно его потеряет, хоть и метафорически?.. Разговор на кухне заканчивается тем, что Чонин соглашается пока не разрывать отношения, но просит пожить отдельно и говорит, что съедет сам. Он даже не идет в их спальню, чтобы лечь на кровати рядом. Стелет себе на диване в гостиной, а Чан как побитая собака остается сидеть на полу у его ног, хотя Чонин и говорит ему идти спать. Сам Ян вскоре засыпает, а Чан так и остается на полу, потому что уйти от Чонина сейчас, когда он только обрел его в своей жизни? Нет, ни за что, как бы не проснуться завтра уже в другом месте. Чан бы променял тысячи ночей в своей прошлой жизни на удобной кровати на этот жесткий пол рядом с диваном, на котором спит Чонин. Смена на работе на следующий день проходит как в тумане. Чан рассеян из-за вчерашнего разговора и из-за того, что плохо спал, хотя последнее его вряд ли действительно волнует. Как же все исправить? А может ли он что-то исправить? А имеет ли он право что-то теперь исправлять? А вдруг это условие этой Вселенной, где Чонин остается жив в том случае, если они разойдутся? Ведь то, что должно произойти, обязательно произойдет. Что, если, исправляя прошлую ошибку, Чан сейчас совершит такую же? Должен ли он пустить все на самотек и оставить как есть, чтобы у Чонина была лучшая жизнь? Но какой тогда смысл в этой жизни, если Чонина не будет рядом? В голову лезут укоризненные мысли о том, что главное, что Чонин жив, а все остальное не важно. Да, неважно, но... Столько вопросов в голове и ни одного ответа. Конечно, если бы Чан оказался перед выбором прошлого исхода событий или этого, он бы, безусловно выбрал нынешний вариант. Ведь тогда исправить все действительно было невозможно, а сейчас... А сейчас ему просто нужно время, чтобы во всем разобраться и понять, что делать. Очень кстати вспоминается, как говорила бабушка: всё — это когда ноги холодные, а во всех остальных случаях можно найти выход. Дома у Хенджина тепло, но не только по температуре. Во всей квартире теплый свет, а сам дом словно пышет заботой и уютом, которые здесь процветают. До вчерашнего разговора с Чонином Чан был уверен, что в их квартире — точно так же. Чан чувствует себя, ну, прямо говоря, стремно, снова заявляясь к другу после смены, потому что он правда, совсем-совсем не знает, что ему делать. А в Хенджине сила какая-то есть, сто процентов. Не зря же ведь он ему помог в прошлый раз. Может, он его ангел-хранитель? Боже, Чан от этих мыслей смеется сам себе. На столе четыре банки пива, на часах почти десять, Хёри уже давно спит, а Хенджин параллельно готовит себе обед на завтра. — Ты извини, — говорит Чан, потирая ладонями лицо, — правда, прости, что я опять приперся, просто... — Да рассказывай уже, — добродушно ворчит Хенджин, помешивая еду на сковородке. По всей квартире стоит аромат горячей еды, томящихся овощей и домашнего уюта. Чан вздыхает и рассказывает о вчерашнем разговоре с Чонином, обо всех своих вопросах и непониманиях, хватается за голову и говорит о коробочке с кольцом, которая до сих пор лежит в кармане, и которое он так и не отдал. — Значит, Чонин решил уйти от тебя? — говорит Хенджин, накрывая сковородку крышкой и разворачиваясь к Чану. Бан понуро кивает и пьет свое пиво из банки. — Вот оно как, — говорит Хенджин так, словно все-таки что-то знает. Чан даже мимоходом думает, что Хван на самом деле все помнит, просто вчера сделал вид. — И что же, — хмыкает Хенджин, — ты и правда не помнишь вашу ссору? — Блять, Хендж, — отчаянно рычит Чан, — я тебе клянусь, все что угодно на отсечение даю, у меня полный провал. — И не только в памяти, — замечает Хван, имея в виду отношения с Чонином. Чан снова кивает и вдруг вспоминает о времени. — Ой... Боже, извини, Джин-и, я ведь совсем не смотрел на время, — спохватывается он. — Приперся к тебе в самую ночь. А где Юна? — спрашивает он, оглядываясь, словно жена должна появиться на кухне из воздуха. — В прошлый раз ты тоже был один, она на сменах, чт... Он осекается, когда Хенджин поднимает на него резкий и даже укоризненный взгляд. В его добродушных глазах вдруг мелькает какая-то агрессия и даже как будто обида. Чан прикусывает язык — он опять сказал что-то не так? — Юна умерла пять лет назад, — говорит он негромко и очень отчетливо, а Чан бледнеет и округляет глаза. — Хёри шесть лет, а мы с тобой учились вместе, если ты вдруг забыл и это тоже. — Боже, прости, — ошарашенно говорит Чан, — Джин-и, прости, пожалуйста! Я не знал, я правда... Хван щурит глаза, а потом смотрит на него как-то странно. Из его взгляда пропадает агрессия и обида, которые плескались там до этого. Чан перед ним бледный как полотно и с полным ужасом во взгляде. Хенджин выдыхает, потирая переносицу, и выключает конфорку на плите. — Чан, ты серьезно? Бан давится воздухом, размахивая руками. — Джин-и, я клянусь! — Ты же был на похоронах. Чан глубоко вздыхает и трясущимися пальцами тянется в карман толстовки, где лежит пачка сигарет. Хенджин кидает на него предупреждающий взгляд, но сталкивается в ответ с потерянным и снова вздыхает, а потом включает вытяжку на кухне. Чан кивает в знак благодарности, и они меняются местами: Хенджин уходит к столу, а Чан встает ближе к плите и поджигает сигарету. — Т-так не должно было быть, — бормочет Чан. Он прекрасно помнит, что Хенджин был счастлив в браке, они с Юной души друг к друге не чаяли, и Хёри росла в полной хорошей семье. Знал ли Хенджин, чем пожертвует, когда помогал Чану в прошлый раз? Случилось ли это реально из-за него? Понимает ли он, из-за чего это произошло? — Давай не будем, — просит Хенджин и открывает свою банку пива. — И что... — Чан затягивается, — ты все пять лет один? Хенджин выразительно на него смотрит. — Я с дочей. — Ты же знаешь, о чем я. — Знаю, — кивает Хенджин. — Да, один. Не надо на меня так смотреть, Чан, мне никто не нужен. Правда. — Мне ужасно жаль, дружище, — искренне говорит Чан. — Я представляю, каково тебе. — Да откуда... Хенджин машет рукой и снова пьет. Чан поджимает губы. Да, видимо, Хенджин и правда не в курсе того, что случилось на самом деле с Чонином. Так вот, как распорядилась судьба. Но за что так с Хенджином? Ведь он не сделал ничего, чтобы это заслужить. За то, что он единственный выслушал его и поверил? За то, что помогал ему как мог? Разве это справедливо? Или это Чан виноват, и теперь останется в неоплатном долгу перед другом за то, что вмешался в его таймлайн со своим рассказом? Кто бы сказал ему условия в прошлый раз! — Хендж, дружище, — растерянно бормочет Чан, — если вдруг, не дай бог, что-то с Хёри или тебе вдруг нужна будет помощь, я... — Я знаю, Чан, — понимающе и благодарно улыбается Хенджин. — Ты уже говорил мне это. Спасибо. — Да разве есть за что... — Детские врачи стоят дорого, — улыбается Хенджин. — А болеют дети часто. Так что, правда, спасибо. Чан мотает головой и тушит сигарету о пепельницу. Он еще и спасибо говорит. Чан не может сдержать усмешку. Во что же он превратился в этой жизни? Когда Чан возвращается домой и включает свет, то квартира уже полупустая. Точнее сказать, очень привычная, ровно такая, какая была у него в прошлой жизни. Это ощущается странно и... пусто. Чонин даже не попросил помочь с вещами. Даже не предупредил, что сегодня его уже не будет. Чан проходит на диван садится, оглядывая комнату. Все как и было. Только на комоде стоит рамка с фотографией, которую Чонин оставил ему. Чан подходит к комоду и берет рамку в руки. Там они с Чонином счастливые, широко улыбаются и прижимаются друг к другу щеками. Чан совсем не помнит эту фотографию и даже не может сказать, когда она была сделана, но сам тот факт, что она была, все равно греет ему сердце. Чонин живой — и это самое главное. Чан гладит пальцами лицо Чонина на фотографии и твердо решает — он вернет Чонина во что бы то ни стало. Если Чонин его разлюбил, то, прежде чем сдаться, он сделает все, чтобы вернуть их отношения. А если не получится, то... Чану ничего не останется, кроме как смириться и отпустить Чонина окончательно.