— С ней всё будет в порядке, мой вариант. Посмотри на неё.
«Я уже смотрю на неё», — подумала Уэнсдей, её мысли работали почти на автопилоте.— Нет. Посмотри на неё внимательно.
Уэнсдей пыталась расшифровать, что, чёрт возьми, имела в виду Агент А. Энид была бледна, бледность, которая… Нет. Это была не та бледность, которая должна быть от потери крови. Да, она была трупной, но не той, что бывает у недавно умерших. Кожа оборотня стала почти мраморно-белой, если не считать розоватости старых шрамов и темноты, которая, казалось, окружала её сияющие сапфирово-синие глаза. Рана на груди закрылась, и единственным следом её существования осталась кровь, всё ещё пятнавшая голую кожу. И в этот момент Энид Аддамс пришла в сознание. Она резко втянула воздух и ахнула, словно пытаясь встать. Её напряженное тело сразу же расслабилось, как только она узнала руки и запах человека, державшего её. — Уэнсдей? — спросила она дрожащим голосом, повернув голову и посмотрев на Аддамс. — Mia lupa, — прошептала Уэнсдей, наклоняясь и ловя губы возлюбленной в пылком поцелуе. Руки Энид, одновременно прохладные и теплые, ласкали её лицо, притягивая ещё ближе к себе. Уэнсдей почувствовала железный привкус крови, которая всё ещё окрашивала рот волчицы, и сочла его изысканным гарниром. Интенсивность поцелуя усилилась, словно они пытались поглотить друг друга. Когда их губы разомкнулись, Энид уже села. Они обе были на полу, обнявшись и прижавшись лбами, пристально глядя друг на друга. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Уэнсдей. Энид немного отстранилась и поднесла одну руку к месту, где закрылась рана. — Было больно. Чертовски больно. Но в то же время… — её бледные щеки слегка покраснели. — Чёрт, Уэнс, когда тебя протыкают мечом, не должно быть так приятно! — Насколько приятно? — спросила Аддамс, приподняв бровь и позволив себе полуулыбку. — Ну, это не первый раз, когда ты протыкаешь меня игрушкой, хотя это, конечно, было ощутимее, чем двенадцатидюймовый ф…— Ладно, слишком много информации.
«Как будто ты и твои две жены не делали ничего похуже», — подумала Уэнсдей.— Туше.
— Я хочу сказать, — продолжила Энид, не обращая внимания на мысленную болтовню своей подруги с духом, обитающим в ней, — что если у меня спонтанно появятся новые пристрастия, то было бы неплохо знать об этом заранее. Особенно если они связаны с холодным оружием… Оборотень на мгновение замолчала и опустила взгляд, словно поглощенная внезапной мыслью. Она приложила руку ко рту и слабо улыбнулась. — Копьё, — сказала она, почти облизывая губы и задыхаясь. — О, Уэнс, мы должны попробовать с… — Энид! Энид Аддамс внезапно повернулась и посмотрела на Уэнсдей. Наследница Аддамс смотрела на неё с выражением, которое другим показалось бы похожим на её обычный строгий вид, но в котором Энид уловила нотки искреннего веселья. И вдруг в голове волчицы словно что-то щелкнуло. Её лицо покраснело еще больше. — БОЖЕ! Что, чёрт возьми, я несу? У меня как будто все инстинкты взбудоражены. — Mia lupa, я буду рада провести с тобой всевозможные частные эксперименты, когда мы вернемся домой. Но сейчас ты должна расслабиться, твой разум в полном восторге, и мы должны сосредоточиться, — сказала Уэнсдей, взяв Энид за руку и помогая ей подняться на ноги. — Теперь ты полноценная Аддамс, и ты впервые по-настоящему столкнулась со смертью. Садомазохизм в той или иной степени — постоянное явление в нашей семье, и очевидно, что в тебе это проявится не меньше. — Я Аддамс, — пробормотала Энид. — Ты Аддамс. Я всегда говорила, что ты уже давно ею являешься. Ты просто должна была принять это, жена. — Ж-жена? Уэнсдей пожала плечами в нехарактерном для нее непринужденном жесте. — Насколько я понимаю — мы женаты. Любая другая церемония или оформление юридических документов — простая формальность на потом. Улыбка, озарившая лицо Энид при этих словах, была ярче любого волшебства, сотворенного Яркой. И её влияние на Уэнсдей было гораздо более непосредственным. Энид сразу заметила румянец на щеках возлюбленной, расширение её зрачков и глубокий вдох. — Уэнс? — Энид… твои зубы… Энид слегка наклонила голову в недоумении. Она потрогала зубы языком и сразу же заметила это. «Ой! Что за…» — подумала она. Она поднесла руку к открытому рту и под пристальным взглядом Уэнсдей ощупала зубы кончиками пальцев. Энид по-прежнему могла различить разные типы зубов: резцы, клыки, премоляры, моляры и так далее. Но все они приобрели остроту, которой не было в обычном человеческом рту. Этого не было даже у нетрансформированных оборотней. Казалось, что весь зубной ряд Энид превратился в ряд идеальных маленьких лезвий из слоновой кости. Уэнсдей с трудом удержалась от первобытного желания попросить Энид укусить её прямо здесь и сейчас. Возможно, из её уст вырвался даже легкий стон, но она ни за что на свете не призналась бы в этом. Энид не могла удержаться от смеха. — Вот она я, топлес, а возбуждают тебя мои зубы. — О, я прекрасно осведомлена о твоей частичной и восхитительной наготе, но я отсекла её, чтобы оставаться функциональной и не превратиться в дешевое подобие своего отца, — пояснила Уэнсдей. — А насчет твоих зубов — это интересно. У каждого Аддамса есть один или несколько физических признаков, которые выбиваются из общего ряда… — Как твой одиннадцатый палец на ноге, — сказала Энид. — Именно, или трупная бледность многих из нас. Это явление встречается и среди тех, кого усыновляют в клан, или кто присоединяется к семье другим способом, например, вступая в брак. Но обычно этот процесс более постепенный. У тебя он был резким, но я думала, что это проявилось только в твоей новой бледности. Твои зубы же говорят о более глубоких изменениях. — Может, это потому, что я — Вольваугр? — спросила Энид. — Я и так странная, но, наверное, следовало ожидать каких-то дополнительных странностей. — Ты так и не объяснила мне, в чем именно заключается это состояние, но мы не можем его исключать, — сказала Уэнсдей. — Ты также должна рассказать мне, почему я видела призрак Агента А рядом с тобой раньше, — сказала Энид. — Или, по крайней мере, я думаю, что это был её призрак.— Передай ей привет от меня!
— Она передает тебе привет. Агент А временно находится в моем теле. Но лучше оставить всё это на потом. Полагаю, нам ещё предстоит поработать. Энид кивнула, собрав нервы и недавнее волнение, и попыталась сосредоточиться. Обострив свои чувства, она услышала битву, бушующую снаружи. — Ты права. Ещё много Теневых Хайдов, с которыми нужно разобраться, и много твоих двойников, которых нужно освободить. — Я послала Нидлер разобраться с пирамидой, это было частью плана Яркой. — Кстати, что пыталась сделать эта сумасшедшая? — спросила Энид. — Вернуть свою Уэнсдей из мёртвых ценой жизней десятков тысяч людей в стремлении достичь совершенства, которое, как я полагаю, существовало лишь в её бредовых воспоминаниях и одержимости, ошибочно принятой за любовь, — объяснила Уэнсдей. — Она была ослеплена невозможным идеалом и практически патологическим чувством собственного достоинства. — Чёрт, — прошептала Энид. Она была уверена, что сама способна на поистине чудовищные поступки ради Уэнсдей, но… До такой степени? Лишать жизни невинных? Нет, никогда. Энид Аддамс может быть чудовищем, но не таким. Она не могла выразить словами то, что чувствовала в тот момент, глядя на безвольное тело Яркой. Это была не жалость, скорее странное чувство потери. Разочарование. Эта женщина, закованная в доспехи и пожираемая собственным безумием, могла бы стать гораздо бо́льшим. Весь этот растраченный потенциал… Потому что в нём была гениальность. Как бы чудовищно это ни было, нельзя стать абсолютным хозяином своего измерения, если у тебя нет таланта. Энид покачала головой. Здесь было не место для того, чтобы тратить время на бредни. — Что ж, давайте спустимся туда… Что нам делать с телом, оставим её здесь? — У меня есть соблазн выставить её труп перед её собственной армией, чтобы деморализовать их, но я не уверена, что Теневые Хайды способны реагировать столь рационально, — сказала Уэнсдей. — Возможно даже, что вид трупа их хозяйки приведёт их в ещё большее убийственное безумие. Да, было бы лучше… — …Коф… Тишина. Скудные, но в то же время бесконечные секунды тишины. — Энид, mia cara lupa, скажи, пожалуйста, что это ты только что кашлянула. — Нет… Тело Яркой начало биться в конвульсиях между приступами кашля, она снова перевела дыхание и расплескала ещё больше крови, наклонившись вперед и упираясь руками в землю. — А-а-а, черт! — воскликнула она. За долю секунды Энид перешла в свою полную форму оборотня. Её когти вытянулись со звонким звуком, а в горле зародилось рычание. — Ты, блять, должно быть, издеваешься надо мной, — прорычала она, на её волчьем лице отразилось выражение раздражения и тревоги. Уэнсдей снова подняла с земли свой меч. Она смотрела на Яркую, не пытаясь скрыть недоверие в своем выражении. — Эта атака прошла сквозь твою защиту. Она проникла в твоё сердце, насквозь. И последние несколько минут ты была мертва. Она старалась не обращать внимания на раздражающе знакомый голос Тайлера Галпина, кричащий «Таракан!» на задворках сознания. Уэнсдей не нравилось думать о случайных параллелях со своим противником. Яркая лишь рассмеялась, хотя её смех больше походил на измученное шипение. Когда она заговорила снова, её голос приобрел пещерный тон, который, казалось, постепенно усиливался. — Прямо в сердце, — сказала она. — Смело с твоей стороны полагать, что у меня всё ещё есть сердце. Или что у меня оно только одно. Или что это тело подчиняется правилам простых смертных… Яркая снова закашлялась, скорчив гримасу огромной боли. Вместо крови она начала отхаркивать черную, дымящуюся желчь, похожую на горящую смолу. С тошнотворным хрустом, сопровождаемым криком агонии, её левая рука начала выгибаться под бо́льшим углом, чем это было естественно, а мышечная масса, казалось, выпячивалась, разрывая куски белых доспехов. Аналогичное явление происходило и с остальными частями тела Яркой: звук разрываемой плоти, вздувающихся мышц, ломающихся костей и разлетающихся на куски доспехов, когда их обладательница поднималась на ноги. — Она преображается! — воскликнула Энид. — Но она не может превратиться в оборотня, — заметила Уэнсдей. — Она сказала мне, что пожертвовала духом волка, спящего в ней, чтобы стать магом. — Она сделала что?! — воскликнула Энид, но её вспышку гнева оборвал крик, перешедший в рёв. Когда Яркая стояла прямо, казалось, что её тело превращалось в раковую массу с меняющимися формами. Мех, перья и чешуя появлялись и исчезали под кусками плоти, а внутренняя и внешняя части тела словно менялись местами. Куски доспехов, которые не отвалились, впивались в тело или встраивались в окружающую плоть, как гротескная обшивка. Это жуткое зрелище длилось всего несколько секунд, и к тому времени, когда оно закончилось, существо, стоявшее перед Уэнсдей и Энид, не было похоже ни на что, что они когда-либо видели раньше. Она была двуногой и имела человеческие, но несимметричные пропорции. Её рост не превышал девяти футов. Левая нога напоминала козлиную, в то время как правая больше подходила птице или рептилии. Из нижней части спины торчало нечто, напоминающее хвост гигантского скорпиона. Бедра и талия были ненормально тонкими по сравнению с ненормально большой и мускулистой гипертрофированной и деформированной верхней частью туловища. Всё остальное тело было покрыто чёрным мехом, или перьями того же цвета, или темно-серой чешуёй. Изредка встречались шипы. Всё это смещалось, словно организм ещё не решил, на чём остановиться. И, конечно, куски белой брони, забрызганные кровью и чёрной желчью, вонзились в плоть, разросшуюся вокруг них. Правая рука была причудливо огромной и мускулистой, из-за чего всё тело слегка горбилось в ту сторону. Она была похожа на руку хайда, с длинными когтями и волочащимися по земле костяшками. Левой руки не было, а были три склизких черных щупальца, покрытых прозрачной слизью и красноватыми колючками, которые постоянно дергались и скрещивались друг с другом. Голова представляла собой лишённое плоти лицо, похожее на ненормально вытянутый череп оленя, с тремя парами глаз, больше похожих на пустые глазницы, в которых светились маленькие жирные огоньки оранжевого света. Его венчала подвижная грива из чего-то, похожего на деформированных змей или червей: одни без ртов, другие — с двумя головами. Кроме того, у неё был не один, а целых два рога. Один был похож на рог козла, другой — лося. И, наверное, не стоит говорить о запахе. Существо, бывшее Яркой, откинулось назад, торжествующе взревело, посмотрело вверх, а затем снова сгорбилось. Со звуком разрываемой плоти из её спины вырвалась пара костлявых, лишенных плоти крыльев. Существо выпрямилось и вытянуло руки, как бы демонстрируя себя. — Я вобрала в себя силу каждой ведьмы, чернокнижника, изгоя и магического существа моего мира, — сказала она голосом, похожим на камень, который тащат по гравию. — Вся их сущность принадлежит мне по праву завоевания. Я — все они, и всё, что от них осталось, — это я. Меня легион, ибо я — великое множество. — Черт, пожалуйста, скажи мне, что это не станет библейским, — пожаловалась Энид. — Я думаю, она просто говорит метафорически, il mio sole, — уточнила Уэнсдей. — ТИШИНА! — воскликнула Яркая, устремив свои шесть глаз на двух девушек, стоящих перед ней. Несмотря на невыразительность её вытянутого лица, можно было сказать, что она как-то хмурилась. — Вот и вся твоя наглость. Вы вынудили меня к тому, чтобы оказаться в этом положении. Знай, что теперь ты заплатишь за это. Пришло время конца! Это…! Больше она ничего не сказала, её слова заглушил звонкий лязг предмета, который с бешеной скоростью пронзил воздух, пронёсся между Уэнсдей и Энид и ударил Яркую прямо в лицо. Сила удара была такова, что Энид могла бы поклясться, что на несколько мгновений увидела пузырек воздуха, вытесненный звуковой волной от удара. Но что ещё важнее, от этого удара только что преобразившаяся Яркая упала спиной на землю, что было весьма унизительно. Чудовищное существо ошеломлённо поднялось и со своего места на земле уставилось всеми своими шестью глазами на объект, который напал на неё и сбил с ног. Она не могла поверить в то, что увидела. — ЛОПАТА…?