Подлец Нотр-Дама

      Фролло вступил в последний бой со своей пагубной страстью. Одним тёмным вечером он окунулся в холодную воду реки. Его мысли ненадолго пришли в порядок. Но как только он вернулся в Собор, всё сделалось по-старому – он не мог не перестать наблюдать за цыганкой. Он часто видел её с козочкой, а иногда с Квазимодо. Он замечал знаки внимания, оказываемые ей обнаглевшим уродом, его наигранная покорность цыганке. Он вспомнил, – он обладал прекрасной памятью, а память – это палач ревнивцев, – как плясунья поднесла когда-то негодяю воды. Его мучил вопрос: что могло побудить Квазимодо спасти её? Он был свидетелем коротких сцен между цыганкой и звонарём, — издали их движения, истолкованные его воображением, казались ему исполненными нежности. Он смутно почувствовал, что в его сердце закралась ревность, на которую он никогда не считал себя способным, – ревность, заставлявшая его краснеть от стыда и унижения. «Пусть бы ещё капитан, но этот!..» Эта мысль потрясала его. Он не мог успокоиться, начал сходить с ума по-новой.       В одну из ночей он не мог уснуть, закипая от гнева. Он вспомнил, как заколол Феба, как смотрел на девушку, лежавшую без сознания с обнажённой грудью, залитой кровью офицера; как украл поцелуй, нагло украл то, что ему не принадлежит. Он вспомнил (либо это привиделось ему во сне), что девушка что-то почувствовала к нему.       Взбудораженный, он вскочил с постели, взял фонарь и свою плеть для самобичевания. «В тот день, когда женщина отвергнет такую любовь, как моя, горы должны содрогнуться! От моего поцелуя даже такая фригидная змея смогла вздрогнуть...» – с этими мыслями он отправился ещё раз пытать удачу.       Подойдя к окну кельи соборной узницы, Клод увидел, что она спит. Она раскрылась, отсбросил от себя одеяло, и из-за этого ей было прохладно. Она спала и не могла укрыться снова. Она лежала в откровенной рубашке, которая местами поднялась и которая съехала на бок. Соски её просвечивались и торчали от холода. Её ноги обнажены.       Он тихо зашёл в её келью, поставил светильник. Несколько минут он глядел на спящую, он почувствовал себя не таким смелым, как в своих снах. В реальности он испытывал перед ней стыд, как слуга перед королевой и хотел это скрыть. Наконец-то он тихо улёгся возле Эсмеральды. Расстёгивая пуговицы своей одежды, он придавал своему голосу как можно более бесстыдный тон и сказал ей на ухо:       – Хочешь меня?       Эсмеральда ещё не проснулась, но уже не спала. Он продолжал.       – Когда-нибудь лишала мужчин девственности? Делай со мной всё, что хочешь, ведьма. Я не буду сопротивляться.       Он взял её руку и направил её к своему месту между ног, заставив её узнать, что возбуждён.       Девушка ужаснулась и проснулась окончательно. Она не смогла закричать, так как он её бешено поцеловал. Своей свободной рукой она дотянулась до вазы и хотела разбить её об его голову. Священник догадался об её помыслах и отпустил её. От испуга она свалилась с постели.       Она встала, швырнула в его сторону яблоко, разбила очередную вазу с цветами и кричала:       – Уйди прочь, сатана! Уйди, убийца!       Её чёрные глаза прожигали его насквозь, в гневе она казалась ему безумно красивой.       – Сжалься! Унижай меня, оскорбляй, бей, будь жестока, только позволь мне остаться. Бей меня!       Клод показал ей свой свою плеть для самобичевания.       – Бить тебя?! – изумилась Эсмеральда и снова испугалась.       – Да. Моя мать часто меня избивала в детстве, а когда меня отдали в монастырь, я мало умерщвлял плоть. Наверно, в этом моя проблема сейчас. Я предпочитал делать ножом порезы на руках, а не хлестать себя, как того требовал епископ де Бомон.       Джали проснулась и тревожно заблеяла. Священник запустил в неё свою одежду, накрыв ею козу вместе с рогами. Он стоял обнажённый по пояс и с вызовом смотрел на цыганку. Она с удивлением сделала для себя открытые, что у него очень красивое тело и смутилась.       – Смотри на меня! – приказал он. – Смотри на меня, если тебе так хочется. Если ты не будешь меня бить, я пойму, что ты хочешь меня любить.       Девушка отступала к стене, словно стена могла расступиться перед ней и защитить её, только отступать было некуда. Она схватила плеть и взмахнула ей в воздухе. Потом ударила Клода один раз, он заорал. Она ударила его ещё раз, ещё и ещё. Внезапно ей это понравилось. Он кричал, чтобы она прекратила, а она не могла остановиться. Эсмеральда засмеялась. Этой плетью она словно убивала свой детский страх и убивала незнакомца, который мучал её.       Хороший парень вызывает чувство вины. Феба она считала хорошим. Рядом с ним она чувствовала себя виноватой по причине того, что не может испытывать к нему чувств, которых, как она считала, он заслуживал.       «Лицемерные хорошие парни! С ними чувствуешь себя полнейшим ничтожеством. Другое дело – плохой парень. Он не вызывает чувства вины. С ним можно быть такой, какой ты являешься: злой, глупой ведьмой. И от этого смешно. Плохого парня можно бить».       – Хватит! Сука! – крикнул священник. Цыганка поняла, что он её побеждает. Он был сильнее её и с нечеловеческой силой сжал её руку так, что она выронила плеть. Он прижал её к себе, перед этим успел схватить её за ворот рубашки, из-за её рывка он сорвал и порвал её наполовину.       – Мошенник! Врун! – сопротивлялась она.       – Ты без жалости меня била? Как можно поверить, что кому-то нравится боль? Женщина не может быть настолько жестокой, – сказал он и неожиданно умоляя попросил: – Люби меня!       Цыганка была в замешательстве от его просьбы. Отведя её руки в стороны, он тёрся об её грудь, ощущая её твёрдые соски.       Видя её смущение, спросил:       – В чём дело? Я уже видел тебя обнаженной. Ты всё ещё любишь Феба? Намерена хранить верность предателю? Или ты боишься бесчестья в глазах общества? Ты упала ниже некуда. Весь мир и так считает, что ты убийца. И шлюха. Один лишний любовник ничего не изменит в твоей судьбе.       Давний страх вернулся к девушке. Мало она его била! Его слова попали в цель. Она сама злилась на Феба, когда днём увидела его на площади, когда гуляла по крыше Собора. Он был весел, он приветствовал свою невесту, в то время, когда её жизнь разрушена. На миг ей захотелось из мести Фебу переспать со священником, ей хотелось, чтобы Феб об этом узнал, жаль, что Феб не узнает. Но слова священника, что для всех она шлюха обижали. Да, ему нужна развратная пошлая ведьма, которая обучит его разврату, ему не нужна она настоящая. Когда он использует её, он будет разочарован ею. Её ждёт унижение. Одним из постыдных фактов, которые отравляли её душу, был тот, что она не знала, девственница она или нет? И в этом нет ничего смешного. Она не помнила до конца, что с ней в детстве творил незнакомый человек. Она не знала, имеет ли она право чувствовать себя оскорблённой невинностью. А если невинности нет, как она сможет оправдаться, что не может научить этого мужчину превратить требник в пошушку на ложе разврата?       Эти мысли, описанные выше, пронеслись в её голове быстрее, чем за секунду (дольше их описать и сгруппировать в кучу). Она вырвалась и влепила ему пощёчину. После этого бешено его поцеловала.       Он был удивлён её бурной реакцией, но безумно счастлив. Она почувствовала его таран меж своих ног. Какой-то кувшин опять откуда-то грохнулся и разбился.       – Я не знаю куда совать, – жаловался священник. – Помоги мне!       Девушка понимала, что нормальная женщина должна рассмеяться, но ей хотелось молиться и плакать. Внезапно то, что последовало потом заставило все её мысли убраться прочь. Руки мужчины делали много лишних движений – это присуще девственникам, однако они были слишком непредсказумыми. Она не могла угадать, где его рука окажется в следующий раз. Когда она смирилась с одним прикосновением, он прикасался к ней в другом. Это вызывало сбой в работе её мозга. Она не помнила, как он снял с неё рубашку и повалился вместе с ней на постель. Путей к отступлению не было.