Судьба одного сердца

Лен переживал. Конечно, это не было союзом по любви, они всего лишь заключили договор, но как же беспокойно было на душе перед важным событием. Нет, речь не о свадьбе. На удивление, тот день Лен пережил играючи. Марша вот-вот должна была переехать в небольшую съемную комнатку, где размещался на время учебы Лен. Они уже были женаты, но осознание до сих пор не пришло и, видя в комнате вторую кровать, Лен каждый раз поражался. Поражался и вспоминал о том, к какой роскоши его жена привыкла. Ему не давал покоя страх, что Марша не оценит иные обстоятельства жизни и будет страдать в новом заточении: вместо угнетающей семьи — небогатая теснота. Кто знает, что окажется лучше. Однако, лишь появившись в комнате, девушка рассеяла все сомнения. — Наконец-то! Лучшее место на свете! — Марша упала на кровать и блаженно ахнула. — И никого, кроме меня! — А я уже не в счет? — Лен вздохнул с облегчением, наблюдая за ее восторгом от совершенно обыкновенного, даже весьма скромного его обиталища. — Вы один из немногих, кого я не ненавижу. Поэтому, разумеется, не в счет, — она подняла на него глаза. — Вас это задевает? — В таком контексте это даже радует. Можете бесконечно считать меня никем, если это будет нести смысл Вашей ко мне приязни. — Снова нервничаете? Не отвечайте, это мне уже ясно без слов, ведь хочется рассмеяться, — девушка села на своей постели и осмотрела комнату, на которую не обратила внимания в первые секунды, полностью поглощенная радостью освобождения. — Прежде чем приступить к новой жизни, хочу смыть с себя все остатки прошлого. Чем раньше, тем лучше. У Вас здесь есть, где помыться? Хочу прямо сейчас. И Лен проводил ее в общедомовую парную, сгорая от смущения. Неужели и правда воспитанная в роскоши особа могла так легко принимать все недостатки его бедняцкой жизни? Она ни словом, ни жестом не выразила и капли неудовлетворенности, лишь раз озадаченно нахмурилась, и то едва ли было сравнимо с ожидаемой реакцией. Рассматривая избавившуюся от прошлой жизни Маршу, чуть красную от горячей воды, с рассыпавшимися по неприкрытым плечам мокрыми волнами волос, Лен чувствовал себя совершенно особенным. Он был уверен, что не каждому человеку хотя бы раз в жизни дается шанс получить такое доверие. В этот момент девушка была совершенно уязвима, полностью расслаблена и нежилась в своих мыслях, не ожидая подвоха, хотя едва знала своего мужа. Все вокруг казалось ей страшно важным, близким и теплым, потому что она, наконец, ощутила, что оказалась в безопасности. Доверившись незнакомцу, первому встречному, который даже не успел еще заслужить это доверие. Может быть, Марша умела чувствовать людей также, как и Лен, потому так запросто вверила свою жизнь в его руки, а все-таки юноша был смущен данной ему привилегией. Он еще не чувствовал себя достойным роскоши, вроде такой бесконечной открытости. Все дело было в том, что Лен хранил тайну, не раскрыв которую, не смог бы почувствовать себя спокойно. Мысль о предстоящем терзала и занимала его даже сильнее переживаний о бедности быта. — Я чувствую себя дома. Как давно мне не доводилось испытывать такое блаженство, — Марша радостно рассмеялась, снова оказавшись наедине с мужем в комнатушке, заполненной мебелью. — Ненавижу эти огромные пространства, дворцы, балконы, танцевальные залы. Вы можете мне не верить, но я мечтала о комнате вроде этой, где совершенно негде развернуться! — Почему же я не должен вам верить? — Лен закрыл дверь на ключ и, прислонившись к ней спиной, наблюдал за женой. Страх перед раскрытием тайны мешал ему теперь даже шутить. Хотелось только спрятаться. — Разве не принято считать тесноту символом бедности? — Но я беден. — А я никогда не была. И все равно предпочитаю жить в месте, заполненном вещами, вроде этой комнатки. Разве не удивительно? Что это с вами?.. — заметив непривычную бледность в озадаченном лице Лена, Марша испугалась. Ей еще не доводилось видеть его настолько встревоженным. — Вы в порядке? — Да… Разумеется, — юноша натянуто улыбнулся, но губы через мгновение стянулись обратно. Напряжение не желало спадать. Требовались немедленные действия, иначе, казалось, он так и застынет, не в силах справиться со своими страхами. — Я должен рассказать вам кое-о-чем. — В таком случае, не томите, что бы это ни было, — решительно потребовала Марша. — Прежде я обязан предупредить Вас, — Лен шумно сглотнул, перебирая пальцами пуговицы на жилете. Он глубоко вздохнул, сложил руки за головой и медленно выдохнул, собираясь с мыслями. — Приданое, оставленное для вас семьей, вполне позволяет вам уехать. Приобрести домик и не встречаться со мной. Я не упрекну вас в несоблюдении условий нашего договора, если это будет тем, чего вы пожелаете, после того, как я раскрою некоторые обстоятельства… — Никакие обстоятельства не заставят меня отречься от данного обещания. Уверяю вас, эти переживания напрасны, — девушка встала и, чуть покачнувшись на больной ноге, выпрямилась. Хотелось смотреть в глаза Лена наравне, чтобы продемонстрировать уверенность. Но все же Марша с непривычки испуганно дернулась под его суровым взглядом, впервые увидев мужа хмурым. — Мне очень хочется верить. Однако я не обязываю вас держать обещание, с этого момента вы свободны в выборе. И, прошу, пока не узнаете всей правды, не нужно больше уверений, что от решения вы не откажетесь. Лен напряженно теребил пуговицу на жилете. Тревоге нужно было высвободиться в каком-то действии, и только так получалось спокойно мыслить и говорить без дрожи. Наконец, решив, что больше тянуть нет смысла, Лен потянулся к тесьме на рукаве. Он не поднимал глаз. Казалось, если встретится с Маршей взглядом и узнает, что она чувствует по этому поводу, лишится чувств. Он ожидал всего: отвращения, страха, ненависти, злости. Исход его пугал, но, если бы промолчал и продолжал хранить тайну, испытывал бы к себе презрение. Лен был обязан довериться жене в той же мере, что и она — ему, то есть предоставить себя полностью, без секретов и недомолвок, отдать в ее руки власть над собой и своей жизнью. Юноша развязал тесьму, ослабил край и медленно поднял рукав, оголяя предплечье. Марша пораженно глядела на его руку, покрытую неровными белыми пятнами, большими и маленькими, круглыми и более сложными. Они были словно лужицы краски, которые кто-то просто забыл смыть. — Мне тело под одеждой не выглядит также, как у других людей… Мою кожу покрывают эти пятна, и от них никак нельзя избавиться, — Лен говорил тихо, с тоской глядя на уродство, которое так привык скрывать, что уже и сам почти забыл о нем. — Это не заразно, могу сразу предупредить, что вы в безопасности. Но мне известно, что люди могут чувствовать, когда… — Все в порядке, — дерзко перебила его Марша. Вежливость отошла на второй план, когда вдруг очень остро кольнуло понимание, что именно сейчас нужно прервать Лена. — Если дело в такой мелочи, меня даже оскорбляет, что вы предположили столь трагических исход… Неужели я, по-вашему, из-за пустяка откажусь от своего обещания? Марша улыбнулась и взяла мужа за руку. Она погладила кончиком пальца пятна, словно опасаясь, что они и вправду всего лишь краска и могут оказаться стерты. Или что по какой-то неведомой причине прикосновение к ним окажется для Лена болезненным. Но ничего не произошло. Юноша вздрогнул от едва уловимого поглаживания, не привыкший, что кто-то готов его трогать, и шумно выдохнул. Лишь теперь ему стало ясно, что ни одной из ожидаемых эмоций его жена не испытала. Вопреки всем недобрым предчувствиям, она была заинтересована и спокойна. — Вы не находите это отталкивающим? — А вы находите отталкивающей какую-то расцветку собак или кошек? Так или иначе, это всего лишь кожа. Она не имеет никакого влияния на то, какой вы человек. Куда важнее то, что у вас внутри, — девушка гордо вскинула голову и посмотрела в глаза мужа. — И на наше соглашение ваша тайна никак не повлияет. Поэтому давайте, раз уж вы меня от обязательств освободили, во избежание неточностей в дальнейшем, заново скрепим договор. — Тем же образом? — Лен раскраснелся, и оттого вновь начал приобретать вполне живой цвет лица. — Разумеется. Не надеялись же вы, что удастся с помощью такой ерунды сломить мою верность слову? — И в мыслях не было, — жалобно попытался отшутиться Лен, прежде чем оказался втянут в поцелуй. Первый настоящий поцелуй. Не смешной, не странный. Такой, от которого сердце замирает. Или бьется чаще. А порой, и то, и другое, попеременно. Даже оно не в силах определиться, как вести себя, от избытка чувств. Смущение и волнение, напряжение и удовольствие, все смешивается воедино, бросая в жар и холод, сбивая дыхание с привычного ритма. Лен, так и стоявший у двери, оперся на нее, чтобы спастись от падения, когда вдруг ноги подкосились. Он посмотрел на жену, когда она отдалилась, и заметил то же смущение и неожиданную слабость. Так и должны ощущаться поцелуи? Поэтому люди их любят? — У вас много книг для бедного человека, — Марша ловко сменила тему. Она оперлась о невысокий шкафчик, заполненный неровными рядами книг — некоторые стояли, иные лежали поверх или громоздились в два яруса — им не хватало места в этой тесной комнатушке. — Они меня и разоряют. Разве не для того нужны книги? — Для этого, действительно? Я считала, их нужно читать, — девушка игриво улыбнулась и глянула на мужа с детским озорным прищуром. — У прилежных студентов не бывает времени читать для души, — Лен вздохнул, любовно оглядев книжную полку. — К сожалению, мы всегда слишком погружены в учебу и научную литературу. — Совсем не находится минутки? — Марша удивилась. — Я слишком беден, чтобы легкомысленно относиться к учебе. — Вы часто стали упоминать о своем невысоком достатке. Не упрек ли это? Быть может, нам с приданым стоит удалиться, чтобы не нарушать вашего интима? — девушка, прихрамывая, вернулась к кровати и величественно глядела на мужа, будто на самом деле заняла трон. — Ни в коем случае. Прошу извинить меня, если позволил себе грубость, нисколько не имел желания, — Лен опустился на колени перед женой, моля о прощении жалобным взглядом. — Впредь буду реже об этом вспоминать, если не забуду вовсе. В конце концов, с недавнего времени я самый богатый человек в мире, хоть и обделен финансами. — В чем же ваше богатство, мой дорогой друг, если не в деньгах и имуществе? — Мое богатство — иметь вас своей женой. Какой еще человек в мире может таким похвастать? — Лен счастливо улыбался, восторженно глядя на Маршу. Он искренне был восхищен ей, ликовал от радости, что рядом с этой женщиной — своим дражайшим другом — мог больше не думать ни о каких своих несчастьях. Он нашел лучшего собеседника для любых тем, лучшего спутника для любого пути, и был успокоен одним ее присутствием, благодаря которому ненадолго наконец позабыл Лили. — Вы совершенно особенная женщина. — Ох, теперь и ваши уста об этом твердят… Как будто вернулась домой, — Марша закатила глаза и демонстративно отвернулась. — Исключительно в хорошем смысле, мой друг. Я лишь желаю передать, как восхищен иметь в вашем лице своего ближайшего товарища, — Лен склонился к постели и взял жену за руку, желая уверить, что ни делом, ни помыслом не смеет ее оскорбить. — Не надо этого, друг мой, не трогайте меня. Я этого не люблю. — Простите, я не знал. Позвольте теперь сказать, что я счастлив. Счастлив, что больше нет между нами секретов, и мы можем жить, друг другу веря и ничего не опасаясь! Все-таки один секрет между ними был. Пока Лен верил, что эта дружба вся искренна, была небольшая, но значимая, да все-таки беззлобная ложь. Марша полюбила мужа, вопреки дружескому уговору.