Подопечные

      Дом Акимушкиных тоже пропитался запахом хвои. Ева заказала здоровенную пихту, пушистую, разлапистую. В гостиной она смотрелась странно – слишком яркое пятно среди идеального белого, кремового, серого и нежно-розового. Наряжала пихту, видимо, Нина. В один из дней, когда Лиза вернулась из школы, дерево оказалось увешано игрушками цвета льда, голубыми и серебряными шарами, между ними было одинаковое расстояние, будто по линейке меряли. Елка выглядела очень стильной и очень холодной.        Мандарины тоже были – в избытке, целая вазочка с ними стояла в столовой, в свободном доступе. Но Лизе не хотелось их есть. Перед праздником было все труднее не думать о родителях.       В первый же день каникул на завтрак спустился Антон Викторович. Лиза удивилась, что ночью не слышала его машины. Видимо, слишком крепко спала. То, что Антон Викторович дома можно было понять по лицу Евы – косметика и брезгливая обреченность. Нина подавала еду в перчатках, Ольга кривила губы, но Димка все равно вздрогнул, когда услышал шаги. Его вилка с куском яичницы едва не полетела на пол – Лиза поймала ее у самого края стола, Нина моментально оказалась рядом с салфеткой.       Антон Викторович уселся рядом с Евой и с энтузиазмом натолкал в рот буженину, закусив все это дело тостами. Казалось, одна из первых вещей, чему родители учат детей – не разговаривать с набитым ртом, но эта незатейливая жизненная мудрость, очевидно, прошла мимо Антона Викторовича.        – Ну что, семейка, – сказал он, не переставая жевать, – есть чем хвастать?       – Я закончила полугодие на отлично, – отчиталась Ольга, радости в ее голосе было мало.       – Не сомневался, ты ж у нас ботаничка, – хмыкнул Антон Викторович и отхлебнул из чашки. Лиза заметила, как по черной поверхности кофе поплыли масляные пятна, Антон Викторович положил на хлеб слой сливочного масла едва не в палец толщиной.        – А я не на отлично, – вставила Лиза, не дожидаясь прямого обращения к себе.       – Да, мне прислали твои оценки. Хреново ты учишься, воробей, – он укоризненно покачал кончиком ножа. Лиза пожала плечами.       – Я стараюсь.       – Значит, хреново стараешься, – Антон Викторович цыкнул зубом, – я думал у вас там в Госпитальном все башковитые, врачи ведь. Видать, есть исключения.       Ольга медленно подняла взгляд на Антона Викторовича. Если б она посмотрела так на Лизу, у Лизы бы точно весь аппетит пропал, недели на две, минимум, но Антону Викторовичу Ольгины тяжелые взгляды были до фонаря: спокойно продолжил уплетать буженину.       – Нам нельзя упоминать бывших родителей, – Лиза постаралась скопировать тот Ольгин тон, каким она разговаривала с семейными девочками. Димка не поднял головы, он сосредоточенно ел, но Лиза заметила, что уголок его рта быстро и ритмично задергался.        – Поучить меня вздумала? Лучше б на нравморе так отвечала, может и оценку бы приличную заработала. Ты смотри, не наглей, воробей.        – Она просто повторяет слова Тамары, – сказала Ольга, – может она не воробей, а попугай?       Антон Викторович заржал, у Димки вырвался вздох облегчения, а Лиза получила пинок от Ольги и с удивлением вспомнила, что когда-то считала этот стол слишком большим.       – И не стыдно тебе, – продолжил Антон Викторович, – оценки хуже чем у этого вот, – и он небрежно мотнул головой в Димкину сторону.       Лиза промолчала, она понимала, что если сейчас откроет рот, то снова получит ногой под колено. Лиза последовала примеру Димки: уставилась в тарелку и продолжила запихивать в себя еду. Не получив ответа, Антон Викторович переключился на другую тему:       – На Новый год мой отдел устраивает большую вечеринку в Крылатово. Три дня будем гулять. Особняк сняли, там еще на лыжах катаются, все дела. Из меня-то лыжник как из говна пуля, я лучше у камина со стаканом коньячку. А вот Ева покатается, покудахтает там с другими бабами. Вечеринка семейная. Язва, можешь собирать манатки. Поедешь с нами. Нина тебе купит всякую лыжную дребедень. Ну, ты рада?       Ольга растянула губы в улыбку.        – Конечно! Еще бы! – она несколько раз хлопнула в ладоши, потом быстро отпила сока и закашлялась, от счастья, надо думать. Антон Викторович посмотрел на Лизу. Лиза опустила голову еще ниже.       – Ну-ка глянь на меня, воробей. Нет, тебя еще рано с собой брать. Придется всем объяснять, что ты – девка, а не пацан. Да и разговаривать нормально не умеешь.       Лиза решила, что специально будет хамить Антону Викторовичу или нарочно коверкать слова, что угодно, лишь бы он не заставил ее тащиться на свои тусовки.       – Язва, встань-ка, покрутись.       Ольга выполнила приказ. Встала из-за стола, подняла руки над головой, повернулась вокруг себя. Она была похожа на кукольную балерину из музыкальной шкатулки, которая крутится и крутится по чужой прихоти, танцует с улыбкой на лице, но фарфоровые глаза остаются мертвыми.       – Да, фигурка у тебя ничего, – Антон Викторович цыкнул зубом, – Тебе еще платье понадобится, для новогодней ночи. Поедете сегодня с Евой, купите. Так, чтоб было прилично, чтоб вы меня не выставили в хреновом свете, ясно?       – Ясно, – ответила Ольга.       Утром 31 декабря Антон Викторович и Ева с Ольгой уехали. Димка с Лизой остались на попечении Нины. Антон Викторович аннулировал их прогулочные коды, «чтоб не шлялись по улицам в праздники», Нине было приказано следить за порядком, а Димке с Лизой – «сидеть тихо и делать уроки». Лизу угнетала перспектива грядущей смертной скуки, но она вовсе не расстроилась, что праздника в доме Акимушкиных не будет: не придется делать вид, что весело, да и подарках она не подумала.        Тем не менее, Нина приготовила праздничный ужин. Лиза не понимала, зачем, видимо, Нина уже закупила продукты. Странная большая курица показалось Лизе очень вкусной. Поела она и рыбы, и салатов. Сидеть за столом вдвоем с Димкой, без Антона Викторовича и без Евы с ее телефоном – уже было подарком. Болтать в столовой Димка с Лизой не стали, на кухне торчала Нина и слышала каждое слово, но Димка выглядел более расслабленным и спокойным, чем обычно.        – Никаких опрометчивых поступков и буйных выходок, ворота на сигнализации, выходить вам нельзя, – предупредила Нина после ужина.        Но Лиза не собиралась никуда идти. Она вернулась к себе и сидела на подоконнике, смотрела в окно, пока в дверь не постучали.        – Войдите, – сказала Лиза.        В комнату зашел Димка, у него в руках был школьный рюкзак и одет он был не в пижаму: белая рубашка, брюки.       – Ты что, сбежать собрался?        – Не, куда, – он улыбнулся, – просто хотел предложить тебе отметить новый год.       – В смысле?       – Ты никогда не отмечала новый год?        Он поставил рюкзак на Лизину кровать. Извлек оттуда пакет с конфетами и мандаринами, бутылку газировки.       – Где ты это взял?        – На кухне, где. Нина уже ушла спать. Она боится петард и салютов, дергается всегда, когда их слышит. Ольга думает, что Нину в детстве обожгло пиротехникой. Если Антон с Евой уезжают из дома на Новый год, Нина пьет снотворное.        – Откуда ты знаешь?        – Я уже много лет живу с Ольгой, – Димка развел руками, Лиза усмехнулась, – кроме того, кому, как не мне знать: я каждый новый год торчу дома.        – Упырь никогда не берет тебя с собой?        – Вот уж поверь: этому я как раз рад. Погоди, кое-что еще принесу. А ты, если хочешь, конечно, можешь надеть что-нибудь праздничное.        Он тихонько вышел за дверь.       Лиза открыла дверцу шкафа, на вешалках висели разные платья. Она так и не померяла ни одно из них. Возможно, среди розовых кружев, рюшек и оборочек, могло найтись что-нибудь подходящее. Но из всего, что находилось в шкафу, она не испытывала отвращения только к костюмам для физ-ры.       Димка снова постучал в дверь. Лиза открыла.       – Что это? – спросила Лиза. В руках у него была вытянутая прямоугольная коробка.       – Сейчас увидишь. Давай пойдем ближе к подоконнику. У тебя ведь розетка там, у стола?        Димка открыл коробку, достал что-то темное и пушистое, вставил шнур в розетку и в комнате стало светлее.       – Это что, искусственная елка?        – Ага! Раньше Нина ставила ее в кабинет к Антону, но потом она решила, что гирлянда сломалась, теперь просто хранит елку в кладовке. Там проводок заломился, я выпрямил, обмотал скотчем и она заработала, видишь.        Гирлянда была сделана в виде оранжевых шариков, а из-под подставки выходил шнур. Димка поставил маленькую елочку на пол, сел рядом, принялся расправлять ветки. Лиза взялась помогать. Пластиковые иголки были мягкими на ощупь, елка пахла пылью, но это было не важно.       – Какая классная!        – Маленькая.       – Да ты что, она отличная! Папа хотел такую купить, но все никак не получалось.       – А у нас была. Даже побольше этой. Мама вешала на нее конфеты вперемешку с игрушками.       Димка достал из кармана катушку с нитками, взял конфету, сделал петельку и повесил на ветку.       – Ванька никогда не мог дождаться Нового года и воровал конфеты, стоило маме только зазеваться. Но я всегда говорил, что это я взял. Чтоб его не ругали. Хочешь, повесим мандарин? Я видел, как ты на них косилась.        – А выдержит?        – Она же пластмассовая, ветка не сломается. Или можем положить их под елку.  Лиза улыбнулась.        – Давай положим под елку. Нина не станет ругаться за газировку? Я могу сказать, что я выпила.       – Да она не заметит. На новый год она сама не своя. Ой, черт! Я забыл кружки. Сейчас схожу!       Димка принес два бокала из тех, в которые Нина обычно наливала вино для Евы.       – Я подумал, что никто в новый год не пьет из кружек. Правда, боюсь, как бы я не расколотил эти бокалы.       – Это же не праздничные, а обычные. Ева через раз их бьет, когда выпьет слишком много. Я думаю, ты сегодня не разобьешь ничего. Ты какой-то очень спокойный.       – А с чего мне беспокоиться? Антон с Евой свалили, а Тамара вряд ли заглянет на огонек. Нина, конечно, тут. Но она дрыхнет.       – Ты уверен, что твои нервные тики от болезни, а не из-за Упыря и Тамары и всех остальных?       – Лиз, – Димка помрачнел, – сегодня же праздник. Давай не будем о моей болезни?        – Конечно. Извини.        – Ты решила не наряжаться? Я теперь чувствую себя идиотом в рубашке, – Димка поспешил сменить тему. Лиза с раздражением посмотрела на шкаф.       – Там нет ничего, что я хотела бы надеть. Ничего моего, понимаешь?        – Еще как понимаю. Я тоже одевался по-другому, когда у меня был хоть какой-то выбор. Но, знаешь, что самое жуткое? Я уже не помню, как. Помню футболки с картинками, мой любимый фильм, но не помню, какой.        Он умолк и стал смотреть на елку, мигающие оранжевые отсветы отражались у него в глазах.       – Я даже лиц родителей не помню. Они уже какие-то размытые, нечеткие. Я боюсь, что не узнаю Ваньку, когда увижу. Он ведь будет уже взрослый.       – Теперь ты решил о грустном, а ведь сейчас праздник, – Лиза улыбнулась, несмотря на то, что ее пробрала дрожь.       Она боялась этого больше всего, что забудет лица родителей. После ЦПНБ она плохо помнила свою прежнюю школу – вид коридоров, кабинетов, фамилии некоторых одноклассников. Каждый вечер перед сном Лиза пыталась во всех подробностях представить внешность мамы и папы, чтобы не забыть их никогда, но понимала, что уже путается в деталях: какого цвета были дужки маминых очков? А любимый папин галстук? Серый или синий?        – Извини. Не буду.        – Жалко, Ольги нет. Она бы не позволила нам хандрить. «Какая ты наивная, Лизок», – передразнила Лиза и задрала нос кверху, прищурилась, как это всегда делала Ольга. Димка засмеялся.       – Очень похоже. Ольге приходится хуже, видишь, Антон таскает ее на свои приемы. Хотя она не унывает, рассчитывает наладить полезные связи.       – Зачем они ей?        – Чтоб потом взяли в Печку.       – Не понимаю, – Лиза поняла, что наступил, наконец, тот момент, когда она сможет выяснить правду насчет противоречивого поведения Ольги, – Дим, неужели она реально собирается в Печку? Ну зачем? Она же их ненавидит! Или нет?        – Я тоже не понимаю. Я бы туда не пошел, – пожал плечами Димка, – но Ольга стремится туда уже давно. Все эти доклады, конференции, дополнительные баллы, – все для того, чтоб пройти в Академию Социальной Безопасности.       – Но в «АСБ» берут только своих, вроде все так говорят.        – А она и есть «своя», дочка Акимушкина. Фамилия-то известная. В определенных кругах. Если Антон даст ей рекомендации, то все выгорит..       – Тебя это устраивает? Что она будет работать на НИХ?       – Меня это не устраивает, но я не могу решать за нее. Может, у нее получится показать, какими должны быть сотрудники Печки, она будет делать людям хорошее. Отличаться от остальных.       – Они не способны делать людям хорошее, – отрезала Лиза.        – Я так не думаю, – Димка нахмурился.       – Моя мама тоже говорила, что все будет по-другому: больше денег, больше возможностей. Она забыла упомянуть про таблетки, которые превращают в овощ, да, и про клеймо «подкидыша».       – Лиз, сегодня Новый год, – Димка улыбнулся, он встал, открыл газировку, налил себе, Лизе и подал ей бокал. Лиза на несколько секунд забыла о своей злости: она смотрела как пузырьки поднимаются вверх по прозрачным стенкам, напиток казался рыжим из-за света гирлянды.       – Извини, – сказала Лиза, – значит, Ольга подала документы на предварительное одобрение в «АСБ», а ты?       Димка дал Лизе свой бокал, сел рядом и забрал его.       – Куда и хотел, в институт финансового учета и аудита.       – Пускай у тебя все получится, – сказала Лиза и подняла бокал вверх, так делал папа, когда произносил поздравительную речь на Новый год.        – Пускай!  – ответил Димка и отпил из своего бокала, – а ты куда подала доки?       – Да мне все равно, честно говоря. Из списка разрешенных универов меня не заинтересовал ни один. Поэтому отправила прошение во все, потом уже выберу из того, что одобрят.       – С одной стороны – фигово, а с другой – хорошо. Тебя это не парит.       – А тебя почему так парит? У тебя же отличные оценки. Лучше только у Ольги, но она – ненормальная, так что..       – В моем случае дело не в оценках. Школа прикрепляет к заявкам результаты последней диспансеризации. А моя прошла не очень.       Он снова уставился на елку. Лиза подвинулась ближе и погладила его по плечу.        – Думаешь, сильно повлияет? Что такого тебе сказали?        – Невролог заявил, что мне только в цирке выступать. Клоуном. Я ни разу не попал пальцем в кончик носа, ну, ты понимаешь.        – Не понимаю, вообще не понимаю и никогда не пойму. Неужели мои родители так же обращаются с людьми? Я много думала об этом..       – Смотря с какими людьми. С такими, как я – наверняка.       За окнами раздались звуки взрыва петард, темное небо стало расцвечиваться оранжевым и желтым.       Димка взял телефон, посмотрел на время.       – Черт! Лиз, мы официально проболтали новый год!        Он легонько ударил край Лизиного бокала своим, стекло звякнуло, Димка улыбнулся, Лиза засмеялась.       – С новым годом!       – И тебя!        Лиза подошла к окну, села на подоконник, посмотрела в небо, над Золотовым гремел салют. Из дома напротив вышли несколько взрослых и трое детей, один – малыш дошкольник в синей курточке, двое других – чуть постарше. Дети сразу начали играть в снежки, взрослые смеялись и болтали, некоторые держали в руках бокалы, женщины кутались в шубки, мужчины делали вид, что им не холодно в одних рубашках. Тот, что был в шарфе воткнул в снег длинную палку, поджег фитиль, отошел подальше, другой мужчина взял на руки младшего ребенка. Палка выстрелила в небо снопом желтых искр, раз, другой.       – Как красиво, – сказала Лиза.       Малыш захлопал в ладоши, а потом посмотрел на их дом, увидел в окне Димку с Лизой, показал пальцем и что-то сказал мужчине. Тот проследил направление взгляда ребенка, нахмурился, сказал что-то резкое и повернулся к дому Акимушкиных спиной. Лиза с Димкой переглянулись, сели обратно на пол.       – Забей, – сказал Димка, – хочешь послушать музыку? Мне дали несколько новых кодов за хорошие оценки. Могу потратить на то, что тебе нравится.       – Серьезно? – Лиза забыла о пацане за окном, – я так давно ничего не слушала!       – Что тебе нравится?        – Группа «Полчаса до заката», знаешь такую?        – Слышал, сейчас поищу, – он взял свой телефон. – ооо, да они почти запрещенка. Могу взять на двадцать минут. Сейчас активирую код.       Лизе казалось, ее сердце колотится с такой силой, что Димка может его услышать. Она замерла, скрестила пальцы на удачу: хоть бы прокатило! Димкин телефон завибрировал: пришло уведомление.       – Можем слушать! – объявил он, у Лизы даже голова закружилась, – Какую песню хочешь?       – «Под дождем», – ответила Лиза.       Когда раздались первые аккорды знакомого вступления, Лиза схватила Димку за руку, сжала так, что он ахнул. Она закрыла глаза, любимая мелодия и красивый баритон вокалиста, слова, которые вспоминались сами собой, Лиза не сразу осознала, что тихо подпевает. Когда музыка закончилась, тишина в комнате показалась горькой.        – А можно еще раз?        – Эту же? Она твоя любимая?        – Да!       Лиза снова закрыла глаза и принялась покачиваться в такт, через опущенные веки она видела мигание оранжевых лампочек на елке, но мысленно она перенеслась в те летние дни, когда они с Иркой катались на качелях и пели, тоже тихо, так, чтоб не услышал Детплощнадзор. Пахло горячим асфальтом, жарой, липовым цветом. Похожий запах был у Димки – запах лета. Качели поскрипывали. «Снова вернется дождь» – вперед, «я слеп, но я вижу ночь», – назад. От этих строк было так тревожно и сладко. И Лиза чувствовала себя свободной. Тогда, не сейчас.