⍋তত⍋ত⍋তত⍋
Елисей, недовольно ворча, шагал вперёд. — Помедленней, Лис! — воскликнула Ася, едва поспевающая за ним. Юноша остановился, дожидаясь её, и тяжело выдохнул. Рядом прошёл Изяслав. Хмурый, молчаливый. Он практически не разговаривал с их прошлой стычки. — Я за тобой слежу, — грозно сказал Лис, когда понял, что ему все-таки придётся терпеть его рядом с собой. Луч его брать не захотел ни на каких условиях, а Ася была слишком мягкосердечной, чтобы бросить «братика» в лесу одного. Хотя Елисей бы не возражал. — Шлында насупа… — буркнул юноша, глядя на широкую спину неприятеля. Темно-русые волосы качнулись и тот резко обернулся. — Сам ты шлында. У меня хотя бы дом есть, уметыкровка мелкий. Елисей вспыхнул. В мгновение ока оказался он прямо перед парнем и, несмотря на то, что доставал ему только до подбородка, злобно процедил. — А кому ты нужен там, у себя дома? Ты ж сиротка. Даже авва от тебя отказался.⍋তত⍋ত⍋তত⍋
— Парни! Достали ругаться. Я тут кое-кого обнаружила. Увидев разъяренный взгляд, испепеляющий его на месте, Лис поспешно отозвался на крик подруги, мгновенно изчез и оказался рядом с ней. Опустошенный и злой Славик тяжело вздохнул. Услышав пронзительный крик Елисея, он поспешил к спутникам, невольно фыркнув. — И елико тут ещё насупа? На берегу быстрой речонки стоял огромный дуб. А перед дубом, на крохотном пеньке, гордо восседал кот в человеческий рост.⍋তত⍋ত⍋তত⍋
— Слушай, васнь все-таки будем ориентироваться по карте? Папа Лиса точно указал место, аможе нам нужно. Громко фыркнув и что-то пробурчав себе под нос, Василиса пожала плечами. — Как скажешь. Отнуду он сам не леть забрать этот дурацкий талисман, если ведал, идеже он находится? Лучезар закатил глаза и замедлился, дожидаясь остставших девочек. — Я не ведаю, Вась. И аже мнити об этом не хочу. Полуденное солнце слепило глаза. Птицы смолкли. Стояла духота, какая обыкновенно бывает перед грозой. — Простите, простите, простите! — воскликнула Яна, подбегая к друзьям. — Мы опять отстали. Девочка уже пятый день была сама не своя. С тех пор, как на неё одели ограничители, с тех пор, как они расстались с Изяславом, все-таки переодически поднимавшим её в воздух, она ходила понурая и кислая. Лучезар не мог похвастаться умением подбадривать, поэтому он просто смотрел на свою подругу, и все сжималось у него внутри при взгляде на ее опущенное личико. Может не стоило настаивать, чтобы придурок-аэр был в другой команде? Луч едва зубами не заскрипел от столь неприятной мысли. Он скучал по её смеху, по искре в её ясных голубых глазах, хотя никогда бы в этом не признался. Вместе с возможностью использовать свои силы из неё словно вытекла жизнь. Лучезар не мог оторвать от неё взгляда. Где её румянец? Где лукавая улыбка? Но вдруг лицо девочки преобразились. Тонкие бровки взлетели вверх, глаза широко распахнулись, и она вскрикнула. — Луч! Аже это, сзади? Парень моментально обернулся. Он обшаривал взглядом каждую ветку, каждый сучок, чтобы найти причину беспокойства подруги, хотя в этом не было нужды. Огромная чёрная птица сидела прямо напротив него. Её глаза, абсолютно человеческие глаза, пристально глядели на него. Человеческая голова на огромном птичьем теле выглядит, мягко скажем, специфично, и Лучезар поежился от её равнодушного взгляда. Полу-птица, полу-человек шевельнулась, её гигантские чёрные крылья дрогнули, а рот раскрылся. Сирин нашла свою жертву. Какое бы человеческое у Сирина не было лицо, песня которая вырвалась из её горла, точно не имела никакого отношения к людям. В ней было столько отчаянья, боли и равнодушия, что сердце начинало бешено стучать, а голова кружиться. Лучезар слушал как зачарованный. Яна сказала ещё что-то, но он слышал только песню полу-женщины, полу-птицы. Что-то в нем так отозвалось ей, что-то в нем рвалось наружу, рвалось навстречу песне и чарам. Идея отказаться от всяких эмоций казалась такой заманчивой. Он больше не будет чувствовать себя идиотом, глупо ревнуя Яну к каждому дереву, появился шанс наконец избавиться от ужасно надоевшей неконтролируемой стихии, ведь нет эмоций — нет неожиданных всплесков силы. Возможно, жизнь без любви будет проще.⍋তত⍋ত⍋তত⍋
Началось все с того, что кися открыл пасть, в которой обнаружилось несколько рядов острых, как ножи зубов, и принялся рассказывать сказки. Что-то про Ивана-Дурачка, которого он съел на завтрак на прошлой неделе, что-то про Ивана-Царевича, которого он скушал, закусывая его серым волком. Говорил он спокойно, мягко, даже ласково. Бархатистый голос его, с переодическим мурчанием, успокаивал, и, сначала Елисей, а потом и Изяслав грохнулись на траву в сладком сне. Сказки Кота Баюна приобрели недобрый характер. Он рассказал Асе, единственной ещё способной его слушать, о том как съест каждого из них, по очереди, медленно и с наслаждением. На острых зубах его будут хрустеть их косточки, кровь зальет поляну, но от пиршества не останется и следа. Уж котик об этом позаботится. Никто никогда не узнает, как сгинули трое славных отроков. Глаза слипались, словно Ася не спала целый год. Её пошатывало и, чтобы не упасть, она попыталась схватиться за какое-нибудь деревце. Все они словно внезапно отодвинулись от неё, предательски оказавшись на таком далеком расстоянии, что она не могла преодолеть. Её ноги подкосились, и она упала на колени. Кот мерзко улыбался, но продолжал рассказывать свои жуткие сказки. Он двоился, троился, множился в её глазах. Перед ней был не один Кот Баюн — их были тысячи. Начнет он со светловолосого юноши. Тощего, наверняка совсем не вкусного. Он откусит ему голову, сломает позвоночник и косточки его посыпятся из пасти котика. Темноволосый покрупнее, и его поедание займёт больше времени. Он раздерет своими зубами его грудную клетку и облизнется. А потом примется за нее…⍋তত⍋ত⍋তত⍋
Когда Лучезар наконец открыл глаза, по щекам Яны текли слезы. Василиса, тоже обеспокоенная стояла рядом, как и Алёна. — Луч, ты очнулся! Мы боялась, аже ты изгибнешь , сице ты рамено побледнел. Она обняла его за плечи и продолжила. — Эта ужасная птица давно улетела, а ты все никак не просыпался. Мы боялись, аже ты изгибнешь… — зачем-то повторила она надломленным дрожавшим голосом. Очень скучающим, равнодушным взглядом Луч скользнул по Яне, и уставился в небо. Облака плыли быстро, день клонился к закату. — Нет. И все-таки я ничего не помню, — произнес он задумчиво. Яна перепугавшись, схватила его за руку и воскликнула. — Яко это не помнишь? Вася, Вась, девочки, набъдети же приподнять его. Лучезар облокотился на ствол небольшого деревца, изучающе оглядел остальных девочек и, видно, не обнаружив ничего для себя интересного, отвернулся. — Яко не помнишь? А меня? А Ваську? Парень задержался взглядом на её голубых глазах и хмыкнул. — Нет. И тебя не помню.⍋তত⍋ত⍋তত⍋
Из последних сил Ася подняла внезапно потяжелевшие руки и, в почти бессознательном движении, что есть сил прижала их к ушам. Она сжимала голову до тех пор, пока не поняла, что голос кота стал значительно тише, а потом и вовсе замолк. Девочка осторожно открыла глаза. Котик спрыгнул со своего пня, который оказался вовсе не пнем, а непонятно откуда взявшимся в лесу железным столбиком, и медленно, крадучись подбирался к ней. Он снова заговорил, но Ася почти его не слышала. Спать вдруг перехотелось, она вскочила и принялась отступать к лесу. Кот остановился около спящих мальчишек, глядя на неё огромными жёлтыми глазами с вертикальными зрачками и улыбался, показывая острые, как лезвия кинжалов зубки, и едва заметно покачивая хвостом. Он позволял ей уйти. Ася растерянно оглядела поляну. Если она сбежит, кися запросто скушает парней. Если останется — скушает всех. Девочке было страшно. Её трясло. Аккуратно, стараясь не совершать резких движений, она обошла поляну и опустилась рядом с Лисом. Юноша улыбался, грудь его спокойно поднималась, будто он и правда просто решил прилечь. Кот Баюн не прекращал рассказывать сказки. Она не слышит его и не хочет спать. Значит надо сделать так, чтобы он заткнулся. Как бы хотела она превратиться в медведя, волка или хотя бы ястреба — любого зверя, способного сражаться с чудищем. Жаль, что цистикола — её предел. А коты как известно, едят птиц…