We'll meet again...

Спустя два часа их путешествия Сигма уснул. Держался он молодцом, попросил не давать ему засыпать это время, потому что после наркоза нельзя спать. А ведь он был таким сонным, пытаясь поговорить с Ацуши, который просто успокоиться не мог, задавая вопросы о поездке, о том что вообще произошло. Ещё он раза три за это время поблагодарил Чую. А тот хоть и принимал благодарности каждый раз как в первый, не мог избавиться от размышлений над словами того клоуна. Весомая причина? Это какая ещё? В общем перед сном Сигма со всеми успел поговорить. Даже с молчаливым Акутагавой, что пояснил ему за их с Накаджимой присутствие. Оказывается, фактически они выполняют секретную миссию в Осаке, ну это для отчётности. На деле же они тут как поддержка для Накахары. Со всеми поговорил, кроме Осаму. В его сторону он по-прежнему не смотрел, хоть и позволял обнимать себя, заботится, а когда всё же уснул, прижался к нему. Но они не разговаривали. И Дазай был не против. Просто им сейчас это не нужно. Они оба понимают, что от серьёзного разговора сбежать не смогут. Не сбегут от прошлого, не изменят будущего. Сигма проспал то, как они добрались до аэропорта, то как перебрались из машины в самолёт. Для мафиози арендовать им личный транспорт многого не стоит. Зато тишина, никого кроме них. Можно поспать и не парится о том, что кому-то нужно сидеть за рулём. Осаму везде перетаскивал Сигму, невольно вспоминая рассказ Гоголя о том, как он тоже после инцидента в тюрьме носил его на руках. Если так подумать, то между прошлой временной линией и нынешней есть какие-то мелкие сходства. Такие, незначительные. Хотя ладно, происходящее до этого можно списать на то, что их поездку спланировал шут. А сейчас это получилось случайно. Так они все проспали до самой Йокогамы. Ну хоть город ещё был цел. Скорее всего беспредел достигнет апогея завтра или послезавтра. И он так спокойно об этом рассуждает. Наверное, просто уже не боится. Принял всё как должное? Ага, щас. Хватало мимолётного взгляда на Сигму, лежащего у него в руках, чтобы понять - нет, он не готов. Оттого, как только они прибыли в загородный домишко рыжего, Осаму просто уложил пострадавшего в одной из комнат на втором этаже, а сам спрятался в соседней. Он морально готовит себя к беседе, но это тяжело. Почему он снова вынужден терять кого-то близкого? Почему он ничего не может с этим сделать? Почему... – Меня вот знаешь, что поражает, твой Сигма, чтобы поздравить того чокнутого с днём рождения, поехал в чужую страну, цветы собрал, вещи для передачи. А ты даже не удосужился опять выпросить у кого-нибудь мой номер и отправить банальное: «с др гномик», – Пройдя в комнату, Чуя поставил бутылку на небольшой стол возле кровати. Недолго думая, он залез на неё, прижимаясь спиной к стене, рядом с Дазаем. Тот перевёл в его сторону взгляд, в котором не было привычного веселья, шутливости и прочих неуместных эмоций, которые там были практически всегда. – Ты так вовремя решил об этом поговорить, – Да я для тебя вечно "вовремя". Конечно, подумаешь, всего лишь старый друг и бывший напарник, – Пусть рыжий и редко это признавал, но всё же раньше у них всё было не так уж плохо. До предательства Осаму. – О, ты только сейчас решил вспомнить о том, кто мы друг другу. А я думал, что для тебя я просто никчёмный предатель. Мне с тобой не о чем разговаривать, потому что ты никогда не поймёшь, что я... – Ну вот опять, началось. Как же ты бесишь меня этой своей хуйней. И опять ты думаешь только о себе. Только ты один весь такой несчастный, друга потерял. Ты прекрасно знаешь, что я тоже много кого потерял, но почему-то я не потащился в чужую организацию, как собака бездомная. Не пропал со всех радаров на несколько лет, – Так ты понимания хочешь? Да ты блядь такой же! Ты не можешь понять моего выбора, потому что для тебя мафия это долг, для тебя мафия это семья. А я там просто продолжил бы гнить. Ты не принимаешь мой выбор, потому что не можешь принять сам факт того, что у меня был кто-то дороже тебя, – И это неоспоримый факт. Ради Одасаку он решил измениться, хотя бы снаружи. Как он там говорил, творить добро, помогать сироткам. Казалось бы, тот просто перекинул на него свои желания, но это помогло. Помогло ему измениться хоть немного. Да, агентство для него тоже не сказать, что полноценная семья, но находясь в их рядах он просто чувствует себя чуть-чуть лучше. И этого уже достаточно. – Да плевать я хотел на твой выбор! Меня тошнит от одного взгляда на тебя, потому что ты продолжаешь обманывать самого себя и притворятся тем, кем не являешься. Ты хоть с кем-то искренним бываешь? Барахтаешься в своих переживаниях как в дерьме, а ведь вроде нашёл человека, который тебе ближе, чем кто бы то ни было, – Накахара забрал со стола бутылку, пытаясь вытащить пробку. На трезвую голову все разговоры с Дазаем превращаются в не пойми что. Так и продолжат орать, а ведь он вроде как поддержать его пытался. Просто у них сначала обязательно должен быть обмен оскорблениями, взвешивание своих и чужих проблем, а уже потом нормальный разговор. Более менее, нормальный. Осаму посмотрел на него, на закупоренную бутылку и забрал её себе, сразу без каких-либо трудностей открывая, делая несколько глотков. А потом ещё несколько. И ещё... – Я вообще-то на двоих взял, – Он исчезнет. Чтобы остановить всё это, Сигма должен уничтожить книгу, но вместе с ней исчезнет и сам. И я даже не знаю, что значит это «исчезнет». Умрёт он или рассыпется на тысячу тысяч светящихся лампочек. Он может конечно же этого не делать, тогда всё начнётся заново, но... Я прекрасно знаю, что он выберет. Между миром и мной, – Вернув ему бутылку, Осаму подцепил пальцами ленту фиксирующего пластыря, отдирая вместе с куском ваты, волокна которой прилипли к раненному веку. Рыжего аж передёрнуло от этой картины, он отвернулся, тоже немного отпивая. – А ты на его месте поступил бы по-другому? Это же, ну... Мир. Думаешь один человек может стоить целого мира? – Убрав остатки прилипшей ваты, тот спрятал всё в карман и посмотрел прямо ему в глаза. Темно карии пересеклись со светлыми. Чуя усмехнулся и уж точно не из-за синяка с небольшим надрезом на чужом нижнем веке. – Да ты просто сумасшедший. Хорошо, я тебя понял. А теперь свали нахер из моей комнаты. Твой Сигма щас на кухне сидит. Вот иди и скажи ему об этом, – Дазай удивлённо приподнял брови, думая, что он ослышался. В смысле на кухне? Он же его в соседней комнате оставил. – Как? Когда он проснулся? – Да вот перед тем, как я сюда зашёл. На нём походу всё как на собаке заживает, шёл едва прихрамывая с книжкой этой своей в обнимку. Попросил зачем-то вина, ведро эмалированное и спички. Давай-давай, вали, ссыкун. Его парню два дня осталось, а он тут сидит как девчонка сопливая, расставаться боится. Ты наоборот щас должен быть рядом с ним, а не загрязнять мою комнату одним своим присутствием, – Залез тут значит в кровать, как у себя дома. Ни стыда, ни совести, ни уважения. Чуя его даже пнул несколько раз, чтобы выгнать. Если этому придурку плохо от предстоящего расставания, то страшно подумать, что испытывает их чувствительный пациент. Осаму всё же поднялся с кровати, потому что не очень-то приятно, когда тебя со всей силы пинают. И если раньше рыжий делал это с помощью способности, которую можно было легко аннулировать и ничего не почувствовать, то сейчас это была чистая физическая сила. Подойдя к двери, положив ладонь на ручку, он повернулся к бывшему напарнику, будто хотел ещё что-то сказать. Что-то очень важное. И всё же он молча покинул его комнату, направляясь к лестнице ведущей в зал на первом этаже, проходя мимо опять спорящих о чём-то Ацуши и Рюноскэ. Они решили остаться тут с разрешения рыжего, так как в городе им щас мелькать нельзя. Что-ж, он бы вставил парочку своих привычных шуток, но как-нибудь потом. Сейчас у него другие дела. Заглянув на кухню, Дазай заметил, что там выключен свет. И при этом всё равно было светло. Сигма сидел перед ведром, кидая в него зажжённые спички. Рядом на столе стояла полупустая бутылка вина. Он не из тех, кто проводит поздние вечера в такой компании. – Ты ведь понимаешь, что это не поможет, – Тот поднял на него взгляд, отрываясь от созерцания пламени и кинул ещё одну спичку. Он уже отошёл от анестезии, спина болела от лишнего напряжения, даже сидеть было неудобно. Но он всё равно тратил время на это бесполезное занятие. – Понимаю. Но это меня успокаивает. Такое чувство, будто она сейчас начнёт плавиться и вместе с ней исчезнут все проблемы, – Сигма внимательно наблюдал как горит книга. Он мог бы вырвать из неё все страницы, сжигая одну за другой, но это не поможет. Ему придётся сделать всё своими руками. Потом. Немного позже. Сейчас он просто хочет почувствовать хоть какой-то контроль над ситуацией. Осаму взял ещё один стул, поставив напротив, чтобы тоже понаблюдать за горящей книжкой. Они снова молчали и не смотрели друг на друга. Один продолжал кидать спички, другой просто грел ручки возле импровизированного костра. – Коля тебе всё рассказал, да? – Необходимо начать хотя бы с чего-то. Они не могут просто сидеть на месте. Сигма уж точно не сможет, потому и завёл этот разговор. Если Дазай имеет полное представление, то должен понимать, как он поступит. Должен принять. Однако перед этим Сигма обязан узнать, что тот думает, несмотря на свой страх. – От момента твоего спасения до крушения казино. Ну, вернее, как я понял это я его взорвал. Опять, – Если в первый раз он разрушил его чужими руками, сделав полем боя Ищеек и Детективного агентства, то во второй раз похоже решил взять всё в свои руки. И добился успеха. – Ещё поведал про твой план с временной петлёй и как он должен был всё рассказать тебе, сразу после перемотки времени. Но потом он перестроил маршрут и решил в одиночку всё спланировать, – Ради Сигмы. Осаму быстро это понял. Шут хотел, чтобы его друг прожил эти два с половиной месяца, не думая о том, что ему там надо как-бы мир спасать. Кстати об этом Николай ему тоже рассказал подробнее. Как оказалось, Сигма не стал разводить полномасштабную войну, придумывать какой-то конфликт. Он просто свёл всех с ума несколькими строчками в книге, заставляя людей уничтожать всё вокруг себя своими руками. Без какой-либо на то причины, ни в чем себе не отказывая. Кто-то убивал, грабил, на машинах врезался в людей и дома, кто-то совершал самоубийства. Все напрочь лишились инстинктов самосохранения. Для подобных действий, конечно, необходимы причинно-следственные связи. Но опять же, в руках владельца, того кто устанавливает такие правила и ограничения, эта книга просто неуправляемый инструмент. Можно делать абсолютно всё, что только придёт в голову. Но силы не бесконечны. Разрушить легко, а вот восстановить... Как оказалось нельзя просто написать что-то вроде: «Все люди вернули свой рассудок, а мир вокруг них начал восстанавливаться и всё встало на свои места». Мир дружба жвачка. Это слишком масштабные изменения даже в рамках волшебного учебника. – Ты ненавидишь меня за всё это? Я ведь... Это ведь так тупо. И неправильно. И нелепо. Под влиянием чужих воспоминания, от собственного разочарования я творил необъяснимые и непростительные вещи. Скажи, ты ведь ненавидишь меня? Хотя-бы немного, – Его гложет мысль о том, что Дазай так спокойно к этому относится. Он должен ненавидеть его за то, что втянул в эту историю, за то, что вообще устроил. За то что убил его. Сигма хотел, чтобы его ненавидели. Так было бы проще. Так он ни о чëм бы не жалел. Но переведя на него взгляд, он вздохнул с досадой и облегчением. В карих глазах, что сейчас будто сами пылали, отражая огонь, не было ни малейшего намёка на ненависть. Лишь понимание и безграничная любовь. – Нисколько. Убей ты меня хоть сотню раз, убивай людей сколько пожелаешь и как пожелаешь. Я не отрекусь от тебя и от своих чувств к тебе, – Дазай аккуратно отодвинул ведро ногой и пересел на пол, укладывая свою голову на прикрытые тканью халата бёдра. Сигма возмутился бы, поругал, оправдывая свои упрёки тем, что они не у себя дома и вообще не одни, но он только положил руку на пушистые волосы, ласково и бережно перебирая тёмные пряди. – Ты сумасшедший, – Спасибо, мне об этом уже говорили сегодня. И ты, кстати, не лучше. Необязательно было прикрывать Чую от пуль только потому, что в прошлом разок прострелил ему жбан, – И опять он звучит так повседневно и небрежно, будто убить человека это тоже самое, что сходить покурить. Потому Сигма и рассмеялся, хотя в самой ситуации не было ничего смешного. Он действительно чувствует вину перед мафиози и не может оправдывать себя тем, что на тот момент у него были не все дома. Определённо стоит извиниться. А ведь сначала придётся всё рассказать, чтобы Накахара понимал за что перед ним извиняются. – Окажи мне услугу, – Его смех тут же стих. Осаму невесомо прикоснулся к оголённой ноге, ведя пальцами от колена и ниже по голени. Это было не настойчивое касание и в голосе его не имелось какого-либо намёка, пусть слово "услуга" иногда и относилось к чему-то интимному. Сигма не стал на это отвечать, молчанием давая понять, что готов выполнить то, о чём он попросит, чтобы это не было. – Расскажи, как я умер.

***

– Знаешь, а могло быть и хуже. Ну, упади оно где-нибудь в городе, то пришлось бы очень долго искать его обломки, – Гоголь неловко рассмеялся, видно пытаясь этой фразой как-то подбодрить. За спиной руины старого мира, впереди открытое море в котором медленно тонет его единственная утопия. Сигма перевёл взгляд на Николая, а тот глядел на него. Они оба выглядели ужасно. Пришлось два часа пешком добираться до воды, потому что все силы шут истратил на то, чтобы они более-менее безопасно приземлились. И у них почти получилось. Правда они всё равно немного прокатились по земле. Коля неудачно себе губу прикусил, пол дороги плюясь кровью, а Сигма заработал глубокую ссадину чуть выше виска. Одежда их была в пыли, в грязи, в пепле и разорвана впридачу. Зато книга, которую он прижимал к себе, не пострадала от слова совсем. – Ты счастлив хотя-бы немного, мой ассистент? Полный контроль и уничтожение вызывают у тебя улыбку? Видя своими глазами, разрушенный город, горы трупов, тлеющий огонь, ты... – Прекрати. Сам что-ли не видишь? Мне всё равно, – Он продолжает себя убеждать в том, что его совсем не тронул весь хаос, устроенный людьми. По одному его желанию. Он избавился от одарённых, от обычных людей и не жалеет об этом. Но почему... Почему он не чувствует от этого удовольствия? Этого недостаточно? Но что ещё нужно? Что он ещё может сделать? Если он отстроит казино заново, будет ли он счастлив? Чего он вообще добился своими действиями? – Коля... Оставь меня. Нужно подумать, что делать дальше, – Сможет ли он вернуться туда, откуда прибыл изначально? Сложный вопрос. Он не помнит, как это сделать. Его представление о том месте сильно размыты. Люди называют его раем, но все представляют его по-разному. А Сигма помнит лишь бесконечные сады с кустами душистых громоздких цветов, чем-то напоминающих здешнюю сирень. Таких как он люди называют ангелами, небожителями. У него даже имя было какое-то необычное, хотя раньше казалось, что «Сигма» это предел его фантазии. К сожалению, он помнит очень мало о той жизни. Там всё иначе. Из размышлений и безуспешных попыток вспомнить что-то ещё его вырвал тихий скрип песка в метрах трёх-четырех позади. Можно было подумать, что это Николай возвратился рано, да только он воспользовался бы Шинелью и уже что-нибудь сказал, такое глупое, отвлечённое по типу: «Погодка конечно ужасная, а ведь я так хотел искупаться». И Николай ни за что не стал бы щёлкать предохранителем, направленного в его сторону оружия. Сигма медленно вытащил из пиджака свой пистолет, резко оборачиваясь назад, вытягивая руку так, что под прицелом сразу оказалась чужая голова. Сердце больно ударилось в грудную клетку так, что он неожиданно для самого себя сделал глубокий вдох. – Ты... – Последний о ком он хотел думать, последний кого он сейчас хотел видеть. Никогда не знать, не слышать, не вспоминать. Вычеркнуть из головы, из жизни, из этого мира. – Я, – Крепко сжимая рукоять пистолета, Дазай глядел прямо на него, прицеливаясь куда-то ниже. Его вид тоже был ужасен, намного хуже, чем у них с Гоголем. На лице куча царапин и кровоподтёков, вещи запачканы подобным образом, а левая рука так вообще болтается, выгнутая под неестественным углом. Сломанная. – Выглядишь отвратительно, – Ты сейчас тоже не модель с обложки. Как тебе мой взрывной, нет, просто бомбический подарок? Едва живым выбрался из твоей летающей тарелки, подняться мне помогли, а вот спускаться пришлось самому, – Сосредоточенный на образе стоящего перед ним человека, Сигма не придал значения его словам. А ведь на роль помощника была только одна кандидатура. Единственный оставшийся в здравом уме человек, единственное исключение из всех записей в книге. Он оставил его чтобы заставить страдать, заставить чувствовать себя бесполезным. Чтобы он просто наблюдал за творящимся в мире беспорядком, понимая, что совершенно ничего не может сделать. Но он всё равно... – Снова всё разрушил. Снова заставляешь меня страдать. Хочешь почувствовать себя героем, убившим злодея? Что-то ты поздно спохватился. Поверить не могу, пришлось уничтожить весь мир для того, чтобы ты обо мне вспомнил, – В текущем положении за него говорила лишь горькая затаенная обида, обжигающая изнутри. Он тоже не раздумывая взвёл курок. Впервые за последнее время его чувства снова выливались через край. Злоба, гнев, ярость, ненависть, обида, отчаяние, разочарование, печаль. Он скалился, сам на себя непохожий. Загнанный в угол зверь, без единой мысли о том, что делать дальше. – А как я ещё должен был спустить тебя с небес на землю, чтобы ты увидел последствия своих действий? К тому же я никогда про тебя не забывал. Ты даже представить не можешь сколько времени я потратил на то, чтобы догнать тебя. Но ты постоянно... – Лжец! Ты снова лжёшь. Тебе было всё равно. Ты забыл про меня ещё в Мерсо. Это всё из-за тебя. Из-за тебя я превратился в... – В монстра и убийцу. В того, кого раньше бы всей душой презирал и ненавидел. Он лицемер. Сначала обезвредил сильных противников, мол, от них одни проблемы. А потом сам стал одной большой губительной проблемой для всех. Равенство, как же. Да кому нужно то теперь это равенство? Тяжело вздохнув, Дазай выбросил свой пистолет. В этом больше нет смысла. Да и стрелять он в самом деле не собирался, так, ради защиты и чтоб внимание к себе привлечь. Хотел бы убить, сделал бы это с другого расстояния. – Я думал, что ты умер. Моя способность на тебя не действовала, Чуя тебя сколько об пол не швырял разбудить не мог. Я был вынужден уйти, чтобы убедиться в том, что у агентства всё хорошо. А там оказывается новые проблемы на голову свалились. Позже через Анго я узнал, что твоего тела в тюрьме не было. Проскочила мысль, что ты каким-то образом жив остался. Но я реалист и больше поверил в то, что тебя просто шут забрал, чтобы схоронить, – А оно всё вот как получилось. После того, как проблемы с Фукучи были устранены, Дазай попытался разузнать у Ацуши подробности о передаче информации. Закрались подозрения, что силы Сигмы имеют иную природу, раз он из книги. А потом и вовсе стало понятно, что нихрена он не из книги, раз спокойно может пользоваться ею и никакие ограничения на него не действуют. Он правда потратил много времени на изучение этой темы. Потом начали происходить все эти странности. Накаджима во время задания сильно пострадал, не в силах регенерировать, Акико не смогла его вылечить, только сильнее искалечила, Кëка потеряла связь со Снежным Демоном, а Куникида сколько в блокноте своём не чертил, всё без толку. – Сигма, я знаю, что ты не хотел всего этого. Это не твои мысли, не твоя ненависть. Я знаю, что ты хочешь... – Откуда тебе вообще знать, чего я хочу? Хватит оправдываться. Ты использовал меня, чтобы отвлечь Достоевского. Если и возвращался в тюрьму, то ради информации, а поняв, что ничего не получишь просто слинял, – Рука, в которой он держал пистолет немного опустилась. Позволил себе расслабиться на секунду, видя, что его враг безоружен. – Я знаю чего ты хочешь, потому что видел тебя настоящего. Тебе не нужно было утверждаться за счёт бездарных, тебе не нужна эта разруха. Всё в чем ты нуждался это... – Дазай сделал шаг вперёд, что стало для него огромным промахом. Сигма нажал на спусковой крючок производя выстрел. А вот он не промахнулся. Похоже это стало неожиданным для обоих. Осаму опустил не верящий взгляд вниз, наблюдая как на испачканной голубой рубашке стремительно образуется кровавое пятно, в районе груди. Стало так тяжело стоять, что он тупо грохнулся в песок. Закатное небо. На горизонте оно ещё светлое, огненно-рыжее. А над головой уже синее с плывущими ватными облаками, мелькающими звёздами. Так красиво. Он едва уловил звук скрипучего песка. Сигма подошёл к нему ближе и сел рядом, всё так же с пистолетом и книжкой. Его выражение лица было просто пустым, от того не понять его отношения ко всей сложившейся ситуации. – А я... по-другому себе это представлял, – Дазай прикрыл рану рукой в бесполезной инстинктивной попытке спастись. Как необычно, сознанием он уже понимает, что всё - кранты, а телом ещё цепляется за жизнь. – И снова закат... Мечтая о смерти... Я не раз вспоминал... Друга своего... – Осаму говорил тихо, с большими паузами, растрачивая на это все свои оставшиеся силы. Сигма внимательно слушал. Или делал вид, что слушал, понять уже трудно. – Он умер... У меня на руках... Я думал, что... Буду умирать в одиночестве... Я всегда... Был одинок, – Ему так много хочется сказать. Жаль, что времени у него совсем нет. Он действительно слишком поздно смог догнать Сигму. Но в этом нет ничего страшного. Потому что его надежды оправдались. – Почему ты считаешь, что меня это волнует? – Потому что ты... плачешь, – По испачканным щекам скатились две прозрачные слезинки. Он всё же вытащил его. Того Сигму, который так хотел иметь семью, дом и доверие. Сигму, глаза которого искрились благодарностью, когда Дазай спас его. Того решительно настроенного юношу. И пусть для этого потребовалось пожертвовать своей жизнью. В этот раз уже по-настоящему. Убрав руку с груди, он медленно потянулся к светлым волосам. Сил хватило лишь на то, чтобы аккуратно коснуться сиреневой прядки. – Спасибо... Что побыл со мной... – Натянув улыбку, он скользнул пальцами по щеке. Последние слова. Последнее прикосновение. Окровавленная рука упала в песок. Сигма шмыгнул носом и поднял на него свой размытый слезами взгляд. Он не любит плакать. Но наблюдая застывшую улыбку и опустевший тусклый взгляд, он не мог сдерживаться. Опять долго всё держал в себе. – К-как же я тебя ненавижу, – Пытаясь вытереться рукавами, он только тащил в глаза песок, отчего они начинали болеть и остановить слезы становилось сложнее. – Я два месяца прожил, с мыслью о том, что меня предал даже ты... Я ненавидел себя за то, что продолжал думать о тебе... За чувства...– Отрицать очевидное было невыносимо. Пришлось отвлекать себя всеми возможными способами, не имея возможности признаться даже самому себе. Так Сигма провёл около получаса, рядом с человеком, которого убил собственноручно. Тогда-то к нему и пришла идея обратить время вспять. Раскрыв книгу, он вырвал из неё все страницы на которых расписывал все ранее совершенные поступки. Конечно, это не поможет. Будь оно всё так просто, он бы вообще не напрягался. Однако так просто подобное не исправишь. Найдя в кармане брюк ручку, он без них вообще никуда, Сигма принялся расписывать свой замысел. Во всех подробностях, учитывая все нюансы. Сейчас его сил не хватит, но он уже знает, что... – Нет... Нет-нет-нет, ну почему так не вовремя!? – Ручка заканчивалась. Чёрная паста, превращающаяся под его рукой в золотые чернила, чётко не прорисовывала иероглифы. Нервно перечеркнув к чертям половину текста, в попытке расписать, выдавить ещё чуть-чуть ради последних слов... – Сигма, – Что?! – Повернув голову в сторону чужого голоса, он заметил вернувшегося Николая. Тот смотрел то на него, то на труп Дазая, которому Сигма закрыл глаза. Так он выглядел будто просто спит и видит во сне что-то приятное. – Извини, я просто... Нет, на разговоры нет времени. Пожалуйста, спрячь книгу. Я отмотал время назад. Скоро должно сработать, так что поспеши, – Подожди-подожди. Отмотал назад? Типа прям полностью? На сколько? – Пусть добрый друг и просил о том, чтобы он поспешил, но ему нужны хоть какие-то подробности. Куда спрятать, зачем, как вообще? Минимальное количество информации. – Да, полностью. На два с половиной месяца. Прости... Прости меня за всё. Я не должен был... Не должен скидывать на тебя всю ответственность. Но я могу довериться только тебе. Оказавшись в прошлом, ты единственный будешь помнить о том, что здесь произошло. Пожалуйста сразу расскажи всё мне. Я любой ценой должен всë исправить, – Шут понял, что он мало что понял. Он знал, что книжка и Сигма на всякое способны, но полноценное путешествие во времени... Хотя подождите, а что ему нужно будет исправить? И зачем тогда рассказывать? – Подожди, а по истечении этих двух месяцев... – Произойдёт тоже самое, что случилось и здесь. Я не могу исправить всё сейчас и полностью. Это выше моих сил, – Какие бы возможности ему не дарила книга даже у него есть лимиты. Его смерть ускорит процесс перемотки. Тот хаос, что происходил здесь неделями, там произойдёт в последние дни. До того периода он уже разберётся, что ему делать. – А если не получится? – Всё обязано получится. Я рассчитываю на тебя. На всякий случай я зациклил эти два месяца, если что-то пойдёт не так. Изменения начнутся в последние три-четыре дня и то ничего не могу обещать. Закончится один цикл, начнётся другой. Но они не бесконечные, опять же для этого требуется больше сил. Поэтому... Пожалуйста, нам нужно сделать всё с первого раза. Я могу надеяться только на тебя. А теперь иди, – Сигма ещё раз пихнул книгу в его сторону. Это действительно слишком большая ноша, бремя, крест, ответственность. Но Гоголь последний к кому он может обратиться. Тот кому он всегда может довериться. Коля забрал книгу, испытывая необъяснимое дежавю, с их первого недо-свидания в ресторане и улыбнулся, снимая с себя цилиндр. – Ну тогда, до встречи в следующей жизни, Сигма. Я не подведу тебя, – Он одел свою шляпу на двухцветную макушку и немедля завернулся в плащ. Наверное, уже тогда шут начал размышлять над иным сценарием, чувствуя вину за предательство. Прочитал его записи в книге, много чего понял и многое для себя решил. Оставшись снова в одиночестве, Сигма подвинулся ближе к телу мёртвого, наклоняясь к нему. – Мне не нужен дом. Не нужно доверие и не нужна мне семья... Нужен только ты. Помоги мне, умоляю, спаси меня. Мне не нужно твоей ответной любви, только помоги мне всё исправить. Я... подожду, столько, сколько потребуется, – Выпрямившись, Сигма поднял пистолет. Он уже давно настроился на самоубийство, но это всё равно было страшно. Взгляд зацепился за лежащую в песке руку. Немного колеблясь, он ещё раз глянул на Осаму. – Извини, так мне будет чуть-чуть легче, – Сигма аккуратно взялся за холодную ладонь, крепко сжимая. И впрямь стало спокойнее. Он прижал дуло к виску и нажал на спусковой крючок. Последнее, что он видел - это посмертная улыбка человека, занявшего в его жизни особое место.