Подопечные

      – Как ты себя чувствуешь, Лизочка? – Тамара Михайловна смотрела ласково, но Лиза видела, что ее пальцы крепко сжимают карандаш. Интересно, сколько их она ломала за свой обычный рабочий день?        – Все хорошо, – Лиза улыбнулась. На сей раз она села на стул прямо около стола Тамары Михайловны, немало ее этим удивив. Видимо, другие дети предпочитали аморфный диванчик, лишь бы подальше от вездесущих глаз-«фар».       – «Хорошо», значит. Все-то у тебя хорошо, Лизочка. Как ты отнеслась к тому, что Катя не пригласила тебя на день рождения?        Осведомленность Тамары Михайловны не удивила Лизу, ответ она подготовила заранее.       – Поняла, что вы были правы. Когда говорили, что семейные девочки не поймут моих проблем, помните?       – Конечно, помню, – Тамара Михайловна улыбнулась, – тебе стоило послушать меня. Но ты так и не ответила на мой вопрос: что ты чувствуешь из-за того, что тебя не позвали на день рождения?        Лиза с трудом подавила приступ раздражения: «вот же пристала, сова старая, что я чувствую, унижение, вот что», – подумала она, а вслух сказала:       – Мы знакомы с Катей всего – ничего, она была не обязана приглашать меня, – и это тоже было правдой. Только если б Катя сказала об этом сама, честно и прямо, а не врала о дате вечеринки, было бы другое дело.       – Ты больше не общаешься с Катей?        – Нет, почему. Мы общаемся, – соврала Лиза, – просто я стала более тесно общаться с братом, на девочек остается меньше времени.       – Дима – хороший мальчик, надеюсь, у вас сложатся теплые отношения.       – Сложатся, – вот в этом Лиза была уверена.       – А как папа? Я знаю, ты уже с ним виделась.       Лиза никак не могла привыкнуть к этой манере Тамары Михайловны и сразу представляла настоящих родителей, хоть и знала – речь не о них.       По счастью, называть его «папой» Антон Викторович не заставлял. Вид черной машины, заезжавшей во двор, перестал вызывать в Лизе панику. Но спорить с Антоном Викторовичем она по-прежнему не решилась бы.       Рядом с ним было тревожно, а когда Ева, накрашенная, в туфлях на шпильках, послушная и молчаливая, спускалась вниз, становилось еще и противно.       Лизе казалось, будто ее заставляют смотреть на стыдные и малоприятные процедуры, которые врачи подчас проделывали с больными. Такое лицо, как у пациентов, становилось у Евы, если Антон Викторович прикасался к ней.        Нина делалась суетливой, не в меру услужливой, строгой к ним: к Димке, Ольге и Лизе. Димка пытался стать невидимым, когда Антон Викторович был дома, Димкина милая улыбка исчезала, а нервные тики усиливались. Как-то раз за завтраком у него начала дергаться щека и он просто держался рукой за лицо, пока Антон Викторович не ушел. Иначе как «малохольным» он Димку не называл и в такие моменты Лизина неприязнь становилась ненавистью. Лиза смотрела на Ольгу и видела те же чувства на ее лице.       – Познакомились, да, – Лиза подумала, что зря села так близко к Тамаре Михайловне: труднее будет скрыть отвращение, – он такой большой, сильный. Кажется, с ним не пропадешь. А еще он ласково называет меня воробушком.       Антон Викторович продолжал звать Лизу «воробьем», ее это устраивало, она демонстративно растрепывала волосы, Ева не обращала внимания, а Нина, упакованная в перчатки и шарф, призывала «причесаться по-нормальному», но Лиза считала, что не обязана слушать Нину.       Тамара Михайловна, видимо, тоже подумала про Лизину прическу.       – Да, выглядишь ты неряшливо. Ну ничего, скоро волосы отрастут и сможешь собирать их в хвост, а там, глядишь, и в косу. Девочка должна быть похожа на девочку, как считаешь?        Лиза неопределенно хмыкнула, у нее возникло непреодолимое желание обкорнать себя кухонными ножницами, а лучше – бритвой Антона Викторовича, налысо. Но, если она так сделает, маме с папой точно придется платить штраф.        – А мальчик – на мальчика, – продолжала вещать Тамара Михайловна, она погладила пальцами изображение в рамке, стоявшее на столе и Лиза чуть наклонилась, чтобы увидеть его. Тамара Михайловна заметила это движение, но ругаться не стала, а просто развернула фото к Лизе.       – Хочешь посмотреть? Это мой сын, – парень с фотографии действительно был похож на Тамару Михайловну: такой же лупоглазый, казалось, на лице нет больше ничего – одни глазищи. Он был одет в форму пограничников.       – Ммм, – протянула Лиза, Тамара Михайловна, явно, ждала ее реакции.       – Видишь, какая у него прическа? Никаких косм, как и положено парню, герою, – глаза Тамары Михайловны покраснели, Лиза подумала, что такие-то уж должны производить слезы с кулак размером.       – Погиб он, на границе, выполнял боевые задачи, – всхлипнула Тамара Михайловна и Лизе стало неловко.        – Какой ужас, – пробормотала она.       – Ничего не ужас, – Тамара Михайловна стукнула кулаком по столу, Лиза рефлекторно дернулась, стул сдвинулся, Тамара Михайловна заморгала, – не ужас, Лизочка, а честь для мужчины. Ну, вернемся к тебе. Как думаешь, что бы сейчас сказали твои биологические родители, будь у них возможность посмотреть на твою жизнь?       Тамара Михайловна застала Лизу врасплох, она все еще пыталась угадать, сколько лет парню с фото. К горлу подкатила тошнота, Лиза принялась мять в руках подол платья. Она подумала, что родителям вряд ли понравились бы Антон Викторович и Ева. Тамара Михайловна ждала ответа, ее глаза-плошки следили за каждым Лизиным движением, нужно было сказать хоть что-то.       – Моя биологическая мама сказала, что я должна всех слушаться, что у меня теперь есть шанс на лучшую жизнь.       Тамара Михайловна наклонила голову и Лиза поняла: не то.       – Тебя не должно волновать мнение твоих биологических родителей, Лиза. Ты не должна вспоминать их слова, не должна следовать им. Теперь имеет значение мнение Попечительского Совета, Антона Викторовича и Евы Владимировны. И если в этом случае твоя биологическая мать была права, но это не значит, что среди других ее напутствий нет опасных или глупых. И ты не сможешь понять, где хорошее, где плохое. Поэтому, это все нужно забыть. Ты поняла?        – Да, конечно.       Забыть было трудно. Димка стал больше доверять Лизе и они часто разговаривали про свои семьи. Димка гадал, каким стал его брат, он должен был пойти в восьмой класс, Лиза рассказывала папины «гаражные» истории.       Обсуждали они это, сидя за детской площадкой, там были камеры, но, лавочку заслонял уже практически облысевший кустарник, а шум с площадки перекрывал тихие голоса Лизы и Димки. Топот ног, смех и галдеж, окрики мамашек и визг Надзорной, призывавшей к порядку тех, кто умудрялся расшалиться, а их мам – к строгой слежке за детьми.       Сегодня дети особенно много скандалили: все хотели на горку, но, она была покрыта тонким слоем льда, и Детплощнадзор запретил кататься, посчитав это опасным. Находились дети, которые все-таки пробирались под оградительную ленту и скатывались. Те, кто помладше, просто истошно вопили, не понимая, почему всегда было можно, а сейчас – нельзя.        Лиза чувствовала себя спокойно – их с Димкой разговор точно не услышат. Но он все равно дергал головой то вправо, то влево, периодически оглядывался.       – Не оборачивайся резко, – предупредил Димка, – там, в переулке, Ольга с каким-то странным чуваком.        Лиза медленно повернулась. Действительно, Ольга стояла чуть поодаль, между двумя заборами, и она была не одна. Мужчина или парень, одетый в огромную безразмерную толстовку с капюшоном, нацепил на лицо медицинскую маску. Лиза опешила. Такие носили во времена эпидемии, но теперь их отпускали только медработникам, исследования подтвердили, что в масках накапливается вирус и их запретили использовать массово.       Не успела Лиза спросить у Димки, что он думает по этому поводу, как с площадки раздался металлический лязг и испуганный вопль. Лиза рефлекторно вскочила, Димка – за ней. Оба вышли из-за кустов к площадке.       Качели болтались на одной цепочке, вторая – порвалась. С них свалился ребенок и, кажется, получил по голове сидушкой. Невозможно было понять, кто кричал громче – он или надзорная, призывая на голову его матери все кары небесные. Приехала скорая, а следом – милиция.       Фельдшер сказал, что с малышом все в порядке, но рентген сделать не помешает. А вот матери пришлось хуже – ее допрашивали двое мужчин в форме, присоединилась и надзорная:       – Она раскачивала качели слишком сильно, я много раз говорила ей, что так нельзя, и сегодня – тоже.       – Но она же врет, – прошептала Лиза, Димка ее услышал и сжал губы, – я видела, надзорная не подходила к качелям и не предупреждала, в этот момент она абсолютно точно втирала детям в песочнице про то, что мальчики должны уступать девочкам, поэтому вон тот пацан обязан был отдать свою лопатку.       – Да, я тоже видел, – сказал Димка.       – Пойдем, скажем им, – Лиза потянула его за рукав.       – Ты что? Ментам?        – Да!        – С ума сошла, не суйся. Эта надзорная и на тебя потом нарушение повесит.       Лиза открыла рот, чтоб возразить, но на площадке снова началась суета. Пожилая женщина подошла к милиционерам и сказала что-то. Надзорная резко замолчала, как радио, шнур которого выдернули из розетки. Один милиционер тут же принялся куда-то звонить, а другой – побежал вокруг площадки, выкрикивая:        – Сережа! Сергей! Белов!       Димка сглотнул, он заметно побледнел, дернул головой и сказал:       – Домой, быстрее.       Лиза не стала спорить, они шли в таком темпе, что у нее закололо в боку. Когда Димка сканировал на входе в дом Акимушкиных их прогулочные коды, фиксируя время возвращения домой, Лиза услышала сирены.        – Что копаешься, давай резче, – скомандовала возникшая невесть откуда Ольга и Лиза вздрогнула. Димка убрал телефон, Ольга тут же сунула под сканер свой.        – Заходите.        Мимо промчались две милицейские машины.       Ужин проходил в молчании. Димка был на нервах, он ерзал на стуле и стучал вилкой по краю тарелки, так, что даже Ева, не обращавшая внимания на его тики, попросила:        – Можешь перестать?        Лиза не могла понять, что же все-таки случилось, кто такой Сергей и почему Димка так распсиховался. Ольга, вопреки обыкновению, не ела, молча ковырялась в тарелке.        В ворота позвонили, Ева удивилась:        – Кто это? Нина, посмотри, Антон сегодня не собирался приезжать, да и с чего бы ему звонить, охранники ему заранее открывают.       Тут Ольга принялась с аппетитом есть, набивала рот, хлюпала соком, будто ничего не случилось.        Нина вернулась в кухню в сопровождении двоих милиционеров. Лицо у нее было испуганным, шрамы от ожогов будто сильнее натянулись, она зыркнула на Лизу и Димку с Ольгой, будто подозревала их в чем-то. Ольга улыбнулась, она все еще дожевывала, получилось не особо прилично: изо рта едва не выпал кусок мяса.       Ева не стала вставать, только подняла бровь и отставила бокал.       – Чем обязана? – спросила она, сложив руки на груди.       – Нам нужно задать пару вопросов вашим детям, – сказал тот милиционер, что был помоложе.       – Вы знаете, чей это дом и чьи дети? – голос Евы звучал надменно.       Молоденького отодвинул мент постарше, вышел вперед.       – Ева Владимировна, простите за вторжение, у нас чрезвычайная ситуация.        – Какая такая ситуация позволяет врываться в дом Антона Викторовича? – Лиза могла только позавидовать выдержке Евы: никто из Лизиных прежних знакомых не решился бы разговаривать с органами правопорядка так смело.       – Пропал ребенок, – коротко ответил молоденький. Ева прижала руку к груди.       – Какой ужас! Но при чем тут мои дети?        – Елизавета и Дмитрий были на детской площадке в момент пропажи, их видели и описали свидетели. А Ольга отсутствовала дома. Прогулочный код все трое активировали сразу после школы, а закрыли почти одновременно, сразу после происшествия.       – Сразу после? Вы думаете, они прячут этого несчастного ребенка у нас дома? – Ева усмехнулась.       – Нет, что вы, просто они могли видеть что-нибудь необычное.       – Вы можете задать им вопросы в моем присутствии. Как там вас? Сержант или кто вы?        – Старший сержант Долгополов.       – Спрашивайте, – Ева отхлебнула из бокала, она даже не предложила милиционерам сесть, не пригласила их в гостиную. Лиза не ожидала от Евы такого дерзкого поведения.       – Вы двое, расскажите, что видели на площадке.        Нина оцепенела, застыла на месте с выражением ужаса на лице. Будто встретилась с Медузой Горгоной из детской книжки, которую Лизе читала мама. Димка сглотнул, Лиза заметила, что у него дрожит подбородок. Ей показалось, что ждать внятного ответа от Димки – бессмысленно.        – Мы сидели на лавочке, болтали. Потом сломались качели и с них упал ребенок. Кстати, надзорная соврала милиции, она в это время была на другом конце площадки – около песочницы. Ну, мы подошли посмотреть, что да как. Потом ушли домой, вот и все, – отрапортовала Лиза.       – Все так и было? Дмитрий?        Димка кивнул, но у него стало дергаться веко. Милиционеры переглянулись.        – А ты где была? Ольга?        – С ними я была, – сказала Ольга и принялась покачиваться на стуле, – просто я продолжила сидеть на лавке и не полезла в эти детские разборки, мне не интересно.        – Тебя там никто не видел, – с сомнением произнес сержант Долгополов.       – Так там кусты, – Ольга развела руками и глотнула сока, точь-в-точь как Ева вина, – домой мы пришли все вместе, как вы могли заметить по кодам.        – Ольга была с вами? – сержант по очереди посмотрел на Лизу и Димку. Димка молчал, он смотрел на свои руки и, казалось, вообще не слышал, о чем его спрашивают.       Ольга выглядела абсолютно спокойной, не пыталась встретиться с Лизой взглядом, сидела да накручивала на палец выпавшую из-за уха прядь.       – Да, с нами, – без колебаний соврала Лиза.        – Вы видели этого ребенка? – сержант показал всем по очереди экран своего телефона с фоткой незнакомого пацана, Ольга помотала головой, Лиза сказала:       – Да нет, не помню такого, они сейчас все в шапках, шарфах, одинаковые. А во что еще он был одет?        – В синюю куртку, как и положено.       Лиза пожала плечами:       – Тогда точно не знаю.        У Димки дрожали губы, он обхватил себя руками и легонько раскачивался взад-вперед.       – А парень явно что-то скрывает, товарищ сержант, – проговорил молоденький.       Тут Ева встала на ноги, отодвинув стул с таким жутким скрежетом, что на полу, должно быть, остались следы.       – Мой сын – инвалид, – сказала она, – вы его пугаете, сейчас доведете до приступа. Мне потом скорую ему вызывать? В больницу отправлять? Или что прикажете? Антон Викторович будет очень недоволен.       Сержант замахал руками:        – Простите, Ева Владимировна, я не знал, – он чуть ли не кланялся, – раз парень инвалид, – и понизил голос так, будто оказался в палате с умирающим больным.       Милиционеры откланялись, рассыпаясь в извинениях. Лиза не знала, что поразило ее сильнее: их поведение, вранье Ольги, новости насчет Димки или внезапная воинственность Евы.       – Антон, действительно, будет в бешенстве, – сказала Ева, залпом допив содержимое своего бокала. Нина ожила и начала суетиться: мыть пол, заляпанный осенней грязью, вытряхивать коврик в коридоре и убирать со стола. Продолжать ужин никто не собирался.       – Мы ничего не сделали, – решительно заявила Ольга, – просто гуляли на площадке. Рядом с домом.        Ева вздохнула.  – Наверняка будет в новостях.       Она не ошиблась. В восьмичасовом выпуске эта новость шла сразу после ролика о посещении НЦПЗ Емельяновым. Ева сидела на диване, покачивая в руке бокал, Лиза устроилась в кресле, Ольга – на нижних ступеньках лестницы, а Димка ушел к себе. Кадры, как Емельянов берет на руки мальчика, недавно разобщенного с родителями, и ласково целует его в лоб, сменились съемками знакомых улиц.       – Сергей Белов, шести лет, – говорила дикторша, – пропал с детской площадки на улице Терновой. В Золотове объявлен режим чрезвычайного положения. В похищении ребенка обвиняется его биологический отец, Васильев Максим Сергеевич, тридцати четырех лет. Васильев не появлялся на своем рабочем месте с тринадцатого ноября. В квартире Васильева произведен обыск, найдены топографические карты Золотова и прилегающих районов, а также набор медицинских масок. Сотрудники милиции при участии представителей Попечительского Совета ведут активные поиски, в отношении Васильева возбуждено уголовное дело по статье 130 Уголовного кодекса – похищение, захват заложников, экстремизм. Няня, с которой Сережа Белов находился на детской площадке, также взята под арест. Ей грозят обвинения в преступной халатности.        – Это еще не конец, – предрекла Ева и выключила телевизор, – идите спать, завтра в школу.       Пришлось разойтись по комнатам. Лиза решила, что дождется, пока Нина уснет и пойдет к Ольге – она была обязана объясниться. Но, идти не пришлось, Ольга заявилась сама.       – Спишь?        Она была в коротких пижамных шортиках и футболке, босиком.       – Уснешь тут, – Лиза села в кровати.        – Надо поговорить, – Ольга взгромоздилась на Лизино одеяло без приглашения, поджала ноги под себя.       – А Димка? Пойдем к нему?        – Не надо, с ним я уже поговорила, он выпил таблетки и пытается уснуть.        Лиза вздохнула. У нее была масса вопросов, один невероятнее другого. Но она решила подождать и послушать, что скажет Ольга.       – Нас абсолютно точно будут допрашивать еще, – начала она и Лиза почувствовала, как весь энтузиазм улетучивается. Перспектива разговоров с милицией пугала.       – Менты больше не придут, побоятся Антона, он у нас большая шишка, я говорила тебе. Так что, на нас натравят «Печку», как пить дать, жди внеочередных сеансов с Тамарой.       – Погоди, почему Тамара?        – Она, как психолог, будет выяснять, не врем ли мы.        – А если выяснит, что врем – нашим родителям хана, отличный расклад, – похолодела Лиза.       – Да, – подтвердила Ольга и вскинула подбородок, – ты можешь честно рассказать Тамаре, что меня не было с вами, что ты видела меня с подозрительным мужиком. Твое право.       Лиза вспомнила, как в детстве ловила кузнечиков и запускала добычу в банку, небольшую, пол литровую, другой не было. Несчастные насекомые пытались выбраться и прыгали, как одержимые, сшибая друг друга. То же самое сейчас творилось у Лизы в голове, мысли, одна страннее другой, копошились, запертые, в черепной коробке.       – Выбирай, Лизок, – спокойно сказала Ольга, – сдашь меня или нет. Если нет – научу, как соврать. Если да – не могу гарантировать, что не попытаюсь закопать тебя в ответ.       – Могла бы обойтись и без прямых угроз.       – Могла бы – обошлась бы, – Ольга улыбнулась. Она распустила привычный пучок, ее черные волосы обрамляли лицо, делая линию скул еще более резкой.        – А Димка? – спросила Лиза.       – Он не сдаст.        – Сможет?        – Если будет врать по моему сценарию – да. А ты?        – Прикрою тебя, но не бесплатно.       Кажется, Лизе удалось удивить Ольгу. Ее обычно прищуренные глаза расширились и стали напоминать Тамарины.       – В обмен на информацию, – Лиза улыбнулась и Ольга засмеялась, махнула рукой, – ответишь на несколько моих вопросов, честно. А то, Димке, небось, наплела всякой чепухи.       – Отвечу, но после того, как ты успешно пройдешь пытки Тамары. А то вдруг ты решила меня сдать, а сейчас просто вытягиваешь инфу? Или Тамара убедит тебя встать на сторону «закона».        – Ладно, – согласилась Лиза, это было логично, – так какой у тебя план?        – Убедительно изобразить спокойствие у вас вряд ли получится, особенно у Димки. Поэтому заменим одно вранье другим. Тамара будет спрашивать, что мы делали на площадке, подробно, в чем были одеты, о чем разговаривали, пытать будет по отдельности, потом – сверит данные. Поэтому говорить надо одно и то же. Сначала – придумай любую пургу, изворачивайся, будто правда хочешь скрыть что-то. Дай ей уличить тебя во лжи, а потом – признайся. Скажи, что мы, спрятавшись от камер, обсуждали настоящих родителей. По инициативе Димки.       Лиза присвистнула, план был действительно хорош.        – А если спросит, о чем конкретно говорили?        – Обязательно спросит. Поэтому, скажи, что Димка говорил про брата. И вот тебе пара фактов о моих родителях. Они были действительно неблагополучными. Не как твои или Димкины, которым просто не хватило бабла на разрешение. А реальными преступниками.        – Серьезно? – опешила Лиза.       – Ага, – безмятежно заявила Ольга, – хранили запрещенную литературу, учили меня иностранному языку, а папа еще и стишки шуточные сочинял, про Емелю и Печку. Я вот тоже сочинила, не сказать, чтоб шедевр, но сдуру рассказала его в школе. И к родителям пришли.       – Что ты сочинила? Расскажи.       – Знают взрослые и дети, кто ущербней всех на свете, не выходит из борделя и зовут его Емеля, управляет Печкой он, генеральный эмм. пустозвон. Берегитесь, господа, буква «П» – это …       Она замялась, но Лиза сама сумела подставить слово в рифму. Лиза подумала, что это было верхом глупости – рассказывать такое в школе. Можно как угодно относиться к «Печке», но «молчать и не лезть» ради своей же безопасности – вот первая заповедь родителей Лизы. Что хорошего получила Ольга из-за того, что высказалась? Разобщение и, судя по всему, арест родителей. Испортила жизнь сама себе. Ольга, похоже, неправильно истолковала выражение Лизиного лица:       – Ну что ты так смотришь, стих так себе, я не поэт, да и мне было-то всего двенадцать. Стишок Тамаре можешь не рассказывать. Скажи, что я, дескать, стыжусь своих родителей, рассказала вам все и разревелась, поэтому осталась сидеть на лавке, когда вы пошли на площадку.       – Разревелась? – Лиза подняла бровь.       – Думаешь, я не умею?        – Не могу представить тебя плачущей, – ответила Лиза, – а что с Димкой? Он действительно инвалид?        – Если он тебе сам не рассказал, то и я не должна, ты уж извини. Это будет нечестно с моей стороны. Ладно, спи. Завтра, наверняка, будет трудный день, – Ольга тихонько прикрыла за собой дверь спальни.       «Проще сказать, чем сделать» – подумала Лиза.