***
Услышав на реке звонкий лай и весёлый гул голосов, Дарина едва не споткнулась. Подумала, что плащ, заляпанный кровью, оставила дома не зря и забрала немного левее, чтобы выйти к заводи выше по течению. Шум немного стих, но остался где-то за поворотом. Девушка выдохнула, соскочила под шатёр роскошных ветвей ивы, бросила в заросли рогоза сапоги и, закатав по колено жёсткий лён штанин, осторожно вошла в воду. Река встретила ласковой прохладой и почти хрустальной чистотой. Дарина зашла поглубже, туда, откуда могла легко зачерпнуть полное ведро воды без песка со дна и напрягла натренированные руки. Вот уж правда, сложнее всего, как брат и говорил, после этого разогнуться. Она улыбнулась, осторожно ступая назад и едва не завизжала от неожиданности, угодив ногой в куст скользкой речной травы, поскользнулась и упала, с громким плеском уронив оба ведра. — Ах ты… — она сдержалась, хотя очень хотела выругаться такими словами, что слышала в торговые дни на рынке у спорящих купцов. Мокрая рубаха начала неприятно липнуть к спине, штанины, потяжелев, раскатались. Дарина поймала вёдра, отжала намокшие косы и, вздохнув, зашла подальше, снова попытавшись вынести воду на берег. — И откуда же такая красавица? — протянули из-за завесы ивы. Охотница напряглась, застыв натянутой тетивой лука. Тот же голос рассмеялся, — Да ты выходи, не бойся. Она немного осмелела, делая к берегу ещё несколько осторожных шагов. — Чего мне бояться? — откликнулась она, — Кроме того, что снова в реке искупаюсь — нечего. А тебя и подавно не стану. Смеющийся вышел из своего укрытия, оказавшись полностью облитым светом. Дарина сощурилась, когда солнечные зайчики от блестящих пряжек на его плаще и кафтане ударили ей в глаза. — Больше мне интересно, откуда молодец такой, — смерила она его острым взглядом, — Не с княжеской ли дружины? — тяжёлые вёдра тихо опустились на песок и девушка осторожно перепрыгнула на траву. — Не совсем, но угадала, красавица. Я сам князь и есть. — Да ладно? — Дарина натянула сапог, выпрямилась, снова присмотрелась к высокому молодцу. Лоб высокий, глаза ясные, кудри русые, — красив, ничего не скажешь. Выучен воином — вон какие плечи широкие… Рог у пояса дорогой, — Не верю. Чего бы тут князю делать, да ещё со мной болтать? Обманываешь ты меня, молодец. — Не веришь — твоё дело, — пожал плечами её собеседник, — Может воду тебе помочь донести? Та отмахнулась только, вздохнув перед тем, как подхватить ту с песка. — Твоё дело — с мечом управляться, а мне вёдра привычнее. Доброго дня тебе, молодец, — она расправила плечи, встряхнула головой и неторопливо двинулась мимо него. — А как звать тебя? — он раздвинул ей ивовые ветви и пошёл следом, — Меня Ратмиром кличут. — Дарина, — она бросила на него раздражённый взгляд, — Только тебе это имя незачем, да и мне твоё не нужно. Иди к своим. И скрылась в лесу быстрым лёгким шагом, не давая тому даже шанса на продолжение разговора, мгновенно затерявшись среди деревьев. Тот, конечно же, мог за ней пойти, даже догнать и всё-таки донести тяжёлые вёдра прямо до самого порога, но не стал. Только смотрел ей вслед, долго и пристально, а потом усмехнулся своим мыслям и неторопливо двинулся по течению вниз, ко всё разгорающемуся пиру. — Где ты пропадал, княже? — крикнули ему ещё издалека. Ратмир помотал головой, ему подали чашу с пряным вином. — Хороши русалки в этой речке водятся, — промолвил тот, — Хороши. — Красивая девица? — спросил князя молодой ловчий, треплющий между ушей большого белолобого пса. — Красивая, Матюш. А ещё гордая, — усмехнулся он. Заголосили все, встревожив коней и собак. Смеясь, строили предположения о том, насколько мила была девушка: застенчиво ли краснела, заливисто ли смеялась, какого цвета у русалки были волосы и с чем она пришла на реку. Ратмир смеялся, чуть приукрасив, конечно, свою встречу с вымокшей до нитки девушкой. — А может знает кто? — спросил внезапно князь? — Дариной зовут. Деревенская может, но больно статная. — Я только одну Даринку знаю, — отозвался конюх, — Да она светловолоса, на твою, княже, не похожа. — У меня дочь Дарина, — засмеялся старший товарищ князя, — Да молода больно для твоей русалки. — Была где-то похожая… Но имени не спрашивал, на базаре не до того! — Ну тогда и оставим в покое её, — хмыкнул князь, — Мясо ещё осталось?***
— Долго ты, сестрица, — Драгомир принял у неё вёдра с водой и встревоженно покосился на мокрые волосы. — Лучше бы и не уходила, — раздражённо отозвалась она, разувшись, — Сначала в воду упала, второй раз пришлось набирать. Так потом ещё и блаженный какой-то потом увязался. Всё уверял, что сам князь. — А похож? — насторожился брат. — Кто? — Блаженный. Дарина махнула рукой. — Похож-то похож, но мне сдаётся — просто охотник знатный из свиты. Я же говорила, лошадей слышала. Так вот, они у речки там сидят, издалека слышно. Закипел в корчаге кипяток. Дарина бросила в него разделанную оленину, кислые ягоды и травы, собранные в лесу, лука и свежей капусты и оставила вариться в печи. Потёрла лоб. — Надоело, — обернулась она к Драгомиру, — Я хочу странствовать, как вольный ветер. Нигде не задерживаться, ни от кого не зависеть. На чудеса какие-нибудь посмотреть, их в мире много, говорят: корабли большие, целые табуны диких быков, крылатые звери… Да не смейся ты! Мужчину этот её обиженный возглас не остановил. Дарина надулась, огонь мечтаний в её глазах чуть приутих. — Ты такая взрослая, а всё в сказки веришь, — утерев невольно выступившие на глазах слёзы, ответил ей тот, — Быков и корабли — да, можно увидеть. А про крылатых зверей ты загнула, конечно. — Но… — она обескураженно вскинула голову, — Ты же ведь говорил, что они были созданы, как и всё остальное, просто очень и очень давно, и их нельзя увидеть, и… — Даринка, — тепло улыбнулся ей брат, — Так ведь и мне отец о них говорил и ему — его отец. И всегда так говорили, только никто их не видел. Поэтому и стали их считать потом сказкой. — А птица Сирин — тоже сказка? — вскинулась девушка, — И яблони три, и ключ с живой водой и с мёртвой? И зелёный холм, куда живому не дойти? — Всё сказки, всё. Хотя, как знать, если долго-долго верить, может и увидишь чудо какое. — Тогда я всегда буду верить! Ну не может ведь быть такое, что ничего этого не существует! Никто же не видел? А я увижу. И пёрышко у Жар-птицы попрошу. Никакие свечи нам с тобой тогда нужны не будут… — задумчиво протянула сестра. Драгомир с ней не стал спорить. Хочет девчонка — хотя куда там, уже пятнадцать лет целых! — пускай мечтает, от того ещё вреда никому не было. Сам он лет двадцать назад таким же был, потому понимает её легко: мечтательную, живую. Ей-то это всё конечно совсем не по душе, одно и то же каждый день, один на другой похожий, видеть. «Замуж бы тебе, Даринка.» — с грустью думает он, — «Если по любви — так и мечтать больше не о чем. Позабудешь сказки, будешь их своим детям рассказывать только…» От печи понемногу пополз аромат простого супа. Драгомир встал с лавки, ловко отворил печку. Сестра, орудуя ухватом, как копьём, вытащила корчагу. — Вот и обед, — облизнулась она, — Я яиц принесу и хлеба.