Жаркое лето на Хоккайдо

      Под столом нога Сатору нашла ногу Юджи и ласково провела пальцами по стопе. Юджи хихикнул в салфетку, прикрывая расплывшийся в улыбке рот. Мама, папа, Нобара и друзья родителей за завтраком были ещё сонные, и скрыть любовные игры было легче лёгкого: главное — не показывать выражением лица, что что-то идёт не как обычно. У Юджи почти получалось. Это были его первые отношения, и, странно, ему об этих отношениях хотелось кричать и рассказывать всем вокруг и одновременно хотелось закрыться и оставить их самому себе, запрятать поглубже в сердце и никому не отдавать даже частичку их.       Когда после купания в озере они разошлись по своим комнатам, Юджи так и не смог заснуть, зато Сатору отрубился сразу, и парень слышал его сопение за дверью и ужасно сильно хотел прийти и лечь рядом, и, может, в объятиях любимого найти успокоение. Он переживал, потому что не знал, какие между ними с Сатору теперь отношения. Конечно, секс мог быть решающим поворотом, после которого следовало становление парой и последующая свадьба, но ведь… но ведь у них всё как-то не так, как-то иначе, и Юджи не мог бы объяснить, что именно иначе, кроме того, что оба они парни. И заснуть у него не получалось потому в первую очередь, что он боялся проснуться в мире, где их с Сатору не связывало ничего, кроме этого секса. Юджи даже жалел отчасти, что это случилось. В голове у него появлялась Нобара, которая говорила, что он слишком быстро отдался и должен был оставаться целомудренным до официального предложения руки и сердца. “Почему Нобара?” — думал парень, не находя иного объяснения, кроме того, что её неодобрения он боялся больше всего. Ведь она знала его до косточек, и если бы она сказала что-то подобное, его жизнь была бы кончена.       Он не мог уснуть, и когда мама позвала к завтраку, Юджи поднялся с кровати уставший и разморенный утренним солнышком и пошёл в комнату Сатору, чтобы разбудить его. В его голове складывался милейший сценарий: он будит Сатору поцелуями в щёки и губы, и мужчина обнимает его, притягивая властно, но нежно, и они валяются ещё пару минут вместе в постели, пахнущей прошедшей ночью, и идут завтракать, тайком касаясь рук друг друга. Но когда он зашёл в комнату, Сатору уже не спал, хотя ещё пару минут назад громко сопел и как будто не собирался просыпаться. Юджи почувствовал лёгкое разочарование, но от одного вида Сатору душа его излечивалась, а на сердце плясали бесенята эгоистической радости. “Он — мой”, — думал Юджи, и мысли эти заставляли его улыбаться.       Они спустились к завтраку вместе, сели на привычные места напротив друг друга, но, как только Юджи принялся за еду, Сатору под столом нашёл его ногу и игрался с ней теперь, как будто они были одни. Игрался, как Юджи ночью с его ногой! И парню хотелось взвизгнуть и захохотать, потому что это было волнительно и щекотно, но он только сидел, опустив глаза долу и прикрыв рот салфеткой в ладошке. Ему было приятно и до одури интересно, что же дальше. Нога Сатору то касалась ступни, то возвращалась к тонким белым пальцам, то очерчивала щиколотку, то проводила мягко по подъёму к самой коленке. Нежность этих прикосновений разливалась по телу Юджи мягкими волнами, округлыми и тёплыми, как вода или как… как когда Сатору кончил внутрь него этой ночью. Вот же!.. Уж об этом вспоминать за столом и краснеть Юджи точно не хотелось! А всё-таки он вспомнил, и заигрывания Сатору под столом стали ещё более смущающими и ещё менее терпимыми. Юджи просто с ума сходил от того, что делал с ним этот мужчина.       Ему и в голову не приходило, что Сатору на этом остановится, поэтому, когда в конце завтрака мужчина просто встал и ушёл мыть тарелку, Юджи долго смотрел ему в след, а потом просто в дверь, за которой Сатору скрылся, и не мог понять, как же так. Неужели — ни знака, ни слова, ни жеста? Нет, Сатору и правда ушёл, оставив его за столом одного.       Глаза парня сразу обратились к Нобаре, которая, как ему казалось, ничего не видела, но могла бы понять его, если бы он как-то рассказал ей всё, что случилось. Не сейчас, не за завтраком, но, может, после, и тогда он облегчил бы душу, которая теперь была неспокойна, как на рассвете, когда он тщетно пытался заснуть.       Они и правда поговорили после завтрака, стоя на кухне, где Юджи перемывал тарелки, потому что это была его очередь.       — Вы с ним… — начала Нобара, и Юджи, в страхе, что кто-то услышит, закивал и одновременно мокрой рукой сделал ей знак молчать.       — Да, да, представь себе! — ответил он, и глаза его в упоении сверкнули.       — И давно? — спросила девушка осторожно, осмотревшись для начала, и Юджи благодарно взглянул на неё вполоборота, выражением лица давая понять, как же сильно он признателен ей за осторожность.       — Официально — с этой ночи.       — Ночи?! — вспыхнула Нобара, и рука её приземлилась на плечо парню, отчего он весь пошатнулся, потому что от самого этого разговора уже нетвёрдо стоял на ногах. — У вас с ним… было?       — Угу, — кивнул Юджи, продолжая намыливать тарелки.       — И вы только после этого обсудили свои отношения?! — громким шёпотом уточнила Нобара.       — Ну, понимаешь, мы даже не совсем это обговаривали. Но он сказал, что не спит с теми, кого не может считать своими возлюбленными. Так что, можно сказать, что и обсудили…       Нобара была вся красная и взволнованная, но ни слова не сказала, пока они не вышли на улицу и не пошли по просёлочной дороге вниз, подальше от дома. Юджи натянул кепку на глаза, скрываясь от её всепроникающего и знающего взгляда.       — Так, Итадори, ты хочешь сказать мне, что вы даже не обсудили, кто вы друг для друга, и ты согласился переспать с ним даже не зная своего истинного статуса в его глазах?! Ты что, с ума…       — О, пожалуйста, только не называй меня Итадори! — взмолился парень. Когда подруга начинала обращаться к нему по фамилии, она либо шутила, либо была крайне возмущена, и сейчас, он был уверен, она уж точно не шутила.       — Ты переспал с ним без обязательств, Юджи! Ты реально сошёл с ума, или перестал себя ценить, или… — возмущалась Нобара, а Юджи не знал, куда деться от её зорких глазок.       — Нет, я знал, что он предложит встречаться. В смысле, не предложит, но мы будем встречаться, в конце концов. И так и получилось, поэтому-то я и не переживаю, всё ведь очевидно, между нами с ним и всё такое.       Нобара улыбнулась ему иронической улыбкой.       — Нет, милый мой дружочек, тебя отымели, прости за выражения, но да, отымели, и ты даже не знал, станешь ли для него больше, чем просто мальчик, с которым он переспал. Он старше тебя, Юджи, и никогда нельзя знать, что у таких, как он, на уме. Может, он планировал воспользоваться тобой и уехать, оставив тебя здесь. Может, он вообще извращенец, которому нравятся парни помладше, а тут подвернулся ты, такой желанный, он взял, соблазнил тебя, потом, повторяюсь, отымел, и в конце между вами не останется ничего определённого, только куча недоговорённостей, которые никак не искоренишь, и… ты что, плачешь?       О, Юджи плакал. Слёзы лились сами собой, как это всегда бывало, когда он находился с Нобарой, и он не мог остановить их поток ни силой воли, ни физически. Он просто расклеился. Он и сам боялся всего того, что наговорила подруга, и она просто сделала его страхи более очевидными, проговорила их, когда он не мог в них самому себе признаться.       Да, они с Сатору так ничего и не обсудили. Они просто переспали, просто целовались, просто под столом Сатору играл его ногой. Это не обещание, это не задел на будущее. Это — ничто. И Юджи боялся окончания лета, потому что Сатору уедет, а он останется, останется один, как был до Сатору, и — всё. Всё закончится. Он боялся и знал, что всему суждено заканчиваться. И когда Нобара говорила об этом так, будто это было совершено, будто это был факт, прошедшее, когда Нобара говорила об этом и смотрела ему в глаза, слёзы сами лились и рыдания сами выходили из его горла.       Он остановился и посмотрел на подругу долгим молящим взглядом.       — О, дорогой, неужели ты не задумывался?.. — произнесла она, притягивая его к себе. Только с ней он мог быть так честен. Только с ней всё было просто и понятно.       — Я задумывался. Я знаю, что ты права, но мне страшно, Ноба-чан, мне так страшно…       Они стояли посередине дороги и жались друг к другу, как влюблённые под дождём. Только любви в них было гораздо больше, чем в этих влюблённых. Любовь в них была совсем иного свойства — крепкая и родственная, как у брата с сестрой, даже как у матери и ребёнка. И, пока они стояли так, обнявшись, Юджи всё понимал. Понимал, что Нобара права, но ему было страшно даже заговорить об этом с Сатору, было страшно потерять то немногое, что есть между ними. Ведь после поцелуя Сатору как будто отдалился, а после секса и слова ему не сказал за завтраком, чтобы намекнуть на продолжение.       И хотя Юджи не верилось, что Сатору мог предать, бросить его, всё же поговорить было необходимо.       — Я спрошу у него, когда мы останемся наедине, — пообещал он Нобаре.       — И расскажешь мне, да?       — И обязательно расскажу тебе. Сразу же.       — И если он — дрянь, то ты позволишь мне убить его без жалости?       — Да, позволю тебе… что? — вспыхнул Юджи, отстраняясь.       Нобара смеялась. И ему тоже захотелось рассмеяться, и смех сквозь слёзы был тягучим и сладким. И всё казалось таким простым, что Юджи хотелось навечно оставаться в её объятиях.