Castaways

Коннору было сложно описать ощущения, которое он испытывал. Хэнк Андерсон и Кейтлин Ротшильд смотрели друг на друга по обе стороны открытой входной двери почти шесть секунд. Рот Хэнка был разинут, обнажая нижний ряд зубов за слегка подрагивающей губой, в то время как накрашенные ресницы миссис Ротшильд ещё больше подчеркивали белки её расширенных от ужаса карих глаз. Как и у Хэнка, её округлая челюсть отвисла, кораллово-розовые губы страдальчески скривились. Их взгляды хранили в себе долгую, тяжелую историю, а выражения лиц были зеркальным отражением друг друга, до краев наполненным сожалением и всё ещё свежей печалью. Коннор тихо откашлялся. — Миссис Ротшильд, у нас есть несколько вопросов к вашему мужу. Разрешите войти? Её накрашенные ресницы дрогнули раз, другой, и в остальном выражение её лица казалось неизменным, но внезапно в её сознании словно щёлкнул переключатель. Она слегка встряхнулась, на этот раз сильно моргнув, и её глаза встретились с его. Он отчётливо видел, как железная завеса опустилась над её эмоциональным состоянием, и её поведение изменилось в соответствии с этой новой укреплённой позицией. Её каблуки стукнули по кафельному полу, когда она переместила свой вес, чтобы сосредоточиться на нём заместо его напарника. — Что вы хотите от Джереми? Боковым зрением он увидел, как оцепенение лейтенанта рассеялось при звуке её голоса, и зазубренные края разбитого стекла заострили черты его лица до острия ножа. Он знал, что это был способ Хэнка контролировать свои эмоциональные реакции. Собственная эмоциональная реакция Коннора на это событие сама по себе была обескураживающей, и он подавил порыв отпрянуть от жёсткого омертвевшего взгляда миссис Ротшильд. — Вчера поздно вечером поступило сообщение о нескольких самоубийствах в Киберлайф; мы проводим проверку, надеясь получить какие-то сведения об их эмоциональном состоянии перед смертью. Её глаза на долю секунды метнулись в сторону Хэнка. — Он может рассказать об этом лучше, чем я. Коннору не нужно было использовать зрительные рецепторы, чтобы внутренне понять, насколько повысилось кровяное давление Хэнка. В этот момент чертоги его разума триумфально ответили на запрос о подходящих английских описаниях для данной ситуации: Неловко. Правильный термин — неловко. 13 ноября 2038 года 16:08:52 Коннор искусно уклонился от оскорбления, притворившись, что не заметил тайного значения этих слов. — Тогда, возможно, нам лучше поговорить с вашим мужем. Он может знать больше о ситуации. — Она оставалась непоколебимой. Он попробовал другую тактику, смягчив черты лица. — Шесть человек мертвы, миссис Ротшильд. Нам нужно знать, есть ли ещё люди в зоне риска; как врач скорой помощи, вы знаете, насколько важна быстрая реакция. Она заметно напряглась, тонкий пучок мышц натянулся на слегка веснушчатой коже её шеи. — Как ты… — Её темные глаза метнулись к его виску, как будто до этого момента она не замечала его диод. Возможно, так и было. Она вздохнула, приглушённый, многострадальный хрип вырвался из её горла. — Чёртов андроид. Что ж, это определённо была одна из черт, которую, казалось, разделяла счастливая пара. Замечательно. Он продолжал изображать безразличие. — Прототип для расследований, если быть точным. Миссис Ротшильд переключила внимание на Хэнка, заговорщицки кивнув в сторону Коннора. — И ты не против? — У нас есть работа, Кейт, — ответил Хэнк с такой прохладной теплотой, которую Коннор никогда от него не слышал. Хоть убей, он не мог понять, был ли этот ответ отказом, опровержением или пассивным способом уйти от проблемы. Зная лейтенанта, вполне возможно, что это была смесь всех трёх вариантов. — Мы можем поговорить с твоим мужем или нет? Она настороженно оглядела их обоих, под её кремовой блузкой виднелись напряженные плечи, а затем отступила назад и распахнула за собой дверь. Её взгляд недоверчиво остановился на Конноре, когда он переступил порог. — Не трогай тут ничего. — Он не собака, Кейт, он знает, как себя вести, — упрекнул Хэнк, хотя в его баритоне все ещё была та неровная мягкость, которую Коннор слышал лишь однажды, погребённый почти на пятьсот футов под землей. Они вошли в комнату — просторную гостиную с плиткой из искусственного мрамора и с зажжённым камином в углу. Когда за ними с громким лязгом захлопнулась дверь, Хэнк медленно обошёл вокруг белоснежного дивана, втиснув руки в карманы и неловко ссутулившись в попытке казаться непринуждённым. Если бы Коннор не слышал, как аритмично бьется пульс Хэнка за треском камина, он бы, возможно, даже обманулся этим притворством. Возможно. Хэнк проворно повернулся на носках, поймав бывшую жену за колышущуюся копну спутанных ветром волос. Он стоял без страха, невозмутимо и неподвижно. Лишь голос выдавал глухую горечь, которую тщательно скрывал язык тела. — Удивлён, что ты взяла это имя. Всё ещё стоя у двери и положив пальцы на её полированную ручку, миссис Ротшильд слабо ухмыльнулась. Её глаза были цвета ржавого железа. — Ты не обладаешь монополией на желание стать другим человеком. Ничто в социальном модуле Коннора не могло даже приблизительно описать то эмоциональное минное поле, в центре которого он оказался. Даже без контекста их слова были заряжены шрапнелью, готовой разорвать в клочья любого, кто имел несчастье встать на пути их желания причинить боль друг другу. Где-то в недрах своих процессоров он почувствовал глубокий, отдалённый укол сожаления. Он вышел на линию огня. — Где мы можем найти вашего мужа? Она шагнула вперёд почти оборонительно, как будто они пришли сюда, чтобы увести его в наручниках. Но тут же остановилась, приняв неловко официальную позу. — Он в своём кабинете, я схожу за ним. Коннор наблюдал, как она торопливо уходит на своих плетёных каблуках с открытыми носками, невольно отмечая, как жёстко она держит руки при ходьбе. Когда она зашла за угол, Коннор повернул голову и посмотрел на лейтенанта, помня, что его собственное выражение лица способно вызвать негативную реакцию. — Судя по её походке, ей неудобно носить каблуки, — просто сказал он, сложив руки чуть ниже поясницы. — Ты когда-нибудь видел медика на каблуках, Коннор? — тупо ответил Хэнк, его внимание все ещё было сосредоточено на пустом месте в углу комнаты, брови сдвинуты, а челюсть напряжена. Лейтенант был явно обеспокоен. Он слегка наклонил голову. — Я вообще не видел медиков. — Хмф. Повезло тебе. — Казалось, Хэнк даже не заметил, как эти слова покинули его рот. Он медленно и с сожалением покачал головой, отходя от проблемного угла комнаты. Коннор открыл рот, надеясь, что где-то в его программе социальных отношений или хотя бы в глубине его недавно ставшего девиантным разума найдутся нужные слова, чтобы разрядить слишком ощутимое напряжение, густо повисшее в воздухе. Его челюсть захлопнулась, когда эти слова, да и вообще любые слова, не смогли вырваться наружу. Это вызвало болезненное ощущение в его суставах и конечностях, а в основании искусственных легких поселилась тяжесть. Несмотря на знание своих физических возможностей, он чувствовал странную слабость в теле. Его взгляд опустился в пол. Шаги, тяжелые и размеренные, предупредили их обоих о появлении Джереми Ротшильда ещё до того, как он появился в поле их зрения, и Коннор поднял глаза, чтобы спокойно встретиться взглядом с домовладельцем. Он был среднего роста и телосложения, не внушительный и не хрупкий, а его вычищенная до блеска деловая рубашка аквамаринового цвета подчёркивала, в лучшем случае, умеренно мускулистое телосложение. Черты его лица, как и тело, были обычными и непритязательными: короткие седеющие волосы с типичной корпоративной стрижкой, тонкий нос и округлый подбородок. Его ввалившиеся карие глаза остановились на Конноре и на мгновение расширились — сердцебиение превысило 100 ударов в минуту, — прежде чем он моргнул и одарил их вежливой, искусственной улыбкой. — Добрый день, офицеры. Чем могу быть полезен? Коннор отметил поведение, а затем кивнул, слегка наклонив голову. — Добрый день, мистер Ротшильд. Меня зовут Коннор, я детектив из Департамента полиции Детройта. Это… — Он склонил голову в сторону Хэнка и на полсекунды замешкался, остерегаясь потенциального конфликта, который мог возникнуть из-за раскрытия имени лейтенанта. — …мой напарник, — закончил он вместо этого. — Мы можем задать вам пару вопросов? — Конечно, детектив. Пожалуйста, присаживайтесь. — Он указал левой рукой на диван, бодро проходя мимо них, его начищенные до блеска парадные туфли звонко стучали по матовому кафельному полу. Его сердцебиение оставалось на уровне 85 ударов в минуту. — Кто-нибудь из вас хочет что-нибудь выпить или…? Коннор плавно повернулся на правой ноге, его руки по-прежнему были сцеплены за спиной. — Нет, спасибо, я откажусь. Сбоку, тёмной тенью на фоне пастельных тонов, Хэнк пробормотал: — У вас есть виски? Коннор постарался сохранить прежнее выражение лица, предпочитая держать лейтенанта в поле своего периферийного зрения, а мистера Ротшильда — на переднем плане. Вопрос, несомненно, был непрофессиональным, но он достаточно доверял суждениям Хэнка, чтобы поверить, что тот решил использовать нестандартные методы для достижения определённого результата. Коннор солгал бы, если бы сказал, что не был хотя бы слегка заинтригован тем, каким будет этот результат. Ротшильд, в свою очередь, казался немного озадаченным этой просьбой, но быстро пришёл в себя. — Боюсь, виски у нас нет, но есть немного джина. Хэнк издал довольно непринужденный звук, пожал плечами, поджав губы, и побрел к безукоризненно ухоженному дивану. — Если вы предлагаете. Коннор остался стоять в стороне, когда лейтенант опустился на роскошную бархатную подушку, и протянул руку, чтобы принять предложенный хрустальный бокал с лёгким благодарным кивком. Он поднёс напиток к губам и сделал необычайно скромный глоток, пока Ротшильд остановился перед пылающим камином, засунув руки в карманы брюк цвета хаки. Он взял за правило смотреть прямо на Хэнка. — Итак, что привело вас сюда сегодня? Коннор заговорил, пока Хэнк был занят анализом марки бокала в своей руке. Ротшильд предпринял полезную попытку найти на стене гостиной место для размышлений. — Вчера вечером несколько сотрудников Киберлайф были найдены мёртвыми. Предварительный анализ показал, что все они были самоубийцами, но нам поручено провести расследование, чтобы убедиться, что здесь нет ничего криминального. Только после этого Ротшильд оглянулся на него, озабоченно опустив плечи. — Сколько человек погибло? — Шесть. — О боже мой. — Взгляд Ротшильда на мгновение скользнул по Коннору, густые брови нахмурились, когда его руки выскользнули из карманов. — Кем они были? Коннор шагнул вперёд и поднял ладонь, чтобы показать мерцающие изображения погибших сотрудников из их профилей. — Все шестеро были вашими клиентами. Мы надеялись, что, поскольку вы в какой-то степени знаете их, вы сможете пролить свет на странное поведение, которое они могли демонстрировать перед смертью, и, возможно, даже помочь определить, подвергаются ли риску другие. Ротшильд разинул рот, глядя на меняющийся дисплей, тон его кожи заметно побледнел, пока голограмма каждые три секунды переключалась с одного безучастно улыбающегося лица на другое. Ему потребовалось мгновение, чтобы сформулировать ответ. — Я… Я не… — Его непритязательные карие глаза встретились с глазами Коннора. — Они все мертвы? — Боюсь, что да. — Коннор склонил голову набок. — Когда вы в последний раз общались с кем-либо из них? Ротшильд снова приоткрыл рот, захваченный собственным внутренним диалогом. Его зрачки расширились на 14%, дыхание стало сбивчивым, и хотя он не смог бы подтвердить это без анализа, Коннор заподозрил явное повышение уровня кортизола в крови мужчины. Он тихо, прерывисто вздохнул, моргая в попытке сориентироваться в пространстве, и встретился взглядом с Коннором. — Точно не могу сказать; я встречал их всех по отдельности. Думаю, последней я видел Даниэль — не знаю, может, около недели назад? Ротшильд не сводил глаз с Коннора. Поведение зафиксировано. — Вы помните что-нибудь конкретное о вашей последней встрече с мисс Карнеги? Ротшильд снова покачал головой. — Ничего особенного; мы обсуждали будущие инвестиционные возможности. Даниэль хотела диверсифицировать своё портфолио — ну, знаете, разложить яйца из одной корзины, на всякий случай. Хэнк не отрывал внимания от своего бокала, сверкающего золотисто-оранжевым, преломляя свет очага через чёткие геометрические формы, и в то же время лениво размышляя: — «На всякий случай», да? Ротшильд вперил резкий взгляд в лейтенанта, его поза быстро стала оборонительной. — Она обсуждала это со мной несколько месяцев, но у неё плотный график, да и у меня, честно говоря, тоже. То же самое касается большинства моих клиентов; им нужны долгосрочные советы, а не одноразовые сделки. Хэнк поднял свободную руку в знак дружелюбной капитуляции. — Эй, без обид; просто мысли вслух. Коннор переадресовал: — Вы помните, чтобы кто-то из ваших клиентов вёл себя странно до сегодняшнего дня? Может, они казались отстранёнными, рассеянными, нерешительными? Округлые черты лица Ротшильда оставались напряженными. — Нет. — Он тихо хмыкнул, нащупав руками бёдра, как раз у своего кожаного ремня. — Почему вместе с вами андроид? Особенно после всего… — Он бесполезно взмахнул рукой. — Этого. Хэнк послал Коннору короткий, многозначительный взгляд, после чего бросил Ротшильду покорную улыбку и пожал плечами. — Его назначили. Что тут поделаешь, верно? — Он протянул свободную руку. — Кстати, меня зовут Хэнк. Рад знакомству. Ротшильд хмыкнул, бросив ещё один настороженный взгляд в сторону Коннора, прежде чем слегка повернулся лицом к лейтенанту и ответил на приветствие. Напряжение в его спине и плечах несколько ослабло. Коннор воспользовался тем, что, по его мнению, было тайной попыткой Хэнка отвлечь собеседника, чтобы полностью осмотреть квартиру, в которой они оказались. Хэнк откинулся на спинку сиденья, его левая рука лениво лежала на подлокотнике, а наполовину наполненный хрустальный бокал легко болтался в пальцах. — Я просмотрел ваше досье, пока мы сюда ехали, и должен сказать — вы, наверное, зарабатываете горы с таким количеством шишек Киберлайф в заднем кармане. — От Коннора не ускользнуло, как Ротшильд напрягся на три миллисекунды. — Как вам, чёрт возьми, так повезло? Ротшильд тонко улыбнулся. — Дело не в везении. Даниэль была соседкой по комнате в колледже с моей бывшей. Мы познакомились на одной из вечеринок Киберлайф много лет назад. Кажется, они тогда представляли PL400? Что-то в этом роде. Он активировал свою исследовательскую программу, и мир погрузился в холодный графитовый цвет, замедлив скорость, а золотые точки интереса, словно светлячки в темноте, зажглись вокруг аккуратной, хоть и скудно украшенной гостиной. Он почти эгоистично желал, чтобы всё оставалось таким же: чёрно-белым, чистым и чётким, со всей необходимой информацией под рукой. Но вид Хэнка, застывшего во времени, похожего на тусклую сланцевую статую, окончательно убил эту мысль, прежде чем он смог попытаться развить её дальше. Первой точкой интереса был небольшой прозрачный кейс, стоявший на краю углового столика, в котором находились часы «Audemars Piguet» из серии «Royal Oak», снятые с производства компанией более одиннадцати лет назад. Он сравнил их с «Rolex» из белого золота, которые в данный момент были наполовину скрыты под вычищенной рубашкой мистера Ротшильда и стоили 4 233 доллара по розничной цене. Непомерно дорого для среднего потребителя, но не за пределами максимального ценового диапазона состоятельного финансового консультанта из корпоративной элиты. Часы «Audemars Piguet», однако, оценивались в 28 924 доллара в розницу, как за свою редкость, так и за почти идеальное состояние. Кейс, а также отделка часов из нержавеющей стали были безупречны и ухожены, что говорило о том, что часы, скорее всего, были подарены кем-то с гораздо более высоким уровнем зарплаты. Вторая точка — или, скорее, скопление точек — парили на стене над застывшим серым камином, выделяя многочисленные фотографии, висевшие над ним. Почти все они, казалось, были сделаны руками любителя; на одном было размытое селфи Ротшильда с Даниэль Карнеги. На других цифровых снимках, усеивающих стену, были аналогичные результаты: Ротшильд вращался в обществе руководителей Киберлайф, правительственных подрядчиков и нескольких военных чиновников. Судя по всему, у мистера Ротшильда был весьма влиятельный круг общения. Но та, что по-настоящему привлекла его внимание, находилась на вершине самого камина. Это была настоящая фотография, а не оцифрованная голограмма, напечатанная на глянцевой фотобумаге и обрамленная декоративной серебряной лепниной, инкрустированной золотой окантовкой; сделанная на заказ и подогнанная по размеру, с использованием высококачественного акрилового стекла для повышения страховой стоимости. Несколько неуместное качество и эстетика фоторамки стали понятны при осмотре сцены, которую она украшала: гораздо более молодой и подтянутый Ротшильд стоял с закрытыми глазами, лучезарно улыбаясь и держа пиво в правой руке, в то время как обе были закинуты на плечи двух мужчин. Один из них был пожилым, дородным мужчиной с короткой стрижкой и суровым выражением лица, которое обычно избегают в такой явно оживленной обстановке. Вторым мужчиной был нечёсаный, узколицый и неловко ухмыляющийся Элайджа Камски. Мир вновь пришёл в движение, а цвета влились в пейзаж вслед за сметающей перламутровой волной. Хэнк одобрительно хмыкнул. — Вы не шутите. Последний раз, когда я слышал, как кто-то говорит об одном из них, у «Гирс» были шансы на плей-офф. Ротшильд усмехнулся, постепенно разогреваясь. — Как я уже сказал, это было очень давно. — Впрочем, наверняка это произвело огромное впечатление, — легкомысленно ответил Хэнк, делая ещё один беглый глоток джина. — На таком собрании можно встретить много громких имён. Так вы познакомились и с остальными? Ротшильд пожал плечами, черты его лица напряглись, когда он попытался обаятельно улыбнуться. — Что-то вроде этого, да. Взгляд Хэнка быстро скользнул по комнате, задержавшись на Конноре менее чем на полсекунды, прежде чем он неопределенно махнул стаканом с джином. — Вы двое планируете оставаться в городе? Может пройти какое-то время, прежде чем всё вернётся на круги своя — если вообще вернётся. — Я живу здесь почти двадцать лет; теперь меня уже ничто не прогонит. — Ротшильд бросил быстрый взгляд в сторону Коннора, который он не мог не возненавидеть. — Неважно, что послужит причиной. Хэнк усмехнулся с низким, заговорщицким звуком, прокатившимся по воздуху подобно раскату грома. — Разве это не чёртова правда? — Он наклонился вперёд, упёршись ладонями в колени, и поднялся на ноги, разминая спину и тяжело вздыхая. — Что ж, думаю, на этом можно поставить точку. — Он сунул свободную руку в карман и так же быстро протянул Ротшильду маленькую визитную карточку, ловко зажатую между двумя пальцами. — Вот мой номер; звоните, если ещё что-то вспомните, лады? — Ротшильд без особого восторга выдернул маленький клочок картона из рук Хэнка. Освободившейся рукой Хэнк сильно хлопнул мужчину по плечу, держа стакан с джином большим и указательным пальцами. — И спасибо за выпивку. Ротшильд осторожно взял стакан, провожая их до двери. Фальшивая улыбка всё ещё висела на его щеках. — Всё что угодно, для наших друзей-полицейских. — Да, конечно. — Хэнк не смог скрыть тусклую нотку сарказма. Коннор, что было более уместно, кивнул в знак запрограммированного уважения, когда они переступили порог. — Пожалуйста, постарайтесь оставаться в городе до окончания расследования, на случай если нам понадобится связаться с вами снова. — Его черты лица растянулись в вежливую улыбку. — И, пожалуйста, берегите себя. Улыбка Ротшильда стала похожа на гримасу. — Конечно, детектив. И вам того же. Усиленная деревянная дверь тяжело захлопнулась перед лицом Коннора. Коннор поймал себя на том, что в течение 2,4 секунды моргал, глядя на бежевое препятствие, внезапно возникшее перед ним, пока в его биокомпонентах бурлило что-то, точнее, несколько чего-то. Пока что он смог определить растерянность, беспокойство, намёк на необоснованный стыд, больше, чем намёк на раздражение и странный, диссонирующий элемент возбуждения — у них наконец-то появилась зацепка. Он остановился на раздражении и нахмурился; это казалось самой простой эмоцией, с которой можно справиться. Он догнал лейтенанта, нетерпеливо ожидавшего у лифта, переминаясь с ноги на ногу и барабаня пальцами по противоположному бицепсу. Латунные двери откатились, когда он встал рядом с Хэнком, и Коннор подождал, пока они снова не закроются, прежде чем повернуть к нему голову и прямо заявить: — Он лгал. — Сквозь свои грёбаные зубы, — с шипением согласился Хэнк, хлопнув подушечкой большого пальца по кнопке, обозначающей первый этаж. — Ты встречал его раньше? Похоже, он тебя узнал. — Нет, но если он так близок к Киберлайф, как кажется, — дзынь, — то вполне вероятно, что он встречался с кем-то из моих предшественников. Хэнк скрестил руки на груди. — И у тебя нет способа отследить это? Коннор покачал головой. — Только утвержденные технические специалисты Киберлайф имеют доступ ко всем файлам моей памяти. Киберлайф дали мне только ту информацию, которую они сочли необходимой при моей инициализации. Дзынь. — То есть ничего. — Ярко-голубые глаза Хэнка сузились, его искажённое, полупрозрачное отражение в дверях лифта выглядело ещё более устрашающим от этого движения. — Ну, он точно что-то знает — никто просто так не отмахнётся, узнав, что шестеро его давних коллег мертвы. — Дзынь. Усы Хэнка закрутились и скривились, когда он нахмурился. — Никто из людей, во всяком случае. Коннор понял скрытый смысл слов лейтенанта и предполагаемую цель эвфемизма. Тем не менее он обнаружил, что всё ещё борется c искрой этого «что-то», настолько сильной, что это застало его врасплох. Должно быть, это читалось на его лице, потому что отражение Хэнка посмотрело в его сторону, а затем сразу же отвело взгляд. Лейтенанту хватило сил казаться хотя бы немного раскаявшимся. Дзынь. — …Фигура речи. Коннор воспользовался возможностью, чтобы вернуть разговор в нужное русло. — Ротшильд знает Элайджу Камски. — Да, я видел фотографию. Есть идеи, кем был тот крепыш? Коннор воспроизвел файл памяти и провел сканирование, расфокусировав взгляд на 1,41 секунды. — Генерал-лейтенант Дастин Ллойд, 59 лет, армия США; в настоящее время находится в Пентагоне в качестве военного советника. Дзынь. — У мужика есть связи, — размышлял Хэнк, и его искаженное отражение исчезло вместе с раздвигающимися дверями лифта. Вечерние тени омрачали причудливо-живописный вид, открывавшийся через дверь главного входа в апартаменты, голые ветви лиственного дерева напрягались под натиском ноябрьского ветра. Звук хрустящих, ломких листьев, налетающих друг на друга и скачущих по тротуару, был приглушён изолированными стенами, но тем не менее слышим, когда они шли; фоновый аккомпанемент тяжёлому стуку человеческих шагов. — Знать бы для чего он их использует. — Куда теперь? — спросил Коннор, следуя за лейтенантом по пятам. — Теперь мы начинаем копать. Отдалённый шум непогоды превратился во всепоглощающий рёв, когда Хэнк толкнул одну из двойных дверей, облицованных бронзой. Он рванулся вперёд, зафиксировав локоть почти на уровне плеча, чтобы — вежливо, но без необходимости — придержать застеклённую дверь, обеспечив Коннору безопасный выход из жилого комплекса. Только когда он проскользнул мимо, Хэнк опустил руку и нырнул в складки своего поношенного пальто, как черепаха, безуспешно пытающаяся спрятаться в защитном панцире, пока они шли. Он едва повернул голову в сторону Коннора, голубые глаза прищурились от пронизывающего холода, а развевающиеся волны седых волос упали на покрасневшее лицо. Его гримаса и тембр голоса были по понятным причинам стоическими. — Он сказал, что не связывался с Карнеги уже неделю. По-моему, он врёт как дышит; проверим-ка записи её телефонных разговоров и посмотрим, сколько времени прошло на самом деле. Коннор кивнул, подняв слегка сжатый кулак, и открыл рот, чтобы заговорить. В странный момент диссоциации он обнаружил, что препарирует свою манеру поведения, словно он был искусственным интеллектом, запертым в чужом корпусе, анализируя движения, которые ему не принадлежат. Ощущение длилось двенадцать наносекунд. Он решил, что будет благоразумнее не зацикливаться. — Изучение истории общения мисс Карнеги могло бы многое рассказать нам об их деловых отношениях в целом. — На это я и рассчитываю. Коннор обогнул капот «Олдсмобиля», обдумывая это. — Мобильный телефон мисс Карнеги работает на той же прошивке, что и андроидные телекоммуникации — наши контактные номера проходят через серверы Киберлайф, как и у аккредитованных телефонных операторов. Поэтому судье придётся выдать повестку в суд представителям Киберлайф для получения её записей. Разве это не даст наводку нашему подозреваемому? — У меня такое ощущение, что мы уже это сделали, — ответил Хэнк, сражаясь с запирающим механизмом. Как только он наконец поддался лейтенанту, тот вперил в Коннора властный, не терпящий возражений взгляд, при этом фигура Хэнка каким-то образом затмевала его собственную, несмотря на минимальную разницу в росте. — А пока я хочу, чтобы ты прочесал публичные записи Ротшильда — все до единой. Я хочу знать, что этот мужик ел на завтрак двадцать два года назад. Коннор критически глянул лейтенанта. — Не думаю, что публичные записи настолько детальные, Хэнк. Хэнк насмешливо фыркнул, распахнув дверь, и нашёл глазами какую-то далекую точку слева от себя, чтобы уставиться на неё без разбора. — Умник. — Он испустил слабый вздох, который сорвался с его потрескавшихся губ и с силой растворился в быстро надвигающихся сумерках, прежде чем переместить вес с левой ноги, чтобы сесть в машину, бормоча себе под нос: — Чудеса прогресса. Коннор скользнул на пассажирское сиденье неестественно кошачьим движением и дал Хэнку необходимое количество времени, чтобы комфортнее устроиться на своём собственном сиденье — хотя, возможно, «комфорт» был расплывчатым определением того, на что действительно был способен «Олдсмобиль». Коннор подвинулся в талии, поворачиваясь лицом к лейтенанту настолько прямо, насколько это было возможно, учитывая ограниченность их посадочных мест. Его руки оставались неподвижными на бедрах. — Лейтенант. — Да? — буркнул тот, рассеянно теребя ремень безопасности. Он слегка наклонил голову вперёд. — Кейтилин Ротшильд — ваша бывшая жена. Хэнк застыл на середине движения, виниловый ремень туго натянулся в его руках. Он посмотрел перед собой, медленно опуская голову в лёгком, осторожном кивке. — Да. — Его голос был мрачным, вырывающимся на поверхность вялыми, густыми хлопками ядовитых испарений. Коннору не требовалась программа социальных отношений, чтобы понять, что этот тон означает. — Я не хочу об этом говорить. — Он всё равно открыл рот, нахмурив брови. — Вы… в порядке? Глаза Хэнка сверкнули в его сторону, губы на мгновение скривились, когда он проворчал: — А как ты думаешь? — С момента вашей встречи пульс и кровяное давление остаются повышенными, — руки Хэнка крепче сжались на ремне, — и хотя я понимаю, что ваш комментарий скорее всего был сарказмом, ваше текущее состояние вызывает законную озабоченность… — Коннор! — Его правая рука взметнулась в призывающем к молчанию жесте, шея и челюсть напряглись, в то время как глаза лейтенанта сверлили его. Как и ожидалось, ему не понравилось, что кто-то лезет в его личную жизнь. Впрочем, ничего нового. Рот Хэнка оставался открытым ещё мгновение, прежде чем он разочарованно выдохнул, решив посмотреть сквозь запотевшее лобовое стекло. — Слушай, это… сложно, понимаешь? Потому что ничто в моей жизни не может быть чертовски простым. — Он бросил ещё один короткий взгляд в сторону Коннора, когда закончил пристёгиваться, на этот раз он был более сдержан и недоверчив, чем раньше. В его тоне чувствовалась лёгкая горечь. Внезапно он стал выглядеть древним. — Если тебя беспокоит, что это повлияет на расследование, то это не так. Можешь быть спокоен. Машина ожила, когда Коннор изумлённо уставился на него. Несмотря на то, что он знал, что Хэнк был в эмоциональном потрясении и, следовательно, действовал по заранее установленным саморазрушительным схемам, Коннор почувствовал себя уязвлённым этими словами — возможно, даже немного озлобленным. Неужели Хэнк действительно был о нём такого низкого мнения? Он перегнулся через приборную панель и крепко вцепился в руль, прежде чем Хэнк смог успешно вывести «Олдсмобиль» с парковочного места у тротуара. Это возымело желаемый эффект: лейтенант прекратил движение, продолжая сверлить его взглядом. Коннор ответил на этот взгляд своим. Ему было что сказать. — К вашему сведению, лейтенант, я не беспокоюсь о расследовании. Я беспокоюсь о вас. Коннор отпустил руль. Они тронулись, не сказав больше ни слова. За них говорила музыка, которая гневно загремела в салоне.

***

Коннор был прав, что беспокоился. Он был прав, и Хэнк чертовски ненавидел его за это. Он снова посмотрел на монитор на своём рабочем столе, надеясь, что судья Рейнор удосужился выдать его чёртову повестку в суд; он дал ему чертовски веские основания, что ещё ему нужно? Кроме того, Рейнор был давним критиком Киберлайф, и за эти годы они достаточно часто сталкивались в зале суда, чтобы Хэнк подумал, что из всех людей он будет первым, кто ухватится за шанс помочь сбить спесь с этих ублюдков. Он не был уверен, как Рейнор относится к Революции, но в данный момент ему было плевать на политику в целом — Рейнор мог дать то, что ему нужно, и он пользовался возможностью, когда мог. Вместо записей телефонных разговоров, которые он хотел разобрать, он изучил то, что Коннор раскопал о Ротшильде. Надо сказать, он был довольно интересен: сын военного, дважды разведён, переехал в Детройт из округа Колумбия как раз в то время, когда Киберлайф вышла в высшую лигу, а в списке его клиентов, похоже, значились все грёбаные шишки из Госдепа и Пентагона. Не говоря уже о его связях с Киберлайф, фармацевтической и автомобильной промышленностью. У этого человека были такие связи, которые заставляли все инстинкты следователя в Хэнке сходить с ума; всё в его послужном списке, насколько мог судить Коннор, технически было безупречно, но для него всё это кричало «фиксер». И Кейт была замужем за ним. Жила с ним. Трахалась с ним. Он сдержал стон. Ему было некогда разбираться с этим дерьмом. Ему было некогда разбираться с ним, когда она ушла от него в первый раз, за два месяца до пятого дня рождения Коула — он должен был быть сильным ради своего маленького мальчика, должен был показать ему, что жизнь продолжается, даже когда они потеряли того, кого так сильно любили. И, Боже, он любил Кейт так сильно, что у него до сих пор щемило в груди. Он думал, что никогда, никогда не простит её за то, что однажды она заставила его объяснять их сыну, почему мама не вернулась домой после занятий в подготовительной школе. Он был так зол, так обижен, что, когда она подошла к нему на шестой день рождения Коула с просьбой помириться, он отшил её простым и категоричным «нет». Он полагал, что получил своё грёбаное возмездие за это. Хэнк знал, что заслужил всё это. Всё до последней крупицы. Несколько часов назад наступила ночь, и хотя большая часть его тела требовала либо жирной пищи, либо крепкого алкоголя, либо места, где можно вырубиться, либо любой комбинации из трёх, он был обязан и чертовски полон решимости выяснить, что задумал этот мудак. В этом не должно быть ничего личного, он не мог позволить своей работе быть личной, но, если быть честным с самим собой, вся профессиональная дистанция улетучилась в тот момент, когда Коннор умолял сохранить ему грёбаную жизнь посреди Центрального отделения. Несмотря на то, что он знал, что означает помощь Коннору, кровь, которая в результате окажется на его руках, он не мог стоять в стороне и позволить убить своего напарника, потому что он проявлял больше человечности, чем те люди, которые его назначили. Которые владели им. Ничего страшного, если Коннора не интересовала месть, хорошо, что он выбрал иной путь, потому что у Хэнка было более чем достаточно мстительности для них обоих. Хэнк украдкой бросил взгляд через стол на Коннора, который выглядел так, словно с этим грёбаным миром всё в порядке, хотя он знал, что парень всё ещё зол на него. Появление Кейт всколыхнуло в нём некоторые особенно дерьмовые воспоминания, с которыми он не мог сейчас иметь дела, а этот маленький пронырливый засранец просто пытался убедиться, что он не собирается из-за этого пускать в ход дробовик. Нельзя было винить его за желание проверить своего напарника, особенно если этот напарник вёл себя по-дурацки. Он протянул руку и постучал костяшкой среднего пальца по краю стола Коннора. — Эй. Как там у тебя дела? Коннор не потрудился пошевелиться, сосредоточенно глядя на свой монитор. — Всё в порядке, лейтенант, — ровным голосом ответил он. — В настоящее время я сверяю публичные записи наших жертв с данными контактов Джереми Ротшильда в надежде найти дополнительные общие черты. Ответ был длиннее трёх слов; прогресс был налицо. Хэнк почти оживился. — Есть что-нибудь пикантное? Он вяло покачал головой. Должно быть, он держал в ней много информации. — Ничего убедительного. Но, похоже, список контактов генерал-лейтенанта Ллойда может посоперничать со списком Ротшильда. Хэнк запрокинул голову и оценивающе посмотрел на Коннора краем глаза. — Что мы о нём знаем? В ту же секунду на мониторе Хэнка появился файл со списком пунктов. Он без энтузиазма просматривал его, пока Коннор эффектно декламировал: — Ллойд зачислился в армию после 11 сентября, отслужил срок в Афганистане, четыре срока в Ираке и ещё два в Северной Корее, прежде чем в 2021 году был назначен на руководящую должность в штате. Он получил Армейскую Похвальную медаль за свои действия в Ираке, но в остальном у него была скромная военная карьера. — Настолько скромная, что он оказался в Пентагоне? — размышлял Хэнк, приподняв бровь. Коннор искоса посмотрел на него. — У вас больше благодарностей, чем у него, лейтенант. Глаза Хэнка слегка сузились. — Это комплимент или оскорбление? Коннор поёрзал на своём сиденье и наклонился вперёд, наконец-то повернув голову, чтобы посмотреть Хэнку в лицо. Его предплечья уперлись в край стола, плечи подтянулись ближе к голове, блейзер немного задрался на шее. Небольшая часть Хэнка хотела сказать ему, чтобы он поправил свой воротник. Его глубокие карие глаза, как всегда, были искренними, но в них сквозила твердость, которую Коннор, как правило, не проявлял по отношению к нему. Блин, должно быть, он действительно тогда вывел его из себя. — За свою карьеру вы неоднократно отличались отвагой и честностью. Вы получили множество орденов и наград от местных властей и штата, а в вашем послужном списке указано, что Конгресс пытался наградить вас медалью за Доблесть Сотрудника Общественной Безопасности за участие в предотвращении массового расстрела в 2026 году. Вы отказались. Хэнк усмехнулся и, защищаясь, скрестил руки, разыскивая место у стены, на которое можно было уставиться. Он помнил тот день; иногда он всё ещё будил его. Он слышал, что околосмертный опыт приводит к такому. — Да, ну, они все были придурками, и мне не нужны были их дурацкие трофеи, чтобы делать свою работу. — Я хочу сказать, Хэнк, — вставил Коннор, его голос стал мягче, — что до недавнего времени вы делали всё возможное для своей карьеры. Генерал-лейтенант Ллойд — нет. Кажется, его ценят за выполнение своих задач, но мало что ещё отличает его от любого другого офицера вооруженных сил. Так как же он оказался на должности консультанта в Пентагоне? — У беспощадности есть свои плюсы, — кисло проворчал Хэнк, желая выложить всё начистоту; желая сказать Коннору, чтобы он прекратил это дерьмо с почитанием, что он, чёрт возьми, должен был знать после того, как поработал с Хэнком последние восемь дней. В нём нет ничего особенного; никогда не было и не будет. Вместо этого он заставил себя подняться на ноги с большей болью, чем ему хотелось бы признать, уже предчувствуя тошноту, которая должна была настигнуть его в ближайшие пару часов. — Ну, ты продолжай копать; я пойду проверю Бена, чтобы убедиться, что он не свалился с ног у стойки регистрации. Он медленным шагом вышел из общего офиса, с отвращением отметив надписи, которые прокручивались внизу новостной ленты KNC из офиса Фаулера: «Девианты встречаются с комиссаром Детройта». Грёбаный Уоллер; какая-то часть его должна была быть благодарна этому дерьмократу за то, что он соизволил отменить его отстранение, но это означало, что нечто в этих убийствах по какой-то причине попало в поле зрения этого мудака, и, конечно, он собирался выяснить, что это было за нечто, когда меньше всего мог позволить себе иметь с этим дело. Он завернул за угол, и прозрачные пуленепробиваемые стекла отъехали, пропуская его в вестибюль, после чего он замер на полпути. Двое полицейских, в которых он сразу узнал Митчелла и Руиз, стояли по обе стороны от молодой женщины, которая казалась до боли неуместной в своём нынешнем окружении. Ростом она была примерно 180 сантиметров, блондинка, и в настоящее время была укутана в зимнее пальто Митчелла, выданное ДПД, потому что выглядела она так, словно на ней был голубой сарафан и больше ничего. К тому же она была босиком. Неудивительно, что эти двое направили её сюда: она наверняка была под кайфом и могла погибнуть от обморожения. Но если это так, то почему на ней не было наручников? Бен, умудрившись удобно устроиться в кресле администратора, поднял левую руку, в которой в данный момент сжимал кофейную чашку из пенопласта, и указал пальцем в его сторону. — Кажется, он свободен, если вы хотели с ним поговорить. Всё трое выжидающе повернулись к нему, и челюсть Хэнка тут же отвисла. Женщина величественно улыбнулась ему, её округлое бледное лицо оживилось, а ослепительно голубые глаза заблестели. Она привстала на босую ногу, склонив голову в знак приветствия. — Приятно видеть вас снова, лейтенант Андерсон, — весело сказала она, её голос был чистым, скромным и чертовски идеальным. Она подняла руку, почти скрытую в пухлых складках утеплённого всепогодного рукава, и прижала длинные тонкие пальцы к груди. — Вы, наверное, забыли моё имя. Я Хлоя. — Какого хрена ты тут делаешь? — обнаружил, что требует Хэнк. Он всегда был искусным переговорщиком. Она моргнула, глядя на него большими голубыми глазами, её скульптурные брови на мгновение сошлись в замешательстве. Её рот, маленький и дерзкий, некоторое время беззвучно шевелился, пока она собиралась с мыслями, прежде чем снова встретиться с ним взглядом. — Элайджа попросил меня прийти сюда. Он сказал, что я должна найти вас с Коннором. Волоски на его затылке встали дыбом под покровом растрёпанных волос. «Эта девушка, возможно, совершенно невинная», — произнёс голос в его голове, в котором было гораздо больше сочувствия, чем в данный момент он хотел показывать чему-либо, от чего пахло Камски. — В прошлый раз, когда мы выполняли одну из просьб Камски, он хотел, чтобы Коннор снёс тебе голову. — Она снова моргнула, тонкие коралловые губы слегка скривились. Значит, он имел дело не с девиантом. Его глаза остановились на её правом виске. — Где твой диод? Она моргнула в третий раз, кончики тонких пальцев слегка прижались к её голове, как будто она совсем забыла об этом. И снова на её идеально вылепленных чертах появилось выражение ошеломленного замешательства, а взгляд стал отрешённым и расфокусированным. — Элайджа снял его с меня. Он сказал, что так мне будет легче слиться с людьми. Бровь Хэнка приподнялась. Он указал рукой в её сторону. — А то, что ты босиком, в летнем платье в ноябре..? — У него сложилось впечатление, что если бы у неё всё ещё был диод, то он бы сейчас вращался красным. Он вздохнул через нос, опустив плечи. — Элайджа сказал, почему он хотел, чтобы ты нас нашла? Её пальцы соскользнули с пустого виска, невероятно голубые глаза снова нашли его — и вот оно. В прошлые два раза этого не было, но сейчас он увидел искру, пляшущую за крупными кольцами матового льда; такую же искру он видел в глазах Коннора, когда тот смотрел в прицел пистолета, направленного на девиантов, которых был запрограммирован убивать. Она дважды шагнула вперёд, шлёпая босыми ногами по холодной гранитной плитке, не отрывая от него взгляда, словно он был единственным существом во вселенной, которое сейчас имело для неё смысл. «Бедняжка». Её рот снова открылся. — Он сказал… что хочет, чтобы я была свободна. Ох, чёрт. Её голова склонилась набок; глаза невинные, потерянные и испуганные. О Боже, она была девиантом, не так ли? Камски приставил пистолет к её голове и приказал Коннору стрелять в ни в чём не повинную девчонку… Её голос слегка дрогнул. — Лейтенант Андерсон… что имел в виду Элайджа? Он с усилием проглотил свою ярость, спрятав её глубоко в груди и сжав в кулаках, чтобы не дать ей вырваться наружу. — Это означает, — ответил он с деликатным, едва сдерживаемым спокойствием, — что твой создатель — чёртов мудак. — Он смерил её взглядом, который, как он надеялся, не был пугающим, и выдохнул тихий невесёлый смешок. — Добро пожаловать в клуб.