Подлец Нотр-Дама

      Феб остановился перед низенькой дверью и громко постучал. Сквозь дверные щели мелькнул свет.       — Кто там? — крикнул шамкающий голос.       — Клянусь телом господним! Головой господней! Чревом господним! — заорал капитан.       Дверь сразу распахнулась и перед глазами двух мужчин предстала страшная горбатая старуха с белыми усами.       — Фалурдель, любовь моя, ты ещё не умерла? – спросил Феб.       — Я тебя, ублюдок, переживу.       — Комнату святой Марты! — приказал Феб показывая монету.       Старуха жадно хотела схватить монету, но капитан её подразнил. Двое мужчин зашли в дом. Архидьякон прикрыл лицо плащом до самых глаз.       Феб отдал экю старухе и она запрятала его в ящик стола. Когда старуха отвернулась, оборванный мальчишка, подметавший пол, ловко подобрался к ящику, украл экю, а на его место положил сухой лист, оторванный им от веника.       Старуха жестом пригласила обоих кавалеров, как она их называла, последовать за нею на второй этаж и первая стала взбираться по лестнице, ведующей к люку на потолке.       Поднявшись на верхний этаж, она поставила лампу на сундук. Феб уверенно, как завсегдатай этого дома, толкнул дверку, ведущую в темный чулан.       — Войдите, любезнейший, — сказал он своему спутнику.       Человек в плаще молча повиновался. Дверка захлопнулась за ним; он услышал, как Феб запер её на задвижку и начал спускаться со старухой по лестнице. Стало совсем темно.       Клод уселся среди пыли и разбитого стекла. Голова его горела. Он поднял один из осколков и приложил себе ко лбу. Холодок, исходивший от стекла, немного освежил его.       У двери была довольно широкая щель; он приник к ней лицом. Таким образом ему было видно всё, что происходило в соседней комнате.       В комнату вместе с вернувшимся офицером пришла цыганка с козой. Сердце Клода бешено заколотилось при виде неё, глаза его заволокло туманом, кровь закипела, всё вокруг него загудело и закружилось. Он больше ничего не видел и не слышал.       Когда он пришёл в себя, он уже различал слова, которые они произносили.       — Ты так и будешь тут стоять? Присядь! – нетерпеливо сказал офицер девушке, которая испытала страх и отвращение при виде постели в углу комнаты, грязной, помятой, очевидно, какая-то пара сегодня на ней предавалась веселью.       Цыганка села вместе с ним на сундук у окна.       — Не презирай меня, Феб! — не поднимая глаз, говорила она. — Я знаю, что поступаю очень плохо.       — Презирать тебя? Чёрт возьми, но за что же?       — За то, что я пришла сюда.       — Я понял. Дело в твоём муже, - обиделся Феб.       — Нет! — возмутилась Эсмеральда. – Гренгуар мне не муж. Я хотела просто поговорить на улице, я не хотела идти сюда. Ты сказал, что в этом доме мы и поговорим. Так вот, у нас нет будущего. Я думаю, ты любишь меня меньше, чем я тебя.       — Ерунда!       — Феб, ты добрый, великодушный, прекрасный. Ты – герой моей мечты, но...       — Какие могут быть выдуманные «но», если ты любишь меня?       — Они могут быть, если меня не любят.       — Ерунда! – воскликнул Феб и обнял цыганку за талию.       Священник нащупал концом пальца острие кинжала, спрятанного у него на груди.       — Феб! Не мешай мне, я хочу с поговорить...       — Я понимаю, что ты нервничаешь. Твой муж – осёл и не сорвал твою розу. Давай, ты выпьешь со мной вина. После спокойно пойдешь домой со своей козой. Я не обижаюсь.       Эсмеральда вздохнула с облегчением.       — Ах, Феб, я так боялась тебя обидеть. Я просто не готова...       Феб достал бутылку и налил красное вино в стаканы и себе, и ей. От Фролло в отличие от Эсмеральды не скрылось, что её в стакан Феб что-то подсыпал. Цыганка сделалась полусонной и говорила ерунду.       – Пройдись немного, мой Феб, чтобы я могла тебя увидеть во весь рост и услышать звон твоих шпор. Какой ты хорошенький!       Капитан в угоду ей поднялся и, улыбаясь, заходил.       – Вынь шпагу из ножен, Феб, я хочу на неё посмотреть.       — Дитя! — воскликнул капитан и, улыбаясь, обнажил шпагу.       Цыганка взглянула на рукоятку, на лезвие, с очаровательным любопытством исследовала вензель, вырезанный на эфесе, и поцеловала шпагу, сказав ей:       — Ты шпага храбреца. Я люблю твоего хозяина.       Феб воспользовался случаем, чтобы поцеловать её в шею. Священник во мраке заскрежетал зубами.       — А кстати, прелесть моя, ты меня видела когда-нибудь в парадном мундире? – соблазнительно спросил Феб.       — К сожалению, нет! — отвечала она.       — Вот это действительно красиво! – Феб опять сел около неё, но гораздо ближе, чем прежде. – У нас будет где-нибудь хорошенькая квартирка. Я заставлю моих стрелков гарцевать под твоими окнами. Они все конные и за пояс заткнут стрелков капитана Миньона. Я поведу тебя в королевский зверинец, хочу показать тебе крокодилов.       Девушка, упиваясь звуками его голоса, мечтала, не вникая в смысл его слов.       — О! Как ты будешь счастлива! — продолжал капитан, незаметно расстегивая пояс цыганки.       — Что ты делаешь? — воскликнула она. Этот переход к «предосудительным действиям» отрезвил её.       — Ничего, — ответил Феб. — Я говорю только, что, когда ты будешь со мной, тебе придётся избавиться от этого нелепого уличного наряда.       Он обнажил её грудь. Она впала в полуобморочное, полубредовое состояние и изучала потолок. Слёзы закапали из её глаз. Она вздрогнула, так как почти вспомнила ужасную картину из своего детства, а какую, она ещё не понимала.       – Нет, Феб! Нет! Я люблю тебя, но не могу, – бормотала она       – Послушай, моя дорогая Симиляр…       – Я не Симиляр...       – Прости, Коломба...       – Но меня зовут Агнес...       – Да плевать мне на то, как тебя зовут! Я люблю тебя безумно, невероятно, просто удивительно, как я тебя люблю. Одна особа лопнет от ярости, когда узнает…       – И кто она?       — Э-э! А что нам до неё за дело? Это моя невеста, порядочная девушка. С ней меня ждёт собачья служба, свадьба, клятвы верности и прочая чушь, что такой горяченькой шлюшки, как ты, не касается, – он уже собирался стянуть с неё юбку: – Я отведу тебя в тюрьму, а пока я хочу получать удовольствие.       – Негодяй! – вырвалась цыганка из его объятий. Пытаясь прикрыть наготу, она хотела сбежать, но у неё закружилась голова и она потеряла сознание.       Эсмеральда смутно видела, как кто-то взломал ногой дверь чулана, кто-то ударил Феба лоб в лоб и пронзил его ножом. Из раны офицера полилось много крови.       В тот миг, когда веки её смыкались, когда всякое чувство угасало в ней, она ощутила на своих губах огненное прикосновение, поцелуй, более жгучий, чем каленое железо палача.       Фролло склонился над лежавшей на полу девушкой и поцеловал её. Он хотел поцеловать её слегка перед тем, как выпрыгнуть в окно, но едва коснувшись её губ, почувствовал, что проваливается в водоворот. Он ощутил, что она вздрогнула от его прикосновения всем телом. Ему хотелось целовать её ещё и ещё. Он тронул окровавленной рукой её обнажённую грудь и измазал её кровью Феба. Она открыла глаза и узнала священника. Распятье на её груди тоже было окровавлено. Клод испытал ужасный стыд.       Когда Эсмеральда полностью пришла в себя, её окружали солдаты Ночного дозора. Окно было настежь распахнуто. Девушка попыталась подняться, её обнажённое тело было прикрыто чёрным плащом. Она нащупала рукой что-то мокрое. Она лежала в луже крови. Феба на носилках куда-то несли.       Неподалёку бесновалась старуха:       — О, Боже, она его убила! Колдунья заколола капитана!