Пугающе Странное (или сквозь Уэнсдей-мультиверс)

— Мы прибыли, — объявил гулкий голос Ларча, заглушив все дальнейшие обрывки разговоров. Красноватый цвет закатного неба начал уступать место темно-фиолетовым краскам, предвещавшим наступление ночи, когда катафалк пересек внешние ворота и остановился перед главным входом в особняк семьи Аддамс. Энид с улыбкой смотрела на дом, волчьими инстинктами ощущая присутствие здесь чего-то живого (а так оно и было, в некотором роде…). Оборотень бывала здесь уже трижды, и с каждым визитом становилось все труднее покидать это место и не думать об особняке как о доме. Обветшалый, но удивительно прочный особняк возвышался на холме на окраине Вестфилда, штата Нью-Джерси, и имел в качестве соседей всего два старых заброшенных дома. Перед особняком располагался большой двор, окруженный воротами, а дорожку к парадному входу украшал дряхлый сад, полный засохших деревьев. В центральной части особняка возвышалась большая башня, а с некоторых ракурсов был виден стеклянный купол оранжереи Мортиши в западном крыле. В задней части особняка находилось семейное кладбище и склепы, озеро, где Пагсли практиковал свои взрывные методы ловли рыбы, и выход в лес. Даже в самые солнечные дни небо над особняком постоянно омрачалось скоплением облаков. При первом посещении Энид поразило то, что, хотя снаружи особняк казался вполне приличных размеров, внутри он был гораздо больше. Никак иначе нельзя было объяснить это несоответствие: комнаты, которые появлялись и исчезали по желанию, огромное количество покоев, потайных уголков и переходов, которыми было пронизано это место. История дома также была долгой и запутанной. Особняк Аддамсов был построен членами основной ветви семьи после их возвращения в Северную Америку примерно в конце восемнадцатого века. Неясно, была ли это латиноамериканская или итальянская ветвь семьи, поскольку они имели тенденцию сливаться одна с другой. Не помогло и то, что и Адамы, и Адамо восстановили Аддамс в качестве общей основной фамилии по возвращении после того, как она не использовалась несколько столетий, со времен Гуди Аддамс. Особняк был резиденцией главной ветви семьи, неоднократно разрушался и перестраивался, а в одном довольно драматичном случае был передан государству для использования в качестве психиатрической лечебницы, после чего был возвращен семье в начале 1920-х годов. Все это наложило на дом значительный сверхъестественный отпечаток, хотя можно утверждать, что его особенности объясняются тем, что семья Аддамс была вовлечена в этот процесс с самого начала. За время посещения особняка Энид узнала о своей будущей семье гораздо больше, чем любой другой студент Невермора. На протяжении веков существа, известные как изгои, классифицировались в соответствии с легендами, стереотипами и предрассудками нормальных людей. И только Натаниэль Фолкнер попытался навести порядок в том, кто есть кто и что есть что. Фолкнер изучил каждую общину изгоев за годы своих путешествий и исследований, предшествовавших основанию Невермора. Он придумал классификацию практически для всех. От больших групп, которые могут быть как собственно видами, такими как оборотни или вампиры, так и членами более мелких или изолированных сообществ, тех, кто имел родственные связи с человечеством или не имел их вовсе, тех, кто был плодом дивергентной эволюции или имел прямую связь со сверхъестественным, древними мифами и Великим Запредельем, или тех, кто был единичными случаями, мутировавшими или рожденными с уникальными способностями людьми, которые появлялись время от времени… Все были классифицированы и разделены на категории величайшим ученым и защитником отверженных сообществ своего времени. Все, кроме Аддамсов. О, Фолкнер пытался. Благослови его бог, бедняга пытался. Но вскоре он понял, что Аддамсы были одновременно чем-то уникальным и чем-то… обычным. Хотя, возможно, это не совсем подходящее слово. Аддамсы, а также другие семьи, с которыми их связывали родственные узы, такие как Фрампы, Итты, Уотли, Аморы, Блайты и другие, были отнесены Фолкнером к категории «человеческих криптидов». Они представляли собой генетический плавильный котел, в котором можно было найти все что угодно в плане способностей или морфологии. Все это Энид узнала в свой первый приезд на импровизированном уроке истории, который проводили бабушка и Гомес, а иногда вмешивалась Уэнсдей. В старых знаниях было много пробелов, но, по общему мнению, Аддамсы были очень древней семьей и, возможно, носили много разных имен на протяжении истории. Точное происхождение было неизвестно, но самые старые документы указывали на какое-то неопределенное место на границах Восточной Европы и Азии как на географическую отправную точку рода, прежде чем он обосновался в Южной Европе в виде двух основных ветвей, о которых уже говорилось: Адамы на Пиренейском полуострове и Адамо на Итальянском полуострове, к которым присоединились второстепенные ветви, ставшие самостоятельными кланами, например, Фрампы в Нидерландах. Семья Аддамсов, изначально состоявшая из людей-изгоев, основными представителями которой были экстрасенсы и ведьмы, разрослась благодаря их огромной способности принимать странности. В результате усыновления или брака к семье Аддамс в то или иное время присоединялись представители всех или почти всех известных видов изгоев, что привело к созданию бомбы замедленного действия на генетическом уровне и настоящей лотерее, в результате которой каждый Аддамс становился уникальным. — В моих жилах течет кровь таких же волков, как и у тебя, — сказала однажды Уэнсдей Энид. — А также кошачьего народа Амазонки, скандинавских драконов, египетских вампиров и других безымянных тварей, которые спят в склепах человеческой памяти. Это объясняло многое, очень многое.              

***

              — Ого, — сказала Дора, как только вышла из машины и окинула особняк взглядом. — Это… это… Тео, есть ли слово, которым можно описать что-то почти идентичное, но в то же время очень отличающееся? — В данном контексте я не могу назвать ни одного конкретного, сестра, — ответил ее близнец. — Но, думаю, термин «тревожно знакомое» вполне применим. — Подождите, пока вы не встретите другую версию себя, — сказала Уэнсдей. — Это позволяет увидеть перспективу в вопросе кризиса идентичности. — Хм, буду ждать с нетерпением, — ответил Тео. Дора проигнорировала их слова и с широкой улыбкой продолжала смотреть на дом. Энид внимательно посмотрела на нее и увидела, что улыбка юного оборотня почти идентична ее собственной, за исключением наличия ямочек — признака, унаследованного от Уэнсдей… то есть от Фрайдей. Пока Ларч собирал багаж, они уже начали двигаться к входной двери. Дверной проем открылся с диссонирующим скрипом, и изнутри дома вырвался порыв ветра, словно гигантское существо бросило на них свое дыхание. На пороге распахнутой двери стояла бабушка Юдора Аддамс. — Миссис Аддамс! Здравствуйте! — поприветствовала Энид. Юдора ответила улыбкой, от которой треснуло бы зеркало. — Ты прекрасно знаешь, что можешь называть меня бабушкой, loba, — сказала старуха, прежде чем перевести взгляд на Уэнсдей и близнецов. — Приветствую тебя, внучка… Так это те двое, о которых мне рассказывала Мортиша? — Полагаю, ты обо всем знаешь, — сказала Уэнсдей, скорее утверждая, чем спрашивая. — Да, да, но у нас еще будет время поговорить… Позвольте мне взглянуть на вас двоих, дети, — сказала старуха, подходя к близнецам. Обняв сначала Тео, а затем Дору, старая ведьма тут же взяла их лица в свои руки, прикоснулась к щекам и открыла рот. Это было похоже на импровизированный медицинский осмотр, но близнецы не выказывали никаких признаков дискомфорта. Напротив, они выглядели довольными и счастливыми от того, что стали объектом внимания старухи. — М-м-м, в тебе есть магия и дисциплина, но не хватает опыта и терпения, — прокомментировала Юдора, обращаясь к Тео, а затем посмотрела на Дору. — А ты… полноценная волчица, по крайней мере, кажется, тебя кормили лучше, чем нашего местного loba, — закончила она. — Да, мы выросли на твоих завтраках, бабушка, — возразила Дора. — Ха! Значит, в вашей вселенной я все еще жива и здорова? — Papá Гомес и nonna Тиш уже убедились, что Смерть заберет тебя, только если ты ее об этом попросишь, — сказал Тео. — Ах, этот трусливый Мрачный Жнец, — размышляла старуха. — Как бы то ни было, давайте войдем! Уверена, моя внучка считает, что нам есть что обсудить. — Действительно, — ответила Уэнсдей. Они вошли в особняк, попав в парадную прихожую с большой лестницей, ведущей на верхний этаж. Как обычно, это место выглядело почти как музей диковинок. Чучела животных, диковинные растения, статуи и непонятные картины… а в центре — ковер из шкуры белого медведя. Глаза Доры загорелись, как только она увидела его. — БРУНО! — воскликнула юная оборотень, бросаясь на ковер. Мгновенно кусок меха с набитой головой белого медведя обрел собственную жизнь и зарычал, пытаясь повернуться, чтобы укусить незваного гостя, но безуспешно. Единственным ответом Доры было волчье рычание такой же интенсивности и радостный, веселый смех, когда она перевернулась и обхватила своим телом раздраженный живой ковер. Тео лишь вздохнул, хотя на его губах играла едва заметная улыбка. — Ну вот… всегда одно и то же, с тех пор как нам исполнилось пять лет… — А-а-у, я думаю, это очень мило, — сказала Энид. — Уверена, в глубине души ваш Бруно ценил такое внимание. — Да, Пагсли всегда держится от него на расстоянии, а меня он игнорирует для своего же блага, — добавила Уэнсдей. — Умный коврик. Импровизированная игра Доры с живым ковром закончилась, когда комнату наполнило еще одно тихое, но низкое рычание, и из одного из боковых крыльев появилась новая четвероногая фигура, сразу же привлекшая внимание Энид, Доры и Тео. — КИТТИ! — воскликнули уже все трое одновременно, подбегая к старому семейному любимцу льву. Китти-Кэт был пожилым даже по меркам львов, не живущих в дикой природе: ему было уже почти четыре десятка лет, и он почти ослеп. Это и знакомые запахи фигур, бросившихся его обнимать, были главным препятствием для более бурной реакции животного. Оказавшись в объятиях Энид, Доры и Тео, Китти ограничился выражением покорного недоумения, которое бывает у многих кошек, когда они пытаются осознать, как они прошли путь от высшего хищника до светловолосого оборотня, называющего его «пушистиком». — Боже мой, — пробормотала Уэнсдей, наблюдая за этой сценой. Рядом с ней Юдора лишь громко рассмеялась, а затем повернулась к Ларчу и Вещи. — Ларч, будь добр, отнеси багаж девочек в комнату Уэнсдей, — попросила старуха. — А ты, Вещь, проверь комнаты для гостей и отметь двери наиболее подходящих для наших гостей. Если я знаю, как мыслит пара брата и сестры-подростков, то, какими бы близкими они ни были, они все равно захотят иметь отдельные комнаты. Ларч кивнул, издав односложное мычание, а Вещь, сидящий у него на плече, показал большой палец вверх. Они начали подниматься по лестнице. Поскольку внимание Энид и близнецов по-прежнему было приковано к Китти-Кэт, Юдора наконец обратила все свое внимание на внучку. Казалось, между двумя женщинами воцарилась атмосфера серьезности. — Ладно, Уэнсдей… Прошло всего три месяца с момента последнего приключения, а у тебя уже есть что-то новое для меня. Давай-ка посмотрим. Уэнсдей лишь молча кивнула, достала из сумки три маленькие пробирки, наполненные эктоплазмой Теневого Хайда, и показала их бабушке. — Единственные физические останки существа, — сказала она. Юдора взяла пробирки с сероватой жижей и поднесла их к лицу, внимательно разглядывая здоровым глазом. — М-м-м, этого количества должно хватить, чтобы отследить его… Вся сложность будет в том, как осуществить межпространственное перемещение, — старуха посмотрела на внучку. — Невозможно сказать наверняка, но если ты пойдешь по следу этого существа, сомневаюсь, что оно приведет тебя к месту его происхождения с первой попытки. — Многократные прыжки по измерениям, — сказала Уэнсдей, кивнув. — Это то, чего я и боялась. — Это будет нелегко, но я думаю, что смогу что-нибудь придумать. Это займет у меня некоторое время, так что сегодня тебе лучше отдохнуть и расслабиться. Завтра у меня уже может быть что-то для тебя, внучка. — А сейчас ничего нет? — спросила Уэнсдей. Голос у нее был, как всегда, монотонный, но бабушка чувствовала сдерживаемую нервозность молодой женщины. Уэнсдей волновалась, даже если сама еще не осознавала этого. Юдора вздохнула. — Боюсь, это всего лишь предположения, Уэнсдей, — начала старая ведьма. — Мортиша подробно рассказала мне об этом инциденте во время нашего разговора по хрустальному шару, но у нас нет никакой уверенности относительно этого существа, кроме той, что мы уже подметили. — Это была мать Доры и Тео, одна из моих двойников, которая попала к нам три месяца назад, — сказала Уэнсдей. — Мне нелегко признаться, но я в какой-то степени привязалась к ней и чувствую ответственность за сложившуюся ситуацию. — Не думаю, что ты имеешь к этому какое-то отношение, кроме того, что являешься Уэнсдей и, следовательно, мишенью, — ответила Юдора. — Существо преследовало тебя, когда напало в Неверморе. И даже если оно состоит из теней, его форма напоминала Хайда, а это наводит на тревожные мысли. — Хайду нужен хозяин. Да, я верю, что за этим существом кто-то стоит. — Все гораздо хуже, mi escolopendra, — сказала Юдора. — Это теневое существо… Существо такой природы похоже на призрака, наваждение, конструкцию. Это как вызов. Кто бы ни был кукловодом, дергающим его за ниточки, я уверена, что у него есть еще много марионеток, кроме этой. А тот, кто способен на такое — создать существо с помощью магических средств и позволить ему перемещаться между вселенными, — обладает силой, превосходящей все, с чем я когда-либо сталкивалась. Уэнсдей посмотрела на свою бабушку. В спокойном взгляде старухи читалась искренняя, глубокая озабоченность, но и… Ах, да, старое предвкушение. В конце концов, они были Аддамсами. Уэнсдей улыбнулась. Улыбка охотника, улыбка человека, принимающего вызов и наслаждающегося риском собственного уничтожения. — Ты бы сказала, что предстоящее нам путешествие будет очень опасным? — спросила она. — О, конечно, — ответила Юдора Аддамс, криво улыбнувшись. — Воодушевляюще, — сказала Уэнсдей. — Действительно, внучка. Действительно.