Уэнсдей Аддамс почувствовала, как ее зрачки расширились от развернувшегося перед ней зрелища. Она ничего не могла с собой поделать — зрелище завораживало.
Нидлер покинула помещение несколько минут назад, после того как Уэнсдей рассказала все, что узнала о планах Яркой. Бронированный изверг попытался остановить ее уход, но это оказалось невозможным. У нее были другие, более насущные проблемы. Проблемы материализовались в виде огромного, мстительного оборотня.
Полная волчья форма Энид была именно такой, какой ее запомнила Уэнсдей, но волчица казалась еще больше, чем прежде, и быстрее. В ее движениях появились плавность и грациозность, которых раньше не было. В ней жил чистый животный инстинкт, но сдерживался осознанной целью и железной дисциплиной. Если Энид добилась этого всего за шесть месяцев тщательной подготовки и тренировок, то Уэнсдей не могла не задаться вопросом, как далеко могла зайти ее возлюбленная.
«Ни один другой оборотень не сможет сравниться с ней», — думала она, бросаясь в бой и используя возможную брешь в обороне противника.
Так продолжалось уже некоторое время. Энид в прямом контакте против Яркой. Буря когтей, ударов и укусов против злодейских брони и магических ухищрений. Уэнсдей же, в свою очередь, лишь изредка вмешивалась в происходящее с помощью меча, выискивая слепые зоны противника или стараясь отвлечь его внимание, чтобы Энид могла нанести решающий удар.
Если и была одна вещь, в которой Уэнсдей Аддамс была хороша, — так это в умении читать противника, и в данный момент то, что она чувствовала, было не слишком обнадеживающим.
Несмотря на то, что на ее броне появлялось все больше следов, царапин и трещин, язык тела Яркой не выражал тревоги. Ярость и раздражение, несомненно, на уровне, который, казалось, излучало тело этой ненормальной женщины. Но в бою она была сосредоточена. Большинство атак Уэнсдей и Энид прерывались щитами из чистой энергии и световыми конструкциями, которые мгновенно ломались после удара, но давали Яркой достаточно времени, чтобы сменить позицию или контратаковать.
Только ее волчьи рефлексы уже не раз спасали Энид от взрыва чистой, обжигающей энергии прямо в лицо.
А ведь любая атака, пробившая магическую защиту Яркой, должна была столкнуться с ее броней.
Уэнсдей была уверена, что Энид могла бы раздробить металл своими когтями, если бы смогла выкроить для этого драгоценные секунды, но тут в дело вступал третий фактор, осложнявший поединок. Яркая не только обладала сверхчеловеческими рефлексами и силой в дополнение к использованию магии, но и явно была бойцом с десятилетним, если не столетним, опытом, превосходившим тот, что был у двух молодых женщин.
Например, меч Уэнсдей, казалось, мог прорезать броню как масло. Но всякий раз, когда ей удавалось обойти один из щитов Яркой или застать ее врасплох, если она отвлекалась на одну из атак Энид, бронированная безумная женщина мгновенно реагировала так, что атаки едва задевали ее, либо удары были просто поверхностными или перенаправлялись в те места, где повреждения были минимальными.
Это раздражало, и Уэнсдей не знала, как долго они смогут продолжать в том же духе. Она не боялась усталости… Она была уверена, что Энид могла бы сражаться так несколько дней, если бы приложила к этому все усилия. А что касается ее самой, то ее движениям по-прежнему помогала Агент А. Но, похоже, у Яркой тоже было все время до последнего, и если оно затянется, то именно у нее будет больше преимуществ, чтобы переломить ход поединка, если что-то пойдет не так.
Уэнсдей взглянула на Энид. В ее глазах было выражение, которое волчица сразу же уловила. Если они хотели победить, то должны были найти способ нанести окончательный и смертельный удар врасплох. Вопрос заключался в том, как это сделать.
В этот момент произошел небольшой поворот событий. Энид нанесла серию последовательных ударов, которые Яркая блокировала, создавая небольшие круговые щиты света или своими руками отражая когти оборотня. Затем Энид изменилась. В считанные секунды она перешла из своей полной волчьей формы в гибридную, уменьшившись в размерах, но набрав скорость, и встала перед Яркой, увернувшись от энергетического выстрела, который снес бы ей голову, попади он в нее со всей силы.
Энид сделала выпад вверх, направив правый кулак в шлем противника. Броня Яркой начала светиться, готовясь к очередному всплеску энергии, а ее владелица отклонилась в сторону, чтобы удар Энид прошел мимо, лишь задев ее.
И в тот же миг вся правая рука Энид переместилась. Оборотень по-прежнему находилась в своей гибридной форме, но её рука непропорционально увеличилась в размерах, став более похожей на ту конечность, которая была бы у нее при полной трансформации. Изменения произошли за десятые доли секунды, и Яркая не успела среагировать.
Энид пустила в ход не когти, а сжатый кулак, огромный, с силой удара таранного снаряда. Удар прозвучал в округе как гром, и Уэнсдей почти ощутила вибрацию, словно сам воздух сместился от удара. Кулак Энид угодил прямо в голову Яркой. В одно мгновение часть темного стекла, закрывавшего лицо бронированного изверга, треснула, и ее голова откинулась назад с хрустом шейных позвонков. Но силы удара хватило, чтобы оторвать ноги Яркой от земли, и бронированную фигуру подбросило в воздух, пока она не приземлилась спиной на землю в дюжине футов от того места, где стояла Энид.
Уэнсдей уже начала двигаться, держа в руке меч и готовая воспользоваться представившейся возможностью, но, к сожалению, момент прошел так же быстро, как и наступил.
Со своего положения на земле Яркая закричала. Глубокий, нечеловеческий вопль, который был бы уместнее в глотке демона из ада. Может, она больше и не оборотень, но было ясно, что колдунья уже не совсем человек. Ее доспехи сияли, словно солнце, и Уэнсдей с Энид заметили, как в воздухе запахло озоном и как зашелестел каждый волосок на их телах.
Уэнсдей остановила продвижение, пытаясь найти место, где можно было бы укрыться, когда тело Яркой, казалось, взорвалось в ревущей сфере раскаленного белого расширяющегося света. У нее едва было несколько секунд, прежде чем взрыв испепеляющей магической энергии достиг бы ее.
В этот момент юная Аддамс почувствовала, как что-то огромное врезалось в нее и повалило на землю, полностью накрыв ее и заключив в объятия двух огромных золотистых рук, покрытых мехом.
«Энид», — подумала она и закрыла глаза. Несмотря на это, она видела сквозь закрытые веки белесый свет, чувствовала вокруг себя раскаленный воздух и слышала оглушительный грохот взрыва, охватившего их. Она заметила дрожь в земле, услышала хруст камня, металла и стекла и каким-то образом поняла, что часть цитадели, на которой они стояли, перестала существовать.
И так же быстро, как все началось, все прекратилось.
Первое, что заметила Уэнсдей, когда ее чувства пришли в норму, был болезненный вздох Энид над ней. Она почувствовала, как оборотень зашевелилась, вставая. Уэнсдей открыла глаза и, прижавшись к земле, увидела голое небо того измерения, в котором они находились. Она посмотрела в сторону и увидела, что большая часть верхней цитадели была разрушена, а над ней осталась лишь выветренная поверхность. Больше не было ни стен, ни комнат, ни коридоров. Земля вокруг них обуглилась и кристаллизовалась, и только участок, где Энид прикрыла Уэнсдей, остался нетронутым и сохранил изначальный белый цвет крепости.
Наконец, перестав откладывать это из-за страха, который она не хотела признавать, Уэнсдей посмотрела на Энид. Глаза Аддамс непропорционально расширились, и, сама того не осознавая, ее рот сложился в сдержанную гримасу ужаса и тревоги.
Оборотень стояла рядом с ней на коленях, полностью преображенная. Живая, но дышащая с трудом. И вся левая сторона ее тела и вся спина были обуглены. Специальный костюм, казалось, распался или, возможно, расплавился на ней. Не было ни меха, ни даже плоти. Половина массивного тела Энид выглядела как почерневшая, тлеющая корка темного камня, словно ее искупали в магме и покрыли вулканическим пеплом.
— Уэнс… — прошептала она, ее голос был прерывистым и пещерным.
— ЭНИД!
Уэнсдей села на колени рядом с волчицей, желая схватить ее за плечи, обнять и не решаясь сделать это из-за видимой боли, которую испытывала Энид. Больше всего на свете она хотела прикоснуться к своей возлюбленной и не могла — горькая ирония не ускользнула от нее.
Но тут она с изумлением увидела, как тело Энид словно завибрировало, а из горла оборотня вырвалось низкое, глубокое рычание. Из морды волчицы вырвался сухой звук, и Уэнсдей лишь через несколько секунд поняла, что это был смех.
— Спокойно, Уэнс… Ничего страшного…
— Энид,
mia lupa, mio sole, нет. Ты сильно ранена, не напрягайся без нужды, ты должна…
— Уэнс, все хорошо, — подтвердила Энид, и Уэнсдей с изумлением заметила, что ее голос звучит яснее. Почерневшие и обожженные части ее тела распадались на части, под ними появлялась новая мышечная масса и мех. Тело Энид вибрировало, словно искажаясь в поврежденных местах, и Уэнсдей поняла, что это происходит потому, что она регенерирует с ошеломляющей скоростью. Новая плоть, новая кожа и новый мех вытесняли и поглощали поврежденные ткани.
Должно быть, на ее лице отразился вопрос, потому что Уэнсдей даже не потребовалось ничего спрашивать, чтобы Энид снова ответила.
— Я — Вольваугр, моя луна, — сказала Энид, —
вся эта история с custos lupus оказалась сложнее, чем мы думали… Я расскажу тебе об этом подробнее позже.
— Вольваугр? — Уэнсдей не знала, что означает это слово, но в нем была какая-то странная, дикая знакомость, заставлявшая древние инстинкты Аддамса внутри нее одобрительно завыть, словно она сама была оборотнем. Энид положила одну из своих лап на плечо Аддамс, желая передать спокойствие. Уэнсдей оценила этот контакт: взяла лапу в руку и поднесла ее к щеке, позволяя себе ощутить тепло Энид.
— У меня дурацкая невосприимчивость к магии, — пояснила оборотень,
— я не неуязвима, как видишь, но я выберусь из этого… хотя мне понадобится время.
— А вот этого ты как раз и не получишь, — прервал её до боли знакомый голос.
Две молодые женщины вернули свое внимание к фигуре в доспехах, которая была в меньшем количестве метров от них, чем им бы хотелось, и возвышалась в центре кристаллического кратера. Доспехи Яркой были в основном целы, но дымились, словно на них потушили огонь, и были покрыты пеплом и новыми следами ожогов, а некоторые части вокруг рук казались слегка деформированными и оплавленными. А черное стеклянное забрало шлема треснуло пополам, обнажив левую часть лица.
Выражение безумной ненависти на лице Яркой было достойно древних гарпий из легенд, ее глаза пылали лютой ненавистью.
— Признаю, — заговорила она в перерывах между рваными вздохами, словно пытаясь перевести дыхание, — что все это оказалось самой захватывающей вещью, которую я пережила за последние столетия. Но вы начинаете скорее раздражать, чем развлекать.
И конечно же, единственным ответом ей стало хихиканье все еще болезненной Энид.
— Ничего себе. Если не считать психопатического безумия, похоже, годы будут ко мне благосклонны, — прокомментировала Энид, глядя на недоуменное выражение лица Яркой.
— Смею предположить, что время будет еще более благосклонно к тебе за то, что ты не являешься гнойником ненависти и безумия,
mia cara lupa, — добавила Уэнсдей. — Твоя красота будет еще более совершенной, я уверена.
— Просто… Посмотри на нее! Мы уже даже не говорим о том, чтобы быть просто MILF.
Я стану просто GILF, по-настоящему.
— Первый из этих терминов я слышала от нескольких студентов Невермора, когда они говорили о моей матери, но ты так и не захотела мне его объяснить.
— А поскольку я не хочу быть невольной соучастницей нескольких убийств, то и не собираюсь, — рассмеялась Энид.
— ДА ЗАМОЛЧИТЕ ВЫ УЖЕ?! — воскликнула Яркая, прерывая парочку. — Вы находитесь в ситуации, которая приведет вас к верной смерти, и… и… и вы шутите и флиртуете?!
Энид снова улыбнулась, но на этот раз наблюдая за Яркой с оттенком сочувственной грусти на волчьей морде:
— Я не знаю, какова ее история, но… она никогда по-настоящему не знала свою Уэнсдей Аддамс, не так ли?
— Боюсь, что нет, — мрачно ответила Уэнсдей. Аддамс нежно поцеловала Энид в лоб, во все еще здоровый мех, и встала, снова сжимая меч, чтобы начать двигаться в сторону Яркой. — Сосредоточься на выздоровлении,
querida. Я дам тебе столько времени, сколько потребуется.
— Будь осторожна, Уэнсдей, — сказала Энид.
— А когда я не была?
— Черт, не смеши меня, — пожаловалась Энид.
— Мне больно, когда я смеюсь.
Уэнсдей кивнула, бросив последний любящий взгляд на свою волчицу, после чего повернулась и продолжила наступать на врага. Энид быстро восстанавливалась, но ей понадобится несколько минут. Главное — уберечь ее и пережить эти минуты.
— Можешь на меня рассчитывать.
«Агент А, — подумала Уэнсдей.
— Есть предложения?»
— Боюсь, мы можем только импровизировать на ходу, но я дам тебе знать, если что-нибудь придумаю.
Уэнсдей сопротивлялась желанию кивнуть, стараясь не выдать ни малейшего намека на то, что в ней присутствует еще кто-то, пока она приближалась к Яркой. Бронированная ведьма не двигалась с места, глубоко дыша и наблюдая за приближением противника. Ее руки снова светились белым светом, хотя и несколько тусклее, чем прежде.
— Похоже, твоя вспышка ярости немного вымотала тебя, — сказала Уэнсдей.
— Я скоро приду в себя, — ответила Яркая. — И хотя я знаю, что не стоит недооценивать тебя, не думаю, что ты дашь мне такой же отпор, как твоя шавка, Уэнс.
— Ты не имеешь права так меня называть, — сказала Уэнсдей, вставая в боевую стойку и поднимая меч. — И еще меньше у тебя прав оскорблять ее.
— Я имею право называть тебя так, как мне заблагорассудится, потому что так велит мое царство, — ответила Яркая. — Меня огорчает, что мне, конечно, придется убить тебя и потратить такое хорошее сырье, но что есть, то есть. Потом я убью твою суку… Любой интерес, который я могла бы проявить к ее странному состоянию, не компенсирует головной боли. А потом я подавлю это восстание там, внизу, поставлю на место твои вариации и убью все эти дешевые копии меня.
— Ты действительно еще не поняла, что уже проиграла, да? — спросила Уэнсдей.
— Дай угадаю… Потому что я иду против тебя, а ты не такая, как все остальные? — насмешливо ответила Яркая.
— Нет. Я обычная Уэнсдей Аддамс, даже если это делает меня исключительной по умолчанию. И не мое присутствие является причиной твоего поражения, я лишь его высшее проявление и следствие, — ответила Уэнсдей. — Ты проиграла и разрушила свой план в тот день, когда твои паразиты схватили добрую и веселую Уэнсдей
Фрайдей Аддамс, мать и жену, склонную к использованию розового цвета, оставив позади ее отчаявшихся детей-близнецов. Это был момент, когда ты проиграла.
— Я не проиграла. Пока я дышу и моя пирамида стоит на месте.
— Ну, это можно исправить.
Уэнсдей сделала выпад вперед, взмахнув мечом. Тут же материализовались энергетический и световой щиты Яркой, разлетевшиеся на осколки от удара оружия. Бронированная рука, светившаяся как солнце, метнулась к Уэнсдей, испуская из кончиков пальцев тонкие лучи режущего света, которые едва не задели Аддамс.
Уэнсдей уклонилась от атаки, сделав выпад в правую сторону противника и попытавшись нанести ей поперечный удар в торс, но Аддамс пришлось увернуться, уклоняясь от удара Яркой. Тогда она воспользовалась возможностью сократить расстояние, используя дополнительную способность, полученную от Агента А, чтобы двигаться с неожиданной быстротой. Меч взметнулся вверх и устремился прямо в грудь Яркой, но его перехватила рука противника, зажав клинок и раскалив металл докрасна.
— А теперь ударь ее!
Уэнсдей не стала просить объяснений или оспаривать приказ. Она почувствовала знакомое покалывание в свободной левой руке. Не выпуская меча из правой руки, она закрутилась вокруг себя, изгибаясь с почти нечеловеческой гибкостью, и направила кулак прямо в лицо Яркой, а именно в правую сторону, все еще частично прикрытую треснувшим забралом шлема.
Яркая увидела, что атака приближается.
— Не останавливайся!
Уэнсдей не стала сдерживать удар. Ее кулак коснулся твердого тела на миллионную долю секунды, прежде чем сработала магическая защита Яркой, та самая, которую использовал ее Теневой Хайд, и кулак Уэнсдей прошел сквозь тело злодейки, словно она была неосязаемой. На лице Яркой появилась улыбка.
Улыбка исчезла, когда второй кулак, невидимый для всех ее органов чувств, нанес полный удар, разбив остатки забрала и на мгновение деформировав лицо от силы удара, сопровождавшегося звуком хруста выбитых зубов. Злодейка не взлетела в воздух, как при ударе Энид, но, пошатываясь, стараясь не упасть, отступила на несколько шагов и выпустила из рук оружие Уэнсдей.
Яркая издала стон, выплюнула кровь и осколок зуба и тут же приложила руку к больной правой щеке с неразборчивым выражением лица. Она снова посмотрела на Уэнсдей с недоверием и чем-то сродни страху и непониманию. Казалось, ей пришлось заново оценивать стоявшую перед ней Аддамс.
— Я же говорила тебе, мой вариант. Она может видеть твои удары, но никогда не увидит мои.
На этот раз Уэнсдей позволила себе молча кивнуть. Она улыбнулась — улыбка была такой же острой, как и раскаленный меч, который она снова подняла перед собой, возвращаясь в боевую стойку и жестом указывая на своего противника.
—
En garde.
