Atelier de gentleman pirate

      Ненавязчиво пасмурное небо избирательно пропускало солнечные лучи на улицы портового городка, извечно споря с переменчивым ветром. Бристоль расцветал с каждым годом, довольствуясь жизнью безмятежных послевоенных лет, и благоухал рыбацкими лодками, фамильными булочными и новомодными дамскими парфюмами. Благородством обрастал и Бродмид-стрит, наполняясь торговыми лавками и мастерскими, трактирами и галереями. По каменной кладке все чаще цокали каблуки, чьи владельцы с неутолимым интересом заглядывались на витрины.       И чем больше пуговиц падало с фраков горожан, тем стремительней росла клиентура ателье «Revenge» — новоявленного портновского дома и мастерской пошива. Располагаясь в двух шагах от именитого Шоппинг Куортера — светского квартала на зачатках капиталистической благодати — оно словно сводила к себе все дороги.       За исключением, разве что, одного тротуара, с которого чрезвычайно хотелось свернуть в сторону трактира «Black Beard's Bar&Grill». Бар избрал беспроигрышную маркетинговую стратегию — монетизировать легендарную славу Чёрной Бороды, именитого пирата, что, по слухам, родом аккурат из Бристола. Атмосферой место, по-правде, зачастую привлекало не самых состоятельных и статусных джентльменов, но славно наживалось на крепких напитках и жаренной рыбе, а также имело символическую прибыль с продажи рыбных снастей и сувениров. Кем бы ни был владелец таверны, бизнес-план его был обречён на успех. Однако Чёрная Борода не смыслил совершенно ничего в маркетинге и имидже, посему и претерпевал извечные штормы в виде бескультурных пьяниц и дилетантов-грабителей с пустыми кошельками.       Ателье, к слову, принадлежащее потомку аристократического рода Боннетов, пользовалось завидной славой у представителей высокого британского общества. Шагая в ногу с лондонскими кутюрье, местным портным удавалось добиться идеальной посадки по всем контрольным точкам, гарантированной прочности строчки и безупречного подбора фасона в соответствии с пожеланиями своих клиентов. И пусть работников на постоянной основе было немного, и бедолагам приходилось трудиться до заката, попасть в подмастерье к Стиду Боннету было пределом мечтаний многих бристольских портных.       Будучи прямым наследником аристократии, мужчине не составило особого труда в разгар кризиса среднего возраста покинуть фамильное загородное поместье, перебраться в романтичную портовую провинцию и обустроить бизнес своей мечты. С отрочества имеющий отменный вкус на различные виды кроя, способный отличить жаккард от крупноузорчатого переплетения наощупь и непривередливый к ручному труду, Стид открыл в себе искусного модельера. Он, разумеется, мог бы ограничиться вложением в площадь производства и наймом рабочих рук. Но куда более он был собою доволен, будучи непосредственным участником британского вклада в мировую моду.       — Люциус! — возгласал Боннет в иной день, загораясь очередной идеей. — Зарисуй мне, будь добр, такую форму лацкана, чтобы его острый край вплетался в линию кокетки!       На розоватых щеках с неглубокими морщинками поблескивали золотистые искры-веснушки, будто осыпавшиеся с загоревшихся глаз. Когда Стида Боннета привозносила в своих окрыляющих объятиях муза, он спешно разгуливал по паркетному полу, жестикулируя и крайне непредсказуемо варьируя интонацию голоса. Последнее из раза в раз заставляло несчастного Люциуса Сприггса, едва выпустившегося из Академии, напряженно поджимать плечи и приглядывать за мастером из-под ресниц.       — Это… как бы… — мямлил Сприггс, — верхний срез втачивается в кокетку?       — Хм, а знаешь, в твоём ходе мыслей что-то есть! — подметил Стид, сводя брови и подхватывая подбородок двумя пальцами.       — Правда?       — Да! Иррациональность, например.       На это Люциусу оставалось лишь закатить глаза. Как, впрочем, и на многие другие вещи, в обыденном порядке происходившие в радиусе влияния Стида Боннета.       К счастью, ему было с кем разделить негодования о самую малость бестактном начальнике и сигаретку-другую в обеденный перерыв. Французик — как его почему-то звал сам Стид, а под его влиянием и другие работники — был закройщиком и самую малость портным. В то время, как Люциус разрабатывал эскизы по заказам клиентов и прихотям Боннета, изредка берясь за несложные лекала, Французик во всю орудовал на раскройном столе и нередко садился за швейную машинку под присмотром Стида. В команду ателье входило ещё некоторое количество уполномоченных, отвечавших за поставку тканей и фурнитур, сотрудничество с модными газетами и канцелярию. Впрочем, надолго они не задерживались.       Сам же Боннет брался исключительно за те заказы, что по его субъективному мнению были хоть самую малость небанальными. Ну, или если заказчиком оказывался тот, чей коверкот нельзя было доверить какому-то там подмастерью. Пусть особого величия знать и отшивала свои вечерние наряды исключительно в Лондоне, в ателье «Revenge» нередко обращались за имиджевыми одеждами, дамскими блузами на романский манер и деловыми костюмами.       — Мистер Боннет, вам не кажется, что закупать манекены на пять порядковых размеров — чересчур расточительно? — почёсывая висок карандашом, интересовался Люциус, в глубине души уже зная ответ. — Мы могли бы просто подогнать модели под размерную сетку, это не занимает так много времени.       — Ох, Люциус, неужели ты будешь считать мои деньги не только тогда, когда это касается твоей зарплаты?       Боннет одарил протеже привычным снисходительным взором, поправляя нижний край жилетки в тонкую вертикальную полоску. Представляя своим стилем что-то между гэтсби и трудящейся в кабаре старой девы, Стид любил сочетать летящие шелка с рюшами и приталенными брюками, причудливо-мешковатыми брюками, выбивающимися из ботфортов или подчеркнутыми вовсе-не-женскими туфлями. Как говорил он сам, имидж кутюрье — есть имидж ателье. Из таких соображений, не стоило удивляться тому, какого рода заказы порой поступают от клиентов.       Зато в баре «Чёрной Бороды» что ни день — то удивительное событие в шаге от необходимости бить тревогу и обращаться в полицию. А ежели такая необходимость и возникала, то виновник инцидента быстро утрачивал свою прыть под испепеляющим взором (и довольно убедительно грозно занесённым в воздух кулаком) шефа. Он же метрдотель, он же владелец заведения и носитель амплуа небезызвестного пирата во имя поддержания атмосферы заведения — Эдвард Тич. И пусть его борода уже не была столь же черна, как в молодые годы, авторитетности вида мужчине было не занимать. Завязав длинные волосы с проседью в низкий пучок и облачившись прямые чёрные брюки на подтяжках, вдобавок засучив рукава до локтя, Тич с лёгкостью мог быть принят за неблагопорядочного денди. Не добавляли ему миловидности и тёмно-синие чернила под кожей, заполнявшие его предплечья от самых запястий. С особой настойчивостью напоминая оставить чаевые своим официантам и болезненно (для окружающих) воспринимая критику в адрес приготовленных им блюд, Эдварду не составляло особых усилий прослыть настоящим Чёрной Бородой из Бристоля.       Вот только работавшие на него бартендеры, официанты и повара отнюдь не страшились своего босса. Зарплату он выплачивал в срок и по достоинству, замечания доставлял исключительно в виде записок, прикрепленных в конце дня дротиками от дартс к колонне из бутылочных пробок, и не требовал многого, принимая на работу. Достаточно быть двуруким, совершеннолетним и терпеливым к бизнес-планам директора, что порой могут казаться несуразицей.       Не обязательно даже иметь обе ноги и здоровую психику: Иззи — он же Израэль Хэндс — потерял ногу и некоторую часть самообладания на войне, и всё же успешно работает в «Black Beard's Bar&Grill» старшим бартендером и менеджером, вдобавок эпатируя деревянным протезом и взглядом на тысячу ярдов. Так сказать, первое — по зову сердца, второе — по той простой причине, что Эдвард Тич удручающе бездарен в управлении бизнесом и финансах.       — Эд, сколько раз тебе повторять, мы не можем открыть в баре тир по пустым бутылкам! — казалось, Израэль так часто потирал переносицу в попытках не сойти с ума от очередной фантастической идеи босса, что складки между бровей у него образовались именно из-за этого.       — Ну, знаешь, мы могли бы предлагать бесплатные шоты тому, кто больше разобьёт, — пожал плечами Эд, расставляя бренди по полкам за баром.       — Разобьёт чего, черт тебя дери?! Голов других посетителей?       — Ты и к идее открыть лавку рыбных снастей по-началу отнёсся скептически, — изогнув бровь, Тич опёрся на барную стойку обеими руками, более довольный собой, чем сам Нарцисс.       — Позволь напомнить, что именно с тех пор к нам захаживают в основном «морские волки», которым только и надобно, что рома и драк за последнюю корку хлеба.       — Кто ж виноват, что наш цельнозерновой хлеб настолько хорош.       За появление на голове Иззи седых волос отвечал не только Эдвард Тич, разумеется. Не лишними парами рабочих рук были ребята, на чьих кителях красовались вышитые «крутые пиратские прозвища»: охранник Клык, младший бартендер Айвен и официантка Арчи. И, как на любом уважающем себя корабле, каждый участник команды сделал свой вклад в то, каким гриль-бар был сегодня. Клык предложил метание ножей вместо дротиков и избранные газетные статьи замест мишени. Айвену принадлежит поистине гениальная задумка подачи супов в «лодочках» из хлеба. Что же касается Арчи, её бесценный вклад — хрустальные рюмки, раздобытые ею на разгрузке ирландских судов и совершенно точно не краденные.       Дела бизнеса, справедливо заметить, шли неплохо — быть может, даже лучше, чем Эдварду доводилось думать первое время. Бар имел стабильную прибыль и удачные сделки с поставщиками по Великой Британии и ближним странам Европы, а инспектора да ревизоры захаживали не так уж часто. Однако же с одной постоянной проблемой стремительно утомлялись находить управу и работники заведения, и сам Эдвард Тич: гостями трактира с завидной частотой становился сброд в нелестном лице дэнди и прочей маргинальной шпаны.       Иззи порядком надоело, выражаясь мягко, разбираться с мелкими воришками, вооруженными невеждами и самовлюбленными верзилами с кинжалами за пазухой. То счёт оплачивать откажутся, то крайне бестактно попытаются приворожить Арчи (и заслуженно отхватят пощёчину), то и вовсе начнут обстреливать поле для дартс, отказавшись от любезно предложенных дротиков. Но вот уж от чего волосы дыбом встают больше всего — так это от драк. Затеет бойню кто-то один — и все вокруг решат, что началась бесплатная и небезвозмездная раздача фингалов. В таких, к несчастью, нередких случаях, выставлять за дверь приходится всех, кто не успел самостоятельно унести ноги, и выкладывать немалые суммы бюджета на ремонт столов, стульев и покупку новой посуды.       — Дьявол, да что на них нашло вообще?! — выругался Клык, за шкирку вытворив из таверны очередную парочку задир. Благо, сегодня их было всего двое. — Я всё понимаю, алкоголь творит с людьми страшные вещи, но нельзя ли быть хоть чуточку… миролюбивее?       — Давно пора привыкнуть, — вздыхал Айвен, подливая джин джентльмену во флотском фраке.       — Чёрта с два! Я мог бы понять, откуда столько сброду, будь таверна где-нибудь в Эссексе или Хэмпшире, но не в сердце Бристоля! Знаете, мне это осточертело.       — Тише, Клык, тише, — подоспел начальник, похлопывая мягкосердечного громилу по плечу и отводя в сторонку, к служебному помещению. — Не будь негодяев, не нужен бы был охранник, в самом деле. Подумай об этом с позитивной стороны! Благодаря негодяям, у тебя есть работа.       — Тогда я имею право просить сверхурочных! Напомните, мистер Тич, у меня ставка почасовая или зависит от количества предотвращённых перестрелок?       Мужчина вскинул густые брови, застигнутый врасплох. Клык зачастую не из тех, кто столь бурно высказывает своё недовольство — эта стезя прочно и виртуозно занята Хэндсом. С минуту Эдвард молчал, преисполненный эмпатии глядя на подчинённого и придерживая за плечи, будто опасаясь, что тот от злости раздуется, точно воздушный шар, и лопнет. В действительности, сам Тич долгое время старался закрывать глаза на проблему: в конце концов, ни он сам, ни его работники отнюдь не голубых кровей и росли не в самом нравственном окружении. Однако терять добросовестных и проверенных сотрудников из-за неудовлетворительных условий работы — совсем не тот путь, который избрал бы уважающий себя бизнесмен.       — Знаешь, Клык, — начал Эд, смягчив взор и склонив голову набок, — можешь закончить смену пораньше сегодня. И настойчиво рекомендую тебе сегодня воспользоваться правом на бесплатный еженедельный коктейль за счёт заведения. Давай, давай, дружище, — Тич в самой что ни на есть приятельской манере похлопал охранника по спине, — выгорание на работе дурно сказывается на сердечно-сосудистой системе, ты знаешь.       Тяжелый вздох, вырвавшийся из груди Клыка, был настолько многозначительным и изнеможденным, что впредь игнорировать кризисную ситуацию — означало копать могилу и бару, и себе, и другим трудящимся этой таверны, что останутся без работы. Вечером того же дня Эдварду удалось наглейшим обманом удержать Израэля в заведении под предлогом непредвиденной и чрезвычайно необходимой инвентаризации (о которой, разумеется, был целенаправленно уведомлён только он), дабы обсудить, как действовать далее и пропустить по стаканчику старого доброго бурбона.       — Ну, — с характерным ему сквозящим раздражением выдохнул Хэндс, переворачивая табличку «Открыто-Закрыто» на двери, — и чёрта с два ты достал рюмки, если у нас вдруг такое деловое мероприятие? Остальные, небось, уже все специи на складе порассыпали, пока ты тут отсиживаешься.       — Присядь, Из, — пригласил Тич, взглядом указывая на место за баром рядом с собой.       — Я был бы крайне признателен, если бы ты не заставлял меня с моей деревянной ногой запрыгивать на барный стул, — процедил мужчина сквозь зубы, натягивая улыбку.       — Дьявол, — Эдвард осунулся, сползая со своего места, точно нашкодивший кот. По правде, он не имел привычки помнить об этой особенности своего подчинённого. — Прости, мужик, не подумал.       — Инвентаризации не будет, я верно тебя понимаю?       — Ага.       — Катись к чёрту, Эд, я домой.       — Только после бурбона, — полный любезности Тич выдвинул стул с изрезанной обивкой, приглашая Хэндса за столик.       Ветерану войны потребовалось со всем уважением к напитку посмаковать первую стопку именитого виски, чтобы быть готовым к чему бы то ни было. Осведомлённый о том, насколько положительно бурбон влияет на эмоциональный фон Иззи, Эдвард терпеливо выжидал, пока тот достигнет удовлетворительной кондиции, прежде чем наконец начать разговор.       — Я думаю, нам нужен некоторый ребрендинг, Из.       — Бренди? Ты же уже открыл чёртов бурбон.       — Не бренди, ребрендинг. Бренд. Сменить бренд.       — Не ходи вокруг да около, говори уже, чего ты опять удумал. Надеюсь, это не менее гениальный замысел, чем зонтики для коктейлей в виде парусов.       — Может, мы избавимся от маргинальных посетителей, если создадим впечатление более… элитарного, что ли, заведения? Ну, знаешь, сменить целевую аудиторию.       Хэндс уже склонил было голову к руке, рефлекторно готовясь раскритиковать затею босса, однако же задумался. Признавать, что в словах Эдварда Тича было в кои-то-веке больше смысла, чем в речах пятилетнего мальчишки, оказалось крайне болезненно для его собственного эго.       — И как ты собираешься это сделать? Позволь заметить, ты рискуешь растерять клиентуру вовсе. К тому же, как ты собираешься привлекать сливки общества в, буквально, пиратский трактир? — мужчина выпил стакан залпом, грезя посмотреть, к чему может привести раскачивание умственных способностей Тича.       — Я надеялся, ты предложишь, как это можно сделать, — пожал плечами Эд, следуя примеру чуть более опытного алкоголика и тут же морщась от крепости.       — Это твой бизнес. Ты думай, куда повернуть штурвал этого корабля.       — А ты менеджер. Старпом капитана, считай.       — Признаться, я поражен, как это судно до сих пор не пошло ко дну.       Отправив за ухо прядь длинных серебристых волос, мужчина подлил Хэндсу новую порцию крепкого пойла, лестно ухмыляясь и ловя томный взор в коварные оковы взгляда исподлобья.       — Ты прекрасно знаешь, что во многом это твоя заслуга.       — Во многом? — хмыкнул Иззи, явно клюнув на эту удочку и ничуть не жалея. — Дьявол, Эдвард, и как ты до сих пор не женат.       — Тебе не обязательно делать паузу между упоминанием падшего ангела и моим именем.       Итак, первый трофей этого вечера — Тичу удалось пробить старшего бартендера на смех.       — Ну так, что ты думаешь делать?       — Сравнивая бар «Чёрной Бороды» с каким-нибудь там лондонским пабом вблизи Биг Бэна, — Эдвард слегка прищурился, оглаживая коротко стриженную бороду, — у нас цены пониже на порядок, несколько неаккуратно, и нет единой формы барменов.       Хэндс лишь кивал, пока Тич едва не заставил его схватиться за револьвер (разумеется, хранившийся в кобуре исключительно для создания антуража и скорее всего не заряженный) — Эдвард вскочил, чересчур неожиданно воодушевившись, видимо, снизошедшим на него озарением.       — Вот оно, Иззи! Ну точно, как же я сразу не догадался! — маниакально распахнув очи, мужчина активно всплескивал руками и едва не подпрыгивал на месте. — Нам необходима униформа! Ну знаешь, стильная, из хорошей ткани, чтоб сидела хорошо!       — Да уж, — в очередной раз вздохнул Израэль, пригубив очередную порцию бурбона. — Яблоко с «Эврикой» тоже не сразу приземлилось Исааку Ньютону на голову, а не на траву рядом.       По всей видимости, Эдвард Тич был не менее доволен собой, чем великий физик, в полной мере осознававший значимость своих научных открытий. В этот исключительный раз Хэндс даже искренне был за него рад, точно учитель, чей ученик наконец разрешил арифметическое уравнение. Пусть попыток было свыше сотни, но результат в итоге был — это ли не главное?       Когда с бурбоном и обсуждением деталей, наконец, было покончено, Израэль затушил свет: свечи, зажигавшиеся по вечерам вместо ламп для поддержания корабельной атмосферы и, слава Короне, до сих пор не приводившие к возгоранию целой таверны. Грядущий день знаменовал поднятие нового флага, и не позорного белого, а гордого и благородного.       Настало время и джентльмену-пирату поднять своё знамя.