Подлец Нотр-Дама

Эсмеральда позлилась на себя из-за своей некультурной выходки. Чем была вызвана вспышка веселья? Не только из-за заигрываний нахального горбуна. До неё дошло, что Фролло не был повешенным две недели назад. Он будет повешен сегодня. «Я мучалась от вины, думая, что он умер, так и не узнав, что я его люблю. Не умер. Он только будет умирать». Пулей она отправилась на площадь. Она спрашивала по дороге у людей, у приезжих, у стражи, где произойдёт казнь священника. Разные люди по разному запутывали её нервную душу. Из понятных объяснений она разобрала, что ему сперва предстоит каяться на Соборной площади, держа свечу, после чего его отвезут на Гревскую площадь для совершения над ним удушения. Эсмеральда направилась к Собору Богоматери. Людей набежало море. Толпа загородила улицы. Девушку страшило, что через такие толпы ей даже не увидеть осуждённого в последний раз. И уж тем более среди такой какофонии звука он её не услышит. Он бессилия её руки тряслись. Близился четвёртый час. К порталу Собора Богоматери привезли заключённого. Толпа заорала криками: «Вот он!» Помощник палача приблизился к тюремной карете и открыл замок. Гордый узник медленно поднялся, с агрессивным безразличием осмотрел открывающуюся его взору шумную картину и вышел из решётчатой телеги. Именно в этот миг (это произошло за несколько секунд, одной вспышки молнии хватило бы, чтобы осветить всю эту сцену) в толпе раздался неистовый крик: «Я люблю тебя! Услышь меня, я люблю тебя!» Клод не успел изумиться. Бешеная девушка каким-то мистическим образом пролетела сквозь всю стражу, вывернулась, вцепилась в его одежду и поцеловала. Настолько бешено, насколько быстро. Не успев понять произошедшего, Клод моргнул — цыганки нигде не оказалось. Она жива? Или ему привиделся поцелуй будущей смерти, которая его ждёт? «Она мой ангел смерти?» — спрашивал он себя». Смешки мужиков в толпе дали ему понять, что это было не видение — им явно пришлась по вкусу выходка тревожно-красивой девки. — Вот это да! Ради такого стоит умереть, — говорили ему. На бледном лице приговорённого появился румянец, который добавил смешков. А лицо Клода просияло, оттого что возлюбленная жива. Он взял в руки свечу и пошёл на покаяние. &&& Кто-то заметил, что Фалурдель в стороне домов красит губы в красный цвет. — Ой-ой, невеста да и только! Знатная барыня. Не хватает выбритого лба. — Выбривание лба и следование моде англичан — дурновкусие, всё английское — дурновкусие! — хриплым голосом возразила модница. — Так говорит наша принцесса. Ну как? Как я выгляжу? — То, что надо. Как дешёвая французская проститутка. &&&& Время для покаяния пролетело быстро, приговорённого повезли на Гревскую площадь. Толпа последовала за тюремным экипажем. Клод не успел опомниться как уже стоял с петлёй на шее под виселицей. Глашатай зачитывал длинный приговор, содержащий пункты о государственной измене и об убийствах причетника и женщины лёгкого поведения. Ни слова о колдовстве. Пьяный университетский ректор, знавший Клода Фролло ещё школяром, шумно кому-то доказывал: — Клянусь честью! Всё что я слышу — это полная чушь, я не верю. Он всегда был прилежным учеником, его поведение было безупречно. Он чрезвычайно редко наступал на слишком длинные полы зелёных послушников, редко плевался на выбритые лысины монахов соседнего мужского монастыря. Редко забрызгивал своей лошадью бедных школяров. Никогда не пил и не играл в кости, изучал труды античных авторов! Он даже не высказал никаких возражений, когда ему сообщили, что духовенству запрещено ездить верхом. Без разговоров продал коня и принял сан. Ему было шестнадцать! Шестнадцать! Он стал священником и никто не нашёл аргументов против того, что это его призвание. Учёные и богословы оценили его ум. — Благодарю, метр, но не стоит ничего втолковывать этим людям, — проговорил Клод. — В случившемся виновен только мой адвокат дьявола. Это он плохо поработал со своими аргументами для духовного суда: «Почему данный послушник не может стать священнослужителем». Он должен был перечислить великим учёным и богословам, что я бешеная натура. Он должен был знать то, чего я сам о себе не догадывался, что для меня стать священником — значит заключить себя в тюрьму. — Довольно болтать! — крикнул палач. Доска ушла из-под ног священника и он повис в воздухе. Зрители ахнули. Прошло две минуты и явился королевский гонец, им оказался муж Флер де Лис Мае Феди. — Остановите казнь! Именем короля, остановите казнь! Король дарит узнику помилование. Только что прибыло постановление из Рима. Именем Папы узник лишается церковного сана. В связи с тем, что была доказана невиновность архидьякона Жозасского Клода Фролло в убийсивах причетника и девушки, Его Величество король Людовик Одиннадцатый прощает его с условием: если в толпе найдётся женщина, которая пожелает взять его в мужья! Если женщина не найдётся, казнь вернётся во исполнение! Толпа рукоплескала. С осуждённого сняли петлю. — Ну, кто берёт его в мужья? — гаркнул палач. — Косая, кривая, тупая, какая-нибудь. Пошленькая девочка! Вы где, пошленькие? Ответом ему была тишина. — Я! — крикнул писклявый женский голос. — Так иди сюда! — орал палач. — Нет. Хи-хи, я уже передумала. Опять молчание в толпе. — Ну бабы, вы чего? Не горбуна уродливого король женить собрался! — Я бы взяла уродливого горбуна, — заржала как лошать мужеподобная матрона. — Мне надо дома ремонтировать забор и дрова колоть. Пусть разденется, я посмотрю на мускулы. Клод презрительно сплюнул. Палач его толкнул. Архидьякон распахнул одежду и обнажился по пояс. Оставался гордым, что-то высматривал в толпе. Бабы одобрительно завизжали, угорая от своей похоти. — Что? Берём? — спросил посмеиваясь офицер. — Это так неожиданно. Такие дела не решаются за пять секунд. Мне надо подумать. — Значит, вешаем, — нетерпеливый палач снова надел приговорённому петлю на шею. Мужики в толпе сочувствовали: — Ай, яй, яй, где та красивая девка? Как облапать мужика — это да, а как в мужья брать — так в кусты! Так всегда разочарование. &&&& Эсмеральда бежала против течения толпы, которая направлялась смотреть казнь. Она поцеловала приговорённого и теперь посчитала, что ей нужно уйти, она не вынесет вида того, как он будет умирать. Стоит ли ненавидеть себя за то, что не нашла в себе душевных сил, чтобы быть с ним до последнего конца? Возможно, Клод и не хотел, чтобы она видела его настолько жалким. Он так горд! Неожиданно наряженная и накрашенная старуха Фалурдель схватила её за рукав платья, порвав его. — Поглядите, кто это! Невеста Христова! Поповская шлюха! Все видели, как она налетела на приговорённого. Она не девушка! Она ведьма! Истину говорю, люди добрые, она была мёртвой, она покойница, она ожившая покойница! Она вышла из могилы! Эсмеральда вырвалась из лап старухи. Фалурдель продолжала: — Как она на меня смотрит, люди добрые! Глаза чёрные вылупила с ненавистью, проклянет меня на месте. Смотри, гнида, тьфу, жало отобрали. Никто не узнал кроме меня, что это та самая ведьма с козлом, зарезавшая офицера. Козёл у неё ещё был да сдох. Она действует в сговоре с дьяволом. Преступница на свободе. Сколько наглости в ней от безнаказанности! Явилась! Теперь мы прибьём шлюху. Зеваки собирались в круг, они и не думали помочь цыганке. Стояли и посмеивались. Старуха перекрестила серебряным крестиком над лицом девушки, потом схватила её за волосы. Эсмеральда вырвалась ценой клока своих волос, старуха ударила её кулаком в спину и влепила ей пощёчину. Неожиданно толпу бесцеремонно подвинул злой Квазимодо, удар его кулака направился в голову старухи. Его рот метал грязные ругательства. — Ты что творишь, бешеная баба? Я тебя сейчас вылечу! Фалурдель упала и застонана таким голосом, будто уже умирает: — Старую женщину... люди добрые, антихрист бьёт! Руку на женщину. Бандит! Стража, спасите! Убивают! Зрители несостоявшейся женской драки разошась. На помощь девушке пришёл и Гренгуар. Он помог ей подняться и повёл её с собой, не объясняя куда. — Убивают! Убивают! — пищала Фалурдель. — На первый раз прощаю. Убью не при свидетелях, — показывал кулак Квазимодо. Старуха поднялась и потопала искать себе мужа. &&&& Вернёмся к месту казни. — Итак, женщина нашлась, — констатировал факт Мае Феди, заметив на вызвавшуюся из толпы каргу с лицом размазанным красной помадой. — Продолжайте казнь! — зло ответил Фролло. Он был печален и зол — зрелище его смерти было превращено в комедию для подлого сброда. — Стойте, она согласна! — крикнул поэт Гренгуар, ведя к ступеням на подмост виселицы ничего непонимающую девушку. Зрителей опять прорвало на смех: оказывается, две женщины — старая и молодая подрались за возможность обладать негодным священником. Это уже интересно. «О, а ведь это та самая девка, что на него налетела! Вот так попала». Рукав её платья был порван, волосы слегка растрёпаны. И всё же она словно парила над землёй. Клод вцепился глазами в вид девушки, которую час назад считал мёртвой. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Значит точно не померещилась. Он так давно её любил. И час назад чуть не сошёл с ума от её поцелуя, который говорил, как сильно она хочет его. Эсмеральда всё ещё до конца понимая происходящее. Лёгкой походкой она приблизилась к нему. Она не слышала выкриков толпы. Его глаза горели. — Ему понравилась та шлюшка. Одобряет. Каков гад, он доволен! — замечала одна сплетница. Другая женщина поддерживала девушку: — Чёрт побери! Только сейчас её узнала, это цыганка, которая танцевала и дрессировала козу. Он её обзывал ведьмой и прогонял. В пору позлорадствовать над обидчиком. Зачем спасать-прощать? Он-то что, он доволен. Зачем он ей нужен? Фалурдель была очень недовольна. Посмотрела по сторонам, не нашла ни в какой стороне кулаков Квазимодо. И заголосила: — Она упыриха! Она не девушка. Она умерла! Она встала из могилы! Народ, она ведьма! Её имя Эсмеральда! Танцовщица и убийца, таскалась с монахами-привидениями, уродами и вампирами. В моём доме до сих пор на полу есть окровавленное пятно от крови её жертвы. Сперва от её криков захохотали стрелки, потом воцарилась тишина. — Попу такую ведьму и надо! Был богатый архидьякон, от всего отказался, теперь получает пусть это! — злорадно крикнул из толпы весёлый мужской голос. Это было совсем не то, чего добивалась Фалурдель. — Об этом нужно вести раследование, — заинтересовался информацией офицер. — Надо отыскать и привести сюда людей, которые констатировали её смерть. — Это слишком долго! — возмутился палач. — У меня жалование по часам. Я не могу находиться тут весь день. Женщина, выбирающая приговорённого, должна быть женщиной без проблем. Эй, бабы в толпе! Есть женщина без проблем, которая хочет его взять? Нет женщины без проблем? Значит я его вешаю! — Не надо! — крикнула Эсмеральда. Мае Феди распоряжался отправить двух людей в Собор. — Ты и ты, оправляйся в Собор и приведи тех, которые видели её мёртвой. — Не надо никуда идти. Я видел её мёртвой, — вышел из толпы худой монах. — И как? — Я не знаю, я не трогал её пульс. Медик трогал, он и сказал, что она мертва. Я такого не говорил. — Где этот медик? — Я тут, — отозвался тип с подбитым глазом. — Что с глазом? — Оборонял Собор Богоматери от бродяг в памятный вечер. — Итак, ты видел эту девушку мёртвой? — Не знаю. — Как ты не знаешь, ты лекарь? — Меня сильно ударили головой. Горбун побил. Что-то помню, что-то не помню. — И эту девушку похоронили? — спросил офицер у первого. — Не знаю. Собирались похоронить. — Значит она просто была больна? — Не знаю. — Свободен, — сказал Мае Феди и повернулся к влюблённым. — Итак, всё нормально? — Нет, невеста — шлюха и двоемужница! — рвала глотку Фалурдель. — Она уже замужем! В который она раз собралась выходить замуж за полгода? В пятый?!! Содом с геморроем! — Мало ли на свете Эсмеральд? — зевал стрелок, которому надоела затянувшаяся сцена. — Жените их уже, я пойду обедать, я до сих пор не обедал. Одна танцевала на площади, другая скрывалась в убежище приговорённая к виселице. Пока одна сидела в изоляции, другая танцевала по перекрёсткам. Вот ту точно звали Эсмеральда. А ту первую как звали, неизвестно. Ещё какая-то третья умерла... Офицер проговорил: — Значит, девушка по имени Эсмеральда танцевала на площади, когда другая сидела в убежище. Гм... мне тюремщик нечто рассказывал, он точно знает Эсмеральду в лицо. Послать за тюремщиком! Тюремщик выделился из толпы. — Ты узнаёшь в этой девушке особу по имени Эсмеральда? — спросил офицер. Мужчина взглянул на неё и возмущённо ответил: — Ддд... да нет, совсем не она! Та была немного выше и шире в плечах, — мужчина мельком посмотрел на лицо Гренгуара. Потом в сторону, потом опять бросил взгляд на поэта. Замотал головой и заключил. — Уф, показалось! — И всё же, следует расследовать факт двоемужества, — ответственно вздохнул офицер. — Если здесь есть муж этой девушки, пусть выйдет сюда. Гренгуар не потащился на сцену, умно сделав вывод: «Мы никогда не были женаты». — Хватит тянуть время. Дай нам пожениться! — нетерпеливо сказал приговорённый. На подмост поднялся старый дотошный священник, недолюбливавший Клода Фролло. Он прицепился: — Остался один вопрос. Невеста должна быть крещённой! Мадемуазель крещённая? — Я крещённая, — ноздри Эсмеральды раздувались, она должна была быть крещёной в детстве. — Где доказательства? Она должна представить свою крестную мать. Иначе я отказываюсь их венчать. Зрители замычали от возмущения. Наконец-то поднял руку какой-то монах: — Я их обвенчаю. &&&& Спустя некоторое время влюблённые лежали в комнате, которую снимали на верхнем этаже трактира «Осёл и голубка». Оба разгорячённых тела получили такое удовольствие, которого даже не могли вообразить в самых смелых фантазиях. Они уснули одновременно. И тут мать Эсмеральды поднялась в комнату и застала их спящими. Обошлось не без участия Феба — именно он разузнал ситуацию и привёл сюда мать отвершей его возлюбленной. 🥀🥀🥀🥀🥀 В это время в трактире Квазимодо злорадствовал над Фролло и цыганкой. «Так ему и надо, сильно хорошо устроился», — думал Квазимодо, жаль только, не слышал всех криков перепалки Гудулы с Клодом. В кабаке шумно, трудно подслушивать из-за какофонии звуков» Горбун хмыкнул в досаде — похоже, они пришли к консенсусу. Крики наверху стихли. Амбруазина поехала восвояси. Квазимодо бил на жалость девке-кабатчице: — Никому не нужны хорошие парни. Когда она жила в Соборе, приказывала мне пойти привести к ней мужика. Я был больной, зубы болели, суставы болели, а пошёл, так хотел ей угодить. Я его не нашёл, сознаюсь, виноват. Она меня обругала, швырялась в мою голову горшками, била меня! — Ах, стерва! — Не говори о ней так. Её право. Человек с такой внешностью не может расчитывать на другое отношение... Я спас её от виселицы, но она, как ни пыталась, не могла испытывать ко мне благодарность — я слишком уродлив. И её нельзя за это обвинять. Я понимаю её. — Понимаешь? — переспросила трактирщица, полная сочувственного возмущения, она попалась на манипуляции Квазимодо. — Той же ночью слышу крики: «Спасите, помогите»! Я пришел на помощь, выволок злодея. Спас её. Что сделала она? Дала мне по морде. Я испортил им ролевые игры. Откуда я мог знать, что у них ролевые игры и никого спасать не надо?! Табличку бы что ли повесили. Но даже это не помешало мне приносить по утрам ей еду и питьё. — Золотце! Она уродка. Это она тебя недостойна. Ты неуверен в себе, ты знал от людей только злобу. Ты должен понять, что нормален... Горбун выпил пару кружек пива и забыл, что разыгрывал из себя нытика. — Ты тупа, тебе не знать: горбун всегда страдает. Вижу, ты сойдёшь. Ты страшная и жирная корова. Именно поэтому я стал знакомиться с тобой. На помойку красивых, да здравствуют страшные! Страшные ничего не требуют, ни ухаживаний, ни подарков, на всё готовы сразу. Готовы любить и ничего не требовать взамен. Обслужи пивом бесплатно. — Можешь пожить немного у меня в деревне. Я вдова. У меня восемь детей и психически-больной отец. Мне надо копать яму, чтобы вырыть колодец. Не знаю, как это делать. Ты силён, мне больше не надо. Квазимодо вспылил: — Ах, развратница! Меня!.. запрягать... Решила меня использовать, думала нашла оленя? Мне чужие ублюдки не нужны. Ищи среди пьяных идиотов бабобара, свинобаба! Оскорблённая трактирщица надела ему на голову ведро с капустными обрубками и пошла с подносом облуживать других гуляк. Горбун повернулся к типу с красным носом за соседним столиком: — Я её не обвиняю. Ей было очень тоскливо и грустно в убежище. В нём горячая кровь, в нём свирепая страсть. Следовал заветам: пытался заставить венчаться путём манипуляций, угроз и давления. Хорошо хоть не применил чёрную магию. Прибыла булла папы к месту, в угоду этому чёрту. Миром правит дьявол. В кабак спустился Клод. Он подошёл к столику горбуна и протянул ему руку: — Ты спас её от сумасшедшей женщины. Я ошибался, ты можешь быть неплохим парнем. — Не думай, что так просто избавишься от меня. Я останусь звонарём и буду пристально следить за вашей жизнью. Одно её слово, что ты ей надоел, и я тебя убью. — Я надеюсь, мы примиримся. Я готов простить тебе нападение на меня на кладбище. Ты пребывал в ужасных заблуждениях обо мне. Я верю, тебе встретится девушка, которая разглядит под внешностью урода хорошие качества. Я остаюсь учёным, но без церковного звания, и экспертом колдовства, который заседает в духовном суде. — В судах над колдунами? — Должен же кто-то быть на стороне несчастных. Квазимодо осторожно решился и пожал ему руку. В тот же миг ударил ногой Клода в колено, свалив того с ног. Горбун схватил табурет и сломал его об голову бывшего священника. Клод не стерпел — дал горбуну в морду. — Тихо, тихо! — разбороняла их трактирщица. — Успокойтесь. Немедленно успокойтесь! Клод и Квазимодо сидели рядом. По её приказу они поцеловали друг друга. И оба плюнули в разные стороны.