>> xx лет назад
Минджи, бежавшая было к реке, чтобы набрать воды для стирки, медленно затормозила, так и оставшись стоять посреди тропинки с корытом в руках; её грудь продолжала ходить ходуном, капля пота стекла с виска, прочертив солёную дорожку по лицу, чтобы затем сорваться с подбородка и впитаться в чёрную землю, — летняя пора вовсю расцветала. На берегу собрался народ — на воду спускали маленькую глубокую лодочку из берёзы: такую, в какую и не каждый ребёнок поместится. Тётушка, живущая в доме на окраине, громко рыдала, продолжая цепляться за лодку, а женщины рядом уговаривали её отпустить. Стоял гул из голосов. Неловко положив корыто, Минджи подошла к знакомой, чтобы спросить о происходящем. Та покачала головой, сказав лишь: «Опять уродился бесёнок». Наконец, в их сторону поплыла лодочка с боками, на которых были тщательно вырезаны обереги. В ней лежал крошечный свёрток из детского одеяльца. — Который это уже? — тихо осведомился Сону после её рассказа. — Четвёртый в этом году, — поджала губы Минджи, заваривая чайные листья, — и, говорят, пошёл третий десяток за последние восемнадцать лет. — Всё чаще и чаще, да? Он не смотрел ни на служанку, ни на чай, проливаемый на чабань. Как всегда его взгляд был устремлён куда-то вдаль, за занавески и оконные ставни, словно мог пересечь все поля и океаны стремительной птицей. Минджи не ведала, что господин из раза в раз пытался там рассмотреть. — Э-это ведь ничего не значит! — поставила она чайник с тихим стуком. Её голова была опущена, но брови нахмурены, а глаза яростно сверкали, упёршись в стол. Сону был первым. Первым «чёртовым дитём», как говорили крестьяне. Он родился без ручек и ножек, словно червь или змея, заставив старую повитуху на грани обморока испуганно читать молитвы на все лады. Несколько дней к нему и прикоснуться боялись — старейшины совещались, должно ли убить нелюдя. Как много людей сейчас жалели, что не решились на этот шаг в то время? — Не нам судить, — вздохнул Сону. — Но там же произошло что-то ещё? — заметил он, глядя на нервозность в языке тела Минджи. — Да, — нехотя ответила она, — на третий день лодка с телом вернулась с противоположного направления, причалив к берегу. Только вот вместо мертвеца там оказалось нечто… живое. Никто не видел, что это: безутешная мать схватила свёрток и спрятала где-то, не желая говорить даже после двадцати ударов розгами. Слышали только пронзительный визг этого существа. Теперь говорят, что безумица пригрела на груди змею и просто ухаживает за смертью. Сону задумался. — Тебе следует быть осторожнее, Минджи. Я попрошу перевести тебя в другое место. — Но почему?! — вскинулась та, не обращая внимания на полное несоблюдение этикета. — У меня дурное предчувствие насчёт всего этого. Когда Минджи взглянула, его глаза были спокойны, будто водная гладь. Никто не произнёс вслух, но каждый знал это в своём сердце: «Предчувствие скорой смерти».>> В настоящее время
Сону со сложными эмоциями наблюдал за тем, как крошечная копия его Минджи из прошлого суетится вокруг огромного монстра-призрака, — одного из последних оставшихся. Тот яростно кричал на любую попытку приблизиться, но было видно, что силы давно его покинули. Минджи выглядела виноватой, однако больше не стала раздражать призрака и не выходила из-за спины Бомгю, с напряжённым лицом пытавшегося найти что-то, позволившее бы мирно освободить его душу. Наконец, ведьма отрицательно качнул головой: — Мне жаль, но придётся разорвать её цикл реинкарнации. Здесь нечего очищать. Это переводилось как: «Она умрёт». Минджи скомкала подол платья в руках, всё ещё не до конца веря в происходящее. Ведь это тётушка, с которой она жила бок о бок столько времени. И именно она довела её до точки невозврата. Почему же те слова вдруг вырвались из-за её рта тогда? «Ты никогда не спасала своего ребёнка. Ты лишь пригрела на груди то, что погубило нас всех». Слова, которых никогда не было в уме Минджи и значение которых она не понимала. Почему она вдруг сказала это тогда и почему это заставило тётушку превратиться в монстра? Почему, в конце концов, в тот момент Минджи чувствовала такую всепоглощающую ненависть? — Тебе не нужно это видеть, — Сону мягко обхватил её глаза и уши рукавом. От него пахло пылью, кровью и отчего-то едва заметным ароматом каркаде, однако это не было так неприятно, как можно было бы судить по описанию. Его голос будто напрямую лился в её сознание, несмотря на то, что между ними было расстояние в несколько метров. И пусть Минджи внутренне и хотела возразить — она не осмелилась ослушаться. Когда нежная ткань, шелестя, соскользнула с её лица, то от огромного призрака, занимавшего полдвора, не осталось ни следа. И даже сама Минджи не смогла бы точно сказать, что чувствовала тогда: сожаление или же… И это «или» заставляло её цепенеть от страха. Бомгю тем временем взглянул на серо-голубое небо с прорезывающимися сквозь вату облаков жаркими солнечными лучами. Субин должен был закончить с тем, чем бы он там ни занимался: тот отдал проклятый гребень ведьме и ушёл к Лулу, сказав, что обещал ей помочь. Хотя Бомгю и не понимал его методов, но и не вмешивался. Ему, скорее, не терпелось вернуться домой и заняться исследованиями. — Вы точно нигде не видели эту штуку? — он вновь достал гребень, заключённый в лёд, из подсумка. — Нет, но, — размышлял Сону, — перламутр для него мог быть взят из нашей реки. В последние годы вылавливали столько жемчужниц, что даже некоторые крестьянки носили свадебные кольца с жемчугом, не говоря уже о дамах, которые вполне могли пойти на такую роскошь, как покрыть перламутром простую безделушку. — Из Тушечницы? — удивился Бомгю. Тушечницей называлась одна из проток главной Жемчужной реки, и на этом, собственно, вся её связь с жемчугом кончалась. Как и следует из названия, Тушечница была чернильно-чёрной, несмотря на кристально чистую воду, — дно её было заполнено кудрявыми тёмно-бурыми водорослями, тянущимися вдоль течения на долгие метры, будто угри, — говорили даже, что стоит опуститься в эти воды и уже никогда не вынырнешь обратно. Сону кивнул: — В этом-то и странность: никто бы в здравом уме не принялся искать там ракушки, но те чуть ли не сами выпрыгивали наружу. Легко можно было найти свежих моллюсков на берегу или в ведре, зачерпнув немного воды. Час от часу не легче. Субин сел на колени перед Лулу. Тяжёлое, шумное дыхание сотрясало землю. Он провёл ладонью по её шкуре, так похожей на человеческую кожу, в успокаивающем жесте. — Прости, что пришлось ждать столько времени, — его голос был тихим и усталым, словно ветер еле перебирал песчаные дюны. Рядом с его рукой появился большой влажный глаз, кротко моргнувший и смотрящий в ответ неотрывно, не подаваяя более никаких признаков жизни. — Я не владею магией душ, как некоторые, — лицо Субина смягчилось в улыбке, — однако я могу вернуть тебя туда, откуда ты пришла, и когда-нибудь, возможно, твой дух накопит достаточно благодетели, чтобы дать начало новой жизни. Новому предназначению, — шептал он, пока плоть Лулу обнимал мох, а трава прорастала насквозь, как доски давеча. — Ты же знаешь, что такое предназначение? Это сложная вещь, верно? Иногда думаешь, что твоя цель в одном, а оказывается – в прямо противоположном. Потому что только время рассудит, — Субин опустил взгляд: едва заметная душа так никогда и не рождённого ребёнка, заключённая в несоразмерно огромное, неповоротливое тело, цвела пышными белыми бутонами, путалась в длинных извитых стеблях и укрывалась широкой тенью высокой луговой травы. На аромат нектара слетались нетерпеливые бабочки и пчёлы. — Жизнь порождает жизнь, и смерть порождает жизнь, и нет ни правых, ни виноватых. У природы нет морали, — он закрыл ладонью глаз, потерявший свой блеск. Теперь перед Субином высился цветущий зелёный холм. Он вздохнул. — Не знаю, идёт ли мне на пользу общение с людьми или нет, — он по привычке коснулся двух золотых нитей в левом ухе, как будто те могли разрешить все сомнения. — Хотя когда-то так и было, — пробормотал Субин в ответ на эти мысли. Когда-то и впрямь разрешали. Он поднялся, отряхнув одежду; хотя она и без того была перепачкана всеми возможными способами — даже недавний дождь ситуацию не поправил. Субин шёл обратно, параллельно поправляя своё выражение лица, чтобы то не выдавало истощения, когда смутно уловил странный звук в стороне. Он обернулся: там протекала неширокая река. — Всё нормально? — спросил Бомгю, завидев приближающуюся фигуру Субина. — Принцесса сказала, что что-то случилось, но она ещё недостаточно привыкла к своему положению. Минджи смутилась: — Пожалуйста, господин не называйте меня так! — А что не так? — невинно склонил голову Бомгю. — Я ведь тоже не господин. На это девочка не нашлась чем возразить, обиженно надув губы. — Это в порядке вещей, — Субин потрепал Минджи по волосам, — теперь ты связана с природой деревни, так что будешь ощущать любые изменения. Скоро освоишься. А случилось… просто работа, как говорит господин Бомгю. Последний закатил глаза. Ну какая же язва. — Сону, Вы хотите остаться? — перевёл тему Бомгю. — А это возможно? — опешил тот. — Я не думал, что у меня есть какое-то право выбора в этом вопросе. — Конечно, есть! Нет нужды насильно изгонять призрака, который не вредит ни себе, ни окружающим, — фыркнул ведьма. — Наверное, — в сомнении нахмурился Сону, — тогда я останусь. Ожидаемо. Изначально у Бомгю были другие намерения, но, узнав о их связи с Минджи, он понял, что Сону захочет присмотреть за ней. — Тогда в следующий раз я принесу тебе художественные материалы, хорошо? Нет нужды в этой кровавой эстетике. Сону только издал короткое «о» и отвёл взгляд, с опозданием пробормотав: — Простите за беспокойство. — Также, наверное, деревню вскоре будут снова обживать, — задумался Бомгю. — Ну, я просто передам это дело церкви – пусть они разбираются, — тут же отмахнулся он. — Ему просто не терпится запереться дома и заняться изучением своих драгоценных образцов, — сдал его Субин. — Не выставляй меня таким безответственным! — Скажи это себе для начала. Минджи и Сону переглянулись в тонком взаимопонимании: теперь, когда нет ничего срочного, как долго эти двое будут спорить? Казалось, что насколько безупречно было их сотрудничество в решении общих проблем, настолько же ужасно — в обычной жизни. Таким образом, вспомнив-таки, что они здесь не одни, и закончив с пикировками, Бомгю и Субин распрощались с призраками. — Я скоро вернусь, так что не скучайте! А вот эту постную морду можете забыть сразу на месте, старичок и без того превысил все свои лимиты на сто лет вперёд, — помахал им рукой Бомгю. — Тебя давно не били? О нет, они опять за своё. Минджи меланхолично выдохнула, провожая взглядом две отдаляющиеся фигуры. Ветер всколыхнул её косы и юбку. Стало тихо, как никогда прежде: умиротворённо. Но при этом так пусто. В конце концов, во всей деревне Туши не было ни одного существования, которое можно было бы назвать человеком. А теперь их только двое. Сону взглянул на неё, уловив колебания эмоций, а затем задумчиво опустил глаза на мягкий мох, расстилающийся по земле покрывалом. — Расскажешь мне о этих растениях? Минджи удивилась, однако моментально засияла улыбкой. Почему-то ей очень нравилось мысленно пересказывать события дня, даже если в нём не было ничего примечательного. Хотя у неё никогда и не было возможности поделиться этим с кем-то ещё на самом деле. Как будто это была странная причуда, случайно оставшаяся от прошлой жизни. — Конечно! Тяжёло. Это было первое впечатление Бомгю от пути назад. К его удивлению, на сказанное вскольз предложение полететь, чтобы не тратить несколько часов на пеший ход, Субин в этот раз согласился. И он понял почему, когда вскоре на его плечо упала чужая голова, а следом придавил вес всего тела её обладателя; короткие волосы защекотали открытую кожу между воротом и челюстью. Субин просто-напросто уснул на нём! Бомгю едва не произвёл экстренную посадку, называемую естественным притяжением к земле, если бы вовремя не восстановил контроль над магией. Пощадите его, он ведь даже не специализируется на левитации! Бомгю похлопал себя по груди, успокаиваясь, и недовольно скосил взгляд на макушку Субина, умиротворённо посапывающего, несмотря на все порывы ветра и резкие виражи. Похоже, что он и впрямь устал сегодня. Бомгю расстроенно цокнул языком: конечно, привык сидеть, цветочки поливать, а как вышел на свет божий, так набегался вволю, словно горный козлик. И крови сколько потерял — надо будет напоить его чаем с сахаром и наказать постельный режим, ах да, и рану нужно посмотреть, её бы ещё раз обработать и зашить… или лучше обратиться к лекарю? Хотя если Бомгю просто редко шьёт живых людей, то лекари-то и вовсе таким не занимаются. Так, травки какие-нибудь всучат, лист подорожника пыльный с дороги сорвут, приложат, — одним словом ужас. В крупных городах, особенно в столице, медицина ещё век назад была более развитой, чем сейчас в провинции, однако те теперь, по слухам, слишком уж увлекаются кровопусканиями. Некоторым светилам науки не помогает даже не столь давнее разрешение на вскрытие трупов, что поделаешь. Так что лучше уж недоучка вроде Бомгю, чем какой-нибудь учёный, но ушедший не в ту степь. Он кивнул сам себе. Впереди показались городские стены, и Бомгю поднялся повыше, над облаками, чтобы не смущать простой народ летающими брёвнами. Ну а что, зонтик он благополучно потерял где-то в деревне, так что возвращаться уже было лень, а бревно вот оно, под ногами валялось бесхозное, бери кто хочешь, называется. — Мы скоро будем дома? — зевнул Субин, завернувшись поплотнее в свою мантию. Видимо, проснулся, продрогнув на высоте. — Минут десять, — прикинул Бомгю, — я могу ускориться, если хочешь, только придётся немного потерпеть ледяной ветер. Субин невнятно промычал что-то, уткнувшись носом ему во впадину над ключицей, и затих. — Нет, но почему ты продолжаешь использовать меня вместо подушки?! — рассерженно зашипел Бомгю, однако громкость его не превышала мышиного писка. Субин не ответил, вновь вырубившись. Но какой же он всё-таки тяжёлый! Бомгю недовольно насупился и покрепче прижал его к себе за талию одной рукой: они шли на снижение, вынырнув из облаков, пока не сбились с курса без каких-либо ориентиров. На горизонте жёлтым огнём горело уходящее солнце, и уже можно было разглядеть далёкие очертания леса. Невольно Бомгю замедлился, двигаясь не быстрее почти отсутствующего ветра, — вне оазиса деревни Туши мир всё так же страдал от невыносимой жары — и впервые позволил себе посмотреть назад, а не вперёд. Субин был неприлично близок — их локти и колени соприкасались, его тёмные волосы весь полёт так и норовили попасть Бомгю в рот, а он сам прижимал талию Субина, чтобы удержать на месте. Уши Бомгю уже давно налились алым, хоть выжимай, мысли путались, однако почему-то хотелось продлить этот момент как можно дольше. Он отвернулся, чувствуя как щёки становятся постыдно горячими. О чём он только думает?