Подлец Нотр-Дама

Утро в тюрьме было чудесно-оживленным. У тюремщика было отличное настроение — ему повысили жалование. Тем временем охранник интересовался: — Какое будет последнее желание? Вина? Что пожелает приговорённый в последний раз перед казнью? — Уже пора идти? Отлично, — решительно поднялся с пола Клод. — Ещё нет. Ещё утро. Повешение будет в четвёртом часу дня. День обещает быть солнечным. Узник был разочарован: — Так трудно было устроить казнь с утра? Долго ждать. — Не уходите. Оставайтесь до обеда! Как же я люблю вешание. Гы-гы. Пора нарезать петли! — хохотал тюремщик над собственной шуткой. — Дайте мне нарезаться! — вставил один из арестованных бродяг, которые шли грабить Собор Богоматери. — А ещё лучше, если повесят вечером, часиков в восемь. После смерти будет салют, детям купим пирожные, — смаковал удовольствие охранник. Священник без интереса спросил: — Сколько стоит последнее желание? — Всё оплачено городом. Бродяги разгромлены, королевские стрелки сделали облаву на Двор Чудес. Их главарь давно мёртв. Капитан Мае Феди раскрыл преступление. Среди вещей главаря были найдены краденые драгоценности, в краже коих обвинялся ваш брат. Жеан Мельник оправдан. Так как обладатель ценностей — королевский прокурор был казнён за измену королю, его золото пойдёт на нужды короны. Поэтому ваше удовольствие за счёт заведения. — Жеан... хоть кто-то в этой истории будет счастлив, — пробормотал приговорённый. — Так какое будет последнее желание? До четырёх часов ещё много времени. После молчания Фролло ответил: — Принесите вина и Библию! Охранники захохотали. — Вот архидьяк! Нет чтобы вина и шлюх. «Моим последним желанием было бы убить урода», — зло подумал Клод. Он осушил стакан и приложил книгу ко лбу, открыв её на первой попавшейся странице, понадеявлись, что книга сможет облегчить чувство вины за смерть возлюбленной. Приближающегося часа казни он не страшился. Он не мог примириться с тем, что Эсмеральда мертва. Он успел бы её спасти, если бы горбатый подлец не стал на пути! Архидьякон резко поднялся и книга упала ему на руки. Клод жадно вцепился глазами в слова на той первой попавшейся странице. Глаза метали яростью. — Что ты там такое прочитал? Читай вслух! Книга открылась всего лишь на странице, где Христос исцелил слепого. Клод зачитал этот отрывок. Его тюремщики не понимали, что вызвало в нём такую ярость. — Иисус исцелил целую кучу хромых, слепых, больных и одержимых. «Слепых и хромых», — сказано в евангелии, — яростно возмущался Клод. — Где? Где здесь написано, чтобы Иисус выпрямлял горбатых? Это нигде не упоминается, даже Иисус испытывал отвращение к горбатым! — О, Аллах, что с ним? — волновался сарацин в соседней камере: — Ему открылась истина. Эй, архидьяк, как по латыни истина в вине? Если истина в вине, дайте истину и мне. — In vino veritas, — ответил Клод. — Когда человеком владеет одна мысль, он найдёт её во всём, — философски заметил сарацин. &&& В два часа того же дня Эсмеральда села в экипаж, в котором её ждал офицер. Они тронулись в путь. Девушка не хотела смотреть на Феба. — Наверно, ты счастлива, моя прелесть, покинуть женскую тюрьму. Теперь всё будет по другому! — говорил он, Феб не видел её тоски. — Да. Теперь всё будет по другому, — вздохнула девушка. — Прелесть моя, мы должны поехать к портному. Он сошьёт тебе отличный наряд. Если ты будешь со мной, ты должна избавиться от этого ужасного монастырского наряда. Ну это это такое? Развлекаться везу. Улыбайся! Эсмеральда была одета не в монастырское платье, а была одета красиво. Феб этого не заметил. Дни назад её мать перебирала ткани, которые ей принесла торговка. Она выбрала и сшила для дочери серо-голубое платье. Девушка примерила и сразу оголила плечи. — Нет это делать не надо, — укорила мать. Девушка не слушалась. Женщина добавила: — Не делай, пока ты тут, в монастыре. Потом делай что хочешь. Девушка взглянула на себя в зеркало. Её вымытые тёмные, слегка вьющиеся волосы блестели на солнце и спадали на плечи. Она расчесала их на косой пробор, мать с обеих сторон подвязала ей по одной пряди жёлтыми нитками. — Красиво, но не хватает украшений, — заключила мать. — Здесь должны быть серьги, а тут пустая шея. Надеюсь, ты прикажешь Фебу свозить тебя к ювелиру. — Мне ничего не нужно. — Он обязан на тебя потратиться. Я не приказываю выходить за него. Используй его, ты должна развлечься, пока он думает, что станет моим зятем и будет пользоваться моим наследством. Учись обхождению с мужчинами. «А ведь я красива, — подумала Эсмеральда, — Только жизнь уже кончена...» Она решительно была настроена сделать то, что задумала. Они подъезжали к центру Парижа. Феб болтал без умолку. — Прелесть моя... — о чём-то начал снова офицер. — Не называй меня «моя прелесть». — Почему ты так не хочешь, моя прелесть? — Я люблю другого. Тебе известно. — Ах да! Это. Моя прелесть, я думал мы всё обсудили. Тебе его не за что любить. Ты должна его ненавидеть. — Как я могу ненавидеть человека, которого уже нет в живых, и который так меня любил? Он отыскал мою мать. Я так благодарна ему. Он не солгал и она действительно оказалась со мной рядом. За одно это я обязана была бы любить его всю жизнь, но он мёртв. — В твоей головушке провалы памяти или ты включила дуру? Эсмеральда, вчера ты трезво понимала, что никого он тебе не нашёл. Он тебя обманул. Случившееся было лишь совпадением. — Плевать! Моя мать была рядом со мной. Подробности меня не интересуют. Неожиданно девушка открыла дверцу и вышла на улицу, поспешно убралась прочь и исчезла в толпе. Офицер не понимал, почему она сбежала ни с того, ни с сего, без малейших причин. И злился на неё за эту выходку, за неё она будет долго перед ним извиняться. Эсмеральда цокала по камням мостовой своими каблуками. Мимо неё бродило множество людей. Светило солнце. Ветер приятно дул в лицо и на обнажённые плечи. Впервые за долгие месяцы она могла так свободно передвигаться по городу. Она не шла, она парила над землёй, но при этом пребывала в решительных и мрачных думах. Она была бы счастливой, если бы не смерть того, кого полюбила. «Он умер, даже не догадываясь, что я к нему чувствовала. Я не догадывалась, что человек для меня значил, пока его не потеряла. Теперь поздно. Он казнён, ничего не вернуть. Ничего не исправить. Но его останки должны принадлежать мне. Он должен быть похоронен как следует, надо совершить это тёмное дело. Клод заслуживает этого. Надо найти Квазимодо. Где же искать горбуна? Боже! В каких же местах?» — Зелень! Свежая зелень! — орал торговец, красивая девушка прошла мимо, ничего не слыша. Она подходила к Соборной площади. Тревожно и опасливо было приближаться к месту, вызывавшему неприятную ностальгию. Надо набраться наглости – её же оправдали, надо смотреть всем бедам в лицо. Так что нужно спрашивать всех: «Где найти Квазимодо». Ей не стыдно спрашивать, что она интересуется этим чудовищем – он её друг, а её цель чиста и праведна! &&&& Квазимодо пил пиво в трактире «Осёл и голубка». Неожиданно он увидел проникшую в заведение лёгкими шагами цыганку. Взгляд её смотрел вдаль. Горбун перекрестился, посмотрел на свой стакан и обомлел от ужаса. Девушка узнала его и направилась к нему. — Я прощаю тебя, Квазимодо, — холодно молвила она. — За что? — За козу. Я знаю, ты убил Джали. Но ты должен заслужить моё прощение. Мой Клод должен быть похоронен на освящённой земле. Мы вместе его похороним. Ты должен будешь для меня похитить его труп с виселицы. Как видишь, я не привидение, я более чем жива. Решено, мы пойдём этой ночью? Это рискованно. Однако, только так ты заслужишь моё прощение, дружок. — Но как? — недоумевал горбун. — Придумаем план. Ты придумаешь. И если будет надо, убьёшь кого-то ради меня. Я безумна. И безумна от любви. Человек, которого я полюбила, мёртв. — Тебя же похоронили. — Пива мне!!! — сказала она официанту. — Меня видишь не только ты. Девушка не слышала пьяного крика с соседнего столика: «Эй, красотка, какого чёрта ты сидишь с уродом, живо пересела ко мне, это приказ». Лже-Квазимодо осознал, что не бредит. — Я просто уснула, а меня похоронили заживо. Клод дал мне отвар, который вызывает бледность и сонный паралич, но это не смерть. Это было для того, чтобы вынести меня из убежища. «Значит то, что он говорил, правда», — изумлённо подумал Лже-Квазимодо, но, справишись со своим волнением, вслух пробубнил: — Он не имел права давать тебе яд. Он подлец, ещё сильнее в этом убеждаюсь! Я правильно делал, что собирался его убить. Было шумно, Эсмеральда почти кричала, чтобы быть понятой: — Что? Зачем убить? Мы это задумали, чтобы жить! Он должен был меня раскопать, но угодил в беду. К счастью, меня спасла моя мать — да, я нашла мать. Она услышала мои крики из-под земли. Это чудо, что я жива! Квазимодо не желал признавать свою неправоту. — Значит, он хотел тебя убить, но перепутал яд со снотворным! Он заслуживает всего самого плохого. — Не говори так! Это не его вина, он мёртв. — Я верил, что ему будут вспарывать живот и доставать кишки, вместо этого его ждёт обычное повешение! Это слишком мягко для такого святотатца. Я мог бы его убить как надо, когда поймал на кладбище. Я почти вспорол ему живот над твоей могилой, как и обещал. Эсмеральда ловила каждое слово, сдержалась от того, чтобы снова не заплакать: — Значит он был на кладбище и хотел найти меня. Ты ему помешал? — Он получит за всё! — Получит? — спросила Эсмеральда, считая, что Клод давно мёртв. — Как это получит? В заведении было невозможно разговаривать из-за ора со всех стороню — Пойдём в комнату наверху, там не так шумно, — предложил Квазимодо. Она согласилась. Когда они остались наедине она опять спросила: — Я ничего не понимаю. Мне сказали, что больше недели назад был повешен монах-привидение. — Правильно, был повешен Оливье ле Ден, брадобрей короля. Его кличка привидение-монах. На его счету сотни убийств. — Но как? — Попытку убить Феба приплюсовали к числу убийств цирюльника. Одно преступление к тьме преступлений ничего не добавило. — За что же тогда казнили Клода? — За государственную измену. — Ах! — Казнят сегодня в четвёртом часу. Эсмеральда обомлела, лишилась дара речи. Горбун продолжал. — Да, я согласен. Украду труп твоего любовника. Это будет мой тебе свадебный подарок. Дальше, детка, чтобы никаких больше солдафонов и поэтов. Мы будем с тобой. Только ты и я. Только я буду требовать предельной верности. — Я? С тобой? — оторопела цыганка. — Ну да. Давай официально замутим? Будем играть в карты, вместе пить и шляться по кабакам. Играть на деньги в покер и блек-джек. Никто не догадается, что мы одна команда. После игр будем делить деньги. Потом можно и ролевые игры. Я богатый и маниакальный красавец, ты несчастная жертва, которая притворяется, что меня не хочет. Ты сопротивляешься, потом под напором сдаёшься. Я знаю, вы, девки, такое любите. Эсмеральда вытаращилась на него, не находя нужных слов: «Ты... т...т тддд... а?» Она не смогла проговорить ничего внятного. Парень самодовольно смотрел на неё. В девушку словно вселились бесы, она заразительно засмеялась. Не помня сама себя, она монотонно весело запела: Проклятый горбун, чего тебе надо? С тобой не хочу я стоять даже рядом! Оставь ты меня, горемыку, в покое И хватит следить отовсюду за мною! Горбатый Иоганн на внешность был поган, И в обращеньи с женщинами просто хулиган: Бодался как баран и хрюкал как кабан, Его б, такого, — в клетку и на балаган! Горбун хмыкнул: — Откуда ты эту песню знаешь? Ты не можешь знать. — Слышала, как ты на колокольне поёшь. Эту и другие. Мне достаточно один раз услышать текст песни, чтобы запомнить. Сам сочинил? Про себя сочинил? — Нет, — ответил лже-Квазимодо. На удивление, насмешки цыганки его не обижали от насмешек других, в том числе Николетты. Эсмеральда продолжала: Был зимний вечерок. Горбатый весь продрог, Пока вдову в сарае, наконец, не подстерёг. Он сбил соседку с ног, на сено поволок, С коварным смехом в самый темный уголок. И ничего вдова поделать не могла, Шепнула Иоганну, что разденется сама. «Твоя, горбун, взяла», — слукавила она, Рукой нащупав в сене ручку топора. Лже-Квазимодо возразил: — Я понимаю, ты меня ненавидишь. Да пойми... Клод. Это от его вокала иконы трясутся в страхе. Опасность оглохнуть не от колоколов, а от вокала Клода Фролло! Девушка продолжала: В истерике горбун ревел, как граммофон, Вертелся как волчок, как мячик прыгал он. С разгону вышиб дверь своим могучим лбом, Бежал из дома прочь с отрубленным горбом. — У меня не горб, а комары покусали, — ответил парень. Горбун спустился обратно в кабак и принялся жаловаться толстой трактирщице, которая его во всём поддерживала: — Никто не ценит хорошего отношения. Редкостная коза! Между прочим, это не горб. Это комар укусил. Мне медик сказал, что он рассосётся. Начал рассасываться со смертью ведьмы Николетты. — Какой ещё комар? — удивилась трактирщица. — Крымский комар. Они жирные, крупнее тигров. Их с вражеских лабораторий пиндосов сбросили на поля.