A Mockingbird In The Crows Nest

На следующий день после визита Голубой Феи Томми просыпается с ощущением, что в груди у него пустота. Все его тело болит, а крылья скрипят, когда он пытается расправить их и сесть. Прайм, ему не следовало спать на полу. Сейчас у него особенно болит шея. Как и щека, которая лежала на ковре. Но чем чаще он просыпается и чем больше вспоминает о вчерашнем дне... Тем меньше энергии он находит, чтобы заботиться о своих болях. Томми яростно моргает, глядя в потолок, чтобы сдержать слезы, делает медленные, ровные вдохи. Ему нужно взять себя в руки. У него не так много времени для себя. У него едва ли было время побыть одному, когда он был здесь добровольно. Он не может представить, сколько времени у него есть в одиночестве, когда он здесь в качестве заключенного. Прайм... Даже мысль об этом заставляет все его перья вставать дыбом от тревожной энергии. Он ненавидит ощущение того, что он заперт в этой комнате без выхода. И его дверь заперта, так что он не может прокрасться по базе, размять ноги или что-то еще. Он просто застрял в этой комнате, пока кто-нибудь не придет за ним. Он действительно надеется, что она быстро что-нибудь найдет. Он не хочет, чтобы герои вытаскивали его отсюда - потому что тогда у них был бы шанс наорать на него. Чтобы выплеснуть свой гнев и предательство, прежде чем бросить его гнить в Пандоре. Но опять же... Не похоже, что здесь будет лучше. Ему повезло, что он в своей старой комнате, а не внизу, в камере, привязанный к стулу. Ему повезло, что все, что у него болит, это общая боль от сна на полу, а не от избиения злодеями, которые, похоже, не заботятся о нем так сильно, как раньше. Как будто мысли о них вызвали это к жизни; в коридоре раздаются шаги и щелкает замок на двери. Это единственное предупреждение, которое получает Томми, прежде чем дверь распахивается и входит Раптор. — Проснись и пой, Кардинал! — Говорит Раптор, слишком бодро, учитывая ситуацию. — Я принёс тебе... — Он останавливается в дверях, затем быстро оглядывается, пока не замечает Томми на полу. Он хмурится в замешательстве. — Что ты делаешь на полу? — Осмотр достопримечательностей. — Он фыркает. сухо Раптор закатывает глаза и ногой закрывает за собой дверь. — Ну, тогда пошли. Свободной рукой он жестом показывает Томми встать. — Вставай. Я принес завтрак. Пыхтя, Томми удается поджать под себя ноги и выпрямиться. Его ноги покалывает от статического электричества, но он не позволяет себе сбиться ни на шаг, пересекает комнату, подходит к кровати и садится на край. Раптор сидит рядом с ним, и он пытается незаметно отодвинуться, чтобы они были не так близко. Раптор, должно быть, ничего не заметил, потому что он ничего не говорит об этом. Он просто ставит тарелку с черничными кексами на одеяло между ними, затем берет один из них. Томми на это не пойдет. Не поймите его неправильно - он вроде как хочет есть. Он чертовски голоден после всех тех рыданий, которые устроил прошлой ночью. Но вдобавок ко всему - он не может точно вспомнить, когда ел в последний раз... Препараты для подавления энергии в его организме делают время немного забавным. Кроме того, как, черт возьми, он должен снять обертку от кекса, когда на нем все еще наручники? Раптору, похоже, все равно, но он и не удивлен. Он просто съедает половину своего маффина, совершенно не беспокоясь, пока, кажется, наконец не замечает, что Томми не сдвинулся с места, чтобы поесть. Только тогда он разворачивает маффин и кладет его в - все еще связанные - руки Томми. Томми закатывает глаза. — Ну и дела, спасибо. — Он бормочет, поднимая руки, чтобы откусить от маффина. Он немного пресноватый. Он жалеет, что у него нет блинчиков. Или даже буррито на завтрак из Башни. Они всегда попадают в точку после напряженной ночи. ...Но здесь у него этого нет. — Тебе не кажется, что тебе следует быть немного более благодарным? — Раптор рычит, прищурившись, глядя на Томми. — Ах, да. — Он усмехается. — Это не похоже на то, что ты накачал меня подавителями энергии, связал и запер в спальне моего детства или что-то в этом роде. Так что я должен быть супер благодарен за черничный маффин. — Он свирепо смотрит на него. — Ты должен быть благодарен, что тебя вообще кормят, не говоря уже обо мне. — Он сплевывает, и Томми невольно морщится от его тона. — Как ты думаешь, другие хотели что-нибудь дать тебе сегодня утром? — Нет. Они хотели, чтобы я ворвался сюда и избил тебя за информацию. Но я настоял, чтобы мы накормили тебя нормальным завтраком. По какой-то причине, и он искренне не мог сказать вам почему, Томми надеялся, что они будут заботиться о нем немного. Конечно, он не ожидал многого, но они его семья. Или, по крайней мере, он так думал. Они вырастили его. Конечно, это означало, что они должны были заботиться о нем хотя бы немного... Но, очевидно, они даже не хотели, чтобы он ел, пока не получат то, что хотели. Осознание того, что Раптор, похоже, единственный, кто все еще заботится о нем, по какой-то причине пугает его. И с толчком, Томми понимает, что злодей, сидящий рядом с ним, единственное, что удерживает его от тюрьмы. Человек, которого он пытался задушить и убить на улице меньше месяца назад, несет ответственность за то, что эти боли от сна остаются как боли от сна. И не от того, что его бьют до тех пор, пока он больше ничего не может чувствовать. Тот же человек, которого он пытался убить меньше месяца назад, теперь был единственным во всем городе, кто все еще заботился о нем настолько, чтобы убедиться, что он не пострадал. ... Он такой облажавшийся. —Эм... Спасибо. — Он бормочет, опуская взгляд. — Не за что. — Раптор фыркает, раздраженно, но умиротворенно. И Томми быстро запихивает в рот кусочек маффина, чтобы не заговорить. Между ними повисает тишина, и Томми приходится изо всех сил стараться сохранять свои движения естественными и расслабленными. Но это сложнее, чем он помнит. Его руки все еще дрожат, когда он подносит кекс ко рту, и рука дергается слишком быстро и недостаточно быстро, в то время как сердце колотится в голове. Но он не понимает, почему сейчас это сложнее. Он прекрасно справлялся с этим до того, как взялся за миссию. И он даже мог прекрасно справляться с этим первые несколько недель в башне. Так почему же это вдруг стало так сложно? Почему ему так трудно притворяться, что все в порядке, сейчас? Краем глаза он видит, как Раптор раздраженно постукивает пальцами по колену рядом с ним, и запихивает в рот еще кусочек. У него есть представление о том, почему злодей злится на него - и он имеет на это полное право. Но Томми не хочет смотреть правде в глаза. Он просто хочет сидеть на кровати и игнорировать последствия своих действий. Он бредово надеется, что, может быть, если он просто будет молчать, то сдастся и уйдет. Тогда, может быть, у него будет минутка покоя. Тогда он смог бы дышать. — Итак, — начинает злодей, и Томми чуть не давится булочкой. — Ты готов назвать мне их личности? Томми запихивает в рот еще один кусочек маффина, пока его мозг работает по спирали. Он не знает, что делать. Он не может - не хочет - назвать злодеям их личности. Но в то же время он не может точно сказать ему нет. Особенно теперь, когда он понял, что единственная причина, по которой он находится в комнате, это Раптор. Если он откажется, это плохо кончится ни для кого, особенно для него. Но он тоже не может просто молчать. В детстве он пытался вести себя тихо, и, похоже, это только разозлило мужчину еще больше. Если он будет молчать слишком долго, Раптор может потерять терпение. Он может решить, что Томми не стоит таких усилий, и передать его остальным членам Лиги, чтобы они разобрались с ним. Но что еще ему остается делать? Откровенно солгать ему? Это ни за что не сработает - это слишком очевидно. — Ну? — нетерпеливо говорит Раптор. ...Правильно? — Ну? — Повторяет Томми, запихивая в рот последний кусочек маффина. — Даже не начинай. — Он шипит, и Томми вздрагивает. — Ты расскажешь мне, что знаешь, или Шейд может прийти сюда и забрать это. Мгновенно его перья в панике распушаются - и он не думает. — Фредди... Фредди! — выпаливает он и тут же закрывает рот руками. Глаза Раптора широко распахиваются, и он наклоняется вперед, при этом чуть не опрокидывая тарелку с кексами с кровати. Он практически отрывает руки Томми ото рта. — Нет, нет, нет, продолжай. Кто такой Фредди? — Это... Э-Эребус. — Он заикается, избегая зрительного контакта. — Он был первым, кто назвал мне свою личность... Томми видит, как его перья слегка распушаются от волнения, и он нерешительно поднимает взгляд. Он немедленно сожалеет об этом, когда видит ужасный блеск гордости, мерцающий в его глазах. Но мгновение спустя булочка прокисает у него в желудке, когда гордость перерастает в жадность. Он ненавидит это. Чувствует себя отвратительно, отдавая ему что угодно, даже если это подделка. Но он не может просто сказать ему "нет"; и он чертовски уверен, что не откроет ему их настоящие личности. Так что же еще ему остается делать? Итак, когда Раптор наклоняется вперед и требует от него дополнительной информации, Томми делает все возможное, чтобы устроить шоу. — Эм... П-Пелей - Дэйв. — Он несет чушь, его мозг работает со скоростью миллион миль в секунду, придумывая имена, которые распространены - но не настолько, чтобы звучать фальшиво. — И Х-Харон... Брайан, я-я думаю? — Он пытается. — Ты думаешь? — спросил Раптор, прищурив глаза. — Эм... — Он запинается. — Это... Он никогда не говорил мне об этом напрямую. Я просто однажды подслушал.. Раптор пристально смотрит на него, и Томми молится про себя, чтобы Прайм поверил ему. Что он доверяет его словам и принимает их за чистую монету, хотя не должен. Волна дежавю захлестывает его при знакомом желании, и ему приходится подавить содрогание, сопровождающее острый укол вины. На самом деле он не хочет лгать этому человеку. Он бы предпочел промолчать. Но он не может. Так что самое лучшее - солгать. И после долгого, затянувшегося молчания Раптор наконец вздыхает и встает с кровати. Он берет тарелку с кексами и оставляет один на одеяле, прежде чем направиться к двери. Томми выдыхает, даже не осознавая, что задерживает дыхание; и наблюдает, как мужчина открывает дверь, но останавливается на пороге. Раптор поворачивается и встречается с ним взглядом - и Томми приходится бороться, чтобы не съежиться под интенсивным, суровым взглядом. — Если я узнаю, что ты лжешь об этом, — начинает он с легкой дрожью в голосе. — За это придется адски поплатиться. Ты меня понимаешь? Он сглатывает и кивает. — Д-да, сэр... Раптор удовлетворенно мурлычет и, наконец, выходит из спальни. Мгновение спустя замок щелкает, закрываясь, и Томми испускает вздох, о задержке которого даже не подозревал. Его крылья опускаются, измученные тем, что Раптор был так туго скручен за те 10 коротких минут, что он находился в комнате. Он ненавидит это. Он хочет домой. Даже если это всего на одну ночь. Даже если это означает, что его разбудят посреди ночи и арестуют. Даже если это означает, что его бросят в Пандору прежде, чем у него появится шанс извиниться перед ними. Ему было бы все равно. Это было бы лучше, чем сидеть в этой спальне, и никто, кроме его мыслей, не составлял ему компанию. С людьми, которые хотят, чтобы он страдал. ...За исключением одного. Раптор не хочет, чтобы Томми страдал. Во всяком случае, он показал Томми, что, несмотря на то, что он сделал, он все еще каким-то образом заботится о нем. Но, честно говоря, находиться здесь - это уже достаточная пытка. После того, как ты узнал, каково это - иметь дом только для того, чтобы его лишили и отправили туда, откуда ты пришел. От этого у него болит в груди, а маленькое пламя в голове жаждет любви, которой оно не заслуживает. После того, как люди заботились о нем и искренне называли его своим другом - своим братом - только для того, чтобы эти теплые чувства сменились обжигающей яростью. Перестать чувствовать, что ничто не может встать между ним и его братьями... Стать причиной, по которой они втроем расстались в первую очередь. Качая головой, Томми прерывисто дышит и опускается ниже на кровать. Независимо от того, насколько пребывание наедине со своими мыслями в этой комнате похоже на пытку, он знает, что настоящее дерьмо еще впереди. Когда - не если, когда - они узнают, что он солгал им, он, блядь, мертв. И, честно говоря, он, возможно, не так уж далек от истины. После того, что он сделал с Раптором пару недель назад, он не стал бы сбрасывать это со счетов. И он даже не обязательно винил бы их за это. Он действительно пытался убить Раптора. Жизнь за жизнь - это справедливо, верно? Кроме того, Шейд, казалось, никогда не любила его с самого начала. И Статик в целом нейтрально относился к его существованию, если только он не активно помогал их миссиям. Объединившись вдвоем, они, возможно, смогут убедить остальных сократить потери и убить его. И следующая мысль, поразившая его, повергает его в легкий шок. Потому что отсутствие необходимости иметь дело с реальностью прямо сейчас звучит... Привлекательно. — Я тебя не понимаю. — Раптор возмущенно фыркает, откусывая кусочек от своего завтрака. Он не навещал Томми после того, как получил фальшивые документы накануне, но, к счастью, Томми был погружен в бессознательное состояние из-за силовых подавителей. Он чувствует, что они немного перестарались. Но не похоже, что он в том положении, чтобы жаловаться. — Честно, ты проводишь ТРИ месяца с героями, и все, что у тебя есть, это пара имен? Раптор продолжает, кипя от злости. — Ты не можешь сообщить нам ничего другого? Никаких секретов, никаких фамилий ничего? Правда? Томми пожимает плечами, механически пережевывая бутерброд, который ему дали. На языке у него вкус пепла, но он все равно ест. Он не хочет тратить его впустую. Злодей, должно быть, не верит ему, потому что он издевается. — Я не могу тебе поверить. Что ты делал, если у тебя нет ничего, кроме пары чертовых имен? Бегал повсюду со своими так называемыми ‘друзьями'? Ему приходится прикусить язык, чтобы не обругать его. Как он смеет так говорить о них. Особенно после того, что Лига сделала с ними. Он не имеет права так говорить о них. Вместо того, чтобы изрыгать проклятия, как ему хотелось, Томми качает головой и проглатывает кусок сэндвича во рту. — Они действительно держали все в секрете. — Он лжет. Раптор делает паузу в своих разглагольствованиях, и он воспринимает это как сигнал к продолжению. — Я пытался, но мы все время носили маски. Они, гм... Нам даже пришлось использовать имена наших героев наедине. Так что у меня действительно не было возможности многому научиться. Это не полная ложь... Правды достаточно, чтобы звучать правдоподобно; при этом правда надежно скрыта. — А как же Коннор? — Спрашивает злодей, и Томми моргает, потому что... Кто, черт возьми, такой Коннор? — Тот парень, с которым ты была в парке много недель назад? Что с ним? Он немного бледнеет и пытается что-то придумать. Но он не помнит, что он сказал - Как он должен это исправить?? — Его... гм, уволили пару дней спустя. — Он пытается. — И мне не разрешали общаться ни с кем, кроме сотрудников. Раптор шипит. — Ублюдки. — Он сплевывает, и Томми быстро запихивает в рот еще один кусок сэндвича. Во время еды они погружаются в несколько напряженное молчание, и Томми изо всех сил старается не отрывать глаз от своей тарелки. Он забыл об этом. Его первая ложь Лиге о том, с кем он встречался в тот день. Черт, ему нужно держать рот на замке. Что произойдет, когда он забудет имена, которые дал им ранее? ...Он когда-нибудь помнит, кто к кому ходит? Он думает, что Дэйв, возможно, был тем, кого он отдал за Техно - но что, черт возьми, он отдал Уилбуру... — Ты сегодня необычно тих, Кардинал. — комментирует Раптор, его голос нежен, но в тоне слышится что-то почти обвиняющее. — Тебя что-то беспокоит? Он качает головой. — Просто... Мои крылья беспокоят меня. — Он лжет Раптор сочувственно хмыкает и нежно проводит рукой по своему крылу. Он внутренне содрогается, но рука быстро убирается, чтобы порыться в одном из ящиков прикроватной тумбочки. Томми с любопытством наблюдает, и его сердце падает, когда мужчина достает знакомую гладкую черную расческу. — Как насчет того, чтобы я помог тебе? Давненько мы не расчесывали их. Он хочет сказать 'нет'. Хочет убежать в другой конец комнаты и держать свои крылья далеко-далеко от себя. Хочет отчитать его за то, что он столько лет причинял ему боль, вместо того, чтобы научить его правильно чистить крылья. ...Но в нем нет силы бороться. Не сейчас. Поэтому он просто уклончиво пожимает плечами; и с привычной легкостью подавляет вздрагивания, когда Раптор перемещается за его спиной и начинает проводить расческой по его нежным перьям. На третий день 'Пребывания' Томми со злодеями, он не садится, как делал несколько дней назад. Черт возьми, он вообще не хотел просыпаться. Нет, если бы он не собирался каждый раз, открывая глаза, сталкиваться с одной и той же чертовой комнатой. Средства для подавления энергии отлично подходят для потери сознания. Каждые пару часов он приветствует небольшой укол наручников и ныряет в пустоту. Но, к сожалению; его тело недостаточно устало, чтобы продолжать спать. Что означает, что каждый раз, когда он приоткрывает веки, он каждый раз видит одну и ту же стену. И с каждым разом его желание открыть глаза все больше угасает. Такое чувство, что вся его энергия просто... ушла. Вышла из организма и вылилась в канализацию. Он не может двигаться. Он не может говорить. И он не хочет. Он просто хочет лечь на кровать и гнить, пока не потеряет сознание. Раптору ни капельки не нравится такое развитие событий. — Решил промолчать? Это действительно то, что ты хочешь сделать? — Спрашивает он с явным раздражением в голосе. Томми не реагирует. Он просто медленно и тяжело моргает, глядя на стену. — Ты ведешь себя по-детски, Кардинал. — Он шипит, подергивая крыльями, как будто пытается заставить его отреагировать. Он не реагирует, и Раптор хрипит. — Серьезно? Ты серьезно собираешься игнорировать единственного человека в этом городе, который все еще заботится о тебе? Новости? Он слабо издает смущенный звук и пытается повернуть голову, чтобы хмуро посмотреть на Раптора. Он не может толком разглядеть злодея со своего места лицом к стене, но он чувствует злобную ухмылку на его лице, когда тот снова начинает говорить. — О, это верно. Ты не мог знать, не так ли? — Кровать прогибается, и чья-то рука расчесывает его онемевшие перья. — Герои ищут тебя. Эти 6 слов зажигают в его груди что-то вроде искры надежды. Надежду на то, что он сможет выбраться, даже если Пандора была не намного лучше этой. Но, по крайней мере, ему больше не придется иметь дело с Раптором. — Дай нам знать, если у тебя есть какая-либо информация, чтобы их можно было шантажировать. — Цитирует Раптор, и искра надежды не просто умирает. Это оставляет ожог на его ребрах и разрушает его сердце. Раптор только смеется. — Честно говоря, это было почти как в кино. Но опять же, чего можно ожидать от героев? Подбородок Томми подрагивает от желания заплакать, и он мутно моргает, глядя в стену, но слезы не текут по его лицу. Он не думает, что у него больше нет сил плакать. Он просто хочет, чтобы это прекратилось. Он хочет спать и не просыпаться. Раптор издает раздраженный звук из-за отсутствия реакции Томми и встает, быстро взмахнув перьями. — Если ты собираешься так себя вести, то, может быть, кто-нибудь другой принесет тебе завтрак завтра. И на этом, раздается звук тарелки, выбрасываемой в мусорное ведро в углу его комнаты. Затем сердитые шаги удаляются из комнаты, и дверь с грохотом захлопывается. У него едва хватает энергии чувствовать что-либо, кроме мрачного принятия и какой-то оцепенелой печали. На его запястьях снова ощущается укол, и сиропообразная тяжесть от силовых супрессантов снова течет по его венам. Он со вздохом закрывает глаза, ожидая, когда знакомая тяжесть потери сознания скует его конечности. Но проходит минута, а он все еще едва ощущает ее воздействие. Они все еще там, не поймите его неправильно. Но это ощущается... Как-то слабее. Может быть, он вырабатывает терпимость к этому? Это не удивило бы его, поскольку он фактически находился под воздействием наркотиков как минимум три дня. Но все же... Он немного расстроен тем, что ему требуется больше времени, чем обычно, чтобы упасть в пустоту. Раптор выполнил свою угрозу. Томми был бесцеремонно разбужен рукой, дергавшей его за перья. И это было единственное предупреждение, которое он получил, прежде чем его вытащили Шейда и кто-то, кого она, должно быть, наняла себе в помощь. И к тому времени, когда они закончили, Томми уже ничего не чувствовал. Опять же, он ничего не смог почувствовать после первых двух ударов, но это немного беспокоит. Все его тело словно пронизано статическим электричеством, а перья покалывают, как живые провода. Но что ему оставалось делать? Он повернулся спиной к своей семье. Единственный человек, который заботился о нем, который любил его, и Томми не только игнорировал его весь вчерашний день, но и пытался убить его две недели назад. Итак, он считает, что пара царапин и ушибов более чем справедливы, если это означает, что однажды его простят. Он смотрит пустым невидящим взглядом в стену с того места, где его оставили на полу. Он хочет, чтобы наручники снова укололи его, чтобы он мог не осознавать этого пару часов, но укола не происходит. И Томми так увлечен попытками сдержать слезы, что не замечает эффекта разрывов и переливов позади себя. Раздается вздох ужаса, и внезапно на нем появляются руки, посылающие электрические разряды боли по его конечностям. — Томми? — Женский голос громко шепчет. — О боже, Клянусь Луной, что с тобой случилось? Он не отвечает. Он не думает, что у него хватит на это сил. Линчевательницу, похоже, не разубедило отсутствие реакции, потому что она поднимает его в сидячее положение, прислонив к кровати. Ее руки порхают вокруг него, осматривая синяки, царапины и отметины, покрывающие его руки и лицо. Ее рот кривится от того, что, по его мнению, выглядит как чувство вины, и ей каким-то образом удается поднять его и усадить на край кровати. — Ну вот - я держу тебя. С тобой все будет в порядке, хорошо? —Бормочет она, роясь в сумке на бедре. Томми тупо моргает, глядя на нее. Зачем она подняла его с пола? Разве она не знает, что он хотел остаться там? Разве она не знает, что он гораздо больше заслуживает грубого ковра, чем кровати? Но прежде чем он успевает соскользнуть обратно на пол и сказать линчевателю оставить его в покое, ему в руки кладут что-то слегка теплое. Он медленно опускает взгляд и, моргая, смотрит на маленький фиолетовый мешочек, лежащий у него на ладони. На нем вышит серебряный полумесяц в форме луны, и он вопросительно смотрит на нее. Голубая фея нежно улыбается ему. — Их сделал мой брат. Э-э, ну... технически это сделал его жених, но мой брат подарил мне. — Она усмехнулась. — Съешь немного. Это поможет тебе почувствовать себя лучше. Медленно Томми удается пошевелить связанными руками, пока не удается развязать шнурок. Он моргает, когда видит, что внутри. Это печенье. На самом деле похоже на сахарное печенье - с какой-то светло-фиолетовой желейной начинкой посередине. Он хмурится, глядя на него, затем снова смотрит на линчевателя. Но она роется в маленькой сумочке у себя на бедре, поэтому он снова смотрит на них. Поскольку было бы невежливо отказываться от печенья, Томми поворачивает пакет, пока он не оказывается у него на коленях, и выуживает печенье. Сладость угощения взрывается у него во рту, и он делает глубокий вдох, пережевывая. Глупое маленькое угощение каким-то образом помогает. Это успокаивает ожоги, которые ноют в его легких и сдавливают горло, когда он остается наедине со своими мыслями. Пока он доедает первое печенье, Голубая Фея начинает счищать несколько ожогов от ковра у него на руках. Она методично счищает их, прежде чем обматывать бинтами. На тех, которые слишком малы, чтобы их можно было полностью обернуть, она также протирает их, прежде чем наклеить пластырь. Затем она касается его щеки, когда он не обращает внимания, и он тихо хнычет, когда прохладная салфетка касается огрубевшей кожи на его щеке. Она тоже вздрагивает и отстраняется. — Прости, мне стоит остановиться? Томми пожимает плечами. — Если хочешь. — Он бормочет, его голос хриплый от неиспользования. Он откусывает второе печенье, когда она хмурится еще сильнее, но больше она ничего не комментирует, аккуратно стирая следы на его лице. Он позволяет ей работать, прерывая жевание только для того, чтобы она приложила пластырь к его шее, и наклоняет его голову, чтобы она могла добраться до глубокой раны на его челюсти. Призрачный гибрид осторожно прижимает пластырь к отметине, и Томми снова морщится. Но, к счастью, это не так больно. Что бы она ни сделала, чтобы смыть это, должно быть, помогло. — Что случилось? — Она замолкает, темные глаза пробегают по его лицу за маской в лунном стиле. Он слабо пожимает плечами и поднимает связанные запястья, чтобы снова вгрызться в печенье. — Наказание. — Я... — Она начинает, и Томми, оглядываясь, видит, что она хмурится. — Прости, я не понимаю? — Я был груб. — Он рассуждает, ковыряя край печенья. —Плюс... Пару недель назад я пытался убить Раптора. Мне как-то пришлось за это заплатить... — И ты не сопротивлялся? — Спрашивает она с ужасом в голосе. — Почему бы тебе не сразиться с ними? Он снова пожимает плечами. — Они моя семья. Обычно они не такие. — Говорит он, но это звучит пусто. — Если они сейчас так себя ведут, это значит, что я, должно быть, что-то сделал с... — Он умолкает. Теперь, когда он произносит это вслух... Он понимает, что это звучит неправильно. Конечно, он думал так раньше, и это было прекрасно. Но теперь это звучит... Неправильно. — Томми... — Нежная рука ложится поверх его руки, и он вздрагивает, когда ее рука в перчатке касается кожи, до крови натертой манжетами. Но он все равно поднимает голову, чтобы встретиться с ее полными боли глазами. — Тот, кто любит тебя, не сделал бы этого. Слова повисают в воздухе между ними на мгновение, когда в груди Томми начинает накапливаться ужас. Он не знает, что должен чувствовать по поводу этой информации. В одном предложении столько всего - как он собирается это распаковать? Особенно прямо сейчас? Но потом что-то сжимается вокруг того, что осталось от его сердца, и он снова опускает глаза на свои колени. — Я не... — Он начинает, затем останавливается. Но пытается снова. — Я не думаю, что знаю, что такое любовь. Признание звенит в тихом воздухе спальни, пока линчеватель, кажется, обдумывает свои слова. Когда он бросает на нее взгляд, он обнаруживает, что ее глаза полны слез, и совершенно убитый горем взгляд под маской. Она неуверенно прикусывает губу, как будто не знает, что сказать. Что - Томми не винит ее. Он не знает, чего ожидал от нее услышать. Даже он не знал бы, что сказать, если бы кто-то сказал ему, что они никогда не чувствовали любви. Но затем она нерешительно касается его избитых рук, и она направляет их, пока они не оказываются лицом к лицу. Она не смотрит ему в глаза, когда он пытается поймать ее взгляд, и вместо этого сосредотачивает свое внимание на ранах под наручниками. — Любовь - это... Прилагать усилия. — Она начинает, аккуратно стирая чистой салфеткой все, до чего может дотянуться. Легкая улыбка тронула ее губы. — Это когда кто-то разбивает твою любимую кружку и до поздней ночи пытается склеить ее обратно. Это когда кто-то вспоминает ту непонятную вещь, о которой ты упоминал несколько месяцев назад, которую ты хотел себе на день рождения, и получает это для тебя. — Она переходит к другому его запястью, и ее улыбка становится мягче. — Это когда кто-то обращает внимание на то, что тебе нравится, и поощряет тебя делать это. Когда тебя подбадривают и поддерживают, даже если не понимают. Она нежно сжимает его руку, делая паузу в своей миссии, чтобы промыть рану. — Любовь - это когда кто-то видит, когда ты расстроен, и всегда рядом, когда тебе это нужно. Это когда они понимают, что причинили тебе боль, и не только извиняются, но и пытаются это исправить. Это кто-то, кто замечает то, что делает тебя тобой, и дорожит каждой частичкой этого. Но самое главное, - Томми поднимает взгляд и видит, что она грустно улыбается ему. — Любовь - это то, что ты испытываешь к людям, рядом с которыми чувствуешь себя в наибольшей безопасности. Люди, о которых ты заботишься, и которые заботятся о тебе в ответ. ...Это прохладные руки, погружающиеся в его перья, чтобы почистить их, когда он не знал как. Это дразнящий голос, называющий его гремлином. Это смутное, едва запоминающееся ощущение песни, которую нежно поют над головой. Это теплая ладонь на его затылке и сильные руки, прижимающие его к груди, когда он плачет. Это утешительная стена защиты между ним и мигающими огнями незнакомцев. Это простой браслет с двойным шнуром и изумрудом, инкрустированным в подвеску в форме звезды. Это полуночные разговоры и ранние визиты в спортзал после кошмара. Это вычерчивание узоров на ладони, испачканной пустотой, чтобы помочь ему вернуться к реальности после блужданий во сне. ...Это горячий шоколад и молочный коктейль поздно ночью после того, как его первая попытка патрулирования провалилась. Это заверения, понимание и обещания никому не рассказывать о его крыльях. Это теплая серая книга, которую он протянул ему на следующий день. Он растянулся на крыше, когда солнце садится за горизонт. Темное крыло накрывает его плечи, защищая. — Есть ли в твоей жизни такие люди? Томми медленно поднимает голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Но когда он встречается с ее теплыми карими глазами, все, что он видит, - это все, что он потерял. С тихим воплем Томми бросается вперед и цепляется за нее, заключая в отчаянные объятия. Линчеватель кажется немного испуганным, но она быстро обнимает его и похлопывает по спине, пока он плачет. Они не разговаривают, пока Томми плачет; и он почти ожидает, что она в конце концов отстранится. Но она этого не делает. Она просто обнимает его и шепчет нежные слова ему на ухо, пока он оплакивает семью, которую потерял по собственной глупости. Он должен был рассказать им. Немного поздновато для подобного откровения; но он ничего не может с этим поделать. Он не знал, что они так сильно ему небезразличны, что он их любит. Он знал, что считает их своей семьей, но не понимал, что они должны идти рука об руку. ...Он должен все исправить. Он не знает, как он собирается объясняться с героями, но он должен попытаться. Потому что, несмотря ни на что..Томми все еще любит их. И конечно; они могли бы больше не любить его, если бы любили его изначально - но он должен стараться ради них. ... И он думает, что знает, с чего начать. Отстраняясь, линчевательница одаривает его нежной улыбкой. Но прежде чем она успевает заговорить, Томми собирает всю свою храбрость, которая есть в его груди, и открывает рот, прежде чем он успевает передумать. — Мне нужно, чтобы ты пошла к героям. Голубая фея испуганно моргает. — О, ты... мне показалось, ты сказал...? Он качает головой, прерывисто дыша. — Я бы предпочел быть на Пандоре, чем здесь. И я... — Он делает еще один глубокий вдох, чтобы сдержать подступающие слезы. — Просто... Пожалуйста. Пожалуйста, привиди их. Она медленно кивает, и облегчение, захлестывающее его, вдыхает в него достаточно жизни, чтобы он смог искренне улыбнуться ей. — Спасибо тебе... — Шепчет он. — Просто потерпи еще денек, хорошо? Я вернусь к ним, как только смогу. Томми кивает и секунду возится с наручниками. Он просовывает палец под металл, откусывая, морщится, пока ему не удается высвободить браслет, подаренный ему Техно. Он не знает, почему злодеи до сих пор не забрали это у него, но он прижимает это к груди и дорожит подарком, который дала ему вселенная.