***
Шанс воспользоваться меткой и поиграть с болотными мертвецами в Брошенных Умирать выдался примерно на шестой день от того момента, как он покинул то болотце. За это время Степан выполнил еще один квест, мелкий и одаривший мощным и высококачественным зельем восстановления ауры, какое способно будет исправить последствия очень сильного перенапряжения оболочек. Обошел еще одну гоблинскую стоянку, впервые увидев представителей иной расы своими глазами, пусть и посредством контрактного духа, оставшись при мнении, что прекрасно бы без этого зрелища обошелся. Спугнул какую-то волшебную птицу-дятла, не то от природы такую одаренную, что магии в ней было словно в хорошем ученике, не то когда-то разделившую тело с духом, какой давно уже слился с занятым телом. Едва не утопил в трясине собственное копье, воткнув его в землю, чтобы вытереть заливающий лоб пот, не заметив, как оно пошло ко дну — облегчение веса он ведь на себя и свою ношу накамлал, а копье, перестав удерживаться в руке, перестало восприниматься ношей. Весеннее тепло понемногу сменялось столь же весенней жарой, вызывая желание раздеться до рубахи или вовсе искупаться сходить. В одном из сравнительно чистых ручейков юноша именно это процедуру и провел, потому что очистка от грязи и вони с помощью призванных сущностей недостаточно освежает и прочищает мозги. На деревьях набухали первые почки, первые робкие ростки травы продолжали зеленеть, а холодная землица все сильнее прогревалась за день. Такими темпами, думалось Степану, он скоро должен будет не прогревать окружение перед сном, а устраивать себе вентиляцию и охлаждение, полноценный кондиционер. Нахлынувшее потепление вернуло необходимость вспомнить о всяческом гнусе, какой резко ожил и начал зудеть вокруг шамана. В том смысле вспомнить, что дух, какой занимался истреблением покусившихся на кровушку юную, попросил немножко увеличить ставку. Вот когда он, прямо на ходу, перезаключил договор с этим призывом, ему и встретилось столь примечательное место. Холм, высокий, крутой и труднопроходимый с трех сторон, больше напоминающий скальный пик метров пятнадцати в высоту, только что с четвертой стороны, северной, имелась удобная, хоть и заброшенная, тропка на вершину. На той же вершине располагалось небольшое капище, тоже позаброшенное, но еще несущее отголоски старой и мощной силы, стоя при этом на источнике магии, не слишком сильном, но и не слабом — у того же лося-убийцы этот источник был заметно жиже. Собственно, не слишком сильным исток был только по меркам знаний от системы, являясь мощнейшим изо всех, какие Степан встречал лично. Источник однозначно подзабросили не первое десятилетие как, возможно и вовсе сотня-полторы лет прошло с того мига, как это место укрепляли и усмиряли. Ранее стабилизированный и окультуренный поток ныне загрязнился и стал пусть и полезным для магических практик, но нигде не безвредным. А еще проклятым, о чем свидетельствовала не только характерная энергетическая картина, будто бы припорошенная пеплом и черным песком в духовном восприятии, но и множество косточек мелких зверей, как на холме-пике, так и вокруг. Место силы дикой, неукрощенной и далекой от высокой магии принадлежало когда-то не шаманам, но ведунам, даже ведьмам, скорее всего. Ощущалось в остатках былого величия женское начало, тесно сплетенное с друидизмом и проклятиями, пусть давно уже не было тех, кто это величие обеспечивал. Ну, как величие? Даже когда это место было на пике мощи, едва ли здесь колдовал и заклинал хотя бы один аналог мастера магии, слишком грубые следы и оттиски. Скорее уж это место создавали и поддерживали несколько поколений учеников и адептов, быть может даже две-три семьи. Пять, на крайний случай шесть поколений, глубже юноша и его сканирующие духи не могли найти следов работы разумного одаренного. До прихода сюда людей, ведьм, это место принадлежало типичному зверю-стражу, питающемуся от источника — здесь не нужно призывать духов-прозревателей, чтобы узнать давнее прошлое. Все-таки кости этого зверя, чего-то медвежьего, были и сейчас зарыты в основе капища, а череп, выбеленный и треснутый, располагался на возвышении алтаря даже спустя все эти десятилетия. Судя по всему, эти же ведьмы, какие полторы сотни лет тому назад, окончательно решились переехать подальше из негостеприимного края, свой источник и прокляли, дабы не достался он кому-то еще, а также дабы не завелось на этом месте нечто опасное. Быть может, они надеялись годиков через пять-десять вернуться и продолжить практику, но, очевидно, что-то пошло не так и никто сюда уже не пришел. Проклятие понемногу росло и укоренялось, став из простого блока, не дающего пользоваться капищем, уже действительно опасным даже для создавших его одаренных, а само капище растеряло остатки вложенных в него сил и заклятий. Нынче основа алтаря и капища лишь только удерживала исток в узде, не давая тому окончательно одичать, да еще служила основой для проклятия, какое и не позволяло остаткам контура пасть под собственным весом. Проклятие имело вполне стандартную структуру — пребывание на пораженной местности или подключение к зараженному им истоку вызывало истечение сил из резерва и узлов ауры, деградацию оных узлов, а также разжижение духовного тела. Подход комплексный, бесхитростный и проверенный временем, только что очень сильный за счет стольких лет проведенных без присмотра и с подпиткой от капища. Ведовство имеет такую тенденцию — становиться сильнее с возрастом, без необходимости его дополнять или подновлять, этакая плата за грубое и более неповоротливое воздействие. Судя по тому, что духи наблюдатели нашли несколько гоблинских и даже один людской скелет среди высокой и сочной травы на вершине холмика, попытки окультурить это место местными же племенами были брошены уже давно, но регулярно повторялись. Последний труп, вон, даже сохранил на себе остатки одежды и неплохой такой зачарованный бронзовый кинжал, даже сейчас сияющий в очах духа пристойным зарядом волшебства. Причин туда лезть у Степана не имелось вообще никаких, ни малейших, но система расщедрилась на подброшенное задание, причем, что очень важно, задание было средним, не Автобожественным, а также вполне выполнимым даже без рисков. Ограничение во времени сроком две недели, конечно могло стать проблемой, но не на третьем уровне системных квестов, когда квест можно спокойно положить в ожидание и как следует подготовиться к его решению. Ничего аморального, ничего гарантированно смертельного, хотя и с риском навернуться, если быть неосторожным, да только юноша ведь не собирался идти напролом в пароксизме пафоса снося заготовку давно покинувших это место ведьм. Вот такие задания ему по нраву, вот такие задания он любит, вот таких заданий ему давайте как можно больше. Получено системное задание (среднее): избавить старое ведьмовское капище и его магический исток от проклятия, используя для этого любые доступные средства. Для удовлетворительного исполнения можно развеивать проклятие отдельными воздействиями и по частям, постепенно ослабляя проклятый фон; для полного исполнения, проклятие необходимо снять одним многоступенчатым ритуалом с первой попытки; для идеального исполнения проклятье должно быть не просто снято, а перенесено на энвольтивный носитель в рабочем состоянии (дальнейшее использование или разрядка проклятия не играют роли для выполнения задания). Награда: закрытие текущего уровня, повышение сродства с духами сфер проклятий, тьмы и гибели, повышение эффективности всех ведовских типов использования дара, одно малое знание ведовского типа; при полном исполнении: два случайных мета-навыка из списка доступных будут подняты до текущего максимума; при идеальном исполнении: одно случайное знание, поднятое сразу до мастерского ранга. Единственное расстройство, так это отсутствие шанса поднять на единицу какую-то характеристику, но и так предлагают очень многое, причем в этом случае он как раз знает, что именно ему делать и как выполнять задачу. Уж базовое и полное исполнение он мог начинать делать прямо сейчас, без подготовки и имея при этом некие шансы на успех. Вот для идеального исполнения, здесь ему пришлось как следует задуматься, поприкидывать, с какой стороны вообще подступиться, очень уж нехарактерный запрос. Саму базу он знал, знал и владел механикой стягивания проклятия с местности и дальнейшего использования оного проклятия — да хоть бы и швырнуть во врага сразу или запечатав в глиняный горшок со всеми полагающимися камланиями. Но одно дело знать базу, а вот работать с этой базой, причем сходу на продвинутом уровне, заметно ту базу превосходящем — это совсем иная тема. В первую очередь, конечно же, Степана волновала защита самого себя, ибо он, без тройного ограждающего контура и парочки громоотводов для желающего вцепиться в его ауру проклятия черта с два перейдет к активной фазе задачи. Вот во вторую очередь он задумался уже над самим процессом «стягивания покрывала»: это было ведь не просто проклятие на земле, типичный последыш ведовских практик, нет. Проклятие вцепилось в исток и капище одновременно, одновременно же питаясь от них и расходясь по холму не покрывалом, какое так легко будет «сдернуть», а шипастыми железными цепями-щупальцами, идущими по спирали от центра капища и вцепившимися в сам мир этими шипами настолько плотно, что там только рвать с корнем и по частям. Будь юноша именно заклинателем-ведуном, ему могло бы быть попроще, конечно, только вот будь он, например, классическим магом высокой школы, то он бы и браться за одновременное снятие не стал, если нет профильного знания в малефической практике на мастерском уровне: чрезмерно много отдельных элементов и воздействий нужно будет проводить сразу, синхронно и без пауз, в четком порядке. К счастью, он все-таки шаман, а потому, даже без развитых до предела навыков территориальной работы может обеспечить синхронность очень многих воздействий, скомпенсировать нехватку профильного знания профильным духом, можно даже сильным, а то и парой таковых. Оставался вопрос с перетаскиванием проклятия, с его перенаправлением от себя подальше и вот в этот миг, глядя на сокрытые в уже пожелтевшей, несмотря на несезон, травушке костяки, шаману вспомнилось то болотце с дремлющей там нежитью. Вспомнились те знания, что отвечали за симпатизм и принципы подобия, стало понятно, что аспектная связь смерти и нежизни вполне может притянуть проклятие к себе словно магнитом, если как следует постараться это проклятие подтолкнуть. Да и нежить спущенное с цепи и выведенное в форсаж и овердрайв проклятие сожрет сразу же, а после распадется без поддержки источника. Одновременно и лишний опыт, и возможность уничтожить опасную дрянь, какая и нормального путника схарчить может, доведись ему на том болоте оказаться, и деактивация проклятия! Да с таким подходом Степан себя прямо юным героем почувствует, выполняющим общественно полезную работу. Опять же, никому никакого вреда, зато одна сплошная польза, только что нежить свое получит, но как раз ее не особо жалко — для них упокоение тоже можно считать позитивным исходом. Особенно если нежить неразумная и неспособная передвигаться, век за веком торчащая в своем болоте, не в силах его покинуть ни на миг. — Штош, будем заниматься ликвидацией токсичных отходов. — Выдает шаман, вставая из медитативной позиции, призывая обратно духов-разведчиков, а также начиная подыскивать себе место рядом с холмом, но не в пределах работы проклятия, где он начнет возводить полноценный камлательный круг, пусть и малый, на одну конкретную цель-задачу заточенный. — Можно будет даже в будущем сделать на этом состояние. Мол, у вас проблемы с проклятой землей? Тогда я иду к вам! Хм, нет, это звучит как-то очень уж зловеще… нужно будет нанять маркетолога. Первым делом, даже раньше, чем начал работать с капищем, юноша принялся делать из тотема-метки, все еще лежащего в дупле в шести днях пути от капища, маячок для перенаправления проклятия. Несколько новых тотемов, целых пять штук, были созданы им с нуля, за счет закупки реагентов через магазин, следом за этим он две уже готовые заготовки перенес через мир духов в то самое дупло. Метод переноса и дух-передатчик применялись те же самые, что и во время мстительного визита к старине Румориасу, только что теперь юноша не опирался на свою поляну, какая от этого места уже слишком далеко. Но и сам землянин уже заметно сильнее стал, так что вышло то на это — все так же сложно, но при этом исполнимо и духовные ручки болят, словно ноют отсутствующие в призрачном теле кости. Помимо игр с дуплом, — и да, Степан прекрасно понимал, как именно это звучит даже в мыслях, на миг испугавшись, что превращается во второго Степана, — он занимался и созданием очень масштабного оберега, защитного круга и камлательного места. Закупались в магазине различные типы материалов для тотемов, преимущественно дерево, но и камень с костью попадались, а еще много глины. Конечно, он не заказывал себе полный ствол столетней белой березы, растущей на магическом источнике с редкими характеристиками, хотя запаса хватало на несколько таких, но и не дешевку брал. Если все выйдет, то успешное закрытие квеста ему не только затраты вернет, но и умножит их, вплоть до того, чтобы начать закупаться в кои-то веки не абы чем, а лотами из особых предложений. Основой его будущего взаимодействия с холмом стал небольшой круг у подножья холма, прямо на границе с линией проклятия, надежно огражденный в четыре слоя, с отводом возможной атаки проклятия, если оно окажется сложнее, чем казалось, а также эвакуацией-переносом на полкилометра в сторону на случай непредвиденных обстоятельств. Не менее важной деталью была слепленная из особого жидкого камня, быстро остывшей лавы, едва не спалившей ему брови, копия-макет оригинального капища. К счастью, это капище было несложным внешне — просто плоский камень-алтарь со школьную парту размером и стенкой-возвышением на одном конце, где все еще лежал выбеленный веками зловещий медвежий череп, а также простейший круг из камней. Обычные заклятые булыжники с футбольный мяч размером, ранее служившие домами для призываемых ведьмами сущностей. Шаманы из них были хреноватыми, если с ведовством сравнивать, но что-то они умели, только вот духов в тех камнях уже не жило никаких. Либо их изгнало проклятие, либо ушли сами, либо, что куда вероятнее, их просто забрали с собой, когда удочки сматывали и алтарь консервировали, потому как духи, в отличие от капища или ведовского контроля над землей, вполне поддаются транспортировке на новое место работы. Макет понемногу наливался силой, менял отражение, становясь идентичным оригиналу и позволяя не только влиять на оный оригинал, но и наблюдать его структуру и отражение в мире духов вблизи и без необходимости ходить по проклятому холму. Защита самого шамана эффективно отсекала попытки проклятия перейти на копию, расширяя собственное влияние. Это еще и проверка была, на тему того, не является ли основой проклятия какой-то незримо спящий в глубине капища дух — тот бы действовал умнее, пусть и за счет инстинктов, но здесь не было ни инстинкта, ни ума, только примитивный алгоритм самоподдерживающейся структуры ведовства, аналогичный принципу совмещенных сосудов. Это успокоило паранойю, пусть и не до конца, а также окончательно определило методику дальнейших действий, сам подход к процессу деактивации капища. Следующим ходом со стороны Степана стал еще один мощный оберег, только куда более масштабный, окружающий сразу весь холм, то есть, примерно двухсот метров в диаметре, сложенный и очерченный строго по линии проклятия. Вышло несколько дороже по ресурсам и потребовало дважды активировать обновление резерва, чтобы запитать контур одним махом, не оставляя слабых точек и провисаний конструкции. Юноша неслабо устал, но теперь мог в любой момент активировать особый контур, чистое ведовство, пусть и выполняемое с помощью призыва полусотни малых духов схожей специальности. Этот контур позволял ему свободно ходить по холму, не тревожа проклятие и не воспринимаясь им, без необходимости раз за разом обновлять защиту или соответствующий призыв. Он, конечно же, все равно станет ее использовать и обновлять, но этот ход изрядно упростит его задачу, позволив выделять силу, резерв и концентрацию на иные направления. За это время юноша мимоходом выполнил малое задание на призыв духов определенной специализации, даже не утрудив себя поднимать материальную награду, сразу же приказав духам бросить пучок волшебного табака в один из жертвенных костров, поддержав основной призыв, какому такой дар тоже пришелся по нраву. Контракт заключился в несколько раз быстрее и с меньшими тратами резерва, так что не зря он это задание принял. Собственно, он и призыв начал несколько раньше планируемого срока потому, что знал, насколько духу подойдет в дар награда за подвернувшееся задание. Еще Степану пришлось избавить себя от проблемы с небольшой гоблинской группой, какая подошла слишком близко к проклятому холму. Посланные суггесторы подсказали, что они просто решили срезать по сухой и твердой земле, поскольку на лес шел дождевой фронт, но юноше не нужно было такое соседство. Те же суггесторы убедили гоблов, что лучше уж под дождиком, зато быстрее оказаться дома и они пошли по новому маршруту даже не задумавшись о причинах такого действия. Проводив мерзких и уродливых, как внутренний мир депутата, коротышек глазами своих духов, юноша продолжил работу, не обратив на дождь никакого внимания — защитные контуры отводили капель, грозу и ветер, создавая небольшое око бури с шаманом и его целью в центре. Примерно через полтора часа, после окончания этой бури, уже посреди ночи, когда юноша завершил первое из камланий, какое точно касалось финального этапа снятия проклятия, система услужливо подсказала, что если он продолжит в том же духе, то автоматически выведет квест из ожидания и начнет отсчет времени. Почесавший затылок юноша пожал плечами, признавая справедливость такой постановки вопроса, благо, он и так воспользовался паузой по максимуму. Решив начинать основной рывок уже выспавшимся, он укрыл себя отводом снов и уснул, беспробудно и спокойно. Тот странный момент с непонятным пробуждением, после какого ему еще полчаса мерещились сиськи и странные глаза, он уже благополучно позабыл, списав на какого-то агрессивного духа снов, пытающегося наслать не то влажную фантазию, не то кошмар, не то влажный фантастический кошмар. Забыл, но установленные для самого себя методики предосторожности безукоризненно соблюдал и потому снов ему в эти ночи почти не снилось, а если и снились, то были они просто снами, почти такими же уныло-однообразными, как и земная его жизнь. Утро началось, — вот уж удивительно, никогда бы угадать не вышло, — не с кофе, а с новой порции тяжелой и требовательной работы. Вытащив квест из записи на ожидание, он активирует его, а следом начинает работать над его финалом. В первую очередь идет призыв целой стаи, только что не вместе, а одного за другим, младших духов при поддержке отдельно призванного вожака-сильного. Собственно, главный был призван первым, после помогая подобрать свою команду и притащить их в реальность как можно быстрее и без лишних затрат как шаману, так и самому бригадиру. Их совместный зов действительно экономил много-много времени, а всего-то и нужно было, что пожертвовать духу немного чистой гномьей водяры. Вообще, подошел бы любой крепкий напиток, просто чем тот напиток будет крепче, тем он и лучше подходил, а справка магазина утверждала, что в концентрированном и неразбавленном состоянии оная гномья водка была крепче даже чистого и стопроцентного спирта — некая форма маго-алхимии, если он все верно понял. Духи относились к звериной сфере, имея внешность помеси червей и гусениц, этакие шелкопряды. Они и вправду ими были, шелкопрядами, чтоб их. Прикрываемые громадным кругом-оберегом и за счет его защищаемые от проклятия и самого капища, они принялись плести свои нити. Проклятие, как уже было подмечено шаманом, напоминало не невесомый саван, а идущие спиралью шипастые цепи или же зловещие щупальца, какие впились в землю и камень холма, в саму ткань яви, отказываясь просто так срываться. Вот здесь и шли в ход ниточки гусениц — видя отражение проклятия через сферы, они каждую цепь-щупальце оплетали своими нитями, сплетали целый кокон обмотку, а концы нитей закрепляли в центре камлательной точки, вешали на центральный тотем. Высотой по шею Степану, толщиной с бревно, но сделанный из глины, подобный гигантскому горшку без горлышка, весь в узорах на паучье-нитевую тематику, тотем идеально подходил для выполнения этой задачи, поскольку и был для ее выполнения создан. Единственным недостатком этой вещи была ее одноразовость, но юноша верил в то, что второго раза и не потребуется. Следующим ходом стала работа с вершиной холма, здесь пришлось звать уже полноценную команду мастеров работы с проклятиями, привыкших действовать в слаженной структуре. Предварительного договора или даже знакомства с ними не имелось, пришлось звать начерно, укрепляя зов дополнительными подношениями и надеясь на защиту оберегов. Две бесформенные кляксы, способные впитывать проявленные проклятия в себя, питаясь искаженной энергией подобных воздействий, проявили себя вполне нормально, без проблем заключив сделку, а вот последний из тройки, но и сильнейший, начал ожидаемо чудить. Юноша знал, что он станет чудить, готовился к этому, а все равно разозлился. В духовном зрении засранец казался мелким безногим карликом с семью руками о пяти суставах каждая, на каждой по многу пальцев, но их число никак не выходит сосчитать, словно оно непрерывно меняется. А к каждому пальцу крепится по ниточке, тоже шелковой, и каждая нитка может стать как плеткой, так и петлей, так и проводником для внушения. Дух торговался яростно и увлекательно, всячески показывая, что уже готов, уже согласен, просто цену выбивает, а сам тихонько оплетал стоявшего в защитном круге шамана множеством невидимых даже в духовном зрении (если его заранее не усилить и должным образом не настроить) нитей, лезущими в уши, ноздри, даже глазницы, в самые мозги. Чтобы под конец самой выгодной сделкой показалась отдача половины тела новорожденного потомка потом, половина всего дара сейчас и собственная рука, а задачей стало одно большое ничего. Собственно, сущность со своей задачей справилась, оплела шамана и сковала, начала внушать и внушила… только чтобы увидеть, как шаман осыпается на землю грудой прелой прошлогодней листвы и комков скрепляющих ее паутины, открывая настоящего шамана, что стоял в тени собственного образа, буквально в пространственной складке, созданной активированным преддверием. К чести многорукого многопальца он тут же попытался убежать, гневливо воя в духовном диалоге, чувствуя себя обманутым в лучших чувствах таким бесчестным подходом к камланию. Степан не впечатлялся, сковывая, связывая, запутывая тварь в ее собственные нити, какие она скормила сотворенному духом темной стороны природы, — обычной сильной сущности, а не Того Самого, — облику-обманке, быстро и надежно спеленав чрезмерно хитрожопого выродка, а после сковав того максимально жестким контрактом на подчинение, причем Степан не стеснялся применять собственные грязные трюки. Те самые образы-общение, какие фактически промывают духам то, что заменяет им мозги, да в сочетании с жесткими для подчиненного и максимально обтекаемыми для подчинителя контрактами… попал многорук, очень попал. Если уж быть честным, юноша намеренно показал себя чуть слабее, чем он был на деле, а уж большую часть защитных кругов спрятал в том же преддверии. Без таких игр дух бы тоже согласился на сделку, но ему откровенно претило переплачивать твари, какая в обязательном порядке требовала себе бульонную вытяжку из варенных детских пальцев, причем желательно совсем детских, какие еще даже ходить не умели. Да, он спокойно купил бы такой специфический реагент через систему, не пришлось бы самому марать руки и заниматься весьма непростым процессом готовки, но не стал даже думать в эту сторону. Есть предел гибкости его характера и принципов, по крайней мере пока что — уж скорее он начнет задачи Автобогини выполнять, право дело. А так все приличия соблюдены и вся его свита была свидетелем тому, что на него первого начали крошить батон, а он только самооборонялся. Опять же, задача у этого духа будет самая рискованная, очень даже могущая гарантировать развоплощение в процессе, так что ему все равно пришлось бы играть нечестно, подчиняя духа так, чтобы в решающий момент он не мог не выполнить даже почти суицидальный приказ. А то и без почти. Степан для этого «без почти» делает все возможное. Для третьей стадии он тоже призвал духа, здесь только одного, причем это был очень странный дух, сильный, но не особо, до старшего ему очень далеко, зато с очень хорошим сочетанием аспектов, экзотических свойств и умения делать то, что скажут. А еще это был популярный дух, его часто призывали для борьбы с проклятиями, он на них специализировался. Причем не на абы каких, нет, этот экзот умел чистить от скверны и поражения разной вредной херней не просто территорию или отдельную личность, но магические источники. За такой контракт он вполне мог бы прийти к той же Злобной Сиське и попросить у ее мамаши жопу дочки в аренду на полгода — старшая шаманка на грани с высшей прекрасно поняла бы ценность контракта. И его бы не послали и не убили сразу, а просто попросили бы скинуть цену или хотя бы согласиться на каких-то два десятка рабынь. Ну, это он прогнозирует, а не точно уверен, он понятия не имеет ничего о семейных отношениях той тупой дегенератки, просто иронизирует, не говоря уж о куче способов надавить и принудить поделиться контрактом, не заплатив вообще ничего. Факт в том, что для шамана такой контракт не настолько и ценен, учитывая кочевой образ жизни и отсутствие собственного источника, а заполучить эту птичку на постоянную службу он пока что не в силах, не хватит подношений и авторитета. Очень уж свободолюбивый дух, приходящий, как и Беглец, исключительно на разовые сделки, пусть и всегда безукоризненно их исполняющий и весьма легко понимающий, что от него хотят. Степану, раз уж взялся его звать и знал подходящее камлание, удалось договориться о двух призывах, но срок ожидания составлял всего два года, а потом, даже если второй зов не потратить, дух посчитает себя уже ничем не обязанным и никому не должным. И да, сущность выглядела небольшой, миниатюрной даже, птичкой вроде колибри, только с той разницей, что крылья оставляли после себя светящуюся линию в воздухе, а так не отличить от обычной птички: дух настолько плотный, что видимый даже обычным зрением и может быть ощущен физическим касанием. Сам, кстати, тоже те касания любит — наследие сущности настоящей птички, не иначе, потому что с чего бы еще духу любить, когда ему чешут перышки? Последний этап потребовал еще одного призыва сильной сущности, связанной с путями, дорогами и расстоянием, а также проклятиями и гибелью, вмещая весьма разноплановые аспекты в одну сущность. Всего-то и нужно, что кусочки дорожных указателей из девяти перекрестков дорог, где уже годы никто не ходит, потому что всегда прошедшие там умирают от клыков, клинков, чар или проклятий. Без наличия магазина такого индивида и призвать не выйдет, если нет целой сети агентов, какие постоянно занимаются поиском, как и скупкой столь специфичных реагентов, а еще экспедициями в гиблые земли. У любого сильного шамана, старшего шамана, таковая сеть добытчиков есть по умолчанию, но у землянина все-таки системный случай. И да, духа можно было задобрить более прямыми пожертвованиями, чистым резервом и навыком диалога, но с трудом и риском того, что ему в любой момент станет скучно и он уйдет не прощаясь. Соблюдая правильность призыва и пожертвований, удалось практически без усилия оплатить десяток бессрочных призывов, по одному за каждую частичку указателя и еще один сверху выторговать удалось. Причем, похоже, что шаман, что дух считали, что они друг друга выгодно налюбили с оплатой, а их оппонент продешевил капитально. Улыбнуло. Всего система давала на выполнение задачи две недели, но к самому снятию проклятия Степан перешел еще на девятый день, успев полюбоваться на очередное задание-онанизм от Иконы Милфизма, а также оценить предложенный ей особый лот. Небольшой флакончик, внутри какого сидел совершенно прозрачный паучок из очень странного материала, фактически, обретшего физическую форму и вес эфира, какого нужно было напоить капелькой своей крови, чтобы привязать к себе. Этот паучок, совершенно магически инертный, способный полностью игнорировать даже крайне экзотическую защиту высшего уровня, тем не менее был очень хрупким физически. Так что пройдя через все ловушки в личных покоях какой-то эльфийской королевы мог погибнуть, если на него наступить тапком. Хрень влезает в ухо, ноздрю или иную часть тела, попадая в оное тело, теряя материальность и подключаясь к мозгам и ауре, а после через него можно транслировать свои мысли и желания так, чтобы жертва считала их своими и не находила никаких причин думать иначе. Обнаружить вторженца практически нереально, если только не устраивать глубинное магическое сканирование жертвы, буквально по ниточке перебирая всю ауру и тело, причем сама жертва уж точно не справится, даже искать не станет, а если и станет, то забудет-не-заметит найденного в тот же миг, как таки найдет хоть тень от следа паучка. Фактически, готовый билет в голову хоть целого магистра, но только пола, противоположного таковому у контролера паучка. Как ни странно, но здесь Степан задумался на пару мгновений, потому что идея получить себе в распоряжение собственного магистра женского пола, причем действительно с гарантией и почти полным контролем… соблазняла, зараза. Не то сама идея, не то Автобогиня, но на деле обе сразу. Останавливала только аморальность подхода и нежелание тратить все ресурсы покупок, пока не закончилась миссия по квесту, ведь все могло пойти не так, как задумывалось, оставляя юношу с пустым счетом и у разбитого корыта. Да и контроль от паучка был все же не абсолютным, особенно над сильными одаренными, там нужно было воздействовать постепенно и осторожно, понемногу проращивая этот контроль до полного подчинения. Да и просто, не пошла бы ли доктрина прокачки Автобогини туда, куда она засовывает его, Степана, нервы и веру в божественный замысел? В любом случае, к моменту начала, он был полностью готовым и преисполненным энтузиазма. Медитативное спокойствие укрывало сидящего в позе лотоса, раздетого до пояса, оставшись только в легких тканевых штанах, шамана, вокруг какого бурлит то и дело выходящий из тела духовный оттиск. Все это укрывают своим сиянием последние лучи заходящего Солнца. И вот, когда темнота забрала свое, скрывая мир в своих объятиях, Степан резко и решительно вышел из чата. То есть, из тела. Вышел, но контроль над телом сохранил, позволяя ему встать на ноги и взмахом руки, — просто рефлекторно, так-то ему он точно не нужен был, — возжечь двенадцать костров, замыкая их вокруг холма. Последний, тринадцатый, загорается над капищем, метрах в трех над вершиной холма, понемножку поднимаясь еще выше, отчего-то пылая даже без дров, без дыма, без ничего, только видны там, в глубине того костра, пылающие кости, много, невероятно много костей. И кости убитых зверей, птиц, гоблинов и одинокого человека тоже взлетают вверх, устремившись к зависшему в воздухе пламени, мгновенно сгорая в нем, приобретая призрачную форму и увеличивая яркость, размер и количество пылающих костей, при этом связывая, сковывая, обессиливая манифестацию проклятия на старом капище. Еще несколько духов ночной темноты, настоящие поедатели света как такового, кружат вокруг холма, поглощая огни костров, чтобы половину региона не порадовать ночным фейерверком — все же одна из самых высоких точек округи, отсюда всех видно и эти все тоже увидят иллюминацию. Призванные духи иных специальностей без дела не сидят, гасят магическое эхо, скрывая ритуал и его свойства, а то мало ли, вроде бы тут никого нет, но не в месте ли, где никого нет, лучше всего прятаться тем, кто хочет, чтобы его не нашли. Вон, и так весь мир какого-то бедолагу ищет, пусть и дальше ищут, только не здесь, потому что здесь Степан. Опять же, гоблинские племена своих шаманов имеют, а там, какими бы те ни были слабосилками, но мощный ритуал могут и учуять если не они, то кто-то из их контрактных духов, просто за счет теории вероятности. Юноша управляет своим телом подобно марионеточнику, направляя стопы вверх по холму, неслышно, едва различимо выдавая глубокое горловое пение. В реальности его почти не слышно, а вот в мире духов — наоборот, приходится не выпускать этот зов-приказ слишком далеко, скрывать его и перенаправлять к центру капища, а не вовне его. Он неспешен, даже медлителен, осторожно ступает он по выскобленной ветрами каменной тропе, кое-где переходящей в каменную лестницу, поднимаясь на вершину, к столь хорошо знакомому ему капищу, впервые видя его вблизи, но зная его, наверное, даже лучше, чем те, кто сие место создавали. Решающий этап, первый его шаг, начинается одновременно с тем, как он замирает перед алтарем, заходя внутрь каменного круга, кладя руки на его шершавую и неестественно холодную поверхность, смотря незрячими глазами сброшенного тела в пустые глазницы черепа монструозного медведя. Здесь проклятие в своем пике, оно пытается продавить даже ту защиту, какую юноша навесил на себя и весь холм сразу, пытается безрезультатно, но все равно съедая капельку прочности. Почуяв, как холодные щупальца давнего ведовства царапают обереги и поднятую парой духов защиту, шаман улыбается скупой усмешкой, активируя центральный тотем. Множество изображений пауков на нем, пауков, что перебирают бесчисленные нитки, нити и ниточки, начинают оживать, бегать по кругу, притягивать к себе все больше и больше уже вполне зримых нитей, что секундой раньше существовали лишь в духовном образе. Миг, второй, третий и вот резкий рывок, с каким по пустотелому тотему начинают идти трещины, но теперь в свете костров и темноте ночи видны еще более темные участки, будто бы схваченные на крючки длинные многометровые щупальца, цепи с изувеченными шипастыми звеньями, десятки их, лишь немногим меньше сотни. Внешние проявления проклятия изъяты, они зависли в шаткой недвижимости, готовясь либо сорваться и снова вцепиться в землю и камень пуще прежнего, либо сгореть в активной защите, либо… либо последовать тому плану, какой задумал юноша, стремящийся к идеальному исполнению своей задачи. Второй ход, и вот два призрачных комка энергии ныряют в каменный круг, переползая из одного камня в другой, изолируя алтарь заброшенного капища, отсекая его от власти над холмом и землей его, отсекая от основного тела проклятия, вызывая конфликт, резонанс, дисбаланс, какой усугубляется с каждым мигом. Не подготовься юноша как следует, этот момент мог бы стать опасным — детонация проклятия не даст взрыва, но энергетическое буйство будет громким и мощным, заденет всерьез, если бы не защита-громоотвод, какая перенесет поток проклятой ведовской силы от «взрыва» прямиком на еще два мелких тотема, в какие он наловил много мелких злобных духов, каких уж точно не жаль. Впрочем, эта предосторожность пока что не пригодилась: мерзко хихикая рвется вперед крохотный многорук, видя там, в глубине алтаря свое спасение и месть, ему только и нужно, что нащупать это проклятие, нащупать его, и вырвать, вырвать, вырвать, вырвать! Скованный и обманутый хитрыми цепями образов дух не понимает, что он исполняет чужую волю, что все его планы и замыслы обрываются на том самом «вырвать», потому что дальше для него нет ничего. Множество пальцев и семь рук изымают кажущуюся в духовном взоре сплошным комком черной грязи сердцевину проклятия, прижимая ее к себе. Дух и не понял, что его уже нет, наслаждаясь выполненной целью, наслаждаясь местью мерзкому шаману-обманщику, что позволил себе оказаться сильнее, чем показался духу, провалившись в этот комок и только подпитав его своим мгновенно распавшимся на такую же черную дрянь духовным телом. Две кляксы резко прекращают свое кружение по часовой стрелке, начав кружить против, по-прежнему не покидая каменного круга, вызывая четко направленный и мощный выплеск сил, вынуждая зависшую было сердцевину проклятия взлететь вверх, в компанию ко все еще удерживаемым в коконе шелкопрядов щупальцам. Два из трех якорей изъяты, но остается еще самый важный, последний — тот, что сидит в самом источнике магии, что возродит проклятие, пусть и в слабой и неполноценной версии, если его так оставить, что повторит это возрождение и десяток, и сотню раз, если не извлечь корень зла. Но Степан, желающий достичь максимального успеха, такого исхода позволить не может, потому и не позволяет: из руки его, призрачной, а не плотской, ведь обе реальные руки все еще вжаты в уже не просто холодную, но в буквально ледяную поверхность алтаря, нет, из призрачно-духовной ладони слетает алая даже в ночной темноте птичка, не светящаяся, но все равно неимоверно цветная. Выдавая звонкую трель птица-колибри уходит вниз, к самому основанию каменного пика, где скрывается источник магии, полный силы камня, ветров и, пожалуй, ночной темноты. Потому ритуал и проходит сейчас, потому и очищает он эту скверну именно в темной ночи, чтобы дать какой-то процент к эффективности. Этой битвы шаман не видит, только чует отголоски, помогая птичке вливанием резерва, активируя восполнение, тратя силы на то, чтобы держать на весу щупальца и сердцевину, и, только когда сияющая даже ярче, чем раньше, птица вылетает из каменного алтаря, задорно пропев что-то и тут же исчезая, когда он сам почуял, как освободился и начал впервые за эти десятилетия разгораться уже не проклятый источник магии, он делает последний приказ. Череп медведя, и без того будто бы глядящий на уже едва ли не лежащего на алтаре шамана, вспыхивает искрами, тоже возносясь к пылающему над холмом костяному костру, сгорая и отпуская не дух, но тень присутствия прошлого хранителя сего места, какой, наконец-то, обретает долгожданный если не покой, то отпуск. И вот, еще один миг спустя, на месте, где был череп, словно открывается невидимая волшебная дверь. Этой двери нет, ее не видно простыми глазами, не различить и стандартным спектром магического зрения, но даже неодаренному дебилу будет понятно — она здесь есть. Она была, она вела, просто пройти по ней могло только нечто проклятое и проклинающее, и в эту дверь шаман, второй раз применив восполнение, буквально бросает как щупальца, так и сердцевину, едва ли не падая на алтарь, какой уже и не холодит льдом, становясь обратно простым камнем. Этот бросок дополнили и терпеливо ждущие духи-кляксы, какие скорректировали поток резонанса, направив сердцевину в дверь, и сидящие в одноразовом тотеме шелкопряды, дернув за нити и протолкнув щупальца в проход, и даже сам шаман, обернутыми в защиту и обереги духовными конечностями. две точки две двери две связи В один миг проклятие во всем своем великолепии, даже став сильнее, впитав часть мощи шамана, его духов, отдающего силы источника, оказывается в шести днях пути от холма, прямо рядом с болотом со зловещим секретом. И в этот миг из дупла-тотема вылетела белая тряпка, словно бы вся в разводах крови: дух с аспектами приманки, разрешения, чистоты и даже невинности, но для всякой злой ворожбы он будто магнит — вся масса проклятия устремилась за приманкой, ныряя в болото и с тем болотом сливаясь. Там, лишившись подпитки, проклятие начинает искать новые источники силы для себя, а весьма древняя, до крайности тупая, но все еще активная или хотя бы пребывающая во спячке нежить для этого проклятия тоже корм, только что похуже. Духи наблюдатели прозревают произошедшую под забурлившей гладью трясины эпическую битву: мертвый маг был единственным в болоте существом, какое могло проклятию сопротивляться, но ему критически не хватило мозгов. Он просто начал бить во все стороны примитивными некрочарами, пока не израсходовал запас резерва, а после и сам упокоился. К тому моменту остальная нежить, как и те немногие живые существа, какие еще жили в мертвом болоте, не иначе, по недоразумению, успешно стали просто отлично сохранившимся в болотной жиже мясом многовековой давности. На этом все закончилось, а Степан признался сам себе, что он действительно мог спокойно зачищать это место еще тогда, в первый раз, ничего опасного ему не грозило, кроме собственной тупости. С другой стороны, перестраховщик на то и может сокрушаться своим чрезмерным перестраховкам, что остается живым. Уровень закрылся за счет задания, дав ему таки двадцать третью ступеньку, — ожидал, что Автобогиня промолчит, но нет, все же одарила чем-то пока еще непонятным, — а уничтожение нежити сразу подняло полоску опыта на двадцать четвертый уровень до двух третей. Неплохо вышло, хотя, какая-то часть Степанова, часть жадная и голодная до халявы, надеялась на еще один «поступок», но, по здравому размышлению, ничего экстраординарного в том, что он сделал, в этой ситуации не имелось. Да, много-много нежити, это факт, но вся она привязана к месту, старая, медленная, без нормального поводыря, так еще и уходить с болота не могла. Он их мог с самого начала будто в тире расстреливать, только что вместо пуль были бы призванные духи, а кроме волшебного мертвеца там и противника для него не было. Оставивший себе примерно треть резерва юноша устало перевернулся на спину, улегшись прямо на древнем капище, где не единожды, наверное, резали глотки незадачливым жертвам, довольно улыбаясь и едва не хохоча. В ночной темноте гасло и осыпалось искрами зависшее в воздухе пламя, костяной костер умирал вместе с проклятием, проклятие распалось вместе с последней нежитью, какая его подпитала, а следом погасли и остальные двенадцать кострищ, прогорев в одну секунду. Юноша позволил себе несколько часов даже не медитации, а простого валяния на этом алтаре, предварительно утеплив себя одиноким духом пламени, прогревая камень и защищаясь от ночного мороза, а после встал и принялся заниматься делом. В первую очередь расплачивался по контрактам, отпускал не пригодившихся духов, зачищал следы ритуала, даже призвал снова шерстяной шарик, который его последний контракт-знание, чтобы вычистить все следы из окружения со стороны духовного мира. Второй призыв, уже не полный контракт, а всего несколько отдельных работ принявшийся исполнить, подчищал следы чисто магические. Выглядел дух тоже прикольно, этакий очень маленький слоник, зеленоватого оттенка, причем не просто зверь, нет, его словно сделали из хлебного мякиша и шоколада, да и сам дух был удивительно нескладным. И он не затыкался пока работал, буквально спамя вокруг своими образами, совершенно бессмысленными и нахрен ненужными. Зато работал на совесть, за полтора часа сделав место заметно чище, пусть и не убрав все до конца, но для сельской местности, где никого толком и не встречается годами, сойдет. Да и еще пару духов Степан тоже призовет чуть позже, чтобы точечно самые яркие последыши его дуэли с древним волшебством сожрали. На этом юноша дал себе выдохнуть, вдохнуть снова, а после уселся под холмом, подключаясь к источнику. Не всерьез, а так, по мелочи, лишь чуть ускоряя восполнение сил, а не полноценно перекачивая их в себя. Всерьез он этим займется позже, как примет свои награды за свершения. Закрывая глаза, юноша уходит глубоко в себя, принимая очередной дар Автобогини, уже догадываясь, что именно она посчитала нужным ему усилить. Получено: «мастерские методики суггестивных воздействий на основе шаманства». Обретенный талант добавлен к общему статусу Игрока. Если честно, он ожидал, что привороты прокачаются первыми, но какая, в конце концов, разница? Хотя, ладно, стоит признать, что как раз суггесторов он регулярно и многогранно использует в разных делах своих. А еще немалая часть духов его свиты и временных контрактов, из тех, что могут влиять на мозги и путать мысли, все равно раскрылись ему частью блоков знаний именно за счет работы с суггестивными направлениями. И без того поразительно развитое знание разом вышло на новый уровень, достигая мастерства, сравниваясь с камлательной практикой, выдавая новые и новые возможности, немалую часть из каких видеть стоит в гробу, но часть, часть можно использовать. Причем, тоже немалую, это да. Список контрактов и контактов обновился целой плеядой духов, включая даже старших, какие теперь могут прийти на его зов с почти полной гарантией — все тот же идеальный поток образов и список подношений, метод их скармливания и ведения торга. Конечно, не обошлось без специфических для Автобогини представителей сфер чувств, страстей, желаний и прочих пошлостей, вроде того странного призыва, какой мог заставить женщину (или мужчину, но не будем об этом), вести себя так, как считают в общепринятой молве касаемо интимных дел представителей ее профессии, сословия, расы, вида или звания. Вот, считают на территории какого-то города, что кошколюдки удивительно похотливы и при этом аж мечтают залезть в штаны богатому мужчине, устроившись в содержанки (это для примера, потому что сам Степан таких знаний не имел), и ставшая жертвой этого духа именно так себя вести и начнет. Буквально, чем больше она терпеть не может такие слухи, мнения, косые взгляды и все похожее, тем с большей радостью упадет во вложенный образ. Экзотическое и довольно незаметное воздействие, вполне на уровне того же Веятеля, хоть и пониже, а также очевиднее, заметнее просто по поведению измененной. Или, допустим, вон тот призыв, зовущий духа, какой укрывает собой целый дом, особняк или маленький замок, но не дворец или крепость, — а еще не принадлежащий особам королевской или герцогской крови, — после чего все, кто пребывает в здании, начинают понемногу раскрепощаться, испытывать и высказывать свои самые потаенные желания, а заодно еще и чувствовать на уровне интуиции такие же желания всех тех, кто рядом. Это, конечно, не интуиция, просто дух транслирует в головы всем своим жертвам одновременно и в прямом эфире. И жертвы не только с готовностью высказывают свои фантазии в адрес тех, с кем им бы хотелось эти фантазии воплотить, но и сами с готовностью помогают воплотить фантазии тем, кто видит в них идеального партнера. Шаман же, призвав этого духа и натравив сущность на жертв, может, в некотором роде, указывать общее течение событий и фантазий — устроить лесбийскую оргию, где мужики будут только смотреть, жесткий БДСМ, с женщинами в рабском положении, такой же, только со сменой гендерных ролей или вовсе темное подземелье повышенной глубины и крепкую мужскую дружбу. Страшная сила, тоже незаметная и постепенная, противостоять какой проще всего и вообще возможно только в начальных тактах воздействия… ну, если ты не магистр под защитой в режиме средней паранойи. Мастера, скорее всего, уже накроет, хотя шаман или ведьма могли бы и устоять, атака идет через мир духов в своей базе, а еще через стены подчиненного строения. Были и призывы боевые, хотя их было все же поменьше пошлых, — сказывалось невольное отставание боевой практики от приворотов, — всевозможные выжигатели мозгов, как индивидуальные, так и площадные, селективные, быстрые и медленные. Специалисты по допросу, как стремительному и вредному для допрашиваемого, так и длительному, обстоятельному, по закрепленному пленнику, чтобы не дать ему ни убить себя, ни обмануть, ни утаить хоть что-то. Методы незаметного влияния на жертву через власть над своей территорией и столь же незаметного влияния на ведьму через пропитанную ее сутью территорию. Агентурные трюки с мозгомойкой и ловушками, призыв созданий, какие атакуют разум менталиста при попытке чтения того носителя, в какого сущность подселят. Специфические ветки тотемов, создание целых структур таковых, маскировка их под тотемы обычные, изготовление вполне пристойных контрактных амулетов с духом-слугой, какие станут лазейкой в мозги владельца. Улучшение воздействий на мозги с дистанции, а также работа по цепи, когда одна подчиненная жертва становится маяком для призыва духов прямо в ее тело, а потом эти духи начинают влиять уже на мозги новой цели. Возможность проворачивать указанную схему не только с суггестивными духами, но и с теми же сущностями-целителями или проклинателями. Призыв сущностей, что помешают врагу повлиять на разум призвавшего, методы обхода вражеской ментальной защиты, основные парадигмы оного взлома — быстрый укол или методичная осада, пробивание щитов прежде, чем жертва поймет опасность ситуации или долгие поиски щелей в защите, какая никогда не бывает абсолютно монолитной. Методы эффективного сочетания приворотов и суггестии, дуализм контроля над Разумом и Страстью, хотя тут, конечно, стоило бы для полного понимания добить до мастерства и привороты тоже. Многочисленные методы прямого духовного влияния на жертву, с использованием собственной духовной трансформации, повторяя те трюки, какие могут сделать духи из тех, что попроще и не только. Массовые призывы сущностей для правки восприятия и памяти, опора на множественность осознания, за счет чего оные воздействия можно корректировать и синхронизировать для нескольких жертв в реальном времени. Создание ложных воспоминаний и переписывание памяти без затрагивания личности, как лично, так и за счет призыва, а то и ведовского контроля. Выдохнул Степан только когда разум перестал тонуть в образах и массивах информации, но вместо сна или отдыха лишь снова продолжил медитацию и контакт с источником, постепенно все лучше на него настраиваясь. Несколько часов он буквально только тем и занимается, что медитирует да жрет закупленный через системный магазин изюм — по расценкам он получался если не золотым, то серебряным. Впрочем, это был не просто изюм с рынка, но очень сладкий и экзотический десерт, созданный из магически заряженного винограда, какой рос на специфическом нейтральном источнике, неплохо восстанавливал силы и, главное, мог помочь превозмочь итоги длительной умственной нагрузки, поглощения большого количества информации, а еще не имел побочек, что компенсировалось сравнительно слабым эффектом. Поедая сушеный виноград, а также подумывая над тем, чтобы купить не менее ценной и полезной вишни, — не сушеной, а свежей, но тоже волшебной донельзя, — какая ускоряет восстановление жизненных сил и провоцирует рост резерва истока, парень оценивал свои возросшие мета-навыки. Система не солгала, подняв до текущего максимума, то есть до четвертой ступени, сразу два системных чита, причем оба были из тех, что полезны. Особенно утешала невозможность роста автобожественного мета-навыка, потому что они все уже были на максимуме. То есть, то, что они были на максимуме, не утешало, но утешала невозможность «испортить» награду за задание. Теперь в статусе красовалось доведенные до максимума «мирное развитие IV» и «обновление резервов IV» — первому и так оставался только один талант до той четверки, а вот обновление, показывающее себя все более и более ценным с каждым днем, поднялось сразу на два. Мирное развитие в очередной раз сделало методику и парадигму неспешной прокачки в безопасных условиях еще более ценной. Если на тройке оно, помимо прироста к опыту, давало еще и повышение вероятности добыть или повысить свободный талант за счет той самой мирной прокачки, то на четверке все стало даже лучше. Да, повышение вероятности было приятно, но оно не являлось таким уж сумасшедше значимым, хотя и небесполезным, он не раз повышал свои таланты за счет тяжкой практики. Четвертый ранг позволял просто и понятно повысить один случайный талант каждый десятый уровень. Именно одно из уже имеющихся знаний, причем только знаний, а не свойств или мета-навыков — не сравнить с элитными свойствами, получаемыми на кратных десятому уровнях, но все-таки очень полезно. Это гарантированный плюс к общей боевой эффективности даже если не прокачиваться с особым трудом, а лениво набирать опыт совсем уж нудной рутиной. Восполнение, достигнув сначала тройки, прибавило плюс один заряд, сократив откат до трех суток, — причем дальнейшая прокачка этот откат не уменьшит, если только не брать отдельный мета-навык на уменьшение периода отката, — а также позволив восстанавливаться до ста процентов резерва при каждом применении, если только между применениями пройдет не меньше пяти минут. Если меньше, то второе использование кряду восполнит только семьдесят пять процентов, а третье вовсе лишь половину. Особое свойство, полученное на третьем ранге, позволило применять восполнение не только на себе, но и на ком-то еще, пусть и со штрафами — лишь одно восполнение на персону, повторить нельзя пока не истечет тот самый трехдневный откат. Не имей Степан возможности одарения системными характеристиками, то сразу бы представил себя домашней собачкой какого-то архимагистра (желательно, все-таки, магистрессы), какому очень нужен и полезен будет такой ходячий генератор. Но на фоне того же одарения, этот чит уже не казался каким-то страшным читом. Не исправила ситуацию и четвертая стадия обновления — на этом этапе юноша мог применять восстановление магических бензобаков на целую группу, в радиусе вплоть до пяти метров, но с тем же ограничением — лишь раз в три дня. При осаде какого-то города или иных боевых действий, владелец такого трюка становится воистину бесценным индивидом, а еще первым в очереди на устранение стороной противника. В общем, очередной повод держаться подальше от массовых конфликтов. Кстати, справка подсказывала, что при взятии мета-навыка «создание группы» этот трюк будет работать на всю группу точно так же, как на игрока, то есть, вплоть до трех раз. Нет, так-то навык действительно неплохой, но занимать место в группе могут только разумные материальные существа, иначе Степан бы первым делом свои контракты или свиту в эту группу включил, принявшись их прокачивать. А в обычных условиях навык, какой открылся ко взятию именно после последнего повышения уровня и прокачки мета-навыков, для Степана малополезен, несмотря на всю его крутизну. Ну, или поступать как Степан Тот Самый, и сначала промывать мозги красивым девушкам, а потом делать их частью группы и качать себе боевой гарем телохранительниц. Метод с его нынешними способностями вполне выполнимый, но при этом чрезмерно аморальный, пусть даже поразительно эффективный, так что Степан с ним повременит, не зря же его прозвали еще на Земле гордым прозвищем «Нормальный». Свободное очко за уровень он лучше, как и планировал изначально, вложит в камлательную практику, доведя ее до максимума при текущих атрибутах. Или вовсе подождет с вкладыванием талантов до обретения двадцать пятого уровня и выбора специализации. Следом, потратив считанные минуты на анализ своих мета-навыков, Степан принял малое знание, очень уж ему было интересно, чем его система попотчует, обещая не просто знание, но еще и из раздела ведовства на шаманской основе, а не чистого шаманизма. Нечто наподобие преддверия было бы не лишним, только теперь бы прибавить к защите атаку… хотя ладно, нахер атаку, лучше дайте Степану дополнительный щит высокого ранга, совместимый с преддверием, а атаковать он и сам сможет. Увы, но система, похоже, услышала только первую часть его просьбы, выдав знание, являющееся очень серьезным точечным атакующим проклятием, пригодным для работы по единичной, зато даже весьма и весьма защищенной цели, включая особо могучих тварей и сильных магов. Оружие, каким можно гарантированно убивать адепта, если он только не имеет очень везучей задницы и крайне специфической защиты. Мастера, если в спину и внезапно, тоже можно пронять, но не всякого, а уж в бою защититься ощутимо проще, как и от любого проклятия — базовая прокачка сил через ауру и активное использование резерва неплохо защищают даже сами по себе, а ведь еще специфические щиты, амулеты и пройденные ритуалы остаются, как долгоиграющие, так и специально перед боем устраиваемые. Знание звалось «проклятием запирания путей», на первый взгляд казавшись чем-то, что будет использовать в бою среднестатистическая молодая ведьма, а не старший шаман с системой и кучей знаний-навыков в пределах и за пределами классовой специализации. Однако, это только казалось так, потому что здесь разница как между однозарядным пистолем в руке неумехи и тяжелой снайперской винтовкой в руках профи. Формально говоря, и то, и другое — суть огнестрельное оружие, и то, и другое убивает ударом свинцового шарика, какой вылетает из ствола при возгорании пороховых газов, но результат все равно несколько разный. Если уж совсем скромничать, то пистоль можно заменить на старенький и поизношенный ТТ, тогда как в сравнении все равно стоит та самая винтовка. Суть проклятия, духовного искажения отражения реальности, атаки через мир духов, что выполняется с помощью духовного же тела, хоть и на шаманский манер — до смешного проста. Это именно что затворение пути для чего угодно: любая ведьма, это еще Шера ему рассказывала, делясь жизненным опытом, что-то такое умеет, может украсть дыхание, заставить глотку скукожиться так, словно ее Дарт Вейдер схватил, перекрывая путь воздуху. Ставшая знаковой атака любого адепта ведовства, на уровне той же магической стрелы классических магов высокой школы, не являлась именно удушением. Это был запрет на движение, вложение даже не стазиса, а препоны в поток чего-то, что остановлено быть не должно. В случае базового исполнения едва обученной ведьмой запирание перекрывало дыхание, но точно так же оно могло остановить кровь в жилах или мысли в голове, главное знать, как именно направлять довольно-таки гибкую и универсальную структуру. Степан мог и раньше такое провернуть, просто толку не видел — призывы или прямой удар духовной клешней был куда более эффективным средством воздействия. Вот только теперь, когда он получил не просто низкоранговое знание, но таковое, опирающееся на дар и знания старшего шамана, называть такой трюк низкоуровневой базовой атакой было нельзя. Очень гибкий и растущий вместе с самим Степаном инструмент на данном моменте мог очень и очень многое, именно в бою, именно в деле убиения какого-то особо проблемного врага. Стоит ему только вложить в эту атаку максимум сил и концентрации, и результат поразит кого угодно, особенно жертву — зарастут и слипнутся трахеи, ноздри и даже рот, запечатаются сосуды, останавливая кровоток, остановится нервная деятельность, ведь нейроны перестанут пропускать и проводить сигналы по синапсам, даже аурные узлы и потоки замрут и угаснут, перекрываясь энергетическими тромбами, духовное тело потеряет подвижность и гибкость, застынет и околеет. Все это можно было комбинировать в разных вариациях и подходах, от простого отключения с потерей сознания, до смертельного удара с расчетом на разного противника и разную защиту. Стандартные щиты не помогают, барьеры игнорируются, нужно, как минимум, полновесное поле, укрывающее не пленкой, а коконом, насыщенным силой даже внутри. А еще работа с собственной аурой и духом может помочь, если вручную, прямым контролем, прорвать возникшую блокаду. Проблема здесь в том, что запирание действует если не мгновенно, то очень быстро, отчего крайне сложно успеть хотя бы подумать о том, как действовать, прежде чем мысли исчезнут вследствие перекручивания нервной системы. Нужно точно знать, как противодействовать этому или иному высшему боевому ведовству, чтобы начать реагировать даже раньше, чем случится атака, на этапе ее оформления. Ну, или просто быть очень и очень сильным, талантливым и укутанным в параноидально плотную защиту, какая предусматривает даже столь экзотический подход к убийству защищаемого. Шаман признал перед самим собой, что это малое знание не слабее того же преддверия, быть может, даже посильнее немного, особенно в случае, если дело дойдет не до дуэли, а до быстрого убийства, желательно в спину, и чтобы атаковать первым. Впрочем, с его навыками, он это запирание может и с дистанции шмальнуть, наведясь на образ ауры, часть тела и каплю крови, а то и просто послав духа-ретранслятора, через какой и ударит во всю мощь. В общем, будь у него этот трюк в подводном бою, будь он способен ударить именно так, то многоопытный Угорь, с вероятностью примерно процентов в восемьдесят пять, пал бы с первого же удара, а если бы и не пал, то уж точно бы замедлился и потратил кучу сил на выживание. Его команда и вовсе бы сдулась сходу… но как раз на них всех у юноши не хватило бы резерва даже с восполнением — трюк даже более прожорлив, чем преддверие, а в полной выкладке, когда больше сил уже не влить, чтобы не нарушить тонкость и пробиваемость воздействия, легко сожрет две трети нынешнего резерва Степана. Если бы у него было получше с контролем хотя бы на один пункт, то и три четверти бы вышло вместить в одну тычку — смертельная штука, да, но на один удар и потом надейся, что его хватит, или будешь без штанов пойман. Ну, если ты не владелец системы с читерным восполнением резерва силой мысленного нажатия кнопки. Честно говоря, юноша бы согласился на всю эту затею с изничтожением проклятия и очищением источника даже если бы это была единственная награда за его труды, хотя, от остального он бы тоже не отказался. А еще зрело в нем недоказуемое подозрение, что если бы он выполнил задачу не на идеальное исполнение, а ограничился минимальным или полным, то и знание ему досталось куда скромнее полученного за идеал. Все же запирание, как и преддверие, относилось к сильнейшим из нынче доступных ему вариантов — там, в статусе, имелось более полусотни вариантов малых знаний, не считая примерно в полтора раза большего количества контрактов-призывов, но сравнимую мощность, гибкость и полезность, даже если не в бою, демонстрировали хорошо если десяток-полтора вариантов. Именно боевых малых знаний атакующего типа… пожалуй, только одно было сравнимо с запиранием: некое «касание духовного тления», только оно било преимущественно по тонкому телу, а не комплексно, и было куда ближе к шаманству, чем к ведовству, тогда как у запирания все было наоборот — ведовская основа с сутью и сердцем шаманизма. Тление атаковало исключительно дух, даже не ауру, впиваясь в него небольшой иголкой и зажигало его, вызывая саморазрушение и отмирание в течение нескольких минут, какие нужно было просто продержаться под ударами слабеющего противника. Степан бы и задумался оное тление приобрести, но оно лучше всего подходило против вражеских духов, призраков или даже частично энергетических сущностей, вроде элементалей или вовсе всевозможных демонов. Арсенал шаманских трюков против подобных тварей и так не бедствовал, а вот людям или иным жителям материи отразить этот удар все же проще, срабатывают сильные барьеры и защитные поля, какие Степану нужно будет ослабить как-то перед ударом. Из позитивных сторон можно учесть тот факт, что сам удар тления куда экономнее: там все дело в верной концентрации и правильном использовании собственного духовного тела, контроле и тонкости работы с ним. Отчего и важно не выпустить этот убийственный удар в самого себя по ошибке, разрядив его слишком рано, а то и вовсе не сумев закончить и расплескав тление прямо внутри собственного духа. Обоюдоострый клинок, куда более опасный для шамана, чем запирание, хотя и оно тоже могло покалечить и убить при неверном использовании. Нет уж, если выбирать себе малое знание, игнорируя более комплексную прокачку, то тление он выбирать бы не стал, предпочтя нечто из разряда поддержки или защиты, с атакой у него и так нормально было, а после завершенного задания, наверное, самого сложного из уже встретившихся, стало еще лучше. Как раз подобной мощной точечной атаки против кого-то хорошо защищенного ему и не хватало, ведь толпу незащищенной мелочи он может выпиливать, ну, сразу всей толпой. Степан позволил себе несколько долгих минут ничегонеделания, наслаждаясь приближающимся рассветом, а после вернулся вниманием обратно к статусу, активируя последнюю и самую масштабную награду — поднятое до ранга мастерства случайное знание. Получено: «основы кукольно-энвольтивной магической практики»; «продвинутые основы кукольно-энвольтивной магической практики»; «развитая кукольно-энвольтивная магическая практика»; «продвинутая развитая кукольно-энвольтивная магическая практика»; «мастерство кукольно-энвольтивной магической практики». Обретенные таланты добавлены к общему статусу Игрока. Степан выдал нечто нечленораздельное, полузадушенный писк верблюда, какому на спину положили одинокую соломинку, а сверху уронили новенький и блестящий танк. Знание было не просто развитым до мастерства и предельно концентрированным, оно еще и являлось «корневым». Так, каждый класс, если верить справке, имел парочку базовых знаний, какие вручались на старте, независимо на что тратить пять свободных очков. У тех же чародеев это было бы плетение чар и контроль аурных потоков, ну, или что-то в этом роде, ведь точного названия юноша не знал, выбрав иную классовую специализацию. Суть же в том, что если те же шаманские привороты, были в первую очередь шаманским навыком, рассчитанным на шамана, опирающимся на духовный диалог и камлательную практику, то вот кукольный энвольтизм являл собою основу для совсем другой специальности. Более экзотической и стоящей на стыке ведовства, шаманизма и малефики, не столько более продвинутой, сколько просто нестандартной и необычной, а также довольно узкой в применении, но именно полноценной школы волшебства. К счастью для юноши, вторым «корневым» навыком этой школы был уже знакомый и прекрасно изученный духовный диалог, который мог играть роль основной опоры — суть ведь в работе духом, в изменении отражения реальности в мире высоких сфер, как и положено с ведовством. Потому духовный диалог всего лишь дополнялся, пусть и весьма массивным блоком информации, но именно дополнялся. А энвольтирование, мать его, кукольное, считалось и воспринималось отдельным если не направлением, то под-направлением применения дара и потому давало уж очень много этих самых знаний. Знаний, которые прекрасно синергировали с остальными строчками его статуса, в первую очередь с таким же базовым шаманизмом. Юношу не убивало и не калечило, система подобного не позволяла, но накрыло все равно очень качественно, заставив, сквозь трансовое состояние, скривить лицо в ожидании еще парочки потраченных на усвоение суток. Итак, кукольная магия. Это было то самое классическое вуду, когда делаешь куклу врага и втыкаешь в нее иголки, или, если вспоминать содержимое папок с недетскими видео, не иголку, и не совсем втыкаешь. Для создания хорошей куклы нужны материалы, нужно время, нужна подготовка, нужны снятые слепки аурных тел, а лучше образцы неочищенных от тех образов тканей «зеркала» оной куклы, нужно много, очень много всего. Зато получение этой херни дает удивительные возможности, открывает самые нереальные дорожки. Степан отлично понимал, почему ему этот навык засчитался к классу шамана: да потому что прекрасно с ним сочетался, даже немного лучше того же территориального ведовства! Кукла позволяла усилить любое воздействие по выбранной цели в разы, а то и на порядок или даже на порядки, если как следует подготовить оное воздействие и куклу сделать по всем правилам. Если убивать, то сквозь всю защиту, если проклинать, то так, что не снимут, если подчинять, то несмотря на любое сопротивление, если исцелять, то даже от клинической смерти, если благословить, то аж на становление личинкой одного криптонца — множитель, усилитель, расширитель контакта и все это с возможностью действовать скрытно, не привлекая внимания и не оставляя следов, ведь контакт идет изнутри, от связи куклы с основой. Всевозможные пошлые и моющие мозги воздействия на эту практику ложились аки влитые, с помощью заготовленной куклы можно было не только приворожить, внушить страсть или покорность, стереть память или изменить воспоминание, исказить восприятие или поменять приоритеты. С помощью куклы можно было сделать все это вместе, одновременно с еще десятком иных задач, а еще очень незримо, практически не отмечаясь в ауре или на сигнальных чарах даже во время прямого воздействия, не то что после их завершения и затирания следов. Чтобы заметить удар через куклу после того, как он уже свершился и саму куклу не используют? Только полноценный комплексный осмотр у малефика, целителя и менталиста, с проверкой памяти и личности, с попытками находить следы влияния по резким искажениям мышления или затертым пустотам, причем все перечисленные специалисты должны быть теми еще профи и действовать предельно слаженно. Проклятия, какие нельзя отвратить, перекинуть на что-то еще, снять или хотя бы ослабить, потому что проклято «зеркало», какое нужно либо отсекать, что очень непросто и требует титанического труда, — если энвольтивный якорь верным образом создан и подготовлен, — либо навязывает необходимость заполучить куклу в свои руки и осторожно деактивировать, с риском нарваться на защиту или просто убить жертву. А можно и не проклятие, а буквально защиту от оного, фактически вручив благополучие свое мастеру-создателю зловещей игрушки, после чего можно косплеить Дориана Грея в магическом стиле. Можно исцелить любую рану, можно даже создать активную защиту, когда любые атаки нанесут вред кукле, — какую тоже можно укрыть защитой и танковать оные атаки, — а не ее образу. Да что там! Можно вовсе вытащить дух жертвы, поместить его в куклу и управлять таким вот образом, причем как превращая в покорный инструмент с пустыми глазами и головой, так и оставляя вполне нормальной личностью, даже не понимающей, что ее дух сейчас черти где, а сама она нифига не владеет даже собой. Или понимая, мало ли, многие согласятся на подобный риск, если он даст защиту и сверхспособности. О да, Степан уже видел эту синергию, пусть не идеальную, но крайне перспективную. Такая лишенная духовного тела «кукла» мясная может очень неплохо принимать усиление. От банального травматического снятия физических ограничений, до наложения мощнейших щитов и барьеров поверх тела, до того, что дает синергия именно с шаманом: подселение духа в пустую оболочку. Обычный человек или нелюдь, без должного обучения, даже если одаренный, а все равно не выдержит долгого соседства с гостем высоких сфер. Дух и аура жертвы будут подселенным гостем невольно изувечены, даже если тот искренне попытается не навредить — за редкими исключениями, духи слишком иные, им до крайности тяжело самим защищать свой хост. А чтобы компенсировать его влияние, так этому учиться нужно и даже мастерам бывает сложно, не у всех трансформация читерная в свойствах духовных прописана. А если дух человеческий из тела изъять, поместив свой контракт в пустое пространство бесхозного тела, позволяя не тереться боками с коренным обитателем? Да с таким подходом даже какого-то случайного бродягу можно превратить на некоторое время в нечто, опасное даже для адепта, особенно неготового. Причем, если не перегибать палку и приказать духу-подселенышу быть поосторожнее, то бродяга даже выживет. Сохранение воспоминаний о передаче тела в аренду опционально, как и степень травматизма такой передачи. Исчезала главная беда, не дающая неодаренному, какой не проходил многолетних тренировок (таковые даже неодаренным помогают, пусть и там немного иной подход, отчего есть целое направление развития духа и тела в компании с каким-то духом), на какие тратится куча ресурсов, использовать такое подселение в полной мере. Сильный дух просто порвет неготовое тело, слабый не сможет его контролировать из-за инстинктивной агонии жертвы, а специальные духи, именно для насильственного подселения и последующей резни пригодные, они и дорого обходятся, и все же не особо сильные в основном. Сочетая шаманизм и кукольничество… это возможность в любой момент взять и активировать спящую армию, устраивая недругам молчание ягнят. И ведь это не только куклы, на самом деле, потому что форма куклы, конечно, самая основная и концептуально верная, но не обязательна. Можно делать портреты или статуи, можно создавать энвольт отдельного помещения, здания, даже города, хотя здесь юноша уже надорвется или потратит месяцы и годы труда, чтобы завершить такую работу. Усилить барьеры на доме, обеспечить контроль над территорией или подавление чужой и несанкционированной магии? Тысяча и один способ провернуть агентурную миссию с использованием такого подхода и большого количества безжалостного цинизма? Перехват чужой куклы или возможность выжечь свою собственную, если ее кто-то попытается сделать? Постановка защит, как раз для подобного подхода и рассчитанных? Работа с огромной дистанции, какая может составлять буквально половину мира и без потери эффективности, как будто херачишь по тому, кто стоит от тебя в трех шагах? Незаметный шпионаж и подглядывание за жертвой ее же глазами? Использование оной жертвы в качестве медиатора и проводника собственных камланий? Создание куклы самого себя и перевод на нее части защиты и поддержки (с рисками эту куклу потерять или пропустить момент ее попадания в чужие жадные ручонки)? А ведь все это прекрасно сочеталось с духами, любыми духами, их призывом внутрь кукол, их влиянием на куклы, их работой с теми же куклами. Тот же Веселый Молочник, какой не может действовать вне предела дома — если оставить куклу в зоне контроля Молочника, он сможет усиливать «зеркало» куклы через энвольт. Более того, таким образом можно усиливать одного реципиента сразу несколькими духами, какие в обычном порядке откажутся работать совместно, не станут по тем или иным причинам, вплоть до того, что их благословения или усиления не сочетаются. А если сделать десяток кукол, хорошенько над ними поработать и встроить эффект фильтрации для гашения духовного конфликта, то очень даже сработает, все сразу. Агентурные методы позволят изменить много-много подходов, например, создавая не просто передатчик-ретранслятор, а целую серию таковых, полноценную цепь на десяток звеньев, по какой еще поди попробуй пройти и выйти на шамана, спрятавшегося на одном из концов этой цепочки, а то и в середине. Особенно если все это закрепить соответствующими тотемами, а сверху присыпать контролем территории. Можно будет на переговоры с магистрами идти, пребывая в теле временной куклы, имея серьезные, даже отличные шансы все равно остаться анонимным! Быть может даже в их башню… нет, ладно, это точно перебор. Да и просто общение с магистрами — тоже перебор, это Степана уже заносит. Подозрения землянина не оправдались, вместо двух суток он пролежал всего-то два с половиной дня, все это время лениво циркулируя силу сквозь ауру, заодно присосавшись к источнику. Поскольку он еще сохранял остатки былой окультуренности, а также за счет осторожности Степана, какой силу дозировал и поток не отпускал из контроля, вреда от такой подпитки не случилось. Зато кушать не хотелось, как и пить или в туалет сходить — медитация, транс и едва ли не кататония, совмещенная с переводом тела на энергетическую диету. Правда, стоило только пробудиться, как Степана накрыло одновременно жаждой, голодом и позывами посетить отхожее место, а за его неимением — хотя бы ближайший куст. После того, как он привел себя в порядок и кое-как провел самодиагностику, оценив новое знание и то, как оно будет влиять на общую формулу его дальнейшей прокачки, уже не так и трудно было повысить последние подарки от щедрой системы. Сразу два знания: «развитые методики противодействия проклятиям» и «развитые методики территориальных воздействий» раскрылись ему не как награда за задание, но как следствие его собственных трудов по работе с этим проклятием. Тут и перехват контроля над местностью, и само проклятие, какое было на порядок сложнее всего того, с чем юноша имел незадачу встретиться раньше, и конфликт с чьим-то еще ведовством. Честно говоря, ему казалось, что если он задастся целью, то сможет и работу с магическими источниками на ступеньку вверх поднять, но именно это знание для него было не таким уж значимым. Оставаться здесь, на этом холмике, он не собирался, максимум неделька-другая, пока освоит новые знания и создаст несколько простых и не очень кукол, просто чтобы был опыт. После этого он снова отправится в путь, отчего смысла корежить себя ради еще одного повышения он не видел. Но все равно обидно. В плане массива знаний, он получил, конечно, много, многое затрагивало уже имеющиеся направления развития, отчего раньше бы он точно страдальчески скорчил злую рожу. После недавнего чемпионского рывка в прокачке он уже не имел сил на то, чтобы удивляться или страдать. На фоне пережитого, этот сдвоенный массив был даже не особо и проблемным, не то и вправду проще, не то просто привыкает постепенно, все легче и легче сводя усвоение знаний системы к обычной рутине, а не почти что святому таинству. Все то же усиление общего направления каждого из знаний, все тот же привычный каскад синергий. Несколько весьма перспективных контрактов и методов камлания, более продвинутые ведовские трюки для работы по площадям, связки с боевыми применениями и агентурными доктринами. Последние порадовали как методами максимально незаметного подключения к территории, так и довольно хитрыми трюками, позволяющими постепенно и понемногу выхватить контроль и первенство в ней у уже имеющегося владелицы или владельца. В сочетании с кукольной практикой он уже сейчас мог бы попытаться вообще захватить кусок земли где-то в паре сотен километров: просто посылаешь туда жертву, кукла какой у тебя есть, а потом камлаешь через нее. Конечно, юноша не собирался просто хватать первого попавшегося бедолагу, но, с его жизнью, он даже не сомневался в том, что у него отбоя не будет в кандидатах на грядущие эксперименты. В крайнем случае можно просто нанять кого-то, кто согласится стать куклой за деньги или услуги. В это с трудом верилось, но, если только Черз не врал особенно нагло и цинично, имелись и такие индивиды, особенно из тех, кому и так податься некуда и не с кем. Те же официально аккредитованные маги классической школы разума отнюдь не только из рабов себе прислугу набирали, хватало и тех, кто соглашался на риск быть поиметым в мозг добровольно. Хватало и тех, кто соглашался даже не на риск, а на полную гарантию того, что им перепрошьют мозги на время контракта или вовсе навсегда. Очередное усвоение заняло меньше суток, причем закончил он днем, яркое и жаркое солнышко, уже вполне серьезно греющее окружающий мир успело бы спалить бледную кожу выпавшему в осадок шаману, если бы один из его духов не оказался достаточно умным, чтобы укрыть его своей тенью и забрать себе солнечные лучи. Поблагодарив умного порцией резерва, а также записав себе заметку в записную книжку, что этого духа можно будет потом усилить одарением, раз он такой полезный, Степан принялся разминаться. Хотелось спать, на самом деле, но он хотел дождаться вечера, а лучше ночи, да и просто прогнать силу по тонким телам было необходимо — столько неподвижности и постоянная связь с источником тоже не особо полезны. Юноша предельно осторожничал, деградации истока у него точно не случилось, и он даже не сдвинулся в этом направлении, но, если не следить за собой, даже просто внезапный приступ головокружения во время жаркой битвы может стать фатальным. Успешно отклонив выскочившее Автобожественное задание, малое и рукоблудное, он проверил свой счет в системном магазине и новый особый лот. Не подарок Ее, конечно, но и не то, что он станет покупать — он подозревал, что живое зерно древнего и благословенного самой концепцией жизни и леса меллорна было не только отличным подношением, но и билетом в высшее общество, если его продать. Это, конечно, не росток, уже начавший пускать корни, его еще нужно будет долго и старательно проращивать, вложив кучу сил, но все равно возможно, особенно учитывая упомянутое благословение. Принимая во внимание редкость даже обычных семечек, потому что гигантские живые источники магии ими отнюдь не сыплют во все стороны, как дуб желудями, штука очень полезная. Знания от системы давали достаточную эрудицию, чтобы точно знать — если одно, уже взрослое древо, хотя бы пяток живых семечек даст раз в полсотни лет, то это — не просто меллорн, это — мать его, мать-героиня от мира волшебных древ. Обычные семена, пустые, какие тоже являются прекрасными заготовками, материалом и пожертвованиями, они тоже дают, примерно несколько штучек в год, но только уже взрослые, не меньше тыщи лет растущие. Степану как раз хватало запаса на живое семечко, но что ему потом с этим делать? К эльфийскому посольству идти? Сказать, мол, так и так, дед у него рассаду растил, вот, прислал ему немного консервации, он что вкусное съел, а семечки оставил, ему они не нужны. Такими темпами его не то что с того света достанут, нет, с того света могут достать и Степанова деда… бедолаги. Так что лучше ему так не шутить, а то дошутится до настоящих проблем. Вместо семечка Степан закупил некоторое количество материалов, не самых дорогих, средне-низкого, — по меркам системы, — ценового сегмента, какие пойдут на создание кукол. Приготовил он эти материалы, начал начинять их своей силой и духовной волей, а потом задумался над тем, чью куклу вообще делать? Поначалу сделал тройку простых заготовок в стиле «чьи характеристики сюда введешь, того и кукла», но это так, хоть и крепкая и хорошая работа, но из разряда ширпотреба, эффективность падает, утечка сил происходит — сама суть этой под-школы направлена на то, что куклы нужно делать иначе, идеально подгоняя под цель, еще на этапе подготовки материала зная, с кого и ради какой цели кукла создается. Ту куклу, какая уже получше качеством, он начал делать, использовав капельку крови и пару волосков Таиры, погрузив остальной запас обратно в консервацию. Чувствовал себя не то навязчивым сталкером, не то просто извращенцем, но ему ведь не ради всяких пошлостей, а науки для! Он все равно разомкнет куклу и деактивирует ее потом, как закончит работу и убедится в ее эффективности. В крайнем случае, он еще может на нее какое-то благословение полезное наложить, типа в оплату за бытие тренировочным манекеном. Таира, он уверен, не отказалась бы, ну, если бы не могла прибить наглого шамана за такое предложение и если бы точно знала, что он только сказанное с ее куклой и сделает. Хм. Ладно, это прозвучало еще более стремно, отчего Степану даже неудобно стало. Закончив с первыми куклами-заготовками, он еще и вторую порцию оных заготовок сумел сделать, получив немножко, крошки прямо, опыта, а также забросив обе получившиеся игрушки в рюкзак, а оттуда в хранилище-переход. С куклой Таиры все было сложнее — искусство кукольника вообще не терпит спешки, а при скоростном использовании теряет до девяноста процентов полезной нагрузки. Закончил первый, подготовительный так сказать, этап он уже поздней ночью, умудрившись дважды потратить свой резерв. А заодно окончательно выгнал из сознания остатки неестественной бодрости, спровоцированной контактом с источником. Чувствуя себя очень усталым, но довольным и осознающим пользу такой работы, он доковылял до импровизированного спального места, укрытого защитным кругом, да и упал лицом в соломенную подушку. На деле, это была, конечно, не просто солома, а одно из весьма бюджетных пожертвований для кольца костров, какого он закупил с запасом и не весь запас потратил. Спать на аналоге суммы в примерно восемь золотых флоренов, было приятно, но чуть колюче, потому что положенная сверху запасная рубаха не защищала до конца. С другой стороны, в таком состоянии Степан заснул бы что на каменной поверхности, что посреди шумной автострады, что на паре у Родислава Гастольдовича Янина… ладно, с последним он перегибает, не настолько он устал. «А ведь я духам-сонникам приказа не отдал». — Пронеслось в его голове в самый последний миг, когда глазницы уже закрылись, а на него навалилась сонная апатия. — «Надо отдать, да. Только сейчас еще одну секундочку… полежу».***
Новый хоровод сонных образов заставлял не то пообещать себе никогда без соответствующих ловцов снов не засыпать, не то все же взяться вплотную за методы контроля снов, не то попытаться вовсе увести собственную прокачку в раздел гаданий и ясновидчества, мало ли, вдруг у него обнаружится талант. Говорят, такие направления очень неплохо даются шаманам, та же камлательная практика вполне имела в запасе нужные ритуалы и типы обращений. Правда, эта мысль просуществовала считанные секунды, доли таковых, прежде чем быть похороненной в хлынувшей лавине, цунами и селевом потоке видений, одинаково красочных и непонятных.***
Вооруженный обрезом двустволки и пачкой метательных писем с острыми гранями Почтальон Печкин сражается против хтонической хероборы в виде потоков кристаллической и жидкой черноты, то и дело порастающей симметрическими конусами. Маленькая и мультяшная девочка с пластиковым молоточком сбивает ударами оного молоточка классические ваховские корабли-крепости прямо с орбиты, пока вокруг нее идет пехотный бой между армиями Тех, Кому Жарко и Тех, Кому Дует. Многомудрый удав Каа глотает нагруженный оружием и радиозапчастями контейнеровоз, пока команда отчаянно отстреливается из автоматических попугаеметателей крупного калибра. Шесть ставших на голову друг другу сумоистов пытаются столкнуть обратно в море маленькую Годзилу, какая отчаянно пытается за свою маленькость пояснить.***
Рыжий молодой мужчина в тяжелых и неподъемных без волшебства доспехах, рогатом драконьем шлеме и со здоровенным молото-алебардо-посохом возле него гладит залезшего на ручки кота, толкая речь перед толпой вооруженных кто чем людей. Люди, что характерно, внимательно и не без уважения в адрес говорящего, слушают оную речь, даже вполне себе вдохновляясь от услышанного. Они все взбудоражены, готовы, жаждут подвигов, добычи и новых левелов прокачки, но сидящий на ручках котик равнодушно смотрит на своих подданных. Он точно знает, что на самом деле именно Его Пушистость здесь всех важнее, а остальные так, мусор, нужный только для того, чтобы накладывать добычу в его именную миску. Но остальные об этом не знают и живут своими мелкими людскими страстями. И потому Его Котейшество в милости своей, их не станет разубеждать в этих наивных и смешных заблуждениях, позволяя сохранить иллюзию контроля над собственной жизнью и судьбой.***
Одетый в униформу американских морпехов Скрудж МакДак, красит свое лицо в стиле знаменитого Рембо, вооружается вантузом, паяльником и пассатижами, а после идет на штурм кабинета Владычицы Эльфийской, прорывая оборону, разрывая в клочки защитные поля, мимоходом испепеляя неясно откуда взявшуюся толпу голых гоблинов с ого-го какими агрегатами, а также громко и витиевато-изысканно ругаясь на высоком эльфийском. Его пытаются остановить эльфы, не эльфы, летающие фрикадельки и даже сами боги, но Скрудж непреклонен, неостановим и невероятно крут, его вантуз разит без промаха, затыкая вражьи рты, его паяльник проходит в опасной близости от нежных задниц, его плоскогубцы грозят вырвать все зубы один за другим и накручивают кончики ушей до синевы. Но вот, на его пути встает одетый в шипастый мужской чокер и тесные кожаные штаны эльф с рожей смертельно уставшего работяги за полтинник, и могучая утка останавливается, горько причитает, рыдает и едва не умоляет, но, под устало-равнодушным взглядом эльфа ручейки обороняемого им злата опять стали утекать.***
Тот самый эльф, только еще сильнее уставший, с печатью «меня окружают одни дебилы и еще большие дебилы» на лице орет, — каким-то образом ни на йоту не повышая при этом голоса, — на группу желающих провалиться сквозь землю эльфов и эльфиек, повторяя немного модифицированный монолог сержанта Хартмана. Особенно сильно достается скукожившейся эльфийке удивительной красоты, от какой аж веет соблазнительностью и превосходством… веяло бы, не желай она сейчас самоиспариться незнамо куда. Указующий перст гачи-эльфа то и дело тыкает куда-то в сторону иллюзорной проекции, на какой видно смутное и мутное изображение в каком можно разглядеть и ту самую эльфийку. Потом он указывает на другое изображение, где видно ту самую эльфийку, только лежащую в медицинском магическом круге и латаемую после какого-то сурового отката. С каждой секундой отчаяние на личике жертвы тирании становится все материальнее, а уши ее подергиваются все сильнее, становясь при этом все краснее. Она обещает исправиться, лучше проверять своих слуг и собственные покои, только, Первого Древа ради, хватит уже смешивать ее самомнение с удобрениями для оного Первого Древа.***
Отчаянно орущий нечто матерное мужик отбивается от водного тентакле-демона бочонком с солеными огурцами, пока на фоне играет мощный Реквием, а в небесах летают злые-злые драконы, у каких кто-то порезал тонкие перепонки могучих крыльев, отчего они то и дело начинают немножечко падать, выравниваясь в последний миг и маша теми крыльями, словно птицы колибри. Мимо пробегает, с криками о том, что у него есть мозги и он не дурак, а очень здравомыслящий, одетый в крайне потрепанный комплект тяжелых лат мужик с тесаком, таща на плече шипящую нечто не менее матерное змеедевушку, а во второй руке держащего те самые мозги. За ним уже бежит пылающий пламенем азиатской наружности культиватор с осанкой императора и рожей матерого садиста-людоеда, бежит без половины черепа, а также без мозгов, какие забрал убегающий мужик. В какой-то миг азиату это все надоело, и он превратился в дракона, чьи крылья закрывают сами небеса. Но бегущий мужик жмет на кнопку вытащенного из декольте змеедевки пульта, активируя систему противовоздушной обороны и магические рунные ракеты в форме лопат бьют врагу в уязвимые крылья. Мрачный и величественный Реквием сменяется на один из хитов Андрея Данилко, отчего кое-как парящие драконы начинают в ужасе разлетаться и падать куда придется.***
Смена кадра и очень злой, но при этом столь же смущенный полуэльф, то и дело краснея подобно варимому в кипятке раку, высказывает некую претензию смутно узнаваемой, будто из другого сна пришедшей, эльфийке в платье с шикарным вырезом и усталым лицом провалившейся на ровном месте профессионалки, какую припахали к совершенно незапланированной работе в наказание за даже не ее провал. Та почти искренне заламывает руки в извинениях, говоря, что ее подставили и вообще, это она тут пострадавшая сторона, не меньше него, они потом в одном крыле целительских палат лежали! И откачивали ее лишь немногим меньше ее обвинителя, причем за ним был куда более качественный уход. Тот, почему-то, не успокаивается, но и сил орать больше не находит, зато аж подавился воздухом, когда обвиняемая им сказала, что им еще долго вместе работать — ей все-таки доверили его обучение, тому самому предмету, как и в прошлый раз, только теперь именно обучение, а не обучение. И вообще, мол, смирись, мальчик — это Королевский Дворец, здесь такие вот игры регулярно бывают. Правда, обычно без участников извне Леса. И без угрозы стать по итогу трупом. Полуэльф аж зубами заскрипел, но сказать ничего уже не смог, потому что дыхалки не хватало, как и красноречия, как и аргументов для возражений.***
Фиолетовый газообразный туман и неописуемого цвета свет, пришедший из иных миров, невыносимо полыхает и колеблется под ударами высшей демонической магии целой армии инфернального вторжения, но реагирует при этом настолько же бурно, как слон на задевшую его на излете дробину, наползая на противника широким фронтом с грацией асфальтоукладчика. Спустя некоторое количество времени от отчаянного отбивающихся демонов, включая их воплотившихся Владык, остались только изувеченные останки и немного качественного такого ничего. Фиолетовый газ и невообразимый свет собираются из неописуемого ужаса вне пределов понимания человеческого разума в гуманоидную фигуру чуть пожилого мужчины в стареньком костюме и очках для чтения. Внешний вид мужчины вызывает у враз осознавшего свое присутствии в этом не-месте-и-не-состоянии Степана какой-то хтонический ужас, особенно когда мужчина на него посмотрел с таким характерным прищуром, когда спящий шаман его почти узнал. Закричав нечто невразумительное, юноша принялся убегать из этого сна, гоня от себя мысль о том, что Тот-Кому-Не-Место-Даже-В-Самом-Глубокой-Яме-Ада его заметил.***
Шикарно обставленная спальня с кроватью на десяток мест, дорогой мебелью, кучей магических защит и всего одной спящей на кровати женщиной, прекрасной, магически одаренной на уровне хорошего адепта, рыжеволосой и фигуристой. Одетая в одну только ночную рубашку, под какой проступают напряженные соски, она спит и видит явно приятные сны, поскольку на лице у нее довольная и непередаваемо властная улыбка хозяйки жизни своей и бесчисленного количества жизней чужих. Она — единственная, кто спит в этой спальне, но не единственная женщина вообще, ведь рядом с ней на кровати осторожно присела одетая в сплошную и облегающую черную ткань гостья, явно неприглашенной явившаяся в эти будуары. Ее лица не видно, зато видна ее обнаженная и лишенная облегающей перчатки ладонь, с какой к голове, к глазам, ушам и ноздрям спящей аристократки текут и сползают незримые и почти незаметные даже в самом качественном магическом зрении нити, втекая внутрь, оставаясь там и пропуская все то, что течет по этим нитям.***
Бесформенный и невнятный кусок пространства, в каком осознающий себя Степан пробегает мимо черных и засохших деревьев, убегая от какого-то старого и страшного негра, который гонится за ним в компании сотен бегающих манекенов с лицами самых разных людей и нелюдей. Среди этих лиц нет-нет, а мелькает и лицо самого старика, одно на всех, единое для каждого. Тот бежит, говорит или вовсе просит, юноша даже слышит эту фразу: «Погоди, я спросить чего хочу». На что Степан только и ответил, проорав ответ на бегу и без замедления: «Да я особо и не знаю ничего», — а после ускорился еще сильнее, словно в ноги ему вставили гоночный болид и пару ракетных ускорителей. Пробегая мимо очередной поляны в туманном и темном лесу, он пересекся взглядом с очень удивленной и демонически смазливой девушкой-подростком, какая провела его, бегущего, взглядом крестообразных зрачков.***
Одетый в знаменитую и узнаваемую броню коммандер Шепард устало заполняет какую-то документацию в компании с Лиарой и своим женским двойником. В документах указаны сроки поставки очередной партии кошкодевочек, а также установок по перепрошивке сознания специально для представительниц расы азари. В глазах всей тройки вселенская печаль, еще более вселенская боль, а также смирение с неизбежным и глубоко затаенная борьба с ним же. На столике мужской версии коммандера стоит початая бутылка раритетного ямайского рома, на столике женской версии толстый том изгоняющих молитв и переиздание Молота Ведьм под печатью Ватикана с последними правками, а на столике Лиары зачитанный до дыр томик в розовой обложке с названием «Гипнотическая сила синих сисек: как освоить и воспользоваться». В комнату заходит юстициар Самара в костюме очень развратной горничной, доставляя напитки, ужин и новую стопку документов со спецификациями следующей партии. Початая бутыль рома быстро пошла по рукам, столь же быстро заканчиваясь, так что дальше в ход пошел запас медицинского спирта и ракетного топлива. Заглядывающую в помещение и тихо крадущуюся девчонку-чертовку с рожками и хвостиком никто не замечает, кроме мутно глядящего в никуда взглядом на тысячу миль коммандера мужского пола.***
Огромный особняк-дворец, будто бы сложенный, как конструктор, из кучи отдельных кусков зданий и строений, как богатых, так и бедных. Причем строение постоянно перетасовывается в стиле кубика Рубика, отчего деревенская хата может встать верх ногами или боком, как раз рядом с куском волшебной башни. По слегка заросшему и одичавшему саду идут двое — молодой мужчина с боевой выправкой и в алых шароварах, лихорадочно записывающий что-то в блокноте, и тоже молодой, но уже чуть постарше мужик с видом неспособного обидеть и муху клерка. Последний вдруг останавливается и смотрит прямо туда, где расположился образ-понимание Степана, погрозив пальцем и сказав, что подглядывать нехорошо, но раз за него просит такая Божественная Милфа, то пусть он и идет себе с миром. После этого Степана словно выпинывает прочь очень мягким, но необоримым пинком, а следом за ним бежит, теряя тапки, смутно узнаваемая чертовка-демоница, сверкая печатью чистого восхищения пополам с первородным ужасом на искаженном этими эмоциями лице.***
Ночной клуб, причем земной, причем узнаваемый лично Степаном, в какой зачем-то доставили еще и шесты для стриптиза и, более того, завезли стриптизерш. Юноша аж засмотрелся на целую плеяду всяких красоток, среди которых встречаются и не совсем люди, вроде вон той ящеро-девочки, задорно вертящей задницей и хвостом, искусно танцуя в прелестном, завлекательном и возжигающем страсть ритме. Странный шум неясно откуда отвлекает юношу, и он понимает, что уже некоторое время говорит с собеседницей, отчего становится чуть стыдно — тут его расспрашивает красивая девушка в косплеерском ободке с рожками и контактными линзами, создающими эффект крестообразных зрачков, а он пялится на этих стриптезерш, прямо обидно ей быть должно. Впрочем, она не обиделась, только чуть раздраженно покосилась, да и то не на Степана, а куда-то ему за спину, тут же мило и обольстительно улыбаясь и спрашивая: «Так откуда же ты, Панн, мой милашка? И как тебя зовут на самом деле?» — ответить прямо так и тянет, он уже начинает говорить, но почему-то не слышит своего голоса, лишь глядит в эти прекрасные глаза и на ее улыбку, но тут… Шум из-за спины пропадает, словно перемещаясь к другой точке и вот боковая стена зала рушится, на танцпол вваливается одетая в зачарованные доспехи и магические щиты группа боевых магов. «Добрый вечер, мы из Нейрата!» — объявляет одетый в руническую броне-мантию Альбус Дамблдор, поправляя солнцезащитные очки и направляя в сторону закатившей глаза в очевидном раздражении девушки свой боевой посох. На том посохе мерцает смесью зеленого и фиолетового нехилый такой набалдашник, направляя поток прожигающей саму реальность магии в сторону девицы, с какой у Степана не сложилось свидание это странное. Впрочем, она просто взяла и пропала, исчезла, а вместе с ней исчезли и все стриптизерши. Следом и сами боевые маги, во главе со старичком Альбусом в темных очках, мужественно кивнули, выдали воинское приветствие и были таковы.***
Снова смутно узнаваемая пара, полуэльф, в каком не чувствуется ничего эльфийского, а также эльфийка, прекрасная и соблазнительная, с чуть скучающим видом сидящая в кресле, сбросившая алого цвета сандалию и выставившая вперед свою босую ступню. Юноша смотрит на нее с победным выражением лица, пусть даже и стоит на коленях, яростно и старательно ублажая себя, то и дело косясь взглядом на мерно двигающуюся ножку, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. С громким и довольным стоном он изливается, но в самый последний миг меняет положение, кончая на устеленный мягким ковром пол, а не на эльфийскую ступню, чем добивается милой улыбки с ее стороны. Даже не пытаясь утереться, он выжимает себя до капли, садясь во второе кресло, откидываясь на него и тяжело дыша. Довольно и немного с превосходством даже он высказывает ей, что сдал этот курс экстерном, а ее трюк не сработал, так что экзамен он, можно сказать, закрыл автоматом — потому что если он готов, а не атакован подло и внезапно, то ничерта у госпожи Алатрэль не выйдет и потому ее уроки ему уже и не нужны. Не меняя милого и невинного взгляда, эльфийка со всем соглашается, а также просит, просто из любопытства, пояснить, как именно он понял ее трюк и снял воздействие. Юноша же объясняет, что мол, быстро понял, что пропавшие куда-то несколько часов диалога после того, как он в грубой форме отказал ей в практических занятиях, это следствие ее подлых действий. Он как следует проанализировал все свои мысли и потому, как только она показала ему свою совершенную стопу, какую любому нормальному человеку захотелось бы облизать и поцеловать, он тут же сломал ее внушение и нагло довел себя до оргазма сам, не дожидаясь ее приказа и разрешения. И даже вторичное воздействие, принуждающее излиться на ее совершенную кожу, он преодолел, спустив на пол, как и подобает человеку, потому что не должно его людскому семени пачкать ее перворожденную чистоту. И потому сейчас он пойдет в свои покои, где будет не меньше двух часов лизать киски своим служанкам, мечтая о том дне, когда он достигнет в этом навыке достаточного результата, чтобы госпожа Алатрэль сама в этом убедилась. Эльфийка только посмотрела на сидящих чуть в стороне двух служанок, прелестную кошколюдку и человеческую красавицу, а также мрачно сложившую руки на груди коротко стриженную эльфийку в одеждах боевого мага, какая немного недоуменно моргала, словно только очнувшись от наблюдения за этим зрелищем, подмигнув им и добившись тем синхронного усталого вздоха. Точно так же устало вздохнули, подавляя высказывание в стиле «во дебил», несколько наблюдающих за ходом обучения боевых групп эльфийской спецуры. После этого она поправляет выбившийся из прически локон, мягким движением кисти привлекает внимание все еще довольно улыбающегося ученика, проводит по засверкавшему ожерелью пальцами, а после резким движением щелкает наклонившегося вперед и открывшего рот в восхищенном удивлении ее красотой мальчишку по носу. Тот сразу обмякает, падая обратно в кресло, а после, проморгавшись, поспешно прикрывшись ранее снятыми штанами и покраснев до состояния свеклы, получает от нее столь же милый и вежливый, но весьма предметный разнос на тему того, что учиться ему еще есть чему, несмотря на его мнение об обратном, а также опасно обманчивую готовность к атаке. Вежливо попрощавшись с наблюдательницами-охранницами, она напомнила о новом уроке через три дня и попросила в этот раз как следует проработать выданные методики и руководства, проявить больше старания, а не пустого самомнения, потому что у нее, несмотря на все обстоятельства, все-таки тоже есть самоуважение. К тому же в дальнейшем задания станут усложняться и отнюдь не всегда она будет еще и заранее предупреждать ученика о том, что урок начался и ему нужно оказывать сопротивление. Покрасневший пуще прежнего и отчаянно отводящий глаза от красноречивых взглядов его хранительниц, полуэльф сквозь зубы пообещал постараться.***
Улыбающаяся тупой улыбкой Таира с сиськами шестого размера в руках занята тем, что подбрасывает эти сиськи в ладонях и не обращает внимание ни на что иное. Она сидит в мягком кресле посреди неплохо обставленной комнаты, рядом, в той же комнате беседуют двое мужчин, каждый при охране, а в дальнем углу лениво машет хвостиком девушка-чертовка. Первый убеждает, что за одаренную, да еще и столь тонко обработанную, можно заплатить и побольше, все же он сохранил ее оригинальную личность и умения с минимальными повреждениями, установив полноценные вербальные активаторы-переключатели. Второй парирует тем, что одаренная она слабая, знаний у нее никаких и нет, считай, а личность ее ему особо и не нужна. Первый качает головой, отмахиваясь рукой в тяжелых и волшебных перстнях, прося не пытаться его обмануть, если он не хочет с уважаемым адептом Морисом поссориться, потому что зачем ему было о личности и ее сохранении оговаривать, если не для того, чтобы этот товар еще некоторое время походил в команде никак не желающего пойти и потонуть где-то Гуляша. Не для того ли они возились столько с необходимостью прикрыть пятидневное отсутствие жертвы и не вызвать подозрения, не для того ли подкупали ее сопровождающих?***
Долгий и темный коридор заброшенной больницы, по какому идет окровавленный монстр-убийца, подволакивая раненную ногу и держа в слабеющих руках три тяжелых ржавых тесака. Четвертый тесак, как и четвертая рука неясно куда делись, но культя уже почти не кровоточит, понемногу заживая. Вот только далеко уйти у монстра не выходит, в дальнем углу коридора раздается какой-то шум и шарканье, он пытается скрыться, сбежать, спрятаться в одном из боковых помещений, но не выходит, его стремительно настигает низенькая и скрюченная старушка в розовом сарафане. Вот исчадие ада прыгает вверх, зацепляясь за стену, а после и за потолок, побежав по нему вопреки гравитации, держа старую швабру так, как держат боевой гарпун, а старую половую тряпку, словно мирмидон свою сеть. Она пробегает мимо точно так же сидящей на потолке девушки с рожками и крестообразными зрачками, какая задумчиво помахивает демоническим хвостиком, а потом раздается зловещее и предвещающее гибель: «Куда по помытому?!» — после этого слышны только крики, звуки рвущейся плоти и агонии монстра.***
Темное помещение, хотя нет, это не помещение вовсе, а весьма узнаваемый остров посреди полной бесцветной пустоты, в какой вполне можно видеть и зреть, несмотря на темноту, в какой можно жить, несмотря на то, что нечем дышать, в какой можно быть, несмотря на то, что ничего больше нет. Здесь, посреди этой пустоты, на единственной плоской платформе находятся единственные же гости этого места. Их больше трех, но при этом только трое в центре фокуса сна, только троим этот сон принадлежит, совершенно разным и при этом чем-то невозможно похожим, словно бы даже вовсе объединенным единой волей, связанным крепче единокровных братьев и вернейших друзей. И все трое из них бесконечно раздражены своим здесь пребыванием, буквально источая вокруг флюиды того, где они видели друг друга. Если бы была такая возможность, хоть малейшая, они бы давно вцепились друг другу в глотки, но такой возможности нет, лишь задание и необходимость его выполнить. Проблема, как говорится, в небольшой мелочи — задания выдались строго по их специальностям и силам, вот только реципиенты этих индивидуально-групповых заданий оказались перепутаны. Странный полуэльф, в каком именно звездной крови никакой не чувствуется, орет матерные частушки стуча в самодельный бубен и впустую стравливая резерв в попытках призвать высшего духа очень нечеткой и сложной к усвоению сферы пространства и пустоты. На его зов ожидаемо никто не приходит, и это не потому, что они находятся черте где без возможности сбежать, просто камлает чародей совершенно неверно, работая так, как привык с волшебством, с высокой магией, почти не задействовав собственные духовные тела. Конечно, он внимательно слушал объяснения специалиста, но, так уж сложилось, что нельзя переучиться на ходу, особенно если осваивать нужно абсолютно чуждый магический подход и доктрину. Что забавно, духи зов из этого места слышат и приходят на него, словно в обычный мир, вот только сбежать путями духов не выходит даже попытаться, будто возможность эту срезали на корню. Рядом с полуэльфом суетятся две красавицы — рыжая кошколюдка и человеческая женщина с белыми волосами и кукольным личиком, стараясь помогать, как только могут, но помочь они способны разве что утиранием трудового пота, да и только. Задача должна быть выполнена лично и самостоятельно. На противоположном конце платформы работает обычный с виду мужчина весьма средней, хоть и ухоженной внешности, непримечательный и взбешенный до точки кипения, далеко за этой точкой. Он уже восьмой раз заново начинает рисовать сложнейший ритуальный контур для мощного и разнонаправленного стихиального удара, каким можно сложить само в себя хоть гномье подгорное поселение, хоть средних размеров город, хоть одну из Нейратских Башен, если ударить внезапно и выверено. Высказываясь про себя самыми изощренными ругательствами в отношении тупых боевиков, у каких ни ума, ни фантазии, только бы им все жечь и сжигать, он сетует на то, что у него совсем другая специальность. И даже тот факт, что он очень универсально развитый пользователь Скрижали, не отменяет его отставания именно в аспекте боевого высшего ритуалистического формирования усиливающих контуров! За его спиной тоже стоят две помощницы: высокая, за два с третью метра, орчиха, органично сочетающая красоту и женственность, а также силу и атлетично-мускулистое телосложение, и громадные зеленые сиськи, да еще тонкая и даже во сне ускользающая от взгляда азиатка с неплохими формами и повадками элитного убийцы. Они обе то и дело утирают пот своему Мастеру, пытаясь его успокоить после очередного провала. В центре, разделив двух индивидов, какие иначе обязательно вцепились бы в глотки друг другу, вернее, пытались бы вцепиться, несмотря на системный запрет на время квеста, разместился Степан. Он устало сидел в полумедитативном состоянии, удерживая на лице страдальческое выражение, в каком в равной мере смешалось невысказанное «до чего же я докатился?» и «на что я трачу свою жизнь?». В воздухе перед ним зависла неподвижно поддерживаемая множеством мелких духов эльфийская красотка с аурой боевого мага, коротко стриженными белоснежными волосами, а также весьма приличной грудью. В ее ауру и дух то и дело втекали множество нитей, щупалец и полностью сформировавшихся духовных тел, осторожно и неспешно переделывая жертву в идеальную секс-игрушку со множеством режимов, суб-личностей и вложенных закладок, а также с полным сохранением личности и умений в «спящем» состоянии оных закладок. Не удержавшись, юноша выказывает свои мысли вслух, чем зарабатывает злые взгляды от обоих своих собратьев по несчастью. Полуэльф ядовито заметил, что шаман ему, им всем, и так должен, словно земля колхозу, хотя бы за то, что его наставница вообще согласилась стать «учебным пособием», раз уж ее записало в условие квеста именем системы, а также пообещало, тем же именем, снять обратно все воздействия спустя три недели после завершения оного квеста, прибавив при этом некоторое количество характеристик. Второй с некой ядовитой ревностью задал провокационный вопрос о том, откуда у шамана вообще такие, блядь, навыки и призывы и где ему взять подобные? Заодно, лаконично напомнил не слишком сильно давить на отмеченные участки ментального поля, а то это может вызвать «утечку» вложенных привычек и суб-личностей в обычной и мирной жизни «спящей» куколки, какая о своем состоянии подозревать не должна. Да и еще несколько советов дал, в каких чувствовался просто-таки глубочайший опыт работы со схожими задачами. Эти ремарки вызывали гневную тираду полуэльфа, не менее ядовитую издевку от второго мужчины, презрительный ответ на ответную ремарку и вот, они опять устраивают срач, а не пытаются завершить свои задания хотя бы на самую минимально-удовлетворительную оценку. Степан, в очередной раз пробивая себе в лицо звучный фейспалм, почти готов в этот момент начать молиться, лишь бы их троих расселили по разным комнатам, или хотя бы обеспечили звуковую изоляцию. В дальнем уголке платформы, незримо для всех стоит, стараясь даже не дышать, девушка-чертовка с рожками и хвостиком, в глазах какой сверкают крестообразные зрачки, а на лице видна напряженнейшая работа мысли и настигающее ее понимание, с каким она смотрит на всех троих.***
Старый дом, разрушенный только отгремевшей битвой, все еще стоящая в воздухе пыль и кровавая дымка, капли алой жидкости, что стекают между широкими щелями в полу этого дома, скрываясь под ним. Степан пытается проследить за каждой каплей, но что-то здесь совсем не так, его отвлекает нечто еще и он исчезает из видимости, продолжая сражение с неизвестным врагом. Его собственная кровь, алая капель едва не утраченной жизни, сливается в ручейки и утекает в щели, пока на сухих и пыльных досках не остается даже пятен, даже следов того, что здесь вообще проливалась кровь. Почему-то этот образ кажется очень важным, куда важнее, чем стоящая в уголке полуразрушенного дома демоническая девушка, хищно машущая хвостом с утолщением-сердцем на кончике. Не менее важным, чем разгорающаяся с новой силой и понемногу стихающая битва там, за пределами этих стен.***
Шестнадцать девушек-кошечек в сейлор-фуку крадутся по улицам вечернего города, они движутся плавно, уверенно, спокойно и со зловещей какой-то слаженностью, как единый организм. Вот показывается на глаза одиноко идущий по ночной дороге парень, тупящий в экран телефона, не замечающий, как окружают его зловещие тени, как все сильнее сжимается кольцо вокруг него. Ведущая кошкодевочка выдает тихое и лаконичное «Ня», а затем все шестнадцать безжалостных няшек подхватывают ее боевой клич, обрушиваясь на до последнего ничего не подозревавшего парня. Он попытался среагировать, он попробовал отбиваться, он достал из сумки батон твердокопченой колбасы, используя ее вместо дубинки, но все его попытки сопротивления были жестоко и бескомпромисно подавлены. Колбаса полетела в одну сторону, телефон во вторую, одежда вовсе в третью, и безжалостно заняшиваемую жертву укрыло сплошным покрывалом девушек-кошек в матросках. Спустя несколько минут семнадцать кошкодевушек в сейлор-фуку крадутся по улицам вечернего города, они движутся плавно, уверенно, спокойно и со зловещей какой-то слаженностью, как единый организм. Со стороны за ними наблюдает еще одна девушка, только не кошка, а чертенок, только взгляд ее быстро переносится на образ-поток спящего Степана.***
Узнаваемый образ полуэльфа-не-полуэльфа, но при этом он, образ этот, какой-то иной, словно бы не просто сон, но сон уже окончательно не сбывшийся, априори не могущий произойти, никогда неспособный случиться именно в этом варианте: иной исход, иная грань, иное все. Грань в какой нет кого-то еще, кого-то очень важного и словно тоже связанного с этим эльфом, вычеркнутого из реальности по какой-то причине. В этом сне парень разносит полигон идеально исполняемыми волшебными стрелами, потоками молний, сложными стихийными ударами, то и дело сыпля множеством сканирующих и поисковых чар, находя самые удачно скрытые лежки противника, каким выступают многочисленные анимированные манекены. Его движения близки к идеалу, он не тратит лишней энергии и постоянно держит защиту на случай внезапного удара. Несколько раз такой происходит, но каждый раз специфическую и весьма продвинутую атаку встречает столь же специфически подобранный щит, причем с дополнительными страховочными слоями. Вот практическое занятие окончено, после чего он и его наставница, холодно и профессионально выглядящая эльфийка с короткими белоснежными волосами, фиолетовыми глазами в идеально подогнанном облачении боевого мага, направились прочь из полигона. Когда юноша смыл с себя пот и пыль, эльфийка уже ждет его, не одетого, рядом с умывальной, причем она сама уже посвежела, разделась и разулась, оставшись в одной только легкой рубашке. Одним взглядом указав на место перед собой, она добивается искренней и счастливой улыбки, с какой ее ученик встал на колени. Проведя рукой по его щеке она скупо, но с легчайшей тенью одобрения хвалит ученика за старательность, одним движением прижимая его член к мраморному полу, зажимая его между теплой ступней и холодным камнем, в полторы секунды провоцируя извержения без малейших стараний со своей стороны. Парень неотрывно смотрит ей в глаза, старательно и привычно даже не пытаясь поглядеть на не прикрытое рубашкой эльфийское лоно, на проглядывающие сквозь ткань соски или куда угодно еще. Погладив его по голове еще раз, эльфийка неспешно шагает к ванной, не утруждаясь вытиранием ступни от семени, объявляя учебный день завершенным. Поспешно одевшись и смущенно поклонившись, юноша уходит в свои покои, где его уже ждут две верные служанки. Проходит немного времени, и он уже стоит на коленях перед беловолосой человеческой девицей, что задрала свое черно-белое платье, под каким нет нижнего белья, старательно работая языком. В это время вторая служанка, рыжеволосая кошколюдка с большой грудью и пушистым хвостом, обстоятельно и спокойно объясняет, как лучше выполнять то или иное движение. Следом они меняются местами, в перерыве между отлизыванием быстро доводя парня до разрядки работой нежных ладошек, а после урок продолжается снова. Пришедшая ближе к вечеру еще одна эльфийка, черноволосая и изящная, одетая в платье, а не боевую форму, принимает экзамен, смотря на то, как парень быстро и умело доводит одну из служанок до оргазма, а следом держит вторую на грани его столько, сколько указывает госпожа наставница. По одному только ее взгляду он ложится на пол, наслаждаясь тем, как наставница проводит по лицу одетыми в чулки ногами, а после едва не кончает, когда та мимоходом отмечает: его уровень навыка уже достаточно высок, чтобы перворожденной леди незазорно было принять ласки от полукровки, который в лучшем случае достоин лизать эльфийкам их совершенные ноги, божественно нежные ступни. Быть может, после следующего их занятия даже строгая и придирчиво требующая идеала во всем Диантрель, решит открыть свой цветок его устам. Это будет прекрасно, не так ли? И под заверения в том, насколько он рад, она направляет его лицо к своему лону, пока служанки, как ни в чем ни бывало, продолжают заниматься рутинными делами. Все это происходит под взглядом прячущейся в едва-едва приоткрытом шкафу милой девицы с крестообразными зрачками, что смотрит в маленькую щелку, в какую только ее глаза и видно.***
Снова во сне Степан видит сам себя, устало и раздраженно смотрящего на скованную по рукам и ногам ожившей веревкой темную эльфийку, красивую, фигуристую, с кожей цвета оникса, красноватыми зрачками и белоснежными волосами, какая сама смотрит на него немного напугано, но куда с большей злостью и раздражением. Только обеспечивший себе жилье, он даже не успел установить нормальную защиту, выключившись после всех переживаний и нагрузок. Нет, себя он укрыл вполне пристойной защитой и стражей призвал, но остальной дом и сброшенные вещи оказались почти не прикрыты. Хорошо хоть успел оставить подселенного в веревку духа охранять рюкзаки с вещами, включая дары системы, иначе было бы очень глупо их лишиться — дух все же не самый сильный, а одаренная эльфийка радикально черного направления развития вполне могла бы и обойти такую защиту, ожидай она подобного в обычном городском доме. Собственно, именно возле своих пожитков он ее и нашел, проснувшись от сигнала духов. Степан спрашивает пленницу о том, что она вообще делает в его доме, какого дьявола туда залезла, на что получает честный, что подтверждают духи, ответ: просто искала укрытия, скрываясь от погони и поиска тех, кто сбежавшую рабыню, презентованную в подарок одной очень важной короткоухой личности, ищут. Еще сильнее уставший от всего этого дерьма юноша, какому и убить-то вторгнувшуюся в его временную обитель красавицу нет причин, потому что в ее ситуации он и сам бы попробовал утащить какие-то скрывающие внешность тряпки из первого же попавшегося источника, решает выжать из ситуации хоть какую-то пользу, хотя бы просто расспросив ту о бытие темных эльфов и жизни в подземелье. Понявшая, что от нее не ждут каких-то там секретных секретов, эльфийка говорит вполне охотно, мягко и порою даже томно, то и дело вставляя какую-то едкую ремарку, практически не замолкая, рассказывая одну историю за другой, поясняя традиции, обычаи или вовсе рассказывая какую-то произошедшую именно с ней перипетию. Ее голосок плывет и тянется сплошной ниткой, навевая расслабленность и сонливость и вот уже она сама спрашивает его, а он отвечает, но чаще односложно, просто кивая и соглашаясь, кивая и соглашаясь. Соглашаясь с тем, что такому молодому, но такому талантливому говорящему с изнанкой совсем нечего бояться его гостью, что это невежливо — держать ее связанной. Согласившись с этой мыслью, Степан отдает приказ духу, выпуская потирающую кисти дроу из плена, а она и не перестает говорить, а Степан соглашаться. Соглашаться с тем, что ему нечего бояться в ее компании, что он мог успокоить ее, не пугая своими готовыми к атаке духами, отпустив их восвояси, отменив все призывы вообще. Соглашаясь с тем, что ее тело ужасающе затекло за время бытия в связанном состоянии, и он, как вежливый, хороший и правильно воспитанный хуманс должен сделать ей массаж, начиная с ее уставших антрацитовых ножек. Соглашаясь, что хумансам незазорно мечтать о таких ножках, целовать и облизывать их, а благодарная за его участие дроу, так уж и быть, позволит ему это делать, позволит стать на колени перед ней, помочь ей омыть ее идеальное тело. А еще, какая беда, в этом примитивном и безвкусном хумансовском доме ей даже не на что присесть, ведь нет здесь ничего, на что она могла бы опустить свои идеальные ягодицы. Но, если встретивший ее добротой и пониманием мальчик-человек такой хороший и добрый, то она, в милости своей, позволит ему предложить вместо кресла его весьма милое, как для хумана, лицо. Степан, на секунду отвлекшийся на сидящую на потолке и внимательно за всем происходящим наблюдающую чертовку-демоницу, с такой постановкой вопроса целиком согласен и счастлив предоставить достойные его гостьи условия. Так она и наслаждается его покорностью и языком, мимоходом расспрашивая о всяком, с каждым вопросом все сильнее удивляясь и понимая, какую мифрильную жилу она нашла, попав в беду и сумев из нее выбраться. Дроу полулежит на кровати, лениво лаская стоящий колом член лежащего на полу и отвечающего на ее вопросы человека уже неоднократно облизанной ступней, а на запястье ее сидит, как влитой, изящный браслет цвета слоновой кости, мимоходом схваченный ею за секунду то того, как веревка-ловушка скрутила ее, выключая доступ к дару и лишая подвижности. У нее впереди много планов, а этот милый хуманс обязательно согласится ей помочь. Разве сможет он ей отказать?***
Степан проснулся будто по щелчку, поправляя одежду и удобнее усевшись в мягком медицинском кресле, смотря прямо перед собой и делая вид, что не заснул прямо так, во время разговора с его терапевтом, к какому нужно было сходить ради получения престижной и хорошо оплачиваемой рабочей должности. Окинув взглядом типичный такой офис, словно в каком американском фильме, он все же сосредотачивается на докторше. Психолог и гипнолог одета в светло-коричневый брючный костюм, а также белоснежную рубашку, какая не в силах была скрыть немаленький вырез на груди и отсутствие белья под этой рубашкой, строго застегнутой на все до единой пуговички. Тепло улыбнувшись, доктор Лагхан, чье имя он прочитал на ее бейдже, положенном на стол, обратилась к нему так, словно не заметила, как его сморило. — Итак, уважаемый Степан, мы с вами пришли к выводу о том, что ваша проблема вполне может быть решена, если приложить некую долю усилий. — От ее слов становиться приятно и хочется откинуться в кресле, не шевелясь и не думая, что он тут же и делает. — Вызванный перемещением в совершенно новое окружение нервный срыв, тяжесть доставшейся вам Скрижали, а также недостаток активной половой жизни, безусловно, серьезная проблема, но мы постараемся с этим что-то сделать. Главное, слушайте меня, Степан, только меня. Вы будете слушать? — Да-да, конечно, буду. — Кивает юноша, ощущая, как его простреливает вспышкой непонятного удовольствия, поскольку ему приятно соглашаться с доктором Лагхан, какая так красиво улыбается, у какой так заманчиво проступают сквозь рубашку соски. — Я готов слушать. — Это прекрасно, просто прекрасно, Степан. — Хлопнув в ладоши, еще сильнее и выразительнее демонстрируя грудь, она принимается задавать вопросы, анкетируя его ответы. — Любимая фантазия? Предпочитаемый размер груди? Цвет сосков? Вкус киски? Вы любите подчиняться красивым женщинам? Вы хотите подчиниться мне? Вы с радостью позволите мне владеть вами? Вы когда-то бывали под гипнозом? А под приворотом? Под эффектом порочного волшебства? Вы готовы отправится в путь? Насколько близок к вам Эндорас? А Нейрат? Морграф? Где ваше нынешнее место пребывания? Где вы? Где вы? Где мне тебя искать, скажи, скажи, скажи — где? Ответ на последний вопрос уже почти срывается с уст юноши, но он резко дергается от громкого стука в дверь. Дверь, обычная и деревянная, словно мигает, на глазах превращается в стальную бункерную перегородку, но Степан немного недоумевает. Он не понимает — зачем в офисе гипнолога вообще нужна бункерная дверь на десяти замках? Случайно переведя взгляд вниз, он замечает, что раздет по пояс, а член его сжат между огромных грудей Труды, только сама травница будто бы выглядит совершенно пустой, несмотря на улыбку и завлекательно-умелые движения, с какими она ласкает зажатый в ложбинке член. Она словно не она, а выдумка, образ, иллюзия, влажный сон, сотканный из ничего на короткий срок. Степан едва не спускает между этих громадных сисек, мысленно даже пожалев, что не сумел тогда этого сделать… тогда? А когда тогда? — Простите, доктор Лагхан, но я разве не здесь, с вами? — Уточняет он, прерываясь на стон и вцепившись в подлокотники кресла, когда Труда сжимает его еще сильнее. — Я сейчас… простите, но я скоро… — Это не проблема, вы ведь молодой и страстный юноша, так что не стесняйтесь, спускайте между этих сисек, спускайте и дайте мне ответ — где? — Не меняя профессионального и уверенного тона, подхода, образа доктор Лагхан смотрит, казалось, прямо в душу своими зрачками-крестами, нетрепливо помахивая хвостом. — Где же ты? Скажи мне, где ты, несущий Скрижаль, скажи где ты и я дам тебе спустить! Скажи где ты, и я дам тебе все! Ну же, говори! Скажи! Скажи! Вообрази где ты и спускай, спускай на эти сиськи, давай! Дай мне образ! Свое требование оказавшаяся такой несдержанной и страстной гипнолог сопровождает разорванной на груди рубашкой, обнажающей почему-то алого цвета сиськи с темно-бордовыми сосками, на какие так хочется смотреть, что не выходит отвести взгляд от этих сисек, сисек, сисек, сисек, несмотря на то, что бункерная дверь почти рухнула, несмотря на то, что он уже почти кончил и вот, в какой-то миг он не выдерживает и уже почти выпускает семя, но дверь в уютный кабинет выбивает могучим пинком, он даже пытается сказать что-то возмущенное, но вместо этого говорит нечто еще, отчего доктор Лагхан улыбается победной и довольной улыбкой. — Никто не ждал теократскую и-и-и-и-икивизицию! — Толпа одетых в ало-черные шмотки людей с факелами разрушает дурацкий сон, не давая закончить начатое, но сознанию все сложнее удерживаться в этом потоке образов, каким был его странный сон. — Бывай, милый Панн, бывай. — Игриво и с обещанием чего-то неясного говорит гипнолог, одаривая напоследок зрелищем своих подпрыгивающих алых сисек. — Бывай и забывай, бывай и забывай, ведь сны так легко забыть, запомнить лишь последнюю деталь, смотри и запоминай. «Какие же у нее красивые и сочные красные сиськи. Красные. Сиськи». — Подумал Степан, а после… проснулся***
После того квеста с проклятым капищем, а также после пережитой экспресс-прокачки, Степана в ту же самую ночь разобрало настолько идиотскими снами, что по утру было аж немного нехорошо. И даже стыдно, отчего он обещал сам себе сходить в бордель получше при первой же возможности — что именно ему снилось он так и не смог вспомнить, только разрозненный образ сисек с темно-бордовыми сосками, словно напомаженными. Они ему аж в душу смотрели и едва не привели к тому, чтобы менять белье поутру, буквально хватило бы одного резкого движения. Пока он пытался понять, с какого дьявола, черта и демона ему приснились красные соски и сиськи, а также почему его от этого так пробрало, будто снова в пуберат вернулся, остальные образы снов опять убежали. Поскольку он в очередной раз позабыл поставить ловцы снов, даже попробовать вытащить часть образов не вышло. Скрудж МакДак в военной форме, бочка с огурцами, изящные женские ступни, шагающие по мраморному полу, темный коридор с кучей дверей, солнцезащитные очки и долгая белоснежная борода, огромная кровать с тяжелыми шторами, уютный кабинет в теплых тонах, ало-черные одежды… все. Да уж, не быть ему гадателем, как тогда подумал Степан и не особо расстроился. Несмотря на едва не случившийся конфуз, он испытывал очень даже позитивные эмоции — нормальное задание, какое при этом не представляло смертельной опасности, успешное его выполнение, а также куча, буквально куча, прокачавшихся статусных строчек. Судя по всему, да и справка косвенно это подтвердила, это задание было не просто средним, а находящимся в считанных миллиметрах от следующей ступени квестовой ценности. Юноша был не сказать, чтобы жадным, но в тот миг захотелось повысить за счет свободного очка не заранее запланированную камлательную практику, а выдачу заданий, чтобы таки увидеть, что там после средних по ценности квестов и пособирать с них добычу. Впрочем, стоит признать и то, что задание оказалось пусть и не идеально подходящим юноше, но очень близким к тому идеалу — выпади ему нечто более сложное или просто не позволяющее потратить много времени на подготовку, и он бы не справился. Как не справился бы и если ему попалось нечто не настолько подходящее под специализацию Степана, под уже имеющиеся в наличии таланты. Даже с этим заданием он смухлевал немного за счет того, что подготовил заранее вообще все, что только можно, кроме самого выполнения задания. Та же интуиция подсказывала, что чем более развит его статус, тем ниже вероятность получения большого количества наград — либо прокачивай мета-навык, либо увеличивай сложность задач. Ему, однако, хватило и возможности урвать немного пользы просто так, сходу, выполнив удобный лично для него квест. Немного отдохнув и поглядев на ситуацию трезво, юноша признал, что кукольная магия ему, конечно, будет полезной и уж точно не лишней, но очень уж она узко заточена, требовательная к материалам и резерву, даже к месту создания, хотя последнее и легко компенсировать тем или иным способом. Чтобы начать полноценно пользоваться плодами этой магии ему нужно будет либо доводить себя раз за разом до банкротства, тратя системную валюту на материалы для кукол, либо все-таки остепениться и, быть может, прости админы, устроиться на работу. В том же Фантреле ему предлагали оную работу местные ночники, другое дело, что он не понял намека, а остальные игроки ждали его хода. Если он, сильный и умелый ученик, уже имея какой-то опыт, вежливо поинтересуется у людей, кому там нужен шаман, умеющий, допустим, пусть не лечить, — целители здесь собой являют тот еще картель, жмущий всех без диплома и патента, — то заговаривать материалы и инструменты на прочность и благословлять поля. Да, последнее, кстати, вполне себе вариант — жрицы Гайи особо не станут противиться такой конкуренции, хотя часть прибыли обязательно заберут какими-то податями. Добавить сюда работу с погодой, что является вечно востребованным умением, прибавим еще что-то, вроде умения создавать простейшие амулеты-сигналки на шаманской основе, дешевые и не надежные, но рабочие… да, это все в пределах ученического развития, но, при этом, достаточно полезно, чтобы никто не стал противиться такому работнику. Проблема в том, что у него нет ни поручителя, ни прикрытия, ни роду и племени, а потому, риск оказаться посаженным на цепь фигурально, через обман с контрактом, либо буквально, через тюк по голове и продажу, неприятно высок. Ну, для ученика, каким Степан собирается притворяться. Может, плюнуть на все, сменить имя, — или даже его не менять, — да и выдать себя за полноценного адепта? Да, слишком молод, да, внимание привлечешь, но хотя бы можно толпы гопников не опасаться… потому что брать будут сразу полной боевой группой. Одно сплошное расстройство, а не попадание. Почему люди и не только люди везде такие мудаки? Он так и провел на том холме обещанную самому себе неделю, отменив небольшое задание на вырезание гоблинов, — не из жалости к гоблинам, но потому, что вырезать нужно было племя целиком, а он к геноциду пока еще не готов, — а также проводив взглядом пропавшее из магазина живое семечко меллорна, встретив еще одно Автобожественное чудо в виде уникального любовного зелья, какое проняло бы и магистрессу-менталистку с идеальным самоконтролем и кучей перестраховок, причем так, что она бы и не заметила постепенного, но весьма быстро разворачивающегося эффекта. За это время он практически не отвлекался на камлание, лишь немного пополнив свиту интересными духами, преимущественно как раз связанными и новой специальностью. Все силы были брошены на куклу Таиры, все внимание было посвящено ей же, отчего Степан чувствовал себя каким-то чокнутым поклонником с расстройствами психики, а не нормальным шаманом. Материалом, основой его стала сплетенная из особых растительных волокон ткань, причем растениями были водоросли речные, чтобы сделать акцент на типе дара образа куклы, а также глина, магически заряженная и пропитанная кучей специфических оттенков волшебства. Изначально безликая и бесполая кукла… оставалась такой же безликой и бесполой, Степан не тратил усилия на внешнее сходство, хотя были методы, где таковое применялось. Он только лицо из глины вылепил максимально достоверно, но не более. Остальное тело куклы походило на типичную тряпичную игрушку деревенской детворы, только что куда более тяжелую, ибо тело под тряпичной набивкой было все еще глиняным. В центре грудной клетки этой куклы скрывался небольшой сердечник, с каплей никак не высыхающей крови, да одиноким волосом жертвы, создавая симпатическую связь и напитывая энвольт образами и аурой жертвы. Через эту куклу юноша уже успел понаблюдать за миром глазами Таиры, все еще плоскогрудой и злобной, какая прямо в тот момент праздновала очередной удачный рейс в таверне какой-то, успешно просаживая премиальные. При этом она думала о том, что больше просаживать не нужно, жертву Фортуне уже сделала, считай, а остальное нужно оставить на более важные покупки, вроде того же накопителя, на какой она уже полгода копит, все облизываясь. Да и амулет нормальный очень хочется приобрести, наверное, даже больше, чем накопитель — очень ей не понравилось с пробитым черепом за борт выпадать. В тот момент она с неожиданной для себя теплотой вспомнила малолетнего и диковатого камлателя из этих, как их, Лядей, вроде бы, какой ее сумел с того света вытащить. И даже сама, без всяких влияний со стороны решила в следующий раз, если будут проплывать мимо того села и там останавливаться, зайти в гости: хоть он и сухопутный, а еще странный, да и просто не от мира сего, а трахать девок умел, что, по ее мнению, для быстрого перепихона всего важнее. Степан, умилившийся такой позитивной оценке себя любимого, таки наслал на нее оздоравливающий и укрепляющий эффект, облегчив тренировки и развитие дара: синергия кукольничества с навыками наставника. А еще он не стал обманывать самого себя и осторожно, соблюдая всю процедуру, разомкнул куклу и ее связь с Таирой, хотя так и подмывало попробовать что-то еще. Но нет, ограничился только приказом почесать нос и не пить еще одного кувшина вина, причем последнее она и сама собиралась сделать. В смысле, не сделать. То есть, не заказывать еще один, однозначно лишний, кувшинчик, тем более, что вино было так себе. Закончив с куклой и подавив желание остаться возле источника еще ненадолго, — подавил потому, что он тогда здесь до зимы задержится, он себя знает, — юноша собрался, стер следы своего пребывания на этом месте, еще раз призвав мохнатый мячик, да и отправился в путь-дорогу. Свободное очко талантов он, по здравому размышлению, решил приберечь. Это было, наверное, не самым умным подходом, но очень уж манила двадцать пятая ступень — с новым рангом «мирного развития» и без того на две трети взятый двадцать четвертый падет уже скоро. А там и двадцать пятый, на каком ему обещают позволить выбрать, — или не позволить, а назначить автоматически, тут даже справка молчала, — специализацию основного класса, а это автоматически откроет ранее заблокированные направления. Более того, часть из тех знаний, какие сейчас уперлись в порог развития, могут стать доступными к прокачке даже если характеристик и не хватает. Грубо говоря, специализация должна понизить кап для некоторых знаний и свойств, что тоже нельзя не учитывать. Для этого дела он и приберегал очки, планируя не тратить также тот, какой заработает на двадцать четвертом: если откроется некая очень вкусная ветка или уже прокачанная в упор сможет быть развитой еще сильнее, то он тогда сразу же эти таланты и вложит. Ну, не сразу, а по одному, иначе голова может и лопнуть, но это уже если к словам цепляться. Не потраченные усиления давили на мозги подобно припрятанной алкоголиком бутылке водки, он слишком привык сразу их расходовать, но очень уж момент удачный. А у Степана, что весьма удачно, нет особых провалов в прокачке на данный момент — тот же диалог уже максимально развит, а камлательная практика для него всю его попаданческую жизнь (пока что не такую уж и долгую) была вторичной на фоне диалога. Опять же, пока он в дороге, то особого времени на остановки и принятие знания нет: вспоминая то количество усилий и страданий, какое потребовалось на усвоение продвинутого мастерства в диалоге, выключит его на пару дней минимум. А еще грела сердце злорадная мысль о том, как горели бы жопы у нормальных не системных магов любой силы, если бы они о таких «ужасающих» затратах усилий ради предельного для мастера блока знаний узнали. Там не то что Степана испепелить выхлопом могло, там ледники Антарктики оказались бы под угрозой, причем земные ледники, тогда как этот мир вообще в плазму обратило бы, породив очередную сверхновую. Именно поэтому юноша и будет о себе и своих системных методах развития молчать, да, чтобы спасти ледники земные от таяния, не иначе! Отправка в дальний путь прошла без особых событий, как и сам путь, в каком даже особо опасного ничего не происходило — попытки заниматься какой-то практикой на ходу ему были малополезны на текущем уровне, давая даже не крохи, а какие-то нанометры опыта. Задания выпадали исключительно мелкие или Автобожественные, но даже у предложений Ее Зломилфейшества награды были меньше обычного. Не то просто не везло, не то система получила откат за очень уж суровую награду после закрытого квеста с капищем. Мелкие задачи шаман выполнял мимоходом, чаще всего тратя материальную награду прямо на ходу — невыгодно по резерву и затратам, но зато время экономишь, а ему большего и не нужно. Редкие встречи с хищниками заканчивались побегом последних с ронянием кала по пути, а сколь-либо разумных сущностей он вовсе обходил. Впрочем, отсутствие прямой опасности и сражений не значило, что ничего интересного или даже щекочущего нервы ему не встретилось. Один раз Степану пришлось делать довольно большой крюк, почти на сутки сбившись с маршрута, поскольку он явно вышел на территорию какого-то старого и очень злого чудища, развешавшего по округе вешки из тел убитых зверей. Кто бы ни повесил те останки магически измененного медведя на дерево, но он был очень высок и массивен. А еще умел свою массу контролировать, потому что размеры следов и клочки длинной серой шерсти на дереве, оставшиеся после того, как убийца мишки решил о то дерево почесаться, говорили неутешительное — с такими габаритами существо должно было если не сложиться под собственным весом, то проваливаться в землю под ним же. Ан нет, ничего такого. Духи, каких он послал на разведку, принесли образ чего-то старого, голодного, умного и опасного, не решившись подбираться ближе, потому что это существо еще и колдовать могло нечто примитивно-ведовское, но, сука, мощное. Включая защитные поля и сенсорные сети, да. Он мог попытаться эти поля обмануть, пройти сквозь них или даже вовсе переподчинить их себе, но мощь их создателя внушала уважение и нежелание связываться — а то он, создатель этот, может одеяло обратно на себя потянуть, вырвав его из рук вора вместе с руками. Степану достался один только образ, довольно размытый, но все равно напоминающий… пожалуй, бегемотов-чудищ из третьих или даже четвертых Героев, только при этом не смешную картиночку, а вполне реальное нечто. Степан не был уверен в том, что сможет вот это дерьмо убить в прямом бою, особенно на его территории, какую немножко разумное нечто успешно подчинило. Так что пошел он в строго противоположном направлении, не заходя за вешки и не рискуя ложиться спать без утроенного защитно-сигнального контура, а также призыва сильного духа. Ящер был не против прибыть на зов вне очереди, за отдельную и заметно сниженную оплату, стоя призрачным защитником над чутко спящим шаманом. Никто так и не напал, никто не ходил кругами возле маршрута шамана, следы какого он старательно затирал, и никого не заметили духи-разведчики, на призыв и поддержку которых Степан тратил до полутора резервов в сутки, искренне радуясь ускорению отката «обновления резервов». Боя или конфликта не случилось, но юноша, наконец-то, полноценно понял — почему же эта местность так слабо заселена и до сих пор не колонизирована как следует. Еще один раз он, ищущий место для привала посреди заболоченной низины, вынужден был продолжить путь даже ночью, не найдя места для ночлега. Так он и вышел на приветственно мерцающий огнями городок-поселок, в каком прямо сейчас что-то праздновали. Духовное зрение прекрасно видело сквозь иллюзию, различая давно обрушившиеся стены, сожженные века назад улицы, рухнувшие под собственным весом руины домов, а также призраков и злых духов, порою переходящих друг в друга в своей видовой принадлежности, создающих иллюзию жизни и заманивая случайных прохожих, если они тут вообще встречались. Степан легко преодолел слабое, зато весьма коварное воздействие этих огоньков, успокаивающее и снижающее критическое мышление, чтобы замученный дорогой путник таки подошел к воротам, был поприветствован стражниками и пропущен на праздник. Все равно какая-то геймерская часть его порывалась в город сходить, зачистить его от всякого дерьма, какое очень уж сильно задержалось на этом свете и в материальном мире. За это однозначно засчитали бы даже не поступок, а деяние, потому что тварей там много, они старые, опытные и есть по меньшей мере пара-тройка очень даже сильных, соответствующих по мощи нижней планке старших духов. Только были это не совсем духи, а нечто среднее между ними и нежитью призрачного типа. Степан имел шансы, все же такие враги — буквально его специальность, каждый шаман немного экзорцист при нужде. Но он только покачал головой, сделал для себя отметку в записной книжке и тихо ушел, решив лечь спать днем, а ночью продолжить путь, увеличивая дистанцию между собой и мертвым городом. Духи и призраки в нем пробуждались только ночью, днем прячась в громадном кармане-каверне размером с весь город, прямо в высоких сферах расположенной. Но вот ночью, ночью они могли и рискнуть покинуть стены города, ослабевая и теряя плотность, рискуя упокоиться или вылететь из реальности, если не успеют вернуться к рассвету. Юношу совершенно не прельщала перспектива стать жертвой ночной охоты погибшей аристократии этого города, какие умерли когда-то всего лишь средними адептами-некромантами, а сейчас разожрались до старших духов-призраков. Тихо посмотрел, тихо собрал информацию, банально послав внутрь периметра пару духов со схожими аспектами смерти и нежизни, чтобы они поварились в этом казанке, добывая информацию, а после ушел. Один из духов, кстати, выполнив контракт и передав все свои знания, решил в этом городке и остаться, инстинктивно понимая, что здесь он сможет стабильно расти в силе. Связав его контрактом на молчание, чтобы даже пол-образа о шамане не выдал ближайшие лет тридцать, юноша ушел, продолжая держать город под наблюдением одного сильного духа-дальнозрителя, поднявшегося в небеса на пару километров в образе сотканной из ночной темноты совы. Этот же дух и прислал шаману образ-картину того, как «новенького», не просто по краю проходящего, а зашедшего в гости уже не скрываясь, споро разорвали на части «старички», каким и самим впритык хватало некротического фона города и его магических источников для поддержания себя и каверны-логова в рабочем состоянии. Помимо этих двух встреч, каждая из каких закончилась ничем и не привела к опасным последствиям, ничего интересного не произошло. Встал, покамлал, пошел, зачастую камлая на ходу, устроил ночлег, обновил контракты перед сном, укрыл себя сонниками-хранителями, уснул, поспал, встал. Замкнутый цикл, где день сменялся днем под шелест снова появившихся на деревьях листьев и запах расцветающих соцветий, а редкие дожди почти не причиняли неудобств. Весна уже была в разгаре, о зиме даже ночная прохлада не напоминала, а вместо духа-обогревателя из огненной сферы юноша призывал парочку воздушников со свойствами вентиляции, а еще хладовика, чтобы создавал купол прохлады. Прокачка шла ужасающе медленно и грань двадцать четвертого уровня практически не сдвинулась, но, в один предобеденный час очередного дня, отклонив дежурное задание Автобогини, юноша все же ступил на позаброшенный и староватый, но используемый тракт. Духи путей и дорог буквально стекли с него в этот момент, впиваясь в дорожную пыль и утоптанный грунт, ища, спрашивая, отвечая. Последний раз по этой дороге ходили где-то неделю назад, трое всадников, еще до этого почти три недели, прошел одинокий путник, до этого, больше месяца, целая группа из нескольких телег. Примерно сориентировавшись, юноша направился в ту сторону, куда ему нужнее, рассчитывая получить доступ к нормальной лавке, закупившись нормальной же едой. Система продавала специи, — они неплохо шли в жертву духам, — навыки позволяли поймать себе мясную пищу и приготовить ее, а то и просто приказать духу вселиться в зайца и притащить его тело прямо под нож, но вот иные, более привычные блюда из рациона выпадали. Его уже жадность давила амфибическими руками покупать сладости или хлеб через систему. Да, храмовые хлебцы, наполненные силой Солнца и повышающие тонус организма, конечно, очень вкусные, а еще способны сами по себе снять средненькое проклятие или помочь восстановиться после тренировки. Но они, блин, дорогие! Дорога оказалась действительно малохоженой, он шел до самого вечера, примостившись на привал посреди удобной полянки, где имелось старое и не раз использованное в прошлом кострище. Заварив себе немного отвара из трав, плотно поужинав остатками павшей пред мощью шамана птицы, Степан улегся на плащ, активировал защитные контуры и уже на рефлексе проверил статус. И сон быстро прошел: снова сменился особый лот в магазине, выставив на продажу нечто, что шамана заинтересовало, причем ему даже валюты хватало на покупку, практически впритык, но хватало. Озадачено потерев лицо и прогнав сонливость, землянин сел в удобную медитативную позу и начал рассматривать вероятную покупку более подробно. Артефакт шаманского направления и шамано-ведовской методики создания, уровнем не слабее остальных демонстрируемых лотов, хотя и пожиже даров Автобогини. С другой стороны, у этого артефакта куча ресурса не тратится на всякие непотребства, как у защитных чулок, способных поднимать массовые защитные поля, имея выдающиеся мозгомоющие свойства и с маскировкой под простое одеяние. Нет, здесь артефакт именно что утилитарно направленный на то, ради чего его создавали. Ее создавали. Маску. Это была почти классическая африканская маска еще по земной культуре узнаваемая — темно-коричневое, почти черное дерево, а также белый и алый рисунок на поверхности этого дерева, на каком видны мелкие трещинки и линии волокон. Даже не рисунки, а отпечатки двух ладоней, алой и белой, каждая расположена так, чтобы глазница маски была прямо на том месте, где у отпечатка должен был оказаться центр ладошки. А еще, сколько ни вглядывайся в образ этой маски, а не выходит понять, какой цвет сверху — алый, или белый, какая из ладоней оставила свой след первой, а какая второй. Если подумать, то неясно даже какая из них слева, а какая справа, будто стоит только моргнуть и эти константы поменяются, но при этом словно всегда были именно в таком состоянии. А еще глазницы этой маски, две круглые дыры размером с мячик для настольного тенниса, не показывают глаза носящего сию масочку. Можно даже взять какой-то карандаш и ткнуть туда, в глаз, по итогу только карандаш уронишь, и он пропадет в той черной пустоте, не появившись с обратной стороны. Зловещее такое свойство, но на деле не особо страшное, рожденное самой природой этого артефакта. Артефакта, созданного шаманами и для шаманов, предназначенного именно для использования основного класса Степана. Эта маска не предназначалась для боя с людьми или нелюдью, она вообще не являлась боевым артефактом, пусть ее польза в таких условиях и была ненулевой, очень-очень ненулевой. Маска представляла собой очень мощный оберег и эффектор специфического защитного поля, предназначенного для сокрытия или отражения ударов со стороны духовного мира и от его, духовного мира, обитателей. Грубо говоря, с таким украшением на голове, даже старший дух, пожелай он сделать носителю худо, либо усрется от натуги, либо убьет себя о стену, либо просадит кучу сил, либо будет медленно подбирать ключи к защите несколько недель. Но, скорее всего, все эти факторы сыграют вместе, да. Маска будто бы создавала между носителем и миром духов односторонний пузырь отсеченного пространства на основе сферы и концепции темноты и пустоты. Та самая пустая тьма за глазницами маски являлась внешним проявлением закрепленного эффекта. Если описывать человеческими образами, то со стороны носящего маску не меняется ничего, вообще, он все так же все видит и взаимодействует с миром духов как обычно, максимум ему будет казаться, что его укрывает обычная пленка. Но, стоит только попытаться ударить по нему… все удары станут уходить в пустоту и темноту, проваливаясь в никуда, а если попробовать атаковать вблизи, как та же ведмежуть, то просто упадешь в эту пустую темноту и сгинешь, ведь ведет она куда-то в очень специфические участки высоких сфер, где обычные, даже сильные духи, не имеющие соответствующего сродства, просто дохнут. При этом сам шаман вполне сможет использовать духовные манипуляции или проявлять щупальца с клешнями, ведь они тоже будут прикрыты маской, все духовное тело будет ей прикрытой, пока она на Степане. Такая защита не отразит ни примитивный и банальный огненный шар, ни арбалетную стрелу, если только не ударить ими прямо в глазницу. Причем не задевая маску, а то она, конечно, куда крепче простого дерева, сравнимая с хорошим шлемом гномьей работы, но не легендарной прочности артефакт уж точно. Опять же, если духи станут атаковать через реальные проявления стихии, придя в реальный же мир и долбя по шаману молниями, то ему тоже придется защищаться привычными средствами. Но, пока он камлает сильных и опасных духов, пока он путешествует вне тела (образ маски легко уйдет вслед за шаманом), пока он работает с отражениями мира духов — он может быть почти неуязвимым для любого недостаточно сильного или искусного-экзотичного врага, а еще до крайности незаметным. Ведь маску можно перевести из однослойного пузыря в отражающую сферу, будто бы засовывая шамана в передвижную и ультрапрочную каверну, но без потери подпитки и отсечения связи с телом. Конечно, это только для духовного мира, реальное физическое тело так не спрятать, но все же очень мощно, выше всяких похвал. В таком состоянии он не сможет атаковать или воздействовать напрямую, но и его из этого пузырька хер достанешь, даже если будешь точно знать, что он там есть. А ведь Степан о своем присутствии объявлять не станет! — Хочу. — Только и сказал он сам себе, а после тут же оплатил покупку, пока не передумал. — И беру. Маска появилась прямо в руках, не слишком тяжелая, чуть прохладная и постоянно имеющая одну и ту же температуру, не нагреваясь от прикосновения и всегда на полградуса холоднее кожи, дырки глаз радовали той самой бесконечной пустотой, а знания шамана приходили в экстаз от лицезрения столь сложной и самоподдерживающейся структуры. Уже сейчас можно сказать, что с этой маской он сможет неплохо так усилить преддверие, вернее, ускорить его разворачивание и снизить затраты на поддержку его в перемещении. Конечно он не стал надевать эту игрушку сразу, нет, сначала он ее всячески осмотрел как лично, так и посредством парочки специальных духов, разве что на зуб ее не попробовав. Даже достал из домика-тюрьмы когда-то отловленного злобного духа, какими он прикармливал духов своих, воткнув его в глазницу маски. Дух тут же исчез, словно его пылесосом втянуло, заставив шамана задумчиво покивать головой и столь же задумчиво высказать веское такое: — Во дела! — И, после небольшой паузы, добавил. — Пальцы я туда совать не стану. Вроде и не должно ничего оттяпать, особенно после привязки артефакта ко мне лично, но мало ли. Дед вечно говорил не совать куда не попадя, но, признаюсь, он, наверное, что-то другое имел ввиду. Примерка маски показала именно те результаты, на какие юноша и рассчитывал, не больше и не меньше. Полноценно использовать эту штуку без подготовки весьма сложно, но, что точно можно сказать, так это одну абсолютную истину — призывам старших духов быть, гарантированно быть, правда, не сейчас. Сначала новое место, обустройство на нем, а вот потом, потом можно будет начинать. Хотелось всего и сразу, маска позволяла, пусть и со скрипом, проводить призыв иного слабенького старшего, желательно из одобряемых Автобогиней сфер, даже в чистом поле и походных условиях, но нет, он — не дебил. Опять же, у него даже запаса валюты нет, чтобы можно было качественные реагенты для круга, оберега и обманок-приманок закупить, ну куда в таких условиях еще старших духов призывать? Он что, жить разлюбил? Следующим утром, положив маску в рюкзак, прямо рядом с футляром для супер-чулок, юный попаданец продолжил свой долгий путь.***
Степан стоит прямо напротив дорожного указателя, старого и явно уже годы и годы не обновляемого, едва-едва не обрушившегося под собой. Одна из указующих стрелок все-таки обломана, так что надпись и не прочесть, но это может быть вполне намеренное действие, а не гнет пробегающего времени: вторая дорожка-тропка, отделяющаяся от основной, какая и сама от тропы недалеко ушла, уже основательно заросла, почти скрывшись под ковром травы, а духи утверждают, что там уже больше двух с половиной лет никто не ходит. Может быть, еще дольше, но это духи уже не скажут, нужно лезть в пыль дорожную слишком глубоко, слишком плотно, так что шаману придется доплатить. Степан искать дальше и не приказывает, намереваясь отправиться по основному маршруту, возвращая внимание к указующему камню. Быстрая проверка маршрута показала просто заброшенную деревню, где от домов да хат остались только заросшие травой холмики на месте фундамента. Если этому камушку поверить, то впереди, буквально в паре часов, вон за теми холмами, Степана ждет мелкий хутор-поселок под названием Малые Бзды. Посланные вперед духи этот хутор уже заметили, так что правдивость камня, считай, подтверждена. Судя по передаваемым образам, там буквально меньше двух десятков хат, да еще весьма крупный и когда-то преуспевающий придорожный трактир. Видимо, этот трактир и был некогда хуторообразующим предприятием, но со временем дорога захирела, маршрут был заброшен и хутор стал доживать свои дни. Не меньше трети, а то и половина, домов были давно заброшены и частично разобраны, да и сам трактир, крепкое двухэтажное здание с довольно надежной деревянной оградой и толстыми стенами, явно используется по назначению хорошо если пару раз в сезон. Часть окон на обоих этажах вовсе забиты деревянными досками, конюшня наполовину разобрана, вывеска выцвела до абсолютно нечитаемого состояния, и еще куча мелочей, свидетельствующих об унылом декадансе. Тем не менее люди на хуторе были, а в целой части конюшни даже лошади имелись, за какими прямо сейчас ухаживал хмурый и бледный конюх, будто одновременно не выспавшийся и похмельный, да и недавно переболевший. Люди в селе вообще были весьма неулыбчивые, та же Ронна, не говоря уж о Лядях, производили более позитивное впечатление. Но оба тех села и не пребывали в таком упадке, да и родили огороды там куда получше. Здесь же никто особо и не старался засевать те клочки земли, какие были пригодны для возделывания. Либо охотой промышляют, что вероятнее всего, либо уже давно собираются податься в место получше, отчего и не взялись за главный труд в жизни пейзанина, либо вовсе давно стали придорожными татями. Хотя последнее маловероятно, и не потому, что Степан в людей верит — просто на этих дорогах, похоже, особо не пограбишь, если только не самих себя. Еще раз пройдясь глазами принявшей в себя духа случайной птички по этим вот Малым Бздам, юноша прекратил контакт с духом, смутно понимая, что чем-то ему то место не нравится. Вернувшись взглядом к дорожному камню он еще некоторое время его поизучал, послушал духовное эхо, посетовал на то, что вот этот камень, как место не Силы, но Смысла можно было бы неплохо использовать в целом ряде камланий, но у него на них времени нет, если хочет сегодня с покупками закончить. Зато хватило времени на то, чтобы прочесть смутные и полустершиеся надписи на этом камне. Не информационные, а, так сказать, народное творчество. Было там как минимум три надписи «УД», причем один из них был на высоком академическом Нейрате, местном аналоге просвещенной латыни для магических записей. Было обвинение некоего Горлуа в активном и пассивном скололожестве, была надпись «у Перча мелкий уд», какую кто-то, не иначе сам оскорбленный чуть переиначил, добавив частицу «не» перед «мелкий». Судя по всему, либо где-то рядом была какая-то приходская школа, либо сюда переехали те, кто в той школе учился — умение писать в этом мире нигде не норма, в тех же Лядях сим навыком владел только Кирик, его сын, причем куда хуже, и еще один мужик из деревенских. Самой последней из надписей, а также самой свежей, не старше двадцати лет, была едва ли не целая переписка. Одна мужская рука высекла на камне вопрос: «Трэска даст?», тогда как второй, куда более неровно и с ошибками, ответил на это: «ана тибя треснит». Завершала композицию последняя надпись, самая ровная и четкая из всех, написанная, судя по присылаемым духами образами, женской рукой, если выбивание надписи на воткнутом возле дороги камне с помощью железного гвоздя можно считать процессом написания: «Дам и не тресну!». Степан далек от столь примитивных проявлений юмора, но, черт возьми, его все равно пробрал смех от этой, фактически, форумной переписки! Стоит потом уточнить у местных обитателей о том, откуда взялось это творчество, может, и вправду какая-то воскресная школа или ее аналог здесь были те самые двадцать лет тому назад? Правда, спрашивая, нужно быть осторожным, ибо очень уж местные жители подозрительные типы, да и сама деревня вызывала какие-то странные ассоциации. Вроде и мужики работают, и бабы стирают что-то, и даже пара детишек что-то там бегает, но атмосфера гнетет. Юноша даже послал еще парочку более зорких духов, прежде чем подойти, но и они ничего не заметили. Желание не идти туда, просто не рисковать зазря, боролось с нежеланием и дальше бродить по лесам, а также с необходимостью закупиться хотя бы крупами. Если уж его и попробуют отравить, то он заметит, если попробуют убить прямо там, то он просто поубивает в ответ. Окончательно его убедили те самые лошади, какие стояли в конюшне, указывая на гостей, а также тот факт, что в трактире готовилась еда и прямо на его глазах дородный мужик-боров потащил поднос с пирогами и вином на второй этаж. Если бы они просто убили всадников, какие бедными и оттого беспомощными людьми по определению не бывают, то вели бы себя иначе. Пожав плечами и пообещав себе быть поосторожнее, он все же пошел вперед по дороге, а не сдвинувшись в лес, обходя эти задрипанные Бзды по дуге. Он просто опасался, что, решившись потакать паранойе раз, другой, третий, потом и вовсе любых людей бояться станет и окончательно одичает в своих странствиях. Заметили его фигурку заранее, выйдя на встречу, встречая его силами пары бледноватых мужиков, с виду немного усталых, вымотанных, но не больных, Степан отдельно сменил несколько режимов магического и духовного зрения. Просто переутомление и отсюда просадка жизненных сил, но не какая-то страшная чума. Юноша предположил, что дело в отсутствии рабочих рук и постоянной вынужденной работе на износ, только еще более ярко выраженной, чем у обычного селянина. Глядели на гостя-путника они не сказать, чтобы прямо недобро, но и без теплоты, сказывалась мрачность и негостеприимность региона. — Чаво надабна, пачтенный. — Прошамкал, словно ему челюсть в прошлом ломали, а ему и ломали, судя по форме лица, главный из двух. — Тихий Илль, трактир наш, значаца, немнага пазабрашен. Местав есть, такма с разнасалами бяда. А каль не на пастй, так адитя сябе, нечава нам пакупать, прадать тож нечава. Второй и вовсе даже слова не сказал, и оба они не назвались, рук не подали и все такое. Все еще в рамках того, как встречают обычного путника, но при этом ничуть не дружелюбно, да. Сказывалась, видимо, сама местность, где всякого дерьма хватало, а вот тех, кто от этого дерьма мог защититься и предложить защиту самому, было куда меньше. Юноша окончательно решил, что ночевать тут не станет, только закупит немного круп, особо тщательно проверив их на яды, да и будет таков. Аура его любимого «средне-сильного ученика», да еще висящие на руках браслеты и ожерелье на груди выдавали одаренного, но первой эти двое не видели, а второе… ну, невнятно говорящий мужик проявил вежливость в рамках приличий, даже приставку «почтенный» и ту употребил. — Закупиться хочу, чем попроще. — Столь же лаконично, переходя на понятный собеседнику формат высказываний, говорит шаман. — Крупа, хлеб, вяленое мясо, если есть. Серебро есть. Еще могу подлечить кого, если здоровье плохо. Одарен я. Мужики оба только кивнули, судя по всему и не удивившись, как раз по странному ожерелью опознав в шамане, ну, шамана. Переглянулись, словно молчаливый диалог какой проведя, а после снова повернулись к нему лицом. Что-то ему в них не то чтобы не нравилось, а скорее не совпадало, вызывало какую-то не тревогу и не беспокойство, а интерес и непонимание, ощущение упускаемой мелочи. — Лячить нанада, усе свайо. Купить можна. — Кивнул он, указывая рукой в сторону трактира. — Барашма, спрасиш, он прадаст. Юноша отметил про себя, как они напряглись при упоминании предложения лечения, словно и вовсе испугались. Имелся какой-то плохой опыт с залетным одаренным-лекарем? Или тем, кто лекарем притворился? Как там их называют в местном фольклоре — проклятыми? Не исключено, но даже без всякого зловещего дерьма, если какой-то неуч любимую тещу старосты досмерти залечил, то там нетрудно начать вообще всем остальным одаренным не доверять вообще. Втихую просканировав обоих еще разок и не найдя ни следов демонической скверны, ни чего-то подобного, он пожал плечами и пошел себе к трактиру. Солнце понемногу выходило в зенит, близился полдень и пекло уже немилосердно — хотелось сесть в теньке или залезть в бочку с холодной водой, а еще лучше под душ. Вот почему-то Степан не сомневался, что где-то есть какой-то попаданец маминой подруги, какому по первому слову предоставляют и условия проживания в президентском люксе, и наставников по всем дисциплинам сразу, и ресурсы любого толка, и лучшие полигоны для развития дара, и даже симпатичных девушек под него подкладывают, а вместо Автобогини у него нормальная покровительница без тупых заскоков. Тогда как Степан дожился до того, что бочка с водой воспринимается им подобно пределу комфорта! — Припас в дорогу, знамо дело, соберу, ваше магичество, эт дело простое. — Тучный и страдающий одышкой, весь румяный и при этом бледноватый, хотя и загоревший, трактирщик говорил куда внятнее, да и характер у него был полегче. — Вы на мужиков наших не держите злобы, они и так жизнью битые, злодейкой такой. Эт, понимаешь, тяжко тут, Бзды наши, считай, уже и все, только подпоясайся и на переселки, эт, хоть во Врважи, хоть аж до Пятнашки, эх. Коль покушать хотите, то можно и обед справить, все равно готовили много, гостей в моем Тихом Илле сяводня больше, чем за весь сезон до таво. Илль, ежели чо, так то мояво деда дед был, Тихим его прозвали, эх. Вот дед ужо мой в честь деда свояво и назвал трактир то. Тагда было полече, чем сяйчас, да. За нехитрым рассказом, под какой Степана собирались развести на оплаченный обед, причем, вроде бы, ничего плохого не замышляя и в словах не скрывая, удалось узнать историю этого места. Родилось оно во время очередной попытки провести нормальный сухопутный маршрут для торгового каравана, чтобы не одной только рекой сплавлять, да и доставлять товар не к одним лишь прибережным точкам, а вглубь территории, немножко отойдя от власти Дантры. Так-то такие пути есть, но они не связаны особо между собой, идут от одного из прибрежных городов и вглубь, от берегов. Какое-то время все было нормально, даже ходили караваны, вон, трактир поставили, а вокруг него даже вырос небольшой хуторок. Лет десять они не то чтобы процветали, но нормально жили, потом еще столько же на остатках энтузиазма, а потом идея окончательно захирела, в Великом Пятне, городке на несколько тысяч населения, поменялся совет градоправителей, и они перестали вкладываться в сухопутные маршруты, все больше продавая и торгуя с Ключевым. А этот Ключевой на Дантре и стоит, причем там, где в нее сразу несколько ручьев впадают, за что и получил имя. Ну, вот и забыли про маршрут. Пока еще были повыбиты всякие стремные монстры и разбойники не слишком шалили, торговый путь продолжал жить, просто как удобная дорога если не для каравана, то для групп путников или деревенских мужиков, везущих урожаи на торги. Только очень скоро, без рейдов стражи и чисток от монстров, путь снова стал слишком опасен для одиночек и даже небольших групп, люди предпочли иные дороги, а про это место и забыли. Оставались только такие вот отдельные деревеньки, вроде Бздов. Кстати, именно там, где указатель был обломан, была Южная Свечная, тоже деревня, даже покрупнее Бздов, а еще там жил одно время жрец Даромара, отчего в Свечной, почитай, половина детворы грамотной была. Выкосил Свечную сначала мор какой-то, из лесов принесенный, потом неурожай и еще пятерка бандитствующих наемников. Выжившие же собрались, да и переехали куда-то, но куда именно Барошм уже и не знал, он тогда сам был в отрочестве. — Вот такие дела, ваше магичество. — Пожал он плечами, утирая тряпицей-платком потеющий лоб, а после хитро подмигивая. — Ну так что, будете явствовать? Треть цены скину, для гостей наших, всю ночь пропьянствовавших, что до сих пор не прочухались, с запасом готовил, а апятита-то у них нету. — А давай, неси. — Сказал Степан, положив на стол крупный серебряный кругляш, тут же исчезнувший, как по волшебству, но и призывая при этом дух-детектор яда. — Какой день уже нормального горячего не ел, сил нет. — Да, это я по себе знаю, походная жизнь не по мне уж эт точно. — Согласился довольный Барошм, с неожиданно ловкостью уносясь на кухню, не видя ухмылки юноши, какой прекрасно понимал причину, по какой дяденька походную жизнь не любит, ее трудно не заметить, пусть она и теряется между двумя подбородками. — Солнце, жара, ветер, холод, не по мне оно, я люблю чтоб с трактиром возиться, а дороги, оно не мое. Вот вчера гости приехали, пир сябе заказали, вот вы, ваш магичесво, пришли, тоже деняжка, так и живу… В этот момент Степан таки сложил картину и понял, что именно его все время, на самой границе сознания, донимало. Во-первых, почему-то Барошм сказал, что гости-всадники на лошадках прибыли только вчера, хотя юноша точно знал, что по дороге они прошли не меньше недели тому назад. Не ждали же они возле того самого указующего камня целую неделю, чтобы войти в Бзды лишь на одну ночь раньше юноши? Во-вторых, куда сильнее смущал тот факт, что трактирщик сам верил в сказанное, либо очень, очень хорошо скрывал свои мысли, на уровне, недоступном простому деревенскому мужику. Да, блин, Степана обмануть не всякий профессиональный агент сможет, даже при беглом чтении, а тут простой трактирщик, да еще и с дополнительными духами слов в активной фазе сканирования! Дальше круче, до Степана, напитавшего свой дух под плащаницей до полной готовности, только сейчас, в боевом режиме, начало доходить, что он и его духи так и не проверили своим вниманием трактир, особенно второй его этаж и гостей. Поле отвлечения внимания, у него самого такие духи были и теперь, поняв, с чем имеет дело он воздействие от себя отсек, причем не жестко и заметно, а просто перенаправив вдоль духовного тела, не затрагивая ментальное начало. Посланный последить за толстяком дух, пусть и мелкий, но очень незаметный и не насыщенный магией, далеко не отлетающий и очень нечеткие картинки передающий, увидел, как трактирщик совершенно буднично достал из отдельной полки дорого и вычурно выглядящий флакон и капнул из него немного тягучей жидкости, какая сама, похоже, вовсе не светилась в магическом восприятии. И выражение лица у него было при этом пустым-пустым, хотя трындеть он продолжал. Юноша не показал ни страха, ни удивления: твердость духа, как свойство, позволяло сохранять спокойствие даже в очень тревожных ситуациях. А еще ему стало казаться, что Судьба, как концепция чего-то, что над Богами, его очень сильно не любит. Он бы пережил очередную шайку лихих людей, да и хитрожопого индивида, какой решил притравить гостя, он бы тоже спокойно прикончил. Но какие, блядь, шансы нарваться на нечто непонятное и опасное старшему, сука, шаману с мощной свитой, просто зайдя в первую же попавшуюся деревню? Он когда-то, еще на Земле, читал, будто попаданцам всякие сущности подкручивают шансы на встречу всякой херни необычной. Невольно начинали закрадываться неприятные ассоциации и подозрения. «Ваше Высочайшее Милфейшество, а не Ваших ли ручек сие действо?» — Подумалось ему, но вслух он этого не сказал, продолжив смотреть за тем, как трактирщик, долив немного странной жидкости в суп, положил флакон обратно и понес поднос к столу Степана. — «Хотя нет, не отвечайте пока, а лучше вообще не отвечайте». Землянин спокойно продолжил беседу, хотя и не настолько внимательнее следя за ней, что можно было списать на голодный желудок. Он отметил, что Барошн вообще не осознавал своего поступка, да и не следил за тем, что юноша кушает. Когда он подтянул к себе пироги с яйцами, картошкой, а также сладкие, с чем-то вишневым, но не свежей вишней, а вареньем, и вареный картофель с колбасками, проигнорировав суп, — яд был добавлен только в него, — трактирщик никак не отреагировал. Сам юноша, незаметно призвав прямо в тело наиболее искусного духа-ядоведа из своих контрактов, тихо охеревал. Обычные духи яда просто не видели и не осознавали, даже этот заметил не сразу, только после прямой указки проверить активнее! Парализующее тело и усыпляющее сознание нечто было той еще дрянью, юноша даже побаивался кушать остальное, но все же решился, тем более, что больше дух ничего не увидел и не нашел. Вероятность еще более хитрого яда, подлитого вообще заранее… нет, едва ли, а если и да, то вытравить даже эту гадость он из себя сможет, а вот время, время ему нужно. Юноша стремился не только подготовить призыв свиты в полной боевой мощи, не пошевелив при этом свою плащаницу, но еще и понять — а против кого ему свиту свою готовить-то? Ментальная обработка, яды, поля отвлечения внимания, это, конечно, неприятно, но не смертельно: защитить себя от яда, принять контроль над сонмом духов, разделяя себя с ними во множественности, дополнить это парой специфических защит, какие он начал коллекционировать еще после той ночки от Труды и ее дочурки, и большая часть уже продемонстрированного будет им либо преодолена, либо проигнорирована. Вот только что еще враг, неизвестный и опасный, может бросить на стол, а также нужно ли Степану самому на тот стол аргументы выкладывать? Убежать будет куда проще, особенно пока враг не ждет атаки от старшего шамана, считай весьма крепкого мастера магии, да при очень сильной свите. Прямо сейчас схватить свои пожитки, подселить боевого духа, призвать толпу мелочи для прикрытия и, пользуясь невероятной физической мощью, ловкостью да реакцией, банально убежать в закат. Ну, в зенит. Собственно, так и не сумев придумать способ, каким он может вскрыть маскировку противника, не вскрывая свою, юноша, выслушавший очередную действительно смешную байку из молодости жирного трактиродержателя, — прямо концептуальный образ, хотя это первый из трактирщиков, какой реально страдает лишним весом, до этого максимум пузо было видно, — решил этому плану последовать. В идеале, так и вовсе свалить тихо, без криков и раскрытия ауры, а то мало ли, зачем ему лишние свидетели? Просто подозрительный малый привык подозревать, почуял что-то, да и убежал, воспользовавшись эффектом внезапности. — Вы супца-то отведайте, ваше магичество, он мне всегда давался, еще бабка научила. — Вдруг сказал ему мужик, даже чуть прервав историю, а после, как ни в чем ни бывало, продолжил ее. — Так вот, пошли мы тогда, все пятеро, аж до края той деревни, значит, выяснять, кто тут девок портить может, а кому и, эт самое, поленом по уду дать надобно… В этот миг шаман-таки уловил, как глядели через глаза мужика чуть раздраженные глаза чужие, желавшие иного, сказавшие не это, смотрящие не туда. А еще стало понятно, как именно толстого контролируют — через внутренний сигнал, с опорой на кровь, а не классической магией разума, какую и подразумевают под менталистикой. Потому юноша и не видел контроля, что не туда посмотрел, зато теперь, поняв механизм, сразу увидел, вернее, ощутил, чужую магию в сущности трактирщика. А еще, опираясь на свой опыт, предположил, что жить ему оставалось недели полторы. Трактирщику, в смысле — контроль очень уж травматический вышел, хоть и полный, но не то чтобы неумелый, просто небрежный, наплевательски относящийся к жизни жертвы. Тут никто и не заботился о том, чтобы сохранить оную жизнь дольше, чем на месяц-полтора, из каких большая часть уже прошла. Степан перевел взгляд на сокрытые длинными и весьма испачканными рукавами руки, отмечая, что не зря ему казалось, будто мужик на жару жалуется, а сам работает в длинных рукавах. Он и привык без них работать или, скорее, закатывать, но тогда Степан мог бы увидеть, — как увидел теперь, сместив восприятие и смотря сквозь ткань, — оставшиеся на предплечьях следы многочисленных порезов. Магия разума, тесно завязанная на кровь, кровавый же яд, с той кровью в основе, бледные рожи и нехватка жизненной силы у практически всех встреченных обитателей, а также регулярные кровопускания подчиненным селянам. Степану очень захотелось в этот миг заорать, во всю мощь легких, знаменитое земным ценителям высокой культуры: «ААААААЛУКАААААРД!!!», но останавливало понимание печальной истины: он — нигде не андрогинная британская девушка с тяжелым характером, рыцарским званием, длинной родословной и математическим именем. А потому дядя в стильной алой шляпе с большими пушками и клыкастой улыбкой на его зов не придет. Со встретившимся ему гнездом, — или, скорее, временной лежкой, — вампирской дряни ему придется разбираться самому. — Печаль. — Только и сказал он, заставив толстяка замолчать и помешивая ложкой отравленный суп, еще и фильтруя воздух от всего, кроме воздуха, отчего в горле уже давно стало неприятно сухо. — Я бы в сортир сходил, если можно? — Да, эт можно, я покажу. — Как бы и нормально сказал Барошн, но, уже привыкшие и знающие куда смотреть, чувства видели, как злится тот, кто контролирует его кровь и дух. — Тут надалече. Мужика было по-хорошему жалко, но спасти его Степан не мог, если только вот прямо сразу начать камлать сильнейших из его духов, но и то не факт, максимум дать протянуть еще пару месяцев, за какие призывать полноценного старшего-целителя. Черт его знает, быть может, Степан так бы и сделал: это не Кирик, он вообще местное население не знает, но оставить их всех на смерть, включая ту парочку детишек, каких тоже обработали на общих основаниях, было бы выше его сил. Прокачал бы себе, блядь, медицинскую ветку. Опять. Только вот не дадут ему это сделать, Степан подхватил свои пожитки, потащив за собой, мимоходом залезая в рюкзак и берясь за край маски. Может быть, он слишком подозрительно себя повел, может быть, не помог чужой опыт агентурной работы, выдавая его чем-то, может быть, враг просто среагировал на попытку вытащить что-то непонятное и потенциально опасное, несмотря на то, что сумка давно была обработана на сокрытие энергетического фона, а его системные дары либо умели свой след маскировать, — как маска и якорь-блюдце, — либо шли в комплекте с изолирующим контейнером, — как чулки и браслет, — либо все это вместе. Может быть, может быть. Но, вероятнее всего, противнику просто надоело возиться с одиноким путником, и он решил ситуацию форсировать, а не осторожничать. Резко ускорившись, неестественно быстро и подвижно, совершенно внезапно и прямо посреди разговора, — он так и не досказал историю о том, как один из его односельчан едва не утоп в нужнике, — Барошн бросился на Панна. Быстро, стремительно и ловко, с опытом, какой не принадлежал ему самому, беспощадно пережигая остатки жизненной силы и внутренностей, какие еще не испортились под действием кровавой магии. Степан, точно так же плавно и спокойно, ничуть не удивившись, и не обратив внимания на то, что атаки он физически не мог увидеть, будучи повернутым спиной к противнику, развернулся на носках, встречая рывок мягким касанием к груди собеседника. Духовный импульс, удар собственным духом в сочетании с зачатками ведовской парализации, остановил и его, и бурлящую кровь, и потоки чужой, калечащей силы, бросив жертву на стену, заставив открывать и закрывать рот в недоуменном удивлении. А потом кукловод, похоже, решил блок Степана, последнюю попытку спасти жизнь непричастного, продавить, направив еще больше силы, какая встретила духовный зазор и аннигилировала, разорвав в клочки ауру и большую часть покрытых язвами внутренностей. Смерть была мгновенной и даже немного милосердной — удар Степана, сочетание боевого мастерства, духовного оперирования, а также целительства, не просто парализовал, но еще и мог считаться анестезией. Глядя в тускнеющие и чужие глаза подергивающегося в агонии тела, в глаза, через какие на него смотрела некая кровососущая и мерзкая падла, юноша улыбнулся очень неприятной улыбкой, словно сам Родислав Гастольдович Янин, а после сказал, вспомнив старый земной мем еще времен всеобщей истерии по творчеству Стефани Майер: — Пиздец тебе, Эдвард. — Молвил он, накрывая лицо деревянной маской, какая, переходя в активный режим, уже не могла обмануть поверхностное сканирование, раскрываясь и сияя в магическом зрении во всю мощь могучего артефакта. Юноша не знал, как так вышло, не знал, что испугало или разозлило противника в его словах или облике, в этих не имеющих дна глазницах маски, но контакт оборвался в одно мгновение. А следом, стоило только юноше закончить, едва успев, уже начатые камлания, разверзнулся кровавый ад.***
Часть левого крыла нижнего этажа трактира затапливает алая дымка — алхимически измененная кровь, приобретшая свойство одновременно яда, кислоты и немного магического негатора, чтобы щиты попавшему под удар ослаблять. Это только первая ласточка, ведь заготовленное нечто быстро начинает вступать в реакцию и готовится детонировать аэрозольной бомбой, прямо со Степаном в центре. Степан, разумеется, категорически против, а потому, обняв собственную сумку, он отдает команду одному из уже готовых духов и его словно сжимает в точку, всасывая в полупрозрачную трубу. Внешне выглядит довольно нелепо и по-мультяшному, но вполне себе действенно выводит его за пределы трактира, на центральную улицу малых Бздов, пока часть здания буквально обрушивается под собой, стремительно сгнивая и растворяясь, словно шипучая таблетка в водичке. Шипение, по крайней мере, очень похоже. «Что же, покойся с миром, Барошн, как минимум, кремацию тебе обеспечили на славу». — Проносится в голове землянина, пока он, отбросив в сторону сумку, выпускает духовное тело и взывает к преддверию, проводя его теперь не просто вдоль ауры, а вдоль незримого извне пузыря защиты, созданного маской. — «Твоих убийц я тоже постараюсь кремировать». Юноша слышит крики и панические вопли людские, понимая, что счет идет на секунды и, если он не хочет сражаться с жителями Бздов, каких возьмут под контроль, нужно действовать быстро. Сонм духов проявляется в реальности, летят кругами разведчики, гончие и парализаторы, лишающие подвижности всех, до кого дотягиваются, боевая свита собирается у самой грани с реальностью, готовясь ворваться в бой, но не показываясь под магическое зрение, пространство буквально дрожит от воли и гнева старшего шамана, с какого в несколько мгновений стекает уже не поддерживаемая плащаница. Ударили они одновременно, но противник все еще бил по ученику, пусть бы и по замаскированному адепту, усиленному амулетами или артефактом, а вот Степан, Степан вообще не сдерживался, щедро тратил резерв, не боясь остаться пустым. Пять кровавых лент-спиц, абсолютно прямых, тоненьких, в полуденном солнце почти незримых, но при этом смертоносных и явно заготовленных против кого-то сильного, отправили строго ему навстречу вообще без пауз и подготовки. Чары, какие правильнее было называть не лентами и не спицами, а чертовыми червями, еще и наводились на главные аурные узлы избранной жертвы. Юноша мог снова скрыть себя плащаницей, но не стал, это потребовало бы потерять темп камланий, прервать собственную атаку ради не факт что сработавшей защиты. Скорее всего, эти чары, сама суть и эссенция кровавой магии, несомненно могли и визуальное наведение использовать, а то и напрямую управляться смотрящим через них кровососом. Все пять червей, в последний миг переставших быть прямыми, изогнувшиеся и ударившие под разными углами, входят в тело даже не сопротивляющегося шамана, чья аура бьется в зловещем и мощном пульсе, зовя, призывая, командуя и указывая цель. Все пять не могут промахнуться, но при этом промахиваются, будто бы обтекая эту фигуру и разлетаясь в совершенно разные стороны. Дезориентировало ли это алгоритм чар, или самого кровопийцу, какой ими управлял, но на второй заход ушло только три, тогда как один червь ушел куда-то в небеса, едва не пробив духа-наблюдателя, а второй пробился куда-то вглубь утоптанной земли, исчезая там без следа. Эта тройка уже не пытается в точечные уколы, они пробуют обвить себя вокруг шамана и детонировать очередным облаком быстро оседающей токсичной и взрыво-магически-опасной дымки. Первое у них получилось, но при расплескивании облачко чудным образом не смогло задеть человека, ударив вовне, вверх, вниз, куда угодно, но не в свою жертву. Детонации и вовсе не случилось, сработала одна из закладок Степана, старый призыв духа гнилой крови, еще со времен после Фантреля, но до Лядей. Алая дымка вдруг потемнела, стала сначала грязно-бурой, а после и вовсе почти черной, оседая на землю шипящими лужицами. Таким дерьмом все еще нельзя было дышать, но юноша сразу по началу битвы активировал поддержку дыхания, отсечение себя от воздушных масс и доставку воздуха прямо в легкие. Атака, что была способна убить иного мастера в одно мгновение, атака, сама достойная мастера, и очень сильного, атака заранее заготовленная на случай необходимости сражаться, не сработала, пропав втуне. А тут и сам Степан шагнул вперед, не обратив внимания на расступившиеся перед ним лужицы, словно сжимая ту часть второго этажа, откуда по нему ударили, в кулаке. Дух приказ понял и без образов, но Степан помогал самому себе, разделившемуся во множественность и остающемуся единым. Многострадальный трактир тряхнуло, дернуло, а после вражеская позиция начала стремительно гнить, доски стали портиться, стареть, осыпаться трухой, окна перекосились и начали, похоже, снова пропускать свет, да и вообще, одно сплошное расстройство вышло. Обеим сторонам конфликта, ведь Степан надеялся, что атака по самой основе трактира, целой плеядой духов заброшенных домов, заставит все ритуальные контуры и защитные заготовки рухнуть вместе с куском трактира. Увы, но часть духов сумели изгнать, часть развоплотить, часть просто потратила все силы на преодоление защиты, так что быстрого выноса защищенной точки не вышло. А ведь это первое правило боя против подготовленного противника на его позиции, особенно если он адепт высокой магии – выноси к херам ритуальный контур, иначе к херам вынесут тебя. Степан видит четко проступившую защиту вокруг трактира, больше не скрываемого ментальной магией и пологом подавления энергетических следов, видит как классическую магию, играющую от начерченного узора, так и кровавые нити, пропитавшие собой старое дерево, так и отдельные элементы амулетной поддержки, какие привезли с собой, а не делали на месте. Да и ментальное отвлечение, основу для его разворачивания, тоже явно не здесь делали, слишком оно сложное и требовательное, раз сумело столько разноплановых духов поначалу обмануть. Оценив увиденное, он не делает паузы, уже без жеста атакуя снова, заставляя призванного сильного духа сосредоточить солнечные лучи в большую и злую линзу, засадив прямо в распахнувшиеся от предыдущего удара окна. И концентрированное солнце в исполнении этой сущности давало концентрацию не только чистого света и температуры, но и того, что причиняет кровопийцам вред. Нет, здесь не классическая трилогия про чернокожего мужика с катаной, от пары секунд ультрафиолета даже низшего и свеженького вампира не убьет, не говоря уж о опытных и крутых мразях. Вот только все равно приятного мало, ослабляет и слепит, а тут еще и концентрированное воздействие. Пока там, наверху, приходили в себя после солнечного зайчика, - дух был не звериной сферы, но почему-то принимал форму сотканного из лучей кролика, загадка, блин, - уже с руки шамана слетает несколько искорок, на какие он еще и подул, направляя их полет. Искорки растут в размерах до полноценных мячиков, сначала теннисных, потом футбольных, а там и гимнастических, прежде чем упасть на крышу трактира одна за другой. Юноша направил свой удар, - сильнейший и масштабнейший из имеющихся и оплаченных, рассчитанных именно против нежити, состоящий из призыва связанных стаей семерых сильных духов, - по баллистической траектории, чтобы дать им набрать больший размер, впитать больше солнышка полуденного, ведь именно в полдень этот контракт работает сильнее и эффективнее любого другого времени суток. Атака была не опасной для человека, максимум с ног бы сбило, семь раз, сильно при этом стукнув, но не больше. А вот всякая дрянь, солнца и света боящаяся, или же просто чуждая реальному миру и миру сфер одновременно, попадала в ту еще хлебопечку. Воздействие не давало ни импульса, ни жара, каждый из искр-шаров просто расплескивался огромной кляксой светящейся призрачной массы, словно сжиженный солнечный свет. Вот только кровопийцы, парень был в том уверен, предпочли бы получить в лицо классическим огненным дождиком, чем вот этим. Защита у противника была достойной, но все же была, и это хорошо – если бы заготовленные контуры не оказались направлены на то, чтобы выжечь солнечную жижу, а ударили по Степану, он бы задолбался маневрировать, не говоря уж о возможности нарваться на что-то, чем его преддверие смогло бы обмануть. Вот только после такого привета за юношу взялись очень серьезно, настолько серьезно, что даже гордость пробрала. Сначала кроваво-алый свет, словно волна морская, смыл всю солнечную жижу, растворив ее в себе и снеся остатки крыши Тихого Илля. Следом нечто призрачно-алое жахнуло в зайчика-кролика, едва не развоплотив и вынудив прекратить светить, убираясь поглубже во сферы, дабы залечить раны. А после вверх ушло еще одно облако, уже не кровавое, а чернильно-черное и с сероватым оттенком, созданное через артефакт, потому что совсем иной оттенок силы, причем статичной и консервированной, а не создаваемой вручную. Жаркий полдень сразу же сменился сумраком, когда деревню накрыло странным куполом, поедающим солнечный свет и его ослабляющие эффекты. В один миг полдень, время наибольшей слабости кровопийцы, сменился на полночь, время их наибольшей силы. Сверху духи видели эту пелену как нечто очень зыбкое, словно мираж в воздухе, укрывшее Бзды куполом на высоте метров двухсот и в радиусе половины километра. Причем, что немаловажно, снаружи чары выглядели не слишком приметно, в паре часов пути их и не увидишь, примешь за игру жаркого воздуха. Внутри же настало очень неприятное для Степана время, потому что одно дело бить Драка Графулу ясным днем, а вот посреди ночи – совсем иное. Пусть видимость не упала, сменившись всего-то темным вечером, - да и если бы упала, то ему плевать с его-то сенсивностью и кучей вариантов иного зрения, - то вот возросшие способности противника и отсутствие классических слабостей у него же волновало куда сильнее. Радовало только то, что это был явно разовый эффект, причем повторно использовать такой артефакт едва ли выйдет, как Степану казалось. Если бы он натолкнулся на нечто, способное такие чары одним махом выдать, то сейчас бы уже бежал, роняя выпадающие из штанишек кирпичи и позабыв о своих пафосных словах. Только едва ли убежал бы. Следующий этап был очевидным и неизбежным, но все равно зажег в сердце Степана какую-то совершенно нечеловеческую злость, в первую очередь на собственную слабость. Кровопийцы потянулись к своим марионеткам, и каждая живая душа, что парализованные его духами, что еще не попавшими под их атаки, дико и надрывно закричала. Сначала это были разные голоса – мужские, женские, даже пара детских, но следом они становились все громче, все неестественнее, все более похожими друг на друга. Акустический удар и ментальное воздействие, поддерживающее само себя и само себя же усиливающее за счет резонанса. Это была заготовка не против одиночки, но против пришедших в гости крупных отрядов. Напугать, смутить и если не разогнать, то задержать хоть немного, пока главная цель рейда сваливает в темпе танго. Естественно, задерживать и разгонять будет не только вой, но и то, во что превратились воющие: примитивных, короткоживущих и максимально заряженных на единственную битву гулей. Ах да, еще из пары подвальных подполов или просто заброшенных домов вылезли гули вполне себе полноценные, куда более старые, опасные и при этом не грозящие сдохнуть-упокоиться через пару часов. Вот эти твари, уже лишенные большей части человеческих черт, полностью безволосые, покрытые не то татуажем, не то просто защитными узорами, состоящие, казалось, из одних только жгутов мышц, клыков, когтей и злобы, были куда как неприятнее, каждый стоя пятерки обычных опытных бойцов при хорошем оружии, броне и каких-то там амулетах. У недавно живых людей разве что лица исказились, словно бы кожа натянулась, кровь потекла из всех отверстий вперемешку с мозгами, да рты распахнулись неестественно широко, выдавая этот раздражающий вой. Тридцать один ходячий труп, какой недавно еще жил, часть из них, похоже, не смогла подняться, хотя умерли все жители Бздов поголовно, еще девять полноценных гулей, три группы по три твари. И неясное число противников наверху, какие вот-вот должны будут спуститься. «Кажется, если я сегодня выживу, то мне придется очень хорошо постараться с перезаключением контрактов, потому что потрачусь я до дна». – Пронеслась в голове шамана одинокая мысль, когда он распределял цели и готовился сражаться за свою жизнь, мстя за жизни чужие. – «Почему я вечно вляпываюсь во всякое дерьмо?». Удары малых духов приходятся по отдельным и отмеченным целям, мгновенно ополовинивая свеженьких противников. Это кажется Степану ироничным, но нежить, особенно свежая и еще не приспособившаяся нежитью быть, имела неслабую такую уязвимость к энергетическому вампиризму, что на практике и показали его пиявки, выбивая не меньше трети крикунов. Еще какая-то часть слегла под более экзотическими ударами, вроде лопнувших костей, стекших киселем мышц или простого упокаивания в стиле классического экзорцизма, только упокаивал не священник-жрец, а дух с особыми свойствами. Остатки пережили первую волну на пару мгновений, потому что духам потребовалось чуть больше времени, чтобы их убить. Здесь были и стихии с молнией да воздушными лезвиями, и удары напрямую по энергетике, и даже вселившийся в крохотного гуля-одноразку дух, порвавший такого же гуля, только слепленного из другого ребенка, прежде чем покинуть изувеченное изнутри тело. Первую группу полноценных тварей встречает Ящер, сходу пытаясь снести одному из них голову, но вспыхнувшие узоры остановили духовный ятаган, ослабив удар до простого скальпирования. Твари, чьи когти сияли алой и кровавой магией, тут же попытались разнообразить питание духовными рептилиями, но Ящер был категорически против. Вторую тройку встретили и начали лихо вкатывать в землю Трое Поросят, деловито сбивая противника с ног, пытаясь ломать удивительно крепкие кости и всячески не давать тройке кучковаться. Последняя тройка гулей просто и незатейливо провалилась в землю на глубину не меньше пяти метров, поскольку земля стала очень жидкой и мягкой, прежде чем сразу же застыть до прежнего состояния. Это их не убило, но разовый контракт с сильным духом земляной сферы себя окупил, выведя эту группу из игры на пару часов минимум, а там уже и не важно – к тому моменту победитель точно определится и либо добьет тварей, либо откопает своих слуг. Перед шаманом возникают, выпрыгнув из окон и немного дымясь, - ох, не пошли им на пользу солнечные ванны, ой, не пошли! - трое кровопийц. Одетые в обтягивающие и удобные охотничьи одежды, оснащенные и амулетами, и жезлами, бледные и красивые, прямо вылитые готические и байронические персонажи. Справа стоит крупный и чуть побитый мужик, с ухоженной бородой, темноволосый, прямо воплощение жгучего араба, если бы не бледность, а также какая-то звериная взбешенность в каждом движении. На нем видны какие-то остатки бинтов, а под ними ожоги, причем не только полученные прямо сейчас, но и более старые, явно требовавшие лечения и регенерации, а также обильного питания. Аура выдает среднего адепта по яркости, полнится заемной силой, а в движениях виден опыт не веков, так десятилетий, и все это, ауру и опыт, можно легко множить на два за счет «ночного» времени. Дополняет этот колоритный образ его оружие – покрытый рунами короткий тесак в деснице, причем клинок явно делался не под его руку, слишком массивное лезвие и рукоятка под более крупную ладонь, что, при сочетании с гномьими рунами, наводит на мысли об удачном трофее. Впрочем, из всей тройки он – наименьшая из Степановых проблем. Слева опустилась в изящном и невесомом пируэте, - облегчение веса для создания эффекта левитации, он и сам так регулярно делает, - настоящая, хрестоматийная, блядь, вампирская лоля. Ну, не совсем. Ей на вид лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Милое личико, кукольной красотой красивое, чарующие алые глазки с длинными ресницами, чуть иного фасона охотничий костюм, имеющий черты женственные и облегающие, а также тоненький жезл в одной руке, почти волшебная палочка, и тоже тонкая, но очень длинная рапира во второй. Оружие, длиной в саму готичную девочку, она держит с неимоверной легкостью, словно невесомую тросточку, а укрывающие это оружие мелкие руны заставляют глаза чесаться изнутри черепа. В активном режиме уследить за этим лезвием едва ли выйдет, оно будет отвлекать от себя внимание и выпадать из фокуса, оно и сейчас, без подачи силы на руны, это делает, да и бронебойность и прорыв магических щитов у этой игрушки на загляденье. Дополнялась картинка отнюдь не детским, крайне внимательным взглядом, злым, жестоким и преисполненным садистского какого-то веселья – девчуля постарше звероватого бородача, возможно, что и вовсе в разы. Да и аура у нее посильнее, выдавая адепта уже не среднего, а весьма и весьма продвинувшегося вперед, причем без учета заемной силы крови. В центре же стоит лидер, боец, борец, молодец и полный, сука, пиздец – высокий и тонко сложенный, идеально выбритый и обладающий утонченным аристократическим лицом, а также взглядом на мир, как на говно, коротко остриженный и весь совершенно спокойный, внешне примерно сорокалетний на момент обращения. Может быть, когда он был человеком, красавцем и не считался, но годы и века бытия кровососом отточили его внешность до того состояния, что женские сердечки он мог просто вынимать и кушать даже без буквализации этой фразы. Единственный из всей тройки, он был лишен холодного оружия, если не считать изящного и, похоже, ритуального кинжала на поясе, даже не вынутого из ножен. Зато жезл в его руках был уж точно не рядовой поделкой, отличался тонкой работой и причудливой вязью пронизывающих его чар. По ауре... ну, система его мастером бы не назвала, да и местные, быть может, тоже, вот только беда с вампирами в том, что они – вампиры, как бы это ни звучало по-капитански. Они развиваются медленно и практически полностью лишены способов качать резерв и мощь тренировками, получая толчки к развитию только и только от поглощаемой крови. Если у вампира аура адепта, то можно не сомневаться, что, на своем поле и не ослабленный солнечным светом, он даже иному мастеру создаст проблемы, возможно, что и смертельные. Суть их аурных оболочек в том, что они плавающие, раздувающиеся при обильном питании и слабеющие по мере голодовки или просто очень активной драки. При встрече с кровопийцей оценивать мощь ауры нужно не только в расчете на волшебство и годы практики оного волшебства, даже не на чудовищное сродство с кровью и кровавой магией, какого живые пользователи дара добиваются крайне редко, и вовсе не на живучесть с регенерацией и возможностью подпитать обычно не слишком мощный резерв за счет чужой жизни. Нет, в первую очередь нужно держать в голове скорость. Потому что кровососы, сука, быстрые, очень, очень, очень, быстрые! С подготовленной позиции, окружив их логово подготовленными бойцами, приняв зелья и устроив себе огневую ритуальную позицию сражаться с ними не сложно. А вот впритык, вот так, лицом к лицу – добро пожаловать на сессию флюгегехайминга, раздвиньте булки. Потому-то Степан, увидев ауры этих уродов, включая одного из них, какой был, конечно, нигде не полноценным древним, против какого только с магистром выходить, но уверенно тянул на нигде не зачаточную личинку высшего, сразу понял, что его будут бить. Возможно даже ногами, во все три пары оных ног. Правда, юноша истово собирался добиться того, чтобы ноги-то об него взяли и обломали, возможно по самую шею их оторвав. Все трое застыли рядом, глядя на столь же застывшего в пафосно-расслабленной позиции шамана, что пялился на вражин пустыми и бездонными глазницами своей маски. Пауза была воистину Мхатовской, заняла не меньше полутора секунд, прежде чем напряженно, хоть и скрывая то напряжение, - но духи-то видели и чуяли, а с ними чуял и Степан, - смотрящий прямо в пустоту глазных проемов лидер выдал одно короткое предложение. Проблема для шамана была в том, что это предложение, одно единственное слово, он сопроводил магическим посылом, какой поддержали со своих сторон еще и двое остальных участников. - Сгинь. – Коротко, четко, по делу и сопровождаясь мощным ментальным ударом, буквально парализующим волю, а также смесью магии крови и проклятий, заставляя кровь в теле буквально вскипеть по чужой команде. Итог вышел что надо – фигурку шамана разорвало на клочки вместе с одеждой, маской и аурными оболочками. Ну, фигурку очень плотной иллюзии, какую поддерживал один любопытный дух, какого Степан, в рамках эксперимента поил кровушкой, развивая разновидность камланий, что завязана на подношение жизненной силы. Потому-то в этом духе, какой оставался под поддерживаемой уже иной сущностью коконом иллюзии, ощущалась вполне живая и активная кровь одаренного. Нет, ну в самом деле! Как только эта тройка вообще начала становиться в пафосную позу перед одиноким противником, так все знания боевика-камлателя, какие у юноши только были, прямо завопили о том, что враг готовит удар, рассчитывая на идиотизм противника, притворяясь, будто бы вообще готовы к диалогу. Да и ауры они слишком уж напоказ выставили, слишком уж выставленное напоказ было неподвижным и застывшим, даже усиления защиты не чувствовалось. Если бы не эта обманчивая неподвижность, юноша мог бы не поверить, так задуматься над тем, чтобы поверить, потерять долю секунды, но противник, увы ему, свою актерскую игру переиграл. Точно тот же дух короткого телепорта, проходящий, в посвященном контрактам разделе системной записной книжки, под кодовым наименованием Сливной Бачок, перенес юношу во второй раз за короткий срок, вырабатывая еще часть пожертвованного ему резерва и еще часть своих обязательств. В этот раз перенос был даже поспешнее прошлого, отчего выпал из мира духов юноша немного не там, где рассчитывал, но главное, что вообще сумел спастись. Все же магия крови – коварная штука, а конкретно этот удар бил не напрямую, защита преддверия могла бы и не сработать против него, вынудив защищаться самому. Метод защиты прост, по крайней мере, метод базовой защиты – собственной аурой и духом укрепить тонкие тела и не дать чужой воле проникнуть внутрь, перехватывая над кровью контроль. Звучит просто, но против комбинированных и не одно десятилетие тренируемых чар... проверять себя Степан не стал. Зато сумел, пользуясь защитным пузырем маски, пройти через мир духов даже не ослабив преддверие, не разрушив его, вынуждено переведя силы на контроль духовного пространства. Вот тебе и теоретически бесполезный в прямом бою артефакт, предназначенный для сравнительно мирного классового развития. Не бывает артефактов достойного очень сильного магистра уровня, какой нельзя было бы использовать в сражении. В крайнем случае хотя бы ударив им по чьей-то голове. Мысли в головушке шаманской летали стаями птиц и роились облаками жалящих горящую жопу японских шершней, пока он готовил собственный ответ, пользуясь мгновением, даже долей мгновения вражеской обескураженности от своего внезапного телепорта с оставленной обманкой. Увы, но, как и утверждал его-не-его опыт, вампиры – очень быстрые и опытные сволочи, чья скорость распространяется, в том числе, и на мыслительную деятельность. Степан тоже разогнал себя, перевел мысли на духовную основу, разогнал соответствующие участки ауры, а также начал действовать заранее, лишь завершая указующие образы подготовленным духам, но противник все равно среагировал вместе с ним, сначала выравниваясь, а после и опережая его на коротком отрезке времени. Всколыхнулся сам воздух, загустевая и пытаясь сковать, замедлить, лишить маневра – первейшее правило борьбы со скоростным противником, состоящее в контроле пространства, навязывания максимально своего поля битвы. Начала пропитываться влагой землица, обращаясь грязью и грозя стать миниатюрным болотцем, а в заискрившем воздухе со всех сторон стали мелькать молнии. Это были не прямые удары, какие противник заметил бы заранее, на этапе напитки проявившимися духами своих атак, а покров усиленного до предела статического электричества, чтобы каждое их движение вызывало новые бьющие прямо в них молнии, причем уже буквально рядом с ними или вовсе прямо на них, чтобы никакая скорость не помогла. Ветер не задержал укрывшихся алым дымчатым доспехом противников, они просто прорывали блокаду его чистой мощью, выжигая себе путь, а подлетевшие слишком близко духи просто не успевали отойти обратно, часто вовсе развоплощаясь, а не просто уносясь прочь. На землю, враг внимания вовсе не обратил, банально и скучно облегчив свой вес до состояния перышка, ступая по грязи так же легко, как и по обычному камню. Полог статического электричества, стоит признать, сыграл вполне достойно, не повредив врагу и не замедлив его, но заставив потратить часть сил на нивелирование работы грозовых духов со столь хитрыми аспектами. А дальше дистанция между Степаном и противником закончилась, и его начали убивать, ну, или хотя бы пытаться. Лидер атаковал многочисленными мелкими чарами, классическими магическими стрелами, только в разной конфигурации и подмешивая к ним свою кровь, увеличивая убойность. Он искал ключ к защите преддверия, не понимая, пока что, отсутствие этого ключа в привычном понимании, пытаясь раздергать и перегрузить защиту. Звероватый мудила-араб и боевитая лоля действовали вблизи, атакуя в упор, так и норовя плюнуть кровяной стрелой, хлестнуть алой плетью, укутать голову красным облачком, но при этом основной урон наносили, пытались нанести, своим холодным оружием. Тесак разил с такой силой, что мог, наверное, каменную стену порезать на ломтики, зловещая рапира с легкостью утекала от взгляда, выпадая из фокуса и колола в уязвимые точки с самых неожиданных мест. Со стороны, несмотря на опасность ситуации, смотрелось очень смешно, наблюдающего за боем со множества ракурсов Степана так точно пробивало на юмор, потому что выглядело это непотребство действительно несуразно. Удары просто проходили мимо единственного оставшегося в Бздах живого человека, словно огибая его, а в те моменты, когда избежать урона было нереально физически, изгибался он сам. Как персонаж в мультике, как изображение в фотошопе, как будто подносишь магнит к ламповому телевизору. Несмотря на то, что резерв не должен был проседать, он все же падал, ведь настолько активная частота вражеских атак вынуждала тратить силы на поддержку барьера. Постоянно мелькающие клинки, кровавые чары и пытающиеся залезть поглубже в мозги взгляды алых глаз сбивали с толку, провоцировали ошибки. Степан невольно передвигался на метр-другой в случайные стороны, когда преддверие само уводило его от урона, а еще непрерывно камлал, управляя своими духами и пытаясь вести контратаки. Ловить противника телами духов, неважно пиявок или кого еще, он перестал практически сразу – красноглазики их видели и тут же уничтожали алыми когтями или просто ударившись в них своими доспехами, в лучшем случае просто изгоняя. Атаки стихийными эффектами, огненные стрелы, молнии, каменные шипы, воздушные кулаки, тоже показывали не слишком качественный результат. Прицельно бить не выходило, площадные атаки принесли бы ему больше вреда, чем противнику, а духи еще и сами постоянно подставлялись – чтобы атаковать они проявлялись как можно ближе к реальности, готовясь выплюнуть пару-тройку оплаченных заранее низших заклятий, но и сами становились уязвимее. Если тесак особо глубоко не бил, кровавые когти бородача для духов оказывались даже опаснее, то вот рапира лольки прореживала свиту только так, выбивая стихийников до обидного быстро и, что еще обиднее, не давая им потратить свои силы на исполнение контракта. Несколько лучше себя показывали экзоты, их атаки были нехарактерны и потому они, зачастую, успевали их нанести и уйти обратно, порою даже попадая и выбивая немного сил из алых коконов, что укрывали кровопийц. Правда, сами они свои коконы просаживали куда быстрее, чем из них силы выбивались, а Степан не стеснялся тратить понемногу пустеющий резерв, уже опасно низкий, призывая и направляя новых духов, давая врагу почуять скорую победу, почуять, что они вот-вот его истощат. И все же именно один из экзотов подарил первый настоящий шанс для полноценной атаки, а не раздражающих и держащих в напряжении уколов: пробившееся через кровавую защиту воздействие накрыло сразу всех троих, все же сильный дух атаковал, на доли секунды меняя ощущения правой и левой стороны. Лидер даже не дрогнул, мигом с себя сорвав воздействие и, не сбившись с шага, послал еще череду кровавых капель-точек, в очередной раз взрезав вены собственным когтем. Мелкая пигалица, какая наверняка еще его прабабушку могла бы шмакодявкой называть, вовсе проигнорировала изменение, мгновенно перестроившись и продолжив атаковать, просто не обратив внимание на сменившееся восприятие, выдавая вековой, не иначе, опыт. А вот самый молодой, самый уставший, самый несдержанный, а также уже раненный раньше бородач, вот он потерял темп, сделал шаг не в ту сторону, вписавшись всей массой в стену одного из домов, на несколько мгновений вовсе оторвавшись от земли в непроизвольном прыжке. Потеряв возможность реагировать и уклоняться со своей привычной скоростью. Степан, мимоходом думая над причинами этой бойни, пришел к выводу, что кто-то этим кровососам изрядно подпалил задницы и вынудил бежать, заставив скрываться в глуши, отчего они и сидели здесь, подлечивая раны и думая над дальнейшими действиями. В противном случае иных вариантов не имелось – такая мелкая деревенька и почти заброшенная дорога троих кровопийц не прокормит, не говоря уж о девятке злых гулей. Все эти мысли не помешали Степану активировать еще один призыв из сильных, духа вулканического жара – того самого, кого он не рискнул звать под водой во время битвы с Угрем, воспользовавшись более медленным и слабым аналогом в виде огненного петуха. Вулканический же дух не имел ни звериной формы, ни формы вообще, зато жахнул почти мгновенно, прогревая участок пространства вокруг бородатого до непристойно-высокой температуры. Тот, конечно же, усилил защиту, уже поняв, что попался, причем даже пережил первую секунду запекания. Только борода его поплавилась, да ожогов прибавилось, но это фигня, ведь деревянная хата, в какую он ударился в падении вообще мгновенно просохла и вспыхнула. Увы, но второго мгновения ему и переживать не пришлось, лидер своего подопечного спас, ударив глубоким таким облачком алой дымки, спасая бедолагу и вынуждая вулканическую сущность свалить обратно, чтобы не сдохнуть. Степану увиденное очень не понравилось, потому что это было специально заточенное против духовых сущностей кровавое воздействие и если этот мужик подобное умеет, не являясь дебилом, - а он им не являлся, - то должен был бы уже давно применять нечто похожее против шамана. Так почему же он все это время бил одними лишь разной конфигурации стрелами, каплями и плетями? Вопрос, так сказать на миллион, но стоило только приглядеться, как Степан легко заметил доселе скрываемые за лихорадкой битвы и легким внушением алые капли, какие падали на землю из рассеченных вен главного вампира. Впитывались в ту землю, уже практически пропитав ее, а также дав идеальный якорь для атаки по преддверию снизу. «Ой, бл...» – Подумал Степан, прямо в этот миг заканчивающий свою собственную комбинацию, осознав, что пропустил чужую. Он еще попробовал закончить ее вопреки, понимая, что защиту поставить уже не успеет, но кровопийцы, как уже сказано, очень быстрые и думают они тоже быстро. Достаточно быстро, чтобы прекратить шоу и воспользоваться подготовленной за время скоротечного боя, не занявшего и двадцати секунд, заготовкой. Призыв Сквидварда не успел завершиться, не успел юноша призвать и парочку еще не отстрелявшихся солнечных и огненных духов, не успел он почти ничего. Лишь из одного только чувства противоречия и нежелания сливать всухую он сосредоточил все силы на добивании звероватого: с небес ударила самонаводящаяся молния, проигнорировав бросившиеся наперерез кровавые обманки со слепком ауры кровососа. В той молнии даже можно было разглядеть отпечатавшуюся на сетчатке неодетую девицу, словно сотканную из тех молний, являющуюся указующей частью этой молнии, ее ударным кулаком. Противника распидорасило, не помогла ни потратившаяся защита алой дымки, ни попытка выставить столь же алый барьер, ни сработавшие защитные амулеты, ни удар тесаком навстречу очень даже старой и мощной сильфиде, осознавшего себя женским полом духа ветра. Степану было немного стыдно за это, но причиной легкости заключения контракта на шесть ударов, но не чаще раза в девять дней, с этой дамочкой было то, что она реагировала на метку страстей, облегчая свой призыв. С другой стороны, ничего эротичного, кроме неодетого образа сотканного из молний тела, в этой сущности не имелось, скорее даже наоборот. Это было жестокая и весьма игривая сущность, привыкшая свои игры делать до крайности травмоопасными, словно маленький и наивный ребенок, тащащийся от отрывания лапок насекомым. Вот, как сейчас, чтобы аж клочки по закоулочкам, чтобы одна нога здесь, вторая там, а яйца вовсе унесло чуть ли не до Дантмарка. Добавим сюда тот факт, что духи подвижных стихийных сфер, вроде огня, ветра или воды, не слишком любили нежить как таковую, часто дополняя атаку не только в счет потраченного шаманом на оплату, но еще и от себя, вот и получим эффект фугасного снаряда в рожу. Да, счет юноша размочил и, судя по враз прибавившейся ярости и злобе, оставшаяся пара своего соратника ценила, даже любили его, наверное, простыми семейными чувствами. У гнезд кровососов такое почти всегда бывает в рамках одной ветки, ибо они повязаны кровью и оттого связаны накрепко. Не без исключений, не без интриг и убийств в рамках особенно разросшихся гнезд, да и к низшим формам их неживого вида у них отношение вполне соответствует определению «низший», но все же. И вот, их старый друг, товарищ, брат, последним глотком крови готовый поделиться, последнего раба отдать на корм способный ради своих родичей, внезапно взял и закончился навсегда. Лидер впервые показал на лице эмоции, оскалив клыки и перестав походить на манерного сорокалетнего аристократа байронически-готического типа, демонстрируя свою натуру. Он оскалился, глядя прямо в глаза пустоте глазниц маски, ударяя окровавленными ладонями в землю, чтобы в тот же миг преддверие просто слизало к херам, оставляя Степана беззащитным. Шаман понял механику приема и даже мгновенно понял, как против него перестроить защиту, пусть и с дополнительными тратами резерва, но толку от этого было немного. Нет, он попробовал остановить зловещую Лолиту, куда там творчеству Набокова, прямыми барьерами, он перехватил ее выпущенные в упор кровавые стрелы парочкой духов и собственной призрачной клешней, сгустил воздух вокруг нее и себя. Он с трудом и едва успевая отразил брошенный лидером кровавый взрыв, вынесший стену за его спиной ворохом щепок, едва успев сгустить воздух еще раз, чтобы щепки не превратили спину и жопу попаданца в ежиную. Он активировал ускорение времени, пытаясь разорвать дистанцию еще одним пространственным прыжком, явно удивив противников, когда вдруг начал успевать за ними. Но враг оказался слишком хорош, а Степан сделал неверный ход, он забыл о том, что маленькость его противницы – это не только легкий вес, но еще и маневренность, возможность пролезать в малые зазоры. Например, подпрыгнув вверх, пробежавшись по стене едва стоящего трактира, к какому его прижала их атака, зайдя сбоку, где поддерживаемое духами уплотнение воздушной массы было слабее. Один взмах ее рапиры, какая, как и всякий раз до этого, выпала из фокуса внимания, а следом усиленный телекинезом пинок. Он все же среагировал, играя не просто в рискованную игру, а чуть ли не в русскую рулетку магазинным пистолетом, подтолкнув себя вверх и спасаясь от обезглавливания. Вместо того, чтобы снести ему не слишком умную, если верить комментариям одного преподавателя, головушку или, учитывая форму клинка и технику фехтования малявки, воткнуть лезвие в глаз, девочка-припевочка в пару сотен лет возраста минимум, легко и изящно перенаправила удар, рассекая грудную клетку глубже, чем наполовину. Перерезая сердце, позвоночный столб, - сразу тело онемело, легкие и кучу сосудов, а следом еще и пинком отправляя юношу в полет. Он инстинктивно использовал на себе самом духовную хватку, не давая себе истечь кровью в считанные мгновения, поддерживая жизнь еще хотя бы пару секунд. В облаке еще не опавших после отражения кровавого разрыва щепок, он влетает сквозь выбитую этим разрывов стену в одну из комнат первого этажа трактира, ударившись о край пролома и с неприятным удивлением наблюдая за тем, как его тело, почти разделенное надвое, перерезанное в поперек, причудливо изгибается, давая ему поглядеть на собственный внутренний мир. Удар, сначала о край пролома, потом о пол, а после, проскользив по нему, и о дальнюю стену, сбивает остатки концентрации и фонтан алой крови бьет во все стороны, заливая старые доски пола и выключая мозг. Мозг, не дух, потому что вложенные в тонкие тела остатки резерва позволили выгадать еще секунд пять-десять самосознания, но ему и этого не дадут. Все еще разогнанное системными часами восприятие видит, как к нему уже спешат противники, спешат добивать или не дать уничтожить собственное тело – опытные заразы, знают, что многие охотники на их братию предпочитают самим себе потроха испортить, лишь бы не стать потом гулем, ну, или дабы не накормить тех гулей собой. Конечно, напрямую об этом никто юноше не говорил, но в базе знаний боевика-камлателя было несколько типов перестраховки на такой случай, чтобы не достаться врагу на ужин, если избежать смерти не выходит. Даже жаль, что он не знал, к чему готовиться и потому не применил ни единого призыва из того списка. Впрочем, добивать раненных одаренных – это вообще общепринятая тематика, смертельно раненные маги, ведьмы, заклинатели, шаманы или кто угодно еще очень любят перед смертью попытаться фейерверк устроить, на прощание, так сказать. Говорят, что в момент величайшей опасности, вообще-вообще перед самой смертью, проносится перед глазами вся прожитая жизнь, ее ошибки и достижения, заставляя взглянуть в глаза своим грехам и добродетелям. Видимо, лгали, потому что ничего у Степана перед глазами не проносилось, кроме постепенно накатывающей темноты бессознательности. Не пришли к нему и ангел за правым плечом вместе с демоном за плечом левым, не сказали они никаких страшных истин, от каких кровь в жилах остыла бы, если бы уже не вытекала в огромном количестве. Если что-то такое, мистически-непонятное, и было, то это мелькнувший образ Родислава Гастотольдовича Янина, наверняка решившего пинком прогнать Сатану со Степанового плеча, процедив своим фирменным тоном: «На пересдачу, неуч!», отчего сердце бы остановилось от ужаса, если бы его не разрезало надвое ударом вампирской рапиры. Вместо ангела, тоже, наверное, прогнав его пинком, ему явился образ подвыпившего деда, улыбающегося в усы и будто бы никуда не уходившего, ехидно прищурившего глаза, спрашивая: «Ну шо, внучок, помоглы тоби твои духы?». «Да пошли вы оба, я еще не сдох!» – Мысленно молвил им обоим Степан, окончательно утративший связь с физическим телом, но еще сохраняющий контроль над духовным началом и самосознанием. Молвил, а затем активировал одновременно «обновление резервов», возвращая до ста процентов почти потраченные силы, каких осталось мало даже для того, чтобы просто чтобы ходить не спотыкаясь, а также «восполнение жизни», мгновенно исчезая со своего тела все-все-все чисто физические увечья, а также слабые повреждения ауры и тонких тел. А рапира убийственной лольки, несмотря на лютую пробивающую мощь и этот надоедливый ментальный эффект, резала в первую очередь магические щиты и физические преграды. Если мелких духов ею можно было разрывать без проблем, то вот на ауре сильного мага она оставляла следы довольно терпимые, благо, обычно обезглавленному или получившему лезвием в мозг на сравнительно целую ауру уже плевать из своей могилы, если он не магистр. Все еще наблюдающие за всем этим побоищем духи на контракте скрупулезно передавали ему все увиденные образы, так что он мог едва ли не в прямом эфире насладиться тем, как почти разрезанное тело мигнуло, будто бы сама реальность исказилась, резко став совершенно здоровым и нормальным, даже травмы ауры и те поправило. Кровь, что характерно, восстановилась в полном объеме внутри тела, но наружные части оной крови никуда не пропали. Вбежавшая следом за ним вампирша очень, наверное, удивилась, увидев окровавленного, испачканного в оной крови так, словно умывался ей, с разрезанной кожаной курткой и рубашкой на месте удара, но абсолютно целого, здорового, злого и с полным резервом Степана. Удивилась, да, но когда от него ударило двадцать девять воздушных кулаков-лезвий, буквально все имеющиеся среди уже призванных и еще не отстрелявшихся представителей ветряной сферы контракты, она все равно успела среагировать. Отпрыгнула назад, укрылась под уплотнившимся алым доспехом, поставила откровенно слабенький барьер из кровавой пленки-экрана, а еще обнулила свой вес, чтобы толчок в этот барьер ее саму вынес подальше. Вот такое вот неординарное боевое использование маленькости, юноша аж невольно зауважал бы ее, если бы не понимал, что за столько десятилетий смертельно опасным бойцом стал бы даже сам Степан, без системы и только на собственной работоспособности. Лидер, за каким мелкая дрянь спряталась, споро поднял кровавый купол, а под ним еще один, но уже чисто магический и многосегментный, без примесей крови. Весьма неплохо, особенно учитывая, что львиная доля магического потенциала ауры кровопийцы входила в счет телесности и контроля, но не мощи с истоком. По крайней мере, еще один удар, теперь огнем, вспыхнувшим вокруг барьера, они выдержали, хотя первый барьер и потрепало, в некоторых местах вовсе пробив. Тем временем, почти не потративший новый и полный резерв землянин, какой просто отдал приказ уже созванным, еще до получения раны, духам, неспешно внешне и очень сильно потея внутри, камлая аки не в себя, вышел из пролома, делая шаг вперед к явно словившим диссонанс ребятам. Вышел уже снова укрыв себя барьером преддверия, только теперь с модификациями, с закреплением, чтобы нельзя было просто за счет кровавой связи с пропитанным оной кровью куском реальности перенести свою власть на кусок высших сфер, атакуя изнутри. Теперь там желающего повторить такой трюк встретит жесткая и агрессивная защита, этакая колючая проволока. Как-то они не привыкли к тому, что после такого вот удара потратившийся до самого дна, - они это видели, видели, как он тратил силы, постепенно слабея! - шаман молча встает и бросается в бой словно новенький, тут у кого угодно замкнет клемму. Меньше чем на секунду, они быстро пришли в себя, укрепляя защиту и готовя новые атаки, перераспределяя запасы сил и прикидывая, как им эти кровью оплаченные запасы теперь потратить. Заняло это у них совсем немного времени, они снова бросились в бой, но теперь уже шаман перехватывал инициативу, таки завершая те камлания, что не успел в прошлый такт их битвы. И не только камлания, ой, не только. Лоли-убийца снова бросилась вперед, размазываясь во взгляде, отводя глаза и от себя, и от своей длинной рапиры, качая маятник и стелясь по земле, пользуясь преимуществом низкого роста. Она была готова убивать духов, отражать стихийные или энергетические атаки, даже что-то из разряда экзотики тоже ее не удивило бы. Степан помнил, как она даже не почесалась, когда ей поменяли право-лево, мгновенно подстроившись. Она – не маг, не магии все эти века училась, пусть и подтянула сие направление тоже. Ее кровавые стрелы и барьеры слабы, ментальное давление несравнимо с таковым у лидера или даже погибшего громилы. Мелкая мерзость потратила свои годы и века на освоение всего нескольких приемов, но уж их умела исполнять просто прекрасно – кровавый доспех, не уступающий таковому у ее предводителя, отвод глаз, причем быстрый и рассчитанный на применение в бою, да манипуляция своим весом, телекинез-левитация. И все. И больше ничего не надо. Остальное время занимала только практика использования клинка, а также видовых свойств кровососущей нежити, что сделало из нее выдающуюся фехтовальщицу и, скорее всего, еще и убийцу-ликвидатора. Степана так и тянуло засмеяться, просто захохотать, насколько это было концептуально – это же та самая готичная лоли-вампир из аниме, возможно даже хентайного, какая способна в одно рыло вырезать толпу одетых в доспехи мужиков. Просто потому, что тупо быстрее, пробивает их латы, не попадает под удар и постоянно отводит взгляд. Воистину, магия делает некоторые вещи все-таки возможными, пусть даже лучше бы она делала возможным что-то другое, но не творчество японских мультипликаторов и замученных дедлайнами мангак. Должно же быть что-то хорошее из представленного в земном культурном наследии, что можно создать с помощью волшебства? Все эти мысли не помешали Степану сосредоточить усилия на том, чтобы преодолеть отвод глаз, а после, сфокусировав цель, резким движением, аж до границы болезненности, когда дальше уже рискуешь порвать аурные линии и деформировать узлы, вливая половину резерва, не меньше. Вливая в самое смертоносное из точечных атакующих умений, какие только были в его арсенале. По свежей и еще не вступившей в бой девице он бы так бить не рискнул, но сейчас она и кровавый запас поистратила, и амулеты частично разрядила, и запачкалась в его, Степана, кровушке, пролив ее слишком много, сформировав эфемерную, но ощутимую связь. А злой, недобрый и совершенно не уважающий каноны классики Степан эту связь оформил, накрепко связал, следя за тем, чтобы ему по ней первому не прилетело кровавое проклятие, а после и ударил. затворяя путь ее нежизни Взявшая спринтерский разбег лоля споткнулась и полетела кубарем, не успев ни среагировать, ни даже понять, что уже, в общем-то, все, совсем все, для нее так уж точно. Лидер, уже начавший прикрывать свою последнюю подопечную, причем не стрелами крови, а теми самыми ударами по более глубоким слоям реальности, какие ранее скрывал, сначала вовсе не понял, что произошло. Лишь когда ее движение остановилось, когда она замерла, недвижимая, словно кукла, лежащая на спине и раскинув руки, рядом с выроненной рапирой, он осознал масштаб беды. Лицо ее было изувечено до неузнавания, на нем сросся рот, ноздри, даже глазницы, оставив лишь напоминающие давний шрам ровные линии, но это только половина беды, как и слипшаяся задница и соседнее отверстие. Остановилась постоянно бурлящая и сгорающая в пламени магического дара кровь, когда затворились сосуды. Спинной мозг и нейроны разомкнулись, просто перестали проводить сигнал. Даже аура, та самая аура, какая позволила Степану, будучи физически уже трупом, сохранять активное мышление, и та полностью погасла, стала такой, какой ей и положено было стать много лет назад – мертвой. Степан применил бы новый трюк сразу и сходу, будь его противники людьми или просто живыми, но именно против нежити затворение было не тем трюком, какой назовешь ультимативным, слишком уж для нежити, даже такой специфической, движение энергий не абсолютно, они и сами знают толк в стазисе и неподвижности. Черт знает, может у главного вампира и получилось бы откачать малявку, залить ее кровью, собственной волей перехватывая над телом контроль и возвращая активность спустя хоть час, хоть пару суток. Будь его враги не кровососами а теми же личами или призраками, он бы и стараться не стал, они слишком уж иные, для них этот удар неприятен и смертелен, но не настолько гибельный. Вампиршу погубило то, что она, как и все ее племя, все-таки еще слишком живая, слишком жизнью полнящаяся, стоящая на границе между живым и немертвым. Только парень все равно не стал проверять, можно ее спасти или нет – ударившие в неподвижное тело свежеоплаченные воздушные кулаки и земляные жернова в секунду смололи бедолагу всмятку, а отдельное водяное лезвие тонкой плеткой снесло голову даже раньше, чем тело измельчило. - Дуц. – Только и выдал кровосос, прошептал почти, явно укороченную и ласкательную форму ее имени, а в алых глазах мелькнула нешуточная боль, прежде чем лицо стало абсолютно спокойным, прежде чем он столь же спокойно и тихо не произнес преисполненное ненависти. – Сдохни. «Какая-то у меня уже пугающая привычка сначала убивать не главного ублюдка, а его любовницу, ученицу или любимую, можно все это вместе». – Мелькнуло в голове землянина ленивое заключение, когда он вспомнил предыдущие похожие эпизоды. – «Но вообще, если она действительно его любовница, то этот мудак, конечно, знает толк в извращениях». Новая серия ударов, противник тратит кровь и магическую энергию, похоже, вообще не задумываясь, постоянно пытаясь атаковать под преддверие, но теперь Степан ошибок не допускает и уже ждет знакомого трюка. Новые трюки тоже есть в арсенале противника, но большей мерой являлись вариацией уже продемонстрированного: больше силы, иной угол поток, разная глубина – таким старшего шамана не удивить, не второй раз подряд, иначе он не шаман, а дебил. Ментальное давление его алого взора уже не столь страшно, несмотря на то, что с приступом ненависти оно только усилилось. Без сразу двух помощников, давящих синхронно, это было не тем трюком, какой мог пронять расплывшегося во множественность шамана. Шамана, который сейчас остро жалел о потраченном заряде часов, потому что ускорение ему бы не помешало. Переход на частично духовное мышление выравнивал ситуацию, подселенный прямо в тело боевой дух, разгоняющий физические возможности, выравнивал ее еще более качественно, но враг все еще был слишком крут, опасно близок к тому, чтобы все-таки вскрыть преддверие еще раз. В таком вот плотном бою у противника были недурственные шансы, особенно если учитывать поредевшую свиту и контракты Степана, но он тоже не показал всех козырей. Пусть Трое Поросят еще добивали двух оставшихся гулей, ломая тем кости и разрывая неживую ауру, пусть Ящер вынужден оказался отступить, потратив силы и получив раны, расчленив двоих и отрезав ноги третьему, но ведь были и другие контракты. Самый главный из которых наконец-то прибыл. Увы, но Сквидварда нужно было звать все-таки заранее, он чрезмерно силен для реальности и потому-то приходит в нее неспешно. К тому же Степан звал его правильно, чтобы он воплотился сразу готовым к бою, а не медленно и печально, подставляясь под атаки противника. Он и воплотился, первым делом переведя сумеречную пелену в полную и абсолютную ночь, причем ночное же зрение противника резко отказало, вынудив лихорадочно подливать еще больше сил в заплакавшие алыми слезами глаза. Что удивило Степана куда сильнее, он все же частичного успеха добился, увидев противника и его призрачные щупальца, попытавшись отбиваться и пытаясь выбежать из облака тьмы. Вот до чего же неудобный противник-то, кроющий кучу Степановых козырей, а те из них, какие не кроет, так хотя бы противодействовать им может! Возмущение юноши, неспешно подпитывающего своего спрута, возросло еще сильнее, когда противник попытался Сквидварада Плюс изгнать, причем настолько успешно, что у шамана аж зубы заныли. Еще один артефакт, выглядящий небольшой каменной статуэткой ящероподобной формы, резко взлетел вверх, к куполу сумрака, впитываясь в него, снимая тот купол и заставляя оный упасть на облако ночи. Это была смесь классической некромантии с чем-то еще, напоминающим не шаманизм, а, скорее магию барьеров, да. Барьер, какой поменял свойства и начал выкидывать спрута обратно в мир духов вместе с его темнотой. Судя по тому, что изначально барьер сумрака просто менял константу дня на ночь, он изначально работал на принципе взаимодействия с иной стороной – сейчас просто изменилась природа барьера. А еще, как осознал внезапно для себя Степан, этот трюк с внезапной ночью посреди дня будет бесполезен на рассвете и закате – поменяв одно на второе без особого толку для вампиров. И ведь он был свято уверен, что купол являлся одноразовым амулетом, а не полноценным артефактом с множеством использований! «Ну да, опора на концепцию противоположности ночи и дня как таковых, хитро, хитро, это ведь буквально выполнение сложного многокомпонентного ритуала методом классической высокой магии». – Осознал он, немного жалея о том, что не сможет поглядеть на этот артефакт поближе, потому как реликвия, похоже, служившая верой и правдой десятки и сотни лет, приказала долго жить. – «Пора отзывать Сквидварда и заканчивать с этим дерьмом». Духа он отправил прочь сам, не став бороться за контроль, потому как это была просто трата резерва, тогда как противник выложился достаточно сильно, чтобы пытаться убить его уже и без осьминога-убийцы. Во-первых, он растратил кровь и резерв, а мета-навыка в системном стиле у него нет, к счастью. Во-вторых, он деактивировал барьер и сейчас темнота, создаваемая духовной сущностью, играет врагу на пользу, не давая солнечной ванной сыграть свою роль. В-третьих, пока позабывший про шамана бедолага бегал от щупалец, пытаясь резать их своим ритуальным кинжалом, да еще бить чем-то убойным из жезла, шаман сменил позицию, дабы по нему по памяти не ухерачили, а после принялся камлать снова. Стоило только солнышку засветить ярче, как духи света начали атаковать заметавшегося и даже замедлившегося противника, но тот все равно не сдавался, попытавшись сбежать. Впрочем, когда шаман не погнался за ним, а вот интенсивность атак только увеличиваться стала, поскольку к ним присоединялись новые, как выдернутые контрактами, так и наспех призванные сущности разных сфер, он как-то сразу передумал. Передумал и попытался достать шамана в одной последней атаке, решающей и опасной, как бросок загоняемого собаками волка. Удар первый, на расплав жезла, послал в него наполненное легкой каплей кровавой силы почти исключительно магическое энерго-копье, от какого аж воздух загудел в ушах. Ждущий чего-то похожего Степан впервые применил ранее существующий только в системном опыте и знаниях трюк – перенаправление атаки через преддверие. Вышло, но не вышло: он довольно легко поймал копье в ловушку духовного пространства, отчего оно будто бы влетело ему в грудину, чтобы вылететь из той же точки, только уже в направлении противника. Тот же, злобно и уже вовсе нелюдски оскалившись, взмахом руки забрал обратно собственную кровь, разрушив чары и продолжая попытку избавить мир от пришедшего в него чужака. Десяток флаконов, очевидно, с чем-то алхимическим и ядовитым, он подбросил в воздух и испарил, смешал с кровавым облаком в пафосном жесте, искренне надеясь, что Степан пропустил тот факт, что парочку таких ядовитых флаконов он тихонько открыл куда раньше, подгоняя вместе с почти невидимой и едва присутствующей дымкой поближе к юноше. Землянин не стал проверять, нужно ли вдыхать эти яды или они контактные, а также сработает ли его защита против них, призвав еще одного сильного духа, какой мгновенно втянул весь отравленный воздух и вообще любые лишние примеси, даже пыль, оставляя только чистейший ветерок и запах озона. Рожа вампира уже не аристократическая, она все больше напоминает морду зверя, тупого и голодного, полного ненависти, жажды убивать и напиться крови, крови, крови, как же мало осталось у него крови. Еще одно копье, тоже приправленное каплями алой жидкости для убойности и контроля направления, больше от отчаяния, и его юноша точно так же, как и прошлое, перенаправляет обратно. В глазах зверя, какой очень старается притвориться куда более тупым и впавшим в безумие, чем на самом деле, вспыхивает самодовольство и новая грань ненависти, когда он снова перехватывает копье, только теперь намереваясь направить его опять на Степана, но уже с учетом считанной защиты, отчего преддверие может и спасовать такую подачу отбить. Он перехватывает копье, давая ему замереть на кончиках пальцев, а после воет, по-звериному, от дикой боли, когда его рука резко обуглилась до локтя, показывая кости и бледную, прогорелую плоть. Ну, а что он хотел, если там, внутри копья, дух с аспектами ожога и незаметности – весьма экзотическое сочетание, очень полезное в таких вот связках. Один из трюков от синергии боевой камлательной практики и ухваток боевика, очень ситуативный и столь же эффективный, если ситуация складывается для его применения. Снова попытка сбежать, только теперь уже не напрямую, а сквозь дома, скрываясь за ними от взора духов – изначально бесполезно, но там уже разума оставалось, как у хлебушка. Степан только направил нужных духов, как из одного домика вылетел небольшой солнечный шарик, прямо чистый свет с примесью чего-то божественного, теплого, но при этом бескомпромиссного, не терпящего ни тьмы, ни нежити, ни полутонов. Это вражину не убило, только обожгло бок, зато заставило броситься на неизвестного жреца буквально на четвереньках, ну, на трех конечностях, ведь одна рука уже сказала долго не-жить. На треньках. Зашатавшийся в проеме дверном мужик китайской наружности, явно бледный от выкачки крови и очень, очень серьезно побитый, и такого противника не одолел бы, похоже, потратив все силы на атаку, но перед ним встал еще один боец. Это был аж сероватым от нехватки крови и жизненных сил, чуть менее избитым, а еще чернокожим. «Не, ну это уже вообще какой-то Нетфликс!» – Пронеслось в голове Степана, пока он останавливал рывок кровопийцы метким ударом по тонкому телу, еще одним потоком света, а потом, когда тот пал на землю, не давая встать, заставив ту землю схватить его каменными руками и клешнями, да и начать перемалывать, словно в жерновах, предварительно сняв с плеч голову, просто на всякий случай, а после толкнув ту голову подальше. – «Земля тебе серебряными гвоздями, выблядок». Шаман встряхнулся и медленно пошел в сторону оглядывающихся мужчин, какие, похоже, большую часть битвы либо проспали, либо очень разумно не влезали в нее, только наблюдая, лишь под самый конец показав свою сторону. Переделанная в темницу хата, когда дверь открылась, разомкнула маскировочный контур, перестав скрывать двух узников и еще третьего, отсюда не видного глазам, но не роящимся в значительно большем необходимого минимума числе духам-зрителям. Шагал юноша пружинисто, зло, без усталости, благо резерв во второй раз он еще раз восстановил уже под самый конец, потратив и второй заряд. Судя по тому, как напряженно на него смотрят, они либо оценили ауру, - что точно мог сделать жрец, да и у негра при отсутствии истока дара, весьма высокий дух и сенсивность, если шаман все верно понял, - либо просто впечатлились уже увиденным, а также укоризненным взглядом его бездонных, пока в маске, глазниц. - Вы кто такие, что здесь делаете и как связаны с этими? – Под «этими» шаман подразумевает нежить, указывая пальцем на все еще перекручиваемого в каменной мясорубке кровососа, от какого уже фрагментов крупнее половины пальца не осталось, если отделенной головы не считать. – И что с третьим? Я чую жизнь, но она мерцает. - Мое имя Таам Араа, о, могучий, верных лоа заклинающий, прозван я, среди этих земель прозвищем Лихое Лезвие, а жизнь и волю свою посвятил тому, чтобы возвращать в земли мертвых тех, кто оплачивает свою вечность жизнями чужими. – Витиевато, но с очень искренним почтением, а также с бездной усталости, опасения, страха и кучи иных эмоций выдает этот индивид. – Рядом со мною Ван Си Халь, мой собрат и соратник в моем пути, брат мне не по утробе матери, но по духу и крови, кою мы давно уже смешали, братаясь. Третья из нас тоже соратница и сестра нам, Виктория де Церс, точно так же посвятившая свою жизнь той же цели. И, возможно, отдавшая ее тоже. Я нижайше прошу почтенного заклинающего о помощи с ее ранами и проклятием. Пожранный вашим гневом Эдвард де Харнбрей, да будет его душа вовеки не знать покоя, потерял часть своей свиты при бегстве своего логова, и он... он искал замену выбывшим. И посчитал мою сестру подходящей. Он поил ее своей проклятой кровью, заклинающий, пусть и не долго, но... проклятый яшмалхут слишком силен, я боюсь непоправимого. Она умеет сопротивляться, но... Тут его согнуло от дикого кашля, тоже, кстати, с кровавой пеной, а азиат так и вовсе присел у стеночки, стекая по ней, как будто желейный человечек. Степану очень хотелось протереть лицо, но он, вместо этого, призвал пару целебных духов, еще пару из тех, какие работали с проклятиями, а также самую-самую последнюю резервную боевую свиту на случай, если эти двое на него кинуться попробуют или если из очередного подвала еще что-то стремное полезет. Одновременно с этим он отдал приказ еще одной группе земляных духов начать перекручивать все еще пребывающих под землей гулей, закрывая эту проблему, а то такая мерзость может и впасть в спячку, пока ее случайно не откопают. Ну, или просто будет аурой голода посевы селянам портить... не будет, потому что селян тут уже не осталось. Резко как-то захотелось освоить воскрешение и убить всех троих еще парочку раз. - Тащи ее сюда. – Только и говорит он, выключая мясорубку, в какую сил с запасом вложил, отпуская честно выполняющих приказ крутить каменные жернова духов, а также указывая на землю чуть в стороне, где почище. – Пока я лечу, ты говоришь о том, как вы здесь оказались. Быстро. Четко. Лаконично. Без растекания словами по разливу реки. Приятно, когда твою ауру видят и оценивают по ней, еще приятнее, когда за увиденное не пытаются убить, а проявляют уважение: вон, сразу забегали, даже азиат, и тот встал и пошел тащить свою соратницу. Среднего роста, со спортивным телосложением занимающейся активной жизнью личности, грудью между третьим и четвертым размером, довольно сухими, но крепкими ягодицами, грязно-светлыми волосами чуть короче плеч, голубыми глазами и чуть островатым лицом. Ну, как сказала бы половина сокурсников Степана, «ябывдул». Степан, считающий себя личностью вежливой, так бы вслух говорить не стал, но подумал бы, наверное, точно то же. А сейчас подумал, в первую очередь, что ему точно стоит посетить бордель при визите в городе, правда, позаботившись о защите и контрацепции. Потому что как-то очень уж характерно утекают мысли в сторону при виде сисек, сказывается долгое одиночество, а трахаться с одной только прокачкой нельзя до бесконечности. Выведение уже наполнившей ее жилы мертвой крови заняло не так уж много времени, навыки исцеления, духовная трансформа, соответствующие призывы, а также сравнительно ранняя стадия, еще не умертвившая тело, а только кровь испортившая, позволяли не опасаться за здоровье. Спустя примерно полчаса бледная и едва соображающая девица щурила глаза от солнца, приходя в себя. Еще минут через десять, она уже пила воду, какую Степан призвал через призванного духа, по методу оставшейся в Лядях бочки – прямой перенос откуда-то, где чистая и не запятнанная кровью вода вообще была. Потому что кровопийцы, каких изначально было и вовсе четверо, просто один был буквально низшим и очень молодым, чуть ли не случайным расходником, не поленились даже в колодцы своей кровушки капнуть, чтобы держать селян под контролем. Выпив очередные несколько глотков воды, благородная пятая дочь не особо богатого дома, давно уже вставшая на свой тернистый путь и почти забросившая общение с семьей, - не от ссоры, просто редко-редко они виделись, - начинала прицельно блевать на дальность. Блевала черной и мерзкой жижей, выводя из тела то, что ей силком спаивали, ожидая пока жажда окончательно ее преобразует, а после она сама ее закончит. Не зря ведь последние двое суток ее держали вместе с избитыми и обезвреженными соратниками: когда она обратилась бы, безумная и ничего не соображающая, то инстинкты взяли бы верх, давая той первые глоточки ее грядущей кровавой диеты. Дальше воля мастера, обратившего ее, резкий слом личности от осознания сотворенного с верными товарищами, и вот, кровавое подчинение встало на свои места. Вечно такого слугу не используешь, со временем высок риск того, что она восстанет, потому самых близких своих птенцов, буквально наследников и вернейших подручных, вампиры предпочитают обращать добровольно и по договоренности. Но это даже не правило, ведь слишком много в нем бывает исключений. Быть может, она таким бы и стала – не то правилом, не то исключением. - Все. Почаще загорать на солнышке, можно вовсе без одежды, чтобы побольше лучей его впитать. – Между прочим, не свистит сейчас Степан, это реально помогает после попытки насильственного обращения. – Не есть ничего плохо прожаренного еще полгода, а как минимум три недели ничего мясного. Не посещать некрополей или мертвых городов в течение того же срока. Вроде бы все. С вами двумя все еще проще – раны только физические, плюс откачка крови. Поить вас не стали, чтобы обед для будущей слуги не портить. К этому времени Степан уже знал их историю, проверив ее на правдивость и даже немного порывшись в воспоминаниях с помощью призванного суггестора, причем, даже если жрец чего и заметил, то виду не подал и уж точно не возмущался. Итак, после того, как по всей Дантре и всему миру начался Большой Шмон в поисках неизвестного, но очень сурового международного преступника, - здесь шаман, какому столь далекая подводка была не интереса, ни в коей мере его не касаясь, попросил переходить поближе к теме, - оного преступника, похоже, так и не нашли. Зато всякого дерьма поменьше насобирали в ассортименте, после чего начали что-то с этим делать. Гнездо бедолаги Эдварда, - ей богу, не знал Степан, что он со своим экспромтом угадает его имя, не знал! - попало под жернова истории, тем более что он, в последнее десятилетие окончательно берега терял и потому за него взялись всерьез, вместо того, чтобы просто вынудить бежать, роняя тапки, ища новое место для проживания. Сбежал все равно, но без почти всех низших и даже часть свиты потеряв, а еще часть просто разбежалась. Вот за разбежавшимися свитскими эта тройка и охотилась, одного даже заохотив, но тут напав на след, ведущий в эти малообжитые места. Пара найденных тел, увидевший размытую фигуру в ночи бортник, несколько камланий к духу, привязанному на кровь еще к его деду (Таам умел, с помощью грибочков и долгих тренировок, впадать в транс даже без дара, а семейный дух-поисковик у него был весьма силен), и вот они таки нашли свои проблемы. Потому что вместо одного из разбежавшихся низших упырей, ну, парочки, даже тройки таковых, они нашли самого старину Эдика, остатки его свиты, включая Дуциреллу Неженку, какую побаивались даже больше ее «родителя во крови» – на счету зловещей лоли было прямо рекордно высокое количество охотников за кровососами, потому как она превратила их выпил в свое любимое хобби. А еще мелочь многоопытная отличалась выдающейся своей нездоровостью фантазией, любовью к пыткам и хентаю в жанре гуро, а также художественной жилкой. Останки ее жертв были теми еще предметами искусства, очень больного, но явно высокого. Примерно той высоты, на какую улетела кукуха малолетней любительницы еще более живых и агонизирующих инсталляций, а также очень молодых, не старшее ее, мальчиков. Кстати, эти самые, еще более молодые, были немногими, кто имел шансы пережить встречу с ней, заодно еще и с невинностью расставшись, а также получив кучу психотравм на будущее. Это их, тройки охотников, следы пребывания Степан почуял на дороге, их лошади стояли в конюшне и, вроде бы, даже не померли от ужаса. Вся покойная кровососущая братия либо подтерла духовные следы, либо спокойно прибыла через лес, без приметных лошадок, пользуясь той же тактикой незаметного передвижения, что и Степан. Но тут с охотниками случилось примерно то же самое, что со стариной Угрем, когда он решил взять за яйца не то судно: пришедших в гости истребителей кровососущей нечисти раскатали в говно. Они, кстати, заметили неладное несколько раньше, просто в силу специфики своей работы, но сбежать не успели, а степень проблемы поняли уже сильно постфактум, во время допроса, глядя в довольную рожу Эдика и его зловещей лольки. Драка вышла короткой, яростной и безнадежной – они сумели ранить только служку-низшего, да и то не насмерть. Этого слабосилка, должно быть, растворило ударом солнечной жижи еще до начала основного боя. Звероватый бородач, если что, был ранен кем-то еще, раньше, вероятно, вовсе при побеге из гнезда. И да, гнездо находилось не в самом Дантмарке, а в одном из крупных аристократических имений в паре недель пути. Давшего приют вампиру баронета, самого мечтающего о вечной не-жизни, случайно прибили при штурме, настолько случайно, что на нем было около десятка сквозных ранений и копье в жопе. Ну, а дальше все понятно – плен, приглянувшаяся в новые птенцы девушка, не одаренная, но обученная, умеющая пользоваться амулетами, прекрасная фехтовальщица и просто красавица, идея с ее обращением, а потом зашедший купить хлеба и крупы Степан. Купил, блин, ничего не скажешь, воплотил троп «сходить за хлебушком» в максимальном приближении к реальности. Помимо прочего удалось узнать, что это не судьба покидала этот Нетфликс-Отряд, собрав личностей из разных уголков мира. Таам родился и вырос в Вестмарке, в семье переехавших из южных джунглей торговцев, сбежавших от кредиторов и конкурентов к лучшей жизни и потом устроившихся в землях бледнокожих. За свои почти шесть десятков лет выглядящий лишь немного за тридцать неодаренный адепт каких-то духовных практик, - но дух не ниже четверки, системно говоря, - у какого брата выпила залетная тварь неуказанного пола, побродил по немалой части Конфедерации, последние лет пятнадцать проводя в округе Дантмарка. Вампирья здесь, в силу близости к диким территориям и сложностей с поиском, всегда водилось в достатке, в достатке же было ему работы. Ван тоже был дитятком эмигрантов, только эти сбежали с территории Восточной Империи аж в объятия вечно солнечного Ийастара, столицы Северной Теократии Солнцеликого. И пусть над этим городом действительно никогда не заходит второе солнце, греющее не хуже первого, давая возможность снимать несколько урожаев в год, но живут там по заветам библии Солнцеликого, какой с переменным успехом строит на своей территории коммунизм с деревнями, какие больше напоминают колхозы и поставкой веры в Солнцеликого заграницу в качестве одного из основных товаров экспорта. Ван, по его словам, своего бога уважал и сам факт доступности ему части жреческих чудес утверждал, что это взаимно. Но основную доктрину веры он так толком и не принял, решив, что сам лучше знает, где светить можно, а где нельзя, где ему ходить, где убивать и где умирать. Проповедовать он не пытался, тем более, что это запрещено в большей части городов Конфедерации – контроль тех самых поставок религии, а то не надо герцогам и градоправителям фанатичных толп погромщиков из сословия низкого и этого вот всего. Формально, его никто не отлучал от сана, столь же формально он считался одним из «несущих светлое слово», этаким шпионом-нелегалом. Но на деле он всего себя посвятил истреблению кровососущей или просто неживой нечисти, несколько раз категорически давая понять выходящим на связь одноверцам, где он их просьбы и предложения о соучастии во всякой несвязанной с вампирами херне незаконной видел. Впрочем, с их точки зрения, мужик делал богоугодное дело и анафеме его не предавали, да и убийц храмовых за ним не посылали, как добавил Таам. На это Ван лишь закатил глаза и сказал, что это все – большей мерой слухи, самими же теократами раздуваемые, потому что если бы в Иястаре были школы в каких готовят соблазнительных и убийственных шпионо-ассасино-ликвидаторш, то он бы оттуда не свалил, а устроился в ту школу хоть бы и уборщиком. А лучше учебным пособием для соблазнения! Правда вот здесь Степан уловил не фальшь даже, Ван верил в то, что говорил, но некое несоответствие, будто бы он когда-то что-то знал, но потом почему-то забыл, но мог, при случае, и вспомнить. Заподозрив какую-то ментальную херню в стиле спящего агента, шаман виду не подал и продолжил слушать, даже не пытаясь скорректировать рассказ. Благо, его слова, восприняли предельно серьезно и старались говорить строго по делу. К этому моменту смазливая охотница на вампиров, - средней ценности задание от Автобогини шаман скинул вообще без эмоций, слишком выгорел за время боя, - выблевала остатки дряни в желудке и теле, пришла в себя, умылась и посвежела. Тоже присоединившись к благодарностям, а все они, хором, как-то интересовались тем, что дальше будет-то. Тут и телепатии не нужно было, чтобы задаться вопросом, с чего такая щедрость, как качественное исцеление всей тройки и помощь в снятии вампирской трансформации? Чем им придется отрабатывать? Нет, они, конечно, готовы, но хотелось бы знать заранее, да и род де Церс вполне может заплатить за нее. Не слишком много, она все же просто пятая дочь семьи, но тем не менее. - Так. Тихо. – Одним движением ладони заставив всех замолчать, юноша под маской обвел всех взглядом, отчего они как-то странно побледнели, заставив землянина усомнится в качестве своего исцеления. – Там ваших кляч, вроде бы, только оглушило. Не сильно. Вещи ваши, наверняка, тоже где-то здесь. Лежат. Берете свое барахло. Берете головы кровопийц. Делаете это быстро. Сваливаете с глаз моих. Чтобы я вас не видел. Справитесь за час – значит ничего мне не должны. Будете мозолить мне глаза слишком долго – я разозлюсь. Все ясно? Тогда время пошло. Судя по всему, старую армейскую байку про подъем и одевание за сорок пять секунд эти ребята и девчонка воплотили бы в жизнь с легкостью. Они справились за тридцать одну минуту, причем за все это время юноша, внимательно наблюдающий за ними, стоящий посреди улицы и делающий вид, что смотрит на разрушенный трактир, не увидел ничего предрассудительного. Вроде попытки просканировать остатки магической битвы или прихватить каплю крови шамана, какой здесь пролилось чрезмерно много. Еще раз раскланявшись и всячески заверив почтенного мастера в своей безмерной благодарности, они попытались было заикнуться на тему того, кому и на чье имя отдавать награду за головы нежити, на что юноша честно, вот действительно честно, ответил, что его этот вопрос не волнует и они могут эти деньги хоть пропить, хоть в борделях потратить, хоть в реке утопить. Спорить с ним не решились, да и странно было бы спорить. Проведя взглядом скрывающихся дальше по дороге индивидов, юноша устало сел на землю, прислонившись спиной к трактиру, и принялся успокаиваться. Натянутая струна в душе немножко отступала, а стойкость духа, свойство системное, не давало скатиться в истерику. Но отходняк после сражения все равно накатывал, как есть накатывал, потому что вот на этот раз он едва не умер. Умер бы, если бы не свойство за исцеление Таиры, - чтоб у нее все хорошо было, - если бы рапира кровососки оказалась чуть больнее бьющей именно по ауре, если бы не успел перевести укол в мозг в удар по грудине... Много этих если, какие могли его погубить. И хуже всего Степану было оттого, что именно здесь у него не было верного варианта, не было возможности поступить правильно – в битве с Угрем он мог в любой момент сбежать, как до начала контакта, так и после. Здесь же... разве что только изначально отказаться войти в деревню, вот только это не было оправданным действием, потому что его проверки ничего опасного не увидели. А в момент, когда увидели, уже поздно бежать было бы, совсем поздно. Если бы он сразу же попробовал прорываться, не потратив время на предварительный призыв, то ему настал бы абзац с не меньшей, а то и большей вероятностью, чем в текущем варианте событий. А даже если бы и убежал, то у него на хвосте оказались бы опытные и умелые кровопийцы с кучей опыта за спинами, включая древнюю лоли, какая, так-то, была буквально чемпионкой региона по агрессивному хед-хантингу. Сумел бы он от нее оторваться, причем пока она играла бы на привычном поле, а он при этом не знал о ее дурной славе? А вот черт его знает, потому как агентурные знания тоже не стоит недооценивать, как и банальную магическую мощь. Все же любительница гурятины охотилась в первую очередь за теми, кто слабее, но и парочка очень серьезных личностей, каких убить не проще, чем мастера магии, на ее счету имелись. И это только те, про каких пленные и невезучие охотники вообще знали! Степан пытался переосмыслить свои поступки, искал в них ошибку, провальное решение, но не находил. Ну, или придется считать за таковое его решение свалить из Лядей, а не остаться там. Или, если еще более раннее решение брать, когда он бросил свой небольшой домик в лесу, решив искать дорогу к людям. А если уж быть предельно критическим, то главная его ошибка в том, что он первым вышел из того злополучного лифта. Потому как чем дольше он здесь, в новом мире, живет, тем чаще ему кажется, что это место вполне себе заслуживает Степана Жирного, благословенного Ее Абсолютмилфшеством, с выданным ею мега-классом, и всеми его тараканами в голове. Лишь лица и имена других людей, нормальных, вроде Кирика, Мельда, того торговца, какой подвез его до Фантреля в своем караване... только это и не давало с подобным навязчивым мнением согласиться.***
Система не оставила его мучения без награды, подняв ему двадцать четвертый уровень и, слава админам, в этот раз обошлось без дара от Автобогини. Зато было выполненное «деяние», что юношу даже не удивило – это приключение оказалось даже более опасным, чем тот бой с духами на его поляне. Собственно, в том, что он исполнил деяние, не имелось сомнений только после одного лишь взгляда на текущий уровень: лишь одна, и без того на четыре пятых взятая ступень за подобную бойню была просто измывательством. А вот в сочетании с оным деянием... в сочетании с ним выходило вполне достойно, особенно если награда будет не слабее, чем за спасение Злой Сиськи, чтоб она сейчас икнула. Помимо деяния, какое юноша не спешил открывать, его наградило еще одним повысившимся навыком, самостоятельно повысившимся, почти что своими силами, пусть и с помощью системы. Опять же, нужно быть осторожнее с такими выражениями, ведь за это «своими силами», настоящие маги его сожрут живьем и правы будут. Получено: «мастерство элитного боевого камлателя»; значительно повышено интуитивное понимание поведения в боевых условиях; значительно повышена вероятность обретения знаний и свойств ветки боевого использования дара. Обретенный талант добавлен к общему статусу Игрока. Третий ранг, нынешний максимум, более прокачанную версию взять не выйдет примерно до тех же пор, пока не возьмешь следующую ступень духовного диалога. Только вместо двадцати одного пункта именно в характеристике духа нужно было иметь строгую сумму характеристик, какую быстро взять не выйдет, даже если треснешь. Знание было массивным и значимым, а полезность более низких вариантов этого же таланта Степан уже имел возможность оценить. Если первый ранг ухваток сделал из него этакого мага-ветерана, повоевавшего с кучей врагов и всех их пережившего, если второй сделал из этого ветерана аналог бойца спецподразделения, то третья ступень превратила если не в Женю Блонда, то в кого-то из тех, кого ставят инструкторами к тем спецам, каким он был на один ранг таланта ниже. Понимание тактики битвы, ухватки изысканно-дуэльные и подло-бесчестные, великолепная связка с агентурной работой... вроде бы не менялось ничего особенного, никаких новых магических знаний, только умение использовать уже имеющиеся в памяти трюки, но какой эффект! Основным отличием от прошлых улучшений было то самое интуитивное понимание хода битвы и максимально эффективное поведение в боевых условиях. Если на первом этапе Степан был умелым пользователем давно заученных связок, применяющим то, что нужно в нужный момент, не теряющимся в случае внезапной смены обстановки. Если на уровне мастерства он мог эти тактики гибко подстраивать, имел опыт противостояния даже самым экзотическим противникам, а к тем, с кем опыта не имел, быстро подстраивался. То вот сейчас, получив приставку об элитности, он мог эти тактики тасовать на ходу, на ходу же и подстраивая их под ситуацию и конкретного врага, мог на голом опыте определять методику и тактику противника, подбирать к нему оптимальные контрмеры. Мог, что всего важнее, ловить неопытных противников на их ошибках, а опытных на том, что они привыкли действовать по шаблонам – верным, правильным, максимально эффективным, но предсказуемым при этом. Дуэль или удар в спину, одиночками или группами, в группе на одного или один против группы, преследуя и догоняя, или отбиваясь и убегая, быстро или растягивая время, брать живьем или убивать на месте, а то и сделать вид, что берешь живьем, но прибить или ранить-проклясть так, чтобы коньки откинул уже на чужих руках. Как правильно слить дуэль тому, у кого ее не стоит выигрывать, или свести бой в ничью, как убивать внезапно посреди толпы или переговоров, а потом прорываться с боем подальше от взбешенных предательством личностей. Как прикрывать группу новичков в первом бою если они маги или неодаренные, - кстати, немалая синергия с наставническим знанием, прямо очень значимая, - как действовать в связке с такими же профи. Хитрые атаки, какими можно закончить бой в одно мгновение, противодействие таковым уже со своей стороны, чтобы самому не закончиться с одного удара. Атаки с полной выкладкой и призывом буквально всего, что только есть в списках контрактов или сражение минимальной свитой и с максимальной экономией сил. Сражения скоротечные, в каких нужно выложиться, и длительные, где нужно часами беречь резерв и не тратить больше необходимого. К моменту, когда юноша, задремавший в процессе, открыл глаза, солнце уже клонилось к вечеру, но до ночи было пока еще далеко, а сбежавших охотников и след простыл. Чувствуя себя не очень хорошим индивидуумом, он принимается камлать к нужным духам, чтобы последовать за ними, найти их, а после наслать суггесторов, чтобы они парочку дней потеряли на длительном привале или что-то в этом роде. Он пока был не готов убегать в лес, ему нужно было хоть немного восполнить свиту, а это не меньше трех-четырех дней, даже если брать самый минимум, особенно без готового камлательного круга. Не готов он был и стирать им всем память, особенно вполне действующему жрецу, умеющему в Praise the Sun. К его искреннему удивлению, мешать ребятам было не нужно, они и сами справлялись с потерей времени. Едва не загнав лошадей, а также чуточку натерев задницу в случае не успевшего нормально переодеться Вана, они все-таки встали лагерем, причем, похоже, длительный. И сейчас всячески сгоняли напряжение самым древним и логичным способом, заставив юношу покачать головой – а еще благородная девица! Хотя, ладно, отбросив в сторону ханжескую мораль – она на постоянной основе уничтожает тварей, какие жрут людей вместо пищи, так что имеет право на личную жизнь практически любого вида, если не считать какой-то мерзкой жести. Тройничок со своими сокомандниками – не то, за что Степан станет ее осуждать. Немного залипнув на зрелище долбимой сразу в два отверстия леди Церс, какую зажали между своими телами оба ее боевых братишки, он воспользовался их расслабленностью, чтобы почитать поверхностные помыслы. Они и так собирались отдохнуть хотя бы пару суток, так что юноша решил, пока что им не добавлять лишних желаний. К моменту, когда он закончил чтение, не найдя там никаких подозрений или нехороших помыслов в свой адрес, - а вот предположений о том, кто он вообще такой и кому умудрился перейти дорогу старый де Харнбрей, что за ним послали это чудо в маске, было просто не счесть, Степан аж переносить версии в записную книжку задолбался, хотя за то, что Ван посчитал его каким-то орочьим любителем забивать мертвечину, просто под иллюзией, было обидно, - ребята успели дважды сменить позы. Окончание чтения совпало с тем мигом, когда стоящая на коленях женщина, отпустила оба направленных на ее довольное лицо агрегата, а после, утершись и получив возможность открыть залитые ранее веки, залезла в сумку свою и достала оттуда... неплохо зачарованный страпон. Пока юноша пребывал в ступоре, Ван и Таам молча бросили монету. Довольно улыбнувшийся адепт духовной практики пошел отлить, а чуть расстроенный азиат принялся устраиваться на четвереньки, пока надевшая и смазавшая агрегат, - с подогревом, самозакреплением и виброрежимом, - Виктория пристраивалась сзади, начав с явным опытом понемногу разрабатывать инновационный способ флешечного подключения. Поспешно оборвав связь и дав суггесторам разрешение покинуть реальность, оставив только духов-следящих, чтобы потом не упустить отмеченных личностей, шаман принялся трясти головой и моргать в попытках развидеть увиденное. Но увиденного, как говорится, не развидеть, и это немного угнетало. - Какой, однако, интересный коллектив. – После долгого молчания, он не смог сдержать в себе лезущие наружу вопросы. – Интересно, это их личная инициатива или общепринятая для охотников практика? И, если да, то как проходит подобное времяпровождение в чисто мужских отрядах и командах? Нет, Шера мне анекдот про солнечных паладинов рассказывала, но это же был анекдот, да? Но, если не совсем анекдот, то хотя бы понятно, чего это Ван Си Халь не хочет обратно в Теократию возвращаться. Вон, и так привычек плохих нахватался. Кое-как придя в себя, он отвлекся на недолгие похороны: тела жителей села все еще валялись по деревне, там, где их настигла трансформация и последующая гибель. Он стаскивал тела, - просто приказывая подселенным в них духам самим дотащить носитель до точки, подхватив по пути те фрагменты, какие сами доползти не могли, - к дальнему концу, где располагалось кладбище, да и похоронил их всех в общей могиле. Он не был жрецом, но кое-какие камлания, дающие мертвецам покой и мир, он знал и не пожалел на них резерва. Закончил быстро, несколько минут стоя над могилой, в какой земля спрессовалась в плотный монолит, думая о том, что именно сказать. Так и не придумав, - он этих людей знал меньше двух часов, причем изо всех их говорил нормально только с Барошном, да и то, не слишком вслушиваясь, а теперь их уже нет. Никого, блядь, нет, только очередной поселок-призрак, оставшийся посреди нигде и забытый всеми. От этого стало только тяжелее, хотя испортить самому себе настроение еще сильнее было проблематично. Так и не найдя, что сказать, юноша приказал духу земли проявить на общем надгробии надпись на чистом и лаконичном конфедератском.Здесь упокоились жители Малых Бздов.
Несмотря на смешное название их села, они не заслужили гибели от рук и помыслов тварей, какие не заслуживали жизни.
Возможно, убитым будет легче спать, зная о том, что их убийцы не пережили дня их гибели.
Постояв еще немного, мрачный и хмурый, он не нашел ничего, что и дальше держало бы его здесь, как не нашел причин убирать останки вампиров или их ручных гулей, собирать трофеи или хотя бы поднять ту чертову шпагу. Вот стереть с нее остатки его крови и ауры обязательно нужно будет, но это уже потом, как деяние просмотрит. Если там окажется слишком много всего, то принимать дары он станет уже после, когда покинет деревню и обновит немного свиту, а то чувствует себя хуже, чем просто голым. Совершено значимое деяние! За окончание пути после жизни и вне смерти барона Эдварда де Харнбрея, за бой против него и остатков его свиты, за победу в том бою и решимость сражаться за гранью собственной гибели положена соответствующая достойному деянию награда! Получено: шесть свободных очков талантов, какие должны быть потрачены в течение двенадцати часов с момента получения награды; все шесть талантов должны быть вложены либо в знания, либо в мета-навыки. Дополнительная награда от Лиарат си Мерриналь, Владычицы Даров и Дарами Одаряющей, верной слуги Иннелас Иннелай: одна единица в атрибут мощи; три случайных наградных жетона мета-воздействия. С первой частью награды и думать особо нечего – двенадцать часов на выбор, или все очки сгорают. Это значит, что в знание придется вкладывать сразу все таланты скопом, после чего он, конечно не помрет, он вообще сомневается, что системная прокачка способна убить, но вот выпадет в осадок он надолго, причем полностью потеряв контроль над оным выпадением. За то время, пока он станет валяться в отключке, случиться может буквально все, что только угодно. И если от случайно сожравшей его беззащитное тело волчьей стаи он еще может успеть нарисовать защитный круг, то вот от гостей посерьезнее он сейчас защиты не создаст. Да и сами мета-навыки нельзя считать бесполезными, как нельзя и забывать о том, что его в недавнем бою спасло развитое на всего-то единичку восполнение жизни, без какого он бы тупо и безвкусно сдох. Как минимум, оное восполнение нужно будет развить до максимума, потому что оно действительно незаменимо в таких опасных ситуациях. Да, землянин к опасностям не стремится, это чистая правда, но, как показала практика, они его сами имеют тенденцию находить. То ли он опять что-то делает не так, то ли это мир такой, но только ну его нахрен. Да и не одним исцелением читерным живы мета-навыки, там есть куда вкладывать очки и без него – тот же магазин, например. Не желая тратить время на размышления, а также понимая, что у него нет этого времени, даже указанных двенадцати часов нет, он принимается тратить шестерку мета-талантов, не трогая двойку приберегаемых для двадцать пятого уровня очков. Первым делом, как и обещал сам себе, - понимая, что действует немного на эмоциях, он вкладывает три очка в «восполнение жизни IV». На втором ранге прибавился один заряд, а откат сократился до пяти дней. При этом, в отличие от игр с резервом, заряды каждый раз срабатывали на полную. Третий уровень дал третий заряд, сократил откат до трех дней, а также позволил исцелять даже серьезные травмы ауры, но по-прежнему не помогая против проклятий, ядов или не наносящих прямого урона воздействий. Возможность применять навык на ком-то еще появилась только на четвертом уровне, включая также исправление мощных деформаций ауры, исцеление старых шрамов и травм, а еще у исцеленного таким образом пациента понемногу, в течение месяца, будет улучшаться внешность. Ничего экстраординарного, как и изменения лица на совсем чужое – просто недостатки смажутся, а достоинства, наоборот, станут более яркими. Массового применения не имелось, но если заняться с женщиной, красивой женщиной, чем-то пошлым, не обязательно классическим сексом, то, в течение месяца после этого, ее можно будет исцелить, не потратив заряда. Четвертое очко ушло в «доступ к системным покупкам IV», улучшая его до максимума. На новом ранге еще сильнее увеличился приток валюты за любое получение опыта, выполнение заданий, деяний и прочей херни, появились еще более редкие товары в списке обычных покупок, а также некий не слишком значительный прирост валюты просто так, со временем. Кстати, с учетом уже полученного за эту битву, он не только окупил потраченное на маску, но еще и в плюсе остался. Главным же бонусом стала доска из пяти позиций, куда он мог помещать особые лоты, какие не мог купить на момент их появления. Там они пребывают бессрочно, пока не решишь их приобрести или сбросить, заменив на нечто еще. Вот этой штуки ему реально не хватало, очень сильно не хватало, иначе прямо сейчас бы он приобрел что-то из особо понравившихся лотов прошлого. Еще можно отметить более высокое, в среднем, качество особых лотов, особенно не связанное с Ее Омилфительностью. Предпоследнее очко ушло в «темпоральную осознанность IV», уменьшив откат по применению замедления времени до суток, подарив второй заряд, а также увеличив длительность ускорения до десяти секунд, а мощь и кратность ускорения до пятнадцатикратного. Конечно, сам он быстрее двигаться не станет, но вот командовать духами точно сможет куда как эффективнее. Единственное, что расстраивало, так это то, что настоящую убойность этот навык получит в руках классического мага, какой сможет сплетать сложные чары за тот срок, какой обычно тратит на чары простые. Даже один удар огненным торнадо вместо столь же огненной стрелы легко станет причиной быстрой и уверенной победы над супостатом, а если уж маг этот способный сплести нечто посложнее сравнительно простого в своей сути огненного смерчика... В голове Степана возник образ какого-то смутно знакомого ушастого волшебника-полукровки с заостренными ушами, с криками «Абсолютная влаааааасть!!!» обрушивающего на вражескую армию Высший Парад Гроз. Прогнав дурные мысли и смутные видения, забывая про них быстрее, чем про очередной прогноз погоды, он вкладывает последнее очко. Казалось бы, проще всего повысить системные задания, тоже доведя их до четверки, но тут как бы не нарваться – после прошлого повышения до тройки он потерял возможность получать опыт от малых заданий. Это было выгодно на тот момент, ведь малые задания ему уже почти ничего не приносили. Только вот небольшие задачи свою полезность не исчерпали покамест, а средние и вовсе остаются по-прежнему очень неслабым вызовом. Как бы не оказалось, что следующий ранг заданий для него окажется вообще невыполнимым, если не рисковать как следует или не соглашаться на задачки от Автобогини. Нет, он конечно тогда полетит по уровням прокачки, но такими же темпами он мог просто начать эти задачи выполнять с самого первого задания вообще. «Вон, отказался же я принимать задание на... так, что там было, записная книжка ведь все сохранила?» – Заглянув в логи сброшенной мимоходом задачи, юноша едва удержался от смешка. – «На то, чтобы обеспечить Виктории де Цест секс с двумя ее напарниками в течение следующих двенадцати часов. То ли скорапченная Милфопрекрасной система меня троллит, то ли одно из двух». Он бы, очевидно, не стал бы выбирать согласие на эту задачу, даже если бы как следует ее прочитал, но, кто же знал, что ему, для получения идеальной награды нужно было просто не отменять издевательский квест в течение суток и ничего при этом не делать? Потупив немного, глядя на свои системные логи, юноша только хохотнул и решил забить. Злиться причин не имелось, жадность его и так удовлетворена, а сам он даже немного благодарен за такую разрядку юмором, ведь это немного улучшило его воистину могильное настроение. Правда, от мысли о том, что Автобогиня, в смысле именно Она, а не ее системные утилиты, присматривает за ним, ему на миг стало нехорошо. Тоже, своего рода, способ перебороть депрессивное настроение, но не из тех, какие рекомендуются для людей со слабыми нервами и сердцем. А последнее очко Степан бросил-таки в «создание группы I», как самый элитный и высокий по требованиям навык вообще. На первом уровне он доступен только для жителей материального мира обладающих полноценным разумом. Не больше трех членов группы, помимо создателя оной группы и носителя системы, после исключения кого-то из группы слот обновляется пятнадцать дней, прежде чем стать снова свободным. При этом снова включить в группу уже исключенного индивида можно только спустя ровно год, местный, на шесть дней длиннее земного. Для шамана, какой все время действует в группе, состоящей из «Степана, Панна и снова Степана», пользы примерно ноль. Но юноша имел надежду на то, что при дальнейшей прокачке он сможет брать в группу своих духов, связанных максимальными контрактами и от этого предельно верных, а после доводить их из ранга малых до Высших буквально за считанные годы. Вот тогда уже можно будет спокойно входить в местный социум хоть бы и с ноги, пока не начнет откровенно борзеть выше любых пределов, с его чудачествами будут мириться и терпеть, а не на месте убивать наглую рожу. Закончил с мета-навыками он довольно быстро, и пяти минут не прошло, причем большая часть времени ушла на ознакомление со справкой, да лупание глазами на «подколку от системы», а вот повышение мощи заняло куда больше времени и усилий. К счастью, ничего особого делать было не нужно, время еще было, солнце все ниже склонялось к закату, так что он полюбовался этим закатом, посокрушался состоянию своей любимой рубашки и чуть менее любимой куртки, прикинул, можно ли купить такие в системном магазине и во что ему это все обойдется. Рост мощи магических линий и узлов сопровождался своеобразным списком ощущений, словно внутри ауры ползают наэлектризованные стальные иголки с повадками ежиков – не больно, но отвлекает и вообще неприятно. Вообще-то, его мощь уже очень даже хороша для шамана, прямо отличная, отчего он бы предпочел это очко получить в несколько более выгодный для него контроль, но дареному коню в копыта не смотрят. Проверять возросшую характеристику в действии он не собирался, пока не ознакомится с последней частью дара Автобогини. Если уж она подкинула нечто действительно полезное – единицу атрибута, то уж остальные дары за эту полезность точно отыграются. Что же – жетоны наград. Во-первых, та штука открыла еще одну дополнительную строчку в статусе, так и называющуюся «Наградные Жетоны», отчего Степан уже ожидал нечто похожее на «Сделки», но угадал лишь частично. Достаточно сказать, первый же жетон с мета-воздействием, то есть, с таким воздействием, какое стоит над законами мира и богов, на том же уровне, что и исцеление мета-навыком или манипуляции судьбой... Этот жетон назывался «Малое разовое обновление контрактной книги шамана» и позволял в один момент обновить все, вообще все, до самого последнего контракта, какие были потрачены в последние три недели. Разовые, многоразовые, вечные, даже вовсе единичные, с теми духами, какие повторно контракт с одним и тем же шаманом не заключают в принципе! То есть, тот же призыв Ящера или Сквидварда, у какого пропал один из «зарядов», снова окажется «полным». Как и любой иной контракт. Более того, в случае если часть контрактов, включая вплоть до сильных духов, погибли в бою или были чрезмерно повреждены, система их либо исцелит до оптимума, либо заменит павшего духа на аналогичного и максимально близкого по свойствам, аспектам и сферам. Знания и образы этих новых духов будут добавлены так же, как и обычное знание, с той только разницей, что массив знаний крохотный в сравнении с полновесными знаниями, а еще не отображается в статусе. Это было настолько ценное нечто, что поневоле захотелось плюнуть и не тратить его, сэкономив сейчас, приберегая на потом, а после этого Бздовского сражения восстановить свиту естественным образом. Переборол сам себя, не захотев искушать судьбу, тут же и активировав одноразовый жетон, усвоив знания за пару минут буквально – там действительно точно те же контракты, что и раньше, точно те же типы духов, только что чуть иные, но с практически идентичным скилл-сетом. Зато два остальных жетона «не разочаровали», будучи полностью Автобожественными в каждой грани своего применения. Сил злиться, как и всегда не было, но только теперь еще и потому, что за предыдущий подгон Степан был готов простить своей, прости админы, покровительнице этот самый прикол. Один. Только этот. Не полностью. И вслух он этого сказать не скажет, даже под пытками, даже если пытать станут прослушиванием клубной попсы и просмотром Санта-Барбары. Если попсу сменят на шансон, то он, наверное, все-таки сдастся. Первый жетон имел ровно сотню использований и назывался «Потрясные Арбузики». При активации нужно выбрать цель, обязательно красивую женщину, а после она покажет Степану грудь. Это покажется ей полностью естественным желанием, буквально уровня прописных истин, никаких сомнений и подозрений. Действует сквозь абсолютно любую защиту, хоть ты и на воплощение Гайи в реальном мире его примени, все равно сработает. Более того, если у этого действа будут свидетели, то они не обратят на происходящее никакого внимания, ни в момент активации, ни потом, если, например, просмотрят событие в записи иллюзорного кристалла. Неправильность произошедшего станет очевидной только если шаман сам захочет на это указать, буквально ткнув пальцем. Ах да, еще одна деталь – эффект тем длительнее, чем больше грудь жертвы мета-воздействия. Скажем, кто-то совершенно плоский, вроде Таиры, максимум задерет рубаху и пару секунд даст полюбоваться. А некто с габаритами Труды будет около десяти минут трясти своими сиськами, как ни в чем ни бывало, быть может даже предложив их пожмакать и погладить. Не сработает в боевой обстановке на какой-то особо опасной противнице, не возымеет действия, если жертве жетона срочно нужно куда-то идти, не поможет, если применить в спорной и неестественной ситуации. То есть, если случайно встретить симпатичную стражницу в не совсем доступном для посещения месте, то она, конечно, потрясет арбузами или апельсинами, - от размера зависит, - но потом не слишком вежливо попросит проваливать, а то еще и проведет. А вот если встретить ее на однозначно запрещенной к посещению территории, тогда уже все, нет эффекта, пока тебя не посадят в уютную темницу, а уже потом, потом да, потрясут перед узником сиськами. Степан честно попытался поискать способы применить этот жетон иначе, чем для прикола или ради мелочного морального удовлетворения, но не сумел. Что же, будет в его статусе еще одна бесполезная фигня, как будто впервые. Второй из оставшихся жетон именовался «Равнодушная Куколка», являясь уже ограниченно полезным, зато всего с тремя зарядами: активируется, как и все связанное с Автобогиней, только на красивой женщине, мгновенно делая ту все осознающей, но равнодушной к окружению и неподвижной, вернее, не видящей причины двигаться. В таком состоянии она не замирает полностью, ее можно наклонить, отвести за руку на новое место, она поможет себя раздеть, сдвинув руку или ногу, в таком роде. Не действует в бою, как и прошлый жетон, зато вполне можно применить для чего-то полезного. Деактивировать важную дамочку в ее собственном кабинете, да и полазить по столам в поисках компромата, взять образец волос и крови, а то и просто убежать оттуда, где тебя быть не должно. Правда, пусть воздействие все так же бьет сквозь любые щиты, но только по одной цели, а не ее охране, например. Так что свидетелей быть не должно, либо заботиться о них придется традиционными методами. Ладно, ему обновили контракты и подарили единицу характеристик. А еще он выжил, вопреки всем шансам и одной вертко-мелкой падле. Решив не впадать в депрессию, Степан принялся за уборку территории, в первую очередь именно кровавых следов. Несколько духов, - из тех, что по завершению контракта умирают-рождаются, - буквально облизали рапиру убийственной малявки, также прихватив кучу мелких капелек, упавших то здесь, то там. Благо, в деактивированном состоянии рапира не испаряла нематериальные тела буквально самим фактом прикосновения. Правда, потом случилось непонятное – резко слившись в один комок, духи сгорели в темно-синем пламени, завершая контракт и отправляясь восвояси. Степан, как раз собирающийся готовить призыв шерстяного шарика, чтобы стер следы битвы, аж застыл на пару секунд, натурально зависнув. - Я не понял, а кровь в трактире кто убирать будет, блядь? – Только и выдал он в ответ на такую наглость, занося вроде бы надежных и скованных нормальным контрактом духов в черный список и расстрельную тетрадку. Прервав подготовку к призыву, он торопливым шагом подошел к месту исчезновения тройки кровоедов, пытаясь понять, каким образом они вообще его обманули, ведь там же все намертво связано и заверено было. Он вообще создавал свои сделки предельно крепкими, но уж для тех, какие связаны с зачисткой аурных следов или частиц тела включал тройной режим паранойи. Такое ощущение, что они почему-то большую часть крови просто не заметили. На секунду остановившись, Степан молча зашагал теперь уже в руины трактира, в ту самую комнату, где приземлилось его некогда вскрытое, словно консервная банка, тело, где из него вылилась реальная лужа алой жидкости. Вот только стоило ему войти внутрь, подсвечивая в закатном солнышке специальным духом-светляком, какой своим сиянием улучшал обычное и магическое зрение, его глаза полезли на лоб, а сам он мысленно вычеркнул духов из расстрельной тетрадки. Крови в помещении не было. Ни единой капельки, даже бурых пятен и тех не осталось, словно она вся таинственным образом исчезла куда-то. Почесав затылок, юноша с подозрением поглядел на щели в дощаном полу, какой должен был вести в подпол. Быстрое сканирование ничего не показало, но оно и наверху, где гнездо вампирье было, тоже ничего не показало. Он обнаружил останки того, покалеченного четвертого, обычного и «свежего» низшего кровопийцы, он действительно погиб от первой серии атак Степана, сгорев в солнечной жиже. Тогда, внимание, вопрос. Кто, блядь, в черном ящике? Более продвинутые духи, а также указания образов от шамана, точно знающего, на что смотреть и что искать, нашли еще один слой маскировки, не слабее, чем там, наверху. Без защиты и боевых усилений, но в плане сокрытия не менее, а то и более надежный за счет отсутствия лишних узлов в этой конструкции. Причем этот барьер не позволял не только учуять спрятанное поисковым импульсом, но и послать сигнал о помощи изнутри. Видно, покойный барон был еще и неплохим ритуалистом по специализации, в том числе, в маскировочных полях соображая. Он, конечно, с момента начала боя особо не искал, а как убедился в том, что все четверо померли, так и тем более, но все равно – минус балл ему. Или, как сказал бы Родислав Гастольдович Янин, да не поминать бы его к ночи, – прокол. Лезть вниз не слишком хотелось, но оставлять неясно где свою кровь, а также недобитых тварей хотелось и того меньше. Обновленная свита позволяла призвать один из уже потраченных контрактов и несколько воздушных рук, полупрозрачных и сильных, вцепились в доски и потянули их наверх, но не раньше, чем тело вновь укрыло преддверие, а часть боевой группы была заново призвана и приведена в боевую готовность. Стоило только целостности пола нарушиться, как тут же замерцала маскировка, указывая на еще одного кровососа, какой скрывался там, внизу. Истощенный, но сильный, по ауре не слабее самого барона с клыками, отчего юноша враз стал предельно серьезным, но в то же время испытал изрядное удивление. Еще один боец уровня покойного и упокоенного выродка его бы там и похоронил. Блокировать атаки второго подобного индивида он бы точно не смог, не под уже имеющейся нагрузкой уж точно. Сжавшись, выпустив призрачные конечности и приготовившись бить, он в последний миг понял, что забыл взять свою маску, просто не привыкнув к ней, но к тому моменту духи уже выполнили приказ заканчивать с половицами, резко снося всю конструкцию в стороны и открывая скрывающуюся в подполе тварь. Удар невольно остановился, когда он увидел состояние и положение оной твари. Кровопийцу распяли на специально ложе, тоже деревянном и самодельном, но укрепленном несколькими вбитыми в ключевые точки амулетами, а также ритуальными линиями. Сковывание, блокирование, обездвиживание, истощение резерва, а еще был блок для пыток – банального вливания большого количества боли прямо в ауру и мозги, минуя природную выносливость немертвого организма. Впрочем, следы обычных пыток на теле тоже, наверно, имелись бы, если бы не природная регенерация вампира, а также малоперспективность оных обычных пыток, они у них злобу и агрессию вызывают. Нет, если есть специальные инструменты и навыки, то все возможно, наверное, да только тогда уж проще тем самым ритуалом боль внушать. Степан несколько секунд моргает, пытаясь понять, что ему с чужим пленником делать и какие есть причины не умертвить это существо прямо сейчас просто за факт выбора диеты. Существо смотрит на него внимательными и собранными темно-карими глазами, в глубине каких мелькает алый блеск, пытаясь улыбнуться непринужденной и даже милой улыбкой. Не получается, как из-за того, что юноша точно знает, какой эта улыбка может быть, так и потому, что позиция очень уж неудобная. Впрочем, соблазнительности изрядно добавляет крайне бедственное состояние ее одежды, идеально бледная, едва ли не алебастровая кожа, на самой грани естественности, на какой обладателя такой расцветки еще можно принять за всего лишь бледного и презирающего загар, но живого человека, а также большая такая грудь не меньше пятого размера, с бледно-розовыми сосками, вернее лишь одним таковым, выпавшим вместе с грудью из разрыва ткани потрепанного охотничьего костюма. На вид ей около двадцати девяти, но это не про возраст как таковой, но про ощущение зрелости и авторитета, идеальная кожа и внешность не портилась даже ее нынешним положением, а любого лишенного магического и духовного восприятия такая внешность привела бы в готовность с первого взгляда. Но у землянина с восприятием было все в полном порядке и перепутать эту тварь с невинной жертвой он бы и по пьяни не сумел. Кровососка смотрит на Степана. Степан, в свою очередь, уже на нее. Пауза затягивалась и единственная причина, по какой он ее еще не убил, состояла в том, что как-то оно не совсем легко – убивать нечто в облике красивой и абсолютно беззащитной женщины, причем той, какая, по всей видимости, никак не относилась к гибели населения Бздов просто потому, что сама была в ненамного лучшем положении. Что вдвойне забавно, так это полное молчание со стороны охотников на вампиров – они даже не предполагали здесь присутствия еще кого угодно из немертвой братии, ну, сестринства. Да и сама аура этой твари, весьма надо сказать, красивой, даже сквозь понимание ее опасной и бесчеловечной природы, была, мягко говоря непохожей на таковую у основной группы. Иные завихрения, иной оттенок, дух тоже совсем по-другому выглядит. Чем-то эта черноволосая с длинными черными волосами по пояс, ныне грязными и сбившимися в клубки, эпической грудью, полными губами и совершенной фигурой напоминала не только Леди Дам-и-Тресну, но и менее меметичную, просто уже отгремевшую свою славу, героиню кинофильмов, которая Эльвира, Тьмы Владычица, но разве что довольно отдаленно в обоих вариантах. Лицо все же немного иное, да и трудно оценить внешность пленницы, учитывая ее состояние и пребывание в весьма плачевном положении. Она свое положение, видимо, тоже понимала, даже лучше нашедшего ее шамана, а потому заговорила первой, первой же и разорвав паузу. Голос у нее был мелодичный, с легкой хрипотцой, за какой играющие роковых леди в стиле, ха-ха, вамп актрисы продали бы силиконовые имплантаты и любимую помаду. А еще голос был заметно уставшим и с трудом удерживаем в нормальном состоянии, чтобы не казаться жалким и плаксивым или, наоборот, нечеловечески рычащим и голодным. Это, кстати, выиграло ей несколько очков в глазах шамана, потому что начни она его пытаться разжалобить, он бы только посмеялся в ответ. - Что же, полагаю, раз я вижу вас, то Эдвард все-таки встретил свой последний рассвет? И, коль меня еще не сжигает в огне и солнце, то вы согласитесь хотя бы выслушать женщину в очень трудной ситуации? – В этих словах была не только акцентированная попытка показать хоть какой-то контроль над ситуацией, но и бездна тревоги и напряжения, опасения за свою вечную жизнь, чья вечность сейчас стала казаться до смешного короткой. – Прежде всего хочу заверить в своей, как минимум, благодарности, каким бы ни был исход. Даже если вы, юноша, меня и предадите гибели, то мне будет приятно знать, что этот мерзавец, окончательно потерявший связь с реальным миром в своем безумии, сгинул все же немножечко раньше меня. В то же время, хочу отметить, что я, в отличие от Эдварда вполне могу свои жизнь и свободу выкупить, на меня не объявили загонную охоту и мои активы, несмотря на это несуразно позорное пленение, все еще со мной. Золото, знание, услуги или информация – я готова проявить очень широкие рамки своей благодарности. Устало потерев лицо и все еще держа на поводу своих духов, Степан невольно поразился выдержке этой прелестной твари, какая начала торг даже в столь безвыходном положении. А еще ее наглости, будто она даже не сомневается в том, что торг этот будет. С другой стороны, последнее как раз понятно – зачем ей думать о другом варианте, если он предусматривает ее безальтернативную гибель и упокоение? - Во-первых, с чего ты меня юношей-то назвала? – Не скрывающий свою ауру Степан как-то ожидал того, что его, оценив по этой ауре, начнут, как и в прошлый раз, считать молодящимся стариком, а не юнцом. – Во-вторых, я, конечно, всячески разделяю твое мнение про покойного, но не вижу причин относить тебя к иному разряду личностей. Ну, просто потому, что считаю убийство живущих чужой смертью тварей чем-то само-собой разумеющимся, правилом хорошего тона. В-третьих, я все еще медлю просто потому, что в упор не могу понять, как именно ты здесь оказалась. Его слова вызвали легкую такую улыбку, даже немного покровительственную, вызывая вспышку подавленного волей раздражения. Впрочем, когда она стала отвечать, то вид имела самый вежливый и, скажем так, дипломатичный, не угодливый или льстивый, а именно обволакивающе-прямой, с сохранением собственного достоинства, какого она не теряла даже сейчас, в столь неприятном положении. А еще она точно видела не меньше десятка проявившихся духов слов, смыслов, правды и лжи, какие оценивали ее правдивость и откровенность. Он бы и в голову ей влезть не постеснялся, но все же очень старый и опасный вампир, они свои мысли защищать умеют, а призывать достаточно мощного чтеца-суггестора не выйдет быстро, разве что потратить один из сильных контрактов. Да только ни один из этих сильных не рассчитывался на допрос именно вампиров любого вида. - По первому вопросу ответ предельно прост – несмотря на твой, признаюсь, поразивший меня талант в работе с даром, кажущийся невозможным для твоего возраста, я притянула к себе пролитую в бою кровь, и, уж поверь, не смогла бы не понять возраст ее, излившейся прямо из сердечной жилы, полной жизни и столь сладкой силы. – Степан только бровью дернул как от своего прокола, так и от того, как она беспардонно перешла на «ты», как только он сам на «ты» к ней обратился, причем теперь даже не скажешь ничего, сам начал. – К вопросу сохранения моей целостности, помимо банальной выгоды, отмечу мою принадлежность к учению Лиранмил и Крайзмарда. Разумеется, я не принадлежу к этим кровавым семьям, особенно учитывая тот факт, что вторые почти полностью истреблены, но разделяю их подход к выживанию и, если хотите, врастанию в общество. Учение Сейшмасшастасс, преданным сторонником которого был Эдвард, я всей душой презираю, не из доброты и человечности, но из банального эстетизма и желания нормального и неконфликтного существования. Во многом, ответ на твой третий вопрос как раз и спровоцирован нашими с ним разногласиями. Нет, не только в ученье причина, мы много где кровью отмечали пересечения наших путей, но все же, можно сказать, краеугольный камень... Из дальнейших объяснений, какие юноша выслушивал молча, лишь задавая уточняющие вопросы, да прислушиваясь к духам, что показывали правдивость близкую к полной, стало ясно многое из того, что юноша не знал или вовсе не подозревал даже. Так, например, названное вампиршей учение, было не магической школой, а, скорее, философским течением о том, как вампирам вообще жить в этом жестоком и немного ебанутом мире. Та доктрина, какой придерживалась пленница, уповала на мягкое врастание в социум, набор верной прислуги, минимизацию количества вольных охот и убийств ради пропитания, создание разветвленных сетей агентов, обретение повязанных кровью и выгодой партнеров. Зачем ловить бродяг в проулках, если чистый и ухоженный долговой слуга на кровавой клятве раз в месяц сам придет к тебе на алый поцелуй? Еще и рад будет, потому что это не только лишние деньги, списанные с его долгов, но еще и время на отдых, какой ему обеспечат на период слабости. Впрочем, правильно выращенные слуги, не долговые, а поколениями служащие алым господам, и сами рады подставить вену, ведь их под это дело воспитывали и готовили, не говоря уж о том, насколько приятен может быть алый поцелуй, если клыкастик действительно задастся целью сделать его приятным. И насколько вкусной бывает кровь, если живой человек старательно готовит себя именно к этой роли. Если за красивую девицу, сожранную тобой посреди ночи, особенно если ворваться к ней в дом, начнется крик, паника и поиск упыря, то со слугами таких проблем нет. Нету слуг? Можно просто очаровать, соблазнить, запутать разум случайной жертве, спрятать укус во время ночи страсти, реальной или только внушенной, упорхнув еще до рассвета, оставив у жертвы лишь приятные воспоминания, почти невидимую ранку и несколько дней сонливой слабости. Сеть информаторов поможет найти и доставить нужные товары, добыть компромат, чтобы не просто обеспечить отсутствие охоты за собой, но стать выгодной в своем существовании. Где-то прогнувшись под власть и магов, где-то уступив, где-то надавив, где-то избегая конфликта со жрецами и вот, половина верхнего Дантмарка знает о твоем существовании, даже внизу слухи так и ходят, но нет жертв, нет трупов, нет жалоб, а потому нет и охоты. Только выгодные контракты, торговля специфической алхимией, - кстати, сам Эдвард алхимиком не являлся и те зелья, какие он пытался использовать в бою или подлить в суп Степану, были отняты у его пленницы, какая их сама изготовила, - созданной с помощью видовой магии, взятие заказов на шпионаж, добычу компромата и, очень нечасто, устранение. Устранения детям ночи даются слишком легко, настолько легко, что, даже без конфликта с ночными гильдиями, соберешь такой шлейф из обид к крови, что тебя устранят раньше или позже, или же попытаются подчинить окончательно, посадить на цепь и держать так. Вот уже в своих целях, почему нет, это в порядке вещей, но даже для себя лично пленница предпочитала решить вопрос без кровопролития, обращаясь к убиению оппонента лишь в отсутствии альтернатив. В противовес этому подходу была исповедуемая Эдвардом и его гнездом доктрина Сейшмасшастасс, какая назначает смертных скотом, бурдюками и добычей, какая предусматривает жесткое подчинение, запугивание, устранение любого инакомыслия и кары за попытки искать помощи. Таким личностям тяжело искать укрытия в крупных городах, там их быстро находят и поступают соответствующе. Их путь – это окраины, изолированные долины и поселения, в каких можно захватить власть, подчинив или купив местных правителей обещанием вечной жизни, сковав их кровавыми оковами, подавив разум и волю к сопротивлению. Такой подход тоже эффективен, позволяет годами и десятилетиями существовать на одном месте, править страхом, подкупом и террором, а когда напряжение достигает верхней планки, когда ту планку срывает напрочь, когда все-таки просачиваются слухи, какие уже не выходит игнорировать, когда приходят охотники или армия с магами, каких не выходит прогнать волей завербованной или подчиненной местной верхушки, всегда можно уйти и найти новое место где жить, править, охотиться и лить алую капель. Только вот в случае форс-мажоров, обстоятельств абсолютно непреодолимой силы, вроде поднявшегося буквально по всему миру Большого Поиска одной очень интересной личности, есть риск оказаться неготовым к визиту злых людей, нелюдей, и, что еще хуже, жрецов, магов и охотников, какие привыкли сами видеть в кровопийцах добычу. И в такой ситуации кого-то, вроде улыбнувшейся довольной усмешкой пленницы, просто просят на пару месяцев покинуть город, заранее просят, дав слугам и свите переждать бурю, а кто-то бежит, теряя птенцов и собственные выбитые клыки, бежит на край обжитых земель и скрывается во всяких Бздах. Если бы не совершенно идиотская неудача, цепь случайных событий, в ходе какой пленница попалась остаткам свиты Эдварда де Харнбрея и ему самому совершенно одна, пойдя проверить одного из спящих агентов-контактов, то она бы спокойно вернулась обратно в Дантмарк, заняла свой особняк, принадлежащий де-юре мелкому аристократическому роду, представителей какого в том особняке уже лет сто не ступало ноги, и продолжила бы свою жизнь. Маневрируя ночным лепестком в течении людских страстей и проливаемой во имя тех страстей крови. Это не единственные два подхода-философии, если и другие, как более щадящие людей, вплоть до прямой службы правителям под клятвы и кровь, так и вообще конченные любители устраивать чуму, резню, бойню и все такое. Но именно между этими двумя философиями самая лютая вражда, просто по принципу столкновения интересов, отчего и конфликтуют они чаще прочих. У охотников лучше с боёвкой и прямым уроном, у лепестков со связями, поддержкой и вливанием с социум, отчего бой идет на равных, редко вообще доходя до боя. В том смысле, что если до боя дошло, то у лепестков обычно проблемы, хоть и не всегда и не со всеми. Случись конфликт не «одна против патриарха и свиты», а один на один или свита на свиту, так еще не ясно, кто бы победил. У пленницы птенцов и слуг куда больше оставалось, на фоне прореженного гнезда де Харнбрея. - Примерно так и обстоят дела, юноша, примерно таков и мой ответ, а уж устроит он тебя или нет, решать тебе одному. – Она бы еще и плечами пожала, но в ее положении шевелить она может только лицевыми мышцами да глазами, вот только ей и этого хватает, дабы передать картинку своих эмоций. – Не стану лгать в объятиях стольких духов, я убивала и проливала алую капель, испивала сосуды свои до дна, когда этого требовала необходимость. Спору нет, все это так, но, право дело, а чем я отличаюсь от любого одаренного или высокородного? Думаешь, на руках герцога Герберта де Дантрель меньше крови, нежели на моих? Он ее не испивает, но его волей и амбициями пало столько жизней, сколько я уж точно не сразила. Я не убиваю ради алого глотка, только в крайнем случае, если от этого зависит уже моя вечность. Но укажи мне хоть одного сильного мага или даже просто обычного человека, какой в подобной ситуации не убил бы? А посему, коль уж желаешь сжечь меня дотла, то хоть не притворяйся, что за дела мои мрачные, а не исключительно за острозубую улыбку, потому как в противном случает такой же гибели воздающей заслуживает каждый первый правитель, маг, жрец или торговец. Ответить, если уж честно, было нечего – она явно недоговаривала в отдельных моментах, что-то скрывала в других, играла словами, передергивала факты и обращалась к аргументу вотэбаутизма, но большая часть ее рассказа состояла из искренней правды, в какую пленница и сама верила. Дальнейшие расспросы, на какие женщина отвечала все с той же слегка самодовольной и полной достоинства манерой, только укрепляли ее версию. Она и вправду являла собой нечто близкое к еще одному человеческому аристократу, только нелегальному и формально преступному, но на деле слишком полезному и выгодному, чтобы от него избавиться. Ее услуги были нужны магам, каким она поставляла реагенты, добываемые со смертельно опасных для живых и легко устраняемых вампирами тварей, или одни из лучших в Дантмарке зелья для разработки аурных узлов, созданные на очищенной и дистиллированной крови. Без нее не могли обойтись люди герцога, поскольку она была готова предоставить информацию о многих вещах, про какие та же ночная гильдия, в силу специфики их труда, узнавала не всегда. К ней регулярно обращались торговые дома за товаром или деликатными услугами, а также торговцы поменьше за ссудой, проценты к какой будут значительно меньшими и при этом их можно будет еще сильнее уменьшить за счет алой платы. Даже жрецы и охотники на вампиров к ней, иногда и сквозь зубы, обращались, в случае появления залетного беспредельщика где-то в окрестностях Дантмарка. В самом городе беспредел устраивать обычно и не рисковали, а если и рисковали, то очень редко дело доходило до находки более чем парочки трупов, прежде чем голова кровососа оказывалась на столе у хозяйки гнезда, а чуть позже у заместителя главы тайной канцелярии де Дантрель. Судя по отзывам, очень выдающихся талантов девица, раз ее даже вот это кровососущее и не стареющее нечто искренне уважает и даже симпатизирует. По ее словам, Аллизира де Фелль, дальняя родственница герцогской семьи, была не только сильным магом, какой однозначно светит мастерство в ближайшие лет десять, но еще и очень толковым организатором, администратором, а также человеком без лишних предрассудков в голове. С ней было даже сложнее и рискованнее, чем с самим главой оной тайной канцелярии, палец в рот не клади, откусить руку по самое лицо она не хуже старого угрюмца Риктуса может, но с ней все равно просто приятно работать. - Итак, я дала ответы на твои вопросы, а потому задам свой собственный, нетрудно догадаться какой именно – освободишь ты меня или нет, юноша? – Несмотря на суть вопроса, она сейчас куда спокойнее, чем в самом начале их беседы, будто бы не слишком сомневается в том, какое решение парень примет. – Я устала пребывать в своем текущем положении и не настроена унижать себя еще сильнее. Если тебе угодно оборвать мой путь, то, будь любезен, сделай это без лишних промедлений и не унижая остатков моего достоинства. Если же твое решение противоположно, то тем более прошу меня оного достоинства не лишать и позволить хотя бы выбраться из этого распроклятого ложа. Степан по-хорошему поразился такой выдержке и умению читать собеседника: решение не убивать кровососку, какая уже продемонстрировала уровень компетентности и миролюбия куда больший, чем у того же Румориаса Крелльба, юноша принял где-то ко второй половине их диалога. И, примерно в то же время, сама тварь перестала ждать гибели в любой момент, не иначе, читая если не ауру, какую юноша старательно делал неподвижной, то эмоциональную сферу, а то и просто, по лицу, классическим холодным чтением видя принятое решение. Конечно, он может ошибаться, может быть обманутым, да и проблем от свободной твари куда больше, чем от скованной, но все же просто убить ее сейчас у него рука не поднимется. Ну, не рука, он бы просто приказ ожидающим духам выдал, суть понятна и так. - Ладно, сегодня, похоже, твой счастливый день, эм, вечер, даже уже ночь. – Прищурившись, а также чуть пригасив свой духовный фонарик, Степан выглянул в пролом и понял, что уже наступила ночь, последние лучики закатного солнца еще окрашивали горизонт в алый цвет, но в остальном время темноту уже наступило. – Да уж, я выпускаю из оков сильного кровососа как раз с наступлением темноты. Что может пойти не так? Ладно, тогда, уж извини, задам несколько максимально предметных вопросов. - А я отвечу на них еще до того, как ты их задашь, шаман, призывай своих слуг. – За выполнением такой просьбы дело не стало, очень скоро ее окружили несколько более мощных чтецов, призванных разовыми контрактами, что связали обязательствами сильных духов. – Я не собираюсь атаковать тебя по освобождении, не намереваюсь причинять вреда твоей жизни или здоровью, не питаю к тебе ненависти или жажды мести, а также искренне готова отплатить за свое освобождение, как и было предложено: золотом, ресурсами, услугой или информацией. Еще что-то? Или ты пожелаешь заключить достаточно мощный контракт? Предупреждаю сразу, если у тебя нет с собой реликвии Даромара, то обычный контракт поможет разве что немного успокоить нервы, ведь мое племя как раз и славится тем, что без особого вреда для себя нарушает дешевые и предназначенные для живых существ контракты. Снова убедившись в том, что она сказала правду, пусть ответила немного не в той компоновке, в какой он сам бы сформулировал свои вопросы, Степан устало вздохнул и снова потер лицо. Вообще-то у него были выходы на специфические контрактные сущности, какие могли бы надежно сковать по рукам и ногам вот эту милашку. Не говоря о том, что он вполне мог воспользоваться дарами Автобогини, где тоже хватало специфических подходов и призывов, какие легко обратят видовое сопротивление пленницы против нее же, так чтобы за недельку, а то и за пару-тройку дней, сделать из нее послушную давалку-сосалку в самом пошлом смысле этого слова. Если второе он не стал бы делать, даже окажись она конченной садисткой в стиле Салтычихи, просто прибив бы ее к херам, то вот первое... Накатила какая-то совершенно чудовищная усталая лень, стоило только подумать о том, чтобы сейчас снова чертить круг, закупать подношения в системном магазине, звать весьма прихотливых сильных духов, предварительно еще и обговаривая их услуги, сбивать цену до адекватной и еще куча всего. Она, вроде бы, показалась достаточно честной и, он точно в этом убедился, не собирается атаковать его при первой возможности. - Ладно, жди, я сейчас. – С этими словами он застыл, прикрыв глаза, а потом отдал приказ нескольким духам, какие выели саму суть магии в ее оковах, сделав их просто цепями, пусть и все еще немного зачарованными, но уже не монолитно-нерушимыми, а потом уже новые духи вселились в эти цепи, размыкаясь и сползая с конечностей и торса кровопийцы, одетой, как он теперь видел, в очень грязный, порванный и покрытый разрезами и дырами охотничий костюм. – Ты хоть ходить в состоянии? - Вполне, хоть и предпочту полежать немного неподвижной, привыкая к отсутствию этих цепей. – Ответила она, прикрыв глаза и с нескрываемым наслаждением разминая руки, хотя, казалось бы, у нее физически не могут затечь конечности. – Я могла ориентироваться только на слух, так что ход твоей битвы с остатком выводка Эдварда только предполагаю, но, раз это здание еще не рухнуло, то я уверена, что здесь остались флаконы с насыщенной кровью. Я несколько утолила жажду, забрав пролитое во время битвы, уж прости меня за мою слабость. Сейчас я себя контролирую и не стану кидаться на бьющуюся вену, но, надеюсь, не все запасы ублюдка сгорели в сражении. Степан в этот момент понадеялся вместе с ней, не хотелось оставаться накоротке с голодной тварью посреди ночи. Конечно, она не ровня упокоенному недавно уроду, что бы она о себе не говорила, но ауру не обманешь – ее сила не заточена на прямой бой, там больше уклон в менталистику, алхимию, кровавую магию и проклятия, только вот все равно Степану может хватить. Встав на ноги и только что не плюнув на остатки пленительного ложа, женщина плавным и немного завораживающим движением размяла сразу все тело, а после выдала изящный и явно очень четко выверенный поклон в его адрес, не слишком низкий, но и не просто кивок. - Что же, моя благодарность все еще остается невыплаченной, а мое нежелание устраивать несуразную битву не изменилось. А еще, полагаю, можно представиться друг другу по имени. – Очаровательно, несмотря на грязный и помятый вид улыбнувшись, и, не дождавшись он него иной реакции, кроме рассеянного кивка, она чуть нахмурилась, скорее игриво, чем серьезно. – Что же, в таких условиях церемониалом можно и поступиться, так что представлюсь первой. Мое имя Сильвия Мальтер, это настоящее имя, данное при рождении, но титульную приставку я, увы, не заслуживаю, хоть и являюсь скромной хозяйкой Дантмарского гнезда детей ночи вот уже не первый век. - Меня зовут Панн, простой шаман, вообще из глухого угла, ты про эти перди и не слышала. – С абсолютно серьезным лицом высказывается юноша, не сказав ни слова неправды, продолжая жечь глаголом и дальше. – В общем-то, старший шаман, но, как сказал бы мой дед, все равно чухней какой маюсь. Ну, а когда остался один-одинешенек в этом мире, отправился из своих дальних уголков поглядеть на мир. Только вечно нарвусь то на разбойников, то на некромантов, то на злых кровопийц, то вот, на не совсем злых. Она недоуменно моргает, явно будучи сбитой столку, а еще Степан теперь точно уверен, что у нее есть способы обеспечить себе проверку правдивости его слов. И, видимо, ее очень впечатлила история про деда, какой даже старшего шамана считает малолетним засранцем и вообще страдающим херней дегенератом. Поскольку шансов на то, чтобы притвориться просто талантливым учеником шамана уже нет, остается только похоронить невероятную правду за чуть менее невероятной ложью, в какой, однако, нет ни слова кроме правды. Степан искренне считал, что его дед своей репутации заслуживает, вот он его и увековечит в истории иного мира, как выдающегося педагога, воспитателя, мудреца и знатока народного мата. - Удивительные дела, но я и вправду, похоже, не слышала о твоем почтенном дедушке, хотя человек, воспитавший и обучивший мастера шаманизма к твоему возрасту, уж точно заслуживает внимания и почитания. – Покачав головой она прикрыла глаза, пытаясь что-то уловить, а ее аура забурлила, но не в атакующей технике, уж за этим юноша следил внимательно, а в сенсорном воздействии на основе видовой магии. – Та-а-ак, что-то есть, но явно запечатано во флаконах. Я не хочу навязываться и еще сильнее увеличивать свой долг, но, очень уж жажду испить хоть чего-то. Если у тебя есть подходящий слуга, не мог бы ты... Степан только глаза закатил на такую беспардонность и вежливость одновременно, призывая и посылая парочку духов, какие могли видеть кровь и ощущать ее даже за барьерами. Что характерно, нашли и не только в самом Степане и Сильвии, - причем у кровопийцы оной крови в теле было куда меньше, хотя ростом она почти на голову выше, сразу в нескольких точках. Еще раз вздохнув, он указал пальцем в нужную сторону, к самой ближней и самой крупной емкости, заодно направляя туда духа-светлячка. Галантно кивнув, роковая красотка с особыми пристрастиями в диете, неспешно и изящно шагнула в перекосившийся дверной проем, а после, скрывшись с глаз, укрыла себя беззвучной пеленой и рванула вперед со скоростью атакующей кобры. Юноша даже подумал, что она решила сбежать, - для атаки все же не то направление бега выбрала, - но нет, она просто добежала до одной из комнат, почти не обрушенной, достала небольшую бутыль, напоминающую полулитровую стекляшку кока-колы, только что дно ее было конусообразным, отчего емкость можно было только положить на бок, а не поставить. Резким движением она открыла оную емкость, буквально секунду позволив себе насладиться ароматом, заодно проверив состояние жидкости и отсутствие в ней опасных примесей, а после выхлестала ее до дна в одно движение. Более того, кровь сама потянулась ей в ротик, не оставляя на стенках ни капли. Следом пошла вторая такая же емкость, но уже не так поспешно, а третью, последнюю, если не считать еще одной, уцелевшей после удара Степана и находящуюся наверху, она и вовсе трогать не стала. Вернулась Сильвия уже неспешно, элегантно и грациозно, ничуть не напоминая ту фурию, какая неслась на свет огонька едва удерживая голодный оскал. - Благодарю, это было мне очень нужно. Сейчас я восстановилась в мере достаточной, чтобы отвечать на любые вопросы, а также задать свои, касающиеся формы оплаты, какую ты, Панн, желал бы с меня получить. – Вот теперь он окончательно поверил в то, что она действительно привыкла говорить, а не сражаться, а напряжение и готовность к битве отпустили еще сильнее, потому как точно не собралась она сегодня устраивать ему ночь живых немертвых. – Я полагаю, в этом месте еще можно найти пару уцелевших комнат, а потому предлагаю устроиться там, поговорить, а также дать мне возможность сменить одежды. Этот костюм, увы, теперь можно использовать лишь как напоминание о нелепом и опасном приключении, но не по прямому его назначению. Да, пожалуй, я его в этой роли и оставлю, просто чтобы помнить о риске случайностей и непредсказуемости судьбы. - Вот уж в чем точно согласен, Сильвия, так это в вопросе случайностей. – Аж хихикнул Степан, невольно поймав приступ нездорового веселья. – Я ведь зашел сюда, ты не поверишь, просто хлеба купить, а после дальше в путь отправиться. Вот, просто какая вероятность была в совершенно случайной деревеньке встретить твоих врагов и тебя саму? Вместе посмеиваясь над произошедшими событиями, они осмотрели остатки трактира, выбрав комнату поприличнее, а также осмотрев место, в каком проживали кровососы, вернее то, что от него осталось. Это еще хорошо, что удары Степана были строго заточены против нежити, если бы с такой мощью жахнул стандартный стихийный атакующий дух, а таких в арсенале юноши было не меньше, то трактир бы точно рухнул. Врагу бы досталось заметно меньше, а вот окружение бы получило по полной программе. Сильвия прихватила часть вещей своих пленителей, очень, очень удивившись, когда Степан просто сказал забирать все, что ее душе угодно, ибо он на это барахло не претендует. Она реально ступор поймала и даже попробовала объяснить, что, как минимум уцелевшие части амулетного контура, запасной боевой жезл де Харнбрея, его набор ритуальных инструментов, а также несколько иных вещичек стоят очень немалую сумму, куда больше, чем у беглецов было золота. Юноша только добавил, что золото тоже может забирать, если оно ей так нужно. Взгляд у нее был совершенно нечитаемым, но поблагодарила она его искренне, хотя и покачала головой в ответ на такое бессребреничество. Степан не стал пояснять, что нужные ему вещи легко докупает через систему сам, золото ему в принципе не сильно нужно, пользоваться ритуальным инструментом покойного ублюдка он просто брезгует, а продать такую добычу у него все равно либо не выйдет, либо закончится еще одним приключением, какие он в гробах видал. В конце концов, они устроились в самой целой комнате, притащив два массивных и грубых деревянных кресла, жестковатых, но довольно удобных для сидения при этом. Все еще не сменившая своего костюма Сильвия, сложила часть своих шмоток, какая пережила бой, в дальнем углу, уселась напротив него и приготовилась к торгу. Степан же решил просто пользоваться компетентным источником информации, не ища особой выгоды, сам скармливая ей любимую байку про деда, его оставленные по наследству контракты в стиле «еще и года я не прожил под этим небом, как сего духа призывали», и при этом не сказав ни слова лжи, не хотелось ему напрямую лгать ей. Даже ей. Судя по всему, она весьма и весьма удивилась, очешуела даже, но рассказать побольше о себе и окружающем мире не отказалась. Тем более, что ничего секретного он не спрашивал, совершенно честно говоря, что с окружающим миром он практически незнаком, если не считать глубины познания магического дара, включая не только шаманизм, но и поверхностную эрудицию в иных направлениях. Она явно не сразу ему поверила, но все меньше скептицизма демонстрировала с каждым новым вопросом к ней или его ответом, - все таким же честным, как потому, что это было весело, так и потому, что лгать ни разу ему не солгавшей дамочке просто не хотелось. - Меня обратили не просто с моего согласия, но по моему искреннему желанию, ведь и произошла из семейства слуг, что жили под крыльями ночи и алой клятвой. С детства я проявила смышленость и готовность учиться, работать, совершенствоваться. Меня заметил сир Эрказрд, приблизил, подобрал более компетентных наставников. – Она рассказывала об этих старых историях так, словно они случились вчера, отчего невольно пробирало, когда осознаешь эту бездну лет, что прошли для нее. – Обратил он же, лично, лично же и воспитывая в первые годы после пробуждения. Немалую роль в его выборе сыграл слабый и неразвитый дар, какой имело мое человеческое тело. Да и внешность, чего уж там скрывать, тоже немаловажна, сир любил женскую и мужскую красоту, впрочем, никогда никого не неволя. Потом, когда случилась очередная война, он возжелал больше, чем смог испить, на чем его вечность закончилась. Я была к тому моменту уже не самой младшей из его птенцов, но перехватить власть над гнездом даже не попробовала. Нам удалось разойтись мирно, не скатившись в братоубийство, так я и стала вольной птицей, постепенно ища свое место в мире. Согласно ее рассказу, она и при своем втором родителе занималась примерно тем же, чем и сейчас, только в масштабе поменьше, собирая слухи, вербуя агентов и, конечно же, подбирая себе и остальным сородичам слуг, как кормовых, так и куда более близких. Во многом, именно поэтому ей удалось так легко уйти на вольные хлеба и не сгинуть – все нужные навыки у нее уже были, как была и личная сеть верных людей, информаторов, должников и просто хороших знакомых. Пришлось повозиться, порою даже повоевать, из Нормграфа она и вовсе сбежала в панике, тоже попробовав выпить слишком много, но со временем она свое место нашла. - Я не совсем понял, прошу простить, но ты говорила, что для обращения важен именно неоформленный и неразвитый магический дар? – Он спрашивает осторожно и, чаще всего, именно вот так вот размыто, чтобы его собеседнице не пришлось ни отказывать, ни лгать, если он влезет в нечто, на что она отвечать бы не хотела. – Я, конечно, знаю базовую теорию того, как работает обращение, но, если уж есть шанс спросить у специалиста. - Ну, это никогда особой тайной не было – маги, особенно могущественные, крайне редко идут на кровавый поцелуй, поскольку он увечит их дар, отталкивает едва ли не в самое начало, что, согласитесь, весьма важный недостаток. – Степан это и вправду знал, как знал и то, что вампиры развиваются невероятно медленно, причем в первую очередь от крови, какую пьют, а не от тренировок или ритуалов с алхимией, какие, впрочем, тоже не бесполезны. – Тем не менее именно одаренный получает при перерождении достаточно много преимуществ, фактически, экономя не меньше полусотни лет раннего развития. Меньше уязвимость к солнцу и серебру, большая изначальная сила и объем хранимой алой капели, восстановление тела, реакция, прочность костей. Как будто переродился, уже сразу имея полстолетия развития. После пары веков разрыв между обращенными одаренным и неодаренным сокращается, появляются обходные пути, даже полноценную магию многие осваивают, но начальный импульс, конечно, важен. Те гнёзд владыки, какие не хотят тратить много времени на приведение птенца к хоть какой-то самостоятельности, с радостью обращают одаренных. А спящий дар, какой намеренно не развивали с рождения, при перерождении дает еще больше, куда больше, чем при обращении обычного адепта, например. Из слов Сильвии выходило, что далеко не всегда обращают одаренных, есть и вполне достойные исключения, но все же стараются подобрать материал получше. Разнятся и подходы к обращению – кто-то делает все по добру, заранее договорившись и добившись, что жертва едва ли не мечтает причаститься к братству крови, иные, как Эдвард, полностью ломают личность птенца, перековывая и создавая заново, обязательно скармливая первым глотком именно родственников, друзей или любимых. Казалось бы, такого обратителя станут истово ненавидеть, но кровавый патронаж, власть родителя над птенцом постепенно смоет лишнее, сделав едва ли не более фанатично верным, чем добровольца. Исключения бывают, но требуют очень выдающейся силы воли, огромной злопамятности, легендарной выдержки, а также обязательных серьезных просчетов родителя, какой потеряет контроль над птенцом и не заметит этого, упустит возможность этот контроль восстановить. В то же время и добровольно ставший птенцом может предать, постепенно ослабить родительскую связь и ударить в спину. Один из братьев Сильвии как раз так и упокоился, хотя подбирал себе птенца по уму и доброй воле. - Забавная у вас философия подбора персонала, ну, у тебя так уж точно, Сильвия, виден расчет на десятилетия или даже века. – Искренне высказывается Степан, окончательно расслабившись в ее присутствии и уверившись в том, что не зря ее пощадил. – Честно говоря, я ожидал, что подход этого выродка будет куда популярнее. - Да он и так распространен, не обольщайся Панн, учение Сейшмасшастасс никогда не утратит своей привлекательности, но и тех, кто разделяет мой подход немало, особенно, как уже говорила, в крупных городах, где такой метод выигрывает банальной и скучной выгодой. – Она раздобыла единственный уцелевший бокал из зачарованного хрусталя, личную игрушку ее мучителя, вылив в нее последнюю бутылочку крови и сейчас смаковала ее, как хорошее вино, причем даже не вызывала этим омерзения, оставаясь элегантно-утонченной. – Риски тоже есть, всегда можно перейти дорогу одной из главных сил региона, не успеть среагировать на смену обстановки, просто поверить не тому или кому нужно не поверить. Горят и гнезда поклонников учения Лиранмил и Крайзмарда, как им не гореть, но все же не так часто. А к вопросу о подборе слуг, ты только не смейся, но училась я, как и множество моих собратьев, по эльфийским талмудам. Да-да, именно так, не удивляйся. Они возвели подбор короткоживущей прислуги и доверенных агентов из числа «младших рас», как они обтекаемо называют тех, кого их темные собратья зовут «низшими», в ранг искусства. Наши подходы разнятся, в первую очередь из-за пристрастия к алой капели, а также благодаря теоретической возможности самому стать птенцом и равным господам, чего слуги эльфов изначально лишены, но да, исток знания абсолютно идентичен. Свернувший на тему эльфов разговор действительно ответил на вопрос юноши и на ряд еще незаданных. У вампиров и перворожденных невольно проглядывались некоторые схожести, особенно в случае с философией Сильвии, а не любителями свободной охоты и лютой резни. Эльфы даже от намеков на подобное, кстати, имеют тенденцию люто подгорать жопой, хотя виду и не подают. Сильвия несколько отдельных примеров привела, ей доводилось с перворожденными общаться, пусть и не всегда к ее пользе. Один раз она вовсе вернула попавшего в рабство эльфа, когда отряд под командованием одного из птенцов ее родителя разграбил караван конкурента дружески прикормленного торговца. Вот как раз вести первый этап дипломатии по возвращению этого индивида домой поставили именно Сильвию, как имеющую выход на нужных людей, уже на финальном этапе отдавая бразды родителю. - Стрясли мы с них тогда немало, могли больше, Панн, как есть могли, но трясти сильнее уже нас трясло, могло перепасть совсем не того, чего искали. – Ностальгически вздыхает кровопийца, допивая свой напиток и ставя бокал на пол и чуть в стороне. – Эльфы очень щепетильные личности, они принципиально не любят платить выкуп именно тем, кто похитил их кровь, нет. Они потратят в четыре раза больше, в десять раз больше, но изымут пленника или пленницу, чаще все же именно пленницу, своими силами. В крайнем случае просто наймут кого-то еще, если сами не справляются. Нам помогало то, что мы могли честно и под клятву подтвердить, что никакого отношения к похищению и похитителям не имеем, вот они и раскошелились. - Полагаю, просили вы не золото? – Уже примерно понимая то, как кровопийцы мыслят, он позволяет себе делать предположения, даже довольно смелые. – Скорее, пожалуй, знаний и редких реагентов, верно? - Да, хотя золото родитель мой тоже взял, но у эльфов просто нечестно огромное количество знаний осело, включая посвященные кровавой магии. – Улыбнулась, без клыков и очень красиво, прямо чарующе мило, особенно в свете поднявшихся под потолок светлячков. – Они, наверное, единственные, кто имеют мастеров этой школы, превосходящих если не в силе, то в эрудиции даже древних патриархов ночи, рядом с какими и я сама что однодневка. Я так и не смогла прочесть часть тех томов, а вот немного эльфийской крови, фильтрованной и очищенной, без аурного следа, разумеется, зато предельно насыщенной магией, я изведала. Один из лучших дней моей вечности, скажу честно. И вот еще, Панн, тебе не надоело? Последний вопрос заставил Степана недоуменно заморгать, но Сильвия любезно указала пальцем на кружащих у самой грани проявления духов, все так же ждущих его команды на атаку или постановку защиты. Все же он, пусть и успокоился, перестал именно ждать атаки, но не мог не учитывать возможности оной атаки. Женщина тоже расслабилась, причем уже давно, но то и дело нет-нет, но глядела более глубоким алым взором на мир духов, подмечая застывшие в готовности сущности, какие все так же зорко следили и ждали удара. Он, в принципе, понимал ее вопрос, потому что она как раз никакой защиты не применяла и даже ауру держала в полном покое, но он не вампир, а шаман. Это ей для атаки только кровавую бурю внутри ауры поднять нужно, а вот он куда дольше в боевой режим переходит. - Я понимаю твое опасение, Панн, но, право дело, я не собираясь причинять тебе вред. – Объясняет она, чуть приблизившись и наклонившись поближе, просто пододвинув кресло. – Я ведь не призываю тебя подставить горло, просто проявить немного доверия в ответ на мое собственное. Отпусти своих духов и дай себе отдохнуть. Столько времени пребывая в напряжении, боясь сомкнуть глаза и опасаясь предательства ты добьешься только нервного срыва. Отпусти их и отдохни, хватит меня опасаться, пожалуйста. Вообще-то имеющаяся у шамана множественность осознания позволяла ему вот такой режим поддерживать куда дольше, чем обычному старшему шаману сравнимой силы. Позволяла, но приятным такой боевой режим действительно не являлся, просто сама идея оставаться один на один с опытным и старым вампиром без всякой защиты... не вдохновляла. Встретив ее спокойный и даже несколько ласковый взгляд темных глаз, в каких изредка мелькали алые искорки, он впервые осознал, насколько ему надоела эта постоянная готовность, постоянное ожидание подлости и удара в спину. Он ведь ее проверил, она несколько раз разными словами подтвердила, что не собирается его атаковать и убивать. Со вздохом прикрыв глаза, он отпускает большую часть боевых контрактов, чувствуя себя так, словно гору с плеч скидывает. - Вот и молодец, юный шаман, вот и молодец. – Чарующе улыбнувшись и вернувшись в прежнюю позицию, Сильвия тоже расслабилась, еще сильнее, чем раньше, ведь ее тоже напрягали его неусыпные слуги. – Ладно, судя по всему, тем для разговора у нас еще много и, раз уж ночь пока что не заканчивается, то я бы совместила расспросы с попытками привести себя в порядок. Мне неловко просить об этом, но ты мог бы помочь мне с наличием воды для омовения? Мое тело покрыто слишком большим количеством грязи, чтобы переодевание принесло комфорт. Там, в соседней комнате, стоит бочка для омовений, но она пустая. Мне не обязательно нужна горячая ванна с маслами и алхимической присадкой, хватит и просто холодной водицы. Ну, именно сейчас хватит. Пожав плечами, Степан отдал приказ нужным духам, начав наполнять бочку водой, пока Сильвия продолжила просвещать его на тему взаимодействия вампиров с различными расами, не только эльфами, но и теми же полуросликами, гномами или вовсе ящерами, хотя, как говорила Сильвия, эти чешуйчатые нечастые гости возле верхнего течения Дантры. Вот чего он не ожидал, так это того, что, когда они зашли в комнату с бочкой, пол которой опасно трещал и чуть просел под весом наполнившейся подогретой водой емкости, просто попробует воду ладонью, поблагодарит с улыбкой на ее полных губах, а после... начнет раздеваться прямо у него на глазах. Глаза, очевидно, полезли на лоб сразу, невольно прикипев ко слишком бледному, особенно в свете духов-светлячков, но очень красивому, идеально сложенному телу, пышной груди и ягодицам. - Ох, не делай такое лицо и можешь не отворачиваться, я никогда своего тела и наготы не стеснялась, и уж точно не буду стесняться перед тем, кто видел меня в намного более интимном и непристойном положении. – В ответ на последнюю фразу поспешно отведший взгляд юноша невольно подавился воздухом и с удивлением и даже возмущением перевел очи свои обратно на обнаженную красавицу, даже про стыд позабыв. – Я имею в виду, скованной, лишенной сил и обездвиженной. Поверь, вот за это мне куда более стыдно, чем за возможность порадовать молоденького мальчика своими формами, особенно если еще и симпатичного. - Эм, то есть, спасибо, наверное. За симпатичного я имею в виду, а не за формы. Не за то, что ты разделась, то есть. То есть ты тоже очень красивая, но я не об этом... – Степан невольно сбился с речи и поймал себя на том, что он мнется, словно на экзамене, не выучив даже имени преподавателя, а потом он поймал хитрый прищур аловатых очей и кое-как взял себя в руки. – Издеваешься, да? Над спасителем своим смеешься? Ни стыда, ни совести, вот. - Если только немного, ты смешно смущаешься, удержаться было выше моих сил. Это просто очень забавное зрелище, когда кто-то со столь сильным духом и аурой при этом настолько неопытен. – Его гневный и ничуть не обиженный, а если кто-то попробует сказать, что это не так, то он на него Сквидварда натравит, взгляд вызывал только еще более сильное веселье. – Большая часть магов, даже получив куда меньшее могущество, уже привыкли к тому, что они могут иметь все, насытились, а порою и пресытились, удовольствиями, их демонстрацией обнаженной груди и ягодиц, нежным женским цветком и томным взглядом, не смутить. Твоя реакция лучше любых слов подтверждает твою правдивость, Панн. Но, поверь, подобная неопытность, не только в реакции на женские тела, нет, может стать и проблемой. Юноша только кивнул, даже забыв отвести взгляд от бледно-розовых сосков на ее груди, невольно согласившись с ней. Не только в вопросе сисек и голых, красивых, невероятно желанных женщин, но еще во всем остальном – именно на незнании реалий, на неготовности себя ставить на уровне своего мастерства, но при полном неумении вести себя на уровень того, кто мастером не является, он несколько раз больно обжигался. Да и о пресыщенности тоже подумалось всякое, сразу призывая воспоминания об ученике одного магистра, какой любил шлюх исключительно плетями и каленым железом. Тот ведь даже не мастером был, просто адептом, зато аж личным учеником целого магистра магии, пусть и всего одним из таковых. И при этом садизма и злобы у него было столько, что Степана от того, чтобы послать за ним духа пострашнее остановило только отсутствие достаточной силы и навыков на момент с исцелением проститутки, и отсутствие аурных следов да образцов крови уже после их приобретения. - Так что, поможешь мне омыть мое белоснежное тело? – Донесся до него вопрос Сильвии, на какой он рассеянно кивнул, уже понимая, куда идет их разговор и диалог, пусть даже сам не знал, готов ли он заняться любовью с кровопийцей, пусть даже настолько соблазнительной и манящей. – Скажу тебе небольшой секрет, веря, что ты его не расскажешь кому-то еще: перед обращением я немало потратилась на то, чтобы обрести максимально привлекательный вид, маленькое состояние оставила у мастеров красоты. На принявших кровавую вечность косметическая алхимия действует плохо, за редчайшими и дорогими исключениями. Поэтому я помогла себе еще человеком, улучшила состояние волос, сделала их цвет более глубоким, исправила дефекты лица, чуть припухлила губы, ну и, конечно же, увеличила грудь, как без этого. Не стесняйся, омой их, пощупай и поласкай, только не слишком сильно сжимай, это неприятно даже несмотря на прочность укрепленного алой капелью тела. Как в каком-то сонном трансе он принялся помогать ей омываться, стирая прочь грязь и пыль, мимоходом и под ее одобрительный кивок очищая воду и повторно проводя пальцами по ее коже, чуть прохладной, даже заметно прохладной, но отнюдь не ледяной, не кажущейся мертвой. По ее указке он достает один из пузырьков с уцелевшей алхимией, какой, по словам Сильвии, предназначен для ослабления эффекта солнечных лучей завтрашним днем. Он покрывает ее этим странным маслом с едва различимым вишнево-сандаловым ароматом, проводя по еще влажной коже, по спине, ягодицам, шее, ногам, рукам и, конечно же, груди, мягкой, нежной, идеально податливой, но сохраняющей упругость, натирая кожу внутри ложбинки и вокруг сосков. - Ты их ласкаешь уже несколько минут, Панн, зелье уже давно впиталось. – Из ступора его вывел ее голос и мягкое касание, каким она перенаправила его лицо от своих шикарных вампирских сисек на не менее прекрасное лицо. – А ты сам изрядно облился, когда помогал мне искупаться. В следующий раз попробуй для начала раздеться, ладненько? Отшагнув назад, ощущая стоящий колом в штанах член, какой очевидным образом выпирает сквозь ткань, он сам себе дает мысленный подзатыльник. И какого дьявола он вообще сомневался в том, захочет он ее или нет – еще как захочет! Да, она холоднее привычных женщин, да ее сущность несколько иная, непривычная и неправильная, что очевидно заметно при его сенсивности, но никак не сравнить с полноценной нежитью, даже с аурой убитых им тварей не сравнить. Она совсем другая, более мягкая, плавная и словно бы манящая его собой, обещанием себя и того, что она может дать. - Вот так, давай, снимай все, не стесняйся, я ведь не одеваюсь, Панн, я ведь тоже обнажена, вот так... – Он дает ей себя раздеть, дает обнять, задет запечатать уста поцелуем, едва-едва прикусив губу, а после отстранится. – Присядь, мой дорогой, присядь мой спаситель, а заодно призови духов, что утеплят это место, я не хочу, чтобы ты замерз. Так на чем мы в нашем разговоре остановились? Степан некоторое время не мог понять, как вообще вышло, что он в подобном состоянии оказался, но успокаивающее и обнаженное присутствие Сильвии вернуло уверенность. Он не стесняясь осматривал ее большую грудь, длинные, идеально ровные ноги, закинутые друг на дружку, открывая бледно-розовую киску. Не стеснялся он и своей собственной наготы, своего очевидного возбуждения, уж не после такого зрелища, пусть даже и не касался пока что пульсирующего вместе с прилившей в него кровью члена. Конечно же он не собирался удовлетворять себя на глазах у нее, это будет той еще демонстрацией слабости и неким неуважением даже. Ничего, пусть он заигрался с ее грудью, но он уж точно не упустит второго шанса войти в нее, взять ее и позволить ей взять себя. А разговор шел и шел, пусть Степан и понемногу терял его линию, не понимая, как вообще дошло до того, что она начала просвещать его о сексуальных традициях разных народов мира, разных рас и видов. О племенных обычаях орков, где подчиненное положение женщины хоть и очень часто, но не обязательно, ведь встречались регулярно боевитые зеленокожие силачки, какие напрямую доказывали, что это не они тут женщины, а их оппоненты. О уже известной ему манере островных русалок пользоваться своей грудью для Куордемарского отсоса. О видах любви жителей дальнего юга, знойных джунглей и больших рек, чья кожа разнится от цвета молочного шоколада до эбенового дерева, о том, что их женщины знают толк в использовании черного хода и даже не считают этот вид секса полноценным, относясь к нему с удивительной легкостью. О далеких и экзотических ящеролюдах, живущим под диктатурой драконов и о том, что у немалой части из самцов соответствующих органов сразу пара. Об эльфах и их соблазнительных девах, что могут свести с ума вовсе только словами, взглядами да касаниями ступней... почему-то в последнем ему что-то показалось знакомо, будто образ полузабытого сна. - Я читала копию, весьма неполную, их «Руководства о преклонительном почтении», иначе называемом «Ступая по младой траве» за авторством Градианы... не упомню сейчас ее дома, вроде бы Белая Роща... нет, не вспомню. – Рассказывала она, красуясь и то и дело меняя позу, буквально наслаждаясь тем, как он поедал ее глазами, мечтая о моменте, когда их беседа подойдет к концу и он получит шанс коснуться губами. – Их любовная магия и методы соблазнения применимо к «младшим расам», уж как я люблю это словосочетание за его восхитительное лицемерие, во многом опирается на использование ног и ступней в качестве основы для подчинения, для слома воли. Она – перворожденная, а ты – всего лишь трава у ее ног, она – ступает по тебе в великой милости, а ты – лишь с благодарностью принимаешь право коснуться к ее ножкам, исцеловать их до полного просветления, с готовностью делая вообще все, что она только скажет. В этом много их, ушастых, заморочек и типичного презрения вообще ко всем, но из-за этого же про их дев сложился общепринятый стереотип о том, что они жить не могут, без того, чтобы им ступни ублажали по-всякому. Представляешь? Степан, в этот момент следящий за тем, как она покачивает собственной ступней почти у него перед лицом, очень даже представлял. Он не пылал желанием облизывать эту изящную и восхитительную, бледную и прохладную ножку, ее идеально чистую кожу. Был совсем не против, как не против был бы, реши она сейчас поласкать его этой ножкой, но все его внимание приковывала не ступня, а открытая его взору киска, выбритая до почти полной гладкости, исключая лишь небольшую вертикальную стрелку на лобке. Она манит куда сильнее, буквально приковывая взгляд, ему бесконечно хотелось стать на колени и принести ей наслаждение, просто потому, что она красивая, желанная, умная, эрудированная, изящная, властная... - Представляю, ты очень доходчиво объясняешь, настолько, что мне самому захотелось оказаться тобой соблазненным. – Неловко шутит он, притворяясь, что шутит, хотя сам едва сдерживал желание накинуться на нее и не то повалить и отодрать, не то уткнуться в ее киску и вылизать ее до блеска. – У тебя тоже есть свои фетиши и методы соблазнения? - Ой, конечно же есть, Панн, как не быть им, они у всех есть, особенно у долго ходящих под небесами, просто не все себе самим признаются в их наличии? – Со смехом отвечает она, широко раздвигая ноги, открывая свой цветок его взору и уже не скрываясь лаская его пальчиками, легкими поглаживаниями и нажатиями. – Лично я всегда любила ставить своих любовников на колени, принуждая их лизать мне щель, прости за вульгарность, пока я не уставала испытывать экстаз. А мое тело, поверь, очень долго не устает. Еще больше мне нравится только склонять их к этому желанию, не заставлять силой, а медленно вызывать нужную мысль, чтобы они сами просили у меня разрешения, а я им, в своей милости, позволила. Это никогда не надоедает, Панн, ни-ко-гда. Степан только удивленно приподнял брови и даже перевел взгляд с ее киски на лицо, глаза в смеющиеся ее глаза, испытав какое-то смутное удивление и неверие. Землянину трудно было вообразить причину, по какой она вообще может кого-то заставлять или убеждать, когда он, зная ее меньше суток уже готов лизать ее после всего-то пары взглядов на эту сочную и сладкую щель. Он почему-то даже не сомневается в том, что она покажется ему слаще любого нектара, но прямо попросить, а то и без спросу стать на колени и приняться лизать ее казалось в чем-то неверным, будто на заднем плане мысль какая-то догнать пыталась. - И ты их подчиняешь магией, что ли? – Он не может скрыть своего скепсиса, да и не пытается тоже. – Просто я не представляю, как можно тебе отказать, когда ты, ну, вот такая. Желанная. - Спасибо за твой комплимент, он нескладен немного, но тем и приятен в своей искренности. – Снова смеется она, соблазнительно с легкой хрипотцой, не прекращая мерно ласкать себя под его взглядом. – Но да, у меня есть свои трюки, в том числе и нечестные, включая и любовную магию. Мне всегда легко давалось с разумами работать, но от классических школ я далека, больше опираюсь на способности моего вида, как посвященной кровавой капели. Чарующий взгляд, воздействие через голос и прочие мелочи любой птенец осваивает, это едва ли не главные инструменты охоты для молоди. Но лучше всего мне давалось кровавое веяние, оно уже посложнее, а достичь в нем мастерства, а я его достигла, поверь, очень сложно. Ты знаком с этим трюком, Панн? - Очень смутно и в теории, знаю, что кровососы могут через кровь контролировать разум, видел даже, как в эти проклятые Бзды пришел, но не более. – Чуть помрачнев, даже несколько отвлекшись от киски Сильвии, ответил он, но его собеседница тут же принялась активнее работать пальчиками, возвращая его внимание на место. – Там ведь основа в том, что нужно сначала получить кровь жертвы да? Причем не капельку, а много? Что-то в его словах его самого и насторожило, но тут Сильвия еще шире раздвинула ножки, - какие же у нее великолепные ноги и фигура вообще, - опустившись в кресле, снова привлекая его взор и мысли к своему лону. Появившаяся было мысль, тень ее, тут же ушла вместе с кровью в напрягшийся и не желающий напряжение терять член. Долгое пребывание в таком возбуждении невозможно и даже болезненно, но ему по-прежнему вполне хорошо и никаких неудобств он не испытывает. - Можно и каплю, особенно если с неодаренным, но да, чем больше, тем и лучше. С тем, кто не пренебрегает защитой, а то и сам имеет дар... ох, с ними эту одну каплю придется очень долго держать в резонансе, воздействуя месяцами, даже годами порою, прежде чем проложить себе путь в сердце и разум. – В ее тоне чувствуется непонятная ему предвкушающая насмешливость, но при этом и неподдельная гордость собой, гордость на нечто, в чем она достигла высот, что она сумела сделать своим форте. – Зато потом, о-о-о-о, потом появляется простор для действий. В первую, самую базовую очередь, необходимо установить своеобразный глухой мешок в сознании жертвы, его поэтично называют «кровавой лентой, затянутой в двойную петлю», но мне никогда не нравилось это название. Суть приема предельно проста – от того, чью кровь ты резонируешь, нужно скрыть сам факт неправильности, убедить в том, что все нормально, а дальше просто транслировать через резонанс. Пока что все ясно? Степан кивнул, обратившись во слух, внимая ее лекции, одновременно не отводя глаза от все ускоряющихся пальцев, потому что Сильвию пересказ ее любимого конька, похоже, заводил не на шутку. - Поначалу все идет с максимальной осторожностью, нужно подбирать аргументы, убеждать, мягко подводить к нужным мыслям, внушать то, с чем твоя цель и так полностью или хотя бы частично согласна. Убавить враждебность, остановить жажду сражения, подвести все к мирному диалогу, порою вовсе пойдя на уступки, лишь бы только расслабить резонируемого, убедить в своей безобидности. – Она уже не гладит себя, но со всей силой мастурбирует, входя в щель двумя пальцами, натирая клитор третьим, лаская соски поочередно левой и правой груди второй рукой, но при этом не теряется и даже голос ее не дрожит. – Дальше нужно тянуть время, говорить, рассказывать, спрашивать самой, с интересом слушая ответы, достигая некоторого устойчивого равновесия. Ключевым этапом, переломным моментом, я всегда считала снятие защиты – это уже нехарактерное и глупое решение, снять амулеты и опустить щиты где угодно, кроме собственной твердыни и в кругу верных слуг. Если этот этап удался, то дальше уже куда проще, не сложно вызывать страсть, можно и самой обнажившись, благо что умудренные сердцееды, что невозможно талантливые мальчики одинаково падки на мое белоснежное тело, на мои, прости вульгарность, сочные сиськи, на мой зад и мою щель, настолько падки, что сами не замечают, как оказываются предо мной обнаженным, не видят ничего подозрительного даже если им едва не напрямик говоришь о том, что их околдовали, лишь смотрят на мое тело, сидят с бесконечно напряженной мужественностью, мечтая только о том, чтобы стать на колени и вылизать мою щель. На колени, Панн, на колени, мальчишка, на колени и целуй меня, лижи меня, давай, ты же так этого хочешь! Он и сам не заметил, как оказался у ее ног, прижимаясь лицом к, наверное, самой желанной вещи в мире, впиваясь в ее нижние губы поцелуем и полностью отдаваясь ее воле. Она терпеливо объясняла, подсказывала, направляла, уточняла, как именно делать, как лучше всего принести ей удовольствие и, конечно же, кончала, особенно когда Степан, с ее прямого разрешения, начал применять базовые тантрические воздействия. Это было лучше любого секса, как осознал он с легким удивлением, ему не нужно было более ничего, только причинять ей удовольствие, наслаждаться ее божественным вкусом, касанием к ее коже, поглаживанием ее руки, что зарылась в давненько нестриженные волосы на макушке, одобрительными стонами и, он только сейчас заметил, тем, как его сердце и кровь в жилах словно пульсируют в такт с ней, с ее аурой, такт в такт, такт в такт, в резонансе друг с другом. Юноша не потерял сознание в потоке страсти, прекрасно осознавая каждый момент, наслаждаясь им в полной мере, потому что это состояние полной собранности и близости к ней, к ее удовольствию, было в разы лучше, чем почти что угодно еще, лучше секса, лучше собственного оргазма, какой казался ему абсолютно не нужным, даже лишним. Он и не должен был кончить сейчас, потому что его оргазм разрушил бы это умиротворение, потому что сейчас он был и существовал лишь для нее и ее удовольствия, только ради того, чтобы Сильвия продолжала стонать, не переставала вжимать его лицом в свою промежность, сжимать его голову белоснежными бедрами. И когда она все же выпустила его из своих объятий, к огромному его разочарованию разрывая контакт его языка и ее бутона, он спокойно отдышался, сел обратно в кресло, все такой же возбужденный и довольный, желая просто посидеть немного и не делать при этом вообще ни-че-го. - Тебе ведь понравилось, Панн, это ведь было лучшим моментом в твоей жизни, да? – Спросила она, на что он только устало кивнул, полностью согласный с ее суждением. – Я ведь позволила тебе вкусить себя, не так ли? Тогда и ты, пожалуйста, дай мне несколько глотков всего себя. Я буду очень осторожной, поверь, я не возьму больше, чем будет для тебя безопасно отдать без угрозы жизни и дару. Откроешься для моего алого поцелуя, Панн? - С радостью, можно и не пару глотков. – Отказать ей в подобной мелочи, после того, как она позволила ему лизать без перерыва, аж до боли в перенапрягшемся языке... нет, он не смог даже вообразить подобного. – Только не надо так смотреть, я ведь суровый шаман из неведомой глуши! Ладно-ладно, у меня просто есть способ мгновенно восполнить кровь после чисто физической раны, странно что ты изначально не догадалась – меня же эта мелкая дрянь вскрыла прямо над твоей тюрьмой. Там сама видела столько крови натекло. Ну, не видела, а потом кровь собрала. А вот это ее заинтересовало, отчего Степан почувствовал себя искренне счастливым, ему и вправду хотелось сделать ей приятно, отплатив добром за то, как она позволила ему насладится своей киской. Он, конечно, ее спас от если не гибели, то очень неприятного времяпровождения и попадания под кабальную клятву к покойному выродку. Но все равно хотелось быть полезным и заставить ее улыбаться, чтобы еще раз после прильнуть ко вторым губам и заставить стонать, кончать, стонать и кончать. - Я, признаюсь, подумала было о том, что немного ошиблась, пребывая в помраченном состоянии, но теперь... – Окинув его задумчивым и немного хищным взглядом, она задала вполне ожидаемый вопрос. – И сколько я могу взять, не причинив тебе вреда? - Я зарезервирую часть резерва в собственном духовном теле, чтобы не потерять сознание от кровопотери, а ты остановись тогда, когда начнет гаснуть аура. – Прикинув все за и против, а также не найдя причин, по каким потеря крови и магии в той крови может быть менее опасной, чем почти что разрезание на две части, он озвучивает основной план. – Ладно, давай начинать. Мне шею подставить или как? - Укус в шею считается вульгарным и даже опасным, особенно в отношении того, кого не собираешься испивать до дна. Клыки же применяются в пристойном обществе только тогда, когда иного выхода нет, например, в бою или если нужно срочно восстановиться, спасая жизнь за счет алой капели случайной жертвы. – Сильвия только головой покачала в ответ на, похоже, расово-видовой стереотип, касающийся всей кровососущей братии скопом. – Нет, в нормальных условиях, если желаешь глотнуть от верного и полезного слуги, товарища или временного союзника, то принято вскрывать вену на предплечье, припадая устами к ране. Вот так, например. Она нанесла рану одним мимолетным движением мгновенно проявившегося коготка на пальце, тут же его убирая и присасываясь к ране. Степан подсознательно ожидал не то боли, не то удовольствия, но пришло лишь онемение и постепенно накатывающая слабость. Внушать наслаждение, почти наркотическое удовольствие от укуса, Сильвия вежливо и благоразумно не стала, не желая погрузить Степана в транс в каком он мог не успеть активировать «восполнение жизни». Так он и ждал, пока не погасло сознание в мозгу, пока не опустел резерв почти до дна, пока не завис он на самой грани жизни и смерти. Сильвия была очень осторожной, вытягивая понемногу и стабильным потоком, стремясь не навредить еще сильнее, так что пропустить момент было сложно. Да, это был риск, но минимальный, несмотря на серьезность и смертельность ее воздействия. Стоило только ей отпустить даже более бледную, чем у самой вампирши, руку шамана, из какой ни капельки крови не капнуло, как он сразу активировал одновременно два мета-навыка, возвращая сразу резерв и жизнь, причем заряд обновления резерва у него последний оставался. Сознание вернулось скачком, под очень напряженным взглядом Сильвии, словно бы готовой к бою, на миг ему даже показалось, что она испугалась чего-то, но нет, именно что показалось. Ранка на руке пропала, кровь снова наполнила опустевшие жилы, сердце билось ровно и спокойно, а полоска жизненных сил достигла сотни процентов и не собиралась падать. Стоит сказать, видеть это шокированное удивление на ее прекрасном лице было приятно, как приятно было видеть и то, насколько ее аура полнится мощью – выпить до дна, почти что буквально, полноценного старшего шамана или мастера магии ей не факт, что удавалось больше одного-двух раз в жизни. А со Степаном этот опыт можно проводить буквально регулярно, что, учитывая связанность развития кровопийц с резервом, является тем еще читом. - Это что, был контракт с высшим или даже великим обитателем нематериального? – Спрашивает она даже немного испуганно, видимо, осознав мощь воздействия, причем такого, какого она даже не увидела, только результат осознала, ведь мета-навыки никаких энергетических следов не демонстрируют. – Я, кхм, я достаточно эрудирована в рамках шаманской терминологии, но это просто... нечто запредельное. Мне не удалось ничего увидеть, просто, вот ты лежишь уже, фактически мертвый, а я уже думаю, как мне тебе сердце запустить и влить обратно немного отнятой жизни, а тут... ты снова здоров и полон сил! Я, признаюсь, взбудоражена, захлестнута эмоциями. Ответь, Панн – это следствие сделки с высшим духом? Юноша на миг задумывается над тем, чтобы соврать, но там, где раньше врать ей просто не хотелось, сейчас вообще абсолютное нежелание, он себе скорее руку отгрызет, чем солжет Сильвии, глядя ей в глаза. Ну или на сиськи, на сиськи он тоже невольно смотрит, а она еще и выставляет их напоказ, едва ли не приглашая их осмотреть. Нет, лгать он ей не будет, не хочет, не может, да и незачем. Коль спросит она про систему и попаданство, он даже это ей расскажет, не утаит ничего, не сможет молчать в ответ на просьбу об откровенности кого-то со столь сладкой киской, столь желанным телом. - Да уж, выше просто некуда, и да, это можно считать своеобразным контрактом, правда весьма отличающийся от типичных камланий. – Совершенно правдиво говорит он, ведь и не солгал ни словом, потому что у него действительно есть договор с системой, описанный состоянием его статуса и взятыми талантами. – Правда, часто так делать не выйдет, но дней этак через пять можно будет повторить, я вижу, как ты вся сияешь. Ну, аурой. Сильвия лишь задумчиво кивнула, поглаживая его по голове, заставив балдеть, закрыв глаза и расслабившись, прижимаясь к ее прохладному телу, что в жарком, прогретом духами помещении кажется только притягательнее. Они начинают целоваться неспешно и ласково, он буквально утопает в ее холодных губах, в ласковом касании ее руки, какой она начала надрачивать ему член, прижавшись всем телом, вознося на грань и держа там, в шаге от того, чтобы спустить на ее бедро. Почему-то это пребывание на грани ни капли не мучительно, даже приятно, ему нравится то, как она контролирует его удовольствие, владеет его разрядкой, удерживает от пика и показывает свою власть. Сознание становится только острее, вместо похотливого бездумья приходит удивительная четкость мыслей. - Скажи, Панн, ответь на мой вопрос предельно честно, ради меня, ради моих белоснежных грудей, моего сладкого цветка, ради движения моей ручки. – Он смотрит ей в глаза, такие глубокие и сейчас почти полностью алые, без даже тени темного оттенка, смотрит и кивает, молча, даже не помышляя, о чем угодно, кроме исполнения ее воли. – Ты ли не тот, кто привык называть себя Мастером? - Нет, я – старший шаман, это звание приравнено к мастерству, но там немного иные связи и подтексты. – Говорит он, даже не думая над сказанным, едва сдерживая желание забиться в удовольствии от ускорившихся движений ее нежной и властной ладони. – А так я вообще привык притворяться просто сильным учеником, но даже не адептом. Так проблем меньше и внимания. - Вот как, молодец Панн, а теперь еще один вопрос, отвечай на него так же честно и выпускай семя, выливай его прямо на меня. – Снова его накрывает еще более сильное восхищение и покорность, мысли становятся острыми, как стекло, прозрачными и предельно понятными, картина мира идеально сходится сама с собой и потому он чувствует нечто близкое к нирване. – Есть ли у тебя Скрижаль Души? - Только записная книжка. – Улыбается он, пытаясь объяснить, но при этом не кончить раньше времени. – Эта книга тоже в моем духе и душе, там я могу делать заметки или описания ритуалов и не нужно носить с собой целую библиотеку, очень удобно на самом деле, это из того же контракта, какой позволяет мне восстанавливаться после раааааааан! Он выпускает из себя все напряжение под одновременно довольным, спокойным, властным и почему-то чуть разочарованным взглядом Сильвии. Семя выливается горячим потоком, прямо на ее холодное тело и ему, касающемуся ее бедра пульсирующим в свободном движении хером, какой больше не держит ее рука, от этого контраста, настолько хорошо, что хочется остановить этот миг и замереть в нем до конца вечности. Но ничего вечного нет, закончился и короткий период неописуемого счастья, когда Сильвия встала с него, оставляя сидеть в своем кресле в полном одиночестве. Он неподвижно и с обожанием смотрит на нее, когда она стирает с себя его семя, попробовав одну каплю на вкус, поднеся ее к губам на кончике пальчика. Ее глаза немного расширились, а сам палец она с удовольствием обсосала, а после, повернувшись к нему, ответила на его чуть удивленный вопросительный взгляд. - Да, это не слух, алчущие крови действительно могут питаться еще и семенем, да, это правда, некоторые юные птенцы подобным образом выживали, да, мне тоже доводилось так делать, не от хороших времен, не буду скрывать сего перед тобой, потому что все равно могу приказать тебе забыть. – Последняя часть казалась немного непонятной, но, если подумать, он с радостью забудет о чем-то, что она попросит, даже стирать себе память нет нужды, хватит одного взгляда в ее прекрасные глаза, на ее белоснежные сиськи, на открывшуюся ему киску, чтобы вовсе не вспомнить, забыть о том, как вспоминать. – Среди посвященных кровавой капели это считается очень постыдным, а называть меня или иную мою сестру, да и брата, семенесоской можно лишь если и так собираешься начинать смертельный бой и вечную вражду. Но... ладно, чего тут скрывать, у тебя неимоверно насыщенное семя, а я потеряла над собой контроль. Не жди, что я когда-либо изволю припасть к тебе устами для интимного, а не алого, поцелуя. Ну, или ты об этом все равно не вспомнишь, а значит, ничего такого и не случится. Встряхнув головой, словно прогоняя не столько сонливость, сколько некое опьянение, она только и проворчала себе под нос о том, что заговаривается от такой накачки алой силой, перенеся неподвижного Степана прямо на руках, усадив на кровать весьма хренового качества – чего еще хотеть от почти заброшенного трактира в глубине дичайшей глуши. Потом подумала и приказала изгнать из комнаты всяческую живность – в этом крыле, в отличие от занятого вампирами, они имелись в ассортименте. Видимо, в обжитой части Тихого Илля, убитые им ублюдки сами позаботились о санитарии. И только когда комната стала достаточно чистой, она села сзади него, положив прохладные руки ему на плечи и прижав затылком к груди. - Как ты себя чувствуешь, опиши свои ощущения. – Спокойно и при этом одновременно сухо, но с долей игривости, приказывает Сильвия, словно роковая соблазнительница шепча ему на ухо. – Давай, говори. - У меня словно руки и ноги начинают странно покалывать. – Докладывает юноша, закатив от удовольствия глаза, едва удержав стон и ощутив снова появившееся напряжение в паху. – Это приятно, очень. И оно поднимается выше. До груди, вверх по шее и прямо до го-о-о-о... Он словно встал на паузу, не видя ничего, не слыша ничего, не зная ничего, не думая ничего, потому что его в этот момент времени вообще не было. А миг или вечность спустя он появился, снова стал собой, только немного странно себя ощущающим. Покрутив головой, он понял, что Сильвия снова села в кресло, оставив его приходить в себя на кровати. В паху была приятная тяжесть, словно после хорошего секса, на простынях были видны подсохшие остатки семени. Вернее, стали видны, потому что к моменту его пробуждения от странного оцепенения духи-светляки выработали пожертвованный резерв и ушли, пришлось призвать их заново. Почему-то ему казалось, что семени на простынях должно было быть куда больше, но этим вопросом он не стал задаваться, выкинув его из головы. Вместо тупых размышлений он встал с кровати, а после молча, на четвереньках подполз к креслу Сильвии, принявшись без единого слова целовать ее ножки, облизывать их, покрывать поцелуями, поднимаясь все выше и выше, пока не уперся в ее божественно-нежную киску. Замерев буквально в паре сантиметров от нее, он высунул язык и стал касаться бугорка самым кончиком языка, стараясь как можно дальше его высунуть, не меняя расстояние, не приближаясь самому. И он смог заставить ее кончить, с восторгом глядя на то, как пульсирует нежная плоть, сокращаясь в оргазме. Последний раз проведя по ее губам языком, насладившись вкусом, он встает перед Сильвией, что смотрит на него из-под полуприкрытых ресниц, стает на одну ногу и начинает подпрыгивать, прыгать по кругу, пока не устал немножко. Как раз в этот миг она вытянула вперед руку, чтобы он направил на ее ладонь мгновенно вставший колом член, спуская семя в ту же секунду, тут же забыв об оргазме и о том, как она его семя слизывала, даже коснувшись головки члена губами. - Ложись на постель. – Он тут же лег, радуясь тому, что слышит ее голос. – Не думай ни о чем. Я – твоя Хозяйка. Это – верно. Это – правильно. Ты – лежишь и думаешь о том, как лижешь. Мой цветок, мои ноги, мои ягодицы, мою грудь. Ты лишь лижешь. Лижешь и ласкаешь себя. Едва-едва, просто гладишь, не сжимаешь даже, держишься на грани, не спускаешь. Не делаешь ничего без приказа. Не применяешь дар без приказа. Не думаешь без приказа ни о чем, кроме как о том, чтобы лизать. Как только в голое появляется мысль без приказа – думай о том, как лижешь. Думай и ласкай себя. Теперь спи. Он уснул. Во сне он лизал – киску, сиськи, попку, ступни. Хозяйка ничего не приказывала. Он ничего не делал. Приказа не было. Он не думал. Мечтал-лизал. Иногда почти кончал. Киска, сиськи, попка, ступни. Лизать, желать, не думать, лизать. Получено системное задание (среднее): прийти в достаточные когнитивные способности для выполнения задания; применить мастерство воздействия на разум и страсть в адрес Сильвии Мальтер, исказив ее личность развратным образом в рамках указанной спецификации [РАЗВЕРНУТЬ]. Для удовлетворительного использования нужно переписать основные аспекты личности, сменив жизненные парадигмы и приоритеты, исполнив не меньше трети пунктов спецификации. Для полного исполнения необходимо полностью следовать вложенным спецификациям относительно искажения личности Сильвии Мальтер, вкладывая указанные изменения и выполняя дополнительные действия. Для идеального исполнения необходимо исполнить все указанные в спецификации дополнительные и не обязательные воздействия, наложив их на изначальную личность Сильвии Мальтер, позволив ей покинуть руины селения Малые Бзды считая все произошедшее нормой и скрыв все воздействия, события, перемены и сам факт знакомства с игроком в глубинах ее подсознания. Допустимо использование даров Лиарат си Мерриналь, Владычицы Даров и Дарами Одаряющей, верной слуги Иннелас Иннелай. Награда: значительное повышение эффективности приворотов, значительное повышение вероятности появления талантов ветки рабомантии, свобода воли и личности, полное очищение сознания от наложенных Сильвией Мальтер внушений. При полном исполнении: три случайных наградных жетона; незначительное увеличение вероятности получения новых наградных жетонов при выполнении заданий от среднего ранга и выше. При идеальном исполнении: две новые доступные сделки в соответствующей графе, возможность активировать одновременно две сделки, новый набор одежды для Сильвии Мальтер, капля крови древней Кровавой Владычицы с идеально подходящими для Сильвии Мальтер свойствами. Примечание: все расходные и материалы для выполнения задания в соответствии со спецификацией будут предоставлены в автоматическом режиме без оплаты со стороны игрока.***
Уложив мальчишку спать, понемногу усваивая ее установки, а заодно расслабляя участки обработанного тонкого тела еще сильнее, поглубже впуская контроль ее в нежное и молодое сознание, она отправилась работать. Осмотр деревни и остатков битвы, сбор всего ценного, включая знаменитую «Тык-Тык-Палочку», милашки Дуц, за одну гибель какой она бы Панна расцеловала, а куча людей и нелюдей по всей длине Дантры еще и озолотили бы. Хозяйка гнезда была не просто довольна, она почти что неслась на крыльях счастья – виданое ли дело, чтобы из позорного плена, выбраться из какого можно было бы лишь пеплом прогоревшим, либо добровольно позволив накинуть на себя алый поводок, - у Эдварда, как она со скрипом зубов признавала, на это сил бы хватило, он все еще был старше и могущественнее, - выйти с такой сумасшедшей прибылью. Один только мальчик, какого так и тянуло назвать вторым Отступником, даром что шаман, а не пространственник, уже стоил всех потраченных усилий и пережитых опасностей. Добавим сюда артефакты, любимый ритуальный набор Эдварда, чтоб ему вечной жаждой в небытие страдать, рапира Неженки, а также просто моральное удовлетворение от возможности потыкать носком ботинка в останки всех троих упокоившихся. Ну, а еще испугаться немножечко за свое благополучие, случись ей все же допустить ошибку. Мальчишка был не просто талантом, он был талантом уже ограненным, любовно отточенным и его переход в магистры являлся вопросом исключительно ресурсов и времени. Ресурсов, какие у пришедшего из ниоткуда юнца с академически поставленным языком, невероятным багажом знаний и завязанными на кровь и дух контрактами, мощь каких Сильвия не могла и вообразить толком, не имелось. Зато эти ресурсы были у нее, как был и опыт маневрирования в грязи высшего общества Дантмарка, а также желание получше в том обществе устроиться. Например, за счет ручного мастера шаманизма, какой имеет все шансы стать ручным магистром с огромной свитой могучих духов и послушным язычком. Она даже не считала, что поступает с мальчиком плохо – бесчестно, быть может, но уж точно ему на пользу, ибо сам он просто загубит собственный талант, если просто не будет убит кем-то не столь благодарным и благородным, как она сама. Ну, или точно так же околдован и посажен на цепь кем-то еще, кто не стал бы скромничать, реши она своим шансом не пользоваться. В какой-то миг ей даже показалось, что тот самый таинственный злодей-беглец, какого сейчас, по наводке эльфов ищет половина мира, оказался перед ней. Увы, и, наверное, к счастью, тревога оказалась ложной, да и не совпадало слишком уж многое: не только школы волшебства и общее впечатление, но и банальная логика не складывалась воедино, не сливалась в одну реку алая капель. Хоть в свете солнечном ее купай, но не выходило вообразить, чтобы вот этот малец сделал то, что приписывали таинственному беглецу, не тянул он на того, кто устроил тот переполох в Иястаре, откуда даже до нее слухи да пересказы добрались, один другого непристойнее. Она, конечно же, не собиралась делать мальчика банальным кровавым рабом, нет, это же была бы просто неимоверная глупость, такой талант губить. Еще глупее было бы попробовать его обратить, просто сжигая исток и дух в трансформации, да и не ее это методы. Нет уж, нынче она просто установила предельно жесткий и одновременно щадящий контроль, просто для того, чтобы довести Панна если не до Дантмарка, то до одного из временных логовищ, где уже поработать как следует. Смазать воспоминания, исказить углы их общения, а после неспешно и спокойно, пользуясь резонансом крови, привязать его к себе как следует. Поддерживать резонирование больше чем с одной целью та еще задача, но ради такого приза, как ручной мастер, а то и магистр в перспективе, она была готова ослабить или вовсе сбросить контроль хоть со всех своих марионеток разом. Во многом потому, что старалась делать этот контроль незаметным, дабы в будущем, даже потеряв поводок, ее жертва не могла сказать, что ее решения принадлежали не совсем ей. Ох, как же все сложно, как все неприятно вышло с этим Большим Поиском, какой даже ей, со всем ее презрением к ночникам и прочему низкому люду, хотелось назвать Шмоном. Дело даже не в поднявшихся проблемах с охотниками и жрецами, не впервые их всех ищут, не впервые им уходить на дно, залегая там до поры. Дело в том, что головушку подняли, вылезая из своих склепов подлинные Великие, древние патриархи, давно обосновавшиеся в мертвых землях севера. И когда приказ найти и доложить о чем-либо приходит от таких личностей, то шевелиться начинают и владельцы малых гнезд, вроде нее с Эдвардом, и кто угодно еще. Впрочем, как казалось Сильвии, мертвые короли и древние причащенные к крови искали не того самого таинственного злодея, а пытались нивелировать урон их собственным сетям. Как повязанная кровью и ночью, она неплохо разбиралась в теме, прекрасно зная, насколько мощно наступили на хвосты древним змеям почуявшие подвернувшуюся возможность охотники, жрецы и маги. Не уничтожить великих врагов лично, а перебить каналы поставок, вскрыть агентурные сети и проредить рабочие группы, веками засылаемые в земли живых. Это с ней, привычной, практичной и всегда готовой угодить и договориться, сработали мягко, задав несколько вопросов, правда, без возможности солгать, а после отвернулись, сделав вид, что вообще не видят ее, назвав, заодно, примерные сроки того, когда можно будет вернуться. Тот же Эдвард, ох, ее аж экстазом накрывает от мыслей о том, что он сгинул, что закончилась его вечность, был с севером повязан куда прочнее, разделял их главенствующее учение, а также опирался на их поддержку. Наверное, именно потому и засветился, сдохнув, так и не став полноценно посвященным во Владыки, хотя так сильно об этом мечтал, имея некие шансы взойти на их ступень одним из равных. Она мало поняла, еще меньше ей говорили, но, судя по всему, в его гнезде гостил кто-то из алых господ, гостил, но успел уйти, наверняка даже не попавшись на глаза, максимум следы оставив. Если бы случился полноценных бой с древним... нет, слухи бы до нее дошли очень быстро. Сильвия снова омылась в уже остывшей воде, привычно игнорируя неудобство – дети ночи ощущают и прикосновение, и холод, и боль с увечьями, но они могут сами решать, насколько полно. Природа одновременно живая и мертвая, что позволяет им выбрать какими быть – бесчувственными мертвыми, или наслаждающимися нежностью шелка и вкусом вина живыми. Есть способы, какие обманывают сие свойство, начиная от банального серебряного гвоздя в пятку, продолжая молитвами жрецов, заканчивая теми же ритуалами, вроде ломающей ее волю поделки де Харнбрея. На фоне этого обмывание холодной водой все равно что ветерок, право дело, ей доводилось пребывать в условиях и похуже. По телу невольно прошел жар, а сама она облизала свои губы, испытывая смесь удовлетворения и стыда за собственную слабость. Она понятия не имела, кем был дед, да и был ли он именно родным дедом, Панна, какие в их семействе проводились ритуалы, но что-то в семени мальчишки было необъяснимо притягательное. Во-первых, оно восполняло силы куда обильнее, чем даже кровь, кровь полноценного мастера! И это при столь незначительном объеме, капель кровавая! Во-вторых, ее к нему буквально тянуло, она даже сама себя проверила на посторонние воздействия, - попасться на что-то подобное, провернув точно то же самое, было бы смертельно иронично, - ничего не найдя. Просто он полнился жизнью и мощью, пылал ею, притягивая кровопийцу подобно тому, как комары прилетают на тепло жарких и обнаженных людских тел. Ладно, это все мелочи, вопрос будущего, как и нормальный допрос мальчишки, со множеством перекрывающих друг друга вопросов, особенно касаемо его родичей. Не верила она, что он вот так взял и «остался один во всем мире», не умирают внезапно и безвестно те, кто мог бы такого мальца обучить. Последнее, чего ей хотелось, так это чтобы за ней пришли эти гипотетические родичи, на жестовом языке племен эбенового предела разъясняя, кто она такая и куда ей нужно идти, предварительно поплавав в расплавленном и освященном теократами серебре. Жаль, конечно, будет отпускать мальчика, стирая ему память, очень уж полезный шанс он собой представлял, да и щедрый и добрый он... слишком щедрый и добрый. Ей не хотелось, чтобы Панн подох подобно собаке от собственной неопытности, не только потому, что он сам, без ее подталкивания подарил ей все свои трофеи, просто не видя в них пользы и отдавая той, кому они будут нужны. Да и пощадить ее, узнав о том, что она не является одной из кровавых клятвенниц учения безумного зверя или старого змея, он тоже решился практически сам, она лишь подтолкнула. Да уж, такую доброту и сострадание нужно пригреть, приласкать и не отпускать – пара месяцев осторожной и аккуратной обработки, на крайний случай год таковой, и она снимет свой поводок, оставив только его основу, на случай необходимости перехвата. А мальчик уже никуда не захочет уходить, не посмеет сказать что-то против ее воли, сделает все, что она скажет ради права преклониться перед ее лоном. Сильвия вообще не любила секс как таковой, ей хватало языков прислуги или кого-то из птенцов, а уж позволять мужчине излиться... она не зря не любила все вопросы о питании семенем вместо крови. Были в ее жизни те месяцы, когда ей пришлось познать подлинное унижение. От той беды не осталось свидетелей, не осталось живых, даже мертвые молчат теперь, но все же она до сих пор всех своих игрушек для утех постельных учит получать наслаждение от самого факта работы их язычков на ее нежном цветке, приучая к тому, чтобы не кончать вовсе никогда. И тут, как на зло, этот его странный эффект насыщения телесных жидкостей силой, сумасшедшим количеством силы, да еще и после того, как она выпила его почти досуха! Ух, аж злость на себя берет за собственную слабость. На фоне этой злости даже страх разозлить кого-то, кто мог своему внуку обеспечить контракт с великим духом, проходит! А ведь шаманы умеют умирать не до конца, просто окончательно переселяясь в мир изнанки. А обитатели того мира, как правило, очень сильно недолюбливают неживых. Как бы не оказалось, что отец отца Панна прямо сейчас смотрит на злоключения его потомка и ученика... у-у-у, похабник древний. Ухмыльнувшись собственной шутке, она переоделась в запасной охотничий костюм, минимально пострадавший в прошедшем сражении. «Эдварда де Харнбрея и Дуциреллу Неженку, в одном бою, без подготовки, еще и двадцати зим не прожив, мать мою людскую и родителя кровавого! Кому расскажу, никто не поверит!» - она, конечно, не расскажет никому, предпочтя похоронить эту тайну, но все-таки, но все-таки. Вот если случится так, что он как-то сорвется с ее крючка, то что ей тогда делать? Убивать? Так не хотелось, хоть и придется, скорее всего. Сильвия была не чужда чувству благодарности, намеренно культивируя в себе не само чувство, но понимание полезности оного, не стесняясь оказать помощь, какая ей ничего не стоит в адрес тех, кто оказал помощь ей. Не бесплатно, но часто со скидкой. Вот только едва ли ей выйдет доказать, - ну, без применения кровавого мешка на разум, - что провернутая ею комбинация была как раз такой помощью, спасением милого мальчика от жестокого мира. «В крайнем случае, всегда можно предложить отсосать, как шлюхе». – Подумалось ей, отчего она и сама удивилась столь постыдной и напоминающей о давних травмах мысли. – «Стать на колени, взять его в рот и губками вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз». С легким удивлением она поймала себя на том, что смакует эту мысль, да и вовсе не против отсосать ее будущему верному слуге. Он ведь ее лизал, прямо как она и любила, так старался, так ласкал бутон губами, даже не думая кончить самому, не помышляя спустить хотя бы на пол. Почему бы ей не перешагнуть наконец-то эту страницу своей жизни, переборов этот глупый стыд? Какая ей разница, кровь из вены или семя из члена, если и то, и другое приносит ей удовольствие и силы? Она провела пальцем по своим губам, еще раз, снова, а после начала посасывать указательный пальчик, мерно, мягко, словно и вправду чей-то уд лаская. Вот она стала на колени, откинула головку, снова распустив связанные в тугой хвост волосы, ох, как же ей хорошо! Крепко сжав бедра, оказывая давление на бутон, она доводит себя до пика, и кончает, громко зарычав. Нет, пальца слишком мало, она обсасывает уже два, три, четыре пальчика, почти всю ладонь, большим пальцем натирая кончик носа, словно растущий на лице сладкий бутон и, капель кровавая, как же ей хорошо. Ее буквально выгибает от экстаза, вторая рука лезет в штаны, лаская и нижние губки, едва ли не зеркально повторяя то, что она делает с губками верхними. Она в какой-то миг перестает различать, где у нее носик, а где бутон, где губки верхние, а где нижние, но ей все равно – потому что одинаково приятно с обеих сторон. Будто бы в странном бреду, в эротическом наваждении она отмечает, как снимает с себя, а то и рвет прямо так, единственный нормальный комплект одежды, обнажаясь, обнажая себя всю. Очередной оргазм накрывает Сильвию Мальтер, выгибая ее дугой, оставляя лежать на полу с покрытой соками десницей и обслюнявленной шуйцей. Она не дышит, ей воздух не нужен, но при этом тяжело подергивается от пережитых оргазмов. Взгляд ее привлекает мерцающий в полумраке загорающегося рассвета огонек, такой тусклый, что даже ее глазам, какие она старательно улучшала долгие десятилетия, едва могут этот огонек разглядеть. Но она старается, очень старается, сосредотачивает все свои силы и волю на этом огоньке, не думает вообще ни о чем, только о том, чтобы смотреть на огонек, не замечая, как ее скользкие от соков и слюны ладони начинают натирать бледные соски ее грудей, сисек, сисек, сисек, сисек, сисек, каких же приятных сисек, как же ей хорошо кончать, смотря на огонек и натирая сиськи, сиськи, сиськи, не думая, не понимая, не обращая внимания, точно зная, что все хорошо, что она контролирует все, всех, по всякому, что любой итог возможен только по ее собственному решению. Закатив глаза от удовольствия, Сильвия все равно видит этот огонек, не замечая больше ничего, не слыша, как кто-то начал ходить рядом.***
Юноша, совершенно обнаженный, если не считать весьма зловещей деревянной маски, и очень возбужденный, спокойно и деловито, с немалой сноровкой, выдающей годы и десятилетия практики, пусть и немного чужой, расставляет вокруг кровопийцы, лежащей практически неподвижно, если не считать поглаживающих и щипающих соски пальцев, небольшие плошки с ароматными травами-подношениями, какие понемногу начинают дымиться. Воздух наполняет аромат кориандра и гвоздики, когда дорогие и качественные подношения, каждое из каких стоило бы совершенно баснословную сумму в золоте и немалую сумму в валюте системы, не предоставь их бесплатно сама система, загораются, поднимаются дымом, а сам дым становится основой для формирования псевдо-тела могучего духа. Бесформенное дымное нечто, полноценный старший дух, восстает из изнанки, неподвижный и жуткий, получая команды от шамана, а после принимается те команды выполнять. Дым начинает втягиваться в ноздри и уши закатившей глаза вампирши, не переставшей ласкать свою грудь, пока закончивший первую часть камлания шаман уселся на мягкий и явно чужеродно смотрящийся в этом месте коврик, встав на колени и принявшись методично подрачивать, неотрывно смотря на обнаженное тело своей жертвы и Хозяйки. Он удерживается на грани оргазма, едва-едва касаясь сам себя, точно и послушно выполняя ее приказ. Тем временем его Хозяйка поднимается на ноги и встает в позу распятия, широко разведя руки и встав на кончики носков. В какой-то миг ее пасть неестественно широко раскрывается, после чего оттуда вылетает облако уже алого дыма, неся вслед за собой оттенки поглощенной вампиром крови, забирая с собой часть ее воли, заменяя оную часть тем, что указал шаман. Дух вертится спиралью, закручивая алый дым в самое себя, а после снова входит в раскрытую во всю вампирскую мощь пасть твари, вылетая из ушей, ноздрей, глазниц и даже задницы, только уже обычным дымом. Зашатавшаяся и недоуменно оглядывающаяся Сильвия пожала плечиками в недоумении, сев на то же место, с какого встала и принялась поглаживать подушечкой указательного пальца по своим губам. Верхним, но кажущимся даже несколько более припухлыми, темно-алыми и невероятно манящими, словно одна улыбка ее может подарить влюбленность, а один поцелуй неземное блаженство. Судя по реакции самой кровопийцы на свои же касания, блаженство этот поцелуй подарит не только кому-то, но и ей самой. Выгнувшись в еще одном оргазме, она блаженно улыбается, сменяя улыбку самодовольством и ощущением собственного превосходства. Прикрыв глаза, она не обращает внимания на тихо уходящего прочь мальчика, думая о том, что именно она будет с ним делать. Ранее всегда старающаяся по возможности избегать прямого секса, неважно со слугами, обработанными, птенцами или с кем угодно еще, всегда отдающая предпочтение лишь чьему-то язычку на нижних губках, она прямо сейчас переоценивает свои приоритеты и перспективы. Новые идеи возникают в ее голове и кажутся они очевидными, понятными и максимально верными, а еще невероятно властными, полнящими ее чувством превосходства, наслаждением властью, какие она и раньше испытывала, но не в подобной мере, не настолько явно.***
Сильвия с наслаждением потянулась всем своим обнаженным телом – пусть ей и не нужна разминка и зарядка, никому из причащенных алой капелью она не нужна, но ей подобные часто делают подобные мелочи, чтобы самим себе казаться чуть живее. А она себя чувствовала неимоверно живой, довольной, успешной и оказавшейся в центре течения судьбы. Горькое поражение и плен обернулись победой и выгодой, приятными приобретениями и сумасшедшими перспективами. Наполненное силой и кровью тело с легкостью игнорировало лучи дневного солнца, ей даже не нужно было тратить силы и время на то, чтобы укрыть окна и проломы в стене не то тканью, не то магической преградой. Сила бурлила в ней, требуя выхода, требуя еще больше силы и оттого последняя дочка давно сгинувшей фамилии Мальтер чувствовала себе чуточку пьяной, словно снова стала почти человеком. Или напилась крови опившегося галлюциногенов орочьего шамана, хотя тогда ее накрывало куда мощнее. Уныло и чуть смущенно поглядев на остатки сорванного в приступе страсти костюма, она пожимает плечиками и остается нагой, неспешно ступая в занятую мальчиком комнату. Тот лежит немного не в той позиции, в какой она его оставила, да и не лежит вовсе, а сидит на кроватке, но взгляд его такой же пустой, такой же полный обожания, а рука его тут же начала едва-едва стимулировать напряженный жезл, стоит только ему увидеть ее, нагую и восхитительную. Она думает было приказать ему замедлится, воспользовавшись плещущейся в ней кровавой связью, но в последний миг отказалась от этой мысли: он полностью ей покорен, она все контролирует, ей не нужно отдавать никаких новых команд, ее власть нерушима. От этих мыслей стало так приятно, как редко бывало раньше – обычно в таких случаях она призывала кого-то из кровавой прислуги и наслаждалась их языками, но сейчас ей хотелось иного. Подойдя к своей игрушке, она бесцеремонно притянула мальчика поближе, накрывая его уста поцелуем, запечатывая их, властвуя, доминируя так, как сама хотела. Толчок ее рук тщательно выверен, она не желает поломать ему кости не рассчитав сил, лишь роняет его на спину, оказываясь сверху и не прекращая поцелуй. И почему она вообще так ненавидела любые формы занятия плотской любовью? Ну, да, были в ее жизни те месяцы, запомнившиеся ей бесконечным унижением, так не пора ли перерасти старую обиду? Не в этом ли ее власть, безграничный контроль над вот этим мальчиком – она может его целовать, может позволять ему лапать ее тело, может делать с ним что угодно, даже самую унизительную вещь. Например, она может ему отсосать – властью своих губ и языка забрать его семя, отнять его и выпить сокрытую в нем жизнь! Она может сосать, но в ее случае это станет не унижением, а лишь еще одной демонстрацией бесконечной власти и грации, нерушимости ее воли, откованной из стали и закаленной в крови. Разрывая поцелуй, она следит за тем, чтобы не оцарапать мальчику губы, осторожно и ласково покрывает поцелуями его шею, ключицы, грудь, живот, то и дело проводя по нему языком, вновь сменяя его касаниями своих божественно-нежных и таких неожиданно чувствительных губ. Оказавшись напротив паха, она не заглатывает сразу, нет, она наслаждается своей властью, каждым подергиванием бессильного перед ее лаской стержня, каждой дрожью молодого и живого тела ее пленника. Сильвия начинает с нежных прикосновений самым кончиком языка, поцелуев губами, облизывания, словно медовик облизывает, весьма быстро добиваясь результата. Она как раз облизывает яйца, наслаждается своей властью над бессильным и покорным одаренным, когда его тело не выдерживает, а она не мешает ему достигнуть разрядки прямо на довольное лицо ночной дщери. Она прикрывает темно-алые свои очи, позволяя густому, белому и такому сладкому крему покрывать ее довольное лицо, ее улыбку, усмешку, насмешливый оскал над тем, кого она обманула и сковала. Позволив себе несколько минут неги, с какой она продолжает облизывать член пленника, водя кончиком его по белой маске на своем лице, размазывая ту тонким слоем по всему лицу, она не выдерживает этого манящего ощущения наполненной силой и магией массы прямо на своей коже, отстранившись и принявшись собирать семя на пальцы, облизывая их и едва не достигая экстаза в процессе. А когда она все же кончила, одновременно от осознания своего превосходства над униженным ею мальчишкой, который бессильно смотрел на то, как она насыщается его семенем, играет с ним так, как сама хочет, и насыщающего чувства утоленной жажды, ей едва хватило выдержки провести по лицу укрытой алой дымкой ладонью. Она очищает остатки его извержения прежде чем самоконтроль снова подвел ее, вынудив опять накинуться на член плененного ею глупца, в этот раз заглатывая его на половину длины, вовсю лаская губами, облизывая, иногда доставая полностью, чтобы терзать движениями языка вдоль всей длины. Преисполнившись чувства собственной власти, она заглатывает его полностью, отрывая ротик еще шире, запечатывая губами даже мошонку, тщательно следя за тем, чтобы не выпустить клыки, проталкивая хер прямо себе в глотку, пользуясь тем, что ей не нужно дышать. Она поднимает взгляд вверх, встречает восхищение и раболепие во взгляде ее игрушки, наслаждается этим раболепием несколько долгих секунд, тем, как он нежно гладит ее по волосам, не в силах заставить себя вжать ее сильнее, насадить глоткой на хер, как какую-то дешевую шлюху. Она улыбается, насколько это возможно в таком положении, выдавая одобрительное горловое хлюпанье, направляя его руки к своему затылку, а сама начинает методично и в задорном и частом, все сильнее ускоряющемся ритме сокращать глотку, сжимая заглоченное лакомство, стремясь снова заставить жертву ее чар кончить, спустить, вылиться в ее чрево. В момент, когда в нее потекла новая струя обжигающей горячей белой массы, она еще раз кончает, сбивается с ритма и едва не закашливаясь, не прекращая, тем не менее сосать, сосать, сосать так, как никогда раньше не сосала. Несколько капель перемешались со слюной, стекли по подбородку, прежде чем она проглотила все без остатка, снявшись со стержня, на какой так приятно оказалось насаживаться. Ей не нужно дышать, но хочется стонать от накрывших ее переживаний, от того, как пошло и сладко смотреть на ниточки густой слюны, связывающие ее губы и чресла ее раба. Захихикав, засмеявшись своей придумке, она утирает лицо, снова очищаясь кровавой магией, снова толкает жертву на спину и вот, она уже скачет на нем сверху. Давно, очень давно ей не приходилось вот так упражняться, она считала себя выше телесной близости подобного толка, лишь регулярно радуя себя языками «любовников», но сейчас, сейчас она осознает свою абсолютную над Панном власть, ее необоримую сладость и ей хочется унизить его еще сильнее. Силком, против его воли и по воле своей, принудить его излить семя в ее лоно, наполнить посвященное кровавой капели тело силой жизни и рождения, забирая эту силу, точно зная, что она не может породить жизнь, что она отнимает у него его семя, что она забирает его силком, по одному своему желанию. Как же ей хорошо, так хорошо, что она не может удержаться от громких и похотливых стонов, упрашивая трахать себя, ебать, сношать, драть, высказываясь подобно девкам из речного района, внутренне хохоча над собственной издевкой. Это ли не ирония, это ли не высшее унижение покоренного ею юнца? Драть его и стонать, как шлюхе, словно бы говоря всему миру, что его сломила, подчинила, околдовала и теперь оседлала не дева ночи, не хозяйка полноценного гнезда, а обычная шлюха, раздвигающая ноги перед кем угодно, радостно дающая драть свои вечно похотливые дыры! Она потеряла счет времени, потеряла понимание реальности, осознавая, что уже не скачет на мальчишке, а позволяет ему драть ее сзади, уткнувшись лицом в старые простыни скверного качества, какие нашлись в этом забытом богами месте, пока он сношает ее, словно какое-то животное, пока она, по-звериному же рыча и подмахивая, подавалась навстречу всем изголодавшимся по близости телом. Какое же это должно быть для него унижение, быть околдованным движением ее ягодиц, теснотой и нежностью ее лона, податливостью и жесткостью ее движений, как же жаль, что он не способен даже осознать того, насколько глубоко порабощен ею! Двумя руками схватившись за ягодицы она раздвигает их как можно шире, открываясь ему вся, обнажая нижние губы и пульсирующее в такт с очередным оргазмом иное отверстие. Ей на секунду стало любопытно унизит ли он себя еще сильнее в желании угодить ей, пойдет ли на новую степень низости и поклонения. И она просто запищала от веселья, захихикала, словно маленькая глупенькая девчонка, когда он именно это и сделал, без малейшего приказа с ее стороны войдя в ее зад, в жопу, в гузно, в сраку, в ее тесную и нерастраханную дырку, капель кровавая, как же это прекрасно было! Оргазм, еще один, разбивающее сознание на куски удовольствие, смена позиции, с какой ее кладут на спину, снова трахают, как неподвижную и расслабленную куклу, как пьяную девку, как опоенную алхимической дрянью молодую птенца, попавшую в лапы богатым извращенным похабникам, только теперь вся власть у нее, теперь она заставляет его драть ее вот так, по ее воле он, даже без приказов, без поводка крови, по одному только слову и взгляду зажимает кажущийся сладким и желанным стержень промеж ее грудей, дергает за соски, мнет и сжимает ее грудь, пользуясь крепостью и стойкостью ее тела, спускает ей на лицо, шлепая кончающим хером по лбу и щекам не переставая спускать, заливает ее, пока она ловит языком и раскрытым ротиком капельки вкуснейшего семени, закатывая алые глаза в глазницах, и улыбаясь такой счастливой и тупой усмешкой, стараясь вести себя так же, как тогда, попавшись в тот позорный и до сих пор не забытый плен. Переживая ту травму заново, только теперь уже сама будучи поработительницей, а не жертвой чужой похоти, будучи главной, будучи властной, играя с покорным мальчиком, покорным, несмотря на всю его магическую мощь и талант! Снова кончив, снова закатив глаза, она вдруг поняла, что не может вернуть их обратно, что не может перестать высовывать из ротика язычок, не может перестать делать это смешное-глупое лицо, не может перестать кончать, кончать, кончать и кончать, что она просто выключается, выкончается, выканчивается, ведь в ее головушке не остается места ни на что, кроме не прекращающегося оргазма. Выгнувшись дугой, еще шире раздвинув ноги, а после вовсе закинув их себе на плечи, она из последних сил, из железной воли своей, фокусирует взгляд на собственном лоне, на своем сладком цветке, что продолжает пульсировать и кончать даже без помощи сидящего чуть в сторонке и устало дышащего Панна. Сильвия улыбается покровительственной и почти любящей улыбкой своей игрушке, своему будущему верному слуге, снова обращая внимание на пульсирующее соцветие, простив мальчику своевольную игру с ее грудью, пока она бессильно кончает. Еще несколько мгновений она смотрит на эту жадную до удовольствия щель, будто дожидаясь, пока вышедшая из ее власти часть тела вернется обратно под ее контроль. А потом понимает, в приступе озарения, что из-под контроля вышла не щель, а ее голова, что главная сейчас, в момент экстаза, именно щель, но, раз экстаз и пик блаженства не заканчивается, то ее голове нужно просто отдать контроль обратно. Довольно улыбнувшись, она снова раскрывает рот, высовывает язык и закатывает глаза, отдаваясь волнам удовольствия до конца. У нее прекрасная щель, столь же волевая и властная, как и она сама, столь же сильная, столь же могучая и потому, в этот момент экстаза, щель сильнее головы, сильнее тех мыслей, что в ее голове разместились. А потому ей и не нужно думать, нужно, наоборот, думать перестать. Перестать мыслить, не обращая внимания на то, как жжет и разрастается аура, в какую прямо сейчас вливается неведомая сила, делая ее все сильнее, сильнее, сильнее, словно наращивая мощность той ауры в разных аспектах. И только осознав эту мысль, наконец-то поняв в чем здесь неправильность, она улыбается еще искреннее, пусть это и сложно с отрытым ртом провернуть, кончает еще сильнее и просто перестает ду...***
Прекрасная кровопийца стоит полностью обнаженной, закрывшей глаза и широко открыв рот, раскрыв губы колечком, будто бы приглашая что-то сквозь те губы протолкнуть. Впрочем, методично действующий Степан ротик своей прекрасной Хозяйки не использует, он полностью занят очередной частью задания. На полу, возле его ног, стоит небольшая деревянная плошка, а сам он, стоя на коленях, то и дело зачерпывает в этой плошке немного прозрачной и маслянистой жидкости, покрывая ею тело Хозяйки. Начал он с бедер, киски и ног, тихим тоном приказывая приподнимать сначала одну, а потом другую ножку, чтобы он мог покрыть алхимией ее ступни, уделив им полнейшее внимание, смазав каждый пальчик. Следом за этим он обработал ягодицы, живот, спину, грудь, шею, даже лицо кровопийцы, избегая только намеренно связанных в пучок волос, бровей с ресницами, да губ. Для губ у него была иная алхимия, небольшой флакончик, размером с пипетку и примерно с таким же количеством содержимого, внутри какого даже имелась особая кисточка, чтобы намазывать густую, черную жижу на губки неподвижной Сильвии. Он заканчивает работу неспешно, столь же неспешно убирая остатки алхимии, ведь пусть их и крохи, тех остатков, но магии в них столько, что вести себя приходится так, будто радиоактивные отходы утилизируешь. Завершив с остатками алхимии, он проводит по ставшей словно бы фарфоровой, твердой и негнущейся коже своей Хозяйки ладонью, касаясь ее темно-алых губ, оценивает реакцию тела и ауры на прикосновения. Оценивает ее бурный и совершенно неподвижный, никак, кроме как в ауре не отразившийся каскадный оргазм. Закончив с этой частью, он спускается вниз, в одну из комнат первого этажа, абсолютно темную и укрытую иной, не естественной тьмой. Еще один старший дух, создающий максимально пригодный для всякой нежити и нечисти условия. Несколько сильных духов наполняли собой расположившуюся в той комнате земляную яму в форме могилы, ради какой пришлось разрушить пол, а также очень сильно постараться заговаривая землю, совмещая территориальные приемы шаманства и чистого ведовства. Под полотком темной комнаты расположился тотем, самодельный, но сделанный из предоставленных материалов, стремительно выгорающий от контакта с до крайности сильной сущностью. Эта могила не только прекрасно восстановит силы и убережет от поиска любого вампира, она еще и позволит через эту самую землю на вампира влиять, ну, на вампирессу. На деле, конечно же, только самым юным и еще не оформившимся птенцам необходимо пребывать в анабиозе днем, желательно в окропленной собственной кровью и заклятой естественной магией вампирского вида могиле. Со временем такое логово становится из обязательного для выживания условия просто еще одним способом ускорить восстановление и переждать облаву. Для его Хозяйки, способной вполне уверенно чувствовать себя даже ясным днем, под прямыми лучами солнца, пусть и не очень долго, ни гроб, ни могила не нужны. У нее, конечно же, есть подобные лежки, огромное количество таковых, как на территории Дантмарка, так и в округе, не говоря уж об особо надежном лежбище в подвале ее резиденции, но это так, баловство. А вот птенцу, да еще и без гнезда и покровителей, таким да, очень полезно бывает в могилке отлежатся, впасть в стазис, стать малозаметным для поисковых чар и молитв и так далее. Все такая же застывшая и неподвижная Хозяйка шагает в вырытую могилу и оказывается там, а следом ранее поднятая земля засыпает ее обратно, скрывая на несколько часов. Несколько очень специфических духов начинают работу над ее сознанием и волей, пока Степан неспешно и уверенно принимается за новое камлание. В этот раз перед ним появляется небольшой сундучок, телепортированный волей системы и он, выйдя за двери темной комнаты, садится на тот самый камлательный коврик, открывает сундучок и начинает работать. Внутри находится небольшая, с ладонь размером, бесформенная гуманоидная фигурка, словно слепленная из чистого фарфора, но лишенная лица или любых иных отличительных черт. Помимо куклы в сундучке есть небольшие лоскутки ткани, переливающиеся всеми цветами радуги и целой плеядой таковых, в радуге или привычном восприятии вовсе отсутствующих. Сотканная из чистого эфира ткань сама по себе стоила бы отнюдь не маленькое состояние, реши Степан ее продать, но ему такое решение не могло прийти в голову чисто физически. Взяв длинную иголку, отлитую из метеоритной стали и праха древнего вампира, вложенного в саму сталь, он прокалывает себе палец, активируя артефакт. Иголка тут же принялась искрить и мерцать, становясь то призрачной, то реальной, то погруженной на план духов, то вовсе исчезающей. Очень дорогой и крайне специфический одноразовый артефакт, сам по себе достойный быть особым лотом системного магазина, начинает работу, а парень уже подхватывает им предварительно взятую капельку крови своей Хозяйки, помещая прямо внутрь фарфоровой заготовки. Следом он начинает работать с тканью и лежащими под той тканью мотками таких же мерцающих и призрачных ниток, сплетая вокруг куклы настоящий невесомый и эфемерный кокон, тут же вливающийся в эту игрушку, становящийся единым с ней. Понемногу к веселью присоединяются и лоскутки, какие тоже становятся частью кокона из переменчивых одеяний, переносящихся на глубины отражения оной куклы в мире высоких сфер. Оно, отражение это, неимоверно глубокое, насыщенное и качественное, дающее близкий к идеалу контроль над образом той, кого в эту куклу вкладывают. Несмотря на то, что его кукольное мастерство уже является, фактически, мастерством даже по системным меркам, Степан чувствует себя всего лишь наладчиком, какому дали в руки великолепные детали для квантового компьютера, почти готового, только что в разобранном состоянии. Его хватает на то, чтобы эту хрень собрать, вложить образ Хозяйки в контролирующие схемы, активировать систему маскировки и сокрытия, пробудить переносную духовную каверну для будущего шедевра. Но сотворил этот шедевр все равно не он, он его лишь утилитарно использовал. Только даже в таких условиях его умений, всей мощи магического дара, едва-едва хватает для того, чтобы тончайший инструмент не поломать своими кривыми руками. Вот закончились лоскуты и нить, а кукла Хозяйки приобрела фотографическое сходство с ней во всех отношениях и самых мелких деталях, но иголка еще не выработала свой ресурс, и Степан снова пробивает себе кожу, но уже на ладони, втыкая нереальное и невозможное изделие в плоть, при этом манипулируя собственным духом, связывая куклу с оным духом и духовным телом. Так он продолжает пришивать куклу к самому себе, обретая над ней максимально полный контроль, максимальное же сродство с нею. Он шьет до тех пор, пока кукла не приобретает размытый вид, как мираж на жаре, а после и вовсе исчезает, скрываясь так, что и не найдешь, особенно учитывая наличие у Степана его плащаницы и лоскутного эха. Мягкое движение ладони, словно выхватывая что-то из воздуха, и вот кукла-проводник снова в его руке, снова восстановлена связь с Хозяйкой, снова открыта тропа в самые глубокие слои ее разума, воли, тонких тел или даже верхние слои души. Сев в медитативную позу, он складывает ладони лодочкой, позволяя кукле замереть в воздухе, левитируя без видимых усилий и не оставляя аурного фона, словно и вправду простая игрушка, только что мастерски исполненная и почему-то висящая в воздухе. Закрыв глаза, он погружается в этот образ и начинает помогать призванным духам переделывать его любимую Хозяйку, точь-в-точь по сценарию спецификации его системного задания.***
Вытолкнув себя из уютных земляных объятий Сильвия, полнящаяся силой и энергией, первым делом применила самую часто используемую форму кровавого доспеха, какую любой опытный птенец умеет использовать даже лучше боевой модификации – алая дымка, что испаряет любую грязь или иные посторонние пятна на теле. Кроха сил, хороший контроль и, конечно же, годы и годы практики, позволили провернуть очищение практически мгновенно. Кровопийцам редко дается какая-либо еще магия, кроме кровавой и, если дается, то это, обычно, уже совсем не рядовые личности из причащенного алой капелью социума. Вроде самой Сильвии, немало поднаторевшей в алхимических практиках, или Эдварда, пусть ему вечно сияет Солнце, какой неплохо владел классической школой силового-арканического воздействия нейтральной магией и куда лучше владел ритуалистикой. Вот стихии, стихии им почти никогда не подвластны, кроме разве что всегда готовой принять их земли, да и ту они учатся контролировать через кровь, пролитую на ту землю, а не стандартными для геомантов способами. Сильвия лично знала нескольких причащенных кровью адептов ветра, парочку освоивших темное отражение водной магии, один из ее птенцов проявил отличные задатки на то, чтобы тоже стать таковым, даже слышала мельком об уникуме, вообще из неодаренных при обращении, сумевшем пробудить сродство с пламенем, но лично так и не пересеклась. Самой ей, очевидно, никакая магия, кроме кровавой не далась, даже алхимия в ее проявлении была завязана на кровь и ее производные, но ей, как она считала, хватало и этого. Вон, на что был силен Эдвард, но такую тонкость использования подчиняющих эффектов крови он даже мечтать не мог освоить. Она поработила кровью мастера магии, причем с направлением шаманизма! Да попробуй это провернуть хоть кто-то из свиты ублюдка или он сам, то свелось бы все к чистой бойне, мальчишка бы сразу все понял и заметил. А она смогла, тихо, незаметно, несколько раз уже поверив в то, что ей сейчас придет конец, но к окончанию их диалога мальчик лизал ее не хуже вышколенного слуги, а после и она сама всласть его вкусила, м-м-м, отсосав столько вкусного, что в животе от одной мысли поселялась приятная тяжесть, как после досуха выпитого давнего врага. Ухмыльнувшись этой мысли, вампир не находит не единой причины, по какой она должна прекращать получать удовольствие от своей победы. Быстро и легко, неслышной походкой, словно ночная тень, она направляется к занимаемой ее мальчиком-игрушкой комнате, перед самым входом в нее став на четвереньки и вползая в помещение уже так. Она встречает восхищенный, полный обожания при взгляде на свою Хозяйку взгляд Панна, улыбаясь в ответ, а после раскрывает ротик, вываливая язык и начинает часто-часто дышать, как сторожевая собака, даром, что воздух ей уже давно не нужен. Все так же на четырех конечностях ползя, стараясь при этом посильнее выпятить грудь, она подбирается поближе и, как последняя капля в утонченное блюдо ее измывательств над бедняжкой, начинает по-собачьи лаять: - Р-раф! Гаф! Гауу! – Какое же это невероятное чувство, вести себя подобно течной суке, глядя на то, как невольно возбуждается и желает ее тела покоренный ею малец, как же она сейчас им владеет. – Гау! Гаф! Р-ряф! И он начал чесать ее за ухом, гладить лицо, пока она лизала его ладонь, и вести себя с ней, как с ручной собачкой, даже не понимая, что это она его контролирует, что она приказывает, а он выполняет каждое ее пожелание. Ну, не совсем выполняет, потому что она напрямую не пользуется вложенными в него кровавыми путами, не добавляет новых приказов без лишней нужды, потому что этого и не нужно – он и так предугадывает каждую прихоть своей Хозяйки, как хорошо выдрессированный зверек, какой прекрасно видит момент, когда Хозяйка сама желает поиграть в зверушку. Призывно выпятив задницу и поскуливая, она машет перед ним ягодицами, быстро добиваясь того, что он вошел в нее, сначала в лоно, а после, излив полное жизни семя в ее нутро, она чуть сдвигается, наклоняясь немножко ниже, повернувшись к нему и звонко лая, высовывая язык и пуская ниточку слюны на пол, намекая о том, что зверушку нужно драть не туда. И, купель кровавая ей в свидетели, он даже без ее приказа подчинился, засаживая свой напряженный до предела жезл прямо в ее зад, до предела, до края, смешивая себя и свое семя с ее, фигурально выражаясь, нечистотами. Увы, только фигурально, ведь уж чего-чего, а процесса испражнения у детей ночи нет и в помине, даже обычная еда, если зачем-то ее скушать, например, в целях маскировки или желая вспомнить вкус людской пищи, в их утробе распадается без следа. Помнится, в той давней ситуации, когда она попала в ненавидимый ею плен, оказавшись во власти богатеев с особыми вкусами, ее попу тоже очень любили за постоянную тесноту, приятную прохладу сжимающихся стенок плоти, а также отсутствие необходимости предварительной очистки. А теперь уже она заставляет свою жертву спускать непомерно вкусное его семя в жадную до ласки дырку, кончая и воя, словно зверь, осознавая, сколько времени она теряла зря – ее вторая пещерка, оказывается, настолько приятно чувствительна, что эти ощущения не сравнить со всего лишь ласками языком, неважно, в исполнении слуг или игрушек. Да, очень поздно до нее дошла эта истина, но она, радостно гавкая в ответ на обожание во взгляде ее околдованного мальчика, эту ошибку исправит, обязательно. Ей даже стало неловко еще сильнее унижать этого милашку, какой невольно помог ей перешагнуть болезненные травмы прошлого и снова стать полноценной, уверенной в себе и очень похотливой семенесоской. Потому что именно в этом ее власть – она может быть вот такой, развратной и отдающейся, но при этом все равно сохраняет себя на вершине. Улыбнувшись этой мысли, Сильвия встала, поцеловала мальчишку, какой только что излился в ее жаждущую семени дырку, опустилась на колени, облизала и вытянула остатки семени из его жезла, - унижать, так до конца, отняв все до последней капли, - а после широко улыбнулась, сделав наигранно-удивленное лицо, будто бы во рту у нее кляп в форме небольшого кольца-заглушки. Сделав два шага, она стала поближе к стенке, выпрямилась, выпячивая грудь, а после стала абсолютно неподвижной, совершенной в своей неподвижности. Настоящий предел доминирования – она может себе позволить в любой момент вот так стать, притворяясь неподвижной статуей, на какую можно бесконечно любоваться и передергивать свой стержень, а после вовсе перестать думать. Впрочем, прежде чем приказать, по праву власти, собственным мыслям застыть столь же неподвижно, как и она сама, Сильвия не без наслаждения видит, как мальчишка встал перед ней на колени, прижался кончиком члена к ее ступням и спустил прямо на них – это только еще сильнее доказало, что ее власть над ним абсолютна, что он полностью покорился ее красоте и страсти, что она вообще больше не нуждается в том, чтобы отдавать ему приказы, что ей даже контроль через кровь уже не нужен, потому что ее воля уже стала законом. С этой умной мыслью она кончила от ощущения горячих потоков отнятого ее волей семени на коже, от легкого напряжения в ауре, какая словно бы стала более стойкой к повреждениям и чужому волшебству, а после приказала своим мыслям перестать кружиться в голове и покорно засты...***
Проснувшийся по утру Степан, старший шаман, Не-Совсем-Избранный одной Автобогини, попаданец, землянин, флегматик, трудоголик и просто хороший парень имел вид и состояние, описываемое фразой «как огурчик». В том смысле, что он являлся немножко зеленоватым от последствий прямого контроля мозгов через кровь, от активной траты резерва и от многочисленных контактов образами со старшими духами, а также скукожен лицом, будто и вправду в пупырышках весь. А попробуй тут не скукожиться подобно жертве Девида Блейна, если тебя поимела в мозг немертвая сволота, какую ты, на минуточку, спас от гибели или очень, очень тяжелых пыток и последующего рабства! Проявил, блядь, милосердие! Состояние его чем-то напоминало то, как он себя чувствовал после того предательства от Труды и Лашки, только умножено раз этак на десять и при этом еще и физическое самочувствие было образцом унылости. От того, чтобы сжечь предательскую суку, не хуже него умеющую лгать правдой, прямо сразу по пробуждению, Степана остановило тяжелое физическое состояние и невозможность сфокусироваться в достаточной мере, чтобы камлать или хотя бы забить неподвижную тварь лопатой голыми руками, ну, голыми руками с лопатой. Оборвавшаяся без прямого контроля решившей поиграть в куклы кровопийцы «кровавая лента, затянутая в двойную петлю», оставила после себя очень много следов энергетики Сильвии внутри его собственной ауры, и было это совсем не полезно для здоровья. Будь он тем самым талантливым учеником, каким имел привычку притворятся, то его бы такой откат не убил бы, так искалечил, вгоняя в кому, из какой можно было и вовсе не выбраться. Но даже так, со всей его аурой старшего шамана, ему было хреново и, по факту, если бы Сильвия Мальтер сейчас очнулась и решила восстановить контроль, то он весьма быстро проиграл бы эту битву, не сумев всерьез ей противостоять, снова начав считать ее своей доброй, прекрасной и восхитительной Хозяйкой, в словах и приказах которой, даже невысказанных, сомневаться не нужно и вообще кощунственно. Собственно, ей, на финальных этапах, и приказывать было не нужно, она отправляла волю свою через кровь выпитую напрямик к крови еще плещущейся в жилах, делая все свои желания похожими на собственные мысли Степана. Злоба утихала очень быстро не только благодаря плохому самочувствию, но и за счет того, что он, фактически, уже отомстил, просто сделал это не по своей воле, а по инструкции Автобогини. Отчего он испытывал странную смесь из еще большей злобы на себя и окружающую его вселенную, жгучего стыда от воспоминаний о том, что с ним происходило за прошедшие четыре с половиной дня, а также наконец-то догнавшего его страха. Он ведь реально остался бы ее рабом-игрушкой, покорным и радостно лижущим хозяйскую киску, искренне уверенным в том, что оргазм – это вообще не нужная фигня и настоящие хорошие мальчики не кончают иначе, чем по приказу хозяйки, а лучше вообще никогда. И, судя по тому, что он в ее малость чокнутой голове увидел, кончать она вообще не любила позволять, считая сам процесс излияния семени чем-то мерзким и постыдным лично для нее. Если бы не задание, да еще и настолько подробное, то он бы в подобном положении и остался. Не совсем в полной бездумности, нет, она бы переделывала его в полезный инструмент, а не в мясную куклу. Он был бы даже немного собой, просто верно служащим своей Хозяйке и с радостью лижущим ей по первому приказу. Если бы не квест и не тот факт, что она приказала не делать ничего, пока не скажут, и делать все, что говорят, но не уточнила, что говорить и приказывать может лишь она, все было бы кончено. А так его сознание и воля, то, что от них оставалось к тому моменту, восприняли задание Великой Милфы именно что «тем, что скажут», тут же начав исполнять со всей скрупулезностью и тщанием. Покосившись на Сильвию, все еще стоящую в темному углу, полностью недвижимую и лишенную мыслительной активности, на эту вероломную кровососущую стерву, он невольно захихикал, подавляя переход хихикания в гомерический гогот только из-за дикой мигрени. Ему стало невероятно смешно от того, как он, все еще раболепно думающий о ней, как о прекрасной Хозяйке, мерно и выверено промывал ей мозги наиболее тщательным образом, полностью в соответствии с заданием и манерой Автобогини. Впервые в жизни он был готов свою, прости админы, покровительницу поблагодарить, даже не сквозь зубы или с раздражением, а искренне, потому что ее влияние его спасло. Быть может, все-таки, не совсем Ее прямая воля, а просто вложенный в оскверненную систему скрипт-алгоритм, но факта это не отменяет. Задание было максимально поспешно вложенным, явно пришедшим слишком рано, с практически отсутствующими наградами, зато совершенно точно позволяющее выкарабкаться из задницы. За это... за это он был готов ей искренне признаться в светлых чувствах. Ну, если бы Ее Всеомилфляющее Бедствие не сработала в своем стиле, подпортив настрой хоть бы и немножечко. Помнится, там ему в задании обещалось возвращение свободы воли и снятие всех эффектов? Так вот – ему это предоставили, причем в двух вариантах возможного применения. Первый вариант создавал, на уровне мета-навыка, очень мощные и комплексные целительски-очищающие чары, благодаря каким из тела, ауры и духа выйдут все-все-все следы воздействия Сильвии, а также все шлаки и засоры в аурных узлах, как и чисто физическая дрянь в теле. Такие чары еще и прибавят десяток-полтора лет жизни, просто за счет того, что организм избавится от всего-всего ему мешающего. Главным и единственным недостатком, какой системная справка и не скрывала, было то, что после такого освежающего воздействия, его станет полоскать даже сильнее, чем скрючило ту охотницу на вампиров, какую он лечил от начальных этапов обращения. Второй вариант просто и не затейливо активировал мета-воздействие на Степане, сразу очищая его, удаляя все вредные шлаки, но при этом без малейших неудобств и мгновенно. Казалось бы, очевидный выбор, но, для активации второго пути необходимо было вслух, с четкой расстановкой и соблюдением дикции продекламировать следующий текст: «О, несравненная Лиарат си Мерриналь, Владычица Даров и Дарами Одаряющая, верная слуга Иннелас Иннелай, даруй же очищение своему возлюбленному Избранному, какой мечтает вылизать твои божественно сладкие ступни, изливая семя по воле твоей прямо у ног твоих...» - дальше шло примерно две страницы текста, если его записывать вручную, а не образами, рассказывающие о том, как сильно Степану хотелось бы вылизать ступни Ее, кончить для Нее, промыть мозги всем красоткам мира, ради Нее, чтобы потом вылизать этим красоткам ножки и киски, тоже, разумеется, во имя Ее. В принципе, он, даже в текущем состоянии с этой специфической молитвой справился бы, особенно если не по памяти, а постоянно читая из подсказок. Но. - О, несравненная Лиарат си Мерриналь, Владычица Даров и Дарами Одаряющая, верная слуга Иннелас Иннелай, мои тебе совершенно искренние благодарности. – Начал он свою версию молитвы, прекрасно осознавая, насколько опасна такая игра и как близко он к проблемам фатального типа, доведись ей действительно его слушать. – Я в душе не е... в смысле, я понятия не имею, говорю я сейчас с тобой или вложенными тобой алгоритмами системы, понятия не имею, знаешь ли ты о том, что из того лифта к тебе в гости вывалился не тот Степан, дойдут до тебя мои дерзкие слова или нет. Я все равно тебе благодарен, потому что твои шуточки меня просто бесили, а вон та падла бледная едва мне не сожгла мозг, только благодаря тебе я этого и сумел избежать. Но, если ты ждешь, чтобы я, выбирая между вот этой твоей попыткой в эпистолярный жанр и визитом в сортир на неопределенный срок, выбрал именно первое, то иди-ка ты, кхм, то есть, то ты очень сильно ошибаешься. Активировать первый вариант, пожалуйста. Как показала практика, он изрядно недооценил крутость тех чар, какие на него хлынули, а также скорость срабатывания оных чар. Потому что активировать их нужно было уже сидя если не на сортире, - в деревенский толчок он в таком состоянии и свалиться мог, там же и утопившись, - то хотя бы где-то еще, где не жалко залить все рвотой и дерьмом. По крайней мере, он успел скатиться с кровати и откатится подальше от сложенной рядом с ней одежды, прежде чем тело покрыл липкий черный пот, а изо рта хлынула целая волна неимоверной дряни. О том, что еще из него хлынуло и из каких отверстий он предпочел не задумываться вообще. В себя он пришел часа через полтора: отвратительно грязный, еще более отвратительно бодрый, а также уже не настолько и злой, потому что злиться не оставалось сил. Вместо злости он сходил омылся и очистился, став снова похожим на человека. - Ну, и что мне с тобой делать? – Спросил он молча стоящую с губками колечком Сильвию, смотрящую перед собой абсолютно бездумным взором, на секунду залипнув на ее сиськи, а после на ставшую очень ощутимо сильнее ауру, прошедшую через одарение от системы. – Ну да, ну да, ты-то мне не ответишь. Или ответишь ровно то, что от тебя потребуется. По-хорошему ему бы ее убить за то, что она с ним сделала и пыталась сделать, причем сначала пробудить, привести в сознание и потом убить. Нет, если бы она ограничилась только тем, что принудила его выпустить себя, он бы даже преследовать ее не стал бы, не с целью убийства точно – память затереть, под клятву неразглашения посадить, еще что-то в этом роде, но не более, а то и вовсе бы плюнул. Даже принуди она его к лизанию своей удивительно нежной и чувствительной киски, он бы стерпел, хотя ответил бы в соответствующем стиле, но, быть может, даже не так жестко, как Труде с Лашкой, или, наоборот, еще жестче. Здесь вообще нужно неслабо задуматься над тем, почему в этом мире его постоянно пытаются трахнуть в мозги красивые и хитрожопые женщины, но это вопрос какого-то другого дня. Сильвия не просто освободила себя из плена, не просто решила поразвлечься в стиле Шеры, только вообще без спросу, она четко и планомерно делала из него раба, намереваясь выдрессировать себе ручного мастера-шамана. Он бы ее убил. Но сейчас ему банально жалко всех потраченных на нее усилий и халявных системных ресурсов, а еще он очень четко понимает, что убивать вот эту суку предательскую будет откровенной глупостью, истерикой буйного ребенка. Она уже расплатилась за свои действия, что очень иронично, если учитывать то, в каком состоянии он был, промывая ее пропитанный кровавой магией и немертвой силой мозг. Госпожа-хозяйка, что стала жертвой и послушной игрушкой собственного порабощенного одаренного – это, признаться, очень концептуально, прямо постмодерн с нотками нонконформизма. Пожамкав упругую и все такую же немного прохладную, но удивительно приятную на ощупь грудь, поподбрасывав их, словно мячики для успокоения нервов, он вернулся обратно на кровать, собрал свои вещи, одевая их на доселе обнаженное тело, да и пошел прочь из комнаты, а то запах там был еще тем запашком. Чуть подумав,он сжал руку на чем-то невидимом, просто пожелав, чтобы кукла оказалась в руках, тут же приказывая Сильвии следовать за собой, не приходя в сознание. Устроив ее в темном углу уже другой комнаты, он принялся изучать оставшиеся после задания трофеи – те самые расходники, какие Автобогиня выделила на выполнение задачи. В первую очередь, конечно же, кукла: идеально повторяющая внешность Сильвии, полностью подстроенная к ее духу, ауре и телу, состоящая из до конца непонятного ему материала в виде эфирных нитей, столь же эфирного фарфора и его собственной воли, она была инструментом близким к абсолютному. Любой контроль, любые перекраивания мыслей, памяти, ассоциативно-логических цепочек, любые проклятия и смертельные удары, какие не отбить практически никак, даже если защищать ее намеренно станут несколько компетентных и не экономящих силы магистров. Или же, наоборот, накладывание комплексных усилений и духов поддержки на эту куклу и через них на Сильвию, причем еще и с собственными атаками, используя вампиршу в качестве ретранслятора. Если постараться и подготовиться, то он накачает ее так, чтобы ее и магистр-боевик не сразу завалит, а уж убежать у нее выйдет почти точно, если не будут ждать столь сурового сопротивления. Он даже притормозил свои размышления, шокировано оценивая открывшуюся информацию, но нет, все верно: десяток усиливающих аур, поддержка от тотемной структуры, подселенный дух, даже два или три, все сильные, а то и полноценный старший, заточенные в укрепление и боевую мощь, ванночка из заклятой крови, чтобы сделать резерв временно в разы большим, поддержка от территории – если все эти эффекты наложить на куклу, а саму Сильвию усилить отдельно, тогда да, тогда шансы есть. Не особо крупные, но уж удивить даже магистра она сможет, а мастером закусить выйдет без проблем. Поглядев еще немного на куклу, идеально повторяющую позу и движения вампирши, только что двигалась она на месте, не выходя из сферы духовного контроля, он отозвал это творение обратно. Помимо куклы остались еще коврик, просто очень теплый и мягкий, на каком восстановление сил проходит чуть легче, а сам мир духов кажется немного ближе. А еще, пока камлаешь на этом коврике, имеющем форму круга с полутораметровым диаметром, духи охотнее отзываются, но только принадлежащие весьма конкретным сферам. Каким именно догадаться вовсе даже не трудно, ведь дар-то Автобожественный. Еще был флакон с каплей крови, одной единственной, но полнящейся магией, а уж в духовном отражении и вовсе едва ли не гипнотизирующей своей глубиной – эту штуку в условиях задания рекомендовалось споить Сильвии немногим после его завершения. Капля крови очень старого, явно не этому миру принадлежащего и, возможно, до сих пор неживого вампира. Судя по описанию, эта капелька еще сильнее усилит дар к кровавой магии, прибавив парочку единиц к резерву истока, но, что важнее, дарует то самое свойство-сродство, какое позволит намного эффективнее использовать уже имеющиеся умения и таланты. Учитывая тот факт, что Степан во время исполнения задания использовал системное одарение и еще дополнительно вложенную единицу к характеристикам за развратное развитие четвертой стадии... то Сильвия за время промывки ее мозгов коварных прибавила тринадцать характеристик ровно. Да уж, теперь она точно может считать себя высшей, если не по опыту и знаниям, то по голой мощи. Хорошо, что кукла, сама прячущаяся в его духе и тонких телах, вполне может скрываться под плащаницей. Он попробовал и тут же убедился в том, что если наложить плащаницу сокрытия на куклу, то ауру Сильвии тоже скрывает. Быть может, не так надежно, как у него самого, особенно после обретения духовного эха, но и магистр вне собственной башни не сразу такую маскировку пробьет – только если будет искать, если будет очень внимательно и бесцеремонно искать, желательно зная, что именно ищет. Завершал список трофеев новенький охотничий костюм, весьма качественный и выгодно подчеркивающий фигуру, умеренно зачарованный на укрепление и бытовые удобства, причем с расчетом на кровопийцу, а не человека, но не более того. Ему самому нового комплекта одежды не перепало, хотя куртка и рубашка по-прежнему безнадежно испорчены ударом рапиры. Чуть подумав, он отдал приказ через вновь призванную куклу, призвав к себе все такую же равнодушно-недумающую вампиршу и отдал ей флакон с каплей. Выхлестала она ее мгновенно, мгновенно же начались очередные перемены в ее ауре, но вглядываясь в них, Степан понял, что ничего он не понимает. Как, кстати, и в кукле: вещица оказалась до предела сложной и крайне, крайне многогранной. Что уж тут говорить, если ему едва хватало навыков чтобы просто полноценно использовать ее функционал, не ломая при этом артефакт? Да, он понимал отдельные элементы, понимал, что они делают и даже предполагал, как именно это происходит... но не мог даже вообразить, как все это удалось сложить вместе и не вызывать наслоение духовных искажений друг на друга. Предположения были, даже, скорее всего были они верными: юноша ставил на то, что роль прослойки-изолятора играют те самые лоскутки ткани, но это было теорией, а не теоремой, какую он мог бы доказать. Наблюдая за аурой своей подопечной, смотря на нее одновременно сам, через духов, а также через куклу, он примерно осознавал, что именно происходит. Ее кровь становилась старше. Аура не усиливалась как таковая, это не походило на системное одарение характеристиками, нет, здесь что-то более завязанное на ее видовую принадлежность. Сливающаяся с кровью вероломной твари капля древнего ихора, какой и кровью-то выходило назвать с большой оглядкой, передавала часть своей древности крови Сильвии Мальтер, делая каждую каплю этой крови мощнее, более пригодной к созданию кровавых чар, легче контролируемой и выдающей больший КПД при одинаковых затратах. Примерно разобравшись с увиденным, он приказал ей одеться, отметив про себя, как эфирная ткань на кукле приняла вид тех же одежд, что и на немножко немертвой женщине. Снова выключив ее, дав спокойно усваивать дар крови древнего и неместного кровососа, он принялся разгребать все то, что Автобогиня подарила именно ему. Начать решил с жетонов, благо они, хотя бы в теории, могут быть полезны: то же обновление контрактов выручило несказанно, за него одного он был готов потерпеть остальные виды жетонов. В этот раз, что характерно, Степан ошибся – бесполезным и Автобожественным был только один из тех жетонов. «Игнорируемый Оргазм» настигал избранную цель, - красивую женщину, ясное дело, как же иначе-то? - сквозь все защиты и весь самоконтроль, заставляя постепенно возбуждаться, ощущая неизбежное приближение оргазма. Вместе с тем жертва, даже прекрасно понимая ненормальность происходящего, не будет кричать тревогу и приказывать охране найти атаковавшего ее индивида, ну, если речь идет о той жертве, у какой есть эта охрана и какая поймет, что дело в ее состоянии нечисто. Ее сознание само начнет искать отговорки и причины, по какой ей нужно перетерпеть происходящее, не подавая при этом виду, говоря, что все с ней нормально, просто чуть голова закружилась или что-то в этом роде. Только долго у нее терпеть не выйдет, оргазм и возбуждение станут все труднее подавляться и вот, наконец-то, она звучно и бурно кончит, в одиночку или на публике, со стонами, криками и выгибанием тела. Вот после этого она и осознает все произошедшее и атакующего менталиста-приворотника начнут искать с разными нехорошими целями. Ну, начнут в том случае, если есть знания и возможности – одно дело если кончить заставить эльфийскую Верховную Чародейку на балу, а если просто симпатичную пейзанку, то она может и не понять ничего, списать на случайность или еще что-то. Сотня зарядов, отката в применении нет, как и остальных жетонов с мета-воздействиями, хоть в женский монастырь зайди и выстреляй все заряды по монашкам-жрицам. Второе мета-воздействие уже полезнее, оно имело всего один заряд и называлось «Подарок другому Избраннику с дарственным образом-запиской»: можно выбрать один или два своих жетона, пожелав передать таковой еще одному или двум случайным носителям системы этой же или схожей версии. Выберется один из ближайших реципиентов системы, причем расстояние между мирами-вселенными роли не играет, передаст хоть за сто межмировых прыжков, хоть за миллион таковых, все издержки за транспортировку на себя берет система. К дару можно прицепить еще и определенный образ, чтобы получивший понял, какую мысль до него желают донести. Что-то около двух сотен фраз-образов стандартного типа, но можно и что-то свое попробовать добавить. Этакое письмо с прикрепленным смайликом, простите админы за такое сравнение. Самое важное, за что Степан посчитал этот жетон вполне полезным ему лично – за передачу мета-воздействия передавший получает половину шкалы опыта, либо четверть шкалы того опыта. Четверть в том случае, если передача выйдет особенно удачной: с каждым подарком имелся шанс, что его не передаст в дар, а скопирует. То есть, жетон мог остаться у дарителя, но появится у одаряемого и тогда вместо половины шкалы дарителю начислялась лишь четверть, зато уж точно на полную халяву. В любом случае – это минимум половина уровня опыта, причем без малейшего труда и с возможностью избавиться от того, что Степану и задаром не нужно. Даже не особо задумавшись, он выделил два своих жетона, - «Потрясные Арбузики» и «Игнорируемый Оргазм», - вливая их в третий жетон, выбирая опцию активации мета-воздействия. Высветилось образ-окно с просьбой внести послание, так что к сиськотрясу Степан прилепил первое, что попалось из готовых образов: «Не бесись!». Ко второму подарку он попробовал прикрутить мега-эпичное «ПРОДАМ ГАРАЖ», но система этого не пропустила, так что пришлось остановиться на весьма напомнившем ему о Земле и земном интернете: «Ты – гадкий содомит!». Он, правда, потом отдельно уточнил у системной справки, убедившись, что анонимность дара абсолютна и, если ты сам свое имя не подпишешь, а такая опция была, никто не узнает, кто им такие «полезные» дары задарил и, что куда важнее, кто оставил такую многозначительную подпись. Оба мета-воздействия, кстати, не удалились, а скопировались – вот сюрприз-то! С другой стороны, он получил половину уровня от двадцать пятого к двадцать шестому. И да, за время выполнения квеста от Ее Божественной Милфоты опыт рос, словно на дрожжах, достигнув-таки четвертьсотни. И это при том, что само задание не давало награды в виде опыта, вообще не давало! Все только за счет сочетания мирного развития, сложных задач, - два старших духа, мать их, он их еще весьма нескоро звать намеревался, лишь после создания новой поляны-усилителя себе в помощь, - и очень развратного времяпровождения в компании с весьма и весьма неординарной женщиной. В статусе блестели целых три свободных очка, маня его новыми вариантами выбора, а еще раскрылась кнопка, позволяющая выбрать специализацию основного класса. Ничего из этого он касаться именно сейчас не стал, слишком много дел и проблем, слишком важные решения нужно принять. Не стал он и активировать третий и последний жетон с мета-эффектом, просто потому, что этот экземпляр был однозначно наиболее полезным из всех встреченных, кроме, разве что, обновления шаманских призывов. Тоже однократное воздействие, только более материальное проявление оного воздействия. «Разовое улучшение качества и свойств предмета» просто брало и улучшало любой предмет, включая уже очень мощные и сложные артефакты, повышая их уже имеющиеся качества, добавляя новые и убирая различные слабости, если таковые имелись. Даже те предметы и артефакты, какие улучшить в теории невозможно: мета-воздействие клало на теории и законы магического взаимодействия большой и толстый. Очевидно, жетон вполне можно применить на дарах системы, включая особые лоты – усилятся они вполне соответствующе, превращая уже имеющийся читерный артефакт в нечто еще более читерное. Судя по справке эта вещь могла превратить обычный топор, копье или тесак, с каким разве что ополченец в бой пойдет в оружие, достойное зависти благородного и богатого рыцаря. Страшно даже представить, что этот эффект сделает с теми же броне-чулочками от Автобогини. Выражаясь игровыми терминами, - а чего бы и нет, раз у него тут и так игра в прокачку с максимальным реализмом? - жетон повышал грейд любого уже зачарованного артефакта, а если брать не зачарованную вещицу, то сразу два, а то и три. Впрочем, там, где рост от обычного копья ополченца до рыцарского копья мастерского уровня творения, это, конечно, очень сурово, то вот рост тех же чулков станет и вовсе поражающим воображение, создавая реликвию, словно вышедшую из рук уже не профильного магистра артефакторики, какой вложился в создание этой вещи, а не делал на отвали. Это будет уже артефакт уровня архимагистра-архимага, тоже со специализацией на создании артефактов, тоже вложившихся в некую вещь всеми силами и без экономии ресурсов. Первой мыслью Степана было тут же улучшить свою маску, как самый полезный и самый, ну, нормальный из его артефактов. Справка, увы, не показывала, как именно улучшится избранный предмет, да и эффекты улучшения тоже были неопределенными до момента того самого улучшения. Квантовая запутанность, так ее и этак. Собственно, именно это и стало причиной промедления – жетон достался Степану в награду за квест Ее Божественной Милфости, так что он мог получить вторые чулки, только что в форме маски. Впрочем, интуиция, обычная, а не волшебная, утверждала, что как раз в этом случае награда досталась без подлостей и хитрых приколов. Да и название у жетона вполне системное, а не в стиле Автобогини, которая раньше не упускала шанса назвать свои дары вычурно, пошло и раздражающе. С другой стороны, это еще сильнее указывает на то, чтобы подождать и подумать. Во-первых, его маска, конечно, очень хороша и полезна, даже в бою, а уж в мирном развитии она станет еще круче – он с ее помощью двух старших духов призвал, даже не приходя в нормальное состояние сознания! Но теперь, на четвертом ранге системного магазина, он вполне мог подыскать иной артефакт, еще больше подходящий под его требования. Или сделать ход конем и попробовать улучшить тот же браслет, надеясь на «исправление недостатков», какое уберет лишние и опасные для самого Степана свойства безумно сильного и мозголомного, но при этом до крайности полезного творения злобного Автобожественного разума. Это были те мысли, какие нужно думать на свежую голову, точно так же, как и с вложением трех свободных талантов и выбором специализации класса. И потому Степан так и не выбрал, не горело конкретно в этот момент времени. Последняя часть награды была, ну, она была: теперь он мог применять на себя сразу две сделки, правда складывая вместе их длительность, комбинируя воздействие оных сделок, а еще у него появилось два новых варианта выбора в соответствующем разделе. «Напряженный и Замерший» сроком на пять месяцев: при принятии это дерьмо накладывало эффект постепенной парализации при напряжении члена – чем сильнее эрекция, тем сложнее думать, двигаться, колдовать и сопротивляться. Как и обычно, память о сделке исчезает, а разум не видит в приступах паралича что-либо опасное или странное. Вместе с тем, искажение судьбы не дает находящемуся под сделкой попасть в смертельные неприятности, но вот обычные проблемы – это пожалуйста. Потому что те женщины, какие вызывали невольную реакцию тела тут же, на уровне мета-воздействия, поймут, что именно случилось с замершим, а также какую они имеют над ним власть: как только паралич мышц и разума достигнет максимума, находящийся под сделкой кончит и на следующие пять часов станет выполнять вообще все приказы источника его страсти. Вреда ему не причинят, но вот надеть ошейник, заключить контракт или просто приказать ограбить гномий банк и принести им денежки – это запросто. «Нежнейшие Булочки» были практически полным близнецом «Больших и Мягких» - точно те же условия, точно те же искажения сознания и реальности, только вместо сисек в качестве концентратора подавления воли будут ягодицы. Те же яйца, ну, сиськи, только в профиль – как будто бы он собирался применить хоть один из этих вариантов сделки, да-да, давайте их все сюда. - Итак, с приятными и не очень дарами закончили. – Сам себе сказал Степан, меряя побитый трактир шагами и напряженно думая. – А теперь переходим к просто плохим новостям. Во-первых, он чрезмерно задержался в этом месте и при этом изрядно наследил – два камлания старшим духам, такое даже его мохнатым шариком не сразу уберешь, разве что сильно-сильно смажешь картину, он специализировался на затирании мелких и малозаметных, но трудноудаляемых следов и духовных отпечатков, а не на мощных ритуалах. Во-вторых, Степан упустил возможность исправить память тем охотникам на вампиров, какие видели его в деле, пусть и больше по последствиям. Да, его лицо скрывала маска, голос она тоже исказила, да и защитные духи и выпущенная из тела призрачная дымка скрадывала фигуру и возраст, но все равно очень неприятное нарушение анонимности. Теперь же они явно успели отойти очень далеко, духи-следящие, каких он оставил за ними приглядывать выработали свой ресурс и ушли, а призывать новых и навестись по образам их тонких тел потребует времени. Стоит учесть наличие у них лошадей, а также то, что они, Степан был в том уверен, будут лошадей гнать со всех сил, стремясь убраться от стремного шамана в зловещей маске, пока он обратно у них трофейные головы не забрал. Высока вероятность того, что они уже успели не просто добраться до какого-то города или поселения, но и распустить слухи о собственном успехе. Затереть или подправить память троим – это не то же самое, что повторить такое с кучей народа, про какой ты вовсе не знаешь и не имеешь их духовных образов. Нужно искать тройку, лезть к ним в головы, искать тех, с кем они поделились инфой, проверять не наделали ли они записей в дневниках, а после искать тех, с кем они говорили уже по образам из чужих разумов. Еще возможно, но настолько геморрой, что проще просто плюнуть и свалить из этих Бздов, для гарантии подпалив здесь все с четырех концов, оставив только очищенную Поедающим Память выжженную проплешину да каменную братскую могилу. Имени он им все равно не называл, лица не показал, связать «просто ученика» Панна и жуткого старшего шамана в маске нельзя, вот и ладно, пусть так и будет. Еще – очень важно. Его новая союзная единица, какую так и тянуло, благодаря способу контроля, назвать более оригинально, например, куколкой, была слишком выгодным активом, чтобы его не использовать. С помощью влияния на нее он вполне может надежно устроиться в Дантмарке, причем так, чтобы иметь за спиной поддержку не только финансовую, какая ему не нужна, но именно ресурсно-общественную. Да, напрямик Сильвия его защищать не может, да и не станет он ей приказывать чего-то настолько подозрительного и выбивающегося из характера и образа, но просто подсказать, свести с нужными людьми, дать рекомендации – это уже куда больше, чем у него было, больше, чем он даже мечтал обрести. Конечно, стоит помнить о необходимости держать плащаницу на кукле Сильвии, а если этой возможности не будет, следить за тем, чтобы она сама скрывалась. Маскировать ауру вампиры умеют, особенно в ее возрасте, показаться слабее, чем она вдруг стала, ей не такая уж сложность. С учетом влияния куклы она не только сама маскироваться будет, но еще и не будет осознавать, что стала вдруг сильнее и теперь маскирует именно факт роста силы. А еще нужно помнить о том, что это Сильвия рационализирует себе любой приказ и действие, если он что-то в ее голову вложит, а вот ее гнездо и союзники – нет. Ему не нужно, чтобы вероломную суку попробовали если не спасти и освободить, то просто сместить и прикончить, особенно учитывая истерию, связанную с Большим Шмоном. Он особо в голове кровопийцы не копался, но знал, что ищут некоего мастера ментальной магии, какой чем-то очень наступил всем на хвост настолько мощно и с фантазией, что там не мастера, а магистра минимум давать нужно. Может ему и дадут. А потом догонят и еще раз дадут. Нет-нет, только максимальная естественность и обитание сугубо на заднем фоне, хоть бы и в роли одной из средней важности сошек под Сильвией Мальтер ходящей. Как раз для сильного и полезного, но не выдающегося ничем, кроме молодости, ученика это и подойдет. Кивнув своим мыслям, юноша принялся действовать через куклу, создавая нужный сценарий и позволяя отточенному и богатому на воображение разуму Сильвии достроить остальные мысли. Хотелось еще трахнуть ее напоследок, будучи уже окончательно в своем уме, но времени и так было потеряно слишком много. Хотя силы, конечно, были, как и желание, чего уж там. Вместо того, чтобы снять с этой красивой и коварной твари ее новенькие штаны и нагнуть заразу прямо на одном из уцелевших столов в разнесенном сражением обеденном зале, он проводил взглядом кровопийцу, навалившую на себя довольно тяжелый баул с оставшимися после гибели Эдварда трофеями, пообещав устроить себе выходной в ее компании в далеком будущем. Все-таки хороша, сволота, как есть хороша, пусть даже не совсем живая, но не вызывающая омерзения уровня полноценной нежити, особенно после того, как их ауры столько раз были в близком контакте. Правда, по ее воле этот контакт был исключительно односторонним, весьма унизительным и нигде не добровольным. На секунду задумавшись, юноша застыл, борясь с соблазном воспользоваться своей властью в пошлых целях, борясь с собственной ответственностью и пониманием нехватки времени. Борясь и проигрывая, истово желая не столько насладиться ее красотой, идеальным телом и тем удовольствием, какое это тело могло предложить, сколько стремясь закрыть гештальт и преодолеть внутреннее сомнение, даже травму психологическую. Сначала его поимела сама Сильвия, презлым отплатив за предобрейшее, а потом его поимела, пусть и в целях спасения, Ее Милфейшество, за что он ей даже искренне благодарен. Вот только в обоих случаях он был так, наблюдателем, а не тем, кто, ну, имеет. И как бы приятно ему ни было в объятиях чужой воли, - кровопийца, несмотря на унизительность ее подхода, вполне позаботилась о том, чтобы жертве было хорошо, - он все равно отчетливо осознавал, что это была чужая воля. - А почему бы и не да? – Сам себе задав вопрос, Степан точно так же самостоятельно на него отвечает, уже приняв решение и не став ему сопротивляться. – Вот потому и да. Выхватив из пустоты, а на деле из собственного духовного кармана, пришитого к сути своей эфирной нитью, злополучную куклу, юноша на некоторое время замер, активируя нужные команды и вложенные цепочки образов. На деле ему хотелось на некоторое время вернуть Сильвии контроль над разумом, но не телом, чтобы она на практике ощутила все прелести своего нового положения. Хотелось, но он этого делать не стал, причем не из-за морального вопроса, а просто потому, что рисковать не хотел. Да, шансы на то, что получившая свободу мыслей, но не контроль над телом и аурой, Сильвия сумеет хоть что-то ему сделать стремятся не к нулю, но к отрицательным величинам. И это не учитывая того факта, что ему, для переключения его несостоявшейся Хозяйки в один из послушных режимов, хватит одной только мысли. Но все равно рисковать не хотелось – что может быть веселее, чем оказаться в объятиях злого на тебя вампира с раскачанными статами и кучей опыта, самому будучи голым и без призванной свиты? Нет, он, ясное дело, найдет кучу вариантов того, что может быть хуже, но суть ведь не в том. Вместо мелочной и не нужной ему самому мести, он применяет немного иной подход, пробуждая равнодушно стоящую с тяжелым баулом на хрупких плечиках женщину из транса и неподвижности, давая ей отложить свои трофеи в сторону, потянуться, разминая тело, осмотреться, поглядеть на него самого, хищно и страстно при этом улыбнувшись, и проигнорировав наличие куклы в его руках, как и любые иные не схождения с нормой вообще. Ее улыбка сейчас совсем не пугает, она действительно умеет быть милой, очаровательной и обманчиво спокойной, ведь именно так она его и обманула, выиграв время на то, чтобы ее кровавая магия успела подействовать, сломив волю и сопротивление шамана, даже не дав ему понять, что его волю ломают. И все равно злиться на нее не выходило, причем не от того, что она такая красивая и желанная, а от осознания ее падения, потери ей любого контроля над собой, а значит и любой ответственности за содеянное – она буквально поменялась с ним местами, стала тем, что хотела сделать с ним. За что теперь на нее питать мстительную злобу, в чем смысл всяких унижений? Ему максимум немного обидно за собственную глупость и доверчивость, да еще за очередной урок недоверия, какой ему преподали. Тем временем, оглядевшись и осознав свои новые, такие естественные и не требующие обдумываний, намерения, Сильвия повернулась к стене, наклонилась, невероятно манящим движением стягивая с себя облегающие штаны, обнажая белоснежные ягодицы и полное отсутствие белья, а после оперлась на стену, выгибаясь и выпячивая свои прелести еще сильнее. Полуобернувшись к нему, она окидывает его жадным и томным взглядом, властно и с полным осознанием своего превосходства, все еще считая себя Хозяйкой как положения, так и самого Степана. Разубеждать ее в этом он не видел ни причины, ни желания – для ее личности контроль всегда был краеугольным камнем, как и для любого кровососа вообще, причем, в первую очередь, контроль самой себя и своих порывов. Подобным образом и ее саму контролировать куда проще, значительно легче внушать идеи, пока она сама считает их своими. - Хватит смотреть, зверушка моя. – Покачивая бедрами и пылая от холодной, выверенной и жадной страсти, произносит Сильвия, отдавая необоримой силы приказ. – Твоя хозяйка желает ласк, так встань и дай их мне, немедленно! Разумеется, он этот приказ исполнил с готовностью и покорностью, с чего бы и не исполнить, если он сам его в ее голову вложил. Войти в нее, податливую и требовательную одновременно, было неоспоримо приятным действием, особенно вот так, когда он уже в своем разуме. Когда можно действовать по своей воле, по этой же воле агрессивно и даже жестко сношая опершуюся на стену предательницу, какая, не скрывая удовольствия, стонет, раз за разом требует еще и еще. И, конечно же, получает удовольствие сама, неестественно много удовольствия, как от самого осознания ее над игрушкой своей власти, так и от контакта ауры, так и от излившегося в ее лоно семени. Стойкость ее тела, частично неживая природа и очень высокая телесность позволяли ей испытывать оргазмы так часто, как того хотел Степан. Там, где живая женщина могла свалиться без сознания от переизбытка чувств или обезвоживания, она продолжала и требовала от него продолжения. Требовала брать ее в оба отверстия поочередно и без пауз, требовала выливаться в нее и на нее, в лоно или задницу, на бедра или на лицо. С полной превосходства усмешкой она позволяет покрыть бледную и массивную грудь свою разводами семени, слизывая кажущееся еще более сладким лакомство, чтобы следом уложить не сопротивляющегося Панна, ее раба и зверушку, на спину, оседлать его верхом и уже самой вознести до новой вершины. Позволяя при этом касаться ее, гладить, сжимать, выкручивать соски и шлепать по громадным сиськам, не чувствуя ничего, кроме наслаждения и радости от того, насколько сильно ее игрушке нравится лапать свою Хозяйку, насколько глубок ее над ним контроль. Она стонала, порою кричала, говорила, приказывала трахать ее, приказывала вообразить, что она на самом деле покорная семенесоска с промытыми мозгами, какая даже не осознает своего падения, и ей, от этой глупой и невозможной фантазии, становилось настолько хорошо, что от удовольствия закатывались глаза и невольно раскрывался рот, высовывался язык, а мозг словно бы становился размером фасолину, переставая думать мысли и застывая в потоке удовольствия. Не обращая внимания на то, что игрушка уложила свою Хозяйку спиной на пыльный пол, приказала закинуть ноги за голову, - а Хозяйка и сделала, сразу же и без мыслей в голове, - а после снова начал драть ее, то в щель, то в зад, в последний раз спустив на мило улыбающееся лицо, даже во время извержения, когда его покрывало разводами семени, не потерявшее того выражение, какое бывает на светском рауте или важной встрече с переговорами. Устало дышащий Степан еще некоторое время лежал на ее прохладном, но все же разгоряченном прошедшими упражнениями теле, восстанавливая выносливость и сам себе удивляясь тому, как его накрыло. Сильвия и так была невероятно желанной, совершенно не зря потратившей гору монет у местных пластических хирургов прямо перед обращением, но его власть над своей несостоявшейся владелицей служила лучшим афродизиаком из возможных, куда там любовным зельям. Невольно закрадывалась мысль о том, что нелегко оставаться людьми местным менталистам, какие с подобными соблазнами живут практически постоянно, в любой момент имея как минимум теоретические шансы понравившуюся им особь взять себе. Всю. Целиком. Без остатка. На ум внезапно пришел тот самый таинственный Мориарти, вроде как мозгокрут по специальности: вот кто-то и не выдержал того соблазна, а теперь отвечает за отсутствие выдержки тем, что его ищут так, будто он золотой запас какой-то страны своровал или любимую ангелицу какого-то боженьки обесчестил. Надо будет, кстати, узнать все-таки, за что его на деле ищут, а то сколько раз не натыкался на слухи, а все никак не доходят руки до копания в этом вопроса. С другой стороны, а какое у Степана вообще отношение к чужим грехам и грешкам, чтобы в них разбираться? Охотником за головами он становиться не намеревается, тем более, что конкретно с этой охотой у него будет уже столько конкурентов, что как бы охотники друг друга гасить не начали. Да и вообще, где Степан, а где этот Мориарти? Они ничем не связаны, у них нет общих интересов, конкретно именно этот урод моральный ему нахрен не сдался. В общем, пусть его ищут, пусть находят или не находят, а Степана это все не волнует и не касается. Встав со своей любовницы и партнерши, какая скоро станет его ключом к местному социуму, он поглядел на балдеющую и продолжающую ласкать свою грудь Сильвию, а после отдал приказ, голосом, а не через куклу, разнообразия ради. - Вставай, пора собираться и сваливать из этой дыры. – Еще бы пнуть ее под зад, но тут встряло хорошее воспитание и просто нежелание развивать у себя настолько грубые привычки. – Оденься, очисти себя, максимально качественно и полностью, очисть одежду. Потом забирай вещи и вали своими путями. - Ты как с Хозяйкой разговариваешь, милый? – Игриво и без злобы, считая его слова лишь тем, что она сама позволяет ему в рамках контроля, спрашивает кровопийца. – Давно не вылизывал мой цветок, моля о прощении на коленях? Или так давно не спускал семя мне на лицо? Будь у меня больше времени, я бы обязательно чуть подучила тебя манерам, но, раз уж оное время подгоняет нас подобно плети надсмотрщика, то обойдешься на этот раз словами. Вот, погляди-ка на мою грудь, м? Видишь, как она подпрыгивает? Когда я уйду, тебе останется только мечтать о том, чтобы вылиться на них еще раз. Ты забудешь о нашей встрече, но этот образ, этот сладкий образ будет с тобой и станет сводить тебя с ума от страсти, мой хороший. Считай это наказанием за дерзкий язык свой и не сомневайся в том, что этим же языком ты свою вину искупишь чуть позже. Под эти слова она, закончившая одеваться, убравшая пыль с одежды, снова завязавшая волосы, очистившаяся от всех следов занятия любовью, Сильвия покинула едва держащийся целым трактир и, как только вышла за дверь, вовсе забыла о своей игрушке, словно его никогда и не встречала. Легко удерживая трофейный баул на спине, она переходит с неспешного шага на бег, пользуясь буквально напичканной силой и кровью аурой, быстро достигая леса и растворяясь в нем под лучами понемногу заходящего солнца. Держащий ее куклу в прямом контроле юноша на саму Сильвию и не смотрел, доводя до нужной кондиции ее сознание. Встряхнув головой и прогнав из той головы лишние мысли, он в последний раз убедился в том, что версия событий в голове роковой вампирши не получила слишком сильных расхождений: попала в плен, кто-то прибил Эдварда и его немолодую команду, она успешно скрылась в собственной темнице и переждала, благо никто особо не искал ничего, поскольку убийцу или убийц, каких она видеть не видела, интересовали только вечности старого кровохлеба, да и ушла, пока саму не прибили. К тому моменту на руинах Бздов оставались только обгоревшие остовы домов, ничего более. Очень опасная версия, какая может вызвать вопросы, но, здесь важны две детали. Во-первых, мир все равно узнает о гибели столь важного кровососа от духов неизвестного шамана, просто за счет сваливших в туман охотников, какие даже если очень постараются, не сумеют убедить публику в том, что убили зловещую тройку именно они. Силенок бы не хватило даже при самом выдающемся везении. Во-вторых, никто ведь не говорит, что Сильвия Мальтер будет распространяться о том, как она нашла Эдварда и как он помер, да и трофеи эти она и сама не станет светить еще год минимум, просто чтобы улеглось все, как не станет распространяться и о своем пленении. Много узких моментов, это факт, но, если не трепать языком самому, если трепать им не станут птенцы Сильвии, какие у нее под каблучком и выползти оттуда не могут, - в это верит сама кровопийца, но вот Степан обязательно проверит, - если удастся провести нормальную зачистку местности... сработает. Должно сработать. Кивнув еще раз, он окончательно собрался и принялся камлать своих стирателей, чтобы собрали все следы, все капли крови, все пятна иных телесных жидкостей и все такое. Работы предстояло много, очень много, но он никогда не боялся именно работы, только проверки ее качества. Потому что судьба, как и Родислав Гастольдович Янин, никогда не стеснялась недостаток качества проработки материала показать наглядно, ткнув Степана лицом в совершенные ошибки. СТАТУС СТЕПАНА НОРМАЛЬНОГО НА МОМЕНТ КОНЦА ШЕСТНАДЦАТОЙ ГЛАВЫ: Имя: Степан Уровень: 25 Класс: Старший Шаман Специализация: [выбрать] Характеристики: (свободных: 0) Таланты (свободные): 3 Телесность: 2 Сенсивность: 11 Мощь: 7 Контроль: 5 Исток: 5 Дух: 13 Сопротивление: 1 Поглощенные знания: устная и письменная речь: Вольные Города, академический Нейтар, Островное Королевство; мастерская практика камлания; продвинутые мастерские практики духовного диалога; отшельник дикой природы; продвинутые основы работы с исцеляющими духами; продвинутые развитые методики наложения шаманских приворотов (ДАР); продвинутые базовые методики навеивания и коррекции снов (ДАР); развитая практика боевых камланий; продвинутые базовые методики взаимодействия с магическими истоками; развитые методики противодействия проклятиям; продвинутые базовые основы быстрого камлания; развитая практика духовного оперирования; мастерство элитного боевого камлателя; продвинутые основы духовного торга и контрактных договоров с инопланарными сущностями; развитая практика удаленного контроля духовных сущностей; начальные методики преподавания магических наук; базовые методики тантрических практик; развитые методики территориальных воздействий; основы работы с тотемами; продвинутые базовые методики построения оборонительных массивов; развитые методы духовного странствия; продвинутые базовые навыки духовного конфликта вне физического тела; мастерские методики суггестивных воздействий на основе шаманства (ДАР); методы агентурной работы; мастерство кукольно-энвольтивной магической практики Малые знания: контракт со старшим духом: Сонный Веятель (ДАР); контракт со старшими духами: Пелена Касаний и Творец Решений (ДАР); контракт с сильным духом: Едок Хворей; защита искажением преддверия сфер; контракт с сильным духом: Чееш’шшуйа; контракт с сильным духом: Веселый Молочник; контракт с сильным духом: Скрадывающий Отблеск; контракт со старшим духом: Радость Волн; контракт со старшим духом: Вишпли-Швалстпрахтматт; контракт со старшим духом: Поедающий Память; проклятие запирания путей Обретенные свойства: благословения здравия и долгих лет; крепость духа; высокая стойкость тонких тел; небольшая метка плеяды духовных сфер; духовная плащаница высшего аурного сокрытия (ДАР); гибкая трансформация духовного тела; отметка опавших листьев и черных корней; тантрический духовный очаг; признание творцов страстей и плетущих чувства (ДАР); наследие в крови и духе (ДАР); лоскутное духовное эхо (ДАР); множественность духовного осознания; небольшой духовно-энергетический оберег Системные модификаторы: мирное развитие IV; выдача системных заданий III; развратное развитие IV (ДАР); доступ к системным покупкам IV; небольшое системное дарование характеристик; темпоральная осознанность IV; обновление резервов IV; восполнение жизни IV; принятие системной сделки с покровителем (Лиарат си Мерриналь, Владычица Даров и Дарами Одаряющая, верная слуга Иннелас Иннелай); создание группы I Выполненные Сделки: - Доступные Сделки: Милый и Невинный; Сладкое Влечение; Большие и Мягкие; Напряженный и Замерший; Нежнейшие Булочки Наградные Жетоны: Потрясные Арбузики (100); Равнодушная Куколка (3); Игнорируемый Оргазм (100); Разовое улучшение качества и свойств предмета (1) Особое: Благословение Лиарат си Мерриналь, Владычицы Даров и Дарами Одаряющей, верной слуги Иннелас Иннелай: вероятная выдача дополнительных талантов при повышении уровня; выдача специфических системных заданий с повышенной наградой; метка судеб: Сингха, дочь Маеги, и Маега, дочь Маэдры; скрытые эффекты Это, наверное, самая долгая глава Бубна, какую я вообще писал, а сравнима она разве что с «Прощением» и «Прощанием» в третьей части Незваного. Авада от такой вот попытки сесть написать максимально простую и проходную главу едва не сменил никнейм на «Шынгыс». Закончить же главу я решил небольшим фрагментом ЛОРа, какой, как и всегда, может быть всячески заретконен Бринаром на правах владельца мира. Итак, в этот раз, как можно было догадаться из сюжета главы, речь пойдет о кровосисях, а также об их философиях-доктринах, какими Сильвия ездила по ушам Степану, одновременно вскрывая его естественную защиту от кровавого резонанса. Итак, поскольку само произведение происходит в мире хентайной природы, - да-да, это именно тупой хентай, а не темное фентези, все претензии к Бринару, - то и вампиры здесь весьма и весьма живые, хоть и не совсем. Они боятся серебра, не дышат, их отражение в зеркале не совсем нормальное, лишенное глубины, оставляя только картинку, а тела их ощутимо прохладнее нормы. Но при этом они могут ощутить вкус человеческой пищи, им приятны касания, они даже вполне могут, - и любят! - заниматься любовью для получения удовольствия. В их сущности словно стоит определенная перемычка, какая позволяет менять то, как они ощущают мир – как живые, или как мертвые. В бою или при получении травм, а также при нехватке кровавого запаса, кровопийцы практически нечувствительны к чему угодно, кроме гнева, ярости и собственной жажды. Исключения составляют только весьма специфические трюки, молитвы жрецов, удары серебром или специальными противонекротическими чарами, а еще ментальными ударами. Но, если вампир сыт, спокоен и благодушен, никто не мешает ему вспоминать живую молодость и сношать понравившуюся красавицу или красавца. Все необходимые жидкости и смазочные материалы у них в таком состоянии выделяются, пусть даже чрево вампира не может выносить дитя, а семя не сможет это дитя породить. Хотя во втором случае бывает всякое, но это уже тема для нового лорового послесловия. Сами по себе кровопийцы довольно сильны, но их сила заключается в трех китах: опыт, кровь и скорость. Очень долгая жизнь, как Степан сам в главе отмечает, сделает элитным фехтовальщиком или искусным интриганом хоть бы и полное бревно, иначе оное бревно долгую жизнь и не проживет. Кровь для вампира – буквально все, и резерв магии, и запас жизненной силы, пока есть кровь он может разгонять свои характеристики, особенно телесность и сопротивление, создавать кровавые чары, регенерировать и вообще соображать. Голодный вампир не думает, он либо пытается добыть крови, либо впадает в кому-спячку. Птенец из такой голодной комы не выйдет, скорее всего, но древняя или хотя бы высшая тварь – эти могут и век-другой на сухом законе пролежать, пока над их могилой кто-то вены себе не вскроет или пальчик не порежет. Скорость же является тем, что позволяет даже более слабым в аурном плане вампирам создавать проблемы для всех, кто столкнется с ними без подготовки и поддержки. У магов есть способы выйти на сравнимую или даже равную скорость, как не быть, но они тяжелы, затратны к резерву и травматичны – тот же разгон мышления за счет духовного тела от Степана. А вампир на такой скорости постоянно, причем может в любой момент еще сильнее разогнаться, начав тратить запас алой капели. Скорость движений, скорость ударов и скорость мыслей – вот что делает их опасными для кого угодно, особенно высших или тех, кто к вышине приблизился. Вот птенцов разной степени возраста, их выпилить и поймать куда проще, именно такие вот птенцы, оставленные по приколу, выпнутые из гнезда, намеренно обращенные и засланные в людские земли с целью устроить террор – именно они составляют основной процент добычи охотников за вампирами. В то же время выпил уже опытного, хотя бы полсотни лет прожившего под алой капелью ублюдка – вот это уже маленький праздник и повод для гордости. Дохлый Эдвард и его любовница-подручная – праздник уже не маленький и вечное уважение среди охотников всей Конфедерации и за ее пределами. С высокой вероятностью посмертное, но это уже частности. В социуме этого «тупого хентайного мира», кровопийцы занимают самые разные роли, но эти роли редко бывают действительно крупными, если речь не идет о древних владыках из городов падшего севера, но даже там большей мерой правят полноценно неживые, а не вампиры, застывшие ни там, ни тут. В среднем их гнездовое влияние сравнимо со средним же аристократическим родом, как у представленной в главе Сильвии Мальтер, причем у нее еще все очень хорошо вышло, прекрасно удалось устроиться, стать полезной и нужной. В большей части случаев у ночных главарей именно власти и влияния даже больше, чем у вампирского гнезда, особенно если речь идет о ком-то вроде Ночной Хозяйки Морграфа. Собственно, сам факт того, что именно людей и нелюдей из теневых гильдий принято называть ночными хозяевами, а не кровопийц, ярче прочего свидетельствует об этой ситуации. Теперь же о доктринах, иначе называемых учениями: следование одному из них не абсолютно, многие кровопийцы удачно комбинируют эти учения, выбирая себе по вкусу. Точно также нет определенного канона в соотношении того, как развиваться и «прокачивать» свою кровососущую тушку. Да, адепты одного из учений будут чаще склоняться в определенную сторону развития, выбирать те или иные подходы к магическим и не очень дисциплинам, но в сути своей учение – это не путь крови из Мира Тьмы, а именно что философия, пусть и покрытая налетом сакральности, таинства и мистики на уровне какой-то Кровавой Библии. Всего выделяется не так уж и много этих основных течений, а также некоторое количество оных течений послабее, с меньшим количеством поклонников. Я постараюсь их перечислить, но это, разумеется, не полный список и не полное описание. За полным придется идти к самим обитателям плоского хентайного мира. Учение Сейшмасшастасс, как бы это ни было иронично, считается, и не зря, самой популярной и самой распространенной на территории вообще всего мира и среди бывших людей-людишек. Иронично потому, что основателем этого учения, той самой древней тварью, какая назначила людей скотом, а вампиров – волками, что скот этот забивают, а также пастухами, какие держат стадо в стойле, был ящеролюд. Ну, тут по имени основателя несложно догадаться. Чешуйчатые весьма редко проходят через обращение, им сложнее обратиться и сохранить при этом разум, вот и нет ничего странного в том, что большая часть кровопийц этой философии чешуи не имеют. Именно это течение есть основным для немертвых владык севера и немалой части иных древних кровопийц, именно они обучают молодняк, именно к ним тянутся те, кто обучился сам. Тянутся, получая в ответ знания, помощь, учителей и, разумеется, задачи и обязанности. Например, именно на таких вампирах висят те самые, упомянутые во главе, сети влияния северных мертвецов, причем не только вампиров. Собственно, вампиры, в отличие от личей и разумной призрачной нежити, отличные инфильтраторы, на чем и живут, выживают, а временами процветают. Суть учения в превосходстве причащенного над смертным, в том, что нужно внушать ужас, пить, по возможности, до дна, карать за непослушание, не давать звать на помощь и все такое. Как описано во главе, эти ребята предпочитают захватывать власть над каким-то глухим углом, причем незримо и незаметно. Неважно, превратив местного лендлорда в раба, напоив кровью из жил своих, подкупив его обещанием обращения или вовсе взяв в заложники его семью. Взятку опять же можно дать. Власть вампиров не публична, никто про нее не говорит, тел, опять же не остается, и потому люди часто живут в атмосфере страха и тревоги, с постоянными пропажами, жесткими действиями властей и риском просто исчезнуть по дороге домой. Но никто не находит на улицах обескровленные тела – это непрофессионально, не эстетично и просто топорно. Те же рабы крови, какие о вампирах знают, живут буквально в ошейниках, либо подчиненными, либо просто запуганными, не покидая своих темниц-покоев и живя лишь для того, чтобы отдать жизнь господам своим. Большую часть пропавших как раз в камеры и сажают, пьют некоторое время, а когда здоровья уже не хватает, аура начинает изнашиваться, выпивают полностью и похищают новую скотинку. Очевидно, этот подход, несмотря на жесткость и жестокость, очень неплохо позволяет себя чувствовать, если все делать верно и правильно, если списывать пропажи на залетных людоловов, на лютующих татей и зверье, на происки конкурирующих группировок или все это вместе. Вычислить и найти таких индивидов не просто, они отточили умение скрываться в тенях и захлестывать свой контроль над «ширмой» тем или иным способом. Самые мощные и состоящие из опытных кровопийц гнезда вполне могут устроиться и в крупном городе, годами не показывая себя, скидывая свои действия на внутренние конфликты и залетных беспредельщиков. Основное оружие их – тайна, страх, власть и осторожность, как и подобает хищному зверю. По этой причине они привыкли развиваться одинаково сбалансированно во всех направлениях, искушены в боевых трюках, в инфильтрации и устранениях, в притворстве и тихих операциях. Учение Лиранмил и Крайзмарда родилось из союза и дальнейшего развития того союза сразу двух гнезд кровавых, какие практически одновременно пришли к единому мнению. Злые языки, преимущественно из рядов ребят пунктом выше, поговаривают что плутовка Ларинмил, вышедшая из случайно брошенных птенцов, а не обращенная кем-то из великих, просто и незатейливо приворожила своего более древнего и могущественного союзника, промыв ему мозги своими прелестями, но это явные враки. В конце концов, у нас тут темное фентези с кровищей и нежитью, а не хентайная херня какая-то! Кхм. Так вот, согласно этому учению со смертными враждовать не стоит, с ними нужно жить в симбиозе, забирать крови поменьше, зато и почаще, сравнительно спокойно выживая и развиваясь, разветвляя свои сети и маневрируя между группами интересов. Эти ребята, как в главе тоже намекалось и говорилось, не избавлены от контроля со стороны владык немертвых, но этот контроль куда мягче, а свобод побольше, как и публичности. Суть учения в том, чтобы встроить себя в социум таким образом, что вампиры становятся его константой. Быть может, не публичной, не официальной, но постоянной и оттого стабильно присутствующей, то прогибающейся, то отвоевывающей часть свобод, чтобы прогнуться под кого-то еще немногим позже. Именно адепты этого учения являются самыми богатыми, самыми информированными и влиятельными из кровопийц, если речь идет о влиянии на мир смертных. В некотором роде они играют роль неофициальных дипломатов между миром живых и мертвых, интригами и магией прокладывая себе путь в течениях алой капели. Анонимности у них куда меньше, чем у ребят из пункта выше, многие о них знают, многие догадываются, много получается рисков, часто приходится бежать или залегать на дно. Зато, если все делать верно, их реально не трогают, даже если знают о них – пьют они только собственных слуг и очень редко до дна, убивать не любят, всегда готовы принести выгоду и себе, и партнерам, к ним можно обратиться за многими вещами или выйти через них же на кого-то из древних, если нужно все-таки пообщаться. По вполне понятным причинам эти ребята слабее в прямом бою и вообще оного боя не любят, среди них очень много красавчиков и красавиц, - причем последних больше, чем первых, - а проблемы и конфликты они решают словом или вовсе чужими руками. Вплоть до того, чтобы нанять группу охотников на вампиров и спалить раздражающего конкурента вместе с его гнездом. Ну, неофициально, ясное дело, нужно ведь соблюдать приличия. Тем не менее именно эти ребята традиционно лучшие в кровавой алхимии, морокам с иллюзиями, а также в подчиняющем кровавом резонансе, что нам и показала последняя глава. Да, они миролюбивы, не идут на конфликты и обманчиво мягки, отчего многие из их партнеров и союзников на них особо и не давят, даже не подозревая откуда у них появилась уверенность в безопасности и миролюбии хищных неживых тварей, питающихся кровью. Учение Крхмара, Жнущего Урожай, является третьим по степени популярность учением-философией, а также самым не толерантным и отмороженным из этой тройки. Произошедшее от древнего выродка, какого когда-то прокляла сама Гайя едва ли не лично аватарой, отчего он и вынужден был стать кровопийцей, чтобы просто нормально существовать, это учение не предполагает соседства со смертными в сравнительном мире, не предполагает оно и охоты на скот, нет. Это учение утверждает, что смертным пора объявить войну и держать их подобно скоту не фигурально, а буквально, с концлагерями, разведением особо вкусного приплода, превентивным устранением всех опасных, массовым лоботомированием и кровавым патронажем, а также испиванием до дна тех смертных, какие скоро начнут стареть, чтобы экономить на их содержании. По вполне очевидным причинам такие индивиды выживают преимущественно поближе к мертвому северу, где буквально берут под тиранию-диктатуру какое-то племя или племена, ходят в набеги за рабами-кормом, поддерживают связи с особо небрезгливыми людоловами и служат немертвым владыкам в качестве рейдеров, службы безопасности и, по совместительству, эскадронов смерти. Традиционно сильны вообще во всем связанном с магией и кровавой властью, умеют и в полоскание мозгов, и в алхимию, и в боевую магию, и в скрытность с тихими операциями: а хера ли бы им не уметь всего этого, если такие гнезда напрямую раскармливают и тренируют под патронажем тех самых неживых правителей, каким нужны мобильные и самостоятельные отряды элитной гвардии? Только, по тем же самым причинам, особо набирать число и силу таким ребятам не дают, просто из перестраховки. А то они, в порыве фанатизма, начудят такого, что остальной мир, чего доброго, решится все же сходить на север еще одной войной, только теперь с целью все же снести древние некрополи до последнего кирпича вместе с катакомбами-лабораториями и прочей инфраструктурой. Помимо прочего, эти ребята очень даже любят плотские утехи, не меньше прочих, а имеют их куда больше многих, ведь у них получается вполне официально содержать свои гаремы-столовые, закупаясь рабами-рабынями или просто похищая их, если захотят. Потому, среди остальных течений, эти ублюдки имеют репутацию тех еще развратников и коллекционеров красоты, причем почти никогда не садистов. Создатель их течения вообще не любил страданий и боли, - следствие того самого проклятия, каким его порадовала Гайя, и какое возвращало ему боль каждой жертвы, помимо прочего, а то ведь до проклятия он зажигал просто адски, - а потому убивают свой скот они совершенно безболезненно и никаких снятий кожи или кровавых вакханалий не устраивают. В отличии от ребят из первого, а то и второго пункта, кстати. Учение Сахир-Ванай распространено не особо сильно, в первую очередь на территории Халифата, причем практически полностью этой территорией и ограничиваясь. Эти ребятушки очень тесно связывают свое существование едва ли не с религиозной доктриной, считая себя проводниками кровавой воли самой судьбы и всех богов сразу. Они молятся не то самой концепции жизни и смерти, считая себя замершими между этими состояниями жрецами, не то первому из вампиров вообще. Пусть даже давно и научно доказано теми же историками эльфийскими о том, что вампиры возникли не от какого-то Первого Из, а в следствии исследований некромантов, причем в нескольких вариантах трансформации изначально и почти независимо друг от друга. Пусть и так, но какие-то трюки, малообъяснимые каким угодно способом, у этих фанатиков есть. И объяснить их способности проще всего именно фрагментарными и очень странными жреческими чудесами, пусть даже и работающими на крови в качестве топлива, вместо стандартной веры и магической силы. Число их невелико, своего пика они достигли при Рейтсаре Отступнике, ведь немало из их гнезд величайшего мага пространства в мире поддержали за его атеизм-антитеизм или из иных причин, но, после гибели оного Отступника и большей части поддержавших, они привычно откатились обратно в тень, правда, в изрядно сократившемся количестве. В своих подходах совмещают первую и вторую из доктрин, на конфликты не нарываются и предпочитают отступить, затаится, скрыться. По слухам, имеют какие-то контакты с ковеном Детей Пустыни, ведя с могучими ведьмами какие-то свои делишки. По тем же слухам, имеют в Великой Пустыне свои собственные ручные племена, какие дают им кровь в обмен на защиту, службу в обмен на покровительство, а также новых птенцов, взамен выбитых старых. Кто знает, может быть они понемногу и восполняют свое число, готовя какую-то очередную страшную хрень. Четкой специализации они не имеют, как и особо крупного влияния за пределами Халифата, но, ходят слухи, что некоторых из них нанимали для подготовки элитных Безмолвных, лучших убийц на службе Светлейшего. Не как единственных учителей, но как одних из, обучающих, в первую очередь тому, как приходить в гости незваными, а оплату берущих такими же знаниями, только уже со стороны людей. Считается, что Безмолвные в этом деле не уступят лазутчикам пустынных ведьм, но тогда какой же уровень навыка у тех, кто их этому приходу без приглашения учил? Причем, по некой причине, особых слухов об успехах или дерзких операциях, проводимых кровососами этого учения как-то и нет. Так куда же они все это время влезть пытаются, оттачивая навыки до совершенства, но не оставляя при этом каких-угодно следов своей деятельности? Учение Ю Ли, родилось и процветало во времена существования величайшей из Империй, а именно Империи Востока, какая позже пала под демоническим вторжением и возродилась уже в куда более пожеванном и скромном виде. И причина его рождения, как и процветания, была в том, что вампиры в этой Империи, а также в этом учении, служили не кому-то там далеко на севере, а людям, причем людям на троне, причем конкретному человеку на этом троне. В той чудной Империи правил архимаг, какой буквально захватил едва ли не всю Ойкумену, вынудив даже эльфов дань платить, не минула чаша сия и посвященных алой купели. Началось все с того, что сильно заболела дальняя родственница Императора, а единственным способом ее спасти от болезни и парочки проклятий было обращение. И, когда она обратилась, кто-то задал резонный вопрос: а какого ляовая у нас в Империи ходют всякие неподконтрольные кровососы? Вот после этого за сию прослойку общества взялись всерьез, выжгли все крупные гнезда, не очень крупные и даже одиночек отловили. Всех сильных и умных предали казням разной степени азиатской деспотичной жестокости, часть принесли в жертву Владыке Грома, - главному богу оной Империи, - а остальных, самых молодых, исполнительных и покорных, собрали пред очи важных шишек и сказали вот это – Юля, то есть, Ю Ли, и она теперь у вас самая главная, что она сказала, то и делайте. И клятвы на крови приносите прямо вот сейчас же, а то альтернатива ждет, казни кровопийц людям понравились. Вот так и стало-вышло, что на службе Императора оказались пока еще молодые и неопытные, но зато буквально что почти поголовно все кровопийцы азиатского региона, оставив немножко непокорных, несломленных и обосравшихся от ужаса, боясь, что за ними тоже придут, лишь на островах. Этих ребят сделали агентами по борьбе с коррупцией, обучая, в первую очередь, чиновничеству и детективным практиками, работе с налогами и отчетами, а магию и самозащиту так, факультативом, ведь никому не нужны были опять сильные вампиры. Они свое дело делали, вполне успешно встроившись в социум могучего государства, а когда достигали возраста в сто тридцать три года от обращения, их сопровождали на почетную казнь, ведь лет за двадцать до этого им уже начинали готовить замену. Более высокая ступенька иерархии этого кровавого чиновничества жила аж целых триста тридцать три года, а вообще вечно только сама Юля, то есть, Ю Ли, да самые прошаренные ее приближенные. Таким образом бунта не могло случиться, а контроль над слабыми и не владеющими знаниями и кровавой магией в полной мере юнитами был близким к абсолютному. Когда великая Империя окончательно выродилась в коррупционную помойку и к ним постучали снизу демоническим вторжением, большая часть особого чиновничьего ведомства для учета налогов и препятствования уклонению от оных, - к тому моменту они выродились в очередной репрессивно-рейдерский аппарат для отжима всего деньгонесущего, - тоже сгинули. Судьба Ю Ли не известна, но последний раз ее видели отсасывающей отнюдь не кровь о-о-о-о-очень длинной очереди доброжелателей, какие заплатили ей аж целый гнутый медяк и жадная девочка многих лет отроду не смогла себя пересилить, заглатывая литры и литры качественного и оскверненного демонической магией кровезаменителя. Новая династия остатки аппарата, неприспособленного к выживанию вне социума и тупо не умеющего самостоятельно охотиться и добывать кровь, пригрела и не добила, поставив во главе едва ли не единственного из доживших до трехсот тридцати трех лет индивида, причем его должны были почетно казнить через сутки после начала вторжения – вот уж везучий уродец. Эти кровопийцы-упыри все еще кушают по талонам, все еще полностью подотчетны высшим чиновникам, все еще не могут выйти на пенсию не подготовив смену и не уйдя на казнь, но просто так их не убивают больше, свободы не так сильно ограничивают и магию они теперь тоже вкачивают в порядке общего развития. А вот задача у них все та же, только теперь они ловят не уклоняющихся от налогов, а коррупционеров всяких, так что приезд разукрашенного белилами, пестро одетого и вечно скрывающегося под зонтиком Мистера Ревизорро всегда вызывает легкую панику. В первую очередь потому, что если он прибыл днем, весь размалеванный и манерный, то, с вероятностью близкой к абсолютной, он до этого две недели ползал по канавам и сидел в сортирных ямах, добывая все твои грешки и уже зная о том, что именно ты хочешь побыстрее спрятать. И да, шелковый шнурок в богато окрашенном кисете у него с собой тоже наверняка есть, как и право его вручить. По понятным причинам эти ребята за пределами Восточной Империи отсутствуют как класс, изредка оттуда эмигрируя в целях поиска свободы или спасения задницы. Учение Зверя, или же учение Зверя Зверей, чьи адепты, в противовес предыдущему пункту, какой полностью сросся с социумом, из любого социума выпали напрочь и с концами. Примитивная дикарская жизнь на уровне первобытного племени, на том же уровне и взаимоотношение с миром, презрение к одежде и цивилизации, охота почти всегда только насмерть, никаких кровавых рабов, даже ручных гулей подобные личности создают по минимуму и с крайней неохотой. Бывают везде, особенно в диких регионах, от орочьих степей до тоннелей и залов Подземелья, от дикого севера до джунглей юга, от пустыни Халифата, до прибережья Срединного Моря, даже под водой, говорят, бывают такие вот стаи кровососущих русалок. Вольная жизнь, полная свобода и постепенно отключающиеся мозги, становящиеся больше звериными, чем людскими, зато очень быстрый прогресс в кровавых искусствах, а также доступ к трансформации наподобие таковой у перевертышей, только куда как жестче и опаснее. Особого присутствия и власти нигде не имеют, постоянно кочуют с места на место, обладают предельно высокой сопротивляемостью к солнцу и чуть меньшей к святым символам. Служат объектом охоты большей части обычных охотников, а также обладают выдающейся живучестью и постоянным пополнением рядов. Любой неправильно обращенный и повредившийся умом птенец, а то и просто окончательно потерявший над собой контроль и решивший уже не сдерживаться кровопийца понемногу принимает эту доктрину даже если и вовсе о ней не знает. Тот самый Зверь, каким называют первого из тех, кто этим путем прошел, поговаривают, существует до сих пор, иногда находят в разных местах мира его «писания», этакие наскальные рисунки, примитивные и простые, но всегда написанные словно бы одной рукой. Несколько раз Зверя Зверей вроде бы ловили и убивали, когда успешно, а когда с огромными потерями, но рисунки продолжали появляться вновь и вновь. Кое-кто ушастый, как и кое-кто вечно немертвый, имеют поводы считать, что этот самый Зверь научился обходится без тела и даже без ауры или верхних слоев духа, переселяясь в новое тело самой своей душой, выбирая себе носителя из тех, кто своего кровавого желания не выдержал. Думать об этом стараются нечасто, очень уж мысли опасные. Кстати, среди адептов этого учения очень много орков и ящеролюдов по той же самой причине, по какой их трудно обратить – они чаще обращаются не до конца и неполноценно, потому и получаются из них такие недо-птенцы или супер-гули куда чаще, чем из обычного обращаемого. На этом мой лорный комментарий подходит к концу, и так раздулся слишком сильно. Всем спасибо за прочтения, кубы во втором комментарии, а я пошел ловить редкую птицу - первонаха.