Неправильные и Отстающие

«В один достаточно дождливый день, когда лил сильный дождь, дождь начал набирать более большие обороты и затапливать улицы потопом.» — так Арчибальд Поля начал финальную главу последней части своей великой фэнтези саги «Королевство теневых шипов» и откинулся на спинку стула, растянулся, зачесав свою длинную бронзовую немытую чёлку назад. Затем начал пощипывать бородку, призадумался и нахмурился. Настолько ли хорошо вышло? Пораскинул мозгами за своим высоким лбом пару секунд, которые превратились для него в годы — настолько мучительно было ему размышлять. Итогом вышло принятие своей гениальности и мысль — угрожать добровольным уходом из жизни издательству, если не распространят его рукопись миллионным тиражом. Не смог бы бедный Арчи выдержать столь мучительной для автора вещи — непринятие его гения публикой. А «принять его гений» смогли бы только с семизначным числом копий. Отличным доводом к этому была его худоба: мир не увидит новых плодов его великого ума, если ему придётся покоится в земле из-за не съеденного сию же секунду большого бутерброда, с щёдро наложенными кругами колбасы. В конце концов, голод его давно убивал — отказаться же он не мог от неких мелких трат, что складывали собой гигантские айсберги неподъёмных для его работящей жены сумм, где с каждым новым чеком удивляешься тому, насколько глубока эта ледяная глыба. Если бы его врач, вечно советующий Арчи есть побольше, узнал о его тратах на всяческие мелочи, вместо жизненно необходимой пищи, отказался бы добродушный старичок лечить такого глупого пациента. Была бы в этом суждении одна проблема — Поля отличался очень маленьким желудком, который не позволял плотно ужинать или забрасывать в себя горы закусок, когда он изредка садился за пенное. Потом Поля, предпочитавший ставить ударение на последний слог для большей схожести с неким давно забытым классиком, обдумавший уже свою хитрую афёру, вспомнил — печатать его будет не издательство, а маленький принтер в подвале библиотеки, в которую он отнесёт рукопись. Что же ещё оставалось, когда только там его могли читать? Как же можно думать о крупных тиражах, когда в мире столь мало интеллигенции способной сполна оценить его нелёгкий труд? Хотелось Арчи было встать, да слишком уж он желал продолжать изливать потоки красноречивых фраз для вдумчивых читателей на электронную бумагу: на компьютере не было слежки — убрали в одном замечательном заведении в подвале на пересечении Калоп-стрит с Дэни-авеню. Арчибальд заново нагнулся над клавиатурой и начал судорожно набирать текст: «Сыновья лейтенанта Гринта готовились выйти на охоту». Затем он снова растянулся на спинке стула и опрокинул его, приземлившись на пол с сильным грохотом. Его волосы заволокли глаза; лёгким движением руки писатель смог сдвинуть чёлку на место и в грязной голове, нижнюю часть которой окаймляла борода, которой Поля гордился — она была как у Чехова; всплыл вопрос: услышала ли жена? К счастью, жены не было дома — она не прибежала на звук с охами-ахами. Впрочем, коли жена была бы дома, садиться за роман Арчи бы не стал — страшно, что застукают за таким смехотворным, непристойным занятием. Устал. Решил налить кофе. Поля вышел из своего кабинета, спрятав сперва маленький ноутбук в ящичек стола с замком. Закрывать не стал, хоть и понимал, что найдя его второй ноутбук, содержание которого могло шокировать неподготовленную, шаткую психику современного технаря, кто угодно мог подать на него заявление, и уже через пару часов — работают быстро, не давая право на адвоката — ему выдали бы достаточно неприятный приговор — пожизненное заключение. Другой вариант, психбольница, не лучше. К счастью, жена обедала в дешёвой столовой в шаговой доступности от работы и не могла бы обнаружить ноутбук. Достал килограммовую упаковку кофе и маленькую кофемолку. Запах зерён был как у грязи и пыли, с волнующей горечью, как и вкус самого напитка. Он предвкушал эту божественную жидкость, оживляющую всю вялую сущность человека, заставляя раскрыть широко глаза и взглянуть на чудесный мир яснее, чистым разумом. Оставим же нашего гения в этом предвкушении и глянем за его широкое окно на кухне. Улица. Прекрасная красота была разрушена мерзким резким потеплением, заставившим подтаять часть великолепия зимы — снега. Чуть отведя свой взор в сторону, можно было наткнутся на Генри Артмана, укутанного в широкий серый шарф и в длинной коричневой куртке, и Джорджа Трузговера в нелепой шапочке с серым помпоном и раскрытой утеплённой жилетке — руки прикрывали длинные рукава свитера. С тех пор, как Генри спросил Джорджа — не холодно ли ему? — в ответ получив простенький ответ с лёгким упрёком: «А уши не замёрзли?», шли они молча. Наконец, Артман раскрыл рот, чтобы начать речь: — Знаешь, мою новую картину приняли — деньги появились. — Но ведь в ресторан тот мы не пойдём? Генри призадумался, решил начать с другого: — Помню, как желал получить работу в той компании… — Ну и? — спросил Джордж. — Грустишь, что выгнали? — Нет, дело в другом. Я ведь так легко её бросил, хотя и стремился к ней так сильно. Не верю, что смог так легко перейти на новый образ жизни. Конечно, на работе я ничего, в сущности, не делал, но… — он остановился и решил перейти к сути. — Знаешь, я думаю, что не смог бы всё так легко бросить, если бы меня уволили на месяц раньше или если бы я не знал куда идти. — затем, генри улыбнулся и закончил. — Странно, что я так долго получал образование, чтобы не работать по специальности. — У тебя вообще нет специальности или работы, откровенно говоря. Преступник — вот и всё тут. — подвёл итог Джордж. Как раз в этот момент они проходили под окном Арчибальда Поля — он варил кофе в рожковой машинке. Товарищи-нелегалы бросили взгляд на подъезд, в который заходила некая дама с оранжевой кожаной сумкой и в розовой вязаной шапке из-под которой выглядывали светлые пряди и затем скрывались за грязно-белым, как испачканная рубашка после первого сентября, мехом шубки. Лица разглядеть не удалось, но в походке проглядывалась некая торопливость, и, когда девушка с силой рывковым движением распахнула холодную чёрную подъездную дверь, могло показаться — бежит выключать утюг. — Вот странная дамочка! И ведь не скажешь, что такая особа живёт в старинной кирпичной коробке. — А что же тут странного? Деньги же все в этой самой шубке да сумочке! — парировал Джордж и прищурил глаза, — Муженёк-то, наверное, работяга. — Ну так я и не пойму! — решил перескочить на нужную ему тему Генри — Почему же так легко я ушёл от старого и даже не скучаю? — Скучаешь, если задаёшься такими вопросами — это первое. Ты купил новый шампунь — это второе. — Если ты ведёшь к тому, что я специально не одел нелепую шапку, чтобы хвастаться моей шикарной шевелюрой… — Нет, я говорю о работе. Смотри! — начал он разъяснять свою философскую идею, сняв шапку, чтобы показывать свои тёмные густые волосы, — Вот у меня волосы вредные: вечно в перхоти. Однажды я нахожу идеальный шампунь, от которого мои волоски становятся просто великолепными и мелкие белые штучки в них не заводятся. Я мою голову с удовольствием несколько недели и тут — бац! — шампунь закончился! Что же мне делать? Начинаю разбавлять и каждый раз всё менее насыщенным становиться великое средство. С каждым разом я всё больше осознаю, что моюсь обычной водой. Наконец, наступает главный момент всей моей жизни. — он величественно поднял палец к небу, — Я покупаю новый шампунь, чтобы вновь наслаждаться! Генри молчал… В такие тихие минуты в фильмах принято включать скрип кузнечика, но зимой почти всё в природе вымерло или спряталось, и Генри пришлось довольствоваться многозначительностью своего молчания. — Метафора не работает, если я покупаю шампунь той же фирмы. — сказал он снисходительно, прервав тягостную для друга тишину. — Сняли с продажи — раздражённо буркнул Джордж и отвернулся, устремив свой сверлящий взгляд в окно дома, чуть погодя закрывшееся перед ним стволом высокого дуба. К счастью, шли приятели медленным шагом, и, если бы не дерево, Трузговер сейчас увидел бы зарождение замечательной сценки между Арчибальдом и его женой. Дело было в тот самый момент, когда кофе слегка остыл. Поля не уследил за этим: сильно тянуло к неоконченной рукописи, к которой он относился с нежностью и любовью — восхвалял и воспевал, как величайшее творение человечества. С горечью и болью в сердце Арчи, с таким удовольствием и предвкушением заваривавший напиток, вылил его в раковину, чтобы сделать новый. Говаривала раньше его бабушка, что кофе должен быть кипятком и никак иначе, потому что пить его чуть более прохладным — не проявлять к себе уважение. Также она любила повторять нерасторопному внучку: «Поспешишь — сделаешь быстрее»; заставляя его поскорее сделать ненавистную математику. Вот слабенькая тоненькая струйка коричневатой жидкости льётся из кофемашины в красивую чашечку, подаренную на день рождение, а Арчи поджидает точный момент, чтобы нажать на выключатель, как водитель ждёт пока последняя медленная старушонка перейдёт дорогу и можно будет показать дерзкому водителю с соседней полосы, насколько его американец быстрее жалкого китайца, которого купил оппонент. Однако, если бы Арчи действительно водил машину, то дал бы в этой гонке фальстарт и сбил бы бедную пенсионерку. Арчибальд аккуратно понёс кофе к столу в кабинете, когда раздался сильный грохот за его спиной. Это закрылась входная дверь. Его жена вернулась домой. Медленно осознав всю опасность, он решил поступить благородно — испуганно подскочить и пролить кофе на себя, как отвлекающий манёвр. Горячий кофе. Кипяток. Чашка упала и разбилась. Эффекта это не дало. — Ты что тут делаешь? — раздался визгливый голос Амелии Поля, — Ты опять мне наврал про собеседование?! В ответ только яростные крики боли разрезали тишину комнаты, итак почти исчезнувшую. Амелия сняла розовенькую шапку и быстро зашагала к мужу. Её белокурые волосы растрепались. Арчи не успел ничего осмыслить, но только увидел: жена сняла сумку и, взявшись за ремень, размахнулась рыжим прямоугольником из упругой кожи прямо ему в щеку. Новая волна боли разошлась по телу и он отошёл к стене. — Ты слушаешь хоть меня?! — заорала она — Ответишь мне?! — Малышка, — помолчав, сказал он лукаво, — собеседование онлайн. — и получил новую пощёчину, но уже рукой. — Только вчера было очно. — прошипела она презрительно. И зашагала к кабинету мужа — Ты зачем пришла-то? — опомнившись спросил Арчи, подбегая к ней, надеясь загородить проход в кабинет, где только недавно он творил, — И почему идёшь в мой кабинет? Амелия сперва не желала отвечать супругу и просто оттолкнула его в сторону. Зашла в кабинет. Быстрые постукивания черных сапожек сопровождали её перемещение к столу. Именно в этот момент бедный писатель ужаснулся от осознания своей глупости. Он не запер ящик с ноутбуком! Ему пришлось подавлять крик. Бросило в жар и Арчи в секунду начал обливаться потом, пока его супруга подбиралась всё ближе к столу. Вдруг показалось, что время замедлилось, а то и вовсе застыло. Нужно было действовать быстро. Если Амелия случайно откроет ящик, хранивший все тайны, то на жизни своей Арчи мог ставить крест. Деревянный крест, который возвышался бы над его глубоко закопанным телом. Впрочем, даже на это надеяться не стоило. Давно уже было решено, что Арчибальд будет кремирован, и прах его не будет развеян где-нибудь в горах или в другом живописном месте, а случайно упадёт на пол и придётся убирать пылесосом. Всё это пронеслось в голове мгновенно, после чего появилась мысль: «Раз уж время остановилась, как мне кажется, то я, возможно, имею сверхспособность и смогу быстро пробежать до стола и закрыть ящик, пока Амелия успеет лишь моргнуть своими океанами.» Арчи ощутил себя гением. Не из-за того, что догадался о своей силе, — это было очевидно — а лишь из-за столь прекрасной красоты образов в его мысленной речи. «Назвать голубые глаза океанами… Прелестно» — наслаждался он своим умом. Решив осуществить свой план, он сделал шаг, и время, будто подгоняемое невиданной силой, потекло своей обычной скоростью: одна секунда в секунду. *** — Знаешь, я даже не задумывался никогда над тем, почему ты мне помогаешь. — Джордж сильно удивился этой фразе, но не перебил товарища, — А ведь действительно! Мы так быстро подружились, что я и не подумал! Ты так много мне помогаешь, но для чего? Джордж хотел промолчать, но когда Генри открыл рот, чтобы продолжить размышлять, не сдержался. — Давай я объясню на пальцах! — взорвался он, но тут же успокоился и дружелюбно продолжил, — Слушай, если бы я — понимаешь, я! — хотел бы тебе зла, то давно уже сдал бы полиции и был бы счастлив, как любой глупец. Но ведь я этого не сделал… — тут он затих, потому что понял, что тон получается не тот, — Я не прошу от тебя благодарности или чего-то такого. Мне просто ты нравишься, как человек. Не должно быть тайного смысла, но если хочешь его видеть, то просто думай, что я с тобой ради денег. Да! Я же тебе нашёл работу (так ещё и хорошо оплачиваемую), вот и жду вознаграждения. Давай мне деньги! — и он, улыбнувшись, протянул раскрытую ладонь. — Знаешь, а я не хочу видеть такого тайного смысла… — сказал Генри и повернул голову к другу, подняв ногу для шага. — Ох, вы ходите по очень тонкому льду, мистер Артман! — насмешливо произнёс Джордж. — С чего бы это вдруг… — ответил Генри и довершил шаг. Под ней проломилась тощая корочка льда и весь сапог исчез в холодной воде. Артман рывковым движением поднял промокшую ногу, успевшую, по ощущениям Генри, превратиться в лёд от сильной мерзлоты. Улыбка ещё сильнее расползлась по лицу Джорджа. Генри, только начав отходить от шока, почувствовал, как холод обжигает его, когда подул ветер, до этого казавшийся ему слегка тёплым. — Ну извини, что сказал не «Сейчас ступишь на тонкий лёд», а «ходишь по тонкому льду». Нужно было выражаться точнее. — и Трузговер прищёлкнул языком. Как же хотелось ударить его. Генри уже тихонько начал готовить кулак, но приятель прошёл дальше, обойдя лужу и обернулся. Крикнул, чтобы он даже не старался его ударить, и пошёл дальше вдоль аллеи. Артману пришлось догонять и, слишком поторопившись, он упал лицом в подтаявший снег, но, к счастью, он не был твёрдым и лишь очередной ожог был получен этим белым сгустком ледяного пламени. Распластался в позе ангела, но лицом книзу. Последовало несколько криков, — отчаяние, боль, ненависть к себе и принятие — перед тем как Артман попытался встать и лишь набрал ещё больше ледяного пуха голыми руками. Вздох. Лёжа так в снегу, неуклюжий художник переосмыслял всё своё существование, пытался оправдать свою ужасную неуклюжесть, глупость и прочие свои пороки, мешавшие, однако, лишь ему, поэтому никто и одним коротким словом не упоминал об этих качествах. Джордж подоспел вовремя — в тот момент, когда помощь уже была не нужна, и его друг уже начал подниматься сам. — Что же вы так, мистер Артман! — промолвил он наигранно печальным и жалеющим голосом, — Я же не хочу, чтобы вы завтра же слегли с тяжёлой болезнью — простудой с температурой тридцать семь и один. Нет, это слишком тяжело будет для мужчины в вашем возрасте! Мне же ещё с вас деньги требовать нужно! Отряхнувшись, Генри толкнул локтём Джорджа прямо в лужу, но устоял на ногах приятель, чьё общество стало ему в тягость из-за вечного принижения его достоинства, обронённого примерно в этом самом снегу. Ничего страшного в том и не было, что упало достоинство. Весной он сможет его найти, несмотря на крохотный размер. — Не беспокойся. Я к врачу схожу. От врача я боюсь только услышать, что я попал в аварию и нахожусь в больнице лишь в целом или частично. Они пошли дальше, но лёгкое напряжение было между ухмылявшимся Джорджем и нахмурившимся Генри. Шли они в направлении магазина, оставив позади трагедию Арчибальда Поля. Тот узнал, что жена вернулась за телефоном, оставленным на его столе. Можно было вздохнуть с облегчением, если бы не приветливый ящичек, открывшийся для Амелии, будто приглашая её заглянуть, что она и решила совершить. — А что это у тебя за секрет такой под замком? -хитро спросила она, доставая ноутбук, — Что же это значит? Ты простой компьютер прятал от меня за семью печатями? — она цокнула язычком, догадавшись, — Так у тебя же был «ПИАР», а это какой-то Айнкапсу… Тьфу-ты! Что за название? Язык сломаешь… — Дорогая, ты не открывай. Там нечего интересного. Честное слово! — протараторил бедный Арчи, — Ами, пожалуйста… — умолял он её, уже потеряв всякую надежду. — Вот если бы работу нашёл, то, может быть, я бы отозвалась. А сейчас даже не смей меня звать Ами. — и она раскрыла ноутбук, на котором сразу вспыхнула его рукопись. Вот и последняя глава его, неоконченная из-за жалкого кофе. Вот и середина книги, начало… А голубенькие злые глазки медленно просматривают всё это, видят позор. И появляются в них маленькие слезинки. Начинают скатываться по красноватым от недавнего холода щёчкам. Доходят до подбородка и капают на пол. Амелия ставит компьютер на место и идёт в спальню, садится на кровать, обернувшись от входа, чтобы не встретиться взглядом с мужем. И тихонько плачет, пока Поля смотрит на неё из прохода, боясь подойти, потому что она могла на него наброситься в ярости после того, как вдоволь настрадается. Но плач становился всё громче и заполнил спальню, кухню, кабинет, существование которого до сей поры казалось для Амелии бессмысленным. И вся квартира залилась неясной печалью. За окном медленно собрались тучи и казалось, что весь мир перенял настроение жены писателя. *** — Раз уж мы решили, что я от тебя жду награды, то давай ты хоть воды мне купишь — предложил Джордж. — Можешь выпить из моего сапога — злобно парировал Генри, но всё же вошёл в магазин. На входе пикнуло. Он быстренько пробежался до отдела с водой и удивился ценам. Вскоре он догадался в чём дело. Обычной воды не было! Всякая бутылка пестрела надписями о целебных свойствах, полезных минералах и не было ни одной простой воды. В стране, видимо, повысился уровень жизни или нашёлся источник волшебной воды, если верить этим кускам пластика, обернутых в бумажку. Была лишь одна проблема у всего этого, не позволявшая Генри купить воду — заоблачная цена. Артман поразмыслил немного и двинулся к лимонадам. Увидав на ценнике пятьдесят рублей за литр, когда пол-литра воды стоило семьдесят, он понял, что тут-то вода обычная — из лужи, в которую он ступил. Джорджу, конечно, покупать такое и не хотелось, хоть и раздражал он. Вернувшись к полкам с водой, он нашёл подходящий вариант и ринулся оплачивать. Когда он подбежал к кассе, он понял, что касс в магазине нет, а он стоит у полок с жвачкой. «Похоже, это хорошая возможно тихонечко стырить» — проскользнуло в голове. Мысль была исполнена, и Генри быстро подбежал к Джорджу. — Скорее бежим! — Что такое? — В магазине касс нет и я решил украсть воду. Так что побежали, пока нас не скрутили! — размахивая руками, он подгонял товарища постукиванием своей стопой. Джордж, чуть выждав, рассмеялся как безумец. В ту же секунду, пришло уведомление на телефон — списание шестидесяти пяти рублей. Генри, прочитав это, подхватил смех приятеля и они вместе зашагали дальше. — До чего же дошёл прогресс! Моим родителям пришлось смириться с тем, что больше они не услышат о великой Гале, которая делает некую отмену, а мне приходиться привыкать к ещё страннее делу — нет касс! — заключил Генри, смотря на луч солнца, прошедший сквозь собравшиеся тучи. Джордж согласился. *** Арчибальд решил проявить смелость и сел рядом с женой, ожидая от неё града тумаков. Супруга медленно затихала и резко обернулась к нему. Посмотрела своими голубенькими озёрками, как выражался Арчи, ему в душу. Она поддалась вперёд, обвив руками его шею. «Точно! Сейчас задушит.» — мелькнуло в голове, но Арчи ответил и заключил её в свои неловкие объятья. Через некоторое время она снова взглянула на него, но с нежностью и слабенько улыбаясь. — Я так рада, что ты работаешь! — Но ведь я писатель!.. — вырвалось у Арчи в ответ. — Ты не лучше меня, — прошептала она, — Я-то актриса в театре! Раньше для Арчибальда она была бухгалтером.